Форум » Наше творчество » Как трудно быть отцом » Ответить
Как трудно быть отцом
Стелла: Тема не нова, увы!
Ответов - 5
Стелла: Женщина! В доме нужна женщина! От одной этой мысли Атосу делалось дурно. Но он сам не оставил себе выбора. Кормилица ребенку – это еще не все. Нужна женская рука в замке или… или эту роль придется выполнять ему. И не делать вид, что его абсолютно не трогает, что с ним произойдет завтра. С некоторых пор его стало задевать, что соседи, посматривая в его сторону, шепчутся, не особо дожидаясь, когда он отойдет на почтительное расстояние. Как не старался он не делать достоянием гласности появление в замке ребенка, провинция- не столица. Новость о том, что господин де Ла Фер и де Бражелон пригрел у себя дома подкидыша не переставала будоражить любопытство окрестных дворян. Конечно, у каждого своя блажь. Этот странный господин, явившийся из Парижа несколько лет назад, сохранил все замашки столичного жителя. Он ни с кем из соседей не сошелся, предпочитая гостиным провинциального дворянства гордое одиночество. А между тем его происхождение заставляло испытывать горькую зависть многих из знати Орлеаннэ. Близкое родство с домами Роанов, Куси, Монморанси позволяло бы ему бывать в самом изысканном обществе. Но, граф не желал общения. Его редко видели на людях и раньше, а в последний год он вообще перестал бывать в свете. Зато его часто можно было увидеть разъезжающим по поместью. Хозяйством он и раньше занимался, хотя делал это не слишком усердно, но сейчас его словно подменили. А с весны он и вовсе стал пропадать у арендаторов. И поползли по окрестным замкам слухи, один другого невероятнее. Секрет же небывалой активности графа крылся в острой необходимости средств. Изрядно запущенное за время болезни предыдущего хозяина графство, при умелом подходе могло обеспечить новому владельцу неплохой доход. Атос сначала заставлял себя вспоминать все навыки управления, потом втянулся в забытую , как он думал навсегда, роль. Полученное воспитание не давало ему расслабляться никогда. Суровая походная жизнь, к которой он привык смолоду, не оставляла места ни для расхлябанности, ни для забывчивости. На людях он всегда был подтянут, собран, безукоризненно одет. Даже в минуты полного опьянения он, если они были в компании, держал себя в руках. Но это- на людях. Дома же, в присутствии одного Гримо, Атос мог себе позволить побыть в том настроении, какое им овладевало. А после его отставки оно день ото дня ухудшалось. Осенью и зимой граф мог неделями не показываться на глаза немногочисленной дворни. Пил ли он? Да, и часто . И помногу. Но напиваться так, как это удавалось ему в компании, не получалось. Азарта не было или он при этом не играл еще? Атос себе таких вопросов не задавал. Сидел днями, с книгой в руке и стаканом под носом, но не читал и не пил. Гримо заглядывал через приотворенную дверь, вздыхал и тихонько ее прикрывал. Тщательно смазанные дверные петли делали двери графских покоев бесшумными. В такие дни Атос не выносил никакого шума. Малейший скрип, звук шагов, голоса раздражали его, выдергивали из того состояния погружения в себя, которое так пугало когда-то его друзей. Последние полгода эту роль играл детский плач. Хотя ребенок помещался с кормилицей в дальнем крыле замка, граф слышал его в своем сверхвозбуждении и сквозь стены. Он боролся с собой, заставляя сидеть на месте, хотя в такие минуты самым горячим желанием было ворваться в комнату, где помещался малыш и увидеть как… Он не знал, что бы хотел увидеть… Может быть то, что ребенок замолчит при его появлении? А может, он просто хотел, чтобы мальчик пошел к нему на руки? Атос каждый день, как на дежурство в Лувр, являлся к воспитаннику. Но, стоя у колыбельки, никогда не брал ребенка на руки. Боялся, что детское тельце вызовет вдруг поток неконтролируемой нежности? Нет, в это он не верил. Он не чувствительная женщина, чтобы обнимать и целовать мальчика. Для этого есть пока кормилица. Он вдруг вспомнил, как сурово отчитала мать его кормилицу, когда увидела, как та ласкает его, четырехлетнего. Почему-то именно это воспоминание прочно засело у него в голове? Это было странно: ведь до семи лет мальчики воспитывались в женском царстве и свою порцию ласк и женской заботы получали в соответствии с заведенным порядком. Его до семи дома не держали. В неполных шесть отправили в Париж, в Наваррский колледж. В почти взрослую жизнь. К двенадцати он, как рыцарь Крестовых походов, был готов к военной карьере. Хотел бы он чего-то подобного для своего сына? Глупости какие лезут в голову… мальчику едва год сравнялся, он только-только ходить учится, а он уже о карьере для него думает! Совсем с ума сошел на старости лет! Мысль о старости заставила повернуть все размышления в новое русло. Ему и сорока нет, а он уже чувствует себя стариком, прожившим жизнь. Событий, радостных, а еще больше- грустных и трагических, в его жизни хватило бы на десяток обычных людей. Все было, даже любовь… Будь она проклята! Именно из-за нее он не может думать о том, чтобы связать свою судьбу с женщиной, достойной его рода! Сделать все, что положено ему по рождению. Иметь законного наследника, возродить славу семьи, которую он умудрился облить такой грязью. " Опять плачет! Да что это за наказание! Этот плач мне душу просто надрывает! Неужели нет способа заставить его замолчать?"- Атос прижался лбом к холодному стеклу, зажал уши руками. Не помогло… Детский плач звучал так явственно, словно мальчик находился у него за спиной. Граф резко развернулся и пулей вылетел из комнаты. Не снижая скорости он промчался по коридору, стремительно преодолел лестничный марш перехода в другое крыло и резко рванул на себя дверь детской. Адель встала ему навстречу, прижимая к себе заплаканного ребенка. -Что опять случилось? Рауль кричит так, что я слышу его в своем кабинете.- Атос притворил за собой дверь и шагнул к сыну. –Дайте мне его сюда! -он решительно протянул руки к Раулю. Адель не рискнула ослушаться и отдала мальчика графу. От неожиданности малыш замолчал, только судорожно продолжал всхлипывать. Причина крика обнаружилась быстро: здоровенная шишка вспухала на детском чистом лобике. -Что это? Откуда?- тон вопроса был таков, что кормилица побелела от испуга. -Простите меня, Ваше сиятельство, не доглядела. Я постель перестилала , а Рауль … - Господин Рауль!- неожиданно для самого себя поправил Атос непререкаемым тоном. -А господин Рауль,- послушно повторила нянька и глаза ее радостно блеснули.- Господин Рауль хотел залезть на стул и помочь мне. Ну, и не удержался и свалился на пол, бедняжка. - Ребенок полностью на вашем попечении. Если вам сложно проследить за ним, я пришлю вам помощницу.- чуть смягчил тон Атос. -Мальчик растет, ему все интересно, господин граф. Бывает, что детки падают.- осмелилась объяснить кормилица. –" Интересно, а сколько шишек в детстве набили вы, Ваше сиятельство?"- подумала она про себя. -Адель, меня не интересует, что бывает. Если вы не в состоянии уследить за ним, я подумаю, как уладить эту проблему.- тон Атоса был сух. Адель он недолюбливал, но ребенок был привязан к кормилице и, за неимением матери, Атос не рисковал что-то менять в их отношениях. Пусть уж лучше будет так, как есть. Тем более, что к нему Рауль не испытывал пока особого интереса. Мальчик чувствовал, что это хозяин, что его все слушаются и относятся с почтением, но был еще слишком мал, чтобы что-то понимать в иерархии дома, в котором жил. К тому же его общение с Атосом было не более получаса в день, в течении которых они просто поглядывали друг на друга. Но эта последняя сцена убедила Атоса, что мысль, мелькавшая у него, все же достойна того, чтобы ею заняться всерьез. Он начал думать о поездке в Англию, а точнее – в Шотландию.
Стелла: Задуманная поездка принесла совсем не те результаты, на которые он рассчитывал. Атос вернулся с новым ощущением: он вернулся домой. И его действительно ждали. Он соскучился по местам, к которым толком еще не привык. И ждал, что и его заждались. Месяцы, проведенные в другой стране , встреча с лордом Винтером, помогли ему осознать, что в его жизни появилась цель, а точнее некто, о ком надо не просто заботиться. Он не хотел сам себе признаваться, что соскучился по семье. Сознавать это- значит понять, что ему так неожиданно свалившийся на голову сын стал нужным и он как-то привязался к мальчику. О чем он думал, когда увозил его из Рош- Лабейля? Да ни о чем толком и не думал. Он был настолько ошарашен появлением сына, что даже сомнений: а его ли? не было. Раздражение, усталость пришли потом, в дороге. Вот только сомнений в правильности поступка не возникло никогда. Его сын не будет выброшен на задворки. Как бы не сложилась жизнь, но он обязан ему дать пристойное существование. Мальчик рос, и его сходство с опекуном настолько бросалось в глаза, что вся прислуга в замке, не решаясь говорить об этом вслух, только бросала осторожные взгляды на Атоса и Рауля, когда заставала их вместе. Те самые фамильные черты, которые надежно связывали поколения графов де Ла Фер, все больше и больше проявлялись в Рауле. Разрез глаз, разлет бровей, уже у малыша так явственно повторяли черты графа, что у Атоса иногда дыхание перехватывало. А еще: руки. Было поразительно видеть у ребенка почти ту же руку, но миниатюрную. У Рауля не было детской пухлости руки: длинная узкая кисть и тонкие, удлиненные к концам пальчики, с безупречными капельками ногтей. Одни эти руки яснее ясного говорили : вот она, порода! Мальчик был не по годам смышлен, живой, подвижный, но шума от него было немного. Иногда Атос сажал его в кабинете и работая, потихоньку наблюдал, как Рауль играет какой-то немудреной игрушкой или рассматривает гравюры в книге. Иногда взгляды их встречались и граф сам не замечал, как на робкую улыбку ребенка отвечает не менее робкой улыбкой. В такие минуты ему казалось, что между ними протягивается ниточка взаимопонимания. Шло время и, глядя, какими сияющими глазами смотрит мальчик на лошадей, граф решил, что стоит прокатить Рауля на своем жеребце. Он как раз собирался к арендаторам и Раулю будет интересно посмотреть на окрестности замка. О том, какую реакцию вызовет его появление с ребенком на людях, он просто не принял во внимание. Первой неожиданностью было то, что Рауль, первый раз в жизни оказавшись на лошади, испытал только восторг. Второй- что на полпути они встретились с кавалькадой местного дворянства, среди которых было несколько женщин. На такое появление в свете с ребенком граф не рассчитывал. Но эффект был потрясающ: он это видел по глазам и лицам дам и кавалеров. Внешне все ограничилось взаимными приветствиями, но когда группа местной знати осталась позади, Атос ощутил, как горит у него лицо и бешено колотится сердце. Стыд? Пожалуй, но еще и негодование, бешенство от собственной глупости. Потому что иначе, как глупостью, не мог он назвать свое желание прокатить ребенка вне своих владений. И пусть вначале он и не думал забираться так далеко, но восторг сына, да и собственный азарт, подогреваемый радостным воплем" Еще! Еще быстрее, господин граф", заставили его потерять голову. И надо же было ему придержать коня ровно за тем поворотом, где ждала их веселая компания! Изумление и тайная радость- вот что прочел он у них в глазах. Теперь не оберешься разговоров и пересудов. А это было именно то, чего он так не хотел… Атос тронул коня и рысью отправился домой. Вот теперь не избежать визитов в свет. И кто сказал, что в провинции не умеют давать балы с должным шиком? Если провинция – это Орлеаннэ и в ней сидит вся знать, недовольная политикой кардинала Ришелье, не сомневайтесь- все будет сделано так, что королевский двор лопнет от зависти! Тут явятся все, хотя бы потому, что выказывая уважение хозяину, можно еще и посмотреть на соседа, посплетничать о новостях и под шумок, поговорить о политике. Ну, а дамам представится возможность продемонстрировать наряды и драгоценности, которые вдали от Парижских балов рискуют утратить свой блеск. Бал давал герцог де Барбье. А так как он по секрету сообщил двум- трем приятелям, что приглашение получил и граф де Ла Фер, который ему отказать не решится, можно было не сомневаться: приедут все, кого он звал. Может, один Гастон и не явится, но это- к лучшему. Герцогский дом сверкал огнями, а двор был запружен каретами. Атос хмуро смотрел на всю эту суету. " Великосветский базар по продаже невест и сплетен!" Он спешился, кинул поводья Гримо и прошел в дом. Сапоги он сменил на туфли неподалеку: явиться в сапогах на бал- верх неприличия, а кареты у графа уже много лет не водилось. Приглашение на бал Атос воспринял с плохо скрытым чувством досады, но , тем не менее отписал герцогу благодарность за приглашение. Рука сама писала знакомые строки вежливости, а Его сиятельство морщился от отвращения к самому себе. Какого черта! Ведь вся эта суета претит ему. Он представил себе любопытные взгляды , перешептывания за спиной и в душе начала разгораться злость. Раз так- будет вам потомок Куси. Граф ничего не забыл , даром что прошло 15 лет. То, что воспитано с младенчества, никогда не исчезнет, каких бы гигантских усилий к этому не прилагать. Он попал в свой круг и тело само за него решало, как двигаться, что говорить и как себя держать. Да и сам вид его, его изысканный костюм, богатейшие кружева, гордый и чуть рассеянный взгляд, без выражения скользящий поверх голов и обнаженных дамских плеч, говорил о легкой пресыщенности подобными увеселениями. Поклон, улыбка, легкий кивок, несколько любезных слов направо, шаг влево- поцелуй чей-то затянутой в шелк дамской ручки: чем не светский завсегдатай салонов? На самом же деле граф, почти не сознавая, что делает, отыгрывал роль беррийского щеголя и вельможи, которая была для него обычной до…Анны. Как только пришла мысль о ней, настроение испортилось сразу и безнадежно. Сколько можно? Она давно успокоилась на дне Лиса, а он даже сейчас умудряется вспоминать о прошлом. И, словно желая наказать себя за глупые и не вовремя пришедшие мысли, Атос не раздумывая особо, шагнул в дамский круг. Так вступают в ледяную воду … Зазвучали скрипки и граф де Ла Фер повел в танце даму. Которую? Он смотрел ей в глаза и не видел ее. Музыка диктовала движения, позы, а он не отдавал себе отчета в том, что и как танцует. Это тоже когда-то было частью его "я". Он был великолепным танцором и дамы готовы были грызться между собой за счастье танцевать с графом де Ла Фер. Теперешняя его партнерша тоже была в восторге. Она старалась поймать его ускользающий взгляд и рассеянную улыбку, вроде обращенную к ней и все же подаренную всем вокруг. Танец, другой , третий… Атос менял дам с каждым новым танцем, пока гостей не позвали к столу. Герцог де Барбье превзошел сам себя , принимая гостей. Обед, устроенный после бала, был нарушением устоявшихся обычаев, но поскольку принц Гастон так и не почтил его дом, отписавшись чрезвычайной занятостью, все присутствующие почувствовали себя свободно и принялись спорить и сплетничать, как ни в чем не бывало. За десертом все разбрелись, и Атос на несколько минут оказался предоставленным самому себе. Он устал от этой светской суеты, от пристального внимания окружающих, которое ощущал на себе непрерывно, устал от женской назойливости, на которую заставлял себя отвечать светскими же любезностями и мечтал только об одном: оказаться дома и лечь в постель. - Господин граф, не уделите мне пару минут?- нежный голосок вывел его из состояния отрешенности. Атос усилием воли вернул себя на грешную землю. Перед ним с улыбкой стояла молодая женщина. Как ее имя? Память светского человека подсказала без особого труда: мадам де Монтрезор. Вернее – вдова де Монтрезор. Граф почувствовал себя дичью, которую выгнали в чистое поле. Уйти, пока не окружили загонщики. Кажется, он перестарался, отыгрывая роль Куси. Но- вежливость королей!.. И господин де Ла Фер с самым любезным видом обратил внимание на даму. –Я могу вам быть чем-то полезен, сударыня? - Я буду вам очень признательна граф, если вы побудете со мной в парке. В доме стало так душно, а гулять женщине в одиночестве по аллеям в такое время! Это могут не так истолковать! Я дорожу своей репутацией, - добавила она совершенно серьезно, - и не хотела бы лишних пересудов. - А если все эти пересуды будут касаться нас двоих?- немного резко спросил граф. -Сознайтесь, ведь вам надоела вся эта светская возня? -Я ее не заметил. -Позвольте вам не поверить, граф! Вы не замечаете, что весь вечер собравшиеся заняты только вашей персоной? Что вы затмили на этом балу всех мужчин, и, держу пари, приобрели не меньше тридцати смертельных врагов, только и ждущих, чтобы послать вам вызов. -Я не стремился к тому, чтобы кого-то задеть. Но вызовы приму. - Зная вашу репутацию королевского мушкетера и отчаянного бретера… -Вот как! -Да, об этом много говорят в гостиных нашей провинции, граф.- женщина неторопливо поиграла веером.- У вас страшная репутация. - Сударыня, поверьте, слухи о моей репутации изрядно преувеличены.- Атос страстно желал прекратить этот разговор. -Граф, я попросила вас быть моим кавалером на остаток этого вечера не тщеславия ради. Мне надо вас кое о чем предупредить. -Вы?.. меня хотите предупредить? Но почему?- Атос пристально вгляделся в свою спутницу, но сумерки не давали возможности разглядеть выражение ее лица. -Вы должны понимать, что появление знатного, холостого мужчины ваших достоинств… -Сударыня, я не вижу причины продолжать этот разговор.- нахмурился граф.- Поверьте, я знаю себе цену и не вижу здесь ни одной дамы, которая могла бы представлять для меня интерес, пожелай я вдруг жениться. Прошу прощения за свою резкость, но это правда. Я не умею лицемерить. В темноте не было видно, как побледнела женщина. Только слышно было, как судорожно ходит веер в ее руке. - Хотите вы, или нет, понравится вам это, или нет, но вам придется задуматься над тем, что я вам скажу; избавьтесь от своего воспитанника. С ним вам никогда не жениться. Ни одна женщина не потерпит, чтобы подкидыш получал свою долю ласк и внимания наряду с законными детьми. А вы демонстрируете всему свету свою привязанность и свое, по меньшей мере, отцовское участие безродному ребенку. Атос судорожно вздохнул; слава Создателю, она не может видеть его лица! А выражение ярости исказило его черты до неузнаваемости. – Да что они себе позволяют, эти профессиональные кумушки! До какой же наглости может дойти женщина, чтобы посметь советовать человеку, с которым практически не знакома, такие вещи. Неужели одного танца достаточно, чтобы считать себя вправе советовать в таких вопросах? А танцевал ли он с этой дамой? Он не помнит, Дьявол его побери! Все, хватит! Больше он на такие сборища ни ногой. Эта его выходка ничем не лучше амьенского погреба! Только новые проблемы создаст. Он думал, что одного его появления в свете будет достаточно, чтобы все успокоились и отстали от него, но он просчитался. Эти безмозглые курицы еще смели рассчитывать всерьез на его внимание: ничего, он надолго отобьет у них охоту сплетничать и советовать! А главное: иметь виды на него! Он подумывал о женитьбе! Только чтобы найти мать для Рауля!- Атос замер от новой мысли, от нового откровения.- Если он хотел женщину, которая будет относиться с любовью и участием к его сыну, значит, он не смотрит на него больше, как на бастарда. Значит, он хочет, чтобы его мальчик был дворянином, который имеет права, равные с законными детьми. Но какая женщина и вправду потерпит, чтобы ее законных детей ущемлял хоть в чем-то прижитый на стороне ребенок? И какая женщина не захочет детей в законном браке? А он? Он сумеет разделить свою любовь на этого и новых детей? Острое чувство одиночества резануло душу. Атос, наконец-то, обратил внимание, что рядом с ним тяжело дышит женщина. Дама, которая была настолько уверена в себе, что подала ему совет. Но не подумала, что совет этот мог иметь совсем противоположное действие. Атос принял решение: Рауль достоин другого существования и его долг перед своим родом, собой, памятью предков, сделать из этого подкидыша двух знатнейших родов, совершенного дворянина, которого только и способно породить их обнищавшее время.
Стелла: Словно бросая вызов свету, граф де Ла Фер стал часто брать Рауля с собой в седло. Он уже не просто катал мальчика- он ездил с ним к арендаторам. Скоро все вассалы графа познакомились с Раулем. Для ребенка это стало не только развлечением- он внимательно вслушивался в разговоры старших, безошибочно подмечая все оттенки речи. Графа уважали, слушались, относились с почтением и просили совета. Это то, что четырехлетний ребенок улавливал безошибочно. В свое время бабка Атоса так же усаживала внука у себя в кабинете, приучая его к общению со взрослыми. И тогда же Атос сделал еще один шаг: стал говорить с сыном на латыни, справедливо полагая, что начинать следует с живой речи. Цепкая память мальчика позволила ему очень быстро схватывать язык. Постепенно граф начал показывать ему буквы, объясняя связь звуков и значков. Атос, ненавязчиво знакомя сына с начатками латыни, справедливо полагал, что французский от него не уйдет. Так было в его детстве и он так же учил своего мальчика. Теперь он посвящал ему каждую свободную минуту. Купил пони и терпеливо приучал Рауля к седлу. Он не был профессиональным учителем, но оказался педагогом от бога. И это нравилось не только ему- для Рауля общение с графом было радостью. Все знания, все что граф копил в себе, словно скупой в сундуке, теперь просилось поделиться. Он сам себе напоминал теперь кипящий котел, в котором вот-вот сорвет крышку. На прогулках он останавливался где- нибудь на полянке, надежно укрытой от посторонних глаз, привязывал коня и они, словно два школьника на переменке, вволю гоняли по высокой траве, ловили бабочек, а потом, лежа на прогретой солнцем траве разглядывали облака и придумывали им названия. И оба были так счастливы… Если в эти моменты рядом оказывался еще и третий- Гримо, то он, собирая нехитрый завтрак на салфетках, только посматривал поверх травы на своих господ, радуясь про себя, что его хозяин наконец-то сбросил маску угрюмости и недоверия к людям. Маленький мальчик творил чудеса с графом, заставляя его быть самим собой, открывая вновь все лучшее, что столько лет он старательно прятал от окружающих. Атос сам себе мог признаться: ему стало интересно жить. Он заново учился вместе с сыном видеть мир и каждый день ждать от нового дня не плохих известий, а радости, что светит солнце или идет дождь, что впереди масса дел и встреч. Он забыл о своих старых привычках и пристрастиях. Просто забыл- у него не осталось на это свободных минут, не то что часов. И если раньше не успевали заказывать вино в замок, то теперь бутылки покрывались пылью и паутиной в погребе, потому что Атос не спешил принимать гостей и не имел времени даже посидеть часик –другой с бутылкой и книгой. За месяцы, прошедшие после знаменитого бала, он совершил еще один, весьма знаменательный поступок: оформил опекунство над Раулем. А в голове прочно засела мысль: одним опекунством он не станет ограничиваться- нужен титул. Дела поместья шли успешно: земли стали приносить доход. Теперь Атос мог подумать и об учителях для сына. Так у него появилось дополнительное время, чтобы заняться назревшими проблемами. Внезапно размеренная жизнь графства была нарушена. Кончалась зима 1642года. Весть о смерти кардинала Ришелье принес в Блуа курьер. Почуяв перемены, в Париж засобиралась вся опальная знать. Атос вздохнул с облегчением: теперь появились новости поважней, чем его личная жизнь и его, наконец-то, оставят в покое. Как не старался быть он подальше от новостей столицы, все же поневоле оказывался в курсе того, что там происходило. А происходило много чего; смерть короля, возвышение Мазарини, опала и арест герцога де Бофора. В мутной воде перемен рождались заговоры, создавались лагеря и в недрах государства зрела смута, имя которой будет – Фронда. Атос упустил время, когда можно было получить аудиенцию у короля и просить его дать сыну графский титул Бражелон. Новый король был слишком мал, а просить Анну не имело смысла: все решал новый первый министр. К тому же для Атоса просить, и тем более просить временщика, было невозможным делом. Он мог бы еще просить для друзей, но не для себя или для своей семьи! И все же ради сына он готов был искать пути дать ему имя и титул. От ребенка к нему шли не только невидимые волны любви и признательности. Живое воплощение чувства удовлетворения и полноты жизни- вот что видел он в воспитании сына. Ему надо было посвятить себя кому-то. Женщина исключалась априори. Бог выбрал за него, послав ему сына и наполнив смыслом его бытие. А судьба готовила ему еще одно испытание. Женщина, которая ему встретилась на дороге, была молода и очаровательна. И очень напугана, хотя и пыталась скрыть свой страх. Она была одна, покрыта дорожной пылью до самых глаз и не походила на уверенную в своей силе амазонку. Похоже, проделала она немалый путь; об этом говорило и состояние ее коня, замученного и покрытого хлопьями пота. Проехать мимо нее, не предложив помощи, граф просто не мог. -Сударыня, я могу быть вам чем-то полезен?- Атос остановил коня и поклонился, сняв шляпу. Женщина в свою очередь откинула вуаль, прикрывавшую ее лицо и взгляду Атоса предстало миловидное создание с выразительными глазами, вздернутым носиком и пухлыми губками. Граф улыбнулся про себя: " Чья-то дочь сбежала из родительского дома. И натерпелась страхов" -Благодарю вас, сударь. Я бы для начала хотела знать, куда меня занес мой конь. -Граф де Ла Фер, к вашим услугам, мадам.- правила вежливости требовали назвать себя.- Вы оказались на моих землях. Это окрестности Блуа. Но как вам удалось… -О, я издалека, господин граф. Просто я устала путешествовать в карете и упросила дать мне коня прокатиться. Лошадь понесла , а рядом не нашлось никого, кто бы сумел догнать ее. Что-то в тоне девушки вызвало сомнения у Атоса. –" А ведь девчонка лжет!" – подумал он. " Не похоже, чтобы она испугалась взбесившегося коня. Скорее, она боялась преследователей. Точно, сбежала!" -Я к услугам мадам…-он сделал паузу, ожидая , что дама все же как-то назовет себя. - Я,.. я не хотела бы, господин граф, называть свое имя. Надеюсь , вы мне простите мое инкогнито. Уверяю вас, я вынуждена, по не зависящим от меня обстоятельствам, хранить свое имя в тайне. Атос поклонился, будучи совсем не в восторге от ситуации, в которую попал. Получалось, что ему придется предоставить свое гостеприимство совершенно незнакомой женщине, которая не внушала ему доверия. Оставить даму одну на дороге в затруднительной ситуации – это вообще не представлялось ему возможным, хотя и сделал бы он это с охотой. С какой стороны не посмотри, а придется ему везти незнакомку в Бражелон. Граф вздохнул, заранее представив себе, чем все это может грозить его покою и размеренному их с Раулем существованию. " Ну почему мне на пути попадаются одни авантюристки?"-подумал он с горечью и решительно повернулся к даме. -Я думаю, что в данной ситуации самое лучшее для вас было бы принять мое предложение и немного передохнуть у меня в замке. Несколько часов в покое ( Атос чуть заметно выделил последнее слово), помогут вам забыть о пережитых опасностях. В лице женщины что-то дрогнуло, когда он упомянул о"покое" Она поняла, что этот случайный встречный не поверил ее словам и призадумалась: принять его, достаточно дерзкое предложение- неразумно. Но и оставаться одной на дороге еще более бессмысленно и опасно. Она внимательно посмотрела на всадника, легко удерживающего рвавшегося вперед вороного андалузца. Довольно молод. Красив. Спокойное лицо, прямой, пронзительный взгляд. Почему-то она уверена, что он не сделает ей ничего дурного. Она отдохнет, приведет себя в порядок. Никому в голову не придет искать ее у него в доме. Два-три дня передышки- и потом она сможет беспрепятственно продолжить свой путь. Заодно, и дорогу выяснит. За это время ее след потеряют. Ну, ей только и остается, что надеяться, что это так и будет. Она пришпорила лошадь и поскакала вслед за графом.
Стелла: Появление незнакомой дамы в замке вызвало шок у всех обитателей Бражелона. Но, вышколенные хозяином, они не рискнули делится своим мнением даже друг с другом. Только взгляды, которыми украдкой обменивались между собой кухарка и кормилица и говорили, что ничего хорошего они от этого появления не ждут ни для себя, ни для хозяина , ни для господина Рауля. Пока гостье готовили апартаменты, Атос проводил ее в гостиную. Он понимал, что она устала, что ей не до светской беседы и все же хотел выяснить хоть что-то для себя. Если он и сделал глупость, то следовало сократить ее последствия до минимума. Гостья же попросила перо и бумагу и уселась писать письмо. Атос оставил ее и отошел к окну. В зеркале над камином прекрасно отражалось все, что творилось за его спиной. Краем глаза он мог видеть, что гостья, посидев над листом бумаги, сложила чистый лист , без единого росчерка пера, и надписала что-то, видимо имя, кому следовало его вручить. -Мой любезный хозяин, не поможете ли мне еще раз! Мне необходимо срочно отдать это письмо на почту. Адрес и имя адресата я написала, так что вся проблема в том, чтобы оно побыстрее попало в руки того, кто разыщет меня. – она с улыбкой протянула сложенный особенным образом лист, украшенный печатью с летящим голубем.: ничего не значащий знак на воске.. Атос позвонил и передал письмо вошедшему Гримо.- Позаботьтесь, чтобы кто-нибудь немедленно отвез это в Блуа- мрачно распорядился граф. Ситуация нравилась ему все меньше… незнакомая дама, которая не желает назвать себя и лжет хозяину с невинным видом… нет, он все- же болван. Кому нужна его рыцарственность! Теперь совершенно неизвестно, как от этой женщины поскорее отделаться. - Я думаю, письмо сегодня же и уйдет с почтой.- он окинул взглядом легкую фигурку в пропыленной амазонке. – вам бы неплохо было переодеться и привести себя в порядок, но вот незадача, сударыня: в моем доме всего две женщины: кухарка и кормилица моего воспитанника. " Ох, черт, я кажется опять дал маху, просветив ее насчет своего положения"- запоздало сообразил Атос. Изумленный взгляд женщины только усилил его опасения. " Вы- не женаты? Как же так?"- она живо спрятала взгляд за опущенными ресницами, но стоило ему отвернуться, как принялась разглядывать его спину с плохо скрытым интересом. -Я пошлю вам Адель- кормилицу Рауля. Она мне кажется способной помочь путешественнице.- граф натянуто улыбнулся.- разрешите мне откланяться. Дела, мадам, не позволяют мне полностью отдать долг гостеприимству. Если вы что-то пожелаете- скажите Адель. Она передаст моему управляющему. Появившийся с докладом Гримо оказался как никогда- к месту. Пришла Адель и увела прекрасную гостью в ее комнаты. Атос проводил ее взглядом и уже не скрывая своего плохого настроения, уставился на Гримо, ожидая отчета. Жестом тот показал, что письмо ушло с почтой. Атос удовлетворенно кивнул и произнес только одно слово." Рауль?" Гримо согласно наклонил голову и вышел. Через десять минут он вернулся вместе с мальчиком, одетым для верховой езды. Вместе они вышли во двор, где их ждал оседланный пони. Атос не собирался отменять очередной урок верховой езды сына. Из окон второго этажа за ними наблюдали. -Это и есть воспитанник вашего хозяина, Адель?- женщина на мгновение оторвалась от созерцания двора и происходящего там. - Да, мадам.- сдержанной от природы Адель этот вопрос пришелся не по душе. Всего пару часов в замке, а уже сует свой нос везде. Но разве могла скромная кормилица что-то сказать господам? -Прелестный мальчуган. И совсем не похож на простолюдина. Это родственник графа? - Мадам лучше расспросить обо всем Его сиятельство. У нас не принято рассказывать о хозяине.- сухо ответила Адель.- Мадам угодно еще что-нибудь? -Нет. Ты можешь идти. Я поблагодарю господина графа, когда он закончит заниматься со своим воспитанником. И она вернулась к окну, наблюдая, уже не таясь, за Атосом и Раулем. Только увидев, что мальчик соскочил с седла, она неспешно оправила кружево стоячего воротничка своей вычищенной и отглаженной амазонки, поправила выбившийся из прически локон, и не торопясь стала спускаться те несколько ступеней, что вели на крыльцо .Там она и столкнулась с хозяином дома и его воспитанником. Тот час, что Атос провел, занимаясь с сыном, согнал с его лица хмурое и недовольное выражение, вызванное присутствием неожиданной гостьи. Это общение с ребенком было для него, как глоток холодной воды в жару. Он видел успехи сына во всем, чем бы мальчик не занимался, гордился им и все чаще задумывался, как обеспечить ему положение в обществе. Появление в доме посторонней женщины выбило его из ставшей уже привычной колеи. Он поймал ее заинтригованный взгляд и чуть подтолкнув Рауля вперед, задержался на крыльце, ожидая, пока за мальчиком закроется дверь. -Мадам, вы уже отдохнули? Надеюсь, все ваши пожелания удовлетворены?- он был сама вежливость. -Вы можете обращаться ко мне, как к мадам де Брей. Это фамилия моего мужа.- она осеклась, увидев, как побелел граф. - Откуда вы приехали, мадам? – голос хлестнул ее так резко, что она ответила почти машинально: - Из Пикардии. Что с вами? Вам дурно?- она подхватила Атоса под руку, увидев, что он покачнулся. -Простите. Я был резок. – он овладел собой, но бледность согнать с лица было не в его власти.- Меня поразило это имя. Я знавал когда-то семью с такой фамилией. - Она в Пикардии не редкость. Мой супруг принадлежал к той ветви де Брей, что из окрестностей Амьена. Впрочем, точнее я и сама не знаю.- она вопросительно уставилась на Атоса, лицо которого просто окаменело. –Я очень недолго пробыла замужем и…- дальше она не решилась продолжать- граф толкнул дверь, явно не видя ничего вокруг. Судорожно пытаясь вдохнуть, почти ослепнув от дикой боли в груди, он бессильно опустился на ступени, ведущие в прихожую. Опять прошлое поймало его в свои сети. Такое случалось с ним уже не раз, но в последние годы поводов не было. Тем больнее оказался этот удар. " Однофамильцы. Просто – однофамильцы" – твердил он себе, как заклинание, но это не помогало. Он знал: таких совпадении в дворянских фамилиях не бывает. Тем более, что генеалогия, а уж генеалогия родных мест, была для него открытой книгой. Да, но ведь он ничего об Анне не знал; думал, что у нее только брат. Лже- брат. Оказалось, что какие-то родственники все же были. Можно конечно осторожно расспросить гостью, но зачем? Нет, с глаз долой! Избавиться от нее поскорее, а там и все опять канет в Лету. Ворошить былое ему ни к чему- ему надо думать о будущем. При мысли о сыне боль понемногу отпустила. Он встал, опершись о стену. Хорошо, что никто из домочадцев не заметил, что произошло. С минуту он еще постоял, приходя в себя, потом вернулся к себе и вызвал Гримо. -Поезжай в Блуа. Сними для мадам номер в гостинице поприличней, но желательно не на бойком месте. Расходы я беру на себя. И – побыстрее. Она по-прежнему во дворе? Гримо утвердительно кивнул. -Хорошо. Я сейчас выйду к ней. – Атос сделал знак, отсылая управляющего, но тот успел заметить, что хозяин взволнован не на шутку. Граф машинально взглянул на себя в зеркало, висевшее над камином. Он уже почти пришел в себя и только сильная бледность напоминала о приступе. Только убедившись, что он полностью владеет собой, Атос вышел к мадам де Брей. Она встретила его удивленным взглядом, не зная, как реагировать на его стремительный уход и теперешнее возвращение. Впрочем, у Атоса было для нее объяснение. -Я прошу меня простить, мадам, но мои обстоятельства резко изменились. Ко мне едет гость и было бы крайне нежелательно, чтобы он увидел у меня в доме незнакомую даму.- Атос говорил совершенно спокойно, размеренным четким голосом. –Гримо снимет для вас номер в приличной гостинице. О деньгах не беспокойтесь: ваши расходы я возьму на себя. Там вы сможете спокойно пожить и обдумать свои дальнейшие шаги в жизни.- он чуть улыбнулся и она поняла, что он о многом догадывается. Иными словами- она ему мешает , но он не может ее выбросить на дорогу. Он порядочный и ответственный человек и ведет себя, как рыцарь. Мадам де Брей лгала отчасти: она действительно была замужем за шевалье де Брей и удирала именно от него. Вернее- от его людей, которым было велено вернуть непокорную супругу ее законному владельцу. Граф де Ла Фер, отказывая ей в гостеприимстве, тем не менее давал ей возможность укрыться от преследования. Хотя бы- на несколько дней. Она уехала тем же днем, оставив у Атоса смутное чувство недовольства собой. Впрочем, очень скоро у него появился повод забыть о ней окончательно.
Стелла: Рауль доставлял ему не только радость. Были моменты, которые оставляли после себя горький осадок, и не сам ребенок был тому причиной. Все больше бросалось в глаза сходство Рауля с опекуном. Еще немного и Атос не сможет просто с улыбкой отвечать, что это сходство – не более чем результат влияния личности опекуна на еще несформировавшуюся душу ребенка. За несомненное родство с графом говорили уже не только глаза . Чем старше становился Рауль, чем дальше уходили детская округлость щечек и неопределенность линии носа, тем яснее становилось: это сходство- не просто дальнее родство. Настанет день, когда этот же вопрос начнет задавать себе и сам мальчик, не довольствуясь объяснением, как так случилось, что его нашли далеко отсюда , подброшенным к сельскому священнику. Может, не вслух, не у Атоса, но сам себя спросит непременно. И что он ему ответит? Что ребенка, о высоком происхождении которого говорили его внешний вид и многое другое, родители просто подкинули, как подкидывают жалостливым людям породистого щенка, с которым не желают возиться? Атос всерьез занимался вопросом о титуле для сына и , наконец-то, его усилия увенчались успехом. В тот день, когда Рауль был официально признан виконтом де Бражелон, и весть эта дошла до светских салонов, там взорвалась бомба. Вызов обществу был брошен в очередной раз! Что с того, что он признал, для самого себя, что для него нет никого дороже этого мальчика. Теперь надо было заставить понять окружающих, что именно в нем он видит надежду и будущее для своего рода. Граф прекрасно отдавал себе отчет, как встретили эту новость в его среде. Но не учел, что ему теперь не двадцать лет, и что Рауль в его жизни- это не оглушающая страсть, ради которой он готов был на все. Любовь к ребенку, проснувшаяся в его, как он думал, навек засохшей душе, оказалась не менее оглушительной, но рассудок тут работал за двоих. Как учить мальчика? Как обеспечить ему достойное положение? Как ввести его в общество? Как дать ему понять в свое время, что он значит для отца и чего тот ждет от сына? Вопросов было больше, чем ответов. Роль просто наставника начала уже сковывать графа. С сыном его связывала не только глубокая привязанность. Атос порой ощущал, что еще немного, еще какой-то эпизод, какая-то зацепка и он не устоит, и в порыве нежности назовет Рауля сыном, перейдя тот барьер условностей, которых от него требовали общество и статус Рауля. Атос, основными чертами которого были нежность и сдержанность, теперь просто разрывался между этими двумя проявлениями чувств. Он сознавал, что проявления любви и этой самой нежности надо строго соотносить с реалиями времени и среды. Не принято в среде высшей знати давать волю чувствам. Этикет- вещь суровая, но необходимая. Она регламентирует поведение родителей и детей, господ и слуг. Не им это установлено и не ему это менять. Но как же рвалась душа прижать к себе ребенка, шептать ему ласковые слова, выразить переполнявшую его любовь объятием, поцелуем… Атос редко себе такое позволял: разве, когда пару раз Рауль опасно болел и Атосу было уже все равно, что подумают о нем слуги. Он бы удивился, узнав, что тогдашний взрыв чувств и страх, его переполнявший, Адель и Гримо восприняли с явным облегчением: наконец-то их хозяин сбросил маску просто опекуна. Но мальчик выжил, а граф замкнул себя на все замки и засовы. Прошло около года. Рауль, уже в новом статусе виконта, стал бывать в свете и неплохо усвоил правила поведения в обществе. Обществу тоже поднадоело перемывать кости графа и его воспитанника. Не надоело только нескольким дамам строить планы насчет Его сиятельства и в этих планах судьба виконта решалась однозначно: в случае удачи убрать с глаз долой для начала. А потом и с поместьем разобраться. Появление в салонах новой дамы- баронессы де Брей, было встречено с большим интересом. Баронесса, по последним слухам, овдовела год назад и ее первые появления в свете создали ей репутацию не слишком набожной и не слишком сокрушающейся о своем вдовстве. У нее нашелся и покровитель из местных дворян и Атос вздохнул с облегчением: мадам не часто, но довольно чувствительно напоминала о себе. У графа не было лишних средств на содержание дамы и он не считал себя обязанным это делать. Как только он узнал, что у нее есть любовник, финансирование прекратилось окончательно. А баронесса не теряла времени. Заинтригованная тем, что граф выручал ее, не понимая, что может вызвать такую щедрость, она взялась наводить справки об Атосе. И не только в Орлеаннэ. То, что узнала она о графе, повергло ее в шок. А в особенности – то, кем приходился ее покойный муж покойной супруге графа. Потому что оказалось, что у графа де ЛА Фер в свое время была жена, которая погибла на охоте. И эта жена, похоже, приходилась родней ее мужу. Иначе, как объяснить их общее имя? Церковная книга свидетельствовала, что он был обвенчан с девицей де Брей. Ту же фамилию носил священник, обвенчавший их. По сведениям- родной брат. Оставалось узнать, были ли в родне мужа подходящие лица. Оказалось, что имя девицы подлинное. А вот священника в родне не оказалось. История становилась интересной, но распутать ее оказалось не реально: прошло много времени. Графа в Пикардии знали , помнили и уважали. Его управляющий наезжал во владения с распоряжениями по графству. Но давать сведения кому –либо, кроме как ему или управляющему Гийому никто не хотел. Боялись или уважали графа, но рассказывать о былом никто особенно не стремился. Баронессе не оставалось ничего другого, как расспросить самого Атоса. Если это сделать ловко и осторожно, он все ей скажет сам. Но граф, занятый делами, воспитанником и поместьем, как назло, не часто появлялся в свете. Однако, когда наступила осень, урожай был собран, пришел сезон охоты. И Атос , желая приучить виконта к этому дворянскому времяпровождению, стал принимать участие в облавах на волков. Баронесса де Брей сделала все, чтобы оказаться поближе к графу. То, что Атос не пришел в восторг при виде своей случайной знакомой, даже для прелестной амазонки было яснее- ясного. Он сухо раскланялся с дамой и почти сразу же ускакал вперед. Флер де Брей это не смутило: она обладала пытливым характером и не женским упорством в достижении поставленных целей. К тому же у нее появился повод продолжить знакомство: пусть и отдаленное, но все же родство с графом. Ей удалось поймать его только к концу охоты, когда все собрались на поляне вокруг добычи, уложенной на жухлой, тронутой заморозками, траве. Улов был богат: с десяток волков, которые обнаглели настолько, что резали стада прямо в овчарнях. Граф был вместе со своим воспитанником, прелестным мальчиком лет девяти- десяти. Они о чем-то негромко переговаривались; видимо, граф что-то объяснял виконту, потому что пару раз указал на волков, чьи оскаленные морды вызывали трепет на лицах присутствовавших дам. Две великолепные борзые поскуливали рядом с ними, удерживаемые на сворке графским стремянным. Флер, ловя момент, приблизилась к ним, улыбаясь на приветствие всадников, немедленно снявших шляпы. Мальчуган при этом был особенно трогателен: он так непринужденно старался быть взрослым! -Господин граф, я хотела вас поблагодарить, но делать это письмом мне представляется невежливым, а вы человек занятой и …нелюдимый!- и де Брей протянула ему руку, которую Атосу пришлось поцеловать. Причем он сделал это с соблюдением всех правил куртуазности . " Я предпочел бы письмо для завершения нашего знакомства"- промелькнуло у него в мыслях. Он кивнул Раулю и мальчик, откланявшись на прощание, отъехал в сторону, оставив взрослых наедине. -Прелестное дитя. И как уверенно держится он в седле!- Флер говорила почти искренне. – Он делает большие успехи, как говорят. - Я доволен виконтом.- сдержанно промолвил Атос, всем видом своим говоря, что не склонен обсуждать воспитанника. - Но позвольте мне выразить восхищение вами, граф. -За что?- холодная вежливость графа де Ла Фер действовала на женщину. Ей было неуютно в его присутствии, но она не склонна была отступать. -За что? И это спрашиваете вы, граф, после того, как совершенно бескорыстно поддерживали меня так долго в самые непростые для меня месяцы! Когда именно вы пригрели у себя безвестного сироту и даже наградили его титулом и своим поместьем! Вы повергли в шок все местное дворянство, граф! Вы заставили многие семьи оставить свои надежды… -Надежды? Позвольте, сударыня, но я никаких надежд никому не подавал . И вообще, я думаю, этот разговор не имеет смысла. -Нет, имеет. Вы очень ошибаетесь, если думаете, что вокруг вас ничего не происходит, дорогой родственник. И … позвольте мне договорить, на правах пусть не близкой, но все же какой- никакой родственницы: ваше поведение шокирует окружающих. - Мадам, я в своей жизни очень редко обращал внимание на мнение света!- высокомерно вымолвил граф. -Догадываюсь! И женились вы тоже по принципу: " Что угодно мне- закон для всех"? -Вам не кажется, что вы переступили некую грань, которую я не позволю переступать даже женщине, и даже " не очень близкой родственнице"?- тон графа был уже ледяным. -Я не знаю, что побудило вас, граф, совершить то, что вы совершили, отдав свой титул и поместье безвестному мальчишке, но местная знать вам это не простит. И сказать вам об этом- самое малое, что я обязана сделать. Хотя бы из признательности за то время, что я провела в Блуа. Ваша покойная супруга( видите, я знаю и это) была родней моему мужу. Это достаточно, чтобы в некотором смысле мы считались родственниками. Однако теперь я вновь выхожу замуж. Мы уезжаем из этой провинции. В Новый Свет, где у моего жениха обширные земли. Я думаю, мы больше не увидимся с вами, но вы мне симпатичны , граф, и я хочу на прощание предупредить вас:" Вам никогда не жениться, пока рядом с вами ваш воспитанник. Ни одна жена не потерпит, чтобы ее законные дети были лишены того, что вы так легкомысленно отдали постороннему человеку." Это все, милый граф, что я хотела вам сказать. Постарайтесь внять моему совету. Будьте благоразумны. Прощайте! Она улыбнулась, опустила вуаль на лицо и умчалась, как видение, оставив Атоса с искаженным от бешенства лицом и с судорожно сжатыми кулаками. Виконт, подъехавший к отцу, замер в испуге. Таким он графа никогда не видел. -Мы едем домой!- коротко, ничего не объясняя, сказал граф и, отвесив поклон всем присутствующим, дал шпоры коню. Он несся с такой скоростью, что Рауль едва поспевал за ним. По дороге они не обменялись ни словом, ни жестом. Во дворе замка Атос бросил повод конюху и ушел прямо к себе в кабинет. Гримо хотел ему помочь переодеться, но граф отослал его. Ему сейчас присутствие кого-либо было в тягость. Все у него внутри клокотало и выло от бессилия и бешенства. Какая, к черту, женитьба.! Чтобы он поменял благополучие своего сына на какую-то глупую высокородную курицу? Этому не бывать никогда! Да он просто не сумеет разделить свою любовь к Раулю еще с другими детьми. И никогда не позволит обделить хоть в чем-то своего сына! Он у него один и других сыновей ему не надо. Ему не нужны скандалы и притязания жены, которой не нужен будет этот бастард. Да, бастард! Сердце больно сжалось от этой мысли. Что еще он может сделать для виконта? Только одно, самое главное: уравнять его в правах с другими сыновьями знатных родов. Это означает только одно: признать его законным как со стороны отца, так и матери. Атос теперь знал: этому он посвятит всю жизнь. Это то, что он обязан сделать для своего сына и своего рода. Он встал и прошелся по кабинету, чтобы успокоиться. Сквозь оконное стекло долетал звонкий голос мальчика, игравшего с собаками. Атос глубоко вздохнул и приник к стеклу. Вот она, его надежда и последняя любовь. Рауль не обманет его ожиданий. Он просто не должен знать, как трудно быть отцом…
полная версия страницы