Форум » Наше творчество » Фанфики о героях романов Дюма... Слэш. » Ответить

Фанфики о героях романов Дюма... Слэш.

Волшебство: Хочу найти фанфики о героях романов Дюма... Много и разных Такие существуют? Если у кого-то есть, то давайте выкладывать сюда!!! Давайте соберём коллекцию!!! Оформление стандартное: -название -пэйринг -рейтинг (по возрасту) -афФтарские права -т.д. UPD Исторически сложилось так, что в этой теме живут и процветают произведения с нетрадиционной сексуальной ориентацией героя, хотя идея была иной.

Ответов - 69, стр: 1 2 3 All

Сесилия: Так, теперь, что пока смогла нарыть по слешу http://bluelily.narod.ru/musk1.htm - ничего так.

LS: А Вы не пробовали походить по нашему форуму? У нас тут и Нимье представлен и "Житие НЕсвятого Рене"...

Scally: А также "Трудное детство Рауля де Бражелона". Все в разделе "Наше творчество". Есть таже специальные темы - фанфики с юмористическим направлением и фанфики серьезные. Провсмотрите внимательно этот раздео, найдете много интересного.


Nataly: Волшебство пишет: -пэйринг Простите, что такое пэйринг???

Amiga: Простите, что такое пэйринг??? Ууу, страшное дело :))))))))))))))

M-lle Dantes: Это кто с кем скрещивается и будет ли плодовитое потомство. Особенно если скрещивание однополое....

Nataly: M-lle Dantes пишет: Это кто с кем скрещивается и будет ли плодовитое потомство. выражаясь грубо, кто с кем спит???

Snorri: Nataly Именно так. Хотя до близких отношений не всегда доходит, бывают и просто описания сердечных порывов в адрес того или иного героя. Или же рассказ о безответной любви.

Nataly: То, о чем Вы говорите, это, как я понимаю, слэш. В фанфике (там где можно без сердечных порывов и т.д. и т.п.) пэйринг это что???

Scally: Nataly пишет: То, о чем Вы говорите, это, как я понимаю, слэш. В фанфике (там где можно без сердечных порывов и т.д. и т.п.) пэйринг это что??? Как я буквально понимаю, "пэйринг" - это пара. Взаимототношения двух героев. Если, к примеру, основной сюжет фанфика отношения Атоса и Миледи, то можно так и указать: "фанфик - название такое-то, пэйринг - Атос/Миледи. Что-то вроде очень короткой аннотации, чтобы читатели сразу поняли, с кем им придется иметь дело.

Amiga: Похвастаюсь, что я недавно узнала :) Слэш - это когда в пэйринге два человека одного пола :) Если разного, как у всех белых людей - это называется гет... или гёт... не знаю :))) А если вообще без порывов, тогда называется джен :))) Но там и еще какие-то слова были :))))

Nataly: Всегда была уверена, что если герои пишутся через /, то это и есть слеш... в общем, я запуталась окончательно.

Scally: Слэш - это вот то, что Амига сказала. )

Diana: В принципе так оно и есть,но если быть точнее,то вот,что я выяснила. Пейринг-это как раз то,что помогает определить,какие персонажи задействованы,и,возможно,впоследствии окажутся в постели(не при детях будет сказано):))) male/female-мужчина/женщина,следовательно m/m и f/f,соответственно слэшные и фемслэшные пары.В общем кошмар и караул!!!:)))))))

LS: Ой, ну его! *машет рукой*. :))))))) Запутаемся: Ришелье-Бонасье. Бонасье-Рошфор. Рошфор-де Вард... Не знаю, как перейти к миледи с Кэтти?

Pauline: LS пишет: Не знаю, как перейти к миледи с Кэтти? Да вы что, по следам Бушкова пошли?! )))

LS: Я, напротив, призываю никого никуда не ходить. А сидеть в строго определенных Дюма рамках.

M-lle Dantes: Выкладываю аннотацию созданных мной фиков. Жанр везде один - юмор. Никаких особых органичений, кроме одного - наличие дюманизма и чувства юмора обязательно! "Французские окна" (тема "Французские окна") Фик, из которого родилась игра. Пародия на печально известное шоу с тёщей Вильфора в роли ведущего. Удастся ли ей помирить Вильфора и Нуартье и избежит ли ареста Эдмон? "Мушкетёрские сказки" ("Фанфикшен и юмор") В цикл входят сказки "Красный Плащик", "Дружные мушкетёры", "Как д'Артаньян ходил за вином", "Де Жюссак", "Мушкетёрчики, де Жюссак, д'Артаньян и Бонасье". Что получается, когда человек слишком долго рассказывал другим сказки на ночь... "Монте-Кристо: взгляд вперёд" (там же) Весёлый эпилог к любимому роману. В центре внимания преобладают второстепенные герои. "Двадцать лет спустя перед обедом" (там же) У попа была собака, он её убил... Вот только попа зовут Арамис, а в роли собаки подвизается Мордаунт...))) "Де Вард" (там же) Путевой очерк от имени д'Артаньяна. Кто мешает бравому гасконцу спать по ночам? "Антуан Большое ухо" ("Фанфикшен и юмор", "Фанфикшен и юмор - 2") Пародия на мультфильм "Большой Ух". Чудик-тюремщик слышит всё, что делается в замке, но этим круг его интересов и ограничивается... По крайней мере, до встречи с Эдмоном... "Обида Данглара" ("Фанфикшен и юмор -2") Пародия на японские комиксы (в основном досталось Сэйлор Мунихе). Всё в лучших традициях - глаза в пол-лица, распальцовка и неограниченное выпадение в осадок... Рекомендую любителям хорошего садизма. "Как здорово, что все мы здесь... или дело было у Дешо" (там же) Музыкль в одном действии и более того - на мелодию одной песни. Вокальная версия знакомства д'Артаньяна и трёх мушкетёров. "Один день из жизни мушкетёров" (там же) Фик, написанный к Новому году. На чём свихнулся герцог Бэкингем? Как Анна Австрийская познакомилась с японским послом? И можно ли представить себе сразу четырнадцать Раулей? Читайте и узнаете! Это длеко не полный список. Скоро вышлю продолжение.

Amiga: M-lle Dantes, а как же ваша гениальная радиопостановка или что там было? :)

Сандра: Знаю четыре работы со Slashfiction. Естественно - слэш. Надо?

M-lle Dantes: Amiga Продолжение следует! "Про четырёх мушкетёров, кардинала и всех остальных" (в одноимённой теме) "Один раз кардинал решил отдохнуть. Закрылся в своей комнате, сел на диванчик и задремал. Сидит, мечтает, какую бы ему пакость устроить. А мушкетёры тем временем с гвардейцами кардинала вздумали подраться..." Ну как, уже заинтриговало? "Боишься ли ты доноса?" (там же) Страшилка с участием Эдмона, призрака генерала де Кенель, ведьмы из Каталан и всех-всех-всех. Как всегда, много моря, юмора и очень неожиданный конец. "Шпага с секретом", "Все доносы - донос" (Фанфикшен и юмор - 3) Два цикла шуточных миниатюр в стиле Хулио Кортасара. "Здравствуйте, класс!" (Фанфикшен и юмор - 3) Монолог в КВНовском духе. Представьте себе, что все герои мушкетёрской трилогии - один большой, шумный и недисциплинированный школьный класс. Как же будет выглядеть классный час? "Необыкновенный концерт" (там же) Как известно, все разговоры на форуме ведут к Атосу. А все песни в исполнении Атоса ведут в чёрный пруд. С лилиями. Причём неважно, какую песню он хотел спеть... Между прочим, выход фанфика практическим совпал с днём рождения Вениамина Смехова...;) "Одно утро одного узника" (там же) Фанфик-расписание. Оказывается, одно утро в замке может вместить в себя кучу важных дел... "Большая любовь Данглара" (там же) Пародия на романтические фанфики. Всем известно: большая любовь и Данглар - это всё равно что маринованная селёдка и шоколад, но всё равно лучше не зарекаться... Особенно если ЕЁ зовут Аннетт... )))) "Марсельский пирог, или Не грози Мельянским аллеям, попивая вино у себя в "Резерве" (там же) Сценарий романтической комедии с хэппи-эндом. Американской версии досталось - мало не покажется! "Писуны" (Фанфикшен и юмор - 2) Что такое орк-опера? Это пародийная опера, составленная из пародий на песни с вкраплениями стихов, крылатых фраз и кинокомпиляций. Тема, как всегда - "Монте-Кристо".

M-lle Dantes: Закончу свой список. "Однажды в Париже" (Фанфикшен и юмор - 2) Стихотворный пересказ всеми любимого фильма о том, как "мимо проходил Дюма-папаша"... Пароодия на песню В.Цоя "Французский боцман". "Когда мы были маленькими" (Фанфикшен и юмор - 3) Один день из безоблачного детства героев "Монте-Кристо". Причём уже тогда стало ясно, какими они вырастут, эти герои, когда до них доберётся Сан Саныч... "Дневник одной графоманки" (там же) Про жизню нашу нелёгкую... Сможет ли простая студентка побывать всеми героями "М-К" сразу?

Viksa Vita: Смотрите, что я нашла. Довольно не плохо, совсем не пошло. Приятно. Единствено непонятно, зачем из Арамиса сделали монаха. Вобщем, судите сами Автор: maurice_l (maurais@mail.ru) Фэндом: Три мушкетера Название: Поездка Пейринг: Атос/Арамис Рейтинг: PG вроде бы Жанр: зарисовка из жизни, точнее сказать затрудняюсь Дисклеймер: вообще-то по закону об интеллектуальной собственности этих персонажей можно юзать сколько угодно, но все равно придумал-то их Дюма, тут уж ничего не попишешь Предупреждение: Автор болеет, так что мог чего-то недокорректировать Написано на Фест редких фандомов для Мириамель, которая хотела только авторский фик, а не перевод Рейтинг пониже, обязательно полноценный сюжет, герои in character, следование реалиям и логике канона, слеш или джен с элементами слеша. Насколько мне это удалось, судить вам=) Отправлено: 25.08.06 23:22. Заголовок: Re: -------------------------------------------------------------------------------- Уже миновало девять часов вечера, когда Д`Артаньян вышел на улицу Феру. По правде говоря, сменившись в тот день с караула, он вовсе не имел намерения оказаться ни на этой улице, ни на одной из прилегавших к ней. У молодости короткая память, и новый лейтенантский мундир больше не тяготил совесть мушкетера. А данная ему природой в количестве, достаточном и для двоих, тяга к приключениям вновь обеспечила его головокружительным разнообразьем планов. Сегодня планы эти, наполнявшие душу молодого гасконца радостным трепетом, звали его прямо в противоположный конец города, к увитой плющом калитке дома, от которой он только накануне получил ключ. Но, зайдя после службы домой, чтобы умыться и велеть Планше до блеска начистить свои сапоги, Д`Артаньян ушел, не сделав в итоге ни того, ни другого в прямо противоположном направлении. Как же так получилось, что, едва добившись внимания пленившей его сердце дамы, молодой человек столь внезапно изменил свои намерения? Виною тому было укрытое в его внутреннем кармане письмо, которое он выхватил, едва ступив на порог первой из комнат Атоса. Письмо было написано на белой, но без гербов и филиграней, бумаге аккуратным женским почерком, и, хотя с виду в нем не было ничего особенного, гасконец сжимал этот листок бумаги так, как будто получил его от самого короля. Но, оглядев комнату друга, к которому он так торопился, Д`Артаньян с огорчением обнаружил, что самого Атоса в ней нет. О том, что он еще совсем недавно был тут, свидетельствовали ярко горящий камин и накрытый к ужину стол. Шпага мушкетера тоже была там, вместе с поясом повешенная на спинку кресла. Но само кресло было пусто, и только Гримо, надежно скрытый темнотой, неподвижно сидел в дальнем углу комнаты. В неверном свете камина слуга казался похожим на восковую статую, и на секунду Д`Артаньян застыл, пораженный неприятным сравнением. А в следующий момент дверь второй комнаты открылась, и вошел Атос. - Ну наконец-то!- Мигом забыв о Гримо, гасконец кинулся навстречу другу. - А я уж было подумал, что вас нет дома. - Д`Артаньян! Я сейчас слишком беден для того, чтобы куда-то деться. - Атос поставил на стол принесенную из соседней комнаты бутылку вина и вдруг с тревогой посмотрел на него. - Вот уж не ждал вас сегодня. Что-то случилось? Я ведь помню… - Нечего не случилось, любезный Атос, точнее случилось, но не то, что вы думаете. Торжествующе улыбаясь, Д`Артаньян наполнил себе бокал и сел. - Вы, наверное, помните девушку, фрейлину леди Винтер. Ту самую, которой мы еще помогли скрыться от гнева миледи. Кэтти? - О том, что гнев этот пал на голову девушки только по его вине, молодой человек уже успел позабыть. - Помните, ведь так? При упоминании миледи по лицу Атоса скользнула тень. Он кивнул. А Д`Артаньян, как будто только этого и ждавший, тут же продолжил. - Недавно я написал ей письмо. Она служит у госпожи де Буа-Траси, а вы знаете, что та имела в свое время некоторые… дела с Арамисом. Я подумал - быть может, им известно, где он сейчас. И угадайте, какой ответ я сегодня получил? - Гасконец поднял глаза на друга и одним глотком осушил бокал. - Они знают, где он! На берегу реки Мёрт, рядом с Нанси, в одном из монастырей, готовится принять постриг. И мы едем к нему, дорогой Атос, едем завтра же утром. Увольнительная для нас двоих уже лежит у меня в кармане. Целиком захваченный своей идеей, Д`Артаньян ждал, что друг тут же разделит его радость. Но его чаяниям не суждено было оправдаться. Спокойный, как всегда, Атос задумчиво посмотрел на него и покачал головой. - Если вы думаете отговорить его от этой затеи, мой юный друг, то я ни в коем случае не собираюсь поддерживать вас. И уж тем более, составлять вам компанию. Это должно было рано или поздно произойти, и, если Арамис, наконец, принимает монашество, то мы не вольны ему больше мешать. На лице Д`Артаньяна проступило виноватое выражение, впрочем, тут же сменившееся выражением упрямым. Именно недюжинное упрямство послужило основой всего того, что молодой человек сейчас имел, но оно же было причиной доброй половины тех переделок, в которых он оказывался. - Но я не вижу ничего, что мешало бы нам просто съездить. Ведь, в конце концов, он даже не попрощался с нами. Быть может, нам уже никогда не выпадет шанса увидеть его. - Возможно, Арамис не стал прощаться не случайно. - Медленно произнес Атос. Гасконцу почудился в его интонациях легкий оттенок печали, но он уже давно привык к странностям своего друга. К странностям, которые приходят вместе с прожитыми годами. - Впрочем, если вы так настаиваете, едем. А пока мы будем уточнять детали, ешьте. Атос кивнул на стоящее в центре стола блюдо и Д`Артаньян, довольный собой, а также порядком проголодавшийся, тут же взялся за приборы. Рассветный воздух был сырым и холодным. Повисшая в воздухе дымка, бледная и едва заметная, напоминала о том, что лето уже подходит к концу, готовясь уступить место осени. Часы едва пробили пять, и вокруг не было не души. Дверь дома на улице Феру хлопнула и, кутаясь в плащ, Атос ступил на камни мостовой. Спустившийся раньше него Гримо подвел хозяину коня и жестом осведомился о том, может ли он идти. Мушкетер молча кивнул и устремил невидящий взгляд в конец улицы. Д`Артаньян явился на пятнадцать минут позже срока, запыхавшийся и с виноватым лицом. Впрочем, несколько секунд спустя, когда он отдышался и заговорил, стало ясно, что причиной его виноватого вида было не только опоздание. - Его Величество проводит смотр лейтенантов сегодня вечером. Господин де Тревиль аннулировал увольнительную. Гасконец мял поводья в руках и выглядел пристыженным. Молодой человек был нисколько не повинен в случившемся, но в глубине души он чувствовал, что рад представившейся возможности проявить себя перед королем, и стыдился этого. Потому что радость эту почти не умаляло то, что он так и не увидит сегодня Арамиса. Некоторое время Атос молча наблюдал за этой внутренней борьбой, мрачно усмехаясь каким-то своим мыслям, а потом в успокаивающем жесте положил руку на седло гасконца. - Но ведь моей увольнительной никто не отменял? Д`Артаньян непонимающе посмотрел на него и покачал головой. Атос протянул руку и молодой человек в замешательстве вытащил из кармана сложенный вчетверо лист увольнительной. - Отлично. – Атос, не разворачивая, убрал лист за пазуху. – А таком случае, ничто не мешает поехать мне. Непонимание в глазах гасконца сменилось удивлением. Сам он думал отложить путешествие на два дня, однако это нисколько не помешало ему сразу же оценить все преимущества предложения. Совесть мучила его из-за того, что он организовал поездку, а сам не может в ней участвовать. Если все и правда обернется так, то основная причина беспокойства отпадет. И все же он не мог согласиться так легко. - Вы уверены? Мне вчера показалось, что эта идея не больно-то вам о душе. - А сейчас я решил, что поеду. Или вы предлагаете мне, когда я уже готов отправиться в путь, передумать? Вы не можете ехать, - тем больше причин сделать это мне. Дорога займет день туда и день обратно. Если вам повезет, вы догоните меня еще до того, как я покину нашего друга. Слова Атоса целиком и полностью совпадали с мыслями Д`Артаньяна на этот счет и, просияв, гасконец пообещал гнать во весь опор, как только смотр закончится. Пока же он, не имея такой возможности, подождал, как Атос сядет на коня, и проехал с ним по улицам просыпающегося Парижа к заставе Виллет, чтобы там расстаться. Нанси, вот уже четыре века бывший резиденцией герцогов лотарингских, тонул в потоках низвергавшейся с неба воды. Уже по-осеннему холодная, она с неистощимым упрямством изливалась на город, и ветер громко завывал в трубах. Ведущая к Нанси дорога раскисла, превратившись в мешанину глины, песка и соломы. Тучи шли за Атосом весь день, и на нем уже давно не было ни одной сухой нитки. Даже кожа сапог промокла насквозь, став влажной и склизкой, как рыбья чешуя. Но мушкетер не шутил накануне, говоря, что беден, а срок увольнительной истекал уже послезавтра. И все же, даже будь у него деньги и время, Атос все равно ехал бы не останавливаясь. Ненадолго в придорожной темноте мелькнули окна караулки, где укрылись часовые, и секунду спустя остались позади. Никем не замеченный, Атос свернул налево, оставляя Нанси в стороне. Дорога теперь шла параллельно реке, и капли дождя покрывали рябью ее мутную поверхность. Ивы низко склонили кроны, купая их в бешено несущейся воде. Копыта коня заскользили по размокшей почве, вниз, к обрывавшемуся темной бездной берегу, но Атос вонзил шпоры в вороные бока, и выровнял его. Вдали показался смутно различимый пока силуэт аббатства. А пять минут спустя мушкетер уже колотил в тяжелые ворота монастыря. Медное кольцо с глухим стуком ударялось о дерево, но шум дождя был слишком громким, и прошло еще пять минут, пока служка отпер створки. Служка, по видимости, один из послушников, держал над не выстриженной пока головой кусок просмоленной мешковины и выглядел заспанным. Но монахи никогда не отказывали путникам в ночлеге, и он отвел Атоса в странноприимный дом, показав ему крохотную келью с устланной сеном кроватью, а потом спустился вместе с ним в общий зал, где у камина можно было просушить вещи. Но когда служка, широко зевая, собрался уже уходить, Атос остановил его. - Среди ваших монахов есть один. Молодой, приятной наружности, выглядит, как человек знатного происхождения. Недавно принял или готовится принять сан. Знаешь его? На лице служки отразилась задумчивость. Он осторожно кивнул. - Отведи меня к нему. Видя, что послушник сомневается, Атос всмотрелся внимательней в его лицо и достал из кошеля золотую монету. - Или я похож на убийцу, скажи-ка, подлец, похож? Служка ссутулился и затряс головой, а потом повернулся спиной и снова нырнул на улицу, сделав жест следовать за собой. Под льющим стеной дождем они прошли к соседнему зданию. Построенное в романском стиле, оно казалось мрачным и необитаемым. Некоторое время служка возился с ключами, а когда, наконец, замок щелкнул, провел мушкетера на второй этаж. Длинный коридор с десятками одинаковых дверей тянулся вдаль. Остановившись перед той из них, из-под которой виднелась полоска света, послушник подставил ладонь. Мушкетер тихо сказал ему несколько слов, и, зажав монету в кулаке, служка исчез. Некоторое время Атос стоял, как будто в раздумье, а потом поднял руку и постучал. Несколько секунд тягучей тишины, сменившиеся осторожными, как будто неуверенными, шагами. Дверные петли протяжно скрипнули, поворачиваясь в пазах. Стоявший в приоткрывшемся проеме человек сощурил глаза на ночного пришельца и вздрогнул, как от удара шпагой. Арамис. - Стало быть, сегодня? - Да, сегодня. Сегодня утром благочестивый епископ принял мои клятвы. Поверить не могу, что шел к этому моменту так долго. Впрочем, - Арамис смиренно и в то же время слегка натянуто улыбнулся, - пройденные испытания лишь укрепили мою веру. Бывший мушкетер снова улыбнулся, слегка неестественно и как-то нарочито вежливо, и замолчал. Он был одет в простую черную сутану, а в комнате из личных вещей не было ничего, кроме лежащей на столе Библии. Между страниц писания виднелась закладка, а несмятая кровать наводила на мысли о том, что в этот поздний час Арамис был занят чтением. На скудной монастырской пище он немного похудел, а на бледном лице застыло выражение тлеющей глубоко внутри экзальтации, бывшее на деле преградой куда более серьезной, чем открытая враждебность. - Ученые мужи высоко оценили мою диссертацию, как только она была закончена. Я всегда знал, что служба мешает мне сосредоточиться на моем труде, но не мог и предположить, в чём себе отказываю. В процессе его написания мне открылись истины, дотоле недоступные. На мгновение в голосе Арамиса послышалось что-то вроде вызова, но в следующий момент он был так же безмятежен, как статуи святых мучеников в соборе. Его черты застыли в выражении того же бесконечного всепрощающего терпения. Атос кивнул и бросил отяжелевший от воды плащ на кровать. На пол посыпался мокрый песок, смешанный с травой, мокрые разводы покрыли доски пола там, где по нему скользнула ткань. За плащом последовали портупея и камзол. К моменту, когда в дверь постучали, и явился давешний служка с комплектом сухой одежды, мушкетер уже успел избавиться от сорочки, и с трудом стягивал размокший сапог. Атос не глядя взял одежду и положил рядом с собой. - Ну а вино ты принес? Служка услужливо закивал и исчез в коридоре, чтобы появиться с небольшим бочонком, в котором что-то плескалось. Арамис застыл в немом изумлении. Некоторое время он наблюдал за тем, как бочонок пересекает комнату, чтобы в конце своего путешествия быть поставленным на стол, а потом, наконец, обрел дар речи и обернулся к своему гостю. - Атос, вы, должно быть, сошли с ума, принося вино ко мне. Его слова звенели слегка высокомерным возмущением, но было в них и еще что-то, что это возмущение было призвано скрыть. Тот, кому он обращался, невозмутимо завязал кушак на штанах и взялся за грубую льняную рубаху. Тем временем служка собрал грязные и промокшие вещи Атоса, и скрылся за дверью. - Если ваши обеты не позволяют вам пить, я не волен вас заставлять. Но я буду пить, так как продрог до костей, добираясь сюда. И у вас наверняка найдется кружка, не так ли? Арамис молча подошел к шкафу и несколько секунд неподвижно стоял у него, держась за открытую дверцу. Когда священник обернулся, в руках у него были выточенная из дерева кружка и золотой кубок. - Подарок епископа. – Он указал на кубок. Лицо его казалось еще более бледным, чем раньше. – Я выпью с вами. Немного. Небольшое количество вина обетами не возбраняется. Дождь утих и проникавший в узкое окно ветер уже не был таким яростным, как раньше. Он заставлял пламя свечи волноваться и ронял запоздалые капли на кожаный переплет Библии, все так же лежащей на столе. Перед столом, опустив голову на грудь, сидел Атос. Бочонок был пуст наполовину, и почти все мушкетер выпил сам. Он не был пьян, но промозглый холод, оставленный ливнем, уже начал покидать его кости. Арамис же хмелел быстро, пост и воздержание от алкоголя сделали свое дело. Держа в тонких пальцах кубок, он внимательно вглядывался в темноту за окном, как будто боясь упустить малейшее движение теней. Стояла тишина, нарушаемая только шелестом дождя. Внезапно Арамис обернулся и вцепился тем же пристальным взглядом в своего гостя. - Шкатулка. Расскажите мне, что в шкатулке. В той самой, с гербом, что стоит у вас дома. Атос приподнял голову, как будто для того, чтобы поискать признаки безумия на лице говорившего, и снова ее уронил. Священник продолжал. - Как-то Портос сказал мне, что вы открывали ее при нем, и там лежали бумаги. Это ведь… её письма? Арамис замер, подавшись вперед и до боли стиснув кубок. Черты его приняли выражение, сходное с алчностью. Атос молча поднес к губам кружку и осушил ее. А потом снова наполнил, проследив за тем, как последние бардовые капли падают вниз, чтобы слиться с блестящей глянцевой поверхностью. Краткий миг свободы на пути из одной общности в другую. - Её. Но не мне. Нет, не мне. – Он мрачно рассмеялся. От звука этого смеха Арамис на мгновение ощутил холодное касание страха. Как будто кто-то в этот момент прошел по его могиле. – Эти письма я нашел в ее кабинете, вернувшись в тот день… когда, как мне казалось, я отправил ее обратно в Ад,… вернувшись домой, с ключом, найденным за ее корсажем. Письма ее бывшего любовника, в которых он умолял ее вернуться. Атос криво усмехнулся и снова взялся за кружку. Нетвердо ступая, Арамис подошел к столу, и осторожно опустился на колени. В его распахнутых, как будто галлюцинирующих, глазах плясал огонек свечи, крохотный, тонущий в алебастровой черноте зрачков. - Какой она была? Скажите мне, скажите. Пальцы священника требовательно сжали колено Атоса. Мушкетер прикрыл веки и, как будто в полусне, заговорил. - Красивой. Чересчур, слишком, за гранью воображения. С ее ангельской красотой мог сравниться только ее ум, ум дьявола, пришедшего на землю, чтобы испытывать нас. Голос его опустился до шепота, и Арамис, цепляясь за стол, привстал, чтобы расслышать его последние слова. Кубок наклонился, и тонкая струйка вина выплеснулась на пол, разметавшись багровой кляксой. - Но даже у такого существа должна была быть душа. Что-то, что могло вызвать ее жалость, ее сочувствие, что-то… дорогое ей. Зачем тогда она хранила эти письма? Атос снова рассмеялся, и на этот раз его смех был так же мертв, как женщина, о которой они говорили. - Они тешили ее тщеславие, как трофеи, вынесенные с поля боя, как символы ее безграничной власти. Как то кольцо, которое я подарил ей. Арамис выдохнул ему в лицо, резко, почти экстатически. В широко открытых глазах стояли голод и отчаяние. Кубок выпал из пальцев священника. Его рука поднялась и замерла в пяди от груди Атоса. Бледные, почти фарфоровые пальцы, застывшие в нерешительности. Мушкетер некоторое время смотрел на протянувшуюся к нему руку, горько усмехаясь, а потом покачал головой. - Арамис, прекратите, вы пьяны. Священник отпрянул и закрыл лицо. Вся безысходность принятого сана обрушилась сейчас на его плечи, тяжелой ладонью вдавливая в землю. Вся неизмеримая тяжесть душевной раздвоенности человека, который долгое время не мог сделать свой выбор. Чаши весов лихорадочно колебались в равновесии. Потом одна из них снова пошла вниз. Арамис дрожащими руками поднял бокал и поставил его на стол. Затем, пошатываясь, поднялся сам. - Пожалуй, вы правы. Прошу извинить мое недостойное поведение. Уже поздно. Думаю, вам будет лучше отправится спать.

Viksa Vita: Ну вот еще забавная шуточка: Фандом: Три мушкетера Автор: Erring erring@mail.ru Бета: Inveigle inveigle@mail.ru Герои: Арамис, Д'Артаньян Рейтинг: PG Жанр: romance Саммари: Однажды в чудесный летний вечер... Дисклаймер: герои принадлежат Дюма. Новый мост Франции. - Сударыня, Вы, безусловно, самое прелестное создание, которое я когда-либо встречал, - проникновенно говорил Арамис. Если честно, он так не считал. А если уж быть совсем откровенными, то мушкетер даже был не в состоянии разглядеть девушку. Нет, Арамис не был пьян настолько, чтобы потерять способность различать предметы. Они немного расплывались и все. Но дама так настойчиво закрывала лицо веером, что были видны только ее глаза. И вообще, на взгляд молодого человека, фигура у девушки была, прямо скажем, не слишком хороша. Чересчур широкие для юной особы плечи, высокий рост и… Арамису кажется, или у нее правда нервный тик? И немного трясутся руки? - Я безумно рад разделить с Вами этот чудесный момент. Вы знаете, этот Новый мост не зря славится своей уникальностью. Согласитесь, с него открывается замечательный вид. Очаровательный вечер, не находите? Мы только вдвоем, над нами звезды, под нами река… Мушкетер задумчиво смотрел вдаль, пытаясь понять, почему он все еще здесь и зачем вообще подошел к этой… даме. «Ах да… сначала их было несколько. Компания милых девушек… И куда они потом делись? Сбежали… Три тысячи чертей! Первый раз в жизни решил соответствовать, так сказать, выбранному образу и на тебе! Хорошо хоть молчит все время. Только вот…» - У Вас совершенно уникальный смех, Вам кто-нибудь говорил об этом? Такой… искренний. Такой… ммм… непосредственный. - Охо-хо-хо-хаааа-ха-хаааааа… «Только вот похож он на лошадиный…», - с тоской подумал Арамис. Он решил, что если откланяться прямо сейчас, то это сойдет за банальное бегство. *** Д’Артаньян полагал, что более глупую ситуацию было бы сложно придумать. Гасконец удивился своей «удачливости» и снова хихикнул, напряженно размышляя о том, как теперь выпутываться. - О, сударыня… «Ну вот… опять…» Д’Артаньян чувствовал, что от нервного напряжения у него дрожат руки и дергается бровь, но ничего не мог с собой поделать. «Три тысячи чертей, больше никогда ни на одну женщину не посмотрю!», - подумал про себя юноша, вслух произнеся емкое: - Охо-хо-хо-хаааа-ха-хаааааа… Началось все с небольшого любовного увлечения. Прелестная юная девушка пригласила красивого молодого человека в гости. Они, допустим, пили вино и обсуждали главу из блаженного Августина, когда в дверь постучал муж. И надо же было такому случиться, что муж, как оказалось, не просто превосходно владеет шпагой, по словам все той же юной прелестницы, но и еще является гвардейцем кардинала. *** Два часа до событий на Новом мосту. - Скорее, скорее, раздевайся! – зашептала недавняя знакомая Д’Артаньяна. - Ну не так же сразу… - Идиот, - она подлетела к шкафу, - наденешь вот это! Гасконец с испугом уставился на платье с кружевами, воланами и пышной юбкой. - Нет-нет… Я не…Я даже не влезу в него! В дверь снова забарабанили. - Открывай! Открывай, или я выломаю дверь! - Дорогой, я потеряла ключ… подожди, сейчас открою…- девушка заламывала руки и с мольбой смотрела на мушкетера. – Живее, живее… или он убьет нас обоих! - Три тысячи чертей! – Д’Артаньян торопливо переодевался. Ткань трещала по швам, но платье все же выдержало напор. Девушка накинула на плечи гасконца огромную шаль, скрывая образовавшиеся дыры. В конце концов, мушкетерская форма была спрятана в дальний угол шкафа, а дверь вылетела под напором гвардейской ярости. - Где ты его спрятала? – взревел муж. - О ком ты, дорогой? Я всего лишь пригласила на чай свою старую подругу Анабель. И она уже уходит. Д’Артаньян, прикрыв лицо веером, усиленно закивал. - Мари и Диана проводят тебя до дома, - знакомая гасконца постучала в соседнюю дверь и попросила отвести «Анабель» куда-нибудь, откуда она сможет безбоязненно добраться домой. – Негоже юной девушке ходить по улицам одной… *** Новый мост. - Охо-хо-хо, - Д’Артаньян не знал, как ему быть. Продолжать притворяться? - Он не мог далеко уйти! – совсем близко послышался голос обманутого мужа. – Он в женском платье! Мы его не пропустим! Д’Артаньян чуть не подскочил от неожиданности. Судя по шуму, к ним приближалась как минимум сотня человек. Нет, мушкетер, понимал, что гвардейцев гораздо меньше, но их-то с Арамисом всего двое! Как истинный гасконец Д’Артаньян с удовольствием остался бы и хорошенько вздул противника. Но вот незадача - его шпага осталась в шкафу вместе с остальной одеждой. - Ваши глаза, - уныло бормотал Арамис, - ваша кожа… это совершенно… - Охо-хо-хо… Бежим, болван! – юноша схватил приятеля за запястье и потянул в сторону, противоположную той, откуда доносились крики гвардейцев. Арамису ничего не оставалось, кроме как бежать следом. «Как-то резво она бежит…, - отстраненно подумал мушкетер, - а силы у нее столько же, сколько у хорошего коня. И какой чертовски знакомый голос…» - Арамис! Поторопись! Нас сейчас догонят! - Д’Артаньян? – шокировано воскликнул мушкетер. – Ты? В таком виде? Что это за маскар… ай! Ой! Арамиса втолкнули в темную арку и зажали рот рукой. - Помнишь? Один за всех и все за одного? – тихо зашептал Д’Артаньян. – Я потом все объясню… Но сейчас… ПОМОГИ! - Ну что? – к арке подходили люди. – Кто-нибудь знает, когда мы сможем пойти домой? - Когда прочешем этот переулок, - ответил один из гвардейцев. - Даже если не найдем того, кто посягнул на честь жены капитана? - Ну да. Или ты предлагаешь бродить здесь до утра? - Конечно нет. Но хоть кто-нибудь знает, как выглядел этот мерзавец? - Я знаю только то, что он был в платье. Арамис перевел взгляд на глаза Д’Артаньяна, полные искренней мольбы. Ну ничего, потом он непременно выяснит, что здесь происходит и во что опять влип этот несносный мальчишка. А пока… - Это не он? – гвардейцы, наконец, подошли к арке. - Эй, мушкетер! С кем это ты так весело проводишь время? Мушкетер? - Слушай, а может эта особа, рядом с ним и есть та, кого мы ищем? - Болван! – гвардеец хохотнул. – Разве не видишь? Они целуются! - И что? А вдруг девушка на самом деле мужчина? - И? Если мужчина целуется с другим мужчиной, то он точно не мог посягать на честь женушки нашего капитана, - гвардеец рассмеялся еще громче. – Не тот профиль. Арамис правой рукой заставил Д’Артаньяна положить голову ему на плечо, так, чтобы лицо гасконца оказалось скрытым от посторонних. - Господа, я не хотел бы показаться невежливым, но могли бы вы оставить нас наедине? Я как раз собирался проводить девушку до дома. - Хорошо провести время, - гвардеец еще раз хохотнул и, покачивая головой, направился в другой конец улицы. Его друг поплелся следом. - Непременно, - крикнул им вдогонку Арамис. – По крайней мере, за твое спасение я заработал объяснения. И… хороший ужин, - он щелкнул ошарашенного Д’Артаньяна по носу и пошел по направлению к дому гасконца. Юноша, приподняв подол, засеменил за ним, возмущенно сопя. «Ужин? Ужин? За мою поруганную честь и оскорбленное достоинство? Объяснения? Нет уж! Да он теперь… да он теперь… да он теперь на мне жениться должен! Хам!».

Viksa Vita: Очень не плохо: Автор(ы): Gally Фэндом: Дюма Александр, Графиня де Монсоро Рейтинг: PG Комментарии: Герои: Генрих Третий/Шико Комментарии автора: время действия – роман «Сорок пять», одна из ночей в Лувре. Ночь. Душная темнота спальни. Тишина. Стон. – Шико! Тишина. – Шико! Молчание. – Шико! Из большого кресла доносится зевок. – Чего тебе, о христианнейший король? – Шико, мне не спится. – Да я уже понял. Ну не спится тебе, но почему же ты бедному Шико спать не даешь? Я видел такой чудесный сон. Я насаживал Гизов на вертел. – Шико, подобные сны недостойны христианина. – Вот ты христианин, ты их и не смотри. А я, как тебе известно, вернулся с того света, и потому могу смотреть все, что мне пожелается. – Шико, мне так одиноко. – Да неужели? Не печалься, мне кажется, что под твоей кроватью живет крыса. Почему бы тебе с ней не познакомиться? – Шико, почему ты так разговариваешь со мной? – А тебе не нравится? Тогда не мешай мне спать. Вздумай Господь Бог прислать ко мне посреди ночи своих ангелов, я бы и с ними так разговаривал. Нечего человека будить. – Шико, ты богохульствуешь! – Да, а тебя что-то удивляет? – Шико, ты же знаешь, что это грех. – Грех? Тогда я лучше уйду. Такому грешнику не место в спальне такого праведника, хотя сам ты, знаешь ли, ничем не добродетельнее меня. – Нет, Шико, не уходи. Останься. – Я подумаю. – Шико, своему королю следует отвечать не «я подумаю», а «слушаюсь, мой повелитель». – Ну надо же. Только что он стенал о своем одиночестве, а сейчас уже пытается шутить. – Но, Шико, я и правда твой король. – Ты уверен? – Вполне. Его Величество Генрих Третий. – Что-то величия в тебе мало. С испанцем тебе не сравниться. Даже брат твой наваррский, женатый на твоей сестрице Марго, и тот более король, чем ты. – Шико, ты что же, вздумал меня покинуть? – А мог бы, если бы хоть немного соображал. – Знаешь, Шико, я могу тебе в этом помешать. – Как же, интересно? – Не думаешь ли ты, что в Лувре нет больше верных мне людей? – Есть. Я. А остальные, мой король, ждут не дождутся, когда же их купят Гизы или Испания. Вздох. – Шико, твои слова разбивают мне сердце. – Извини, Анрике, но сердце твоего величества разбивается раз по двадцать на дню. Сколько же можно? Заведи себе другое. – Не шути такими вещами, Шико. Я несчастен, я несчастнейший из королей. Я знаю, что все ждут моей смерти, все, даже мой брат и моя мать. Нет у меня друзей, некому меня утешить, некому развеселить. – Еще бы! Одних убили, другие сами ушли, а Жуайеза ты сам прогнал. – Неужели ты сочувствуешь Жуайезу? Я-то думал, Шико, что не доживу до того дня, когда ты перестанешь ненавидеть моих друзей. – Протестую, мой король. Я их никогда не ненавидел. Зачем тратить на них силы? Просто Жуайез в меньшей степени насекомое, чем некоторые. – Но он мой друг, а истинных друзей у меня осталось так мало. – А я тебе кто? – Ты же грозишься меня покинуть. Только и ждешь моей смерти. Молчание. – Шико. Тишина. – Шико, почему ты не отвечаешь? – Думаю, мой король. – Думаешь? О чем? – Мне и подумать нельзя? Если у тебя голова пустая и тебе позволено говорить все, что тебе приходит в голову, то это не значит, что я настолько же слабоумен. – Прости меня, Шико, мне не стоило так говорить. – И это заявляет король? Представляю себе испанца, который так разговаривает с гезами. – Ты же сам сказал, Шико, что я не король. Я вообще ни на что не годен. Моя смерть была бы облегчением для всей Франции. – Шико, ты что-то сказал? – Шико, я слышал, как ты что-то пробормотал. – Мне не послышалось? Ты сказал «не для меня»? – Знаешь, Анрике, мне дозволено говорить все, что мне вздумается. – Но ведь ты именно это сказал? Я не ошибся? – Нет, Анрике, ты не ошибся. Я не хочу твоей смерти. И я от тебя не уйду. А теперь не мешай мне спать. Молчание. – Шико... Не мог бы ты... – Что? И не думай. Я тебе не Жуайез, а от него твое величество предусмотрительно избавилось. – Но, Шико... – Нет. Оставь меня в покое. – Шико, я так одинок. – Терпеливейший король, ты каждый день рассказываешь мне о своем одиночестве. Повторяю: я хочу спать. – Шико... – Нет. Стар я, чтобы миньона из себя изображать. – Шико, прошу тебя... – Такое бывает нечасто, чтобы король о чем-то просил... – Итак? – Как просто тебя обнадежить! Хорошо, иду, но чтобы это было в первый и последний раз. – Гм... Анрике, что ты сказал? «Уже не в первый»? – Не все ли равно, что я сказал? Уже поздно отступать, милый Шико. – Если хоть одна крыса нас подслушивает, ей не жить. – Крысами займешься утром.

Viksa Vita: Немыслимый слеш- Атос и Рауль :)) Все было иначе Автор(ы): Gally Фэндом: Дюма Александр, Три мушкетера Рейтинг: PG Комментарии: Герои: Атос/д’Артаньян, Атос/Рауль, Кромвель/Мордаунт, Арамис/д’Артаньян Комментарии автора: Что бывает, когда люди слишком много знают о чести и грехе, но почти ничего не знают о себе. Предупреждения: некоторые вольности в обращении с первоисточником, принуждение, насилие в минимальных дозах, инцест. Благодарности: папе Дюма, без которого все это было бы немыслимо, фильму «Д’Артаньян и три мушкетера», хвостатой и трехголовой музе Луни, без ночных разговоров с которой я и не взялась бы это писать, и редактору Нездешнему. ...je me souviens des jours anciens et je pleure Paul Verlaine, Chant d’automne Атос был пьян. В этом не было ничего удивительного. Поражало скорее то, что он был жив. Д’Артаньян не был уверен в том, что пережил бы две недели пьянства в гостиничном подвале. Зато он был уверен, что, выбравшись из подвала, отправился бы спать, а не сел бы пить с новоприбывшим другом. И он точно не стал бы рассказывать другу о таких вещах и так с ним разговаривать. Чем Атосу не понравилась его любовь к Констанции и вполне понятное беспокойство за ее судьбу? Д’Артаньяну показалось, что Атос выслушал его печальный рассказ с некоторым торжеством. Д’Артаньян прервал свои размышления. Какого черта? Атос – его друг и не стал бы радоваться его несчастью. Но слушать его дольше невозможно. Д’Артаньян опустил голову на стол и притворился, что заснул. – Разучилась пить молодежь, – услышал он голос Атоса. – А ведь этот был еще из лучших. Это последнее неожиданно обрадовало д’Артаньяна, хотя и было сказано человеком невообразимо пьяным. – Вина, бездельник! – крикнул Атос. Скрип двери, шаги, голос хозяина. Похоже, они его основательно напугали. – Это все, что угодно вашей светлости? – Да. И оставьте нас. – Ваша светлость больше ничего не желает? – Моя светлость желает пить, и оно... она не любит пить в присутствии трактирщиков. Так что оставь нас. Снова шум шагов и скрип двери. Д’Артаньян не двигался. Он надеялся, что Атос скоро заснет, но, по-видимому, ему предстояло долгое ожидание. Атос почему-то сел рядом с ним. – Д’Артаньян, – прошептал он. – Вы спите? Д’Артаньян никак не отреагировал. Молчание. Затем Атос со стуком поставил бокал на стол. Он дотронулся до волос д’Артаньяна, отвел их со лба, наклонился, так что д’Артаньян почувствовал его дыхание на своей щеке. Он по-прежнему делал вид, что спит. Атос придвинулся поближе и дотронулся губами до виска д’Артаньяна. Тот вздрогнул. – Д’Артаньян, – сказал Атос спокойно. – Я знаю, что вы не спите. Можете дольше не притворяться. Д’Артаньян открыл глаза, выпрямился и посмотрел на Атоса. Атос сидел, повернувшись к нему и облокотившись об стол. Несмотря на то, что единственная свеча стояла за его спиной, а в голове у д’Артаньяна плавал туман, молодой человек попытался вглядеться в лицо своего друга. Даже сейчас, увиденный при таком освещении и такими глазами, после двух недель в подвале, пьяный, уставший, с покрытыми жесткой щетиной щеками и спутанными волосами, Атос был прекрасен и, возможно, даже прекраснее обычного. У д’Артаньяна перехватило дыхание, и он отвел взгляд. Атос, внимательно за ним наблюдавший, будто только этого и ожидал. Он придвинулся, накрыл правую руку д’Артаньяна, по-прежнему лежавшую на столе, своей ладонью и другой рукой схватил его за плечо. Д’Артаньян попытался отвернуться, но не успел, и Атос нашел своим ртом его рот. «Но ведь это грех, страшный грех», подумал он, слабея от количества выпитого вина, потрясения и осознания того, что не хочет, чтобы Атос отодвигался. В какой-то момент он вдруг пришел в себя и попытался оттолкнуть Атоса, но тот, пробормотав: «Вы же сами этого хотите», только сильнее прижал его к себе. Тут в дверь постучали. – В чем дело? – крикнул Атос, продолжая удерживать д’Артаньяна. – Прошу прощения у вашей светлости, но у нас закончилось вино, – донеслось из-за двери. – Не верю, – ответил Атос, – просто вы думаете, что я не смогу вам заплатить. За дверью промолчали. По-видимому, Атос угадал. – Так я и думал, – сказал Атос. – Несите. С деньгами позже разберемся. Он поднялся со стула и подошел к двери. – Ну как? – спросил он. – Где вино? – Прошу прощения у вашей светлости, – повторила дверь, – но не кажется ли вашей светлости, что она уже достаточно выпила? – Нет, моей светлости так не кажется. А то, что кажется твоей темности, ее не интересует. Дверь промолчала, по-видимому, ужаснувшись отсутствию у Атоса чувства юмора. Д’Артаньян слушал этот диалог и думал о том, что надо бы подняться и уйти. Но, как только он встал, у него закружилась голова, пришлось снова сесть. Д’Артаньян уронил отяжелевшую голову на стол и закрыл глаза. Откуда-то доносилось мерное бормотание – это Атос продолжал препираться с дверью, но слов уже нельзя было разобрать, звуки сливались в единый поток. Все путалось в голове, и он уже не был уверен в том, не спит ли он. Утром он проснулся в чьей-то постели. Предположительно своей. Один. Он не знал, что и думать. Когда он увидел Атоса, тот ничем не дал понять, что ночью могло произойти что-то необычное, а спросить д’Артаньян не решился. В результате он все это время считал свое воспоминание сном, не задумываясь о том, чем он мог быть вызван. Еще он помнил (хотя это, как ему казалось, не могло не быть сном), как в ночь после смерти Констанции он лежал в гостинице, обессилевший от слез, не решаясь заснуть, так как совесть твердила ему, что нельзя, что бессердечно спать, когда она мертва, когда ее убийца может воспользоваться этим временем, чтобы исчезнуть бесследно, а он вяло возражал себе, что она мертва, но он-то жив и было бы неуважением к ней, оскорблением ее памяти опустить руки и сразу сдаться; тем не менее его клонило в сон и он ничего не услышал и не заметил, пока не почувствовал, как кровать осела под чьим-то весом, как кто-то, чьего лица он не мог разглядеть, наклонился, провел прохладной ладонью по лбу, едва ощутимо коснулся губами глаз, в которых уже высохли слезы, и скользнул к нему под одеяло, последовавшие за чем события сплелись в его полууснувшем и утомленном сознании, еще не оправившемся от смерти любимого человека, в туманное воспоминание, в котором преобладали ощущения не наслаждения и не страсти, а утешения и покоя, безвольной и безмолвной покорности кому-то более сильному, еще долго обнимавшему его, поцеловавшему в лоб и покинувшему его так тихо, что пол не скрипнул под его шагами, а дверь открылась и закрылась почти бесшумно; он помнил, что спал той ночью крепко и спокойно. И еще ему вспомнилось (и, увы, это уже не был сон), как он приехал к Атосу и, стоило тому выйти к нему из двери, как те двадцать лет, что они не виделись, исчезли, бесследно растворились, и Атос был таким же, как и раньше, – нет, он был другим, моложе, прекраснее, счастливее, намного счастливее, и причиной этого счастья оказался Рауль. И поэтому д’Артаньяну очень скоро, почти немедленно, захотелось уехать, уехать в Париж, даже Мазарини, откровенно его побаивавшийся, вызывавший у него невыразимое презрение, казался ему сейчас милее необходимости наблюдать со стороны за чужим счастьем. Он сам не понимал, что его раздражало в Рауле, но чувствовал, что не может бесконечно наблюдать за тем, как они переглядываются, как они улыбаются друг другу, что рано или поздно он не выдержит. И еще он чувствовал, что Рауль, этот безвольный женоподобный юноша, отнесся к нему с такой же неприязнью. На следующий день после приезда д’Артаньян согласился пофехтовать с Раулем. Во время урока вошел Атос и стал наблюдать за ними. Рауль, до этого фехтовавший более-менее сносно, сразу сбился и начал один за другим пропускать выпады своего противника. Они остановились. – У него ваша рука, Атос, но ему не хватает вашей выдержки, – сказал д’Артаньян. – Ну что же, – ответил Атос, улыбаясь, – это можно исправить. Надо просто больше заниматься. Вы не против, Рауль? – О нет, господин граф! – воскликнул тот. – Я всегда с нетерпением жду ваших уроков. Я только надеюсь, что вам со мной не скучно. – Нет, – ответил Атос. Он снова улыбнулся и обменялся с Раулем таким взглядом, что у д’Артаньяна потемнело в глазах. Он сделал выпад. Удар пришелся в плечо. Пальцы Рауля на эфесе разжались, и он упал на одно колено. – Рауль! – воскликнул побледневший Атос, бросаясь к виконту. – Что с вами? Рауль поднял голову, продолжая зажимать рану рукой, и слабо улыбнулся. – Я уверен, что все в порядке, – еле выговорил он. Атос опустился перед Раулем. – Как это могло произойти? – сказал он в отчаянии. – Я полагаю, что господин д’Артаньян не желал мне зла, – тихо проговорил Рауль. Атос обернулся. – Д’Артаньян! Как вы могли? – Это вам урок, виконт, – сказал д’Артаньян мрачно. – Нельзя расслабляться и отвлекаться, иначе в следующий раз вы поплатитесь жизнью. От испуга Рауль широко раскрыл глаза, благо было что раскрывать (поразительно, подумал д’Артаньян, неужели Атос, на которого это существо так похоже, в юности так же мало походил на человека?). Д’Артаньян только сейчас понял, что его слова прозвучали угрожающе. – Д’Артаньян! – воскликнул Атос, и мушкетер насторожился: неужели он понял? – Надо быть снисходительнее к своим ученикам. – Господин д’Артаньян прав, мне действительно не следовало отвлекаться, – тихо и грустно возразил Рауль. Он опустил голову и прошептал: – Это я во всем виноват. – Что вы, Рауль, это не так, нельзя так расстраиваться из-за одного урока... – начал Атос, но тут Рауль вздохнул, поник и упал бы, если бы Атос его не подхватил. Д’Артаньян отметил, как удачно голова Рауля легла на плечо Атоса. С каждой минутой этот фарс раздражал его все больше и больше. Он вышел. Гуляя по ухоженному саду, бродя между деревьев, он подумал, что, пожалуй, стоило на самом деле хотя бы ранить Рауля, и не переставал удивляться недогадливости и доверчивости Атоса. Как мог тот поверить этому бездарному притворщику? Джон Фрэнсис Мордаунт едва спал этой ночью. Как обычно. Ему не давала спать радость троекратной мести – смерть Винтера, пленение Стюарта и близость расплаты с французами, в невозможности побега которых он не сомневался. Мысль о французах отравила его радость. Трусы, жалкие трусы, им только женщин и убивать! Впрочем, ее они смогли убить только вшестером. Нет, – прервал он себя, – еще были слуги. Их было десять мужчин против одной женщины. И они еще осмеливались говорить о чести? И они говорили о грехе? Они осмеливались угрожать ему? Лжецы и лицемеры! Все они друг друга стоили, всех их он ненавидел, но двоих, главных виновников ее смерти, сильнее всего. Скоро, скоро он расплатится с ними за все. Ждать осталось совсем недолго. Генерал, правда, советовал ему сохранять спокойствие, напоминая, что Господь не любит торопливых и гневливых, их успех же неизбежен, ибо это месть справедливая. Генерал говорил ему, что не следует забывать о том, что Бог выбрал их в качестве своего оружия, но Мордаунт иногда начинал подозревать, что недостоин этой миссии. Правда, генерал каждый раз, когда он осмеливался высказать вслух свое опасение, только улыбался, что случалось с ним крайне редко. Генерал не называл его еретиком, хотя сам Мордаунт понимал, что сомнения в мудрости Божьей только ересью и можно назвать. Иногда он сам удивлялся подобной благосклонности. Разговоры с генералом наполняли его спокойствием, ничего общего не имевшим с расслабленностью (ибо какой солдат станет отдыхать, не дождавшись конца битвы, а кто мы как не воины Божии, всю свою жизнь сражающиеся с дьяволом), нет, то было спокойствие стрелы, летящей к своей цели. Без генерала в его жизни не было смысла. За свои действия Мордаунт стал бы отвечать лишь перед генералом и Господом. И он даже не замечал, что он не только горд особым расположением генерала, но и огорчен тем, что расположение это все же ничем не отличается от отношения начальника к одаренному подчиненному и что Кромвель, сэр Оливер Кромвель, видит в Джоне Мордаунте всего лишь исполнительного солдата и образцового секретаря. – Д’Артаньян, вы не спите? – Атос стоял на пороге другой комнаты и смотрел на него. – Нет. Я не доверяю Мордаунту. – Это разумно, – сказал Атос, подошел и сел рядом с ним. – А почему вы сидите на полу? – Потому что эти проклятые пуритане отвели нам дом, в котором все уже успели изгрызть мыши. На эти стулья лучше не садиться, на них даже дышать не стоит, они и от этого могут развалиться. Это их Мордаунт надоумил, не иначе. – Возможно. Они помолчали. – Как это странно, – заговорил Атос, – что нам пришлось встретиться с ним, с ее сыном. – Да, – отозвался д’Артаньян, – странно... – И в то же время это правильно. Он справедливо ненавидит нас. – Справедливо или нет, ему с нами не справиться. Мы одолеем его. – Возможно, мы не имеем на это права и небо на его стороне. – Атос, это ее сын, ее кровь. Я согласен с Арамисом: от него следует избавиться, и как можно скорее. Атос помолчал. – Д’Артаньян, – сказал он наконец, – не забывайте, что у Мордаунта был и отец. – Да. Несчастный брат покойного лорда Винтера. – Нет, – ответил Атос. – Не он. Моя, – он сделал над собой усилие, – жена была беременна, когда я ее... когда я от нее избавился. Д’Артаньян, это я. Я его отец. Мордаунт – мой сын. Я не могу желать его смерти. – Атос! Возможно ли это? Вы ошибаетесь. – Нет, я в этом уверен. Мысль о том, что я погубил две жизни и одна из них была невинной, мучила меня все эти годы. Поверите ли, узнав, что Мордаунт – ее сын, я обрадовался. – Атос! – Это правда. Я не имел права убивать своего нерожденного сына. – Подождите, – сказал д’Артаньян, – но это невозможно. Мордаунту лет двадцать-двадцать пять, не больше, он родился уже после того, как вы ее повесили. Атоса передернуло. – Какая разница? – сказал он раздраженно. – Он выглядит младше своих лет. Вы предпочитаете верить мне или ему? Д’Артаньян от неожиданности замолчал. Как странно, что эта женщина даже через двадцать лет после своей смерти продолжает влиять на их жизнь. Он вспомнил, что накануне ему снова, как двадцать лет назад, когда этот сон повторялся почти каждую ночь, приснилась Констанция – но не живая, а мертвая. Яд, словно кислота, продолжал разъедать ее тело изнутри, гниль же раз за разом лизала своим шершавым языком ее лицо, успевшее разложиться до неузнаваемости. Она была мертва, и он знал, кто в этом виноват. Ее убийцей была вовсе не миледи, нет, это был Атос, в этом не могло быть никаких сомнений. – Атос, – спросил он неуверенно, – скажите: вы любили ее? – Кого? – Миледи. Вашу жену. – Зачем вы меня спрашиваете об этом? – Я в этом уверен. И я думаю, что и она вас любила. – Д’Артаньян! – Не странно ли? – продолжал д’Артаньян. – Женщина, которую любили вы, убила ту, кого любил я. – Да, – отозвался Атос. – Я не смог помочь вам тогда, дорогой друг. Простите меня. Мне кажется, что я приношу несчастье всем, кого люблю. – Всем, кого вы любите? – повторил за ним д’Артаньян. Он задумался. – Атос, – спросил он наконец, – вы помните Амьен? – Амьен? – Да. Помните эту историю с подвесками? Вы остались в Амьене, а я приехал к вам через две недели. – Помню, – сказал Атос. – Что тогда произошло? – Что вы имеете в виду? – Вы рассказали мне о миледи, а затем... – Милый друг, – перебил его Атос, – вы были пьяны и вряд ли можете доверять своей памяти. – Но вы-то считаете, что можете верить своей, хотя были еще пьянее меня, – возразил д’Артаньян. – Что-то произошло после вашего рассказа. Помните? – Как же, помню, – сказал Атос ничего не выражающим голосом. – Вы уснули. – А в промежутке? – Не было никакого промежутка. – Но мне показалось... – Вам это показалось. Д’Артаньян отметил про себя, что Атос так и не спросил, что именно ему показалось. Он мог ждать еще двадцать лет, хотя не был уверен, что может на них рассчитывать, а мог спросить сейчас. Он решился. – Атос, – сказал он, – я помню, как вы меня обняли. Атос шевельнулся, но ничего не сказал. – Следовательно, – продолжил д’Артаньян, – мне это не приснилось. Он подождал, но ответа не последовало. Д’Артаньян бросился в атаку. – Атос, мне кажется, что тогда вы относились ко мне иначе. – Вы ошибаетесь, – возразил Атос изменившимся голосом. – Я любил вас, как сына, и продолжаю относиться к вам точно также. – Это неправда, – взвился вдруг д’Артаньян. – У вас есть сын, Рауль, а я – совсем другое дело. – Рауль... – попытался возразить Атос, но д’Артаньян не дал ему договорить. – Даже не пытайтесь отрицать. Я уверен, что он ваш сын, в этом не может быть никаких сомнений. – Хорошо, – сдался Атос, – это правда. Рауль – мой сын. Но вы, д’Артаньян, остаетесь моим самым дорогим другом. – Раньше все было иначе. – Раньше все было так же. Д’Артаньян попытался притронуться к Атосу, но тот отдернул руку и отодвинулся. – Почему вы не хотите дотронуться до меня? – А зачем вам это? И мне? – Двадцать лет назад вы об этом не задумывались. – Двадцать лет назад все было иначе. – Вы сами себе противоречите. – Д’Артаньян, что вы пытаетесь доказать? Д’Артаньян растерянно промолчал. Он не знал, как ответить на этот вопрос. – Мужчина и дворянин, – сказал Атос наставительно, – должен быть господином своих эмоций, а не подчиняться им. Если же вы пытаетесь склонить меня к греху... впрочем, нет, это невозможно. Вы для этого слишком добродетельны. – А вы? – спросил д’Артаньян, для которого слова Атоса прозвучали укором, которым они и являлись. – Вы – нет? Или тогда я был другим и со мной можно было так обращаться? Тогда я был хуже? – Нет, дорогой друг, как вы можете так говорить? Вас всегда отличало редкое благородство и добродетельность. – Тогда в чем дело, Атос? Почему вы могли тогда позволить себе по отношению ко мне нечто, о чем сейчас предпочитаете не вспоминать? – Д’Артаньян, не стоит об этом. – Не стоит? Атос, а Рауль? Тогда мне было немногим больше, чем ему сейчас. – Не вмешивайте в это Рауля. – Буду, – сказал д’Артаньян упрямо. – С ним у вас еще более сердечные отношения, чем тогда со мной. Во что это может превратиться через двадцать лет? – Д’Артаньян, молчите. – Возможно, сейчас вы любите его так же, как когда-то меня? – Д’Артаньян! – Возможно, через двадцать лет вы точно так же будете отнекиваться и повторять ему те же слова, что и мне сейчас? – Замолчите, д’Артаньян. – Кто знает, какие воспоминания будут его смущать? У меня был Амьен, а у него? Вы проводите вместе много времени. Что вы ему даете предварительно? Вино, как и мне, или снотворное, чтобы он ничего не помнил? Удар оказался и сильным, и неожиданным. Д’Артаньян замолчал, поднес руку к левой щеке. Он поднял глаза, встретился взглядом с Атосом и, не выдержав, опустил их. Атос, от бешенства побледневший еще больше обычного, встал. – Шевалье д’Артаньян, – сказал он голосом, от гнева утратившим всю свою мелодичность и красоту, – я ваш пленник, но это не дает вам права оскорблять меня. Моя жизнь принадлежит сейчас не мне, а королю Карлу, поэтому я не могу потребовать у вас удовлетворения. – Атос! Атос оборвал его: – Не смейте называть меня так. Для вас я граф де Ла Фер, и только. И лучше было бы, если бы вы вообще никак ко мне не обращались. Он повернулся и хотел уже уйти, но д’Артаньян, обиженный и удивленный его поведением, не удержался. – Воистину, красноречие, достойное аристократа! Какой убедительный аргумент вы привели! Наверное, мне следует радоваться, что нам, бедным гасконским дворянам, недоступно образование, которое получают графы из Берри. – Вам многое недоступно, – ответил Атос. – Например, чувство стыда. Поведением вы скорее напоминаете язычника, чем христианина. Как, впрочем, и внешностью. Не сомневаюсь в том, что ваши предки не так давно были вовсе не католиками, а мусульманами. – Мои предки? Попробуйте еще хоть слово сказать о моих предках, и вы не уйдете из этой комнаты живым. Мой отец воевал на стороне Его Величества Генриха Четвертого в то время как ваша семья, без сомнения, плела против него интриги. – Интриги? Мы бы никогда не опустились до подобного. Не сомневаюсь, впрочем, что вам участие в них кажется соблазнительным. Ведь за это платят. Д’Артаньян вскочил с пола и встал перед Атосом. У него перехватило дыхание, и он не сразу смог заговорить. – Никогда, – сказал он наконец сквозь зубы, направив безумный взгляд куда-то мимо Атоса, – никогда и никогда д’Артаньяны не продавались. Мы поддерживали и будем поддерживать то, что считаем правильным. Меня пытался купить Ришелье, но вы же помните, что ему это не удалось. – Да, – ответил Атос презрительно. – Зато это получилось у Мазарини. Или он предложил вам что-то сверх денег? – Граф! – д’Артаньян отступил на шаг, сжав в руке перчатку. – Я не знал, что вы можете опуститься до подобной низости. Признаюсь, что всегда был о вас более высокого мнения. – Ваши слова это никак не подтверждают. А от таких, как вы, можно ожидать всего. Вы хвалитесь тем, что не продались Ришелье, но он был великий министр. Чем же вас смог соблазнить Мазарини? Вряд ли деньгами – их у него не так уж и много. Полагаю, что у вас много общего – все вы, южане, одинаковы, все вы в равной степени извращены. – Вы на что-то намекаете? – Я ни на что не намекаю, мои слова просты и ясны, хотя, возможно, ваш слух так привык к прямолинейным грубостям, что не воспринимает речь образованного человека. – Сударь, – сказал д’Артаньян хрипло, – я советую вам уйти, прежде чем я окончательно перестану владеть собой. – Вы мне угрожаете? – Я вас предупреждаю. Вы сами только что сказали, что ваша жизнь вам сейчас не принадлежит. Если вы не уйдете и не прекратите оскорблять меня, я убью вас, и никто не посмеет меня осудить. – Графы де Ла Фер не из тех, кого можно испугать дешевыми угрозами. – Вы, сударь, знаете меня достаточно долго для того, чтобы верить моим словам. Вы знаете, насколько хорошо я владею шпагой. – Вы не можете угрожать мне. Вы не имеете на это права. – А вот это решать мне. Советую вам уйти, иначе я не сдержусь, а сила сейчас на моей стороне. – Пожалуй, мне действительно следует уйти, – сказал Атос холодно. – Я не боюсь вас, но моя мать, будь она жива, не пережила бы известия о том, что ее сын подвергся насилию со стороны изменника. – Значит, то, что ее сын насилует ее же внука, она одобрила бы? Атос, уже собиравшийся выйти из комнаты и стоявший на пороге, резко обернулся, отшвырнул в сторону перчатки, которые держал в руке, и в одно мгновение оказался рядом с д’Артаньяном. Тот не успел и шевельнуться, как понял, что его прижали к стене и держат за горло. – Ваша жизнь принадлежит, пожалуй, лишь Мазарини, вкупе еще с чем-то, – прошипел Атос, – а украсть у вора – доброе дело. Я убью вас, и никто не сможет меня осудить. – Вы назвали меня изменником, – выдохнул д’Артаньян, – как вы не понимаете, что я служу королю, а вы воюете с ним? – Мысленно король с нами. – Он боится вас! Вы не видели его, а я видел. Фронда пугает его. Он верит мне, потому что я спас его от мятежников. Предупреждаю вас – у этого ребенка хорошая память. Он запомнит и кричавшую под его окнами чернь, и тех, кто ей руководил. – Он не может бояться, потому что короли не боятся. – Это вы так считаете, потому что видели их лишь издалека. А я стоял у его постели. – Несчастный король, которого окружают подобные слуги! – Кто-то же должен защищать его от вас. – Не его, а вашего Мазарини. – Моего Мазарини? – Не моего же. Ведь не я с ним сплю. – А вот за это вы мне ответите. – Я повторяю: я не могу сейчас позволить вам убить меня. – И потому вы решили меня придушить, воспользовавшись тем, что вы меня намного сильнее? Так благороднее? И почему вы перевираете мои слова? – А ведь я когда-то верил вам, – сказал Атос, не обращая внимания на последнюю реплику д’Артаньяна, – я... я любил вас. И вот чем вы оказались. – Я оказался тем, чем всегда оказываются люди, – собой. Я не ожидал, что вы отнесетесь ко мне с таким недоверием и злобой. Скажите, а меня вы тоже смогли бы повесить, как и свою жену? – Я готов это сделать прямо сейчас, но могу пойти и более легким путем, – ответил Атос и так сильно сжал руки на горле д’Артаньяна, что тот ничего уже не смог сказать. – Атос, – послышалось вдруг от двери, – что вы там делаете? Атос сделал над собой усилие и спросил спокойным голосом, не оборачиваясь: – Вы не спите, Арамис? – Как и вы, – коротко ответил тот. Он подошел, прислонился к стене и с некоторым интересом посмотрел на Атоса и д’Артаньяна. – Да и странно было бы мне спать, – продолжил он, – при таком шуме. Рядом храпит Портос, и если к этому храпу можно как-то привыкнуть, то что делать с вашими криками из-за стены? Видите ли, вы, Атос, можете кричать громко, даже слишком громко. Предположим, мне, скромному аббату, сон не нужен, ведь я должен умерщвлять плоть или что-то в этом же роде, хотя, признаться, последний раз такие намерения посещали меня лет двадцать назад, а то и больше. Но подумайте о бедных солдатах-пуританах. Ведь они услышат вас и решат, что ценные пленники намереваются сбежать. Почему они сбегают с дикими криками, это, пожалуй, было бы непонятно даже англичанам, тем не менее они бы непременно зашли проверить, что происходит. И тогда Его Величество был бы без сомнения благодарен вам, Атос, за глупый риск, лишающий его друзей и надежды на освобождение. Он остановился, перевел взгляд с Атоса на д’Артаньяна. – Здравствуйте, д’Артаньян, вам тоже не спится? – спросил он вежливо. – Нет, как видите, – ответил д’Артаньян (к счастью, Атос, отвлеченный Арамисом, ослабил хватку). – Понимаю, – кивнул Арамис, – бессонница. Как это грустно. Кстати, извините мое чрезмерное любопытство, но вам не мешает тот факт, что Атос вас, кажется, душит? Или я ошибаюсь? – Меня действительно душат впервые в жизни, – ответил д’Артаньян, – но зато это делает знаток своего дела. – Рад за вас, – ответил Арамис. – Но мне было бы спокойнее, если бы вы, Атос, отошли от нашего друга. – Он мне не друг, – ответил Атос. – Он оскорбил меня. Арамис поднял бровь. – Вот как? Очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. Отойдите от д’Артаньяна, Атос. Атос не двигался. – Вот что, – сказал Арамис, – мы можем так простоять до утра, пока не придет любимый нами всеми господин Мордаунт и не попытается вас зарезать, расценив ваши действия как попытку побега. Само собой, я брошусь вам на помощь, Портос тоже, насчет д’Артаньяна я не уверен, не знаю, захочет ли он вас спасать. Д’Артаньян, вы стали бы спасать человека, пытавшегося вас задушить? – Я подумаю, – ответил д’Артаньян, с интересом ожидая, что же следующим скажет Арамис, и слегка опасаясь того, что тот может слишком увлечься, заговориться и обо всем забыть. – Вы подумаете? – Арамис расхохотался. – Атос, для вас еще не все потеряно. – В каком смысле? – спросил Атос. – Возможно, он все же возьмется вас спасать. – Мне не нужна его помощь. – Зато она может понадобиться мне. А теперь отпустите его. Мне надоело уже разыгрывать ангела примирения. Эта роль мне не подходит. – Арамис, вас это не касается. – Как хотите, – ответил Арамис, – но я вооружен. Он достал пистолет, навел его на Атоса и взвел курок. – Отпустите д’Артаньяна. Как вы могли забыться до такой степени? Я вас не узнаю. Атос поколебался и отступил на несколько шагов. – Он оскорбил меня, – повторил он. – Неужели? – спросил Арамис. – Не льстите себе, Атос. Вас невозможно оскорбить. – Что вы имеете в виду? – Это уже вам решать. Мой вам совет – лягте и выспитесь. – Арамис, вы смеете мне приказывать? – Атос, а вы осмеливаетесь мне угрожать? Они постояли некоторое время друг против друга. – Я не знал, – наконец заговорил Атос, – что у меня так мало друзей. Я не думал, Арамис, что вы можете меня предать. Прежде чем Арамис успел ответить, он повернулся и вышел. Д’Артаньян опустился на пол. – Как интересно, – бесстрастно сказал Арамис. – Д’Артаньян, знаете, а ведь он вполне мог вас задушить. – Не сомневаюсь, – ответил д’Артаньян. – И что же вы не сопротивлялись? – Я? Я сопротивлялся. – Да? А мне показалось, что вам хочется, чтобы вас задушили. Д’Артаньян поначалу не нашелся, что ответить. – А если и так? – спросил он наконец с вызовом. – Даже если и так, то какое вам дело? – Начнем с того, – сказал Арамис, – что, при всем моем уважении к Портосу, я вынужден признать его ум не столь острым, как ваш, а ведь вы двое не являетесь пленниками пуритан. И потому успех нашего плана зависит в первую очередь от вас. Как видите, уговаривая вас жить, я преследую свои личные интересы. – Так, – сказал д’Артаньян. – Я рад, что вы меня поняли. А теперь я скажу банальность. Глупо умирать от руки того, кого любишь. Умирать, знаете ли, вообще глупо. Д’Артаньян поднял голову. – Вы все слышали? – А как же. Я слышу все, что меня касается, а слушаю – то, что меня не касается. – Да, – сказал д’Артаньян, – но еще неизвестно, как вы это истолковали. – О, я мастер по части толкований. Вы же забываете, что я аббат. Находить скрытый смысл – мой особый талант, а тут все лежало на поверхности. – Что вы имеете в виду? Арамис подошел и сел рядом с ним. – Д’Артаньян, – сказал он мягко, – как бы мне ни хотелось дать вам прямой ответ (а такое со мной случается нечасто, можете мне поверить), я не могу этого сделать. Возможно, я отвечу вам когда-нибудь позже. Но не сейчас. – Почему не сейчас? – спросил д’Артаньян. – Потому что вы мне не поверите, а мне не хочется, чтобы позже вы шарахались от меня. Я, видите ли, преследую совсем иные цели. – Какие же? – спросил д’Артаньян удивленно. – Свои. Аббатские. Спокойной ночи, д’Артаньян. Советую вам выспаться, завтра предстоит трудный день – Мордаунт, Кромвель... Не самое приятное из того, что может произойти с человеком в этой жизни. Да и в той тоже. Придвинувшись, он легко коснулся губами лба д’Артаньяна, поднялся и вышел.

Viksa Vita: Исповедь Автор(ы): Gally Фэндом: Дюма Александр, Три мушкетера Рейтинг: PG Комментарии: Герои: Атос/Арамис, Атос/д’Артаньян Комментарии автора: время действия – 1638-ой год или около того. Молодой («Да, – напомнил он себе, – еще молодой, хотя эти исповеди меня скоро угробят») аббат выбивал длинными белыми пальцами дробь по деревянной стенке исповедальни. Дернуло же этого бедолагу захотеть исповедаться прямо сейчас. Придется поторопиться, ведь его ждут. Интересно, какие грехи придется отпускать в этот раз? Приезжий – аббату сказали, что он из другого города, – посмотрел, вероятно, на чужую жену или сьел скоромное в день поста. «До чего же все это скучно; люди даже грешить разучились». Послышался шорох, и аббат понял, что «грешник» уже занял положенное ему место. Он закатил глаза и приготовился слушать. – Простите мне, отец мой, ибо я согрешил... – заговорил приезжий, и аббат едва не откликнулся: «Да неужели!», но сдержался. По внезапной тишине аббат понял, что незнакомец уже отбарабанил положенный ему текст и пора вступать. – Слушаю вас, сын мой, – произнес он слегка изменившимся голосом. – Отец мой, я грешен, и грех мой до того страшен, что я приехал сюда, где меня не знают. – Сын мой, уж не подвергаете ли вы сомнению тайну исповеди? – Нет, отче мой, но я предпочитаю предусмотрительность слепому доверию. – И напрасно, сын мой. Разве не сказал Спаситель: «блаженны нищие духом»? И не говорил ли Он о лилиях луговых, которые не ткут и не прядут... – Отец мой, я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать притчи, – внезапно прервал аббата посетитель. – Прошу вас, выслушайте меня. – Я вас слушаю. – Я женился, когда мне было двадцать пять, женился против воли. Я был единственным наследником и понимал, что обязан это сделать, – посетитель вздохнул. – Моей будущей невесте было шестнадцать, я встретил ее случайно в своих владениях. Она жила одна с братом, и потому была более независимой и самостоятельной, чем ее сверстницы. Пожалуй, это ее качество, ее ум и решительность привлекли меня сильнее всего. – Продолжайте, сын мой. – Увы, после свадьбы оказалось, что она все же ничем не отличается от других женщин. А я надеялся, что она будет не только внешне похожа на мою мать. – Вашу мать? – Да, отец мой. Поэтому... поэтому мы расстались. Я уехал из своих владений и поступил на королевскую службу. Но самое страшное мне только предстояло. Посетитель помолчал. – Через несколько лет, – продолжал он глухим голосом, – к нам присоединился один молодой человек, из-за какого-то скандала покинувший семинарию. Он был значительно младше меня. Отец мой, никогда еще я не видел подобной красоты, не сталкивался с подобным очарованием. Мне нравилось слушать, как он с нарочито наивным видом декламирует свои стихи – некоторые из них были ужасны, но я... – А вы, сын мой, знаток поэзии? – осведомился аббат. – Моего образования вполне хватает на то, чтобы отличить хорошие стихи от плохих. – Вот как? Впрочем, мы отвлеклись, – сказал он, закашлявшись, – продолжайте. – Я уверял себя, что всего лишь опекаю его, как старший младшего, но я лгал, и сам понимал это. Поэтому я обрадовался, когда в Париже появился один молодой гасконец, желавший быть принятым в ряды мушкетеров. К счастью, его желание не исполнилось. – К счастью? – переспросил аббат. – Да, отец мой. Я думал, что если вся моя привязанность будет обращена к тому, кого мне больше не придется видеть, я буду менее опасен и для него, и для остальных, – посетитель снова вздохнул. – Я ошибся. Проклятый гасконец стал нашим другом. Мало того – я вскоре понял, что и он проникся ко мне особенной симпатией. Так прошло несколько лет. К счастью, после осады Ла-Рошели мы расстались, и больше не видел никого из своих друзей. – Зачем же вы тогда пришли сюда? – Воспоминание об этом грехе все еще преследует меня, и я боюсь, что нечто подобное может повториться. Что, если я встречу кого-то похожего на них или их самих? Отец мой, я опасен. Посоветуйте мне, как мне быть. – У вас не осталось никого из семьи? Бывает, что родственная душа... – У меня есть сын, отец мой, – сказал приезжий медленно. – Сын? От того брака? – Нет, он родился... позже, значительно позже. Ему сейчас три года, и вы понимаете, что я не могу ожидать от него помощи. – Вот видите, а вы только что говорили о своем отвращении к женщинам. – Отец мой, – несколько резко проговорил кающийся, – я исповедуюсь сейчас в грехе иного рода, оставим эту историю. – Я вас слушаю. – Это все, отец мой. Что вы можете мне посоветовать? – Ничего, – ответил аббат. – Ничего? – А вам так хочется, чтобы я что-то вам посоветовал? – Да, потому я и пришел к вам. – А мне показалось, что вам просто хотелось выговориться. Обычно ко мне приходят именно с этой целью. – Отец мой, не считаете ли вы меня равным вашим горожанам? – Откуда мне знать? Мы же незнакомы. – Да, правда... Все равно, скажите мне что-нибудь. – Сын мой, – торжественно сказал аббат. – Бог есть любовь, и любящие угодны Господу. Не изводите себя понапрасну. Вспомните, была ли ваша любовь на пользу тем молодым людям? – Да, отец мой. Я помогал им по мере сил. Но я боюсь... – А вот страх Господу неугоден, – провозгласил аббат. – Христианин должен быть отважен, как лев! – он кашлянул и добавил: – Разумеется, это не подразумевает безрассудство. – Что же, отец мой, вы не считаете мой грех таковым? – А почему я должен так считать? – осведомился аббат. – Но вы же духовное лицо... – Все мы не без греха, сын мой, – наставительно ответил аббат, – и знали бы вы, какие нравы были у нас в семинарии... – Отец мой, я не желаю вас слушать. Отпустите мне грехи, и я уйду. – С радостью, сын мой. Аббат пробормотал положенные слова, и посетитель со вздохом облегчения вышел из исповедальни. Аббат посидел, прислушиваясь к удаляющимся шагам кающегося грешника, и тихо рассмеялся. «Старый лис, – подумал он. – Я-то всегда считал тебя таким добродетельным и порядочным, а ты, оказывается, лжешь на исповеди. Или ты просто забыл, как все было? Или хотел напомнить мне?» – Базен! – крикнул Арамис, выждав немного. – У меня есть для вас дело. Проследите, куда поедет этот господин. Нехорошо забывать старых друзей, – добавил он еле слышно и улыбнулся так, как умел улыбаться только он один на всем свете. – Надо будет нанести ему визит и вспомнить старые времена.

Viksa Vita: Тринадцатое июля Автор(ы): Gally Фэндом: Дюма Александр, Три мушкетера Рейтинг: PG-13 Комментарии: Пэйринг: Атос/Арамис (или Арамис/Атос?) Комментарии: «...число тринадцать всегда было для меня роковым. Как раз тринадцатого июля...» Обсудить: на форуме Голосовать: (наивысшая оценка - 5) 1 2 3 4 5 Версия для печати Поздним летним вечером Арамис возвращался домой по улице Феру. Легкий ветерок шуршал листьями деревьев и шевелил перья на шляпе. Арамис тихонько напевал: мотив он позаимствовал у одной модной песенки, а слова сочинял на ходу. Арамис любил гулять по ночному Парижу и очень удивлялся тому, что его друзья не разделяют это увлечение. Впрочем, кое-что им можно было простить за то удовольствие, которое он испытывал в их компании. Арамис остановился и вдохнул ночной воздух. «Сегодня будет прекрасная ночь», – сказал он себе, толкнул дверь дома и вошел. Поднимаясь по лестнице, Арамис гадал, не слишком ли он задержался у мадам д’Эгильон. Возможно, ему следовало уйти пораньше. Он постучал, дверь открылась. – Он еще не спит? Гримо покачал головой. – Прекрасно. Он очень пьян? Гримо наклонил голову. – Тоже неплохо, – сказал Арамис и прошел в комнату, где за столом сидел Атос. – Арамис? – спросил тот, поднимая голову. – Что вы здесь делаете? – Другу разрешено навещать друга, если означенный друг уже неделю привлекает всеобщее внимание своим странным поведением и подавленным настроением, а непосредственно в день посещения вообще не появляется. – Да, правда, – сказал Атос. – Я сегодня не выходил из дома. – Вот именно, – сказал Арамис, усаживаясь. – Я... Хотите вина, Арамис? – Нет, благодарю. Так что с вами случилось? – Вы не поверите, Арамис, – сказал Атос, наливая себе вина, – но я убийца. – Вообще-то, – сказал Арамис, – этим заявлением можно было бы удивить только человека, не знакомого с вами близко. – А вы полагаете, что хорошо знаете меня, Арамис? – Лучше, чем кто-либо другой, – ответил Арамис с улыбкой. – Вы ошибаетесь. Послушайте: когда-то я убил человека. – И что в этом такого особенного? Не далее как на прошлой неделе вы закололи троих гвардейцев. Чем вы надеялись меня удивить? Атос сделал нетерпеливый жест, едва не опрокинув бутылку. – Вы не понимаете. Это был не такой человек. – Какой же? – Другой. – Чем же он отличался от де Ланжи? – Цветом волос, – сказал Атос и расхохотался. Арамис терпеливо ждал. Атос смеялся, показывая свои безупречные зубы, даже не пытаясь утереть слезы, откинув голову назад, бесцельно шаря руками по столу. В конце концов он задел бокал, тот опрокинулся и покатился. Вытекшее вино расплылось по грязной скатерти пятном. – Ничего иного я и не ожидал, – невозмутимо сообщил Арамис. – Вы слишком много пьете, Атос. – Вы думаете, дело в том, что я пьян? Вовсе нет. – Хотите сказать, что вы помешались? – Еще лучше. – Или хуже, – меланхолически заметил Арамис. – Так в чем же дело? Атос уронил голову на руки, его смех перешел в рыдания. Арамис наблюдал за ним через стол. – Понимаете... – едва выговорил Атос, – ей было всего шестнадцать. Арамис приподнял одну бровь. – А теперь? – Теперь... Будь она жива, она была бы теперь старше. – Несомненно, – согласился Арамис. – Так что же, она умерла? – Нет. – Значит, она жива. С чем ее и поздравляю. – Нет, – покачал головой Атос. – Она не умерла. Я убил ее. – Да, Атос, вы и в таком состоянии не утрачиваете своей железной логики, но знаете, что вам следует сейчас предпринять? – Что? – спросил Атос, с интересом глядя на Арамиса. – Вам следует лечь и как следует выспаться. – Вы знаете, это мысль, – согласился Атос. Он попытался подняться, но так неуверенно, что Арамис счел необходимым поспешить ему на помощь. – Возьмите мою руку. – Я обойдусь и своей. – Увы, это не смешно. Возьмитесь за мою руку, я помогу вам, вы же на ногах не держитесь. В конце концов, Арамису удалось довести Атоса до кровати, на которую тот упал. – Похоже, Гримо уже заснул, – сказал Арамис. – Придется мне заняться вами. Чего не сделаешь для друга. Атос хрипло рассмеялся. – Друга? – спросил он. – Вы в этом уверены, Арамис? – Вы думаете, что я преследую какую-то иную цель, Атос? – спросил Арамис терпеливо. – Уж не намекаете ли вы, что я пришел в гости к Гримо? Атос не ответил, но когда Арамис, усевшийся было на кровать, решил, что в этот раз будет разумнее уйти, и попытался подняться с нее, мушкетер схватил его за руку и дернул с такой силой, что тот едва не упал на своего друга. – Вам еще рано уходить, – сказал Атос, трезвея на глазах. – Я не намерен оставаться наедине с призраками. – Не хотите ли вы сказать, что боитесь, Атос? – спросил Арамис, улыбаясь и пытаясь высвободиться. В прошлом году все было совсем не так. – Нет, – ответил Атос, приподнимаясь и продолжая удерживать его, – но они тоже нисколько меня не боятся. И я устал от них. Поэтому вы остаетесь. Арамис посмотрел на Атоса, и тот ответил ему своим обычным ясным взглядом. – Не беспокойтесь, Атос, – сказал он, больше не сопротивляясь (в конце концов, разве не для этого он сюда пришел?), – сейчас вы забудете и о блондинках, и об убийствах. И действительно, Арамис очень успешно отвлек Атоса от этих мыслей. Тот, правда, ни словом позже не обмолвился о происшедшем, тем более что проснулся один: Арамис, удостоверившись в том, что его друг уснул, поднялся, оделся и вышел, радуясь тихой июльской ночи, одной из тех прекрасных теплых ночей, когда спать не только не хочется, но и кажется неправильным. Что же до Гримо, то Атос не спросил, а слуга не счел нужным рассказать своему хозяину, что он подсмотрел и подслушал в ту ночь.

Snaky_lady: Кажется, я сглазила :( Еще пару недель тому назад я радостно верещала у себя в дайри, что наконец-то нашла форум, на котором нет слэша. Оказалось я ошиблась, и он тут есть:( Но второй фанфик (который про Новый мост) недурен;)

Viksa Vita: Snaky_lady пишет: Еще пару недель тому назад я радостно верещала у себя в дайри, что наконец-то нашла форум, на котором нет слэша. Оказалось я ошиблась, и он тут есть:( ТО что это слэш- чистейшая случайность. Это то, что удалось нарыть свежего по Дюма. НО если это задевает чьи-то чувство, можно и удалить :)) Я лично, придерживаюсь мысли, что любой фанарт в чем-то интересен. Может кому-то и эти сочинения понравятся. Почему бы их не добавить в колекцию?



полная версия страницы