Форум » Обсуждение книг "Три мушкетёра", "20 лет спустя", "Виконт де Бражелон" » Рене д'Эрбле, он же Арамис » Ответить
Рене д'Эрбле, он же Арамис
Орхидея: Создаю отдельную тему для обсуждения этого интересного персонажа, потому что со всеми вопросами соваться в тему "Происхождение Арамиса" как-то не comme il faut.
Стелла: Так и мне не попадались предки Арамиса. Известны предки д'Артаньяна, с Атосом все тоже можно накопать (и ого-го как). Мне кажется, что Русильон - это чтоб подальше от Парижа.))) Но, вообще-то, можно по родословной Монморанси посмотреть - там точно найдется что-то. Возможно, Дюма поэтому и вписал южного родича. А вот со стороны Ла Фера - это Куси. И рядом, и замки там. А от Пикардии до Берри не так-то уж и далеко.
Орхидея: Помнится, когда-то обсуждалась версия, что Дюма в дальнейшем просто заменил наследства в Русильоне, на наследство возле Блуа в соответствии с сюжетным замыслом. Ведь продолжение к "Трём мушкетерам" изначально не планировалось. А если так, то Русильон можно просто вычеркнуть. Ну, либо искать самостоятельно обоснуй сему явлению. А Арамис, мне тоже, кажется, скорей всего из Иль-де-Франса. Кстати, в "ДЛС" по ходу английских приключений упоминается чистейший французский язык. Значит без деалектизмов или регионального акцента.
Констанс1: Орхидея , в ДЛС, Дюма долго и подробно описывает французский язык региона Блуа, как эталоный, на котором говорит даже встречный лесоруб, чем приводит в восхищение давно ставшего парижанином Планше. Тогда, по вашей логике, исходя из безупречного французского Арамиса, он должен быть из Блуа.
Констанс1: Орхидея , в ДЛС, Дюма долго и подробно описывает французский язык региона Блуа, как эталоный, на котором говорит даже встречный лесоруб, чем приводит в восхищение давно ставшего парижанином Планше. Тогда, по вашей логике, исходя из безупречного французского Арамиса, он должен быть из Блуа.
Орхидея: Если быть точнее в цитировании: "Тот ждал его в тени палатки, стоявшей на дороге. – Ну что, мой друг? – сказал он на чистейшем французском языке, на каком когда-либо говаривали между Руаном и Туром. – А то, мой друг, что нельзя терять ни минуты, надо предупредить короля." Территориальный диапазон не так уж мал.
de Cabardes: У меня есть вопрос по сцене, где д'Артаньян приводит Арамиса на могилу Атоса и Рауля. Оригинал выглядит так: https://beq.ebooksgratuits.com/vents/Dumas_Le_Vicomte_de_Bragelonne_6.pdf D’Artagnan retint Aramis, qui voulait descendre du carrosse comme les autres, et, d’une voix brève: – Savez-vous, Aramis, dit-il, où le hasard nous a conduits? – Non, répondit le duc. – C’est ici que reposent des gens que j’ai connus, dit d’Artagnan, ému par un triste souvenir. Русский перевод: https://www.litmir.me/br/?b=74696&p=560 Д'Артаньян удержал Арамиса, выразившего желание покинуть карету и присоединиться ко всем остальным. - Известно ли вам, Арамис, куда мы приведены случаем? - Нет! - ответил герцог. - Здесь покоятся люди, которых я знал, - проговорил взволнованный грустным воспоминанием даАртаньян. Английский перевод: https://ebooks.adelaide.edu.au/d/dumas/alexandre_pere/man-in-the-iron-mask/chapter60.html D’Artagnan held back Aramis by the arm, as he was about, like the rest, to alight from his carriage, and in a hoarse, broken voice, “Do you know, Aramis,” said he, “whither chance has conducted us?” “No,” replied the duke. “Here repose men that we knew well,” said D’Artagnan, greatly agitated. *** Собственно, вопрос: есть ли еще один вариант у Дюма с "мы", как в английском переводе, а не "я", как в приводимом оригинале и русском переводе? Потому что сцена очень странная - Автор не показывает нам никакой реакции Арамиса, а при этом Атос был для последнего высшим нравственным авторитетом, что неоднократно подчеркивается в трилогии вплоть до их последней встречи включительно. И при этом, Дарт говорит, что покойных отца и сына знал он, а не они оба.
Стелла: Я смотрела несколько французских изданий, я нашла только "я". А английские переводы достаточно вольные, как и русские. Мне кажется, д'Артаньян ждал, что у Арамиса сработает чутье, что он должен сам понять, куда его привела судьба. Тем более, что он знал, что рядом - поместье его друзей. Этим "Я" капитан отделял себя от Рене. Дюма, мне кажется, когда писал такие моменты, писал сердцем, не задумываясь, какое местоимение ставить. Он же перевоплощался в своих героев. Арамис же молчал. Он деятельный и неугомонный, словно отделил свое прошлое от настоящего. Пока не пришел миг прощания с гасконцем. Тут его прорвало, насколько вообще способно было прорвать что-то вообще. ( , кажется, и я кинула свою ложку дегтя в вашу будущую бочку меда).
de Cabardes: Стелла пишет: , кажется, и я кинула свою ложку дегтя в вашу будущую бочку меда). И спасибо за нее :-)
Констанс1: de Cabardes , мне кажется, что это "я" вырвалось у Д Артаньяна потому, что он еще в шоке от неожиданной встречи с Арамисом. Он ведь вычеркнул его из своей жизни после гибели Портоса. Помните, уезжая из Бражелона после двойных похорон , он повторяет «» Один, совсем один«». Всю взрослую жизнь, даже находясь с друзьями в разлуке, его грело и поддерживало сознание, что они живы, что они где то есть, а значит он не один. Гибель Портоса, по вине Арамиса, как считал Д Артаньян, привела к тому, что он потерял сразу 2_х друзей: одного физически, а другого духовно. Ну , а затем гибель Рауля и смерть Атоса и все «» Один«». Кстати, за 4 года, что он считал себя одиноким в этом мире, Д Артаньян сделал не слабую карьеру, покруче, чем за предыдущие 35 лет. Он стал графом, поверенным политических и личных дел короля. Отсутствие друзей, как на мое ИМХО, сняло некие моральные тормоза. Ему не надо было думать о мнении друзей о своих поступках. Д Артаньян стал настоящим придворным, готовым и служить и прислуживаться.( Только тапком меня не бейте). А появление Арамиса показало, что дружба жива и живы под слоем пепла взаимная любовь и взаимные обиды, как это и бывает в дружбе. Этим «»я«», Д Артаньян на подсознательном уровне передает всю горечь, пережитую, когда одному пришлось хоронить двоих друзей и Рауля, а Арамис в эти наигорчайшие минуты не был рядом, пусть и не по своей вине, и оказывается, даже процветал. По моему очень сложные и смешанные чувства переданы в этом «»я«». По моему, некую подобную эволюцию прошел в Испании и Арамис. Он , мне кажется, наедине со своей совестью, считал себя виноватым в гибели Портоса. А половинчатое прощение - осуждение Атоса он получил из уст последнего в их краткую встречу в Бражелоне. Арамис, человек тонкой душевной организации, и без сомнения ему было больно. И чтобы заглушить боль он, как и Д Артаньян решил идти дальше по жизни один. Но эта встреча пробудила все чувства и воспоминания , которые герцог Д Алмеда пытался похоронить. Ведь оказалось, что даже вдвоем_ они часть того неразделимого целого, что когда то называлось Четверкой. И не ответив колкостью на это «»я«», единственный упрек, который позволил себе Д Арт аньян, Арамис, как бы попросил у друга прощения, что в страшный момент похорон друзей не был рядом, что сам стал причиной гибели Портоса, (хотя тут не совсем его вина, ведь о том , что Портос серьезно болен он понял только уже подле пещеры Локмория). P.S. Простите за длинноты, и некоторую путанность в изложении, написала как чувствую.
de Cabardes: Спасибо, Констанс1! Странно, с телефона лайки не ставятся. Нагоню потом с компа :-) У меня на телефоне, только англоязычный текст ТМ - я по нему учу английский язык ))) Поэтомуприношу извинения, но,как понял, многие читали этот перевод тоже. К слову, д'Артаньян в этом эпизоде выглядит слабым звеном четверки - отнюдь не гибкий, как сталь, Арамис, и, тем более, не величественный Атос: "What was that letter you were about to read, Monsieur Aramis, and which you so promptly concealed?" "A woman's letter, monseigneur." "Ah, yes, I see," said the cardinal; "we must be discreet with this sort of letters; but nevertheless, we may show them to a confessor, and you know I have taken orders." "Monseigneur," said Athos, with a calmness the more terrible because he risked his head in making this reply, "the letter is a woman's letter, but it is neither signed Marion de Lorme, nor Madame d'Aiguillon." The cardinal became as pale as death; lightning darted from his eyes. He turned round as if to give an order to Cahusac and Houdiniere. Athos saw the movement; he made a step toward the muskets, upon which the other three friends had fixed their eyes, like men ill-disposed to allow themselves to be taken. The cardinalists were three; the Musketeers, lackeys included, were seven. He judged that the match would be so much the less equal, if Athos and his companions were really plotting; and by one of those rapid turns which he always had at command, all his anger faded away into a smile. "Would you have given up the letter, Aramis?" said d'Artagnan. "I," said Aramis, in his most flutelike tone, "I had made up my mind. If he had insisted upon the letter being given up to him, I would have presented the letter to him with one hand, and with the other I would have run my sword through his body." "I expected as much," said Athos; "and that was why I threw myself between you and him. Indeed, this man is very much to blame for talking thus to other men; one would say he had never had to do with any but women and children." "My dear Athos, I admire you, but nevertheless we were in the wrong, after all." "How, in the wrong?" said Athos. "Whose, then, is the air we breathe? Whose is the ocean upon which we look? Whose is the sand upon which we were reclining? Whose is that letter of your mistress? Do these belong to the cardinal? Upon my honor, this man fancies the world belongs to him. There you stood, stammering, stupefied, annihilated. One might have supposed the Bastille appeared before you, and that the gigantic Medusa had converted you into stone. Is being in love conspiring? You are in love with a woman whom the cardinal has caused to be shut up, and you wish to get her out of the hands of the cardinal. That's a match you are playing with his Eminence; this letter is your game. Why should you expose your game to your adversary? That is never done. Let him find it out if he can! We can find out his!" "Well, that's all very sensible, Athos," said d'Artagnan.
Орхидея: de Cabardes пишет: Потому что сцена очень странная - Автор не показывает нам никакой реакции Арамиса, а при этом Атос был для последнего высшим нравственным авторитетом, что неоднократно подчеркивается в трилогии вплоть до их последней встречи включительно. И при этом, Дарт говорит, что покойных отца и сына знал он, а не они оба. Отсутствие какой-либо реакции прекрасно объясняется полной эмоциональной опустошенностью. Все свои эмоции Арамис уже давно выплеснул, они его выжгли изнутри. Какая может быть реакция у телесной оболочки, в которой остались способности, знания, навыки, но умерла душа? Арамис сам о себе говорит, что мертв, и о любви к д'Артаньяну говорит в прошедшем времени. Как будто его самого уже нет. Возможно, Атоса и Рауля Арамис уже оплакал, если узнал о их смерти в Испании. Но теперь-то что? Полагаю, д'Артаньяна задевает невосприимчивость и недогадливость Арамиса (которому, в общем-то, не от куда было узнать место погребения и прочие подробности), тогда как у самого гасконца, видевшего тогда всё своими глазами, в душе поднимаются мрачные и горькие волны воспоминаний. Отсюда, от этой обиды, и это "я". Потери на д'Артаньяне тоже сказались, но не так сильно. Он ещё не понял, как они сказались на Арамисе, который ощущал себя живым покойником. Констанс1 пишет: Этим «»я«», Д Артаньян на подсознательном уровне передает всю горечь, пережитую, когда одному пришлось хоронить двоих друзей и Рауля, а Арамис в эти наигорчайшие минуты не был рядом, пусть и не по своей вине, и оказывается, даже процветал. По моему очень сложные и смешанные чувства переданы в этом «»я«». Согласна с вами. На мой взгляд, в этой версии определенно есть существенная доля правды.
de Cabardes: Меня все равно этот момент задевает. Во всей остальной трилогии, вплоть до последнего прощания, для Арамиса Атос очень много значит. И тут - никакой реакции. Иногда даже думаю, что Дюма, публикуя новые главы в периодике, что-то подзабыл.
Стелла: Ничего Дюма не подзабыл: когда пишутся такие главы, они пишутся сердцем, а не по плану. Разное восприятие они вызывают у читателей, которые в меру своего восприятия и отношения к действующим в сцене персонажам наделяют их тем, что им хочется согласно своему представлению о каждому из них. Д'Артаньян и Портос были самыми стойкими, больше всех просто любили жить. Д'Артаньян, на Сент-Маргерит, говорил Атосу, что "человек, пока он живет на этой бренной земле, должен быть готов ко всему" Он на деле показал свою жизненную стойкость. Атос - тот вообще не умел жить для себя, это правильно заметили. А вот Арамис после Фронды настолько занялся собой, что замкнулся на своем величии. Он всегда был эгоистом, и правда, и сам не догадывался, какие тайные и крепкие корни пустила в нем дружба. Пожалуй, Портоса он любил, как нечто незыблемое, верное и всегда готовое подставить плечо. Д'Артаньян держал его в постоянном напряжении, заставлял выставлять иголки. А вот с Атосом, мне кажется, он после Фронды виделся не часто. Атос за всем наблюдал, мне кажется, с легкой иронией, чуть насмешливо: ему претила суета вокруг "дивана". Вот этой иронии Арамис опасался, но ему нужно было одобрение Атоса всегда. А получил бы он его? Арамис хотел и боялся оценки своих дел Атосом. О неудачи Рауля на любовном фронте Арамис знал, но, то что произошло с Раулем и Атосом, стало для него ударом.(он мог узнать об этом по дипломатическим каналам). Д'Артаньян о д'Эрбле ничего не знал, и, мне кажется, не стремился узнать. Арамис мог не предполагать, что Атос завещал похоронить себя не в родовом склепе, а просто в поле, рядом с часовней. А ведь это многое говорит об Атосе, о его самооценке и о восприятии мира. Последние из Ла Феров не принадлежат уже роду - они просто люди в глазах Господа.
Констанс1: de Cabardes , Четверка чувстврвала друг друга на уровне интуиции. Им и слова были не нужны. И все же у каждого оставалось что то глубокр скрытое, что могло поразить и потрясти остальных друзей, Они всю жизнь прдолжали быть интересны и непредсказуемы друг для друга.
Орхидея: de Cabardes пишет: Во всей остальной трилогии, вплоть до последнего прощания, для Арамиса Атос очень много значит. И тут - никакой реакции. Иногда даже думаю, что Дюма, публикуя новые главы в периодике, что-то подзабыл. Дюма иногда подзабывает, но не в таких случаях и не такие детали. Вполне возможно, что Арамис к тому моменту уже знал о смерти Атоса и Рауля, не знал только подробностей и где похоронены, и все эмоции и боль, вызванные этой утратой, уже вышли. Стелла пишет: Атос за всем наблюдал, мне кажется, с легкой иронией, чуть насмешливо: ему претила суета вокруг "дивана". Вот этой иронии Арамис опасался, но ему нужно было одобрение Атоса всегда. А получил бы он его? Арамис хотел и боялся оценки своих дел Атосом. Мне кажется, вы преувеличиваете значение мнения Атоса для Арамиса. Он для него несомненно много значит, но не настолько же. Человек, которой постоянно на кого-то оглядывается и ждёт одобрения не может быть не только самодостаточным лидером, он даже самодостаточной личностью. Почему бы тогда Арамису на прибегать к Атосу по каждому вопросу, не смотреть на него восторженными глазами и не ждать указаний? Или превратиться в некоторое подобие Рауля? Атос для Арамис далеко не безгрешен и отнюдь не всегда прав. В "ДЛС" аббат с ним часто не соглашается, иногда подшучивает на рыцарскими замашками, а однажды сердито бросает: "Замолчите, граф!" - что по контексту смахавает на "заткнитесь". de Cabardes, что до приведенных вами выше отрывков на английском, то я в вами согласна. Но д'Артаньян там ещё юнец, которого легко может повергнуть в трепет масштаб личности Ришелье. Остальные постарше, уверенней, хладнокровнее. Ведь и в сцене казни миледи д'Артаньян был единственным, на кого подействовали крики и вопли и кто готов был её пощадить.
Стелла: Орхидея , а зачем Арамису было просить оценки своих действий в такой короткой встрече? Сказал бы, что им срочно нужны лошади, а потом он ему все напишет-распишет. А то, что Арамис, в свое время, просил совета у Атоса, стоит ли ему уходить опять в аббаты? Он не оглядывался, но одобрения именно от Атоса хотел. Совесть нужно было успокоить.
Орхидея: У Арамиса кризисный момент, потеря ориентиров; у него случилась катастрофа; его терзают сомнения, гнев, боль, досада. Он один на один с этим. У Арамиса есть потребность поделиться с кем-то своей бедой, излить душу (после того как расскажешь кому-то, обсудишь проблему - всегда становится легче), но о том, что случилось, нельзя рассказывать даже духовнику. А Атосу можно. И к Атосу они как раз заскочили за лошадьми. Потом написать-расписать не пройдёт, потому что тяжело и плохо здесь и сейчас. Арамису нужна не столько оценка или одобрение, сколько простая моральная поддержка. И он её получил. К тому же посоветоваться с умным человеком, когда земля горит под ногами, никогда не бывает лишним. Был бы поблизости не Атос, а какой-нибудь другой толковый близкий человек, которому можно всецело довериться, то можно было бы обраться и к нему. Что до ухода в аббаты, если вы, Стелла, имеете ввиду главу "В которой говорится об экипировке Арамиса и Портоса", то там имела место философская беседа. "Он застал Атоса и Арамиса за философской беседой. Арамис подумывал о том, чтобы снова надеть рясу. Атос, по обыкновению, не разубеждал, но и не поощрял его. Он держался того мнения, что каждый волен в своих действиях. Советы он давал лишь тогда, когда его просили, и притом очень просили об этом." В последних предложениях прямое указание на то, что совета никто не спрашивал. Недоаббата опять потянуло на уход от мира, и два друга разводили умную демагогию. Всё равно Арамис в итоге подумает, проанализирует и поступит, как захочет. И мне не приходят на ум основания в романе для утверждения, что Арамису ВСЕГДА нужно было одобрение Атоса.
Стелла: Я не склонна думать, что необходимо делиться тайнами, чтобы полегчало на душе.) Может кому-то от этого и легче, а кому-то не хочется свою ношу на других взваливать. То, что Арамис рассказал Атосу опосля событий, а не стал с ним делиться еще до того, как все закрутил, говорит о том, что он был в шоке. Он никогда бы не рассказал Атосу ничего, если бы подмена произошла благополучно. У Арамиса не кризис -- у него полный крах. Арамис не просил совета у Атоса в молодости - он знал, что тот не дает советов. А вот в зрелости он хочет быть с ним, (сцена у Генриетты) он повинуется ему на Королевской площади. Он признает его старшинство , его авторитет. Да, в Виконте они почти не встречаются, возможно, и не особо переписываются; теперь, когда Рене определился со своими желаниями, ему советы не нужны, согласна.
de Cabardes: У д'Артаньяна, чей исторический прототип был женат и имел детей, в трилогии нет потомства, несмотря на многолетнее сожительство с красоткой Мадлен. Портос, у которого оба прототипа (де Порто и отец самого автора - Тома-Александр Дюма) имели детей - бездетен. Атос - единственный мушкетер, у которого прототипы (д’Отвиль и де Левен) - бездетны. Он не имел законных детей, но усыновил своего бастарда от герцогини де Шеврез - Рауля де Бражелона, однако, последний покончил с собой не оставив потомства. Арамис, чей прототип д'Арамиц был вполне себе многодетным отцом, - единственный из квартета, кому Дюма оставил сына, коего родила герцогиня де Лонгвиль, но принадлежащего другой семье, т.е. род д'Эрбле, во всяком случае, по линии Рене, формально также пресекся, как и фамильные линии по линиям трех его друзей, но не пресекся биологически. Т.е. Арамис не просто пережил всех (архетип "выживающего" в терминологии Канетти), но и единственный, чья линия не пресеклась. Если рассматривать это как послание автора (а что это еще?), то персонаж становится вдвойне интересным.
Стелла: de Cabardes , а если подумать, где еще могли бы "наследить" все трое (Атос не в счет), то понимаешь Хилькевича и всех авторов фиков, которые наградили троицу деточками обоих полов. То, что подразумевал Дюма и что можно высосать из образа жизни троицы предполагает кучу детей, о которых кроме их матерей никто правды не знал. Портос гулял, Д'Артаньян гулял, Арамис в период Фронды тоже гулял, и похлеще других. Так что могло и не ограничиться одним сыном. Мне вот кажется, что Рауль был дан Атосу автором только для того, чтобы заставить графа жить. Всем остальным дети просто ничего бы не прибавили к образу. Д'Артаньяну и Портосу хватило и Рауля на старости лет, они умели жить для себя. А вот Арамису сын был бы отдушиной, поводом возиться и сказки читать. Для семейной жизни он не приспособлен всем своим воспитанием. и саном, и характером. К сожалению, его сын , если память не изменяет, тоже кончил не лучшим образом.
Констанс1: Стелла , сын , которого автор " Сказок Арамиса" прписал последнему Шарль Пари де Лонгвиль погиб во время военной компании совсем молодым. Но при рождении , согласно Дюма, кровный отец сумел сделать его крестным корол.я Франции
jude: de Cabardes пишет: Портос, у которого оба прототипа (де Порто и отец самого автора - Тома-Александр Дюма) имели детей - бездетен. К слову, у Портоса был еще третий прототип - шевалье (по другим источникам - граф) де Валлон, от которого мушкетер получил фамилию, имена предков, крепкое телосложение и любовь вкусно покушать. Он был офицером, любимцем Гастона Орлеанского и фрондером. Де Валлон был женат, но детей не оставил, насколько я помню.
Орхидея: Шарль-Пари де Лонгвиль оказался парнем не в меру шустрым и прежде, чем погибнуть, успел сделать беременной одну маршальшу, которая, к слову, была сильно старше его. Так что Арамис единственный, у кого родился внук, причём ещё при жизни. Правда этот мальчик, повзрослев, тоже погиб на войне и ветвь действительно прервалась. Но мы же не знаем, кто из мушкетёров, где, кого и в скольких количествах нагулял.:) Лично мне не верится, что они остались бездетными. Констанс1, только всё-таки не крестным короля, а крестником.) А чего мелочится? :) Ведь ребенок - принц крови.)) Пусть и крестными родителями будут французский король и английская принцесса. Будут у ребенка покровители на самом высоком уровне. Путевка в жизнь.) de Cabardes пишет: Арамис, чей прототип д'Арамиц был вполне себе многодетным отцом А заодно прототипами были Ларошфуко и де Гонди. В первую очередь в плане биографии, но в плане характера тоже. Что касается Портоса, то в качестве его прототипа ещё называют деда Огюста Маке. К сожалению, информации о нём никак не могу найти.
de Cabardes: Орхидея пишет: А заодно прототипами были Ларошфуко и де Гонди. В первую очередь в плане биографии, но в плане характера тоже. О как! Не знал - спасибо.
LS: *замечание отдельно от беседы выше* В копилку моих шпилек в адрес Арамиса (их немного, но все они вышли из под пера самого автора) добавилась еще одна. Итак (стандартный набор): - камни в почках; - не хватает четырёх или трёх зубов; - "старый хрыч, разбитый подагрой" и - тадам! (новенькое) - умеет кричать по-совиному. Согласитесь, дивный образ получается. :)
Констанс1: LS ,еще придумал особую тайнопись, которую могли прочесть врвсем мире только трое:Францисканец, он же Генерал Ордена Иезуитов, его личный секретарь(внезапно скончавшийся), и сам Арамис.
Стелла: А ведь какое было начало! Собирался в братство лазаристов. Не оправдал надежды де Поля. Не по теме, но не знаю, куда поставить. В прошлом месяце была в Иерусалиме. там, в старом городе, есть магазин, куда заводят всех туристов отовариваться крестиками, свечами, кольцами Соломона и прочими ходовыми сувенирами. При магазине состоит батюшка, который поясняет, что как правильно покупать и прочее. Ну, и я по наивности, решила у него уточнить, как пройти к церкви св. Поля. (чувствовалось, что это где-то неподалеку, я Иерусалим знаю только определенные районы.) И тут батюшка посмотрел на меня прозрачным взором и решительно выдал: "Такого святого не знаю!" Вот и неси истину людям после этого.)))
Констанс1: Стелла ,если батюшка -православный, то неудивительно, что Сен Поля он не знает. Святой то, чисто католический.У православных и католикоав есть некоторое количество общих святых, но они относятся к раннему периоду христианства, еще не разделенного на ортодоксальное-прпвославное и католическое.
Delfiniya: Констанс1 , Сен Поль - это же Святой Павел, нет? Разве он не общехристианский святой?
Armande: Здесь речь, судя по всему, о св. Винсенте де Поле (Vincent de Paul). Он был гасконцем, умер в 1660 г и являлся основателем конгрегаций лазаристов (1625) и дочерей милосердия (1633). Это чисто католический святой. Он был канонизирован в сер.18 в. Православный священник не обязан его знать (только в плане общей эрудиции). И женский монастырь его имени действительно есть в Иерусалиме - монастырь Сен-Винсент де Поль.
полная версия страницы