Форум » Наше творчество » Попытки биографии Сами-Знаете-Кого :)))) » Ответить
Попытки биографии Сами-Знаете-Кого :))))
Nataly: Скромные попытки заполнить белые пятна и черные дыры в биографии нашего незабвенного...
Шарлотта Баксон: Эшли Оливье-Этьен-Арман Презабавный коктейль, святая пятница!
Amiga: LS, учитывая, что во французской географии и традициях я не бум-бум - хорошая версия! :)
LS: *как ни в чем не бывало раскланивается в теме Nataly* Спасибо! :)
Nataly: LS пишет: не бывало раскланивается в теме Nataly Ой, да кланяйтесь, сколько Вам угодно. Я в свою очередь поклонюсь Вам за идею с крещением Рауля. Здорово, честное слово!:))))
adel: Ну уж нет, только не Оливье, помилуйте! Пусть уж по воле автора остаетсяЭтьеном. (Остальные 8-12 имен пусть каждый добавит по вкусу). Продолжения!!!..
LS: adel пишет: Ну уж нет, только не Оливье, помилуйте! Вот пойдите и скажите это Дюма! :))))))))))))) Надо было протестно тапочком постучать по надгробию в Пантеоне, был же случай. ;)
Nataly: Итак господа, свершилось!:)))) Преодолев всяческие помехи типа отсутствия компа, нехватки времени, избытка бытового травматизма и т.д и т.п. выкладываю следующую часть повествования:)))). Сразу хочу поблагодарить LS и Юлек за консультации и ценные советы. Огромное Вам спасибо!:))))))))))
Nataly: 1615г. Как любой университет любого времени Сорбонна (и в первую очередь ее студенты) гордилась своей независимостью и свободой. Для студентов (а особенно для школяров Наваррского колледжа) не существовало почти никаких наказаний. Впрочем, в описываемое нами ненастное осеннее утро декану научного факультета Генриху де Ванрою это обстоятельство было явно не по душе. Он хмуро оглядывал стоящих перед ним юношей и пытался придумать меру наказания, такую же эффективную как добрая порка. Увы, в голову ничего не шло. -- Господа, -- начал он, поняв, что придется все же ограничиться словесным выговором.-- Ваше поведение в последнее время перешло все границы. Вы стали позволять себе непозволительно (простите за невольный каламбур) много. Вот, например Вы, де Ланвиль. Круглое курносое лицо Антуана де Ланвиля выразило глубочайшее раскаяние, которому, впрочем, декан нисколько не поверил. -- Вы отсутствовали на занятиях неделю. Почему? -- Я … я навещал больного дедушку, господин декан. -- Ваш дедушка живет в Сен-Манде? Или все же в Лангедоке? Странно, видели вас именно в предместье, причем на улице с дурной славой. Далее. Вы, господин де Ог. Вас поймала стража в четыре часа утра. Я не спрашиваю, что вы делали в кабачке, где вас и взяли, я спрашиваю, почему вы позволили себя поймать и опорочить звание Наваррского колледжа. Исаак поник кудрявой головой и дал слово в следующий раз перебить всю стражу, а заодно и всех посетителей кабака. -- Вы, де Сан- Мор. Вы сдергивали с прохожих плащи на Королевской площади. Я могу понять юношеские забавы, к тому же плащи вы и ваши друзья потом возвращали. Но зачем вы прогнали бегом вокруг особняка Роганов прокурора? Трижды, сударь, трижды! -- Он не хотел отдавать плащ, господин декан. А после первого круга скинул его сам. Но мы извинились! -- Его жалоба лежит у меня на столе. Так… де Монтаржи и де Ла Фер... де Ла Фер и де Монтаржи… Ответьте, Реми, сколько у вас сестер? -- Все мы братья и сестры – бойко ответил Реми де Монтаржи. – Так говорил Спаситель наш. Де Ванрой поперхнулся и не смог сообщить де Монтаржи, что третьего дня у ворот колледжа случайно встретились две его сестры. Толпу зевак разгоняли долго, еще дольше разнимали сестер. -- Я изгнал их, -- пояснил Реми, заметив судорожную попытку декана сказать хоть слово.—Я поступил с ними как апостол Павел с коринфянами. Поняв, что де Монтаржи неприступен, декан обратился к де Ла Феру. -- Сударь, - проникновенно произнес де Ванрой,— зачем вы пьете? Вы же не умеете пить. Этьен пожал плечами – странно было слышать такой глупый вопрос от такого умного человека. -- Я учусь, -- объяснил он. -- Не дай господь дожить мне до того дня, когда вы научитесь. А зачем вы посадили на шкаф де Бриссака? -- Но, господин декан, он сам просил меня. -- Сам? – подозрительно спросил декан.— Как-то не верится… Этьен пожал плечами, мол, считайте как знаете и разъяснений давать не собирался. -- Сударь, -- вмешался Реми.—Этьен никогда не врет, вы знаете это. А как просил де Бриссак, я сам слышал. -- Странно, странно, -- пробормотал де Ванрой. – Мне он говорил совсем иное. -- Так он еще и ябеда, -- пробормотал Этьен.—Ну-ну. -- И вот еще вопрос. Почему семестровые сочинения господ де Ога и де Сан-Мора написаны рукой де Ла Фера, а сочинение де Ланвиля – рукой де Монтаржи? Де Ла Фер и де Монтаржи с интересом посмотрели на друзей. Те слегка смутились – каждый по-своему. -- Потому что мы связались с идиотами, -- совершенно искренне заявил де Ла Фер. Реми согласно кивнул.
Nataly: -- И скажите, что вы не идиоты, у которых не хватило ума переписать своим почерком. – попросил Этьен, удобно расположившись на подоконнике. -- Но вы сказали, что все готово.—Провинившаяся троица сидела за столом и готовилась писать сочинения заново. -- А вы так спешили в кабак, что даже не глянули, -- огрызнулся Реми. – Кстати, де Ла Фер, мне кажется, мы с Вами заслужили отдых. Помните, у Нового моста…-- он откинулся в кресле и закинул руки за спину. Этьен потянулся всем телом. -- Помню, -- мечтательно произнес он. – Но сперва я вздую де Бриссака. Он не только подхалим, подлец и подлиза, он еще и ябеда. -- Чудно, -- произнес Реми.—Я пойду с вами, мы вместе взгреем его. А потом – к Новому мосту… -- А мы?! – возопил обиженый де Ланвиль.— Это же нечестно! -- Зато справедливо, -- отрезал Этьен, натягивая берет. – Мы писали ваши сочинения две ночи подряд. Раздался негромкий дробный стук в окно и, просияв, Этьен торопливо распахнул створку. -- Ты пришел? – ласково обратился он к белому голубю, тот что-то согласно пробормотал и уселся на плечо юноши, де Ла Фер достал из кармана кусок хлеба и протянул птице. Голубь произнес благодарность и принялся за угощение. Насытившись, он опять что-то сказал и упорхнул. Этьен с грустной улыбкой следил за его полетом – он вообще любил птиц, а этот голубь почему-то напоминал ему Шерами, белого сокола, оставшегося в Берри… Кто теперь натаскивает его и ездит с ним на охоту?.. Вздохнув, он закрыл окно и надел плащ. -- Итак, друг мой, -- положил он руку на плечо де Монтаржи, -- пора идти, пока нас там не забыли. -- Мне кажется, после прошлого раза нас никто не забудет, -- улыбнулся Реми, отворяя дверь. Негодяй де Бриссак видно утратил бдительность и беззаботно расхаживал по коридору первого этажа. Он совершенно не подозревал о грозящей опасности и успел только вздрогнуть, когда оказался зажат между де Ла Фером и де Монтаржи. -- Ой! – радостно удивился Этьен. – Кажется это наш Слизняк. --Вы несправедливы к слизнякам, Этьен,-- возразил Реми, любивший точность определений. – Они ничего плохого не делают, не то, что де Бриссак. -- Да, но они поедают виноградные листья, а это очень плохо.— В любви к точности Этьен превосходил друга. Барон де Бриссак, который из-за своей толщины и лица, напоминавшего ком сырого теста, действительно напоминал слизняка, опасливо втянул голову в плечи. -- Итак, сударь, вы не только сплетничаете о женщинах, отбираете у младших сладкое, наушничаете воспитателям и шпионите за всеми подряд, вы еще и ябедничаете. Более того, ваши ябеды возводят на меня напраслину. -- К-какую напраслину? -- Будто я сажал вас на шкаф против вашей воли. Вы наверное и теперь скажете, что не хотите посидеть пару часов на этом милом шкафу, не так ли? – Поскольку во время всего разговора де Бриссака незаметно оттесняли в библиотеку, он оказался лицом к лицу с огромным дубовым шкафом. -- Не хочу. -- Тогда, может быть, вы хотите вылететь в это окошко? Я не зверь, у вас есть выбор. -- Хочу шкаф, -- покладисто согласился де Бриссак. -- Ну вот и чудно. Заметьте, вы сами этого хотели. Надеюсь, вы оставите впредь ваши дурные поступки. В следующий раз я придумаю что-либо другое. Невысокий худощавый Этьен без усилий поднял и усадил на шкаф толстяка де Бриссака. Де Бриссак, поняв, что от пола его ноги отделяют целых три фута, тонко заскулил. Кроме прочих своих достоинств он был страшным трусом. -- Кстати,--обернулся Реми.— Я советую Вам посидеть здесь подольше. Видите ли, в этом шкафу уйма умных книг. Возможно, в вас перейдет какая-либо мудрость. По крайней мере, на это есть надежда. И они отправились к Новому Мосту, откуда вернулись далеко за полночь.
Nataly: Что бы правильно изложить дальнейшие события, необходимо вернуться во времени на несколько недель назад, когда был назначен новый интендант колледжа – отец Бонифаций. Причину всех бед отец Бонифаций прозревал в распущенности и плотской тяге. По его разумению, человеку для жизни довольно было лишь одного чувства – любви к Создателю, а все сверх того—от лукавого. Руководствуясь этими соображениями, он перво-наперво спустился на кухню и ознакомился с трапезами студентов. Увиденное повергло его в ужас— выбор блюд был огромен, а значит грех чревоугодия процветал, а ведь там недалеко и до разврата – сытый человек непременно ищет развлечений! Отец Бонифаций назначил меню, которое по его разумению будет истощать силы воспитанников до такой степени, что ни на что другое кроме молитв и учебы сил у них не останется. Что бы закупленная провизия не испортилась, отец Бонифаций велел перенести их в свою кладовую. Утро встретило непроснувшихся школяров вареной капустой и холодным клюквенным киселем. В столовой воцарилось траурное молчание. На обед была вареная репа и вареная без специй рыба. Ужин ждали уже с интересом, и отец Бонифаций не подвел – он велел подать овсяную кашу без масла и крохотные хлебцы. Так с тех пор и кормили в Наваррском колледже. Скоромные дни отличались от постных лишь маленькими кусочками масла. Вот и этим утром школяры пытались проглотить несладкую сухую кашу, запивая ее киселем. Бунт против такого рациона зрел уже давно. Наиболее радикальные методы борьбы – набить в темном углу физиономию отцу Бонифацию или скинуть ему из окна на голову фолиант с речами Цицерона, предложенные де Огом—были отвергнуты как неблагородные. Наябедничать декану де Ванрою или обратиться к помощи родителей, как хотел де Ланвиль, по мнению Этьена, уж вовсе никуда не годилось, в конце концов все они были взрослыми. Таким образом, идеи истощились, и студенты приуныли. Но, кажется, этим утром, де Ла Фер и де Монтаржи, вдохновленные вчерашним путешествием, что-то придумали. Лицо Этьена было как всегда спокойно, зато Реми просто лучился сдерживаемым смехом. Говорить прямо в столовой было невозможно, потому договорились встретиться вечером, после занятий, в их комнате. Ознакомившись с предложенным планом, друзья взвыли от восторга: представлялась редкая возможность покуражиться во всю, скомпрометировать навеки отца Бонифация – так ему, скупердяю, и надо!— и восстановить справедливость. Они начали обговаривать детали и незаметно увлеклись так, что, забыв о предосторожности, начали спорить во весь голос, чем и воспользовался де Бриссак. Подлец де Бриссак, заметивший в столовой взгляды, которыми обменивались пятеро друзей, понял, что затевается нечто интересное, поэтому после ужина он неслышно подкрался к двери комнаты де Ла Фера и де Монтаржи и с радостью убедился, что все слышно… -- Значит, берем по две на человека, -- чистый парижский выговор де Ланвиля. -- На меня посмотрите, -- пробурчал верзила де Ог. – и сами подумайте — куда мне две. Мне четыре надо. Двумя пусть Ла Фер пробавляется, а у меня габитус – во! -- Хорошо, вам четыре, остальным по две… -- Надо еще пару взять про запас.— интонации мягкие и говорит негромко, но возразить никто не сможет, просто не получится, это без сомнения де Ла Фер. -- А лучше про запас четыре.— Де Монтаржи, он вечно словно от смеха лопается.—И не забудьте про даму. -- Для дамы все отдельно. Не забудьте еще все сопутствующее. -- Я все куплю. Завтра вечером Ла Фер доставит даму и начнем. -- Я ее приведу примерно в полночь. Подготовьте все необходимое к этому времени. Де Бриссак давно не был так счастлив. Потирая ладони он понесся к воспитателю, сообщить, что завтра в полночь в комнате лучших студентов курса состоится пьяная оргия… за которую они точно поплатятся!
Nataly: Мадам согласилась сразу. Кошелек стал легче на десяток пистолей, но ровно через пять минут Жаннет вышла на улицу и улыбнулась чистой ясной улыбкой. Пройдя несколько шагов, он обратил внимание, что на Жаннет лишь тонкий льняной плащ, совершенно не защищающий от холода и срывающегося снега. -- Почему вы не оделись теплее? — спросил он девушку. Та недоуменно глянула на него. -- Но, сударь, у меня больше совсем ничего нет. Отец привез меня сюда летом, а мадам покупает только то, что нравится клиентам. Этьен скинул с плеч плащ, подбитый мехом. -- Вот, возьмите. И еще держите перчатки. Жаннет благоговейно натянула на руки узкие замшевые перчатки, пропитанные ароматическими маслами, и накинула на плечи тяжелый плащ. Она глянула на Этьена благодарно заблестевшими глазами. -- Так вас сюда привез ваш отец? -- Да, сударь, нас в семье шестеро и кроме меня еще четверо братьев и сестер. Вот батюшка и рассудил, что лучше будет сдать меня в какое либо заведение, он привез меня сюда полгода назад, после Троицы, и все получилось как нельзя лучше. Мадам добрая, девочки тоже, а уж как я живу! С какими господами общаюсь! Да все наши деревенские от зависти сдохли бы, глядя, как я вышагиваю по улице с таким кавалером как вы и в таком одеянии! Как благородная! -- Почему же он отдал вас сюда?—недоуменно спросил Этьен, не понимавший, как можно отдать свою дочь в бордель. До сих пор все шлюхи были для него на одно лицо… вот только это лицо совсем не походило на славную смышленую мордочку Жаннет.— Быть может, он вас не любил? -- Не знаю, сударь, любил или нет, а только есть у нас совсем нечего было. Я большая была, так я терпела, а вот малыши плакали так, что сил не было. Я теперь какую никакую денежку, а отошлю им. На Рождество домой поеду, так малышам подарки купила – всем до одного. Вот рады-то будут! Нет, правильно батюшка сделал, я и Христу это скажу! Она перекрестилась. Этьен еще какое-то время ломал голову, пытаясь понять странное поведение сеньора, допустившего в своих владениях голод, по его мнению это было как минимум неумно, но размышления прервала Жаннет, схватившая его за руку. -- Сударь,-- прошептала она.-- Поглядите. Поглядеть стоило. И без того узкую улочку напрочь перегораживали четверо любителей приключений. Судя по одежде – дворян, но расслабляться не стоило – если простолюдины еще опасались Трагуарского креста и тюремных застенков, то дворянскому сословью просто нечего было бояться.
Nataly: - Сударь, -- произнес один из них, которого Этьен сразу выделил как вожака.-- оставьте нам девчонку и идите дальше своей дорогой. Юноши нас сегодня не интересуют. Он мерзко усмехнулся, уверенный в легкой победе – их было четверо взрослых мужчин против одного, к тому же почти подростка. -- Вы мне приказываете?— тихо спросил Этьен. --Да, черт возьми! Оставь девку и топай, пока тобой не занялись! -- Не выйдет. Ни ей, ни мной вы не займетесь. Увы. Жаннет судорожно схватила его за рукав. -- Сударь, не надо, я с ними останусь. Ничего такого здесь нет, переживу. Он высвободил рукав и отодвинул девушку за свою спину. -- Что-о?..—зловеще начал вожак, в то время как остальные угрожающе что-то заворчали. Этьен не дал ему договорить, выхватил шпагу и произнес: -- Я к вашим услугам, сударь. -- Я тебе сейчас кишки выпущу, -- пообещал вожак. --Да, конечно,— кивнул Этьен, отшатываясь вместе с Жаннет к стене дома – на честное ведение поединка здесь надеяться не приходилось. Впрочем, пока в драку вступил только предводитель шайки, заранее предвкушающий победу. Он начал атаку резко и напористо, не заботясь о защите, пытаясь запугать и сломить противника (противника, как же!)… и был удивлен, когда мальчишка парировал все выпады. Он еще больше удивился, ощутив укол… и это было его последнее чувство в земной жизни. Этьен, старший (и единственный выживший) из четырех детей Изабо, был тем не менее, младшим в семье и до недавнего времени рассчитывать на какую-либо карьеру и жизнь, кроме военной, не мог. Жизнь солдата (даже если он маршал) всегда зависит от умения пользоваться оружием. Поэтому с детства он проводил целые дни в фехтовальной зале, изматывая и себя и учителей, учился метко стрелять из любой позиции, не говоря уж об умении держаться в седле. В общем, как говорила Изабо – «потерять можно все, но то, что ты умеешь — с тобой уже навсегда». -- Не надо было мне приказывать, -- мрачно сказал Этьен, выдергивая шпагу из груди вожака. – Ну, господа, теперь кто на очереди? — обратился он к остальным, стоявшим темной неподвижной грудой. Они кинулись все вместе, раздраженные смертью товарища, высокомерным тоном юнца, распаленные вином и злостью. Этьен плотнее прижался к стене, по-прежнему загораживая собой Жаннет, которая что-то тихо бормотала – молитву? Какие к черту молитвы, тут не на Него надо надеяться, на себя и на шпагу. Клинки мелькают как спицы колеса, едва успеваешь парировать, о нападении и речь не идет, хоть бы одна щелочка была – удар нанести. И с места сойти невозможно – их трое, пока двое будут драться с тобой, третий схватит Жаннет. Лишь бы она не вздумала упасть в обморок или опять схватиться за его рукав…Чья-то шпага слегка задела бок, больно, но не слишком. Однако затягивать схватку теперь нельзя – кровопотеря неприятна и коварна. Еще бы понять, что можно сделать, что бы все кончилось… Стоп. Этьен- Огюст-Антуан де Ла Фер, вы осел! Он перебрасывает шпагу в левую руку и сразу же понимает, что это верное решение. Противники в небольшом замешательстве… которым он успевает воспользоваться. Один из нападавших получает рану в плечо… жаль, не смертельную. Он куда-то исчезает, но Этьен не надеется, что все закончится так просто – людям в таком состоянии нужна кровь. И более ничего. Он сосредотачивает все внимание на оставшихся двух. Они тоже устали, шпаги начали мелькать медленнее, Этьен снова перекинул шпагу из руки в руку, и тут вернулся третий. Де Ла Фер краем глаза уловил взмах его руки, но сделать уже ничего не успел. Камень просвистел в воздухе и ударил его по голове. Он упал на колени и со всей силой отчаяния вонзил клинок в чье-то брюхо. Удары снизу вверх—самые страшные, и противник умер сразу, не успев опуститься на землю. Преодолевая слабость и туман в глазах, Этьен снова поднялся – позорно умирать на коленях... Бедная Изабо… Бедная мама… Уже почти ничего не видя, он сделал выпад, и почувствовал, как шпага наполовину вошла во что-то… С силой дернув клинок на себя, Этьен перевел взгляд на оставшегося – того, кто был лишь легко ранен… Человек, который бросает камни в уже раненого, человек, забывший о чести и совести, не может быть храбрецом. И этот человек, поймав в призрачном свете луны выражение лица юноши, побледнел, отступил на несколько шагов, а затем развернулся и побежал… Не будь здесь Жаннет, Этьен вновь опустился бы на колени— силы куда-то делись. Но Жаннет была, стояла, до сих пор закусив от ужаса кулак, и поэтому он позволил себе лишь привалиться к холодной каменной стене. С жадностью вдохнул зловонный парижский воздух, стащил с головы берет. На виске была только ссадина, спасибо берету и собственной шапке волос, все могло бы кончиться иначе. «Больше никогда не буду ругаться расчесываясь», -- подумал Этьен. Но на колокольне уже пробило полночь, и надо было спешить.
Nataly: …Реми вновь глянул на часы – десять минут первого. -- Что могло случиться? -- Может, он где-то задержался? – предположил де Сан—Мор. -- Этьен нигде не задерживается и никогда не опаздывает. -- Он просто нечеловечески точен,-- вздохнул де Ланвиль, ни разу в жизни не пришедший вовремя. -- Я за ним.—Реми решительно накинул плащ. -- Мы с тобой. --Нет, вы останетесь готовить маскарад. -- Но где ты будешь его искать? -- Де Ла Фер всегда ходит самой прямой дорогой — улыбнулся уже на пороге Реми. Выбрав самую прямую дорогу, Реми не ошибся. Впереди, на углу улицы Юшетт виднелись две фигуры—без всякого сомнения, Этьен и Жаннет. Вот только шел де Ла Фер как-то странно, словно боясь оторваться от стен домов… -- Что с вами? – спросил Реми, подставляя другу свое плечо. -- Ничего, простите, я опоздал. Все готово? -- Вы ранены…-- дальше Этьен уже ничего не слышал. Очнулся он уже в своей комнате от того, что ему запихивали в рот засахаренные груши – редкостную гадость. -- Я не люблю сладкое. -- Зато оно придаст вам сил. Вы потеряли много крови и слегка контужены. Этьен приподнялся. Участники сегодняшней проделки (все, кроме де Монтаржи уже в костюмах) стояли возле его кровати. Кое-как прожевав приторную сладость, он спросил: -- Виконт, вы помните, что ваша задача – забрать ключи, а потом вернуть их? -- Я придумал кое-что получше,-- улыбнулся де Сан-Мор.—Я нашел такую же с виду связку ключей и просто подменю ее. Но как вы чувствуете себя? Жаннет нам все рассказала. -- Со мной уже все в порядке. Я сделаю то, что должен. В путь, господа! Путь был близким – сделать три шага по коридору, затем выбраться в окно и по карнизу добраться до комнаты интенданта. Однако Реми, выглянувший первым, испуганно отшатнулся от двери: -- Воспитатель и Слизняк… Идут сюда… Через минуту в дверь постучали, и вошли, не дожидаясь ответа. Ночной воспитатель оглядел комнату, в которой находились лишь ее жильцы—де Ла Фер и де Монтаржи, оба в домашних костюмах. Не было ни малейших следов оргии, которую живописал де Бриссак, Этьен задумчиво перебирал костюмы в шкафу, Реми, удобно расположившись на кровати, читал «Жизнеописания» Тацита. -- Как вы думаете, Реми, какой камзол одеть мне завтра? Синий или зеленый? --Гранатовый — зевнул Реми, не поднимая взгляд от книги. – Вам очень идет этот цвет. Этьен кивнул и обернулся. Реми поднял глаза. -- Доброй ночи, господин воспитатель.— хором произнесли они. Когда за воспитателем и де Бриссаком закрылась дверь, из шкафа выбралась Жаннет и трое привидений. Участь Слизняка была решена.
Nataly: Эта ночь надолго запомнилась всем обитателям колледжа и особенно праведному отцу Бонифацию. Колледж подвергся нашествию ужасных призраков и даже демонов. Призраки и демон почему-то избрали своим обиталищем комнату отца Бонифация. Интендант мирно почивал, когда в окно поскреблись. Отец Бонифаций, забыв, что его комната расположена на третьем этаже, доверчиво распахнул створки. В окно ввалились три ужасных призрака в белых, светящихся одеждах и устроили страшный разгром в комнате. Периодически завывая могильными голосами какие-то заклинания (в которых знающий человек разобрал бы строки стихов древнегреческих авторов), они плясали нечестивые языческие пляски и швырялись вещами отца Бонифация. Он пытался молиться и брызгал на призраков святой водой, но видно от охватившего его ужаса экзорцизм не удавался. Призраки смеялись страшным замогильным смехом в лицо интенданту и время от времени широко распахивали дверь в коридор, что бы продемонстрировать отцу Бонифацию его обреченность. Получив заветную связку ключей, Этьен и Реми бросились в кладовую интенданта. Дверь растворилась, пустив оголодавших школяров в царство изобилия и райских запахов. Некоторое время они просто не знали с чего начать, потом, спохватившись, что время уходит, торопливо запихнули в прихваченные мешки окорока, колбасы и прочие вкусности. На прощание Этьен вылил в бочки с пряностями прованское масло, а Реми рассыпал соль по полу и любовно по ней прогулялся. Через полчаса разгула призраки порядком утомились и присев вокруг стола, периодически пуляли в интенданта его же обувью, не давая тому вылезти из-под одеяла. Наконец, точно получив какой-то сигнал, они снова вылезли в окно, а в комнату отца Бонифация вступил демон. Суккуб. Отец Бонифаций всячески сопротивлялся, но разве может простой смертный противостоять силе суккуба??? Ни молитвы, ни распятье, ни даже святая вода не защитили отца Бонифация. Отряхнувшись как кошка, демон снова принялся за свое поганое занятие и скоро отец Бонифаций понял, что он обесчещен. Призраки тем временем ворвались в комнату де Бриссака. Подняв его на руки, с песнями на непонятном языке (как и отец Бонифаций, де Бриссак не знал древнегреческий) пронесли по коридору и втолкнули в порушенную кладовую интенданта. Ключ повернулся в замке и де Бриссак тонко завыл от страха. Де Ванрой мирно спал, когда в его дверь настойчиво постучали раз, другой, третий… Накинув халат и распахнув дверь он обнаружил на пороге Этьена де Ла Фер, так же в халате и почему-то очень бледного и взволнованного. -- Простите, господин декан, -- произнес тот, склонив голову,-- но из комнаты господина интенданта доносятся странные звуки, я боюсь, как бы не было дурного. -- Какие звуки,-- спросил еще не проснувшийся декан. -- Стоны, господин де Ванрой. Громкие стоны. А дверь заперта. Окончательно взбодрившись, декан бодрой рысью побежал по коридору, Этьен мысленно перекрестился и поспешил к себе. Призраки уже были там, снимая с себя простыни, на которых фосфором были выведены разные бессмыслицы. Антуан кинулся к принесенному из кладовой интенданта мешку и откусил сразу половину окорока.
Nataly: Хохочущие Реми и Жаннет присоединились к ним через пять минут. Реми в подробностях и лицах рассказал, как около комнаты интенданта собралась целая толпа во главе с деканом. Собравшаяся толпа, убедившись в том, что стоны действительно раздаются, выбила дверь. Как любая честная девушка, Жаннет издала душераздирающий вопль, проскочила между, как она сказала потом «важными особами», которым и в голову не пришло задерживать ее – настолько поразительна была открывшаяся им картина. Жаннет добежала до ближайшего угла, за которым ее ждал Реми с приготовленным мужским костюмом. Богатый опыт общения с многочисленными сестрами помог де Монтаржи быстро запихнуть девушку в различные детали мужского туалета, позаимствованные из гардеробов де Ланвиля и де Ла Фера, и через несколько минут уже никто не смог бы опознать суккуба в милом стройном юноше. После посиделок в тесном дружеском кругу Жаннет отправили к мадам, но уже в компании де Монтаржи, де Ога и де Сан-Мора. Антуан остался развлекать Этьена, который, несмотря на все свое желание все же не смог отправиться с ними. Разбирательство длилось долго, хотя судьба отца Бонифация была решена почти сразу. Была ли ночная гостья суккубом или же человеком, интендант все равно был обречен. Как священник он был обязан изгнать демона, как человек — противостоять греху. Неудача экзорцизма, по мнению многих, объяснялась недостаточной чистотой души священника или даже его сговором с нечистой силой. Оценив ситуацию, отец Бонифаций в тот же день исчез, прихватив с собой только деньги и лошадь из конюшни колледжа. Новый интендант учел судьбу предшественника и не скупился. Де Бриссак же после многочасового сидения в кладовой раскаялся и стал тих, как овечка. И даже иногда делился сладким.
Arabella Blood: Nataly , здорово!!! Смешно, поучительно и... черт возьми, вероятно, так все и было!
Юлёк (из клуба): Продолжения!!! *долгие, продолжительные аплодисменты*
Шарлотта Баксон: Nataly брависсима! *долгие, продолжительные аплодисменты*
Nataly: Arabella Blood пишет: поучительно *с сомнением* поучительно? *смирившись* ну, со стороны виднее...
ЛенинЪ: Nataly пишет: Этьен пожал плечами – странно было слышать такой глупый вопрос от такого умного человека. -- Я учусь, -- объяснил он. НАПОВАЛ! мое гран мерси! УРААААА!
LS: Замечательно вышло! А продолжение и вправду будет? *в сторону* вот смотрите, пятеро молодых людей (с Бриссаком - шестеро) и ни одного голубого. *прозревая* Значит, можно!?
Nataly: если никто не против, то повествование закончится в 1649-1650 гг.... Это не сильно нескромно с моей стороны????
LS: Отчего же? В самый раз.
Nataly: *флегматично* и даже крови по минимуму... несмотря на шесть трупов... не решилась я авторские права г-жи Сандры нарушать... каюсь.
ЛенинЪ: четыре труууупа под откооооосом....
ЛенинЪ: ОТНЮДЬ!!!!
Эшли: ЛенинЪ пишет: четыре труууупа под откооооосом.... ...Составят новый герб Атоса...
Nataly:
Эшли: Спасибо :) А тема хороша! Читаю с бо-ольшим удовольствием!!!
месье: Замечательно! Требую продолжения!!!!!
полная версия страницы