Форум » Наше творчество » Кольцо Соломона » Ответить
Кольцо Соломона
Стелла: Название: Кольцо Соломона Автор: Stella Фандом: Время до Трилогии, и Трилогия. Пейринг: Атос, а кто же еще? ну, и многие другие... Размер: макси Жанр: ООС. От автора: Мне всегда было любопытно: а откуда у Атоса такая осведомленность о мусульманах, о их методах сражений? Можно объяснить все книгами, а можно и... Вот из этого "и" и родился фанфик. ООС- безразмерный, меня понесло. Правда, был еще один момент, подтолкнувший меня. Где-то в году 93, перед самым отъездом в Израиль, я прочитала в какой-то статье, что экспедиция Бофора своих последних солдат потеряла на Дюне, протянувшейся от Ашдода до Ашкелона. Сейчас я сильно в этом сомневаюсь, но тогда меня потрясло, что мы едем именно в эти места. До этой Дюны мне от силы 15 минут ходу. Уже в последние месяцы, штудируя Дюма, я обнаружила, что он просто не успел посетить эти места. Фик не новый, я его( впрочем, как и все остальные) уже выкладывала на другом форуме.
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Стелла: Глава 11. ИЕЗУИТЫ. Покидать город, не побывав в знакомых местах, Атосу не хотелось. Пусть его первое пребывание в Иерусалиме было совсем кратким, но в память врезались увиденные улицы, старые церкви и Западная Стена, а под ней, припавшие к гигантским камням, люди. Плачущие, молящиеся и взирающие на нее, как на последнюю надежду. Два последующих дня граф посвятил тому, что в сопровождении Гримо неспешно прогуливался по шумным и кривым улочкам Старого города, пока ноги сами собой не принесли его в места, где обитали соплеменники Мордехая. До него доносилось бормотание молитв, проговариваемое на странной смеси немецкого и искаженного местного языка, напевные звуки ладино, мерный стук молоточков по металлу и аромат незнакомых трав. Атос, сам не ведая, зачем он это делает, открыл лицо. Его внешность сразу привлекла внимание - европейцы не были здесь редкостью, но их появление сулило заказы. - Господину что-то угодно? Или он ищет, быть может, кого-то? - Человек, стоявший в дверях своей лавки, не отрывая черных, как вишни, глаз, следил за чужестранцем. Звучный испанский не казался в его устах чем-то чужеродным. - Да. - Атос ответил на том же языке. У него создалось впечатление, что в этом новом Вавилоне говорят на всех наречиях Земли. - Да, я хотел бы узнать о судьбе одного человека, который должен был жить в этих местах. - Не побрезгуйте зайти в мой дом? - Вы здесь хозяин, а я – человек пришлый. - Негоже хозяину оставлять гостя на пороге. Не принято так в наших краях. Но вы - христианин, и наверняка – дворянин. А я – иудей. - Да, все это так, но все мы – люди а глазах Его. - И граф, склонив голову под низкой дверной притолокой, прошел в дом. Гримо проследовал за ним. В прихожей, где царили обычный полумрак и прохлада, их встретила женщина, которая сразу же пригласила Гримо идти за ней. Старик растерянно оглянулся на хозяина, но тот кивнул утвердительно и неожиданно весело улыбнулся. - Иди, Гримо. Все в порядке. Заслышав французскую речь, хозяин бросил на гостя внимательный взгляд. Та же дама, да именно дама, одетая так, как одевались женщины на родине графа, только наряд ее был скромен: платье закрыто до самого горла, волосы упрятаны под плотный чепец - принесла вино, фрукты. Бросила на гостя быстрый, внимательный взгляд из-под дивных ресниц и исчезла так же бесшумно, как и появилась: словно дуновение ветерка. А в воздухе остался аромат мяты. - Вы сказали, мой господин, что хотели бы получить сведения о каком-то человеке? Буду рад вам помочь, если это в моей власти. - Видите ли, - Атос пригубил вино, удивленно вздернул бровь. - Это местное, господин, с наших виноградников. - Отличное вино! Так вот, лет сорок тому, когда я был еще мальчишкой, мне привелось бывать в этих краях. Судьба свела меня с необычным человеком из вашего народа, хозяин. Он прибыл в Иерусалим только для того, чтобы осесть на этой земле, возродить здесь общину иудеев из Франции и Германских княжеств. Если бы все сложилось удачно, он намеревался забрать сюда и свою семью. С ним было еще человек десять, таких же, как он, готовых на трудности и опасности. По тому, что я увидел, пока шел сюда, похоже, у него многое из задуманного ему удалось. - Когда это было, господин? - Где-то в году пятнадцатом. Я оказался в этих краях помимо своей воли: попал в плен в Джиджелли, мне помогли бежать, и на родину я вынужден был добираться кружным путем: через Иерусалим, Хайфу и… - Атос замолк, смущенный реакцией собеседника на свои слова. Тот испытывал, казалось, сильное волнение. - Как звали того человека, что вы разыскиваете? - Рабби Мордехай. - А я – его сын, Йосеф Бен Мордехай, мой господин. И я знаю, кто вы. - Вы знаете кто я? Но это невозможно! Мы с вами никогда не встречались. Наши пути не могли пересечься. - И тем не менее я знаю, кто вы. Вы - сеньер де Ла Фер. Атос выпрямился в своем кресле; ему показалось, что он слышит, как за ним захлопнулась дверь ловушки. И, что хуже всего: попал он в нее заодно с Гримо. Как ни хорошо он владел собой, но хозяин дома почувствовал его опасения. - Я счастлив, что вы нашли меня, Ваше превосходительство. И ваши подозрения не имеют под собой оснований, поверьте мне. Уже одно то, что мы с вами встретились, это - чудо Господне. Ведь не просто так совершили вы этот нелегкий путь. И неспроста хотите узнать, что стало с нашим учителем и моим отцом. О вашей с ним встрече хранится в нашей семье необычное предание. Вы позволите мне рассказать вам его? Атос молча кивнул. Он не скрывал, что растерян. - Рабби Мордехай, да благословит Господь имя его, рассказывал мне много раз, что, восходя в наш священный город Иерусалим, встретил в пути юношу из знатного рода, француза, которого похитили с корабля англичан и удерживали в своем плену алжирские пираты. Они рассчитывали получить за него богатый выкуп, но ему помогли бежать какая-то девочка-рабыня и итальянские купцы. - Это правда. - Отец завещал мне хранить в памяти имя этого юноши, который не только поразил его своими познаниями. Этот француз, по глубокому убеждению моего отца, должен был совершить нечто, очень важное для моего народа. Граф молчал. Замолчал и хозяин, но не спускал глаз со своего знатного гостя. Атос, безмятежно потягивая вино, клял себя в душе на чем свет стоит. Вот к чему приводит самонадеянность! - Отец говорил, что он рассказывал вам легенду об одном знаменитом крестоносце. Из вашего рода, господин. - Да, Я помню. - Терять было нечего, и Атос посмотрел прямо в глаза Йосефу. Тот спрятал улыбку в густой бороде: француз не мастак лукавить. - Так что бы вы хотели узнать? Говорите прямо, у меня не так много времени. Меня ждет слуга и мне пора подумать об отъезде. "О, как он уверен в себе! Понимает, что захоти мы, и никто никогда не узнает, куда и как он исчез, а держит себя так, словно он здесь хозяин..." - Тогда не будем делать вид, что не понимаем друг друга. В вашей семье уже не одно столетие хранится вещь, священная для каждого иудея. То, что попало к вам по недомыслию одной из наших дочерей, должно вернуться к нам! Навсегда! Граф откинулся назад. Он размышлял, но за опущенными ресницами нельзя было понять, что скрывает его взгляд. - А если я вам скажу, что то, о чем вы говорите, уже находится на этой земле, и не так далеко от вас? - Оно у вас? - иудей стал белее стены. - Нет, его со мной нет. Мне оно ни к чему: слишком много горя принесло оно моей семье. Я решил избавиться от него. - Господин мой, вы приняли правильное решение, но где оно? Умоляю вас - ответьте мне! - Куда я его спрятал - это останется моей тайной. Не пришло для него пока время. Люди не готовы к такому дару. В мире хватает горя и бед: не следует их умножать, давая в руки честолюбцам такую власть. Я вернул его туда, откуда оно пришло в мою семью. - Вы спрятали его? Как вы посмели?! - Ты забываешь, с кем говоришь! - Атос резко встал. Он сильно побледнел от гнева. - Я мог оставить его там, где оно находилось все это время: в тайнике моего замка. Я же рассудил, что ему место здесь - на этой земле. А ты еще смеешь мне угрожать? – он направился к дверям, не глядя ни на кого. Потом, уже держась за ручку двери, сказал: - Я спрятал его в долине Кедрона. Ищите – и да обрящете. Свиток я сжег. Без него вся сила Кольца не стоит ломаного гроша. Когда придет Спаситель, он будет знать, что говорить. А до той поры – оно мертво! Атос покинул дом таким твердым и уверенным шагом, что никто не посмел остановить его. По пути он сделал знак Гримо следовать за ним. Не успели они скрыться за поворотом, как на пороге появились трое монахов-госпитальеров. В городе соблюдали какое-то подобие статус-кво для различных конфессий. Представители всех трех религий жили довольно мирно, стараясь соприкасаться только в силу житейских надобностей. Поэтому вторжение монахов могло быть истолковано, как призыв к очередной резне. Пришельцы чувствовали себя в чужом доме, как на своей территории. С хозяином дома не церемонились, а просто бросили его себе под ноги, как ненужную вещь. - Где тот человек, что только ушел от тебя? Куда он пошел? - Я не знаю, куда он пошел. – Йосеф Бен Мордехай говорил с трудом. - Он ушел очень недовольный. - Его настроение нам не важно. Лучше для тебя и твоих соплеменников будет, если ты нам скажешь все, что тебе известно. Говори, куда он направился! О чем вы с ним договаривались? - Господа, вы думаете, что с таким человеком можно о чем-то договориться? –иудей тянул время, сам не зная, на чью помощь рассчитывать. Но отвечать придется, и отвечать правду. Хорошо, что француз не сказал ему всего, не рассказал, куда спрятал Кольцо: под умелой пыткой заговорит любой. - Что вам нужно, господа? - Знать, что он тебе сказал. Йосеф горько улыбнулся. - Вы хотите знать, где Кольцо? Он его спрятал где-то посреди Кедрона. Да если бы и сказал - где, это уже не важно! - Не тебе, подлому псу, решать, что важно! - Эх, господа! Это решать и не вам. Он все уже решил, этот вельможа. И за вас… и за нас решил. Кольцо-то он спрятал, а вот Священный текст- сжег. - Как это - сжег?. Как он посмел? – растерянность и страх на лице монахов ясно говорили, что те, кто их послал, спросят и с них со всей строгостью их Ордена. - Но ведь без него Кольцо стало просто металлом. - От ужаса перед наказанием они забыли, что язык держать надобно на замке. - Стало ничем, - охотно согласился сын Мордехая. – Потому-то француз и сжег свиток. Теперь до прихода Мошиаха никто им не сможет воспользоваться. Господа, это ужасно, но он нас всех оставил с носом: и вас и нас! - Он ответит за это! Такое Церковь и Святой Престол никому с рук не спустят. Монахи не сомневались, что иудей сказал правду: на лице его читалась безнадежность, отчаяние и покорность судьбе. - Он уже ответил за все. Жизнью своей. И жизнью близких ему людей. Лучше оставить его в покое. Господь сам рассудит, как ему с ним поступить. - Как с ним поступить, есть кому решать не дожидаясь Божьего суда. А ты - живи пока. Но помни: с вашего племени мы глаз не спустим. Удар под ребра тяжелым башмаком - и госпитальеры, или те, кто прикрывался их именем, исчезли так же внезапно, как и появились. Йосеф с трудом поднялся. Охи и ахи набежавших домочадцев не прибавили ему оптимизма. - А где француз? - Он пошел к Стене. Йосеф схватился за голову: - Верните его сюда, пока его не поймали эти пособники Дьявола. Дети, бегом, отыщите его, и если вокруг никого не будет, слышите, только если он один со своим слугой, зовите его сюда. Только, если вокруг никого! Иначе нам не жить! Сынишка Йосефа вернулся через четверть часа. Без графа, но в сопровождении белого, как стенка, Гримо. Ребенок не успел предупредить Атоса: того окружили несколько странных монахов. К удивлению Гримо, граф не стал сопротивляться. Жестом приказав слуге ждать его в доме, где они остановились, он не спеша проследовал за остановившими его людьми. Он был спокоен и холоден, как на приеме. С таким же холодным и неприступным видом граф вступил под своды Храма Господнего. Там, в части, принадлежавшей римской Курии, его ждали. Монах, одеяние которого ничего не говорило о принадлежности его к какому-либо ордену, внимательно осмотрел графа, потом знаком предложил сесть. Разговор предстоял долгий, а финал его не мог предположить ни граф, ни этот, судя по виду, немалый церковный чин. Атос под изучающим взглядом иезуита был спокоен. Он не сомневался, что перед ним человек, принадлежащий к тому же ордену, что и его давний друг. Но сейчас ему было почти все равно: задуманное он исполнил - а дальше, как сложится. Он был готов ко всему. Скрываться теперь бессмысленно, и он считал, что это ниже его достоинства. Этот бег наперегонки столько лет ему уже осточертел. Сейчас был шанс поставить точку в затянувшемся деле. Монах закончил свои наблюдения. Выводы для него были неутешительны: сидящий напротив человек не боялся никого и ничего. Он уничтожил власть того, что угрожало ему в жизни, и, что бы не делали с ним сейчас, это не могло изменить факта: Кольцо потеряно для всех! - Зачем вы уничтожили его? - негромко, сдерживая переполнявшую его ярость, спросил иезуит. - Позвольте вас поправить, - пожал Атос плечами. - Я его не уничтожал. Тот, кому эта власть будет по плечу, сумеет им воспользоваться. Я только исключил эту возможность для людей случайных, способных использовать его только в интересах своего честолюбия и жажды господства. - Да кто вы такой, в конце-концов, чтобы брать на себя такое решение! - взорвался монах. - Кто я? - Француз посмотрел на своего визави с такой надменностью, с такой издевкой во взгляде, что у любого, кто увидел бы эту сцену, сомнений бы не осталось: Франции графу не видать вовек! - Я просто человек, которому эта власть не нужна. И извольте соблюдать правила вежливости, говоря со мной. Я не сомневаюсь, что вам известно, кто я. А вот относительно ваших полномочий и права меня спрашивать я остаюсь в полном неведении. - Сударь, да вы просто наглец! - Отнюдь! - Вам известно, что и за меньшие прегрешения Святая Церковь карает таких нечестивцев, как вы! - А что такого неугодного ей я совершил, сударь? Всего лишь лишил ее возможности использовать то, что ей не принадлежит. Вернул на место реликвию, украденную триста лет назад! - Это не была кража! Это был дар, и вам это отлично известно. Но речь не о Кольце…. - Тогда о чем же мы спорим? - Речь о том свитке, что вы сожгли. Мы не настолько наивны, чтобы поверить в такое. Вы сожгли… копию. Атос, не удержавшись, опять пожал плечами. – Если вам это будет интересно, то копию я сжег в юности. А оригинал - перед отъездом в Палестину. Так мне спокойней. - Вы должны были запомнить его текст. - Вы с ума сошли! Я свободно говорю и читаю на многих языках, сударь, но не сумел понять то, что скопировал. Это не тот древнееврейский, на котором написан знакомый вам Ветхий Завет. Написание большинства букв мне не знакомо. Вы не хуже меня знаете, что в этом языке можно понять слово только тогда, когда вам известно его написание. Для меня это так и осталось сродни письменам китайцев или древних египтян. Граф говорил с таким спокойствием, с такой убежденностью в правильности содеянного, что не поверить ему было невозможно. Даже мысль, что он мог запомнить текст, не выглядела теперь достойной внимания. Что он мог заучить, если не смог понять, о чем речь в Свитке. Скорее всего, этот вельможа, раздосадованный тем, что не сумел постигнуть смысла послания, заключенного в тексте, решил избавиться от него назло всем. "Если не себе - то и никому!" Так проще понять, чего хотел этот француз для себя и не хотел для других. Тщеславие, и справедливость тут не при чем… Оба молчали, и молчание начало тяготить обоих: иезуита тем, что он понимал, что нет смысла убивать пленника; проще установить за ним слежку, оставив ему видимость покоя. Атоса же эта пауза начала злить: не пора ли все это закончить, либо прикончив его в каких-то застенках, либо отпустив, раз и навсегда закрыв этот вопрос. Он рассказал все: прямо и без утайки. Больше он не желает объясняться ни с кем. Верить ему или не верить - это уже их дело. Наконец иезуит нарушил тишину. - Вы можете возвращаться домой, господин граф. Завтра уходит наш караван. Для вас безопаснее, если вы вернетесь под охраной наших людей. - Иными словами, вы устанавливаете за мной слежку? - Вы вольны понимать мои слова, как вас заблагорассудится. Но мы не можем допустить, чтобы такой ценный для нас человек, каковым являетесь вы, ваше сиятельство, подвергался хотя бы малейшему риску. Будьте готовы к отъезду. Вас известят, когда уходит караван, и… - …не пытайтесь бежать! - ехидным тоном закончил фразу граф, отвешивая легкий поклон. Гримо, изнывая от тревоги, ждал хозяина в квартале итальянцев. Едва завидев знакомую фигуру, он бросился к графу и, забыв о почтительности, схватив его руку, прижавшись к ней губами. Атос не рассердился. Напротив, он только погладил свободной рукой склонившуюся перед ним седую голову. - Гримо, друг мой, мы возвращаемся домой. Все хорошо, что хорошо кончается.
Стелла: Глава 12. В ПАРИЖЕ. Снова волны расступаются перед килем корабля, а глаза ищут на горизонте родной берег. Почему ему так безразлично, что будет дальше? Откуда эта уверенность, что с Кольцом покончено? Может, он так стар и так устал, что безразличие к своей судьбе путает с безразличием к судьбе сына? Нет, Рауль по-прежнему остается средоточием его жизни. У него складывается все отлично: он бывалый воин, любимец Конде и Тюренна, в его послужном списке - только победы и ни одного поражения. Когда он дома, в отпуске, граф старается его посвятить в дела управления поместьем, подготовить к роли владетельного сеньора. Конечно, желательно делать это чаще и обстоятельнее. Но тут он не властен; служба забирает у Рауля все время. Атос много размышлял в плавании, проводя почти все время на палубе. То, что он стал объектом пристального внимания, его, казалось, совсем не занимало. Все попытки завязать с ним беседу у попутчиков успеха не имели. Огюст умел молчать. Годы, проведенные в тесном сообществе бутылки и своего опустошенного "я", научили его обходиться без других собеседников. Если у него бывало желание и настроение, он мог быть самым веселым рассказчиком, заводилой и душой любой компании; но в большинстве случаев он предпочитал свое общество любому другому. Исключение делалось только для сына и друзей. В остальное время ему было лучше оставаться наедине с собой. В особенности, если было над чем поразмыслить. Первые дни плавания они с Гримо отсыпались. Старик стал сильно уставать, хотя не желал признаваться в этом. И они позволяли себе то, что так долго не решались делать: спали одновременно, а не по очереди. Охранять было некого и нечего. И сон был крепок, как в молодости. Говорят, старость не спит из-за бессонницы. Это в молодости он не помнил, когда спал по-человечески. Боялся спать. Боялся, что во сне придут к нему его кошмары. Что и случалось, стоило ему уснуть покрепче. На сегодняшний день все, чего стоило бояться, было в прошлом. В порту, когда Гримо ушел справиться о лошадях, Атосу пришло в голову, что поедут они не в Бражелон, а в Париж. Атос понял, что ему необходимо видеть д’Артаньяна. Вот кто лучше всех сумеет поднять ему настроение. Неиссякаемый оптимизм друга всегда оказывал на него благотворное влияние. Они с Гримо ехали не спеша. Достаточно они побегали в своей жизни по дорогам Франции. Атос предвкушал встречу с другом, непродолжительный отдых - а потом , потом: домой, в Бражелон. Только там он чувствовал себя по-настоящему комфортно, дома. Ла Фер нагонял на него тоску, ненужные воспоминания. Он там и уснуть никогда не мог толком, старался побыстрее все уладить и уехать подальше от родового замка. Был и еще один долг, связанный с последней поездкой в Англию и завещанием казненного короля. Атос видел свою прямую обязанность в том, чтобы в нужный момент оказать помощь наследнику английского престола. События разворачивались в нужном русле, и присутствие Атоса во Франции было весьма своевременным. И только попав в свои покои в Париже, оказавшись, наконец, у себя в спальне в гостинице, Атос решил, что в этот день он никуда не пойдет. Он только известил д’Артаньяна и Рауля, что он у себя, и лег спать. На следующее утро он позволил себе то, чего не делал последние пятьдесят лет, не считая тех дней, когда просто не мог оторвать головы от подушки из-за раны или болезни: он попросту валялся в постели, но не читал и не спал. Мысли текли вялой, неторопливой чередой, когда его вдруг отвлек стук в дверь. Виконт! Молодой человек перепугался не на шутку: десять утра, а отец все еще в постели! Заболел? Вместо ответа Атос сжал сына в объятиях. Как же он соскучился! Они держали друг друга за руки, не говоря ни слова и не спуская глаз друг с друга, как никогда ощущая ту особую душевную близость, которая только и бывает у людей одного склада. - Отец, как можно было так рисковать! Отправиться одному в такое путешествие. Я с ума сходил, не знал где вы, что с вами. - Рисковать? О чем вы говорите? Я был не один – с Гримо, и ничего опасного в моей поездке не было. - Граф, - Рауль не выпускал руки отца, - вы подвергались страшной опасности где-то в Африке! - Рауль, - граф нахмурился, - вы говорите о путешествии, которое я проделал и о котором никому ничего не говорил так, словно точно знаете, где и почему я побывал? Откуда вам вообще все это известно? - Из письма, которое я получил, граф! - Письма? А оно у вас с собой? - Нет, я оставил его дома. Я не думал, что оно может быть вам интересно. - И что было в этом письме? - Атос откинулся на подушки, прикрыв глаза. Так вот как с ним решили рассчитаться: отстали от него, зато принялись смущать покой его сына. - Что вы уехали в Палестину к арабам, берберам и черт знает еще к кому! - Рауль, и вы поверили всему тому, что там написано? Молодой человек пожал плечами: - Пришлось поверить, граф. Тем более, что никто не знал, где вас с Гримо искать. - Так что же вы не поехали меня разыскивать, Рауль? - Принц меня не отпустил, сказал, что если я уеду, он рассмотрит мой отъезд, как неповиновение приказу и дезертирство с поля боя. И добавил, что вы не из тех людей, кто нуждается в опеке. - Рауль, мальчик мой, - Атос уже едва сдерживал смех, - принц меня знает едва ли не лучше, чем мой собственный сын. Но я надеюсь, что этот день вы сможете посвятить мне? Нам предстоит серьезный разговор, Рауль. - Отец, что-то случилось, - встревожился юноша. - И да и нет. Я вам все расскажу. Он уже понял, что молчать далее небезопасно. Кое-что виконту сказать придется - иначе он поставит его в положение, когда полное неведение может стать роковым. Но граф с рассказом не спешил. Они сначала позавтракали, и только потом Атос решил приступить к объяснениям. То, что рассказал ему отец, повергло Рауля в замешательство. - Граф, но вам совсем незачем было посвящать меня в эту историю!- возразил молодой человек, когда Атос закончил ему излагать все обстоятельства этой семейной истории. - Вы не правы, Рауль. Я думал, что, покончив с этой реликвией, избавившись от обузы, лежавшей на нашей семье как тяжкое бремя, я навсегда освободил и себя и свой род от преследований. Я ошибся. Боюсь, что, оставив в покое меня, они примутся за вас. - Но это же нелепо - требовать от меня каких-то сведений, когда я в глаза не видел ни этого Свитка, ни самого Кольца. Я понятия не имею, как они выглядели. -Я потому и не описал вам этих предметов, Рауль. И не стал говорить, что представляло из себя это Послание. - Граф, вы знали, что там… было написано? – фразу Рауль закончил почти неслышно, одними губами. Чувство, сродни священному трепету, заставило его смотреть на отца, как на человека, посвященного в страшную тайну Бытия. Атос склонил голову, избегая лишних слов. Потом, помолчав, добавил: - Вы ничего не видели, следовательно, вам не придется лгать, если вас начнут расспрашивать. Гримо вообще ничего не видел и, следовательно, ничего знать не может. Те, кто так заинтересован в этом проклятом Кольце, могут искать его еще тысячу лет! - А если они надумают вызвать вас на суд Инквизиции, граф? - Меня? На суд? – Атос грустно усмехнулся. – Это возможно, хотя маловероятно. Им для этого нужны очень серьезные основания, Рауль, а у них их нет. Они не сумеют выдвинуть мне официального обвинения. Для того, чтобы доказать, что я общался с Дьяволом, им придется сначала перерыть всю Палестину. А на их аргументы у меня есть свои контраргументы. Они просто ищут повод, чтобы нас спровоцировать и получить хоть какое-то направление поисков. Но хватит о грустном. Расскажите-ка мне лучше, какие новости в Париже, как наши друзья? - Ну, друзья сами еще могут рассказать о себе, граф! - Д’Артаньян! - Атос вскочил навстречу другу, который доложил о себе сам. - Милый граф, вы неугомонны! Где вы пропадали столько времени? Ни строчки! Это так на вас непохоже! - Я путешествовал, мой дорогой. Знаете ли, выдалась возможность побывать в очень интересных местах. - Да? – д’Артаньян, покручивая ус, обернулся к виконту, который ответил ему едва заметным пожатием плеч.- Так вы путешествовали… Это так не похоже на вас, Атос. - Видите ли, иногда и я вспоминаю дни нашей молодости, дружище. - Хотите побеседовать о былом, граф? - Для меня любое общение с вами, д’Артаньян,- это огромная радость. Рауль, поняв, что друзья хотели бы остаться наедине, тихонько покинул комнату. Граф и мушкетер остались вдвоем. Д’Артаньян первым нарушил молчание. - Атос, путешествие было опасным? - Почему вы так решили, д’Артаньян? -У вас очень усталый вид. - Я и вправду сильно устал, но это объясняется тем, что я много времени провел в седле и на жаре. - Атос, это не мое дело, - гасконец дернул себя за ус, - но ко мне приходили и интересовались, где вас можно найти. - И что же вы ответили, мой друг? - Что я ответил? Но, Атос, я не уполномочен отвечать незнакомым людям, где можно найти моего друга. На такие вопросы я отвечаю одинаково: я его отправил куда подальше! - И куда же? - Атос уже предвкушал реакцию гасконца. - В Святые места! На секунду Атос онемел. Вот это попал, так попал! Прямо, что называется, в яблочко! Потом он так расхохотался, что бедный лейтенант не знал, что и думать. - А чем я так вас развеселил, Атос? Я отправил его туда, куда бы вы точно никогда не отправились. Уж вам-то не нужно каяться. - Вы так в этом уверены? - Атос стал мрачен.- Уверены, что мне не в чем каяться перед Богом? - Атос, вы, право, невыносимы! Неужто эта история и по сей день не дает вам покоя? Вы отдали все долги, какие имели. Вы - последний из людей, кто нуждается в паломничестве. - Д’Артаньян, вы ошиблись. Я был в Палестине. - Вы шутите? - Нисколько, друг мой. Я был в Иерусалиме, и это было не первый раз. - Что вы там забыли, Атос? - Грехи моих предков, - попытался отшутиться граф.- Но это не мои тайны, д’Артаньян. К счастью, с этим покончено. Лучше расскажите, как вы, как наши друзья. Я страшно соскучился по нашей компании. - Ну, как я? Тяну лямку. Наверное, мне на роду написано не пойти дальше лейтенантского чина. Вы же знаете Мазарини. А что до остальных, так Портос благоденствует, а Арамис продвигается. - Вот как! - Он у нас уже викарий! Интересно, и кто же ему теперь покровительствует? - То есть, как это - кто? - не понял Атос. - А, вы же не в курсе, Атос. Вас не было в Париже столько времени! Герцогиня де Лонгвиль ушла в монастырь. - Вот как! А что же послужило поводом к такому шагу? - Не знаю, Атос. Но ушла она к янсенистам. Наш друг так долго наставлял ее в вопросах веры, что она в итоге обратилась к Богу. Атос нахмурился. – Не стоит об этом так говорить. Я не думаю, что Арамис одобрил ее выбор. Вряд ли ее решение доставило ему удовлетворение. - Такова жизнь, граф. Гоняясь за журавлем, теряешь синицу. - С таким выводом трудно не согласиться. Приятели помолчали, потом д’Артаньян поинтересовался: - Вы долго пробудите в Париже, Атос? - Думаю, что пару дней передохну здесь. А потом домой, в Блуа. Я соскучился по своему саду, по лесам Блуа. А потом съезжу в Ла Фер. Надо посмотреть, как там дела обстоят. Я там не частый гость. - Вы не любите там бывать? - Не люблю, вы правы, д’Артаньян. С этими местами у меня связаны далеко не лучшие воспоминания. Но у меня есть обязательства не только по отношению к нашему роду, но и к будущему графу. - Который, даст Бог, еще долгие годы будет виконтом. - Все в руках Божьих, д’Артаньян. Но я, пока жив и у меня хватает сил, обязан подумать обо всем. Пройдет еще некоторое время, и надо будет думать о женитьбе Рауля. - Невеста уже есть, - улыбнулся гасконец. – Это, наверное, та малышка, что я видел. Ваша соседка? Атос неожиданно поскучнел. - Вы имеете в виду Лавальер? Мне она не кажется подходящей парой для Рауля. Мушкетер удивленно посмотрел на друга; В тоне, в лице Атоса явно читалась неприязнь. Значит, вот как обстоят дела: его сиятельство не считает этот брак равным! По-видимому, у Атоса есть серьезные аргументы для этого. Мать Рауля – не из простых дворянок. Атос - человек непроницаемый. И если он так себя ведет, у него имеются бумаги, подтверждающие все права Рауля. Никогда д’Артаньян не делал попыток узнать у Атоса больше, чем тот ему открыл сам. Здесь его любопытство, натолкнувшись на трагедию, постигшую друга, заканчивалось. Личная жизнь друга была за семью печатями. Безусловно, у него были женщины, не ангел же он! Но Атос на эту тему никогда не распространялся, а друзья никогда не лезли к нему в душу. Не будь это Мари-Эме, Атосу было бы проще. Но имя герцогини де Шеврез было табу. И после всего, что было у них, он все еще уважал в ней мать своего сына, хотя и сделал все, чтобы упоминание о Шеврете не тревожило его покой. Мысль о женитьбе виконта и о Луизе де Лавальер только подстегнули его желание ехать в Блуа.
Стелла: Глава 13. ЛАВАЛЬЕР. Атос никогда не испытывал особой симпатии к семейству Лавальер. В свое время он находил в маркизе только собутыльника. Впоследствии, и то, только из-за настойчивых приглашений мадам де Лавальер, он удостаивал их визитами. Когда же Рауль познакомился с их дочерью, посещения замка стали достаточно частыми. Он не хотел отпускать Рауля с кем-то из слуг: иногда мальчика сопровождал Гримо. После смерти маркиза и повторного брака мадам с дворецким Гастона Орлеанского, визиты эти стали для Атоса пыткой. А вот госпожа де Сен-Реми делала все, чтобы привлечь Рауля в свой дом. Дети, по сути, росли вместе. Матушке Луизы очень улыбалась перспектива стать не просто соседкой по имениям с господином де Ла Фер. Знатность графа и его родственные связи действовали на нее самым неотразимым образом. А надежда породниться со знатным соседом заставила делать вид, что она не замечает холодность Его сиятельства. У Луизы практически не было приданого, а вот у Рауля предполагалось не менее пятнадцати тысяч годового дохода. Не говоря уже о том, что ему прочили блестящее будущее. Все эти уловки мадам де Сен-Реми Атос отлично видел. И удостаивал замок своим посещением исключительно ради сына, который был без ума от очаровательной девочки. Когда же Рауль подрос, визиты эти участились настолько, что Рауль стал проводить у них любую свободную минуту. Теперь же, став взрослым, он и вовсе не нуждался в разрешении отца, чтобы видеть свою любовь. Дело зашло слишком далеко, но Атос, щадя чувства молодых людей, старался намеком дать понять сыну, что так дальше продолжаться не может. Год назад он попросил виконта (зная Атоса и Рауля, можно понять, что "попросил" для сына было равноценно приказу) бывать у Лавальер только с его разрешения. Они уже не дети, и такие посещения ставят их обоих в двусмысленное положение. Пусть еще Луиза, невинное дитя, не видевшее мира дальше Блуа! Но Рауль, прошедший с армией пол-Европы! Атос, сам в прошлом человек военный, отлично знал, что такое армейский быт. Постоянство привязанности сына пугало его все больше, потому что он узнавал в характере сына собственные черты. Мадам де Сен-Реми не препятствовала встречам дочери с поклонником, и Атос не зря опасался этого. Он сильно подозревал, что хитрая и практичная женщина ищет только момента, чтобы подловить влюбленных и вынудить Рауля объявить помолвку. А если он даст слово, уже ничто не заставит его отказаться от следующего шага - женитьбы. Личная жизнь графа не удалась. Отравленный ядом миледи, он хоть и не чуждался женщин, но мнения о них был невысокого. Последняя связь с Мари-Эме не прибавила ему желания иметь дело со слабым полом. Атос, за исключением истории с женитьбой на Анне, умел так обставлять свои дела, что никто никогда не мог сказать что-то определенное об его любовных связях. Даже слуги ни о чем не догадывались, а ведь они всегда знают все. Что до Гримо, то он-то умел молчать. О визитах Рауля к мадемуазель знали слишком много людей: мадам постаралась. Вся эта история изрядно нервировала Атоса. Человек деликатный, он щадил чувства молодых людей, пытался сам себя успокоить, объяснить самому себе и себе же напомнить, что ощущал в их возрасте. Не получалось… В годы Рауля он уже беспробудно пил, пытаясь забыть происшедшее. Это сопоставление своей молодости и жизни сына пугало его до дрожи. Он боялся любви сына к этой девушке. Боялся постоянства его чувств. Боялся, что эта любовь лишит его будущего. Боялся, что сын, будучи в браке, не найдет больше времени для него. Он, в своей родовой спеси, хотел приумножить значительность положения сына, женив его на достойной его по знатности невесте. То, что он получил по праву рождения, Атос неосмотрительно пустил по ветру в молодости. Теперь он медленно, тщательно и по крупицам восстанавливал все это для своего сына. Он хотел для своего любимца того блеска, которым когда-то сиял сам. И не хотел, чтобы Рауль растратил все это ради своего ангела. Ангелам он не доверял особенно. В результате, первое, что граф сделал, приехав в Бражелон, осмотревшись и немного передохнув после дороги - это отправился с визитом к Лавальер. Но Луизы дома не оказалось. Она теперь числилась в качестве фрейлины в свите герцогини Орлеанской и постоянно находилась при дворе принцессы. Граф вернулся домой злой и удрученный. Он не рассчитывал откладывать этот разговор. Придется ехать в Блуа. Но поехать в город и не отдать визит Гастону он не мог. А граф принца терпеть не мог. Так что все это никак не улучшало его настроения. И Атос, скрепя сердце, отправился в Блуа. Аудиенцию он получил, но только после обеда, поскольку Его светлость почивали после охоты. Чтобы занять себя хоть чем-то и поднять настроение, Атос отправился осматривать книжные лавки. Деньги он прихватил не зря: за время его отсутствия прибыло немало новинок. И Блезуа, сопровождавшего графа в этой поездке, основательно загрузили книгами. Уже выходя из лавки, Атос столкнулся с двумя молодыми девушками в сопровождении лакея. Он извинился, девицы в свою очередь присели в поклоне. Атос признал в одной из дам Луизу. - Мадемуазель Лавальер? Здесь, в городе? Признаться, я надеялся увидеть вас у принца! - Господин граф! – Луиза зарделась. - Вы разрешите представить вам мою подругу, мадемуазель Ору де Монтале. - Граф де Ла Фер, мадемуазель. - Господин граф - отец моего друга детства, виконта де Бражелона, Ора. Граф - наш сосед. Монтале было что ответить, но умница Ора ограничилась только тем, что лишний раз присела в реверансе перед строгим вельможей. «А наша голубка - не промах»,- подумала она. Иметь такого свекра! Если сын похож на своего батюшку, Луиза вытянула козырную карту. Атос кое-что понял по лицу Монтале, и это наблюдение убедило его, что дело зашло слишком далеко. - Ваше сиятельство так долго отсутствовали. – Луиза не знала, как поддержать разговор; на лице Атоса застыло странное выражение, и причиной этого она ощущала себя. - Вы приехали за новыми книгами? Мы тоже пришли посмотреть, что нового привез издатель. - Так вы следите, что привозят из столицы, Луиза? - Стараемся, господин граф. Здесь мы еще и по поручению принцессы. Она просила нас выбрать что-нибудь новое для чтения ее Высочеству. - Луиза, - Атос кашлянул, затрудняясь начать разговор. - Я, собственно, приехал в Блуа из-за вас. - Из-за меня, господин граф? Но, право, мне так неловко, что вы себя утруждали. Вам достаточно было сообщить моей матери, и я тотчас приехала бы к вам. - Мадемуазель, у меня через полчаса аудиенция во дворце. Много времени это не займет; это скорее дань вежливости. Я не могу, находясь в Блуа, не отдать ему этот визит. Потом мне бы хотелось поговорить с вами. Где бы вам было удобно это сделать? Луиза побледнела, потом покраснела. Бросила растерянный взгляд на подругу. - Луиза, господин граф мог бы поговорить с вами у меня. - Но будет ли это прилично? - Господин граф – отец вашего друга, знает вас с рождения. Конечно, это прилично. - А моя мать? Если она вдруг зайдет? - Она станет свидетелем разговора, в котором не найдет ничего предосудительного, мадемуазель!- вмешался Атос. - Я проведу вас, господин граф, только… только это высоко. Моя комната на последнем этаже башни. Атос рассмеялся. - Вы и вправду считаете меня глубоким стариком, мадемуазель де Монтале? Ора, как и обещала, провела Атоса в свою комнату. И тут же ушла, оставив графа и Луизу наедине. Атос подождал, пока на лестнице затих шелест юбок и скрип старых деревянных ступенек, и сел в предложенное ему кресло. Луиза стояла перед ним, напуганная предстоящей беседой. Что-то, похожее на жалость, промелькнуло во взоре графа. Она уловила это выражение, как ни мимолетно оно было, и испугалась еще больше: граф не стал бы ее искать просто ради удовольствия посмотреть на нее; что-то произошло! Она сжала руки. - Ваше сиятельство удостоили меня такой чести! - Луиза, дитя мое, не надо! - Атос почти досадливо отмахнулся. - Я пришел поговорить с вами как отец, как человек, знающий вас с детства. Сядьте, ради Бога, и не смотрите на меня, как кролик на удава. У нас с вами действительно не простой разговор, но он не предполагает никаких суровых мер. - Я не понимаю Вас, господин граф. - Я объяснюсь. Садитесь же, наконец. Луиза подчинилась, сев перед Атосом как пансионерка: сложив руки на коленях и потупив взор. Атос провел рукой по лбу. Помолчал, собираясь с мыслями и начал неожиданно глухим голосом: - Луиза! Вы позволите так обращаться к вам?- утвердительный кивок позволил ему продолжать.- Вы знаете, что я всегда смотрел на вашу дружбу с Раулем, Луиза, как на детские шалости, которым подвержены дети, и никогда не высказывался против. Но годы идут, и то, что было невинными забавами, со временем стало приобретать черты сердечной склонности. Во всяком случае - со стороны виконта. Но теперь я вынужден говорить с вами, потому что ни ваша мать, ни ваш отчим не видят в этой дружбе ничего предосудительного. - А вы, Ваше сиятельство? – подняла она на Атоса свои невинные глаза ангела. - А я?.. Я вижу, Луиза. Я вижу, что вы еще очень молоды. Вы не знаете жизни, вы росли в Блуа, как оранжерейный цветок. Я хочу для своего сына будущего, достойного его происхождения. Я вижу, что он может сделать блестящую карьеру. Он уже делает ее. У него есть для этого молодость, красота, положение, репутация человека храброго и порядочного, знатность, наконец… - И вы не хотите, чтобы я, не знатная и не богатая, портила будущее вашего сына? - Вы умная девушка, мадемуазель, и вы правильно все поняли. Я не враг вам: вы еще так молоды и не понимаете, что эти ваши встречи компрометируют вас в глазах соседей и налагают на вас определенные обязательства. Я постараюсь поговорить с вашей матушкой… - Нет, господин граф, прошу вас! Этого не стоит делать! Я вас поняла. С этой минуты я сделаю все, чтобы наши с Раулем встречи проходили только с вашего ведома. – Слезы текли из глаз девушки, но она заставляла себя говорить. - Вот и хорошо, моя милая, - улыбнулся Атос. - Вы умная девочка, вы правильно все поняли. Когда-нибудь вы еще порадуетесь этому запрету. Атос встал. – Мне пора, мадемуазель. Я и так задержался в Блуа. Если вам кажется не обязательным говорить вашей матушке об этом разговоре, поступайте так, как вам лучше. Хотя, - добавил он, - я бы предпочел, чтобы она была в курсе нашей беседы. Не провожайте меня, прошу вас, это ни к чему. - Граф поклонился и вышел из комнаты. Внизу ждала Ора. Она бросила на гостя тревожный взгляд. Атос улыбнулся ничего не значащей улыбкой и, отвесив галантный поклон, направился к конюшням, где его ждал Блезуа. Всю дорогу до дома Атоса не оставляло неприятное чувство, словно он незаслуженно наказал ребенка.
Стелла: Глава 14. ЧТО ОСТАЕТСЯ В КОНЦЕ ПУТИ... Корабли эскадры растаяли на горизонте. Растворились между небом и землей. Ушли в никуда, унося с собой человеческие души. Душу его сына и его собственную. Атос остался один, абсолютно один. Сын, Портос, Арамис - куда загнала их судьба? Что их ждет? Что ждет д’Артаньяна? О себе он не думал – давно разучился… Все силы уходили на ожидание, на то, чтобы хотя бы мысленно быть рядом с сыном. Он не обращал внимания на боль в груди: то ли так напоминала о себе душа, то ли это ныло сердце. Он не замечал, что вместо Гримо рядом с ним Оливен. А тот, пряча радость, что старый Гримо взял на себя все тяготы похода вместо него, с удвоенным усердием старался предупредить все желания графа. Глядя на странное безразличие и апатию, в которые погрузился граф, Оливен со страхом думал, что если так будет продолжаться, Его сиятельство может и не добраться до дому. Страхи лакея оказались напрасными: Атос до дому доехал. И твердым шагом поднялся по лестнице. Первые дни по приезде он пытался заниматься делами, но быстро понял, что происходящее просто не воспринимает: мысли его были далеко. Дни ползли один за другим, а известий от Рауля не было никаких. Письма, написанные друзьям, остались без ответа. Как-то ночью, разбирая свой архив, он наткнулся на миниатюрный ларчик. Он смотрел на выцветший бархат, выстилавший дно ларца, силясь вспомнить, что же хранилось в нем? И как удар молота, пришло воспоминание: в нем хранилось Кольцо! Находка возродила в нем сомнения, которых он не знал доселе; не своими ли руками, пряча его в могильник, разрушил он единственную возможность сохранить сына? Не своими ли руками лишил его счастья? Не вельможная ли спесь отца загубила любовь Рауля? Не стал ли роковой ошибкой тот его разговор с Лавальер? Мысли эти, словно могильная плита, придавили его душу. Наверное, человек, не обладавший стойкостью Атоса, давно бы уже сломался, не имея возможности с кем-то поделиться своим горем, открыться перед кем-то в своем одиночестве. Атос все еще держался. Держал себя в узде из последних сил, понимая, что каждому новому дню он отдает новую частицу их. Почта не приходила, дни стали тягучими, безразмерными. Он еще заставлял себя выходить на аллею, двигаться, что-то делать, но бессмысленность всех его попыток поддерживать в себе жизнь становилась все очевидней. Ночами он не спал, пересматривал бумаги, проверил завещание. Делал все, прекрасно понимая: ничего не изменить, все уже решено там, наверху! Как-то, под утро, ему то ли приснилось, то ли померещилось, как маленький мальчик стоит в углу залы, зажимая руками уши и крепко зажмурившись: поскорее бы закончилась вся эта суматоха и он смог бы пойти к себе читать подаренную книгу о короле Артуре. На следующую ночь он увидел, наконец, Рауля; виконт передал ему весть о смерти Портоса. А несколько дней спустя д’Артаньян стоял у двух могильных холмиков, под которым нашли свой последний приют его друзья. Могло ли сложиться все иначе, оставь граф у себя Кольцо? Вряд ли. То, что предназначено Судьбой, не изменить никому. Род славных потомков де Куси и Ла Феров закончился на них с сыном. Осталась только легенда о Кольце Соломона.
Стелла: ЭПИЛОГ. Подземный толчок был так силен, что здание, стоявшее на фоне скалы и само казавшееся частью ее, не устояло. Среди поваленных могил бродили растерянные люди. Землетрясение было локальным. Город уцелел, но долина Кедрона, Храмовая и Масличная горы вползли в долину, словно гигантские куски сыра, испещренные бесчисленными дырами подземных ходов и пещер. Гнев Господень словно смешал воедино все, что тысячелетиями разделяло людей, порождая бессмысленную и кровавую вражду. Восстановление утраченных святынь заняло века, и уже никто не помнил и не думал, что где-то под разбитыми камнями, ставшими фундаментом новой, единой, религии, покоится Кольцо Соломона. И никому в голову не пришло, что восемьсот лет назад здесь прятал свое сокровище и свое проклятие подальше от жадных людских глаз, одинокий путник. Еще одна тайна, одна из многих, что хранит эта земля.
Констанс: Стелла
Констанс: Стелла как Вам написать в личку.?
Стелла: Констанс , Можно найти меня в Дюманах, там мой профиль "Стелла" и в нем - личное послание( в правом верхнем углу).
полная версия страницы