Форум » Обсуждение книг "Три мушкетёра", "20 лет спустя", "Виконт де Бражелон" » Герцогиня де Шеврез, она же Мари Мишон. От Арамиса к Атосу и в никуда. » Ответить
Герцогиня де Шеврез, она же Мари Мишон. От Арамиса к Атосу и в никуда.
Черубина де Габрияк: Подумали, посовещались и решили, что у данной героини трилогии нет отдельной темы. А она ее заслуживает. Исправляем? Предлагаем обсудить эволюцию образа.
Nataly: Дорогие друзья. Еще один комментарий про: - Инцест; - Различные сексуальные практики; - Обычаи европейского конкубината. И тема будет закрыта вместе с участниками. Тыкать пальцем не буду, надеюсь все и так все поняли. Посты, нарушающие хрупкое душевное равновесие модераторов, скрываю к черту.
Констанс1: Эх, а я все пропустила 😥. Ибо, да простят меня суровые админы, в лице Натали, но... говорить о де Шеврез оставаясь в рамках приличий очень сложно, если не невозможно. К тому же мадам 2ы герцогиня о них 400 лет назад не особенно пеклась. Но раз НИЗЗЯ, значит НИЗЗЯ
Nataly: Констанс1 Констанс1 пишет: Эх, а я все пропустила 😥. Ибо, да простят меня суровые админы, в лице Натали, но... говорить о де Шеврез оставаясь в рамках приличий очень сложно, если не невозможно. К тому же мадам 2ы герцогиня о них 400 лет назад не особенно пеклась. Но раз НИЗЗЯ, значит НИЗЗЯ А с каким удовольствием бы это обсуждение пропустили админы, вы просто не представляете. Есть хорошее правило на этом форуме - не можешь сказать, оставаясь в рамках приличий - не надо говорить. К тому же разговор идет о героине Дюма, а не об исторической личности, так что про 400 лет говорить не приходится, мы в обсуждении мушкетерской трилогии, а не в разделе "История".
Констанс1: Nataly , но у Дюма 200 лет назад мадамде Шеврез тоже описана , как бы это помягче, не очень пекущейся о своей репутации дамой. Нет, прямо Мэтр ей определения не дает, но из того что есть в Трилогии весьма безбашенная особа вырисовывается.
Черубина де Габрияк: Констанс1 пишет: весьма безбашенная особа вырисовывается. Да нормальная особа вырисовывается. Что-то не заметила, чтоб кто-то их героев был шокирован, скорее наоборот. Шокированы в основном те, кто либо не может ей простить, что она Раулем не занималась - что в контексте трилогии было абсолютно невозможно, либо те, кто ревнует к ней Атоса. Лично меня Лавальер шокирует в разы больше. В том числе и тем, что строит из себя "святую невинность". Но речь не о ней. Констанс1 пишет: говорить о де Шеврез оставаясь в рамках приличий очень сложно, если не невозможно. Неприлично было как раз не в ее отношении, а в отношении Атоса и миледи.
Черубина де Габрияк: Nataly , Спасибо, что вмешались. Nataly пишет: А с каким удовольствием бы это обсуждение пропустили админы, вы просто не представляете. Я бы тоже была рада пропустить.
Констанс1: Черубина де Габрияк , а ты обратила внимание, что в " Двадцать лет спустя" де Шеврез и свои то фрондеры не доверяют от слова " совсем". Она совершенно не в курсе о готовящемся побеге де Бофора.Ее озадачивает ответ коадьютора на просьбу подозвать к ней графа де Ла Фер в салоне у Скаррона. А ведь там половина гостей в курсе готовящегося события. Да что там, ее мачеха де Монтбазон - в самом центре заговора, а де Шеврез ни сном ни духом. И когда заключали мирный договор между Партией Принцев и Двором о ней никто не вспомнил. Даже граф де Ла Фер не вспомнил, якобы " благодарный" ей за рождение сына по самое не могу.А вот Арамис побеспокоился и еще как о своей возлюбленной де Лонгвиль, которая только еще должна была родить от него ребенка. Короля в крестные выторговал, ни больше ни меньше. А Атос даже узаконить своего бастарда не попросил, хотя случАй был лучше некуда. Де Шеврез же вообще ничего не получила. Графу же и пришлось соблазнять ее возможностью " месяца в деревне" , чтобы она согласилась с договором. Тебе не кажется, что к этому времени герцогиня уже не пользовалась ни большим уважением , ни доверием среди Принцев и Аристократии. При видимых знаках этикетной вежливости ее уже тогда просто выкинули на обочину. Да и я считаю, что ее безразличие к Раулю- благословение Небес.
Стелла: Не зря Шеврез терпеть не могла Лонгвиль. Да и какая кокетка на склоне успеха простит молодую, красивую и популярную?
Lumineux: Констанс1 пишет: Да и я считаю, что ее безразличие к Раулю- благословение Небес. Действительно, без влияния мамы у мальчика жизнь сложилась лучше некуда
Констанс1: Lumineux , а с мамой, появившейся, когда мальчику 15, которая НЕ папина жена и со всем тем хвостом скандалов, который за ней тянулся Вы считаете было бы лучше?Рауль то у нас в свои 15 идеалист и романтик И если де Гиш, интуитивно почувствовав симпатию де Бражелона к герцогине тактично о ее репутации промолчал, то в армии не все офицеры были столь деликатны. Знай Рауль, что де Шеврез его маман, он бы через неск.дней после прибытия в армию имел бы на руках десяток дуэлей( это по самым скромным подсчетам) , при этом не имея возможности обьяснить почему его ТАК задевают сплетни о герцогине.
Черубина де Габрияк: Ну, поскольку другой темы о де Шеврез "у меня для вас нет" - смотрела ту, что в разделе "История", не пошел разговор там. Потому здесь: Констанс1 пишет: Ну с умом у Мари Эме , тогда еще де Люинь скудновато. Ум ее даже Ришелье признавал, но я сейчас не о том: Констанс1 пишет: Англия и Франция вечные соперники на политической доске Европы , а часто и открытые враги. Когда герцогиня отправилась в Англию в связи с женитьбой Карла I на Генриетте, речь шла о том, чтобы сделать на этой почве страны союзниками. Да, в итоге не вышло, но серьезные шаги в этом направлении предпринимались. Констанс1 пишет: шутку с исполнением кардиналом перед королевой сарабанды в костюме шута Дюиа о сарабанде, конечно, упоминает. Исходя из этого стоит, наверное, принять за канон. Но историки ставят под сомнение реальность этого эпизода. Констанс1 пишет: интриговать против собственной страны. Не согласна с такой постановкой вопроса. Интриговали в те времена одна партия против другой. А интересы Франции могли быть и в союзе с Англией и в союзе с Испанией. Победил Ришелье с его политикой. Но что было бы, если бы заговор против Ришелье удался, лучше бы для Франции было или хуже, мы можем гадать. Я в свое время читала историческую монографию, где утверждалось, что для России лучше было бы, если бы правила Софья, а не Петр I и очень убедительно. Констанс1 пишет: Шале она сделала своим любовником и подвела под плаху. Констанс1 , Откуда про любовника? По моим данным Шале любовником герцогини не был. Под плаху же его подвели Месье и Роже де Грамон граф де Лувиньи, друг Шале, которому последний доверился. Ну а на допросах Шале сдавал всех и вся. Из моих источников выходит, что Шале сделал все, чтоб потянуть герцогиню за собой, призывал арестовать ее, утверждая, что она много может рассказать. Она держалась достойно, хотя риск для ее головы был не просто высок. Историк Виктор Кузен в своей биографии герцогини де Шеврез базируется на мемуарах того же Ларошфуко, мадам де Мотвиль, де Реца, анализе писем и протоколах допросов.
Стелла: Черубина де Габрияк , то, что в настоящей истории де Шеврез есть много недоказанных моментов ее вины, я тоже сталкивалась. Остается решить, какая Шеврез нам нужна : интриганка Дюма или придворная дама времен королевы Анны?
Черубина де Габрияк: Стелла пишет: интриганка Дюма Мы уже обсуждали, что у Дюма ее очень мало. Но я не заметила негативного к ней отношения со стороны мэтра. Кроме того, я не писала, что она не занималась интригами. Тем более, что ими тогда занимались все, кто занимал хоть какое-то положение.
Стелла: Ну разве Дюма мог осудить молодую красавицу-интриганку, которая свои приключения обставляла с такой оригинальностью и чувством юмора? Это не миледи, у которой холодный расчет идет впереди поступков, а чувство юмора отсутствует напрочь. )))) Но вот старая Шевретта уже ни у кого не вызывает сочувствия: ни у автора, ни у читателя. Хотя, как по мне, Арамис все же рассчитался с ней жестоко, хотя и на том языке, который был для нее самым понятным.
Констанс1: Стелла , да в " Виконте" Арамис одним махом отомстил ей за все годы, что она манипулировала им и его любовью. Но месть слишком застила ему глаза, слишком хотелось поквитаться с де Шеврез и он отказался выкупить у нее письма компрометирующие Фуке. Он забыл,что герцогиня серьезный противник. Это был один из его проколов, способствовавший падению Фуке.
Черубина де Габрияк: Констанс1 пишет: Он забыл,что герцогиня серьезный противник. Именно. Констанс1 пишет: Арамис одним махом отомстил ей за все годы Ну кроме того, что он выставил себя в крайне неприглядном свете, что ему это дало? Констанс1 пишет: она манипулировала им и его любовью. О да! И снова про любовь: -- Говорят, что лорд Бекингэм во Франции!.. -- воскликнул Арамис с лукавым смешком, который придавал этим как будто невинным словам некий двусмысленный оттенок. -- Арамис, друг мой, на этот раз вы не правы, -- перебил его Портос, -- и любовь к остротам заставляет вас перешагнуть известную границу. Если б господин де Тревиль услышал, вам бы не поздоровилось за такие слова. -- Не собираетесь ли вы учить меня, Портос? -- спросил Арамис, в кротком взгляде которого неожиданно сверкнула молния. -- Друг мой, -- ответил Портос, -- будьте мушкетером или аббатом, но не тем и другим одновременно. Вспомните, Атос на днях сказал вам: вы едите из всех кормушек... Нет-нет, прошу вас, не будем ссориться. Это ни к чему. Вам хорошо известно условие, заключенное между вами, Атосом и мною. Вы ведь бываете у госпожи д'Эгильон и ухаживаете за ней; вы бываете у госпожи де Буа-Траси, кузины госпожи де Шеврез, и, как говорят, состоите у этой дамы в большой милости. О Господи, вам незачем признаваться в своих успехах, никто не требует от вас исповеди -- кому не ведома ваша скромность! Но раз уж вы, черт возьми, обладаете даром молчания, не забывайте о том, когда речь идет о ее величестве. Пусть болтают что угодно и кто угодно о короле и кардинале, но королева священна, и если уж о ней говорят, то пусть говорят одно хорошее.
Констанс1: Арамис мог пользоваться милостями разных женщин, но внезапно решить уйти в аббаты из мушкетеров его могло заставить только долгое отсутствие писем от Мари Мишон. И только ее послание мнгновенно переменило его планы.
Черубина де Габрияк: Констанс1 пишет: внезапно решить уйти в аббаты из мушкетеров Внезапно? А! Но поскольку тут не про Арамиса: Констанс1 пишет: она манипулировала им и его любовью А манипуляции где? Это? Она должна возвратиться в Тур; она не изменила мне; она меня любит по-прежнему. или это? "Друг, судьбе угодно, чтобы мы были разлучены еще некоторое время, но прекрасные дни молодости не потеряны безвозвратно. Исполняйте свой долг в лагере, я исполняю его в другом месте. Примите то, что вам передаст податель сего письма, воюйте так, как подобает благородному и храброму дворянину, и думайте обо мне. Нежно целую ваши черные глаза. Прощайте или, вернее, до свиданья!"
Стелла: Короче, кто как кого любит, тот так и трактует.))) Я думаю, что за простую измену Арамис не стал бы мстить так жестоко, хотя он сам говорил, что единственное, что есть в нем от церкви - это мстительность. Он человек нервный, утонченный, и просто обида вряд ли заставила бы его мстить так изощренно. Эта история ЕГО любви длилась не один год, и даже Лонгвильша не заставила забыть прошлое. И, видимо, Шеврез оставила в его судьбе не только любовный след: она не могла не впутать его в интриги, отлично видя, что он честолюбив, умен, храбр и способен на многое. Это не дурачок Шале, в конце-концов. Арамис многое узнал и умел молчать.
Констанс1: Черубина де Габрияк , у Арамиса были пассии по молодости. Но, мы говорим о любви А любил он де Шеврез и любил долго. Из за нее влипал в интриги и заговоры и автор смутно намекает , что именно из за нее он вынужден был спешно покинуть Роту Мушкетеров и укрыться где то в монастыре в Лотарингии, где и принял постриг. Герцогиня вроде помогла ему в этом, но потом скорее всего напрочь забыла о нем. Она не любила, она'- использовала. У гордого Арамиса взяло время понять это. Он оскорбился , а он мстителен. И он отомстил постаревшей де Шеврез ,как правильно заметила Стелла, таким способом,который мог ее наиболее задеть. Месть была выверенной,холодной, но в конце концов навредила и ему и подтолкнула Фуке к пропасти. Извечная тема Дюма о том, что месть бьет и по самому мстителю.
Черубина де Габрияк: Стелла пишет: Короче, кто как кого любит, тот так и трактует.))) Стелла пишет: Я думаю, что за простую измену Арамис не стал бы мстить так жестоко Могу только сказать, что герцогиня была беззаветно предана тем, кого любила. Вывод? Либо Арамиса она не любила, либо одно из двух. Констанс1 пишет: А любил он де Шеврез и любил долго. Я выше уже писала, что не верю в любовь Арамиса, кроме как к самому себе. В цитате, что я привела выше из 3М, меня смущают 2 момента:. Сейчас скопирую их отдельно, чтоб выделить. Раз: Черубина де Габрияк пишет: -- Говорят, что лорд Бекингэм во Франции!.. -- воскликнул Арамис с лукавым смешком, который придавал этим как будто невинным словам некий двусмысленный оттенок. Быть столь не сдержанным на язык, зная, как относится твоя любовь к королеве, и какую роль играет во всем этом? Фи! (зная, что на форуме есть поклонники Арамиса, я ограничусь междометием). И два: Черубина де Габрияк пишет: Атос на днях сказал вам: вы едите из всех кормушек... Это уже не я, это - Атос. Констанс1 , Если оставить лирику. На что мог рассчитывать Арамис, даже если б герцогиня была свободна? А она была замужем. И не честолюбие ли там задето7 Констанс1 пишет: Месть была выверенной,холодной Ой, ну какая там месть? Показать бывшей возлюбленной, что она постарела, а он -красавчик еще? да Боже ж мой. Мелочно и низко. А вот герцогиня, в итоге, как раз и отомстила. Хотя, по-моему, она-то и не мстила. Просто позаботилась о своих интересах.
Черубина де Габрияк: Раз уж в теме то и дело присутствуют отсылки к истории, я приведу любопытную цитату Виктора Кузена в оригинале и в переводе: Mme de Chevreuse en effet a possédé presque toutes les qualités du grand politique; une seule lui a manqué, et celle-là précisément sans laquelle toutes les autres ne sont rien et tournent en ruine: elle ne savait pas se proposer un juste but, ou plutôt elle ne choisissait pas elle-même; c'était un autre qui choisissait pour elle. Mme de Chevreuse était femme au plus haut degré; c'était là sa force et aussi sa faiblesse. Son premier ressort était l'amour ou plutôt la galanterie [5], et l'intérêt de celui qu'elle aimait lui devenait son principal objet. Voilà ce qui explique les prodiges de sagacité, de finesse et d'énergie qu'elle a déployés en vain à la poursuite d'un but chimérique qui reculait toujours devant elle et semblait l'attirer par le prestige même de la difficulté et du péril. La Rochefoucauld [6] l'accuse d'avoir porté malheur à tous ceux qu'elle a aimés: il est encore plus vrai de dire que tous ceux qu'elle a aimés l'ont précipitée à leur suite dans des entreprises téméraires. Ce n'est pas elle apparemment 13qui a fait de Charles IV, duc de Lorraine, un brillant aventurier; de Chalais, un étourdi assez fou pour s'engager contre Richelieu sur la foi du duc d'Orléans; de Châteauneuf, un ambitieux impatient du second rang, se croyant capable du premier et l'étant peut-être [7]. Il ne faut pas croire qu'on connaît Mme de Chevreuse quand on a lu le portrait célèbre que Retz en a tracé; car ce portrait est outré et chargé comme tous ceux de Retz, et destiné à amuser la curiosité maligne de Mme de Caumartin: sans être faux, il est d'une sévérité poussée jusqu'à l'injustice. Мадам де Шеврез действительно обладала почти всеми качествами великого политика; ей недоставало лишь одного, и именно того, без которого все остальные - ничто и рассыпаются в прах: она не умела поставить перед собой верную цель, вернее, она выбирала ее не сама, ей ее выбрали другие. Мадам де Шеврез была женщиной самого высокого ранга; в этом была ее сила, но также ее слабость. Ее основной движущей силой была любовь или, скорее, галантность; и интересы того, кого она любила, становились ее главной целью. Этим объясняются чудеса проницательности, утонченности и энергии, которые она напрасно разворачивала в погоне за призрачной целью, которая всегда убегала от нее и, казалось, привлекала ее самим очарованием трудности и опасности. Ла Рошфуко обвиняет ее в том, что она принесла несчастье всем, кого любила: еще более верно сказать, что все те, кого она любила, увлекли ее в свои безрассудные предприятия. Очевидно, что не она сделала Карла IV, герцога Лотарингии, блестящим авантюристом; де Шале - глупцом, достаточно безумным, чтобы выступить против Ришелье основываясь лишь на слове герцога Орлеанского; де Шатонефа - амбициозным и нетерпеливым человеком второго ранга, считавшим себя способным войти в первый и, возможно, бывшего таковым. Не следует полагать, что мы знаем мадам де Шеврез, прочитав ее знаменитый портрет, который нарисовал Рец; поскольку этот портрет утрирован и преувеличен, как все портреты Реца, и призван позабавить нездоровое любопытство мадам де Комартен: не будучи фальшивым, он отличается строгостью, доведенной до несправедливости.
Констанс1: Черубина де Габрияк , а по моему выражение"etait la femme au plus haut degre''- переводится как " была женщиной до кончиков ногтей". В смысле, оно подчеркивает не ее социальный статус, а ее всепоглощающую женственность. А насчет Арасмиса, он попытался с ней поквитаться на поле ее женской уже почти утраченной привлекательности, манкости. Может , и не слишком удачно. Да и позабыл он каким опасным противником она может быть.
Стелла: А кто оспаривает, что Шеврез была Женщиной? Именно с большой буквы. И именно женщина говорила в ней во всех ее начинаниях и авантюрах. Только не надо лишать ее честолюбия, хоть она и родилась в самой привилегированной среде, и, казалось бы, все было для нее реально, двери в королевский дом для нее открыл Люинь. А попав туда, так просто уже не уйти. Мари -Эме оказалась на своем месте. И опять же, о ком мы говорим? О Шеврез романа или Шеврез реальной? И кого реабилитирует Кузен, который, кажется, немного влюблен в свою подопытную исследуемую? Похоже, что по-настоящему и та и другая Шевретта любила только Холланда, который всячески злоупотреблял этой любовью. А писать красивые письма ослепленному юному любовнику - не особо сложно: тому уже сам факт письма - счастье.
Черубина де Габрияк: Констанс1 пишет: Черубина де Габрияк , а по моему выражение"etait la femme au plus haut degre''- переводится как " была женщиной до кончиков ногтей". В смысле, оно подчеркивает не ее социальный статус, а ее всепоглощающую женственность. Знаешь, скорее всего ты права. Я для форума прогнала через электронный переводчик, и подправила то, что бросилось в глаза. А это пропустила. Констанс1 пишет: Может , и не слишком удачно. Очень мелочно. Это во-первых. Во-вторых, на месть не тянет. Я посмотрела мельком следующие главы, такое впечатление, что она тут же это забыла. А он очень по-глупому упустил возможность вывести Фуке из под удара. Вероятно, слишком уверен был в успехи своей затеи с близнецами. Это если не принимать в расчет то, что Дюма Фуке нужно было посадить за решетку в соответствии с историей, а всех мушкетеров и виконта убить к концу трилогии.
Черубина де Габрияк: Стелла пишет: который, кажется, немного влюблен в свою подопытную исследуемую Мне не показалось, что он в нее влюблен. Он просто призывает не вешать на нее больше собак, чем следует. Стелла пишет: И опять же, о ком мы говорим? Лично мы пишем фик, изучаем матчасть и приносим на форум то, что попадается интересного. Не нада? Ну вдруг кому сгодится. Стелла пишет: О Шеврез романа или Шеврез реальной? Помнится, ты говорила, что они в целом совпадают. И ваапще, зря что ль тема создана? Че ей простаивать? А так, хоть какой движ пошел.
Черубина де Габрияк: Стелла пишет: Похоже, что по-настоящему и та и другая Шевретта любила только Холланда, который всячески злоупотреблял этой любовью. Как хорошо, что в наше время есть электронный поиск. Стелла , Я прошерстила всю трилогию, у Дюма ни полслова о Холланде от слова совсем. Так что про одну мы не знаем любила/не любила - это за скобками. Кстати, раз уж зашла речь: Кузен считает, что Мари была очень гармоничной парой с Люинем (кто знает, зачем ему в русском языке мягкий знак приписали?). Сейчас крамолу скажу: он ооочень отдаленно характером нашего графа напоминает. Только Люинь был слишком мягким - опять же в сравнении. И кстати, вопреки тому, что написано в теме выше, Мари с мужем успешно мирила короля с королевой. А после смерти Люиня, свекровь - Мария Медичи, приложила все усилия, чтобы их рассорить. Не умри Люинь так рано, в жизни Мари было бы гораздо меньше безрассудств. Я био герцогини пока дочитала до ссылки после провала заговора Шале.
Стелла: Черубина де Габрияк , полслова о Холланде есть! На свидании с королевой Бэкингем приводит Шеврез в пример: Холланд любил герцогиню, и она отвечала ему взаимностью. - Parce que vous ne m'aimez pas, madame ; si vous m'aimiez, vous verriez tout cela autrement ; si vous m'aimiez, oh ! mais si vous m'aimiez, ce serait trop de bonheur et je deviendrais fou. Ah ! Mme de Chevreuse, dont vous parliez tout à l'heure, Mme de Chevreuse a été moins cruelle que vous ; Holland l'a aimée, et elle a répondu à son amour. Я не умею шерстить с электронным поиском, пока моя голова мне его заменяет с переменным успехом.)))) У меня лежал Луи Баттифоль "Герцогиня де Шеврез" и долежался до того, что я его не могу открыть. Ты пишешь выше: А вот герцогиня, в итоге, как раз и отомстила. Хотя, по-моему, она-то и не мстила. Просто позаботилась о своих интересах. Выторговать эшафот у всесильного Кольбера для своего бывшего любовника - это не месть? Можно было, заботясь о своих интересах, просто его упрятать в тюрьму. Но интересы у герцогини далеко идущие, и самое надежное место в них - это могила для тех, кто ей может помешать. Вот мне интересен побочный результат этого: неужели Шевретта рассчитывала, что друзья Арамиса простят ей это? И особенно один близкий друг? Который адреса не знает, но лишний раз подраться всегда готов.
Черубина де Габрияк: Стелла пишет: Я не умею шерстить с электронным поиском, пока моя голова мне его заменяет с переменным успехом. Одно другому не мешает. )) Но все же учитывай, что до недавнего времени я не заглядывала в текст... страшно сказать сколько лет. В имени Холланда тире для переноса на новую строку, потому поиск его не нашел. Да, я вспомнила этот эпизод, после того как перечитала. Стелла пишет: Выторговать эшафот у всесильного Кольбера для своего бывшего любовника - это не месть? Можно было, заботясь о своих интересах, просто его упрятать в тюрьму. Но интересы у герцогини далеко идущие, и самое надежное место в них - это могила для тех, кто ей может помешать. А это где? Хотела посмотреть формулировки, не нахожу. Стелла пишет: И особенно один близкий друг? Который адреса не знает, но лишний раз подраться всегда готов. С кем подраться? С герцогиней? Хотела бы посмотреть. Стелла пишет: У меня лежал Луи Баттифоль "Герцогиня де Шеврез" и долежался до того, что я его не могу открыть. Ой, мне вполне хватает Кузена. Если еще все биографии герцогини перечитывать... Я тут залезла в Бенцони одним глазом. Чуть не стошнило от стиля написания. Ужас какой-то. И ведь кому-то нравится.
Стелла: Chapitre CCXLII Dans le carrosse de M. ColbertПоследний том "Виконта" гл. "В карете Кольбера") Ainsi que l’avait vu Gourville, les mousquetaires du roi montaient à cheval et suivaient leur capitaine. Celui-ci, qui ne voulait pas avoir de gêne dans ses allures, laissa sa brigade aux ordres d’un lieutenant, et partit de son côté, sur des chevaux de poste, en recommandant à ses hommes le plus grande diligence. Si rapidement qu’ils allassent, ils ne pouvaient arriver avant lui. Il eut le temps, en passant devant la rue Croix-des-Petits-Champs, de voir une chose qui lui donna beaucoup à penser. Il vit M. Colbert sortant de sa maison pour entrer dans un carrosse qui stationnait devant la porte. Dans ce carrosse, d’Artagnan aperçut des coiffes de femme, et, comme il était curieux, il voulut savoir le nom des femmes cachées par les coiffes. Pour parvenir à les voir, car elles faisaient gros dos et fine oreille, il poussa son cheval si près du carrosse, que sa botte à entonnoir frotta le mantelet et ébranla tout, contenant et contenu. Les dames, effarouchées, poussèrent, l’une un petit cri, auquel d’Artagnan reconnut une jeune femme, l’autre une imprécation à laquelle il reconnut la vigueur et l’aplomb que donne un demi-siècle. Les coiffes s’écartèrent : l’une des femmes était Mme Vanel, l’autre était la duchesse de Chevreuse. D’Artagnan eut plus vite vu que les dames. Il les reconnut et elles ne le reconnurent pas ; et, comme elles riaient de leur frayeur en se pressant affectueusement les mains : « Bien ! se dit d’Artagnan, la vieille duchesse n’est plus aussi difficile qu’autrefois en amitiés ; elle fait la cour à la maîtresse de M. Colbert ! Pauvre M. Fouquet ! cela ne lui présage rien de bon. » Et il s’éloigna. M. Colbert prit place dans le carrosse, et ce noble trio commença un pèlerinage assez lent vers le bois de Vincennes. En chemin, Mme de Chevreuse déposa Mme Vanel chez M. son mari, et, restée seule avec Colbert, elle poursuivit sa promenade en causant d’affaires. Elle avait un fonds de conversation inépuisable, cette chère duchesse, et, comme elle parlait toujours pour le mal d’autrui, toujours pour son bien à elle, sa conversation amusait l’interlocuteur et ne laissait pas d’être pour elle d’un bon rapport. Elle apprit à Colbert, qui l’ignorait, combien il était un grand ministre, et combien Fouquet allait devenir peu de chose. Elle lui promit de rallier à lui, quand il serait surintendant toute la vieille noblesse du royaume, et lui demanda son avis sur la prépondérance qu’il faudrait laisser prendre à La Vallière. Elle le loua, elle le blâma, elle l’étourdit. Elle lui montra le secret de tant de secrets, que Colbert craignit un moment d’avoir affaire au diable. Elle lui prouva qu’elle tenait dans sa main le Colbert d’aujourd’hui, comme elle avait tenu le Fouquet d’hier. Et, comme, naïvement, il lui demandait la raison de cette haine qu’elle portait au surintendant : - Pourquoi le haïssez-vous vous-même ? dit-elle. - Madame, en politique, répliqua-t-il, les différences de systèmes peuvent amener des dissidences entre les hommes. M. Fouquet m’a paru pratiquer un système opposé aux vrais intérêts du roi. Elle l’interrompit. - Je ne vous parle plus de M. Fouquet. Le voyage que le roi fait à Nantes nous en rendra raison. M. Fouquet, pour moi, c’est un homme passé. Pour vous aussi. Colbert ne répondit rien. - Au retour de Nantes, continua la duchesse, le roi, qui ne cherche qu’un prétexte, trouvera que les Etats se sont mal comportés, qu’ils ont fait trop peu de sacrifices. Les Etats diront que les impôts sont trop lourds et que la surintendance les a ruinés. Le roi s’en prendra à M. Fouquet, et alors... - Et alors ? dit Colbert. - Oh ! on le disgraciera. N’est-ce pas votre sentiment ? Colbert lança vers la duchesse un regard qui voulait dire : « Si on ne fait que disgracier M. Fouquet, vous n’en serez pas la cause. » - Il faut, se hâta de dire Mme de Chevreuse, il faut que votre place soit toute marquée, monsieur Colbert. Voyez-vous quelqu’un entre le roi et vous, après la chute de M. Fouquet ? - Je ne comprends pas, dit-il. - Vous allez comprendre. Où vont vos ambitions ? - Je n’en ai pas. - Il était inutile alors de renverser le surintendant, monsieur Colbert. C’est oiseux. - J’ai eu l’honneur de vous dire, madame... - Oh ! oui, l’intérêt du roi, je sais ; mais, enfin, parlons du vôtre. - Le mien, c’est de faire les affaires de Sa Majesté. - Enfin, perdez-vous ou ne perdez-vous pas M. Fouquet ? Répondez sans détour. - Madame, je ne perds personne. - Je ne comprends pas alors pourquoi vous m’avez acheté si cher les lettres de M. Mazarin concernant M. Fouquet. Je ne conçois pas non plus pourquoi vous avez mis ces lettres sous les yeux du roi. Colbert, stupéfait, regarda la duchesse, et, d’un air contraint : - Madame, dit-il, je conçois encore moins comment, vous qui avez touché l’argent, vous me le reprochez. - C’est que, fit la vieille duchesse, il faut vouloir ce qu’on veut, à moins qu’on ne puisse ce qu’on veut. - Voilà, dit Colbert, démonté par cette logique brutale. - Vous ne pouvez ? hein ? Dites. - Je ne puis, je l’avoue, détruire auprès du roi certaines influences. - Qui combattent pour M. Fouquet ? Lesquelles ? Attendez, que je vous aide. - Faites, madame. - La Vallière ? - Oh ! peu d’influence, aucune connaissance des affaires et pas de ressort. M. Fouquet lui a fait la cour. - Le défendre, ce serait l’accuser elle-même, n’est-ce pas ? - Je crois que oui. - Il y a encore une autre influence, qu’en dites-vous ? - Considérable. - La reine mère, peut-être ? - Sa Majesté la reine mère a pour M. Fouquet une faiblesse bien préjudiciable à son fils. - Ne croyez pas cela, fit la vieille en souriant. - Oh ! fit Colbert avec incrédulité, je l’ai si souvent éprouvé ! - Autrefois ? - Récemment encore, madame, à Vaux. C’est elle qui a empêché le roi de faire arrêter M. Fouquet. - On n’a pas tous les jours le même avis, cher monsieur. Ce que la reine a pu vouloir récemment, elle ne le voudrait peut-être plus aujourd’hui. - Pourquoi ? fit Colbert étonné. - Peu importe la raison. - Il importe beaucoup, au contraire ; car, si j’étais certain de ne pas déplaire à Sa Majesté la reine mère, tous mes scrupules seraient levés. - Eh bien ! vous n’êtes pas sans avoir entendu parler de certain secret ? - Un secret ? - Appelez cela comme vous voudrez. Bref, la reine mère a pris en horreur tous ceux qui ont participé, d’une façon ou d’une autre, à la découverte de ce secret, et M. Fouquet, je crois, est un de ceux-là. - Alors, fit Colbert, on pourrait être sûr de l’assentiment de la reine mère ? - Je quitte à l’instant Sa Majesté, qui me l’a assuré. - Soit, madame. - Il y a plus : vous connaissez peut-être un homme qui était l’ami intime de M. Fouquet, M. d’Herblay, un évêque, je crois ? - Evêque de Vannes. - Eh bien ! ce M. d’Herblay, qui connaissait aussi ce secret, la reine mère le fait poursuivre avec acharnement. - En vérité ! - Si bien poursuivre, que, fût-il mort, on voudrait avoir sa tête pour être assuré qu’elle ne parlera plus. - C’est le désir de la reine mère ? - Un ordre. - On cherchera ce M. d’Herblay, madame. - Oh ! nous savons bien où il est. Colbert regarda la duchesse. - Dites, madame. - Il est à Belle-Ile-en-Mer. - Chez M. Fouquet ? - Chez M. Fouquet. - On l’aura ! Ce fut au tour de la duchesse à sourire. - Ne croyez pas cela si facilement, dit-elle, et ne le promettez pas si légèrement. - Pourquoi donc, madame ? - Parce que M. d’Herblay n’est pas de ces gens qu’on prend quand on veut. - Un rebelle, alors ? - Oh ! nous autres, monsieur Colbert, nous avons passé toute notre vie à faire les rebelles, et, pourtant, vous le voyez bien, loin d’être pris, nous prenons les autres. Colbert attacha sur la vieille duchesse un de ces regards farouches dont rien ne traduisait l’expression, et, avec une fermeté qui ne manquait point de grandeur : - Le temps n’est plus, dit-il, où les sujets gagnaient des duchés à faire la guerre au roi de France. M. d’Herblay, s’il conspire, mourra sur un échafaud. Cela fera ou ne fera pas plaisir à ses ennemis, peu nous importe. Et ce nous, étrange dans la bouche de Colbert, fit un instant rêver la duchesse. Elle se surprit à compter intérieurement avec cet homme. Colbert avait ressaisi la supériorité dans l’entretien ; il voulut la garder. - Vous me demandez, dit-il, madame, de faire arrêter ce M. d’Herblay ? - Moi ? Je ne vous demande rien. - Je croyais, madame ; mais, puisque je me suis trompé, laissons faire. Le roi n’a encore rien dit. La duchesse se mordit les ongles. - D’ailleurs, continua Colbert, quelle pauvre prise que celle de cet évêque ! Gibier de roi, un évêque ! oh ! non, non, je ne m’en occuperai même point. La haine de la duchesse se découvrit. - Gibier de femme, dit-elle, et la reine est une femme. Si elle veut qu’on arrête M. d’Herblay, c’est qu’elle a ses raisons. D’ailleurs, M. d’Herblay n’est-il pas ami de celui qui va tomber en disgrâce ? - Oh ! qu’à cela ne tienne ! dit Colbert. On ménagera cet homme, s’il n’est pas l’ennemi du roi. Cela vous déplaît ? - Je ne dis rien. - Oui... vous le voulez voir en prison, à la Bastille, par exemple ? - Je crois un secret mieux caché derrière les murs de la Bastille que derrière ceux de Belle-Ile. - J’en parlerai au roi, qui éclaircira le point. - En attendant l’éclaircissement, monsieur, l’évêque de Vannes se sera enfui. J’en ferais autant. - Enfui ! lui ! et où s’enfuirait-il ? L’Europe est à nous, de volonté, sinon de fait. - Il trouvera toujours un asile, monsieur. On voit bien que vous ignorez à qui vous avez affaire. Vous ne connaissez pas M. d’Herblay, vous n’avez pas connu Aramis. C’était un de ces quatre mousquetaires qui, sous le feu roi, ont fait trembler le cardinal de Richelieu, et qui, pendant la Régence, ont donné tant de souci à Mgr de Mazarin. - Mais, madame, comment fera-t-il, à moins qu’il n’ait un royaume à lui ? - Il l’a, monsieur. - Un royaume à lui, M. d’Herblay ? - Je vous répète, monsieur, que, s’il lui faut un royaume, il l’a ou il l’aura. - Enfin, du moment que vous prenez un intérêt si grand à ce qu’il n’échappe pas, madame, ce rebelle, je vous assure, n’échappera pas. - Belle-Ile est fortifiée, monsieur Colbert, et fortifiée par lui. - Belle-Ile fût-elle aussi défendue par lui, Belle-Ile n’est pas imprenable, et, si M. l’évêque de Vannes est enfermé dans Belle-Ile, eh bien ! madame, on fera le siège de la place et on le prendra. - Vous pouvez être bien certain, monsieur, que le zèle que vous déployez pour les intérêts de la reine mère touchera vivement Sa Majesté, et que vous en aurez une magnifique récompense ; mais que lui dirai-je de vos projets sur cet homme ? - Qu’une fois pris il sera enfoui dans une forteresse d’où jamais son secret ne sortira. - Très bien, monsieur Colbert, et nous pouvons dire qu’à dater de cet instant nous avons fait tous deux une alliance solide, vous et moi, et que je suis bien à votre service. - C’est moi, madame, qui me mets au vôtre. Ce chevalier d’Herblay, c’est un espion de l’Espagne, n’est-ce pas ? - Mieux que cela. - Un ambassadeur secret ? - Montez toujours. - Attendez... le roi Philippe III est dévot. C’est... le confesseur de Philippe III ? - Plus haut encore. - Mordieu ! s’écria Colbert, qui s’oublia jusqu’à jurer en présence de cette grande dame, de cette vieille amie de la reine mère, de la duchesse de Chevreuse enfin. C’est donc le général des jésuites ? - Je crois que vous avez deviné, répondit la duchesse. - Ah ! madame, alors cet homme nous perdra tous si nous ne le perdons, et encore faut-il se hâter ! - C’est mon avis, monsieur ; mais je n’osais vous le dire. - Et nous avons eu du bonheur qu’il se soit attaqué au trône, au lieu de s’attaquer à nous. - Mais notez bien ceci, monsieur Colbert : jamais M. d’Herblay ne se décourage, et, s’il a manqué son coup, il recommencera. S’il a laissé échapper l’occasion de se faire un roi pour lui, il en fera tôt ou tard un autre, dont, à coup sûr, vous ne serez pas le premier ministre. Colbert fronça le sourcil avec une expression menaçante. - Je compte bien que la prison nous réglera cette affaire-là d’une manière satisfaisante pour tous deux, madame. La duchesse sourit. - Si vous saviez, dit-elle, combien de fois Aramis est sorti de prison ! - Oh ! reprit Colbert, nous aviserons à ce qu’il n’en sorte pas cette fois-ci. - Mais vous n’avez donc pas entendu ce que je vous ai dit tout à l’heure ? Vous ne vous rappelez donc pas qu’Aramis était un des quatre invincibles que redoutait Richelieu ? Et, à cette époque, les quatre mousquetaires n’avaient point ce qu’ils ont aujourd’hui : l’argent et l’expérience. Colbert se mordit les lèvres. - Nous renoncerons à la prison, dit-il d’un ton plus bas. Nous trouverons une retraite dont l’invincible ne puisse pas sortir. - A la bonne heure, notre allié ! répondit la duchesse. Mais voici qu’il se fait tard ; est-ce que nous ne rentrons pas ? - D’autant plus volontiers, madame, que j’ai mes préparatifs à faire pour partir avec le roi. A Paris ! cria la duchesse au cocher. Et le carrosse retourna vers le faubourg Saint-Antoine après la conclusion de ce traité qui livrait à la mort le dernier ami de Fouquet, le dernier défenseur de Belle-Ile, l’ancien ami de Marie Michon, le nouvel ennemi de la duchesse.
полная версия страницы