Форум » Наше творчество » Возвращение » Ответить
Возвращение
Стелла: Автор: Стелла Фандом : А.Дюма -отец. Пейринг: Атос Размер : мини Жанр: То ,что могло быть. [more]Фик из старых.[/more]
Ответов - 3
Стелла: Последнего пассажира, поднявшегося на борт небольшого судна, никто не провожал. Он был один и пришел пешком. Капитан, видимо, ждал именно его, потому что едва он поднялся по трапу, судно тот час отчалило. Было этому господину лет тридцать пять, хотя нетрудно было заметить, что следы пьянства наложили на его внешности ту несмываемую печать, которая остается от чрезмерно тесного общения с бутылкой. Но былая красота все еще оставалась. Осанка выдавала человека, привыкшего повелевать. Все портило мрачное выражение лица и непрерывно кривившая губы презрительная гримаса. Господин был не в духе, и связываться с ним не хотелось никому. А он между тем явно искал повода, чтобы сорвать на ком-то или на чем-то свое дурное настроение. Похоже было, что он изрядно приложился к бутылке в одном из портовых кабачков. Пока он шел за капитаном к своей каюте, его несколько раз качнуло столь явственно, что это никак нельзя было списать на едва заметное покачивание суденышка на волне. - Ваша милость желает чего-нибудь? - спросил шкипер, открывая дверь перед пассажиром. - Да, вина и получше. И что-нибудь поесть. - Что изволите? - Мне все равно. У тебя, как я понимаю, не трактир. - Я скажу коку, он приготовит, что прикажете. - Я прикажу только вина, а остальное - на твое усмотрение. И пусть до утра меня никто не беспокоит, слышишь? - господин с пьяной злостью пнул пустой бочонок в углу каюты. Капитан подхватил бочонок и, с опаской покосившись в сторону сердитого господина, поспешил убраться из каюты. «Что-то он не в себе. Хотя и особо пьяным не выглядит. А вот сердит очень даже. Может к нему по дороге кто-то пристал, или какая ссора вышла. Да кто их поймет, этих господ? - закончил он вслух. - Лишь бы нас не трогали!» Убедившись, что дверь закрылась, неизвестный пассажир, как-то сразу утратив всю свою злость, добрался до гамака, заменявшего морякам на корабле кровать, и не сняв сапог и камзола, повалился в него. Он и в правду изрядно поусердствовал, чтобы довести себя до такого состояния. И как всегда в подобных случаях, результат был не тот, которого он добивался. Ноги его плохо держали, но голова, дьявол ее побери, голова оставалась до противного ясной. А ему так хотелось довести себя до состояния, когда все видится в розовом свете, как сквозь бокал шамбертена. Не получилось - и в этом была причина его омерзительного настроения. Он был зол на весь мир, и прежде всего - на самого себя. Увы, он опять оказался последним дураком, ослом, болваном! И еще - трусом. Да, трус, трус - вот он кто! Себе-то он может в этом признаться! Не может заставить себя жить так, как живут те, к чьей среде он принадлежит. Плоть от плоти их, а жить по их правилам не-мо-жет! Даже если бы пожелал. - Господи! - он со стоном сжал голову руками. Ну почему все могут, а у него сразу начинает работать совсем другая логика: а не противоречит ли такое существование его принципам? Вот два года назад логика не сработала - сработал инстинкт; и теперь по замку уже разносится детский плач. «Пожалел сироту, а что ты сможешь ему дать в жизни? И нужно ли тебе отдавать кому-то свою душу? Может хватит тратить остаток душевных сил на тех, кому это вообще не требуется? Ребенок сыт, здоров, у него есть кормилица, его любят все обитатели замка. Ему не нужен этот вечно пьяный опекун. Который даже поухаживать за дамой не может - боится, видите ли, что его ПРАВИЛЬНО поймут!» Он даже головой замотал в тщетной попытке отогнать эти дурацкие воспоминания. И зачем потащился он к родственникам в Шотландию? Это для всех он поехал развеяться. А на самом деле отлично понял, для чего его позвали в гости. Завидный жених - краса и гордость рода. Единственный наследник, владетельный граф, потомок Роанов, Куси и прочая, прочая - гуляет холостяком? Это нельзя так оставлять! Он бы тоже хотел, очень хотел, наконец, покоя. Семьи, жены, пусть и не любимой, детей, пусть и не слишком обожаемых. Но так, чтобы все было, как принято в знатных семьях - с соблюдением всех приличий. Чтобы было, кому передать титул и имя. Чтобы вся его родня, наконец, успокоилась и отстала от него. Он им, в конце концов, ничего не должен. Он сделал все, чтобы отмыть свое имя от грязи. Сделал это в первую очередь для себя - не для других. Семья его вообще ни о чем не догадалась. И все кануло в небытие. Вот только он и остался - живое свидетельство былого кошмара. Его долго гоняло по жизни, как сухой осенний лист, пока не прибило к Бражелону. Как хорошо, что дядя подумал о нем и оставил ему это именьице. Если бы не старый граф де Бражелон, что бы он сейчас делал? По-прежнему служил в мушкетерах? Скорее всего, гнил бы на каком-то заброшенном кладбище. Он бы нашел повод попасть туда. Интересно, это качка на море или он допился до такого состояния, что все плывет перед глазами? Хватит, на сегодня хватит. Он не возьмет больше ни капли вина в рот сегодня. Ох, как ему не хватает Гримо! Но Гримо сторожит Рауля. Не мог же он оставить мальчика только на слуг. Ребенка он может доверить только верному, испытанному другу. На чем он остановился? Ах да, Шотландия.... Как они все слетелись к кузине - все эти красавицы. Эти рыженькие, беленькие... Хватит с него и одной! Но как они все мечтают выйти замуж. А на что они еще и годны, как не на продолжение рода? От мысли, что под боком у него постоянно будет находится вечно кудахчущая безмозглая курица, просто воротит. А что - умная, талантливая, красивая оказалась лучше? Один раз он уже попробовал. Ну и как - понравилось? До сего дня в себя не пришел после этого брака. И не придет... «Эх, дурак, дурак! Ну почему тебе везет? Не проще было бы ввязаться в заведомо безнадежную авантюру и найти достойную смерть?» Его предыдущая авантюра закончилась тем, что он получил в наследство это голубоглазое и кудрявое сокровище, которое, наверное, уже научилось бегать и гоняет по дому. Ах, черт побери! Ну почему о чем бы он ни думал, ход мысли непременно приводит его к мальчику? Он же обещал себе, что НИКОГДА БОЛЬШЕ никого не впустит к себе в сердце. У него даже друзей не осталось, он один. Он больше не хочет боли расставаний и потерь. Атос вскочил на ноги. Лежать в таком состоянии - пытка. Поток мыслей и воспоминаний с такой силой захлестнул его, что он должен был двигаться, чтобы управиться с этим шквалом эмоций. Только сейчас он заметил, что на столе его ждет ужин. Но мысль о еде, а тем более о вине вдруг стала неприятна. «Здесь душно! Наверх, на воздух!» - он схватил плащ и в несколько прыжков оказался на палубе. Со всех сторон его окружало только море. Английский берег скрылся вдали. Берега Франции тонули во мраке. Дул несильный, ровный ветер. Здесь, наверху, он почувствовал, как улетучивается весь хмель, и мысли замедляют свой стремительный бег. Здесь можно все спокойно обдумать. Он остро чувствовал: так дальше продолжаться не может. Он мечется, как загнанный зверь. Франция, Шотландия, Лондон. Лондон - и этот процесс. Судьбе угодно было столкнуть его еще раз с лордом Винтером. Надо признать, что ни Атос, ни Винтер поначалу не пришли в восторг от этой случайной встречи. Слишком тяжелые воспоминания связаны были у них друг с другом. Но званый обед выдался на славу и постепенно оба перестали делать вид, что они незнакомы. У Винтера было поместье в горах, и он позвал Атоса к себе. Несколько дней, проведенных наедине друг с другом, неожиданно сблизили двух аристократов. Винтер знал многое об Атосе из того, что не подлежало огласке. И граф, с трудом пересиливая себя, стал рассказывать лорду Винтеру, что произошло до появления миледи в Англии. Тогда они просидели всю ночь. Винтер, поначалу видевший в Атосе только бывшего мушкетера, задиру и игрока, после Армантьера понял, какая бездна скрывается под маской холодного безразличия. Выпитое вино развязало языки. Перед Винтером сидел одинокий, мятущийся человек, оставшийся без семьи, без друзей, без привязанностей в жизни. В разговоре промелькнуло имя Рауля, и Винтер не удержался, спросил: «Это ваш сын?» Атос тут же ушел в себя, словно ледяной водой его окатили. - Нет, вы ошибаетесь, - неохотно сказал он. - Это просто мальчик, которого подкинули сельскому священнику. Я забрал его, все же у меня дома ему будет лучше, чем в этой глуши и нищете. Лорд посмотрел на своего старого знакомого. Граф явно что-то не договаривал, но он не посмел расспрашивать его. Однако, само упоминание о ребенке вернуло его к занимавшей Винтера теме. Они встретились с Атосом случайно, но англичанин на самом деле собирался разыскивать бывшего мушкетера. Дело, так занимавшее лорда в последнее время, требовало серьезного участия графа де Ла Фер. Именно граф, а не мушкетер Атос нужен был ему сейчас. Винтер изложил суть дела. От Атоса требовалось только одно: выступить свидетелем на процессе, который Винтер вел за свои права наследования. У миледи оставался малолетний сын. Был ли мальчик действительно плодом брака Анны и лорда Винтера-старшего - этот вопрос мог и не рассматриваться. Право на его наследование оспаривалось уже тем, что его мать вышла замуж, состоя в браке во Франции. Ни одна церковь не признала бы такой брак действительным. Атос понимал, что его свидетельство ставит ребенка вне закона, обрекая на жалкое существование. Но тут было дело принципа, и он согласился. К тому же, сам будучи в силу своего положения отличным законником, не мог отказать лорду. Оставалось только рассчитывать на порядочность и человечность Винтера по отношению к ребенку. Он не должен его бросать на произвол судьбы. Слово Атоса было решающим. Теперь для Джона Френсиса не было будущего. Он стал просто бастардом - без средств, без имени, без семьи. Этот суд заставил графа посмотреть на своего Рауля с другой стороны. Надо уметь быть объективным: он не имеет морального права бросить своего сына, не обеспечить ему будущее. Винтеру он помог, этого требовал от него долг, чувство справедливости, необходимость восстановить истину. Но по отношению к СВОЕМУ ребенку ему не хотелось истины. Ему захотелось, чтобы у мальчика был не просто приют – нет, настоящий дом! И пусть не совсем настоящая, но своя семья. Пусть он никого не умеет и не может любить, но проявлять самую обычную заботу о ребенке, не сбрасывая его на слуг и не устраивая запоев, цель которых - доказать самому себе, что он никому и ему никто не нужен, - это он может. И не прятаться от мысли, что в доме ребенок, с которым он просто не знает, как себя вести. Несколько дней, проведенных в Лондоне после суда, перевернули многое в его сознании. В последней попытке убежать от самого себя, от решения .которое зрело в нем, он напился. Мертвецки. Как в первые годы, как пил, когда приехал в Бражелон. Но, кажется, и этот бег по кругу подходил к концу. Впереди забрезжил свет. И решение изменить все - вначале робкое, неуверенное - теперь захватило его целиком. Рассвет над морем пробудил в нем желание жить, воскресил силы, которые он посчитал утраченными навек. Он хотел жить. Жить не для себя, этого он не умел. Но там, на берегах родной Франции был его дом, а в нем - маленький росток, который мог стать для него всем в жизни. Если ему не суждено полюбить женщину, любовь к сыну станет для него новым божественным предначертанием. Он должен решить для себя основное - :вернуться к сыну, полностью очистившись от скверны прошлого. А еще он должен рассказать все другу. Он ощущал свою, пусть и невольную, вину перед ним. И последнее: он бросит, нет, он УЖЕ бросил пить! Рауль никогда не увидит своего отца пьяным. Он всегда будет для мальчиком человеком, у которого нет недостатков. Когда судно вошло в порт, с его борта на берег уверенной походкой сошел уже другой человек. Ночь в море возродила графа де Ла Фер. Он хотел жить с такой же силой, с какой еще сутки назад стремился к смерти. На почтовой станции он купил коня. Предстоявшая дорога домой - в полном одиночестве - теперь не тяготила его. В одной из приморских деревушек ему приглянулась скромная церквушка. Простой кюре выслушал просьбу заезжего господина об исповеди. Если и изумился, то не подал вида. Исповедь вышла длинной и непростой для обоих. Но глядя на то, как легко, расправив плечи, оттряхнув с себя муку полутора десятков лет, идет этот красивый, еще молодой господин, кюре испытал нечто похожее на благодать: он помог этой непростой, но такой возвышенной душе найти свое место в мире и благословил его. Атос возвращался домой - в мир живых, где любят и умеют быть счастливыми.
Диамант: Люблю этот ваш фик, Стелла - за жизненность. Ну почему все могут, а у него сразу начинает работать совсем другая логика: а не противоречит ли такое существование его принципам? Вот два года назад логика не сработала - сработал инстинкт; и теперь по замку уже разносится детский плач. «Пожалел сироту, а что ты сможешь ему дать в жизни? И нужно ли тебе отдавать кому-то свою душу? Может хватит тратить остаток душевных сил на тех, кому это вообще не требуется? Все могут, а ты не можешь. Ты петикантроп, которому не надо было родиться? Последствия истории с миледи - не только замаранная фамильная честь и представление о женщинах как обманщицах. Граф - посттравматик. Стресс от понимания, что доверял той, которой нужен был не он, а его положение. Плевок в душу открытого человека. Право человека закрыться. Естественная реакция. И естественно ведущая к смерти, если не принять это состояние, и не пройти его, не дойти до другого. Неумение жить для себя - большая ахиллесова пята, но за нее же можно и вытащить. Был бы хотя бы кто-то рядом...
Диамант: * питекантроп - очепятка Но смысл тот же.
полная версия страницы