Форум » Наше творчество » Иной ход » Ответить
Иной ход
Стелла: Фандом: " Виконт де Бражелон" Размер: макси Пейринг- персонажи " Виконта" Жанр: - может, повесть?( на роман не тянет) Отказ: Мэтру.
Диамант: Атос! На иллюстрации еще лучше, чем в главе
Стелла: Глава 17. Семейные проблемы. Мальчика назвали Робер-Оливье-Эркюль, как и полагалось в знатных семьях: первое имя - родовое, второе имя - деда по отцу и третье - имя деда с материнской стороны. Добавятся имена еще и после конфирмации: святых покровителей у знати всегда было в избытке. Ребенок быстро стал центром мироздания в замке, и теперь все было подчинено его благополучию. Граф самоотвержено (куда терпеливее, чем в свое время с Раулем) сносил всю эту суету, пока не дал понять, что есть вещи, которые он не потерпит. Госпожа де Сен-Реми, на правах бабушки, фактически поселилась в замке и стала диктовать свои правила. Налаженная жизнь, привычный распорядок — все стало подвергаться критике, все было признано неправильным и противоречащим моральным устоям. Слуги были недостаточно вышколены, мебель — устарела, серебро — плохо начищено, полы — недостаточно блестят, а в цветниках не те цветы, что в моде нынче. Последнее замечание, сделанное Луизе матерью и случайно услышанное Атосом, заставило его перейти к решительным действиям. Как человек светский, он не позволял себе резких слов, но госпожа де Сен-Реми перешла границы дозволенного в доме, который был и его домом. Он попросил принять его в Блуа, в замке, в покоях, где проживала мадам со вторым мужем и сделал это, щадя самолюбие старухи. Матушка Луизы смутно чувствовала, что граф желает объясниться, но даже не подозревала, о чем может быть разговор. Невероятная самоуверенность и недостаточный такт никак не могли ей подсказать, с какой такой радости граф де Ла Фер явился к ней с визитом. После взаимных приветствий, Атос не стал откладывать, что именно стало целью его прихода. - Сударыня, я подумал, что вам удобнее будет вести нашу беседу в ваших апартаментах, где все для вас привычно и подчинено вашему распорядку. В Бражелоне все заведено несколько иначе, в его обстановке рос мой сын, а ныне ваш зять. Эти условия знакомы и Луизе с детства; она немало времени проводила в нашем замке и, мне кажется, до последнего времени ее все устраивало в обстановке дома. Я понимаю, что как дочь, она должна прислушиваться к советам матери, но теперь у нее есть муж и его мнение для нее должно быть определяющим. Давайте подождем виконта, он теперь хозяин Бражелона и ему решать, что и как делать. Он близок ко двору, и он человек со вкусом: пусть он решит сам или со своей женой, как лучше обустроить поместье. Поверьте мне: то, что служит эталоном вкуса в Блуа, и то, что модно при дворе, находятся в некотором противоречии. - Вы обвиняете меня, что я вмешиваюсь не в свои дела и диктую дочери правила правильного ведения дома?- поджала губы мадам де Сен-Реми. - Я благодарен вам, что вы верно истолковали мои слова,- Атос чуть улыбнулся.- Наши дети достаточно хорошо воспитаны, чтобы самим определиться с требованиями моды и хорошего вкуса. - Надо ли понимать, сударь, что вы обвиняете меня в дурном вкусе? - Упаси бог! Вы просто давно не бывали при дворе Его Величества. Некоторое отставание в этом вопросе вполне естественно. Четыре дня пути — это много, мадам. Не все решаются совершить такое путешествие. - Чего же вы хотите от меня, господин граф?- женщина угрожающе подалась к креслу гостя. - О, совсем не многого! Каждый будет исполнять свою роль в границах своего дома. Вы — гостеприимная хозяйка и строгая мать в своем поместье. Луиза — прелестная молодая женщина, которой до всего есть дело, но - в Бражелоне. И, мадам, я буду счастлив заметить, что ничто и никто не омрачает жизнь наших детей, которым теперь идти по жизни рука об руку. - Граф откланялся, оставив бедную женщину задыхаться от ярости. Он мог быть спокоен: теперь она не скоро начнет проявлять свой характер на чужой территории. Что до Луизы, то она, посвящая почти все время ребенку, стала находить время для прогулок. Она с восторгом углублялась в знакомые до каждой тропинки роскошные рощи Шеверни, предаваясь воспоминаниям детства. Каждый куст, каждое деревце были ей знакомы по прогулкам с Раулем, каждый пригорок вызывал в памяти картины юных лет. Как-то раз, задумавшись, она не обратила внимание, что за ней по тропинке медленно движется всадник. Песок на тропке приглушал стук копыт и Луиза опомнилась только тогда, когда почти у ее плеча коротко всхрапнула лошадь. Она испуганно вскрикнула и отпрянула было в сторону, но тут же запуталась в юбках и упала на колени. Всадник, поняв свой промах, соскочил на землю и помог ей подняться. Луиза подняла глаза на незнакомца и вскрикнула: перед ней был шевалье де Лоррен, фаворит принца Орлеанского. - Мадемуазель... о, простите меня великодушно, мадам де Бражелон! Вы... одна, в лесу... Что случилось? Вы заблудились, мадам? Разрешите предложить вам свою помощь?- придворный был непритворно изумлен и обрадован. - Нет, нет, все отлично; я просто гуляла, шевалье. Я прекрасно знаю эти места, я здесь родилась и выросла, а одна я только потому, что люблю гулять в одиночестве. Как вы оказались здесь? - Вы просто не в курсе событий, сударыня. Сюда едет весь двор. Я поехал вперед и через лес: я тоже знаю эти места. Но где ваш муж? - Он в армии. - С его стороны просто неосторожно оставлять такую красавицу одну, да еще разрешать ей гулять в лесу. Вы разрешите проводить вас, сударыня.- шевалье предложил ей свою руку, держа другой под узцы своего коня. Луизе не оставалось другого выхода, как покорно принять помощь. Они дошли до дороги, от которой вела аллея к замку Бражелон, не говоря ни слова. Шевалье откровенно разглядывал Луизу, находя, что она восхитительно похорошела и стала настоящей дамой. Уже у развилки он придержал ее руку в своей, с интересом наблюдая, как краснеет молодая женщина. - Если я увижу виконта, я непременно скажу ему, что он не имеет права прятать такое сокровище в провинции. Вы должны бывать при дворе, мадам! - У меня маленький сын, господин шевалье. Мне еще рано оставлять его,- улыбнулась Луиза и, наконец, отобрала свою руку у де Лоррена. - Тогда позвольте вас поздравить и сказать вам, что редко какой женщине так идет материнство. Но я обязательно расскажу Принцу о вас: его порадует новость, что бывшая фрейлина его жены достойна стать украшением двора. Я надеюсь, что и Его величеству Людовику тоже будет приятно об этом слышать!- добавил он достаточно громко: так, чтобы услышала Луиза, и с тайной радостью замечая, что виконтесса сильно изменилась в лице.- А рыбка готова клюнуть на живца, - отметил он про себя,- надо поскорее сообщить все де Варду. Луиза шла по аллее, все убыстряя шаги: под конец она уже почти бежала, насколько ей позволяла ее хромота, не отдавая себе отчет, что вызвало в ней такое смятение. Упоминание коварным шевалье имени короля всколыхнуло в душе молодой женщины давно забытые воспоминания: она вновь увидела короля таким, каким он впервые предстал перед ее глазами в Блуасском замке. Именно ради возможности видеть его, а не виконта, захотела она ехать ко двору. Она не имеет права думать о другом, в особенности, если этот другой — король. « Рауль, где вы, почему вы не рядом со мной сейчас, когда меня подвергают соблазну!» - Она поспешно прошла в детскую и опустилась на колени перед колыбелью сына. Мальчик тихо спал, не ведая, что его мать ищет в нем спасения от грешных мыслей, призрак которых вызвал в ней одним только именем короля вероломный придворный. « Я должна просить Рауля, чтобы он был рядом со мной!» - решила Луиза.- Наше счастье важнее его карьеры. Но ей не пришлось писать Раулю: он был в свите короля. Лихорадочное состояние жены, ее слезы и ее просьба быть с ней рядом, смутили виконта. Он понимал, что ей одиноко, ребенок не всегда мог отвлечь ее, но этот, почти ужас, когда он сообщил, что приехал на несколько часов, потому что обязан сопровождать короля... Рауль был растерян, сбит с толку: понял он одно — жену нельзя оставлять одну. За всей суетой и домашними мелочами Атос почувствовал себя забытым и ненужным и засобирался в Ла Фер, но Рауль задержал его: он пришел поговорить с отцом. Одного взгляда на виконта Атосу хватило, чтобы понять, как озадачен и смущен Рауль предстоящим объяснением с отцом. - Садитесь, друг мой! Я вижу, что разговор нам предстоит долгий,- помолчав, пригласил граф сына к беседе. - Отец, я чувствую, что дальше я не имею права молчать,- тихо начал виконт.- Я столь многим вам обязан... - … что и не стоит об этом говорить,- поспешно закончил Атос.- Теперь вы сами отец и можете понять многое. - Граф, вы щадите мои чувства и поэтому не желаете говорить о моей... неблагодарности? - Рауль, что вы имеете в виду, оценивая таким образом нечто, что мне пока неизвестно? - Атос насторожился, не представляя, куда ведет их разговор. - Я очень много думал в последние дни о том, могу ли я оставаться и дальше в армии. - Вы считаете ошибкой то, что продолжаете делать карьеру? - Я не уверен, что имею право бросать жену и ребенка одних в провинции. Атос почувствовал себя уязвленным. - Вы считаете, что я плохо заботился о вашей семье? Уверяю вас, если бы не невозможность пребывания под одной крышей с вашей тещей, которая вообразила, что она и здесь хозяйка, я с удовольствием отдал в ваше отсутствие все бразды правления дамам. Тем более что для меня в этой идиллии все равно не нашлось бы места, - объяснил он с едва заметной обидой. - Граф, я умоляю вас!- Рауль сжал руки отца в своих.- Мы с вами просто не произносим вслух то, что думаем. Я принял решение! - В отношении вашей дальнейшей службы, виконт? - Отец, я знаю, вам бы хотелось видеть меня на вершине славы, богатым и обласканым королем, но на кону моя любовь. Я не могу больше оставлять Луизу одну. Бог знает, что способна ей внушить ее матушка, госпожа де Сен-Реми, когда меня нет поблизости. Луиза - слабая женщина. - Кажется, вы начинаете кое-что понимать!- граф откинулся в кресле, глядя на поникшего сына сверху вниз.- Мадам маркиза раскрыла дочери глаза на ваш брак? - Боюсь, что она все перевернула с головы на ноги. Луиза боится оставаться одна. - Сын мой, это женская логика, но она может принести чудовищные плоды. Я не имею права и никогда не стану расспрашивать вас, что произошло, но ваше решение закончить свою военную карьеру меня опечалило. Что вы будете делать в Бражелоне? Тех средств, что дает вам поместье и Ла Фер не хватит для светской жизни в столице. Ведь вы же не захотите, чтобы виконтесса прозябала в провинции после того, как блистала,- в голосе Атоса прорвалась ирония, - при королевском дворе. Ведь именно такие мысли внушает ей ее мать! - Луиза не говорила мне ничего подобного, но судя по тому, как она скучает в одиночестве, я понял, что провинция не для нее. Атос хотел сказать, что нет на свете женщины, которая добровольно и с радостью отдала бы себя семье в деревенской глуши, но в последнюю минуту смолчал: не хотелось настраивать Рауля на совсем уж скептический лад. Вместо этого он только заметил. - Неужто ваше присутствие не способно ее развеселить? - Она опечалена предстоящей разлукой. - Если вы намерены уйти в отставку, это расставание не будет долгим. У нее есть кем и чем заняться в это время. Робер постоянно нуждается в матери. Тем более, пока ребенку не исполнится год, ей не стоит появляться в свете: ее не поймут. - Я вернусь, как только смогу. Пока мальчик не достигнет двух лет, мы будем жить в Бражелоне. Я займусь хозяйством и, надеюсь, у меня получится пусть не так хорошо, как у вас, граф, но поместье даст нам необходимые средства. « А чем займусь я?»- с тоской подумал Атос. «Меня, похоже, списали со счетов! Нет, так дело не пойдет: кроме Ла Фера есть еще Шато-Турен.»
Стелла: Глава 18. Путешествие. Атос был единственным из друзей Арамиса, которому он писал пространные и обстоятельные письма. Арамису всегда казалось, что только Атос способен был оценить и стиль, и изящество его сравнений. Впрочем, Арамис был недалек от истины: Атос получал удовольствие, читая остроумные рассказы о парижских знакомых, политических новостях и, изредка, о последних придворных анекдотах и сплетнях. То же, что касалось продвижения его в церковной карьере, Арамис избегал упоминать. Только постфактум сообщал он другу, что шагнул на очередную ступень, ведущую к Святому престолу. Последнее время Арамис продвигался так быстро, что не успевал написать об этом графу, и получение д'Эрбле Ваннского епископства стало для Атоса неожиданностью. Поскольку Атос твердо решил разобраться с поместьем в Русильоне, он стал собираться основательно и надолго. Последняя поездка заставила его принять меры предосторожности: он оставил соответствующие распоряжения нотариусу и запасся деньгами: он помнил свое обещание расплатиться за стройку, не желая быть обязанным иезуитам хотя бы денье. Поскольку управляющий прислал ему некоторую сумму из Ла Фера, Атос мог ни в чем не ущемлять доходы Рауля; Ла Фер по- прежнему оставался его поместьем. А Бражелон? Ну, пусть учится жить на то, что имеет, раз он решил пожертвовать службой. На самом деле, решение сына выйти в отставку задело Атоса больше, чем он думал. Именно с военной карьерой и связывал граф желание видеть сына в первых рядах дворян королевства. У Рауля были все данные и все возможности стать гордостью рода. Не было только одного: настоящего честолюбия, способного приносить в жертву обстоятельства. Граф де Ла Фер должен был с грустью признать, что кое-какие его опасения начинают сбываться. Луиза показала себя преданной матерью, но была ли она настолько преданной и любящей женой, что способна была пойти на жертвы ради блага супруга? Теперь, когда ей предстояло остаться рядом с мужем, ее характер должен был определиться. Граф уезжал с Гримо. Ни Блезуа, ни Шарло не годились для долгих поездок. Гримо понимал Атоса, как самого себя, и именно Гримо бывал с ним во всяких переделках. Атос сделал себе одну уступку: он решил путешествовать до Ванна верхом, как и ездил всю жизнь, а оттуда добираться до Байонны морем. Уже с этого южного порта он поедет в Турен на лошадях; заодно и ознакомится с тамошними дорогами, а если повезет, то и тайными тропами. Рауль даже не пытался отговорить отца от поездки: по собственному опыту он знал, что это бесполезно. Он только попросил графа взять с собой еще людей, на что Атос, пожав плечами, заявил, что ему отряд ни к чему, он не едет по поручению короля или королевы. Перед самым отъездом, когда граф уже был в седле, пришло письмо от Арамиса: несколько строк, в которых он извещал, что будет проездом в Париже и если Атос не против, они могут там встретиться. Это полностью соответствовало планам графа де Ла Фер, который так или иначе собирался в столицу. В этот раз Атос сам себе пообещал, что будет получать удовольствие от поездки: никакой спешки, никаких загнанных лошадей, отдых только в приличных гостиницах и ни-ка-ких приключений. А дети: ну, что же, несколько месяцев они будут жить так, как и положено молодой семье. Граф убеждал сам себя, но его грыз червячок сомнения: не окажет ли добродетельная госпожа де Сен-Реми пагубного воздействия на свою дочь? Дорога до Парижа действительно была спокойна и приятна для путешественников, и в столицу граф с Гримо прибыли накануне дня, назначенного Арамисом. В Париже Атоса ждал сюрприз, к которому он никак не был готов - герцогиня де Шеврез. Видимо, она проведала о приезде графа, и его поджидал ее лакей с запиской, которую ему вручили, едва он спешился у дверей своего дома. - Приказано ждать вашего ответа, Ваше сиятельство,- заявил лакей, не оставив графу никаких вариантов. - Жди здесь, ответ тебе принесут, - раздосадованно бросил Атос через плечо. Нет, он все же устал с дороги, надеялся отдохнуть, а тут - герцогиня! Какой черт принес ее во Францию? Атос сломал печать и развернул письмо, сложенное затейливым образом, свойственным только мадам де Шеврез. Он начал читать, подымаясь по ступенькам, и едва не споткнулся: герцогиня искала с ним встречи. «Мой милый друг! Обстоятельства привели меня во Францию, в которую я уже не предполагала возвращаться. Но, оказавшись в границах нашей милой родины, я испытала тоску по старым друзьям. Я в Париже инкогнито, но тем ни менее хочу повидаться с теми, с кем у меня связано столько прекрасных воспоминаний молодости. Вы, мой дорогой, один из самых верных и преданных моих друзей, вы, да еще, быть может, наш милый Рене. Но если ваш постоянный адрес мне известен (я посылала в Бражелон, но мне ответили, что вы уехали путешествовать и будете в Париже проездом), то нашего дорогого аббата я не знаю, где искать. Я была бы вам признательна, если бы при нашей встрече вы поделились со мной не только нашими общими воспоминаниями, но и тем, где я могу отыскать этого вечного ветреника. Нежно целую ваши прекрасные глаза. Ваша Мари.» Письмо возмутило графа. Он давно уже делал все, чтобы прекратить любую связь с герцогиней. Обстоятельства этому способствовали - де Шеврез была в эмиграции. Но подать о себе весть через столько лет и ни словом не заикнуться о том, кто связывал их — об их сыне?! Эту черствость не извинял даже слабый намек о воспоминаниях. В конечном итоге, ее волновало по-настоящему только одно: где можно найти Арамиса. Но вот это он и не собирался ей открывать. Надо отвечать: внизу ждет лакей. Ответить — и снова забыть о Шевретте на долгие годы, а лучше всего - навсегда. Граф тщательно выбирал слова, составляя ответ. « Сударыня, я не смею испытывать ваше терпение и оставаясь вашим преданным другом не стану задерживать вас с ответом. К моему величайшему сожалению, я не могу вас порадовать: адрес господина аббата мне не известен, он давно не писал мне. Письма его приходят чрезвычайно редко и всегда с оказией. Увы, нам с вами не придется увидеться в этот раз: я заехал в Париж на несколько часов, которые мне придется всецело посвятить делам. Надеюсь, что в будущем судьба будет более благосклонна к нам. С почтением целую ваши руки. Граф де Ла Фер.» Ни слова — о сыне. Если она проведает, что он женат и у него ребенок, еще не известно, что она способна придумать. От нее лучше держаться подальше. Если бы граф увидел лицо герцогини де Шеврез в тот момент, когда она читала ответ на свое письмо, он был бы доволен. Герцогиня была в ярости: она именно от Атоса рассчитывала узнать, где искать Арамиса. Рене был ее последней надеждой в деле восстановления Дампьера. Пребывание герцогини в Париже заставило Атоса полностью изменить свои планы: ему пришлось ограничиться несколькими часами отдыха и они с Гримо поспешно покинули столицу, оставив письмо для Арамиса. Гримо полностью разделял страхи хозяина: у него в памяти свежи были воспоминания о месяце пребывания герцогини де Шеврез в Бражелоне и тот сумбур, что она умудрилась внести в налаженную жизнь поместья и округи. Видимо и его хозяину того визита хватило на всю оставшуюся жизнь. Теперь он бежит от этих воспоминаний, усиленно шпоря коня. И Гримо, поглаживая свою эспаньолку, только добродушно улыбался, бросая взгляды в сторону Атоса. По мере удаления от Парижа Атос сбавлял скорость: тому причиной была и усталость лошадей, и усталость всадников. Наконец, посчитав, что теперь появление герцогини ему не угрожает, Атос остановился на ночлег в придорожном трактире. Комната нашлась, ужин был сносным и изрядно измотанные путешественники, ощутив, наконец, что им не двадцать лет, отправились спать. Не спеша, пересекли они пол-Франции и добрались, наконец, до Ванна. Но тут Атоса ждало разочарование: епископа на месте не оказалось — Арамис тоже путешествовал, но куда отправился епископ Рене, никто не знал или Арамис приказал не отвечать на подобные вопросы. Атос только понял, что у Его преосвященства в епархии достаточно своих соглядатаев: Арамис успел обзавестись собственной тайной полицией. Корабль, отплывавший в Байонну, нашелся на следующий день. Пока Гримо распоряжался погрузкой багажа и лошадей Атос осматривал порт. С городом он успел ознакомиться чуть раньше, когда пытался найти Арамиса. Столь дальняя епархия могла бы удивить Атоса, отлично знавшего честолюбивого друга, но он вспомнил, что в его присутствии обсуждали новые укрепления Бель-Иля, а остров находился неподалеку от Ванна. Бель-Иль принадлежал сюринтенданту Фуке, а Атос был достаточно проницательным человеком, чтобы увязать воедино все факты: Ванн, Бель-Иль, Фуке и Арамиса. Пока граф знакомился с особенностями местности, Гримо закончил все дела; Атос явился вовремя, и судно тотчас снялось с якоря. Только когда они спустились к себе в каюту, Гримо сделал знак, что им надо поговорить. Атос удивился: что такого необычного мог найти его управляющий на этом корабле, но Гримо кивнув на дверь, изобразил, что за ними следят. Понизив голос до шепота и больше полагаясь на свои знаки, которые кроме Атоса никто и понять не мог, Гримо объяснил, что за ними следят после посещения епископского дворца. Соглядатай, стараясь остаться незамеченным, следовал за графом, а потом, убедившись, что путешественники погрузились на отплывавшее судно, пошептался о чем-то с капитаном. Атос пожал плечами: если за ними следят по приказу Арамиса, его это не волнует: он не намерен прятаться от друга. Если не считать небольшого шторма, они благополучно добрались до Байонны. К морю обоим было не привыкать, а Атоса морские путешествия и вовсе настраивали на воспоминания: сложись его судьба иначе, он стал бы морским офицером. Байонна, город более испанский, чем французский, расположилась на слиянии двух рек: Адур и Нив. Стратегически важный порт связывал юг Франции с городами на Атлантическом побережье. Это было место бесконечных волнений и стычек. Южное солнце будоражило кровь местных жителей. Далеко не все смирились с тем, что этот район перешел во владение Франции, и то тут, то там вспыхивали местные восстания. Пуль и пороха зачастую не хватало, и местные вояки наловчились вставлять в дуло ружей кинжал. Позднее это усовершенствование стали называть байонеттой. Над городом, на вершине царил Старый замок — резиденция герцога Граммона, бывшего мэром Байонны. Атос не собирался оставаться в городе долго, но ему захотелось засвидетельствовать свое почтение мэру, если бы он оказался на месте и, заодно выяснить, будет ли за ним слежка. Их лошадей перевезли на берег, но граф хотел дать им отдохнуть после изнурительного для них морского путешествия и пошел в город пешком. Еще на полдороги он заметил, что за ним неотступно следует какой-то мальчуган верхом на ослике. Атос добрался до замка, надеясь, что слежка прекратится, но не тут - то было: по выходе из Старого замка он увидел ту же парочку, только мальчишка что-то объяснял стоявшему рядом с ним крестьянину в широкополой войлочной шляпе, нахлобученной поверх сетки для волос, которые так любят носить испанцы. Заметив, что Атос пристально смотрит на них, крестьянин опустил голову и поспешил затеряться в толпе. - Увижу Арамиса, придется ему мне объяснить, что все это значит!- в сердцах пробормотал граф.- Он со своей таинственностью переходит порой предел дозволенного дружбой. Уж не принял ли он меня за шпиона короля? - Вопрос, заданный самому себе, напугал Атоса: если это так, епископ затеял что-то, что могло прийтись не по нраву Людовику. - Нет, решительно мне с ним необходимо объясниться. Только как его найти: Франция велика!
Delfiniya: Я как-то ни разу и не задумывалась, что Мари Мишон могла быть такой навязчивой
Стелла: Еще какой навязчивой! Сначала в постель залезла к незнакомому священнику( к знакомому почти священнику было делом привычным! ). Потом в гости навязывалась к уже знакомому несвященнику на целый месяц! И как тот не повесился и не сбежал куда-нибудь подальше ? Потом полезла адреса выведывать. И это только по линии: Атос -Арамис. Что она с другими вытворяла, это отдельный роман. Причем далеко не все отделывались ребенком. Кому в тюрьму на десяток лет, а кому и голову на плаху: это была цена за взаимность.
Стелла: Глава 19. Объяснение. Проводника Атос не взял, полагаясь больше на свою память и на умение ориентироваться на местности. К тому же он был уверен, что вместо проводника получит обыкновенного соглядатая, а так как граф не делал из своего визита какой-то тайны иметь под боком еще и чужого человека, не столько помогающего найти дорогу, сколько следящего за путешественниками, было лишним. Дороги на этот раз были оживленными: взад-вперед сновали караваны из мулов и ослов, нагруженные тюками и корзинами. Звонко перекликались погонщики, гасконская речь вперемешку с испанским тешила Атоса, напоминая ему дАртаньяна. Здесь, далеко от дома, он порой отвлекался от невеселых мыслей, полностью погружаясь в созерцание природы. Вся эта поездка начинала ему представляться роскошью, которой он себе давно не позволял. Он заставлял себя думать о друзьях, об окрестном пейзаже, о судьбе Франции: о чем угодно, только не о доме и не о сыне, но мысль упорно ускользала от его власти и стремилась в Бражелон. До Турена они добрались без всяких приключений. Уже недалеко от замка Атос заметил на тропе, пересекавшей небольшую лощину, группу из трех всадников. Разглядеть их ему не удалось, их кони, привычные к крутым и каменистым тропам, унесли своих всадников раньше, чем графу удалось понять, на кого они похожи: длинные плащи и широкополые шляпы надежно скрывали их от нескромных глаз. Со времени последнего визита Атоса строители не касались замка; донжон также оставался в том же состоянии, что и при посещении францисканца. Пока Гримо занимался лошадьми, граф не спеша пошел через двор ко входу в башню, как вдруг ему показалось, что он слышит крик Гримо. Атос резко развернулся, готовый прийти на помощь слуге, но его управляющий уже почти бежал к нему, жестикулируя на ходу. - Говори, что случилось!- Атос сжал рукоять шпаги. - Кони, чужие кони! - Сколько? - Три. - Это те самые всадники, что мы заметили внизу. Если лошади в конюшне, значит их хозяева в замке. Гримо угрюмо посмотрел на своего барина, но Атос был непреклонен. - Раз мы сюда приехали, значит здесь и заночуем. Я у себя дома, черт побери!- он решительно направился ко входу. Дверь была не заперта, но граф де Ла Фер принял это, как само собой разумеющееся. В нижней зале кто-то был: он явственно услышал бряцание шпор о каменный пол. Какой-то человек стоял у камина и ждал когда разгорятся бревна, вороша их кочергой. Услышав шаги, он отставил ее в сторону и обернулся лицом к графу. - Дорогой Атос, рад вас видеть! - Арамис?! - Не ожидали меня встретить здесь, граф?- друзья обнялись. - Я искал вас, Арамис! - Знаю. - Откуда? - У меня своя полиция, Атос,- пожал плечами прелат. - Нечто подобное я и предполагал,- Атос тяжело вздохнул.- Ну, раз уж я оказался у вас в гостях, не покормите ли вы нас с Гримо, господин дЭрбле? - Атос, не иронизируйте, прошу вас! - Какая уж тут ирония?- в свою очередь пожал плечами Атос.- Вы здесь, как я понял, бываете чаще, чем хозяин. Хотя это и к лучшему. - Не совсем понимаю вас, дорогой друг, но давайте сначала пообедаем, а потом у нас будет уйма времени для беседы,- и Арамис с хозяйским видом пригласил Атоса за стол. - Позаботьтесь о Гримо,- не забыл напомнить Атос. - Атос, я ждал вас, так что для вас двоих все готово. О нем уже позаботились мои люди. - Благодарю вас, мой друг!- Арамису почудилась едва заметная ирония в голосе друга: Атос рассержен его образом действий или просто готов посмеяться над ним? Прелат предпочел бы, чтобы друг был в лучшем настроении: острого и язвительного языка Атоса он побаивался. Впрочем, оба сильно проголодались в дороге и отдали дань блюдам на столе. Поэтому, поначалу, они оба отмалчивались и, только перейдя к десерту, вернулись к теме, волновавшей обоих. - Итак, вы меня разыскивали, Атос? - Пожалуй, вернее будет сказать, что я хотел бы повидаться с вами, но не знал, как это сделать — вы неуловимы. В Париже я оставил в гостинице письмо на ваше имя. - Я получил его. Приходится много ездить, Атос, мое новое положение обязывает меня заниматься разнообразными вопросами. - Поэтому я и не прилагал особых усилий, чтобы вас найти,- улыбнулся граф.- Но есть люди, которые, мне кажется, многое бы дали, чтобы встретиться с вами вновь. Взгляд Арамиса вспыхнул огнем. - Кто же это?- спросил он, но в бархатных интонациях голоса проскользнуло шипение змея. - Одна наша старинная знакомая. - Я догадываюсь, о ком вы говорите, граф.- Арамис помолчал, потом продолжил глуховатым голосом.- Я виделся с ней, Атос. - Вот как! Она пыталась узнать ваш адрес, писала мне с просьбой дать его. - Она мне сказала, что вы его не знаете. Я благодарен вам за неведение, Атос: вы никогда не выдаете друзей. - Я не вправе решать за вас, что вам важнее: увидеться с дамой или избежать встречи с ней. Но она все же нашла вас! - Да, к сожалению. - К сожалению? - Мы встретились, как друзья, а расстались, как смертельные враги. Она очень опасна, Атос! - Она собралась вам мстить через столько лет, Рене? - Кажется, мне удалось расплатиться с ней за все,- со странной улыбкой пробормотал Арамис.- Впрочем, не стоит об этом: все уже в прошлом. Атос внимательно посмотрел на друга и понял, что это не так: встреча с молодостью досталась прелату дорогой ценой. - Но что вас привело в эти края, Арамис? - Вы встретились здесь с францисканским монахом, Атос? -Да, и я понял, что это не просто нищенствующий странник. - Атос,- помолчав с минуту, заговорил прелат,- вы умный и проницательный человек и я знаю, что вы умеете хранить чужие тайны, как свои. Вам известно, что я принадлежу к братству Иисуса и многие его секреты стали и моими секретами. Франсисканец умер по дороге к своей цели. Я оказался в эту минуту рядом и он, признав во мне брата Ордена, поручил мне исполнить то, что не успел сделать сам. Этим я и занимаюсь в данный момент. - Арамис, вам известно, должно быть, что это мой замок и моя земля? - Да, я это знаю и...- граф жестом остановил друга на полуслове. - Но вам не известно, для чего я отказался от мысли продать его, не так ли? - Я не догадываюсь об этом. - Арамис, меня мучают предчувствия. Я сам себе стал смешон, но это сильнее меня. - Предчувствия?- Арамис подался вперед, ища взгляд друга. - Да, дурные предчувствия. Я боюсь, что наступит день, когда моим друзьям и моему сыну опасно станет оставаться во Франции, когда они станут гонимыми и бесправными беглецами. Им негде будет укрыться от преследования и единственным уголком в этой стране, где они смогут быть хоть в какой-то безопасности, сможет стать этот полуразвалившийся дом. Отсюда рукой подать до границы, а Испания... - О Атос!- потрясенный д'Эрбле не мог вымолвить больше ни слова. - Вот поэтому я и оставил за собой эти владения, Арамис. Но это еще не все, что вы должны знать. Арамис, это территория французского королевства и вам я скажу то, что сказал францисканцу: я не потерплю на своей земле предательства. Этот замок может быть убежищем для моих друзей, но это не притон для контрабандистов. Я не желаю, чтобы доходы с моих земель уплывали в сторону Испании или служили для покупки пороха и пуль для стрельбы по королевским войскам. Я надеюсь, что вы лояльный подданный Его величества и все, что будет делаться в мое отсутствие под крышей этого дома, не послужит предательству. Теперь вам известно, для чего я держу этот замок; постарайтесь, если это действительно в вашей власти, чтобы у меня не появилось повода сожалеть о своем решении. Атос замолчал, закусив губу и не глядя на друга. Арамис молчал тоже, обдумывая сказанное графом: собственно говоря, он достаточно знал Атоса, чтобы и не ждать от него других слов. Потом он заговорил, и голос его, хорошо поставленный голос прелата, зазвучал, словно под сводами храма. - Я, епископ Ваннский д'Эрбле, клянусь, что никогда стены этого дома не послужат неблаговидным целям наживы или предательства. Я клянусь, что только гонимые и преследуемые властями смогут спокойно чувствовать себя под его крышей. Я клянусь в этом перед лицом Господа, который видит нас и в храме и в убогой хижине и перед лицом своего лучшего друга, графа де Ла Фер. Вы удовлетворены, Атос? - Да, теперь я спокоен!- Атос обнял друга.- Вы поклялись, Арамис.
Стелла:
Nataly: Стелла пишет: Сначала в постель залезла к незнакомому священнику( к знакомому почти священнику было делом привычным! ). Потом в гости навязывалась к уже знакомому несвященнику на целый месяц! И как тот не повесился и не сбежал куда-нибудь подальше ? Вот почему он должен был вешаться, скажите пожалуйста? Из-за чего? Да и со знакомым почти священником роман был к обоюдному удовольствию и взаимной выгоде. Я бы даже сказала, что там любовь была.
Стелла: Ну, любовь все-таки была немного односторонней, мне кажется. Со стороны Арамиса - точно была. А вот со стороны Шевретты это больше походило на игру с симпатичным, милым котенком, которого можно позвать, когда нужно, а когда хочется - и забыть. Иметь при себе верного, услужливого пажа - это всегда приятно. Я даже предполагаю, что такому пажу приятно делать подарки. А вот вешаться ( это, конечно, не всерьез), но Атос не горел желанием становится объектом для сплетен соседей. Но куда деваться, когда тебе намекают таким милым голоском?
Nataly: Стелла пишет: А вот со стороны Шевретты это больше походило на игру с симпатичным, милым котенком, которого можно позвать, когда нужно, а когда хочется - и забыть. То-то она ему деньги в самый нужный момент присылала, гоняя испанского гранда по всей Франции, и в принятии пострига помогла. Стелла пишет: А вот вешаться ( это, конечно, не всерьез), но Атос не горел желанием становится объектом для сплетен соседей. Судя по тексту романа, ему всю жизнь было плевать на мнение остальных. Вот я и спрашиваю - откуда дровишки?:)
Стелла: А вежливый такой вопросик графа : " Вы не боитесь, что у меня будут завистники?" Плевать -то ему было, но не всегда. Хоть как-то он ее удержать пытался. А с Арамисом- ну, она умела свои прихоти оплачивать и деньгами. Да и принято было так. Оба они, Арамис и Шевретта, соблюдали условия игры.
Nataly: Стелла пишет: " Вы не боитесь, что у меня будут завистники?" Комплимент, светская условность. В Виконте они отношения поддерживают, ЕМНИП. Стелла пишет: она умела свои прихоти оплачивать и деньгами. К деньгам, которые приходили именно в тот момент, когда были нужны, еще прилагались очень нежные письма:) Все это, вместе взятое, дает мне основания предполагать, что дело там было не в условностях:)
Стелла: Nataly , вы думаете, что у нее отношение было к Арамису самое серьезное?
Nataly: Стелла пишет: Nataly , вы думаете, что у нее отношение было к Арамису самое серьезное В период действия Трех Мушкетеров - да.
Стелла: Я, наверное, пристрастна, потому что Шеврез недолюбливаю еще больше, чем Арамиса. Но в искренности ее порывов по отношению к любовникам не вижу ничего, кроме желания новых впечатлений. Атос, мне тоже кажется, поддерживал с ней какие-то отношения до определенного момента.
Nataly: Стелла пишет: Я, наверное, пристрастна, потому что Шеврез недолюбливаю еще больше, чем Арамиса. Ну, собственно, я об этом же:)
Стелла: А писать беспристрастно, это как отчет составлять. Не получается у меня без личных симпатий!
Стелла: Глава 20. Дежа вю. Атос добился того, что хотел: Арамис знал, для какой цели предназначался Шато -Турен. В порядочность друга он свято верил, но было нечто, что Атосу обговаривать не хотелось: это отношение прелата к королю и Фуке, которому д'Эрбле был как-то обязан. Разговор на эту тему неизбежно бы возник в ходе их общения. Поэтому, когда Арамис предложил ему вместе вернуться морем в Ванн, Атос отказался: совместное путешествие неизбежно вызвало бы немало доверительных бесед и могло затронуть столько деликатных для обоих моментов, что граф вынужден был признаться себе, что ему не хочется сейчас общения с д'Эрбле. Такого с ним еще не бывало за все годы их дружбы. Таинственный Арамис стал ему непонятен. Атос многое мог простить и объяснить себе в поступках друзей, но теперь ему казалось, что Арамис едва не переступил какой-то порог в их дружбе, после чего он не смог бы воспринимать прелата, как близкого человека, как своего брата. К счастью, Рене это тоже понял вовремя - и дал клятву. Арамис уехал, пообещав при первой же возможности посетить Бражелон или Ла Фер; Атос не слишком поверил в его скорый визит. Пока же он занялся ремонтом замка и налаживанием хозяйства. Видимо, Арамис распорядился на его счет перед отъездом, потому что препятствий ему не чинили. К тому же выяснилось, что покойный францисканец не успел оплатить счета по ремонту донжона и Атос сделал это немедленно, чем заслужил если не любовь, то уважение вассалов. Они с Гримо пробыли в этих краях почти полгода, прежде чем стали собираться домой. Пребывание в этих суровых, но вместе с тем благодатных местах, благотворно подействовало на обоих: средиземноморский климат, солнце, горный воздух молодили, заставляли быстрее бежать кровь. Домой они возвращались, как из другого мира — впереди была Франция, едва приходящая в себя после тридцати лет войн и разрухи. Новый король мечтал придать ей новый блеск и славу, заставить всех ее врагов покорно склонить голову перед своей властью. Атос от души желал ему успеха, зная, что это могла быть дорога успехов и почестей и для его сына. Но Рауль, Рауль сам отказался от такого пути и, если он когда -нибудь об этом пожалеет, то винить в этом сможет только себя и свой брак. В Ла Фере Атоса ждали письма от виконта и д'Артаньяна. Капитан, который не был любителем эпистолярного жанра, все же иногда писал Атосу. В этот раз он спрашивал, когда они смогут встретиться: письмо пришло только вчера, но гасконец, обеспокоенный долгим отсутствием Атоса, готов был ехать к нему. Письма Рауля графа расстроили: он, хотя виконт ни на что не жаловался, усмотрел в них нотку озабоченности и какого-то неудовлетворения. К тому же, последние письма были отправлены не из Бражелона, а из Фландрии. Это поразило Атоса: не уж то Рауль передумал и остался в армии? Но что могло произойти? Малыш здоров, начал ползать, Луиза все время занята с ребенком, не доверяя его нянькам. Тещу виконт не вспоминает вообще; так что там могло произойти? Атос написал сыну в тот же день, и ответ пришел довольно быстро - с Оливеном. Видимо, не надеясь на почту, Рауль послал собственного лакея. « Отец, (Рауль обращался так к отцу только в минуты особого откровения) я уже и не знал, что мне предпринять, поскольку Вы так долго отсутствовали, что у меня закрались недобрые мысли, не случилось ли с Вами что-то страшное. Слава Создателю, это были ложные страхи, и я счастлив узнать, что у Вас все хорошо. Я продолжаю служить: король не только не принял моей отставки, но вручил мне полк. Я не имел мужества отказать моему королю, но бывают моменты, когда я раскаиваюсь в своей слабости. Зато Луиза с Робером теперь перебрались в Париж, и я хотя бы уверен, что ей не так одиноко без меня. Ее матушка ей помогает, но я надеюсь, что не далеко то время, когда я смогу уделять больше времени жене и сыну. Если у Вас возникнет желание побывать в Париже, я бы постарался вырваться туда, чтобы повидаться с Вами. Пишите мне на парижский адрес, потому что полк постоянно передислоцируется. Ваш покорный и любящий сын. Виконт де Бражелон.» Читая подпись Атос невольно фыркнул: любящий - несомненно, но вот покорным Рауля не назовешь! Он хотел бы помчаться на встречу с сыном в тот же день, но прекрасно понимал, что это излишне: достаточно и письма, в котором Рауль сумеет прочитать между строк и его любовь, и его заботу. Нет, решено, он пока останется в Ла Фере и будет ждать д'Артаньяна. Лучше он проведет несколько дней вместе со старым другом, охотясь в лесах или сидя с ним за приятной беседой с бутылкой отличного анжуйского, чем будет себе портить настроение, общаясь с матушкой Луизы. И письмо д'Артаньяну полетело вслед за письмом Раулю. Капитан всегда ездил быстро и в этот раз не заставил друга дожидаться себя слишком долго. Они сидели в гостиной, лакомились прекрасным обедом, которым Атос, великий знаток всяческих гастрономических тонкостей, всегда баловал друзей, и исподтишка разглядывали друг друга. - Где вы так загорели, Атос? Теперь вы стали похожи на гасконца!- наконец не выдержал д'Артаньян. - Не удивительно, мой друг. Я полгода провел в ваших краях. У меня там небольшое поместье,- Атос не без удовольствия наблюдал, как у д'Артаньяна отвисла челюсть от такой новости. - У вас? Поместье в Гаскони?- гасконец едва не потерял дар речи.- И с каких же пор? - С 1631 года. И не совсем в Гаскони. Это рядом с Русильоном. Я просто не уделял ему внимания раньше, а теперь появился для этого повод. - Атос, скажите честно: Ла Фер, Бражелон, теперь и этот замок... как, кстати, он называется? - Шато -Турен. - Да, я знаю, где это. Так вот, признайтесь, у вас не завалялось еще где-нибудь такого маленького дворца... ну, вроде Во - ле - Виконт, например. - Вот, вы смеетесь, а между прочим, этот Шато -Турен уже послужил и еще послужит нам всем: там делают прекрасное вино! Я велел доставить мне в Ла Фер с полсотни бутылок этой амброзии. - А к этому замку не прилагается ли у вас еще какой-нибудь герцогский титул? Это бы звучало: герцог де Турен, граф де Ла Фер и де Бражелон! - Нет, это просто клочок земли с прекрасным виноградником и развалинами замка на холме, расхохотался Атос.- Дружище, вы готовы из меня чуть ли не принца крови сделать! - Атос, а разве это не так?- совершенно серьезно сказал капитан, глядя с восхищением на друга.- Вы все еще молоды, красивы, почему бы вам не подумать о себе? Рауль пристроен отлично, наследник рода имеется, пора и собой заняться, Атос. - Д'Артаньян, вам отлично известно мое отношение к прекрасному полу. Иметь под боком постоянно недовольное существо, которое своими выходками сделает твою жизнь невыносимой! Благодарю покорно! У вас же был какой-никакой опыт тоже. - Атос, вы о Мадлен? Ну, все ее претензии сводились к тому, чтобы стать моей законной половиной. - Это пока она ею не стала! Мой милый, мне достаточно того, что у меня есть: сын, внук, мои дорогие друзья, книги, леса и поля. - А вас никогда не тянуло заняться политикой, Атос? Атос насторожился, разговор стал подозрительно напоминать тот, что некогда произошел у них в Бражелоне. - После Фронды — никогда. А почему вы спрашиваете об этом сейчас, мой милый? - Видите ли, у меня появилось ощущение, что вы именно тот человек, которого так не хватает нашему королю. - Д'Артаньян, не темните, говорите прямо. Ведь вы приехали не только ради удовольствия меня повидать. Вас послал Его величество? Зачем? - Атос, вы ошибаетесь,- капитан помрачнел. - Людовик меня не посылал, я приехал не по его поручению. Мне бы очень хотелось, Атос, чтобы и вы находились около короля. - Зачем? У короля и без меня достаточно советников. - Атос, я последнее время много мотался по Франции, особенно долго пробыл в Бретани. Вы знаете, что Фуке укрепил Бель - Иль? - Я слышал это. Ну, и что с того? - У нас мир с Англией. - Это сегодня! Я не понимаю вас, д'Артаньян, куда вы клоните? - Атос, знаете, кто укрепил Бель - Иль? - У сюринтенданта достаточно инженеров, сведущих в фортификации. - Это Арамис! И помогал ему Портос. - Вот оно что...- протянул граф, ставя бокал на стол, потому что у него задрожала рука. - Да, наш дорогой Арамис, который затащил в это дело и Портоса! Атос, у вас есть какие-то мысли, какие-то подозрения по поводу наших друзей? Атос встал и отошел к окну. Несколько минут он молчал, потом вернулся к столу и, не присаживаясь, налил себе бокал вина. - Поговорите с Арамисом,- сказал он глуховатым голосом. - Рад бы, да он — неуловим. Атос, я готов поклясться, что он что-то затевает. - Он мне поклялся!- едва не воскликнул граф, но вовремя себя остановил: в чем поклялся? Что он на его земле не будет злоумышлять ничего противозаконного. А на другой территории? Вслух он только произнес,- Арамис всегда полон планов, вы же его знаете. - Атос, мне давно уже не нравится, как он себя ведет!- воскликнул гасконец. - А что вы можете сделать, д'Артаньян?- Атос мрачнел с каждым словом друга.- Арамис - взрослый человек, думаю, в скором времени, один из князей церкви. Праведником он никогда не был, он весь соткан из противоречий и он достойный питомец иезуитов, как вы изволили некогда назвать его. Он работает во славу Ордена, к которому принадлежит, во славу Церкви и для собственной славы. На влюбленного безумца былых лет он уже не похож. - Он не похож на влюбленного, но на безумца, готовящего какой-то заговор он похож!- выпалил д'Артаньян. - Попробуйте встретиться и поговорить с ним. Выскажите ему прямо все, что у вас на уме. - Если мне удастся, не волнуйтесь, я сумею с ним объясниться. Но я боюсь другого, Атос! Я боюсь, что Арамис избегает встречи со мной именно потому, что не хочет никаких объяснений! - Д'Артаньян, скажите и вы прямо, чего желаете! Не ходите вокруг да около! Вы хотите, чтобы я увиделся с нашим другом и предупредил его? О чем, Шарль? - О том, что он рискует Портосом и рискует своей головой!- выдохнул признание д'Артаньян и замер, увидев, как болезненно исказилось лицо Атоса.- Что с вами, граф? - Что со мной? Д'Артаньян, дорогой мой, я дорожу тем, что имею, а наша дружба для меня — свята. Мне больно даже подумать, что кто-то из нас способен использовать друзей для каких-то нечистых целей. Может быть Арамис, привлекая к своим планам (заметьте, что мы ничего не знаем о них и не имеем права судить его) дю Валлона, заботился прежде всего об его интересах? - Вы верите в его добрые намерения, Атос? - Я верю, прежде всего, в нашу дружбу и в клятву на Королевской площади. Мы — братья, Шарль.- Атос встал.- Давайте закончим на сегодня. Этот разговор вымотал нас. Гримо покажет вам вашу комнату, а завтра, на свежую голову, обсудим все,- он протянул руку мушкетеру и друзья обменялись крепким рукопожатием. И все же у д'Артаньяна осталось ощущение, что Атос что-то не договаривает. Дежа вю.
Стелла: Глава 21. Планы, планы... Время обладает одним неприятным свойством: оно, как правило, не совпадает с нашими желаниями. Стоит нам захотеть, чтобы событие, которого мы ждем, произошло побыстрее, и зловредное время становится тягучим, словно нуга. Если же мы не горим желанием встретить свое будущее, оно непременно настигнет нас со стремительностью лавины в узком ущелье, не оставляя надежды на бегство. Так было и с Луизой. Она втайне мечтала о возвращении в Париж, но когда все было решено и они стали собираться в столицу, она, в ожидании встречи с двором, которая обещала ей не только радости, но и всевозможные ловушки, стала всеми силами оттягивать отъезд. Но у Рауля было немного времени для того, чтобы привезти жену и сына, и к весне, как только подсохли дороги, они прибыли в Париж. Робер к этому времени начал ходить и принялся осваивать новый дом. Няня была при нем, но, как только Рауль уехал, на смену ему явилась мадам де Сен - Реми. Граф де Ла Фер был далеко, виконт тоже, и бабушка принялась опекать дочь и внука по своему разумению. У Луизы не нашлось мужества отстаивать свои позиции, и мадам де Сен-Реми стала хозяйкой в парижском доме Бражелонов. В первый же свой приезд Рауль представил жену при дворе. Почти два года прошли с того дня, как молодые супруги покинули Париж и за это время двор изменился, как изменился и сам Людовик. Больше никто не смел перечить его величеству, власть его стала неограниченной. Перед ним склонили голову последние короли ушедшей в прошлое Фронды. Теперь даже авторитет матери не мог поколебать решений короля, который их выносил единолично. При дворе царил дух флирта, всеобщей влюбленности, молодости и очарования. Новое время вступило в свои права. Появление при дворе бывшей фрейлины стало событием одного дня: если и произвело оно впечатление, то только тем, что Луиза похорошела, а туалеты ее соответствовали последней моде. О ней поговорили еще пару дней и забыли. Правда - не все: принцессе Генриетте очень не понравились несколько удивленно-восхищенных взглядов, брошенных на Луизу королем. Как и все кокетки, да еще если они являются ревнивыми принцессами, Генриетта не терпела, чтобы еще кто-то из дам, кроме нее, могла быть в центре внимания. Нервная и утонченная натура, она тонко реагировала на малейшие изменения в настроении объекта своей любви. Она никогда не любила Лавальер, но Луиза раньше не представляла для нее никакого интереса. Теперь же заинтересованность Людовика заставила ее задуматься, какие можно предпринять меры предосторожности, чтобы не допустить еще одной встречи короля и виконтессы де Бражелон. Зато Монтале обрадовалась приезду подруги самым искренним образом: у нее появился шанс возобновить салон. Судя по всему, Луиза уже не была стеснена в средствах. Подруги встретились, не скрывая взаимной радости. Луиза, всегда любившая Монтале, заметила, в свою очередь, что Ора стала держаться сдержанно и с некоторым достоинством. Хохотушка, остроумная и неунывающая Монтале стала дамой. Эту перемену, никак, как только общением с царствующими особами, объяснить нельзя было. Ора увидела, что ее простодушная Луиза, поверявшая ей свои тайны, стала скрытной: она словно взвешивала каждое слово, прежде чем выпустить его на волю. Эта новая Луиза требовала и нового обращения с ней, но Монтале, от одной только мысли, сколько перспектив даст при умелом подходе эта дружба, сосредоточила свои усилия на очаровании Луизы и на возобновлении доверия со стороны виконтессы. Очаровывать, интриговать и завлекать — в этом был талант Монтале. И если Луиза, расспрашивая подругу, старалась не упоминать о Маликорне, то Монтале, напротив, всячески пыталась узнать, как складываются отношения подруги с мужем. Луиза старалась уйти от этой темы, но не ей было соперничать с Монтале в изобретательности. Бедная женщина не успела оглянуться, а подруга уже успела понять основное: виконт ни в чем не откажет жене. Рауль боготворил Луизу, он не видел в ней недостатков. Он ничего не пожалеет, только бы его жене и сыну было хорошо. Для него высшее счастье - это счастье и радость жены. Если жена скучает в его отсутствие, он не будет против ее маленьких развлечений. Правда, оставался в доме еще цербер — госпожа де Сен-Реми, но Монтале всегда могла напомнить старой даме, что только ее, Монтале, покровительство привело Луизу ко двору принцессы. - Луиза, ты вспоминаешь Блуа, мою комнатку в башенке и наши задушевные беседы?- Монтале мечтательно прикрыла глаза. - Иногда мне приходит на память, как весело мы с тобой жили, Ора,- улыбнулась Луиза. - Только иногда? А я постоянно вспоминаю те дни. Мы были так счастливы! В особенности ты, дорогая моя подруга.- Ора вдруг вскочила и закружилась по комнате. - Что с тобой, Монтале! Ты ведешь себя как ребенок!- поразилась виконтесса. - А ты стала такой чопорной, Лавальер! О, простите, мадам де Бражелон!- не удержалась насмешница.- Я не разучилась радоваться, Луиза, хоть и нахожусь при дворе: там искренность не в почете. А вот ты, милая Луиза, совсем заледенела. Я не верю, что Бражелон на тебя так действует; скорее господин де Ла Фер разучил тебя смеяться. - Не говори глупости, Ора! Господин граф вообще не показывается в Бражелоне: он путешествует или живет в Ла Фере. Я не разучилась смеяться: просто делаю это про себя. Моя матушка всегда считала, что громкий смех - предел невоспитанности для женщины, - Луиза надула губки. - Ну, вот еще! Ты обиделась на меня? Тебе кажется, что я несправедлива к твоей семье? - Ты несправедлива и к моему свекру, и к моей матери, Ора. Может быть тебе многое в их отношении ко мне кажется странным, но они искренне желают мне добра. - В особенности - господин граф! - Что предосудительного находишь ты в его отношении ко мне? - Луиза, дорогая, давай не будем ссориться: ты нежная горлица, так не строй же из себя львицу. Хочешь считать, что свекр тебя любит — считай. Но позволь и мне иметь на этот счет свое мнение. Я пришла к тебе с предложением, Луиза: что ты скажешь, если ты опять начнешь собирать у себя гостей? Твой салон в свое время имел успех: сейчас он привлечет еще большее внимание двора; говорят, ты произвела огромное впечатление на шевалье де Лоррена, и он столько рассказывал о вашей встрече в роще, что слухи достигли самого короля. - Боже,- воскликнула Луиза,- но каким образом? - Так, как это бывает всегда: шевалье рассказал Принцу, тот — жене, а принцесса Генриетта подала все это на карточной игре у Его величества, как очередную встречу с дриадой: принцесса обожает сказки, а Его величество обожает слушать Ее высочество. Принцесса так остроумна! - Ее высочество иногда способна жестоко уязвить своих недругов, - пробормотала Луиза. - Тех, кто соблюдает разумную осторожность Ее высочество в силах возвысить. Фортуна переменчива, а при дворе — особенно, - наставительным тоном поведала Монтале.- Луиза, ты бы хотела чаще бывать при дворе?- без обиняков спросила Ора. - Ты смущаешь меня такими, прямо поставленными вопросами, Ора! - Луиза, мы знакомы с тобой с детства. Я должна с тобой юлить и ходить вокруг да около? Это не в моем характере!- заявила притворщица.- Если ты действительно хочешь вести светский образ жизни, бывать при дворе не только в те редкие дни, когда здесь находится виконт, но и в любое время - тогда я тебе обещаю свою помощь. Вот моя рука,- она протянула подруге свою надушенную вербеной ручку и Луиза с трепетом вложила в нее свою, пылающую непонятным жаром. Монтале начала с того, что во все времена работало безошибочно: со слухов. Медленно, осторожно дозируя новости, фрейлина Ее высочества донесла до принцессы, что есть уютный дом, где можно поговорить о музыке, литературе, придворных новостях, где гости чувствуют себя непринужденно, а легкие закуски так необычны, что этим домом не гнушаются и самые придирчивые законодатели мод Парижа. Пока во всем этом было не слишком много истины, но Монтале надеялась в ближайшие дни преуспеть в возобновлении своего предприятия. Основная же мысль пока оставалась тайной и для Луизы: бал - маскарад. Бал, на котором можно не только танцевать и сплетничать, но и вести спор на любые темы, не раскрывая инкогнито. Бал, на который может явиться и Ее высочество и Его величество, дом, где под маской можно устроить любую встречу, любое знакомство. Если эта авантюра будет иметь успех, Ора, которая все будет держать в своих руках, сможет не сомневаться, что в случае нехватки денег ей всегда помогут. А сколько тайн она сможет держать в своих ловких ручках, какие только семьи не окажутся в ее власти! От всех этих мыслей Монтале почувствовала, что у нее закружилась голова. О, какой бы стороной не повернулась к ней Фортуна, но себе на приданое она сумеет наскрести, она уверена.
Стелла: Глава 22. Карточная игра. Теперь у Монтале был уже некоторый опыт проведения подобных собраний. Однако этого было недостаточно: требовалось придать всему некий оттенок таинственности. Гости должны были собраться в доме, как только стемнеет, а дорогу в плохо освещенном городе им должны были указывать зажженные свечи, которые разместили по всей улице в нишах домов, на каменных тумбах у входов и на каменных оградах. Цепочка огней безошибочно выводила к парадному подъезду, откуда гостей провожали в ярко освещенную гостиную. Переход от мрака ночного города к сиянию люстр был ошеломляющим, и входящий оказывался на мгновение ослеплен. Доверенная особа принцессы, Монтале просчитала точно. После первого же маскарада слухи о нем поползли по городу и достигли Пале - Руайяля. Если учитывать, что их искусно направлял Маликорн, нетрудно понять, что двор был заинтригован. Приглашения строго дозировались, только Луиза и Монтале знали список гостей, но разве золотой, опущенный в карман лакея, не откроет любую дверь? И шевалье де Лоррен стал незваным гостем на следующем съезде приглашенных придворных. Для скучающего шевалье это стало легким приключением, приятно разнообразившим его придворное существование. Фаворит знал, что он из любого собрания, где больше двух человек, сумеет извлечь полезные сведения, которые обратит себе на пользу и для развлечения Принца. Маска надежно скрыла наглеца, и он получил возможность смотреть, слушать и смеяться, не будучи узнанным. На следующий вечер Его высочество отправился на карточную игру к королю, где собрался весь двор. Еще с утра принц был не в духе: дурному настроению способствовало отсутствие двух любимцев - де Гиша и шевалье. Принц скучал (а эту скверную привычку он перенял от своего царственного отца) и искал, к чему бы придраться. Эти вспышки дурного настроения у Филиппа приводили всю его челядь в состоянии паники. Непредсказуемость настроения Его высочества последнее время особенно досаждала его супруге. Филипп ревновал к собственному брату, он даже матери пытался жаловаться на жену, но королева-мать, не желая скандалов в собственной семье мягко, но безаппеляционно посоветовала сыну не портить всем жизнь. Филиппу пришлось смириться, но он не оставил попыток найти повод для ссоры с женой. К его досаде принцесса Генриетта явилась к королю тоже и супруги разместились за разными столами. Королева играла за одним столом с Его величеством, там же находился маршал де Граммон. Шевалье де Лоррен стоял за креслом принца, и комментировал каждый ход Его высочества. До Генриетты долетали некоторые его слова, и она поняла, что де Лоррен рассказывает что-то о вчерашнем маскараде у Бражелонов, увязывая карточную игру и происходившее накануне. Любопытство ее разыгралось не на шутку, и она прервала де Лоррена на полуслове: царствующим особам разрешено быть невежливыми. - Шевалье де Лоррен, не поделитесь ли вы и с нами своими впечатлениями от вчерашнего приключения?- покусывая губку и не скрывая насмешки в голосе, громко предложила Ее высочество.- По городу ходят рассказы о чудесных превращениях, которым подвержены те, кто попадает в таинственный дом. Говорят, дорогу туда можно найти только благодаря огням святого Эльфа? - В кромешном мраке, в испарениях, которые рождает Сена, я и вправду воспринимал свой путь по набережной к этому таинственному и райскому месту, как путь через опасные болота, где несчастных путников завлекают к себе привидения и иные обитатели потустороннего мира, Мадам,- с поклоном ответствовал шевалье, готовый поддержать игру. - А стоило ли рисковать собою, чтобы только удовлетворить свое любопытство?- уже не скрывая своей насмешки и небрежно обмахиваясь веером, бросила принцесса. - Несомненно, стоило, Ваше высочество. Если вы мне позволите продолжить, я смогу поведать вам устами некоего фавна, который спутал леса Фонтенбло с парижскими улицами и был сначала жестоко наказан за свою неосмотрительность, а потом всецело вознагражден за свою смелость пребыванием в самом любопытном месте Парижа. - Если позволит Его Величество, господин шевалье. - Да-да, продолжайте, де Лоррен. Вы всех нас весьма заинтриговали!- Людовик милостиво кивнул, приглашая рассказчика не молчать, а всех окружающих отложить карты; весьма вовремя, потому что у некоторых намечался крупный проигрыш. - Итак, мой герой, некий обитатель лесов и рощ Фонтенбло, решил расширить свое представление о мире, его окружающем и отправился в столицу могущественного королевства. Как только его копытца ступили на мостовые улиц, он испытал настоящий страх: он привык к мягкой траве, к теплому песку и тишине, нарушаемой только журчанием ручейков или шелестом листвы. - Конечно, это не полировать атласными туфлями паркет дворцов или возлежать на атласных подушках!- фыркнула мадемуазель де Тонне-Шарант, но сказала это так тихо, чтобы никто, кроме Монтале ее не услышал. Что до последней, то она сжалась в комочек, став невидимой и неслышной: от этого рассказа зависело слишком многое. Услышал шевалье эти слова или нет - неизвестно, но он, как ни в чем не бывало, продолжил свое повествование. - Испугавшись повозок и всадников, опасаясь шумной толпы горожан, он забился в чей-то сад и решил дождаться полуночи. Как только колокол на церкви Сен - Сюльпис отзвонил одиннадцать раз, храбрый обитатель древесных чащ робко высунул свой нос из дупла дерева и обнаружил, что он в саду не один. Какая-то дама в сопровождении кавалера, закутанные в длинные плащи, надвинув капюшоны и со свечой в руке, поспешно прошли по дорожке сада. Мой фавн — существо любопытное. Он тихонько вылез из своего укрытия и поспешил за таинственной парочкой. Улицы были пустынны, в этот час все уже спали, но идти оказалось недалеко: вскоре он увидел первый огонек на каменной тумбе. Его невольные провожатые обрадовались этому огню, потому что он услышал, как мужчина тихо рассмеялся и сказал: « Все правильно, мы идем верной дорогой. Теперь уже недалеко.» Они прошли еще немного и оказались перед входом в особняк. - Вам, Ваше величество и Ваши высочества, конечно известно,- продолжал де Лоррен,- что фавны, сатиры, дриады и прочие мифические существа умеют быть невидимыми для простых смертных. Поэтому наш друг - смышленый фавн, воспользовался этим своим умением и беспрепятственно проник в дом. Яркий свет ослепил его. Сотни огней, которыми была освещена бальная зала, повергли его в трепет: ведь фавны любят полумрак и страдают от яркого света. Но любопытство заставило его затеряться в уголке, откуда он отлично все видел и слышал. Десятки людей, одетых самым причудливым образом и с лицами, закрытыми масками, прогуливались по залу, переговаривались, пожимали друг другу руки, обменивались поклонами и любезничали друг с другом. Потом зазвучали скрипки, и гости разбились на пары. Кто-то из гостей, укрывшись за тяжелыми занавесями, обсуждал новости, кто-то назначал свидания. Все чувствовали себя очень непринужденно и, скорее всего, были приглашены в этот дом не первый раз. Между гостей сновали слуги, разнося конфеты, фрукты, вино и пирожные и наш пришелец из античного мира смог утолить свой голод и жажду. Само собой разумеется, слуги так и не поняли, куда исчезли некоторые лакомства. По тому, как в центре кружка гостей царила дама, одетая Юноной, наш проказник понял, что эта прелестная статью, белокурая дама и была хозяйкой праздника. Лицо ее, как и у всех, было скрыто полумаской, но ее маска была из белого бархата. Платье ее из белой парчи покроем напоминало хитон, оставляя открытыми прекрасные белоснежные руки. Во всем ее облике было столько сдержанного величия, что бедный маленький фавн решил, что он попал в гости к самой богине.- Тут де Лоррен остановился, осознав, что он, пожалуй, слишком увлекся описанием Юноны, наградив ее царственной внешностью в присутствии королев и принцессы. Принцесса Генриетта вызов своего врага приняла. - Что же вы замолчали, господин де Лоррен?- веер в руках принцессы с треском сложился, и этот звук разорвал тишину, в которой слышалось только дыхание заинтригованных слушателей.- Неужто ваш фавн так робок, что он не сумел узнать, кто же скрывается под маской богини и кто хозяин или хозяйка этих вечеров? - О нет, Ваше высочество, мой фавн, как ни робок он был в чужих для него краях, все же не смог побороть свое любопытство. Он оставался в своем углу почти до рассвета, пока не ушел последний гость и только тогда, все еще невидимый и неслышимый для окружающих, сумел пробраться за Юноной в ее покои. О, нет! Он был скромен, он проводил Юнону всего лишь до дверей ее опочивальни, но она сбросила маску еще раньше и он смог увидеть ее черты. - И они не разочаровали его представление о Юноне?- с улыбкой спросил король. - О нет, Ваше величество!- воскликнул шевалье, кланяясь королю, и испытывая тайную радость.- Мой фавн узрел божественный лик: огромные голубые глаза, прелестные губки, созданные для поцелуев, нежные щечки: сама богиня любви предстала перед ним. Я думаю, только природная скромность и чистота помыслов заставила эту женщину одеться строгой Юноной. - А имя, имя ваш проказник узнал?- спросил принц. - Это оказалось не просто, Ваше королевское высочество: ведь у бедняги не было того волшебного ключика, который открывает все двери и заставляет говорить челядь. - И что это за ключик?- спросила молчавшая до той минуты молодая королева. - О, Ваше величество, речь идет о золотом пистоле, всего лишь о такой малости, но у фавна не может быть денег. - У него — не может быть, но вы его друг, неужели же вы не помогли своему протеже?- не без ехидства спросила Генриетта.- Господин де Лоррен, всему двору известно, что в своем любопытстве вы не уступаете этому фавну.- Принцессе хотелось добавить « и нескромности», но она предпочла на этот раз промолчать. - Ваше высочество ошибается: я не стал расспрашивать своего приятеля. Я пощадил его скромность. Это его тайна и он никем с ней не поделится, - и шевалье де Лоррен, скромно поклонившись, спрятался за креслом принца. Игра возобновилась, и только когда король встал, давая знак, что она окончена, шевалье уловил знак Людовика. С видом крайнего смущения он приблизился к королю. - Ваш фавн очень мил и скромен, господин шевалье,- сказал Его величество.- Естественно, что он будет молчать, никому не выдавая тайны дома. Это очень похвально, что он никому не скажет, как зовут хозяйку этих праздников. Но мне?.. Как мне узнать? - Даму зовут мадам Луиза де Бражелон,- с низким поклоном ответил шевалье, пряча злорадную улыбку.
Стелла:
Стелла: Глава 23. Концерт Принцесса Генриетта вернулась домой, пылая гневом. Де Тонне-Шарант и Монтале — две преданные фрейлины, не знали, как ублажить свою госпожу. Долго сдерживаемая ненависть к фавориту мужа, наконец, прорвалась и Генриетта уже не скрывала своего желания уничтожить ненавистного шевалье хотя бы морально, раз убить его было ей не по силам. К тому же она испытывала перед ним тайный страх: в глубине души она была уверена, что если с ней произойдет что-то страшное, к этому непременно приложит руку де Лоррен. Вся эта история с фавном требовала ясности. Генриетта, с ее живым воображением, представляла себе описанную шевалье картину, но не могла представить, кто же мог скрываться под маской Юноны. Она не сомневалась, что все это переодевание имело под собой только одну цель: привлечь внимание короля! Кто-то тонко и осторожно подводил Его величество к мысли, что ему нужно новое увлечение. В этом могли быть заинтересованы несколько достаточно могущественных персон и от того, правильно ли сумеет угадать их Ее высочество принцесса Генриетта, зависело не только ее счастье, но и ее судьба. Прежде всего — это был ее муж, Филипп Орлеанский. Человек неуравновешенный, робкий в душе и подверженный тлетворному влиянию своего фаворита, шевалье де Лоррена. Этот, насквозь лживый, порочный и коварный интриган сделал из принца свою игрушку, покорно исполняющую любую его прихоть. Шевалье ревновал Филиппа к любому, кто пытался отвлечь принца от утех с ним. Шевалье и принцесса стали врагами едва ли не с первого дня ее брака с Филиппом. Далее шла королева-мать, которая никогда ее не любила, и, видя нарождающийся роман старшего сына с невесткой, делала все, чтобы не допустить адюльтера в собственной семье. Анна Австрийская была серьезным противником: Людовик любил мать и прислушивался к ее словам. Третьим в этом списке была королева Мария-Терезия, но она сама никогда бы ничего не предприняла: она могла только плакать и жаловаться свекрови. И, наконец, был еще брат, английский король Карл Второй, до которого, несомненно, доходили слухи и сплетни из Франции и который не преминул бы прислушаться к герцогу Бэкингему, преданно любившему ее даже находясь вдалеке. Но Генриетта любила Людовика, хотя в этой любви было больше эгоизма и самолюбования, чем преданности и самопожертвования. Она гордилась его любовью, раз за разом доказывая королю, что только любовь равных имеет право на существование. И в то же время в ее душе жил страх, что их чувству грозит постороннее влияние, что какая-то женщина, способная затмить в глазах короля блестящий образ английской принцессы, окончательно отвратит короля от романа с сестрою. Сегодняшний рассказ утвердил в Генриетте эти опасения и страхи: на ее счастье покушались и опасность исходила от де Лоррена. Кто же стоял за ним, она так и не смогла понять. Генриетта очень любила музыку и первое, что ей пришло в голову: музыкальные вечера. Недавняя шумная свадьба королевского музыканта Люлли, выходца их простой итальянской семьи, любимца короля, делавшего головокружительную карьеру при дворе, натолкнула принцессу на мысль попросить у Людовика разрешения проводить концерты в своих апартаментах. Его величество обожал музыку и танцы, и он не откажется лишний раз прийти к свояченице, чтобы насладиться концертом вместе с ней. А Генриетта, тем временем, будет приглашать на эти вечера дам не только из числа придворных красавиц: в Париже достаточно знатных дам, которые не входят в штат королев и принцессы. Но в любой интриге, кроме замысла нужны и исполнители. Де Тонне -Шарант и де Монтале, не раз проверенные на сообразительность и преданность, как нельзя лучше подходили для плана принцессы: Атенаис - знанием этикета и обычаев двора, Монтале - как особа, умеющая найти выход из любого положения. Обезопасив себя таким образом, Генриетта обратилась к королю с просьбой одолжить ему своих музыкантов. Зная тонкий вкус молодой женщины, король с удовольствием дал ей согласие и пообещал непременно посетить ее вечернее развлечение. Монтале и Маликорн, встретившись в укромном уголке Пале - Руайяля, набросали план действий. Ора чувствовала себя слугой двух господ, но, на самом деле, все, что происходило, делало ее хозяйкой положения. Самое главное сейчас было одно: не спешить! Дать действию развиваться по своим законам драматургии, и оно само приведет к закономерному финалу. А пока оба драматурга, вдохновленные тем, как развивались события, готовы были вмешаться, если потребуется, и ввести нужных персонажей любовной комедии. О том, что комедия может перерасти в драму, если не в трагедию, они предпочитали не задумываться: все их помыслы были о гонораре. Принцесса составила список дам и кавалеров, которых она пожелала видеть у себя и поручила Атенаис известить гостей об оказанной им чести. Приглашения были переданы лично Маликорном, как офицером из свиты Его высочества. Он с радостью убедился, что в списке была и Луиза де Бражелон. Виконтесса попала в двусмысленное положение: не пойти она не могла: отказать принцессе — это подвергнуться опале. Явиться без сопровождающего, поскольку муж в отъезде — верх неприличия. Луиза была в полной растерянности, пока Ора не подсказала ей выход: вполне уместно, чтобы ее сопровождал шафер и друг ее мужа, господин де Гиш. Де Гиш не возражал: для него это был повод лишний раз увидеть принцессу, в которую он был безумно влюблен, и в означенный час виконтесса, опираясь на руку графа, входила в гостиную, где собрался цвет французской знати. Теперь стоит немного остановиться на личности Люлли. Жан-Батист Люлли, итальянец по рождению, сын мельника, родившийся во Флоренции, был в четырнадцатилетнем возрасте привезен во Францию в составе свиты герцогини де Монпансье. Выдающиеся музыкальные способности и талант танцора быстро выдвинули его в ряды первых музыкантов Франции. Он много и успешно работал, возглавил ансамбль скрипачей «малых скрипок короля» и был особо отмечен Его королевским величеством: король и королева-мать лично подписали его брачный контракт с Мадлен Ламбер, дочерью композитора. Этот самый Люлли и должен был сейчас дирижировать представленной на суд слушателей « французской увертюрой». Та особая атмосфера, которая предшествует концерту камерной музыки, когда сам воздух, кажется, звенит от настраиваемых музыкантами скрипок и виолончелей, когда аромат духов, шелест шелковых юбок, негромкий говор собравшейся публики - все сливается в единую мелодию предвкушения чуда, эта атмосфера ожидания была нарушена появлением королевской семьи. Людовик прошествовал к установленному для него рядом с хозяйкой креслу и прежде чем усесться, окинул взглядом собравшихся. Впрочем, он все равно не смог бы увидеть лиц слушателей: так низко склонились в придворном поклоне все собравшиеся. Его величество сел, вслед за ним сели его семья и принцесса, и король подал знак музыкантам начинать. Людовик музыку любил, еще больше он любил танцы, но в тот вечер его разбирало любопытство: кто находится в числе приглашенных дам? Его взгляд беспокойно перебегал с лица Генриетты на лицо жены, с лица матери - вновь на лицо принцессы. Так продолжалось, пока он не встретился с глазами Монтале и не проследил за направлением ее взгляда. Никто не сумел бы обвинить Ору в сводничестве или в предательстве: взгляд - это не сказанное слово, но он понятен тому, кто хочет понять. Людовик увидел Луизу. Луизу, со слезами внимавшую скрипкам, Луизу, прекрасную и вдохновенную, как никогда. Скромная и незаметная уточка внезапно превратился в прекрасного лебедя и король не видел уже больше никого. Луиза почувствовала на своем лице этот взгляд, словно ожог, от которого ее щеки запылали, и, позабыв об этикете, прямо взглянула в глаза Людовику. Эта игра взглядов, это безмолвный и невидимый танец душ, не остался незамеченным ни Генриеттой, ни де Гишем. И два сердца сжались от ревности. Разгоревшимся страстям как нельзя лучше соответствовало музыкальное сопровождение, отвечавшее всем душевным порывам участников. В какой-то момент королева-мать ощутила беспокойство: сам воздух казался наэлектризованным эмоциями, владевшими молодежью вокруг нее. Анна Австрийская, прикрывшись веером, внимательно оглядела сыновей, их жен и заметила, куда смотрит сын. Пора было принимать меры: умудренная жизнью королева откинулась на спинку кресла, делая вид, что ей дурно. Сидевшая рядом с ней Мария-Терезия первой заметила, что свекровь плохо себя чувствует, и обратила на это внимание Людовика. Король вынужден был оторваться от созерцания объекта своей новой страсти и соизволить обратить внимание на королеву-мать. Он был любящим сыном и не смог остаться равнодушным — концерт прервали. Всем стало не до музыки, королеву-мать увели в соседние покои, а Генриетта получила возможность внимательно рассмотреть свою бывшую фрейлину. Осмотр ее напугал: Луиза стала красива, более того — сияние ее голубых глаз, горевших страстью, испугало принцессу; женщина, одухотворенная таким чувством, опасная соперница. - Нет, вы только посмотрите на мадам де Бражелон!- забывшись, она подтолкнула королеву Марию-Терезию, словно рядом с ней была простая кумушка.- Только посмотрите, какое вдохновение, какие слезы умиления! Провинциальная дурнушка строит из себя великосветскую даму! - Ах, оставьте! Как бы она не старалась, ей все равно не встать в один ряд с теми, кто рожден на ступенях трона! Она не стоит нашего внимания, моя милая. Его величество никогда не опустится до того, чтобы оказывать знаки внимания вашей бывшей служанке. - И молодая королева, презрительно скривившись, встала со своего места. - Концерт не удался, но это не ваша вина, Генриетта. Я пойду проведаю Ее величество: она еще утром жаловалась на боли в груди. До того, что испытывал в это время де Гиш, никому не было дела. Бедный граф, вынужденный в силу преданности своей дружбы с Бражелоном, наблюдать эту перекличку взглядов короля, Луизы и обожаемой им принцессы, терзался вдвойне: и как влюбленный, и как друг, видящий, чем это грозит Раулю. Отчасти, он ощутил себя виновным в том, что происходило: не приведи он сюда Луизу, не было бы этого безмолвного, но такого, грозящего бедой, свидания. Было больно видеть, как Луиза, которую виконт считал олицетворением верности, готова броситься в омут страстей. Было вдвойне больно смотреть на обожаемую принцессу, которая почти не скрывала свою ревность к королю. Бедный влюбленный граф де Гиш, не имея возможности повлиять на ход событий, успокаивал сам себя тем, что взгляды — это еще не измена. Но позвать Рауля, намекнуть, что его присутствие в Париже было бы сейчас благом для всех, он посчитал своим долгом. А Луиза де Бражелон? Что ощущала она? Луиза, оставленная на произвол судьбы мужем и свекром, Луиза, подстегиваемая вновь вспыхнувшим чувством и не знавшая, как бороться с ним, бросилась к Богу, ища у него спасения и совета. Но Господь не дал ей вразумительного ответа, и бедная женщина стала искать утешение у сына, надеясь, что любовь к ребенку поможет сохранить верность мужу. Старый, испытанный способ на этот раз не дал результата: Луиза задыхалась от нахлынувшей на нее страсти. Вся история ее брака открылась для нее, как цепь чудовищных заблуждений, но было поздно... клятва, данная перед алтарем, была священна. Луиза отдала бы годы жизни, чтобы только оказаться вдали от Парижа и королевского двора, она жаждала уединения в Бражелоне, а лучше бы где-то на другом конце света, но вместо этого в собственном доме ее ждал очередной вечер-маскарад со свечами. Приглашения были разосланы заранее, изменить что-то было не в ее силах. И виконтесса, не имея сил противостоять Року, уступила превосходящим силам противника.
nadia1976@ukr.net: Стелла, спасибо. Луиза, кроткая девочка, осмелившейся полюбить короля. Дюма не подчеркивает ее вину, ведь она любила всем сердцем, она ошиблась, но она и расплатилась за свою ошибку. Кто ее осудит? А Луиза, жена и мать, изменит своему мужу пускай даже с легкими угрызениями совести? И вообще,ну, замужняя женщина, у нее все хорошо, ребенок, муж от нее без памяти, чего еще надо? А тут король... и все такое. Ха! Читаю фик с большим интересом, даже не думала, что так на него "подсяду". Но похоже, самое интересное только начинается... Луизе от короля в том или ином случае не уйти. При всем трагизме ее судьбы, есть один немаловажный момент, она сама создала себе этот образ мученицы. Ну, ушла бы тихонько в монастырь, да нет, там насколько я помню, постиг был такой помпезный, весь двор присутствовал, хотя, может ошибаюсь Гордыня.... Но в ее жизни, кроме короля, не было никого, так что ее можно понять. Дюма рисует ее очень нежными красками. Да и на последних страницах Мушкетеров, она появляется вся в слезах раскаяния, как бы это была уже другая Луиза, которой предстоит тяжкий путь искупления в стенах монастыря. М...да...
Стелла: nadia1976@ukr.net , мне хотелось передать только одну мысль: нет ничего сильнее Рока в жизни человеческой.
nadia1976@ukr.net: Да, Рок -интересное слово, если верить Гюго, оно ему целую книгу навеяло. Но ведь тут еще от самого человека многое зависит. Соня у Толстого всю жизнь Ростова любила, а Наташа год не смогла прождать... Я никого не осуждаю, но ведь человек сам выбирает... Вот и Луиза выбрала любовь Короля... Она была счастлива, пусть недолго, пусть на свой манер. Даже когда она плакала над могилой Рауля, думаю она жалела его, как человека, причиной смерти которого стала... Ой... прерываюсь до завтра
Стелла: Рок на то и Рок, что от человека ничего не зависит. Как Атос не изощрялся, пытаясь обмануть Судьбу, а она ему и Миледи вторично подсунула и Мордаунта и Луизу с Людовиком в итоге. От того, что суждено, не уйдешь. У каждого свой Судный День.
Диамант: Наш Рок - это наш характер, подсознание и установки. А не нечто, от нас не зависящее. Так что и писать его с большой буквы - неверно. Герои наши этого не знали. Мы-то знаем.
Стелла: Э, нет, тут я с вами не согласна. А еще Рок- это нечто наследственное, гуляющее от поколения к поколению. Или- через поколение.
Диамант: Черты характера, обусловленные генами и расстановкой ролей в каждом поколении, и установки. С этим всем можно справиться, если захотеть и смочь справиться с собой.
Стелла: Захотеть- можно, а вот справиться с собой!.. И тут выступает Рок! В качестве противодействия добрым намерениям. Это я к чему? да как не сражался Атос с самим собой, а неистовство его натуры прорвалось в конце жизни самым страшным образом, самым трагичным. Уж он то хотел и сумел изменить свое отношение к жизни и саму жизнь. А Рок настиг его: судьбой сына .
полная версия страницы