Форум » Обсуждение книг "Три мушкетёра", "20 лет спустя", "Виконт де Бражелон" » Третья альтернатива для принца Филиппа - близнеца короля » Ответить

Третья альтернатива для принца Филиппа - близнеца короля

Константин85: После освобождения принца Филиппа из Бастилии Арамис предлагает ему на выбор 2 альтернативы: - участвовать в госперевороте, занять место Луи 14-го и выдавать себя за него - удалиться в Нижнее Пуату́ и жить там в неизвестности, среди простых людей и болот. Любопытно, что принцем не рассматривается другая, и достаточно очевидная альтернатива для себя, причем законная и справедливая: 1) открыто явиться под своим собственным именем к королю, королеве-матери, двору, парламенту 2) изложить свои обстоятельства 3) потребовать признать свою личность на основании своей внешности и голоса, знания многих деталей, свидетельства Арамиса (по возможности), отсутствия приговора суда/короля в отношении себя. Наверняка, Анна Австрийская психологически просто не смогла бы отрицать факты. Полное сходство с королем - достаточно убедительное доказательство. 4) потребовать восстановления своего статуса первого принца крови и наследника престола 5) потребовать проведения расследования по факту своего незаконного заключения в тюрьме и привлечения к ответственности лиц, виновных в этом преступлении. Что мог бы сделать Людовик в этой ситуации? Приказать заключить Филиппа обратно в тюрьму, отправить его в железной маске на Сент-Маргерит? Но пардон - на каком основании? Филипп не совершил никакого преступления, не устраивал госпереворота, не покушался на короля. Он просто явился публике. Повторное заключение его в тюрьму было бы полным и открытым беспределом в глазах королевской семьи, всего королевства, и что важно – других монархов (Англии, Испании), поскольку Филипп – их родственник, такой же как и Людовик. Королю пришлось бы, видимо, признать брата и восстановить его во всех правах. Получив, конечно, массу проблем для себя, включая сомнения многих в своем королевском статусе, что открывает массу возможностей для развития сюжета. В итоге, у Филиппа, на самом деле, не было необходимости ни брать на себя с риском и дискомфортом чужую роль на всю жизнь, ни прятаться до конца своих дней в богом забытой дыре. Куда приятнее иметь легальный статус и привилегии первого принца крови, с хорошими возможностями бороться за королевский титул (при наличии такого желания). Согласны ли вы, что описанная возможность - наиболее логичная и последовательная? Кстати, с точки зрения развития сюжета и приключенческого жанра, этот вариант мог быть раскрыт и обыгран даже более интересно, чем линия, изложенная в романе. С уважением

Ответов - 38, стр: 1 2 All

Орхидея: Константин85 пишет: Впрочем, тема была немного о другом. Зачем Филиппу нужна была эта авантюра. Она абсолютно невынужденная. Стал бы первым принцем, и жил бы не тужил. Как мне кажется, по контексту романа проблема как раз в доказательстве прав и том, что его сопровождало бы. Уже в том, чтобы доказать, что ты не какой-то двойник-самозванец, пытающийся занять тёпленькое место под солнцем, есть сложности. Из осведомлённых людей в живых на тот момент только герцогиня де Шеврез, Арамис и, собственно, Анна Австрийская. Первые двое знают о произошедшем с чужих слов, на родах они не присутствовали. Упирается всё, скорее всего, в королеву-мать. А если она подтверждает, что Филипп - её сын, то придётся предать огласке все неприятные подробности незаконного лишения наследственных прав и свободы, а также факт участия в этом самой Анны Австрийской. Шумно, скандально, куча запачканных репутаций на самом высоком уровне. Хотя, наверно, гипотетически это было бы возможно. Ну, и не стоит скидывать со счетов, что Арамис очень сильно заинтересован в возможности провернуть аферу, в результате которой он рассчитывает получить серьёзные "плюшки". В вышеописанном случае то, что хочет, он очень вряд ли получит, а проблем дополнительных нажить может запросто. Плюс у принца тоже взыграли амбиции от обрисованных перспектив. И остальное стало как-то не очень интересно.)

Стелла: Орхидея , вот это логичное объяснение того, что происходит в мире Дюма. Вообще, Дюма большой хитрец: когда ему нужно, он может быть удручающе точен, а когда в его интересах крутить интригу так, как требует логика романа, он эти точности рассыпает или прячет так хитро, что нужна особая сеть, чтобы их выудить на поверхность. Причем эта рыбная ловля становится настолько увлекательной, что чаще всего про роман забывают. Сеть становится интересней улова.

Орхидея: Стелла, здесь возможны два уровня рассмотрения. Можно говорить, почему такая ситуация с близнецами в принципе невозможна, и тогда слова автора в расчёт не берутся. Либо можно взять за посылки то, что сказано в романе, и делать выводы уже на их основе. Это просто разные пласты. Одно время меня очень занимала история "железной маски", и в какой-то момент я поняла, что для меня во всёй этой теме самое интересное отнюдь не личность узника, а процесс формирования мифа, его трансформации. Потому что шума вокруг этого на самом деле было куда больше, чем реального содержания. Началось всё со слухов ещё в 17 веке, слухов очень разрозненных и обросших разными домыслами. Кто-то что-то увидел, услышал, додумал, зафиксировал в заметках. И уже тогда, при Людовике 14, возникло несколько версий одна оригинальней другой. Дальше было только хлеще. Те версии, в которых речь шла о ребёнке королевской крови, очень пришлись ко двору в преддверии революции. Общий посыл: "Какой ужас! Дитя королевской крови безвинно заточили в тюрьму. Не власть, а деспотия!". Натуральный чёрный пиар, направленный на абсолютизм. Тем более, что заключение в тюрьму без суда и следствия очень даже практиковалось - известные lettre de cachet, ставшие во время революции символом абсолютистского произвола. В добавок те версии легенды, где у узника в маске подразумевались права на престол, поднимали вопрос о законности власти Людовика 14 и всех его потомков. Такого рода брошюры, основанные на фальсификациях, ходили как раз в то время, когда народ штурмовал Бастилию. А если человек в маске оставил потомство? Нелогично, но очень соблазнительно. Например, один священник из Марселя пытался примазаться к королевской династии, даже нашёл сторонников и его права пытались защищать в трактатах. В эпоху Империи история приобрела бонапартистский оттенок. Якобы Наполеон - прямой потомок Бурбонов. Писатели-романтики мимо пройти не могли. Для литературы и толкания своих идей (республиканских, гуманистических и т. д, нужное подчеркнуть, недостающее вписать) почва благодатнейшая. Тем более, что веяния свежи и тема в тренде. Дюма использовал одну из самых поздних на тот момент версий. Вариант с братом-близнецом (в итоге ставший самым популярным в массовой культуре) высказал в 1789 году Дора-Кюбьер. Версию поддержал аббат Сулави, сочинивший "Мемуары маршала Ришелье", опубликованные в 1793 году. В защиту этой версии, которую до него уже успели несколько раз литературно обработать, Дюма высказывается в одной из частей "Истории знаменитых преступлений", где ссылается как раз на Сулави. В "Десяти лет спустя" она использована в почти неизменённом виде и сюжетно обыграна. Судя по всему, Дюма в неё верил или, по крайней мере, считал вероятной. На тех же позициях были Лекуант, Сюрвиль, Гюго. Если вырывать произведение из культурного контекста, будет непонятно, почему писатель написал именно так и дал именно такую интерпретацию. А Дюма в этом смысле - человек своей эпохи.


Стелла: Орхидея , вы еще забыли Вольтера, который тоже приложил руку к этой версии. А господин Аруэ был читаем и своими современниками, и в последующие времена. Безусловно, писатель, даже если он писатель-фантаст, пишет в контексте своей эпохи, а Дюма нутром чуял, что нужно его читателям-современникам. Как оказалось, он был прав не только с ними, но пришелся по вкусу и последующим поколениям. Орхидея , но вы говорите о рассмотрении данного предположения о близнецах (да и в любом другом случае), как о романной версии, и это абсолютно лигитимно. А я говорю о том варианте, когда углубляясь в дебри законов, приходят к отрицанию поступков персонажей, мотивируя свой подход историей. Это уже не имеет отношения к книге, это уже уровень: " Этого не может быть, потому что не может быть никогда!". И тем не менее, история ушла, оставив свои следы на последующих событиях, и интересуют эти частности только специалистов, а книги - живут своей жизнью. Я, конечно, понимаю, что юридическая наука определяет и регламентирует жизнь любого общества, но - не книжное поле авантюрного романа.

Эускера: Стелла, отчасти регламентирует и поле авантюрных романов. От моделирования криминальных, брачно-семейных и уголовных ситуаций авантюрному роману не уйти, поскольку там действуют герои находящиеся в социуме и определенной географическом и временном пространстве.

Эускера: Орхидея пишет: А Дюма в этом смысле - человек своей эпохи. И даже очевидец и участник исторических событий. "Виконт де Бражелон" написан в период окончательного падения монархии и по роману видно крушение политических идеалов автора, его усталость и разочарование. Эволюционируют убеждения героев и отношение к ним автора. Особенно меняется оценка личности Кольбера на прямо противоположную, и символическое демонстративное не-пожатие руки Планше, это не принятие уходящего со сцены дворянства нового правящего класса буржуазии.

Орхидея: Стелла, про Вольтера очень даже помню.) В конце концов это с его лёгкой руки, точнее лёгкого пера, укоренилось, что маска была железной. А я говорю о том варианте, когда углубляясь в дебри законов, приходят к отрицанию поступков персонажей, мотивируя свой подход историей. Это уже не имеет отношения к книге, это уже уровень: " Этого не может быть, потому что не может быть никогда!" Такой подход тоже имеет право на существование. Это сопоставление реальности романа и фактологии, опирающейся на современную историческую науку. Помимо него, есть ещё два. Это взгляд изнутри произведения, с опорой на то, что говорится в романе. Этим мы на форуме занимаемся чаще всего. И взгляд на содержание романа с точки зрения культурного в пространства, в котором он был создан. Этот третий вариант я и предложила выше, как один из, чтобы пояснить, что у Дюма есть оправдания, почему в его произведениях реальным становится то, что "не может быть, потому что не может быть никогда". Эускера пишет: И даже очевидец и участник исторических событий. "Виконт де Бражелон" написан в период окончательного падения монархии и по роману видно крушение политических идеалов автора, его усталость и разочарование. Вызывает сомнения. Дюма всегда называл себя республиканцем, и до, и после революций 1830 и 1848 года, в которых участвовал на стороне республики. Сомневаюсь, что вторая из этих революций как-то изменила его идеалы. Эволюционируют убеждения героев и отношение к ним автора. Особенно меняется оценка личности Кольбера на прямо противоположную, и символическое демонстративное не-пожатие руки Планше, это не принятие уходящего со сцены дворянства нового правящего класса буржуазии. Эволюция происходит без сомнения, потому что без развития героев произведение утратило бы долю своей ценности. Что касается Кольбера, ИМХО, это не изменение авторского отношения, а сюжетный ход того же толка, какой был проделан с Рошфором, который из антагониста стал протагонистом.

Непотопляемый Сэм: Орхидея пишет: Стелла, про Вольтера очень даже помню.) В конце концов это с его лёгкой руки, точнее лёгкого пера, укоренилось, что маска была железной. На самом деле маска была бархатной.



полная версия страницы