Форум » Наше творчество » Самопиар-2 » Ответить
Самопиар-2
ЛенинЪ: Предлагаю себя пиарить тут, кто во что горазд помимо Дюма:) (я знаю, что були уже подобные темы, но хоцццца чтоб была одна организованная) Начну с себя, тут выложены мои рисунки http://leninidze.gallery.ru/photoalbums/14449_film.html (осторожно, у кого траффик - не стоит)
ЛенинЪ: Предлагаю себя пиарить тут, кто во что горазд помимо Дюма:) (я знаю, что були уже подобные темы, но хоцццца чтоб была одна организованная) Начну с себя, тут выложены мои рисунки http://leninidze.gallery.ru/photoalbums/14449_film.html (осторожно, у кого траффик - не стоит)
Диана: Мушкетёров пока нет. Жду вдохновения............
Диана: Шила руками.
Диана: Вот, ещё такие часики получились:
Мадемуазель: Ух ты! А как делали? Я тоже такие хочу!!!
Диана: Делала в фотошопе, потом перевела в ImageReady. (эта программка находится там же, в фотошопе). Мадемуазель, если хотите, попробуйте сделать свои (это нетрудно), а можете и эти скачать.
M-lle Dantes: Моё второе судебное дело: "Лесной царь"
Джоанна: Вот тут одна моя сказка-страшилка.
M-lle Dantes: Набросок былины на баскервильскую тематику "Шерлок Холмс и Собачище поганое": Как поднялся Шерлок Холмс на резвы ноженьки, Говорил он Шерлок Холмс да таковы слова: "Ай же ты, Собачище поганое, Не уловивши добра молодца, да кушаешь!" Он берёт пистолет да свой разрывчатый, Да кладёт в него пули калёные, Хочет он предать Собаку лютой смертушке. А и тут оно Собачище поганое, Говорит оно да таковы слова: "Ай же ты, Шерлок Холмс, добрый молодец, Ты великий детектив да стольнолондонский! Не вели меня казнить, вели слово гавкнути! Я пришла сюда не вольною волею, А по воле того Стэплтона проклятого: Он украл меня у мово батюшки, Отобрал у родимой у матушки, Да привёз на болота да зыбучие, Да намазал тем фосфором поганыим, Чтоб не знала я ни сна, ни роздыху, Пока не съем того Генри боярина, Что из славного роду баскервильского...
M-lle Dantes: Стёб про Стэплтона) КТО В МЕРРИПИТЕ ХОЗЯИН Навеяно фельетоном "Дневник домохозяина" Понедельник. Один дома. Бэрил уехала на неделю. Взяла, конечно, с меня клятвенное обещание вымыть окна и каждый день подметать пол. Подумаешь, не справлюсь, что ли? На всякий случай написал на завтра список дел. Он, конечно, получился здоровый, с разворот "Таймс" (кто, кстати, мой "Таймс" ножницами порезал?), но ничего - если я всё рассчитал правильно, останется время и за бабочками погоняться. Вечером устроил роскошную холостяцкую пирушку. На ужин у нас с собакой по бифштексу. На десерт собака умяла жестянку печенья. А я пил вино и курил сигару. Давненько не чувствовал себя таким свободным. Вторник. Надо, пожалуй, пересмотреть кое-какие пункты в моём плане на сегодня. После долгих раздумий вычеркнул половину, посмотрел на оставшееся и сунул в расправилку для бабочек. Зачем протирать пол каждый день, если потом он сразу пачкается? Сами понимаете - в болоте живём. Достаточно снимать ботинки и мыть собаке лапы. И следить, чтобы она не лазила куда попало. Открытие: собаки всегда выбирают для прогулок самые грязные места во всей Гримпенской трясине. От мысли помыть ей лапы я отказался, а то останусь ещё и без брюк. Собаке я втолковал, что не каждый день праздник, поэтому бифштекса ей сегодня не обломится. Откровенно говоря, достать, разморозить и обжарить один бифштекс - само по себе мука мученская. Тем более посуду за ней тоже я мою. Куплю ей готовый корм. Среда. День сразу начался с открытия: если после прогулки по трясине не почистишь себе ботинки, этого не сделает никто. Теперь же в них только по трясине и можно гулять. Мортимер бы удавился от желания иметь такие окаменелости. Собаке я купил консервы. Она морщится, но ест. Больше никаких бифштексов! Никогда не думал, что они с таким завидным постоянством прилипают к потолку! Лучше съем яичницу с беконом. Встретился Генри Баскервиль. Набивался в гости, но, узнав, что Бэрил нет дома, как-то сразу скис и заторопился домой. Ну и не надо, я его кормить не собираюсь. Сам он корм собачий... Вечером случилось ЧП: собака разбила морилку, и из неё улетело 10 бабочек. Плод стараний за все прошлые выходные. На ужин один чёрный кофе. По-моему, я разучиваюсь его варить... Четверг. Больше никаких яичниц!!! Легче спьяну попасть в Баскервиля из духового ружья, чем яйцом на сковородку. Собака ест готовый корм. Завидую. А она, глупая, качает права и грозится, что выйдет замуж за комиссара Рекса и сдаст меня полиции. Если не дам ей булочек с колбасой. Набивался в гости к Баскервилю, но он уже знает, что Бэрил уехала, и начал болтать какую-то ерунду насчёт разгрузочно-овсяночного дня. А я бы и овсянку съел, да кто мне её подаст! Я перестал бриться. Надеялся хоть на этом сэкономить время, которое Бэрил никогда не теряет, потому что не бреется... Заходил Френкленд. Грозился подать в суд, потому что, видите ли, мои грязные ботинки оскорбляют его эстетические чувства и (здрасте!) политические убеждения. Я демонически рассмеялся ему в лицо. Ладно. Увидимся в суде. Достал с рудника резервный запас консервов на случай, если бы пришлось отсиживаться на Гримпенской трясине. Теперь я могу вымыть собаке лапы, потому что брюки уже безнадёжно испорчены... На обед и ужин копчёный язык. Пятница. Больше никаких консервов! По одной банальной причине - ночью собака залезла в шкаф и слопала их вместе с банками. Утром встретился Ватсон. Пробормотал что-то насчёт Минздрава и стрельнул у меня последнюю сигару. Днём пришла телеграмма от Бэрил. Она спрашивала, вымыл ли я окна и поменял ли занавески. Я демонически рассмеялся в телеграмму. Хоть это у меня действительно получается... Проблема с ванной. В ней дрыхнет собака. Впрочем, меня это уже не так беспокоит, потому что я перестал принимать ванну... Ночью пошёл на болота и украл обед у каторжника Селдена. Наконец-то еда! Бэрримор замахался на меня свечкой, но, увидев, на что похожи мои ботинки, упал в обморок. Суббота. Я чувствую себя совершенно разбитым. Даже бабочек ловить не хочется. Днём пошёл в хижину на болотах и украл обед у Шерлока Холмса. Это, конечно, приманка, и Лестрейд уже поджидал меня в засаде. Но я не промах: нацарапал на стене "Здесь был полоумный Селден" и смылся. Мортимер стал на меня нехорошо поглядывать. Наверно, думает, что я уже достаточно первобытный для того, чтобы заполучить мой череп. Всё, без собаки из дома не выхожу. Ночью приснилось, что я поймал на болоте циклопидеса и схрупал. Господи, прям объеденье! Воскресенье. Я чувствую, что пропадаю заживо. Мы с собакой раздражительны, сварливы, и от обоих разит болотом. На завтрак попробовал собачьи консервы. Ни собака, ни я не в восторге. НАДО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!!! Иначе и в самом деле попаду в коллекцию к Мортимеру. Последним усилием воли схватил собаку под мышку и рванул через болото в Кумб-Треси. Три часа спустя. Лорочка - чудо. Поняла без слов. Пишу эти строки в любимой пижаме её мужа, после трёх обедов и двух горячих ванн. Собака любуется на себя в зеркало. Лорочка помыла ей лапы и подкрасила её тушью с блёстками. Мне кажется, я нашёл идеальный способ решения хозяйственных проблем. А вы как думаете?
Kseniya-queen: M-lle Dantes и начал болтать какую-то ерунду насчёт разгрузочно-овсяночного дня. Я демонически рассмеялся в телеграмму. Хоть это у меня действительно получается... Просто потрясающе!!! Браво!!! =) И разрешите вопрос, почему новая тема вашего творчества - старый добрый Шерлок Холмс? Просто где-то год назад я была от него просто безума, и огромное Вам спасибо, так здорово что напомнили о таком замечательном герое. :)
M-lle Dantes: Kseniya-queen Села я как-то писать кроссовер Потти с Холмсом. Потти меня мало интересует, а Холмса люблю давно. А тут возьми да и влюбись в Стэплтона. И чем меня взял этот несостоявшийся Баскервиль? Бабочками? Собакой?
M-lle Dantes: Это тяжёёёёёёёёлый случай... Вчера вызывала скорую, но она до меня не доехала... ОСТОРОЖНО - МИЛЫЕ ДАМЫ! Фанфик со вкусом чёрного юмора - 1 - - Эй, Стэплтон! - крикнул Ватсон. - Сдавайтесь по-хорошему! Из странного чахлого куста, именуемого девонширской развесистой клюквой, показались дуло пистолета и физиономия его хозяина. - Чёрта с два! Живым не дамся! - выпалил Стэплтон и вдруг, поскользнувшись, плюхнулся в жидкую грязь. - Ну что ж вы так... буквально? - сокрушённо вздохнул Лестрейд, перепрыгивая на соседнюю кочку. - Что ж теперь, ордеру на арест пропадать? Стэплтон довольно быстро понял, что шансы, мягко говоря, не совсем в его пользу. Точнее, совсем не в его. Грязь уже подбиралась к жилетному карману, а значит, минуты подержанных швейцарских часов были сочтены. А о том, что за этим последует, думать никак не хотелось. - Что будем делать, джентльмены? - спросил между тем Холмс, не выпуская трубки изо рта. - Вытащим или так оставим? - Разницы, в общем-то, никакой, - профессиональным тоном ответил Ватсон. - Все утопленники, в конечном счёте, погибают от удушья. - А на здешних болотах есть поговорка, - добавил Холмс, - пока тонешь в Гримпенской трясине, успеешь съесть ириску. "Меня бы и целый ящик не обрадовал", - почему-то подумал Стэплтон. Часы в кармане последний раз тикнули и сдохли. Это наводило на нехорошие ассоциации. - А может, вы меня всё-таки вытащите? - неуверенно намекнул он. - Я ж не виноват, это просто тупое животное поиграть хотело... А ваш Баскервиль первый начал! - Но женщины, Стэплтон! - укоризненно воскликнул Ватсон. - Ваша жена и миссис Лайонс! Как же вы им-то в глаза посмотрите? Стэплтон только что понадеялся на лучшее, но при мысли о женщинах он бы предпочёл заглотить целую пинту грязи. Всё-таки Бэрил была южанкой. Ещё вчера вечером, когда он охаживал её плёткой, она клятвенно обещала выцарапать ему глаза. А Лора... достаточно вспомнить, как её тонкие пальчики с острыми ногтями долбят по клавишам пишущей машинки, чтобы укорениться в мысли: по шею в трясине и то гораздо безопаснее. - Хм, Ватсон, а это дельная мысль, - вдруг оживился Холмс. - Значит, так, мистер Стэплтон: если вам надоело купаться в грязи, мы вам, так и быть, поможем, но при одном условии: мы передаём вас лично в руки миссис Стэплтон и миссис Лайонс. Думаю, это будет для вас заслуженным наказанием. - Согласен, - пискнул незадачливый претендент на баскервильские фунты, отплёвываясь от болотной жижи. На вкус она оказалась гораздо противнее овсянки. Холмс ухватил натуралиста за воротник, поднатужился и выволок на относительно твёрдое место. - Ай да вы! - подивился Лестрейд. - Кочергу разгибать труднее, - скромно признался великий сыщик. - 2 - Подталкивая перемазанного до ушей Стэплтона револьвером в спину, вся компания добралась до Меррипит-хауса, где на крылечке сидели миссис Стэплтон с Лорой Лайонс и "по-женски, за жизнь" пили кофе с валерьянкой. Приглядевшись, Бэрил едва не уронила чашку. - Мамочки! - охнула она, слетев по ступенькам. - Это где ж он у вас так извозился? Тут среагировала и Лора. - Щас я его отругаю, нет, поцелую, нет, покусаю, - запричитала она, - нашёлся, живой... Впервые за тридцать пять лет своей небезупречной жизни Стэплтон чуть было не разревелся. "А вдруг простили?.." - Дорогие леди, - торжественно объявил Холмс, - мы с Ватсоном подумали и решили передать этого субъекта... хм... на ваше полное усмотрение. Скотланд-Ярд даёт добро. - Даёт, даёт, - подтвердил Лестрейд. Стэплтон стоял между ними, как саркофаг, водружённый на-попа, и молча хлопал глазами. Он уже начинал жалеть, что пошёл на попятный. Дамы переглянулись и с пугающей синхронностью принялись на него надвигаться. - Какое совпадение чувств... - шёпотом прокомментировал Ватсон. - Неужто простят? Но его опасения не оправдались. В этот самый момент обе леди (доживи они до Олимпийских игр - все синхронистки удавились бы от зависти) с той же устрашающей одновременностью размахнулись и залепили Стэплтону с обеих сторон по пощёчине. Натуралист разинул рот и сел прямо на дорожку. Холмс довольно потёр руки. - Как я и предполагал, - заметил он. - Ну что, джентльмены, нам пора. - Имейте в виду, - предупредил на прощание Лестрейд, - это мера пресечения, так что следите, как бы не убежал. - От нас не убежит! - красноречиво сверкнула глазами Бэрил. - И отмойте его там как следует, - нежно посоветовал Ватсон. - 3 - Сидя в ванне и оттираясь половиной губки (другую половину слопала собака, когда он в первый раз смывал с неё фосфор), Стэплтон подумал, что, в общем, ещё дёшево отделался. "Ну, дадут ещё пару затрещин - можно и потерпеть, - рассуждал он. - Мы потерпим. А потом брошу их обеих и сбегу обратно в Коста-Рику. Придётся, правда, опять фамилию менять. На Янковского какого-нибудь. Шикарная фамилия. Только я к старой уже привык. "Стэплтон" звучит мировецки. Уж получше, чем Ванделер". Тем временем обе жертвы его не до конца определившейся индивидуальности и семейной жизни, прислушиваясь к шуму и плеску из ванной, пили вторую порцию кофе и строили планы дальнейших действий. - С чего начнём? - уточнила Лора. - Я ему глаза обещала выцарапать, - зловеще ответила Бэрил. - Отличная идея! А можно мне тоже? - Ну уж нет! Я первая это придумала! И вообще, он меня плёткой лупил! - А мне он жениться обещал! - А меня заставлял собаку на болоте кормить! - А меня вообще в преступление втянул! - И меня тоже! Дамы так увлеклись спором, что почти забыли о Стэплтоне. Поэтому, когда он, приведя, наконец, себя в порядок, заглянул в столовую, в него полетели только кофейник и сахарница. "М-да, всё не так-то просто", - сказал себе бывший Ванделер и будущий Янковский, снял с уха фарфоровую ручку от кофейника и снова поплёлся в ванную. - 4 - За два последующих дня ничего не изменилось. Бэрил и Лора продолжали цапаться за право осуществить страшную месть, и от этих диалогов у Стэплтона холодело в желудке. А пока что его физиономия приняла на себя почти весь фарфор, доставшийся в наследство от папочки Роджера. Дамы теперь пили кофе, варить который Стэплтону в виде исключения разрешалось, из походных кружек. Проводив глазами последнее блюдце, Лора, как истая англичанка, предложила пойти на компромисс и выцарапать каждой по одному глазу. Но Бэрил, эта знойная латиноамериканская натура, категорически отказалась. - Давай я глаза выцарапаю, а ты можешь что-нибудь другое. Например, нос откусить. "Хочу в болото!" - мысленно взмолился энтомолог. На третий день Стэплтон не выдержал и всерьёз задумался о самоубийстве. Он долго прикидывал и наконец остановился на благородном баскервильском варианте - залезть в собачью миску и ждать правосудия от фамильного четвероногого. Но тут оказалось, что миска ему мала. А потом с опозданием пришло в голову, что собака сидит на цепи в Баскервиль-холле, где Бэрримор кормит её овсянкой, запасы которой всё равно пропадают после безвременной кончины его шурина. Тогда Стэплтон решил утопиться. Но уже не в болоте, по которому мельтешили Холмс с Ватсоном, а в речке, пересекавшей дорогу на Баскервиль-холл. Дело было за малым - найти подходящий камень на шею, поскольку он всё-таки вырос на берегу Карибского моря. Отправиться за камнем пришлось опять-таки на болота, но там не водилось ни одного экземпляра мельче гранитного столба. На столбе сидел Шерлок Холмс, курил трубку и нехорошо посмеивался. - 5 - И так бы продолжалось ещё довольно долго, если бы однажды Бэрил, практичную, как и все замужние домохозяйки, не посетила кошмарная идея... - Знаешь, Лора, - сказала она однажды вечером, - что-то Джек у нас без дела пропадает. Стэплтон, сидевший в соседней комнате и крутивший ручку бронзовой кофемолки, разом навострил уши. - Тут сэр Генри в Гримпене школу открывает на дядюшкины денежки, - ворковала миссис Стэплтон, - может, пристроим Джека работать по специальности? - Это кем же? Учителем природоведения? - Не-е, - зловеще пропела Бэрил. - Зачем природоведения? Пусть преподаёт физику. - Физику? А он в ней понимает? - Кто его спросит! Знаешь, как трудно в деревне найти учителя физики? Он сам с этим намучился, ещё когда директором был! - А что, ты права! - обрадовалась Лора. - Пусть на практике объяснит, почему болото засасывает! Когда Стэплтон это услышал, у него в голове появилась только одна мысль: "НАДО ВАЛИТЬ ОТСЮДА". Он мысленно перебрал в памяти все дорогие его сердцу вещи - коллекцию бабочек (уж больно велика, не унесёшь), ботанизирку и зелёный сачок (нет, слишком приметные), кофемолку (надо было на шею привязать вместо камня, а теперь толку никакого), бесплатный свисток из собачьего питомника с Фулхем-роуд с надписью "Люби меня, как я тебя" - тяжело вздохнул и выскользнул из дома через заднюю дверь. Дорожка под его ногами, окутанная туманом, вела прямо в Баскервиль-холл. Именно по ней собака с таким наслаждением гоняла когда-то сэра Генри. Стэплтон уже собрался повернуть, как вдруг у него в голове начал помаленьку складываться беспрецедентно отчаянный план... - 6 - Если бы дворецкий Бэрримор продолжал свои ночные прогулки со свечкой в одной руке и овсянкой в другой, его взору предстало бы невиданное зрелище: в столовой портрет Хьюго снимал со стены портрет Хьюго. Хьюго номер один извлёк Хьюго номер два из рамы, свернул в трубку и сунул под лестницу. За портретом обнаружилась большая, в рост человека, ниша, где во времена Великого восстания нечестивый Хьюго, очевидно, хранил заначку. Приколотив раму на место и задрапировавшись в чёрную бархатную портьеру (которую стащил из кладовки), номер первый забрался в нишу и придал своей постной физиономии зловещее выражение. Единственное, о чём беспокоился Баскервиль-Ванделер-Стэплтон-Янковский - это собака, которая всё ещё жила на иждивении сэра Генри. Но всё-таки хотелось надеяться, что Баскервиль-холл - приличный дом и животных там к фамильным портретам не подпускают...
M-lle Dantes: Новая вышивка
M-lle Dantes: Моя маленькая вышивка
Sветлана: уже говорила, но повторюсь :) бабочка - шикарная! M-lle Dantes пишет: Моя маленькая вышивка ничего себе маленькая! я б полгода ее шила :)
Луиза Водемон: Я не пишу фанфики, но вдруг мимолетный прилив вдохновения:) Как Анрике узнал о "смерти" Шико? Генрих сидел на кровати, держа в левой руке библию, в правой- какой-то листок бумаги, по всей видимости письмо, на котором, если приглядеться, можно было различить неясные строчки, начертанные чьим-то кривым почерком. Взгляд короля, отличавшегося, порою, такой набожностью был обращен отнюдь не в библию, а куда-то в пространство, за окно королевской спальни, где в столь поздний час можно было различить, лишь охрану с факелами, да неясные контуры деревьев, вырисовывающихся в прозрачной темноте парижской ночи. В свете свечи, стоявшей, на столике, рядом с королевской кроватью, глаза Генриха казались нереально большими, нереально черными и блестящими, как будто вот-вот из них покатиться слеза. Король сжал в руке письмо, нервные, тонкие пальцы так смяли бумагу, что, она чуть-чуть не порвалась, и, повинуясь своим, каким-то неясным мыслям, последний монарх из рода Валуа вскочил на ноги, нервно прошелся по опочивальне, остановился у резного кресла, на котором так удобно устроились его собачки, затем медленно дошел до окна, и замер, словно статуя,… - Не может быть,- сдавленным, слабым голосом прошептал Александр- Эдуард, невидящим взором, вглядываясь в ту самую, уже изрядно помятую бумажку в своих руках.,- Не может этого быть… Внезапно, голос привратника нарушил горькое уединение короля. - Господин герцог дЭпернон,- объявил дежурный, в голосе которого, Генриху, всегда так чутко различавшему интонации говорящего, почудилась лёгкая насмешка. Ла Валетт вошел к королю легкой походкой, такой молодой, такой сияющий своим благополучием, что Генриху захотелось зажмуриться, так контрастно отличалось настроение дЭпернона от настроения него самого…. Однако закрывать глаза король не стал. Он спрятал письмо в карман своего широкого халата, вскинул очи на дЭпернона, и с грустной улыбкой, насколько мог приветливо сказал: -Здравствуй, Ногарэ. Я несказанно рад тебя видеть. Где ты был? Я уже 3 дня не видел тебя при дворе. На лице дЭпернона тот час же возникла гримаска презрения и какой-то обиды. -Сир, -сказал он с пафосом,- я очень счастлив, что вы вспоминаете обо мне, даже в компании Жуаеза. Признаться, я полагал, что с ним вам так интересно, что вы и не заметите моего отсутствия! Генрих вздохнул. Ла Валетт так пристально уставился на него, будто ждал какой-то реакции, однако, не дождавшись, надул губы и демонстративно отвернулся. - Садитесь, герцог,- Генрих уселся снова на кровать, и указал герцогу рукой, чтобы тот присаживался рядом, не рискуя потревожить Мастера Лова, так сладко дремавшего на кресле. Но тот остался стоять. - Да что с тобой сегодня, Ногарэ,- голосом полным раздражения и боли, воскликнул король, - чего ты молчишь?! Или ты пришел только ради того, чтобы порадовать меня кислой миной?! дЭпернон покачал головой, с видом человека, который поражается глупости окружающих. - Ваше Величество, я пришел поговорить!- громко произнес он, косясь куда-то влево. - Ну так говори, черти полосатые! - Так вы ,видимо, не настроены на разговор!- парировал Ла Валетт, присаживаясь всё-таки рядом с Генрихом. В королевской спальне повисла тишина, которая всегда так угнетала короля, и одновременно дарила ему подобие покоя, которого он искал на протяжении всей жизни, но так и не находил… Генрих опустил руку в карман, нащупал заветный листок бумаги, и смял его в кулаке. Воспоминания, такие еще живые, и такие уже далекие , захлестнули короля с головой, перед мысленным взором пронеслась Польша с бесконечными гулянками, и всегда верный ему, что там, что во Франции Келюс со шпагою в руке.. Можирон, так смешно рассуждавший о вопросах чести, и сгинувший в небытие, Шомберг , равным которому не было, если Генриху вдруг хотелось напиться, великолепный собутыльник, но даже и сквозь пары алкоголя, готовый растерзать каждого, кто скажет плохое слово о нём, о Генрихе… Их больше не было рядом. Иногда, когда король шагал в одиночестве по Лувру, ему казалось, что там за углом, он видел мелькнувший плащ Можирона, или чью-то тень в любимой шляпе Шомберга, а в последнее время, когда зрение стало подводить Александра- Эдуарда, мерещилось лицо Келюса, в толпе придворных… Он отгонял от себя эти видения, но как хотелось кинуться к родному человеку, обнять его и сказать, еще раз сказать, как он дорожил этой дружбой… - Сир!- вывел Генриха из ступора возглас дЭпернону. - Ты что-то говорил , ла Валет?- растерянно откликнулся Генрих. Ногарэ нахмурился, подавленное состояние короля, его ужасное настроение, никак не вписывалось в планы гасконца, собиравшегося склонить повелителя Франции на повышение очередного налога. Неглупый от природы, дЭпернон понимал, что в таком грустно-философичном настроении, Генрих не то что не согласиться на это, он даже слушать не будет. - Вы чем-то так расстроены, сир? ласково спросил ла Валетт Генрих колебался с минуту. Рассказывать-нет?... Но ведь, больше-то некому, а так больно, так одиноко, так тяжело… - Я получил сегодня письмо,- мрачно сказал король. - Письмо? напряженно переспросил герцог. -Да, письмо. От одного монаха из Бона. - ВЫ переписываетесь с монахами, сир?- с нескрываемой иронией воскликнул дЭпернон. -Не совсем.- король дрожащей рукой достал письмо из кармана и протянул его Ногарэ. На пять минут, пока доблестный герцог пытался ознакомиться с содержимым листка, к слову сказать, уже изрядно мятого и местами рваного, опять повисла тишина. Генрих замер, сидя на кровати, пальцы рук его были сцеплены uлаза полуприкрыты, и вдруг случайно увидевшему эту картину, король мог показаться не совсем здоровым человеком. Наконец дЭпернон поднял глаза, и отбросил письмо в сторону. - Как!- воскликнул он, пытаясь изобразить сочувствие в голосе, но радость предательски пробивалась, и обычно, такой красивый звук его голоса, показался Генриху отвратительным. - Как, повторил дЭпернону,- Бедняга, Шико- мёртв?! Генрих не ответил, лишь тяжело вздохнув, потер руками виски, и взял бокал вина, который уже целых два часа стоял нетронутый на его столике. «Как?»- про себя повторил король слова фаворита. –» Действительно как? Как мне теперь жить….,Как осознавать, что все, все, кто любили меня ушли. Теперь и Шико!»- Генрих не хотел вспоминать, как он, получив это письмо 3 часа назад плакал перед распятием и проклинал жизнь за ее несправедливость, за жестокость, за боль.. За то, что его сердце рвется на кусочки, а он, еще совсем не старый мужчина чувствует себя на все 70. Все друзья ушли, прошлое, все что осталось у него- так убого, так серо, по сравнению с тем, что он потерял. 3 часа назад, он, такой набожный проклинал Бога, роняя слезы на крест на груди, и не понимал за что судьба, такая благосклонная к иным, так ненавидит их род, так жестоко бьет его, Генриха Валуа, который всегда хотел лишь одного, только одного- мира. - Мне так плохо, дЭпернон,- сказал Генрих, лишенным эмоций голосом. Тот поморщился. Генриху всегда было «плохо», сколько Ногарэ себя помнил, очередная депрессия не произвела на него никакого впечатления, тем более гасконец не понимал, почему так стоит переживать из-за смерти Шико. Однако печальное лицо короля не оставило его равнодушным, ну хотя бы потому, что с грустными людьми говорить, а в особенности договариваться, всегда сложней, чем с веселыми. - Сир,- тихо и печально отозвался он,- на все воля Божья. Уверен, что Шико лучше на том свете, чем на этом… - Ты прав, -не сразу ответил король,- с Богом всегда лучше, тем более, что я уверен, что он, мой Шико, попадет в рай!- глаза короля неожиданно загорелись, он вскочил и стал отмерять шаги по опочивальне. - Знаешь, -воскликнул наконец Генрих я распоряжусь отдать пятьсот тысяч ливров на памятник Шико.. Нет, этого мало… Семьсот!! Господи, да я любые деньги готов отдать на этот памятник, только бы Шико смотрел на это с неба и радовался! дЭпернон так и подскочил на месте. Семьсот тысяч … на памятник… - Ваше Величество,- нервно сказал герцог,- вы совершаете ошибку! - Ошибку? изумленно поинтересовался король. - Эти деньги… Вы даже не понимаете… - дЭпернон старался говорить быстрее, от этого мысль ускользала, но он не сдавался и надеялся убедить Генриха, как можно быстрее, вбив ему в голову свою идею, ведь этому чёрту в шутовской одежде удавалось, значит и ему, дЭпернону возможно… - Эти деньги.. Сир! Армия в разрухе! Гиз соблазняет всех лучшей жизнью, народ недоволен, в Париже волнения… Сир!- дЭпернон для пущей убедительности встал на колени,- Давайте подумаем разумно… Зачем тратить их на могилу, на памятник..?ЭТО НЕРАЗУМНО, Ваше Величество! Вы прекрасно знаете, что ваши швейцарцы недовольны жалованием! А представьте, что они взбунтуются, сир! О, давайте, потратим деньги на них….?- ла Валетт поднял глаза на бледного, словно мраморная статуя Генриха,- так будет лучше, сир. Генрих опустил глаза. - Ты прав, ,- сказал он,- я не буду тратить столько на памятник … Пока. Думаю, он поймёт, потом, безусловно, у него будет всё только самое лучшее. Я… обещаю это. Только надо поехать в Бонн. Там могила Шико. Не знаю, но я должен, понимаешь, Ногарэ, должен! дЭпернон прикусил губу. Заявления от короля в стиле- ДОЛЖЕН, его пугали не меньше.,чем жуткие идеи потратить кучу денег на постройку совсем никому ненужного памятника, поэтому, мило улыбнувшись, герцог сказал: - Ваше Величество, безусловно, вы должны съездить на могилу вашего шута! Это ваш долг, как друга перед ним. Однако, уместно ли это сейчас, когда в Париже такая смута, Францию лихорадит, и вы нужны в Париже? Генрих сжал пальца в кулак, на бледном лбу его появились бисеринки пота…. « Черт меня подери, если я тебя потом пущу куда-либо ехать,- подумал ла Валеттт,- сдох этот черт, и хорошо…. А для себя сделаю всё, чтобы ты, Анри его забыл!»
Chicot: Луиза Водемон Очень мило!:) Любопытно, что же такого придумает Ногарэ, чтобы не пустить короля в Бон? У меня есть своя версия, но я подожду авторскую:)
Лолита: Луиза Водемон , а это конец или продолжение будет?
Филифьонка: Луиза Водемон, очень правдоподобно получилось. А почему в "Самопиаре", это же по Дюма!? Потеряется потом...
Лолита: Филифьонка пишет: А почему в "Самопиаре", это же по Дюма!? Потеряется потом... Кстати! Создайте отдельную тему, особенно если продолжение будет! Фанфиков по мкшкетерам несоизмеримо больше, и все в отдельных темах, жалко будет если потеряется.
Луиза Водемон: Филифьонка ,Chicot ,M-lle Dantes ,Лолита , спасибо за отзывы, друзья:) Филифьонка пишет: А почему в "Самопиаре", это же по Дюма!? Потеряется потом... Да я писала, что называется на чистовик,сразу на форум, просто внезапно захотелось творчества, как-то не догадалась тему открыть) Лолита пишет: Создайте отдельную тему, Если решу продолжение написать,- создам, и попрошу модераторов перенести уже написанное туда)))
M-lle Dantes: МЕРДСТОН НАШИХ ДНЕЙ Когда полковник Мэйсон вошёл в гостиную, он застал там свою сестру в обществе миссис Ренаты Брайб – самой известной деревенской сплетницы. Увидев его, миссис Брайб заметно оживилась. - Ах, дорогой полковник! – тут же затрещала она. – А мы-то ждали вас! Куда же вы пропали? Спрашивать об этом не имело смысла, поскольку по красно-белому костюму и сапогам Мэйсона было ясно, чем он занимался последние полтора часа. Миссис Брайб вообще любила задавать такие бесполезные вопросы, и многие (весьма незаслуженно) считали её глуповатой. На самом же деле – было бы желание – она и сквозь кирпичную стену могла увидеть, что к чему. Однако вопрос есть вопрос, и он требует ответа. - Немного прокатился по полям, - ответил Мэйсон и сел в кресло, вытянув ноги. - Рон обожает лошадей, - вставила его сестра. Мисс Джемма Мэйсон была типичной английской девушкой с короткими светлыми волосами, вьющимися на висках, россыпью веснушек на вздёрнутом носике и очень светлой кожей, которая никогда не загорала, несмотря на жизнь сначала в деревне, потом в Австралии. Ей было восемнадцать – тот самый безответственный возраст, когда молодым людям (особенно тем, кого избаловали в детстве) свойственно говорить то, что они думают, и считать всех людей старше тридцати пяти развалинами и ретроградами. Миссис Брайб, которую так и подмывало упрекнуть Джемму за фамильярность (в конце концов, полковник был на пятнадцать лет старше сестры), не без труда поборола искушение и принялась засыпать Мэйсона такими же бессмысленными вопросами об Австралии. Услышав, что там действительно очень жарко, но кенгуру по улицам не бегают, она выдержала значительную паузу и сообщила новость, которой явно хотела поделиться с самого начала: - Вы ещё не слышали? Мюриел Джефферсон вышла замуж. Мэйсон помрачнел и принялся постукивать рукояткой хлыста по голенищу. - Не может быть! – воскликнула Джемма. – За кого? - Его зовут Хитклиф Эджворт, - объявила миссис Брайб. – У него, кажется, своё дело в Лондоне. Во всяком случае, он человек не бедный. Тем лучше для маленького Джерри. Вы же понимаете, ребёнку нужен отец… да и деньги тоже, - прагматично закончила она. Полковник отложил хлыст и закурил, стараясь не выдать своего волнения. - Они вернулись сюда на днях, - продолжала миссис Брайб. – Почти в один день с вами. Мистер Эджворт, его сестра и Мюриел с Джерри. Так вот, я к тому, что в воскресенье у них будет ленч, и вы, между прочим, приглашены, - не без злорадства добавила она. Но мелодрамы не получилось. - Мы придём, - спокойно ответил Мэйсон, стряхивая пепел с сигареты. В гостиной, куда провёл полковника и Джемму сухопарый дворецкий, который по возрасту мог соперничать с мумией из Британского музея, уже находились две гостьи: миссис Брайб и её лучшая подруга миссис О’Шэй – полная экспансивная дама с копной тёмно-рыжих кудрей и безразмерной сумкой. Обе приятельницы восхищались комнатой, как обычно, стараясь заглушить друг друга. - Говорят, эти обои из самого дорогого лондонского магазина! – восторженно сообщила миссис Брайб. – Умеют же люди обустраиваться! - А гравюры? Вы видели эти гравюры? – вторила ей миссис О’Шэй. – Ведь это настоящая редкость! Наверное, куплены у Джобсона… (Это имя она знала только понаслышке, в чём, впрочем, никогда бы не призналась). Бездна вкуса! - Не знаю, что вы в них нашли, - без особого пиетета возразила Джемма, - мне тут ничего не нравится. Не комната, а фамильный склеп. В глубине души Мэйсон, привыкший к простоте и яркости колониального стиля, был согласен с сестрой. Комната казалась ему чересчур мрачной. Серо-зелёные обои и тёмные гардины как будто сжимали её со всех сторон. Резная дубовая панель над каминной доской, безусловно, была выполнена с большим мастерством, но комнату не оживляла. Скорее даже наоборот. Что же касается гравюр, их было две, и обе они изображали нечто вроде судного дня. «Может, это и настоящий Дюрер или кто там ещё, - подумал полковник, - но лично я бы не повесил такие гравюры в доме, где есть дети. От такого зрелища у любого волосы дыбом встанут». Да, пожалуй, будь жив его старый друг Чарли Джефферсон, он бы не допустил до такого. Скрипнула дверь. Мэйсон обернулся. В гостиную вошёл высокий человек лет тридцати восьми, одетый во всё чёрное. У него было худое нездоровое лицо со впалыми щеками и несоразмерно высоким лбом. Рыжеватые волосы были причёсаны так гладко, что казались нарисованными. Глубоко запавшие чёрные глаза ничего не выражали. Такое лицо, пожалуй, можно было представить на одной из тех самых устрашающих гравюр. - Ах, мистер Эджворт! – оживилась миссис О’Шэй. – Вы ещё не знакомы? Полковник и мисс Мэйсон. - Рад встрече. Моё имя Хитклиф Эджворт, - ровным, глухим голосом представился хозяин. – Я слышал, вы были другом Мюриел и её покойного мужа. Ну что ж, я буду счастлив видеть вас в моём доме. Всё это время его зловещие чёрные глаза изучали полковника. Мэйсон ответил ему спокойным и уверенным взглядом. Приветствие Джеммы, напротив, было почти дерзким. Сегодня на ней было шёлковое платье довольно смелого фасона с крупным рисунком в японском стиле, которое уже вызвало неодобрительные комментарии обеих дам. Эджворт окинул девушку оценивающим взглядом, но ничего не сказал. - А как поживает Мюриел? – осведомился полковник. – Мы не виделись уже шесть лет. - Она здорова, - лаконично ответил Эджворт. – Она помогает моей сестре с ленчем. - А Джерри? – нетерпеливо вмешалась Джемма. – Разве его нет дома? - Моя дорогая юная леди, - с лёгкой укоризной ответил Эджворт, - в приличных домах дети не выходят к гостям. Странно, что вы задаёте такие вопросы. Джемма плотно сжала губы и отвернулась. Мэйсон знал сестру достаточно хорошо, чтобы понять, что она затаила обиду. - Скажите, - поспешил сменить тему Эджворт, - какие новости из Австралии? Ведь это, кажется, теперь независимая страна? Мэйсон начал было рассказывать, но тут дверь снова открылась, и в гостиную вошла Мюриел. Она заметно изменилась со дня их последней встречи, сильно похудела и выглядела совсем маленькой и хрупкой в своём тёмно-лиловом платье. Но и без того Мэйсон многого в ней не узнавал. Он не помнил ни тихой, как будто виноватой походки, ни этого заискивающе-тревожного взгляда снизу вверх. Впрочем, может быть, всё дело было в том, что муж был намного выше её ростом. - Ленч подан, Хитклиф, - сказала она. Голос её был непривычно тихим. За столом Мэйсон познакомился с сестрой мистера Эджворта Мэри – сухопарой непроницаемой дамой лет сорока с тугим узлом волос на затылке. Они были мало похожи друг на друга, даже глаза у них были разные – чёрные у брата и серо-стальные у сестры – но что-то общее Мэйсон всё же уловил: под пристальными взглядами обоих становилось тревожно и неловко. Разговор протекал вяло. Миссис Брайб и миссис О’Шэй держались с преувеличенным оживлением, которое, однако, не могло пробиться сквозь непроницаемость хозяев, на все вопросы отвечавших равнодушно. Где-то в середине трапезы разговор зашёл о детях. - Я лично считаю, что это большой недосмотр Творца, - заявил мистер Эджворт. – Мне грустно признаваться, но Джеральду не хватает мужского воспитания. Моя жена слишком снисходительна к нему. - Полностью с вами согласна, - с готовностью подхватила миссис Брайб. – Мальчику всегда нужен отец. Не так ли, полковник? - По-моему, - возразил Мэйсон, - вы путаете отца с карающей рукой правосудия. Надо подавать мальчику пример, а не избивать его, как ленивого осла. - Насчёт осла – это преувеличение, - защищал свою точку зрения Эджворт, - но в целом я не вижу ничего плохого в дисциплине, в том числе и в наказаниях. Странно, что вы не согласны со мной – вы ведь человек военный. - Да что вы понимаете! – неожиданно вспылила Джемма. – Вы что, никогда не были ребёнком?! - А вы, похоже, им и остались, - ледяным голосом ответила мисс Эджворт. Лицо Джеммы загорелось от возмущения, и она демонстративно уставилась в тарелку. - Во всяком случае, - объявил мистер Эджворт, - я собираюсь отправить Джерри в закрытую школу. - Это лучший вариант, - добавила мисс Эджворт, - но обучение в этом году подорожало. Сейчас, впрочем, всё дорожает… Разговор плавно перешёл на последствия биржевого кризиса. После кофе Эджворт предложил показать гостям оранжерею. - Хотя, - добавил он, - это роскошь не в моём вкусе. К сентябрю, скорее всего, она будет снесена. - Ну и зря, - возразила Джемма. – Или вам вообще противно всё живое? - Милочка, потрудитесь выбирать выражения, - понизила голос миссис Брайб. Чтобы не допустить новой ссоры, Эджворт направился к выходу и открыл дверь, пропуская гостей. Вслед за дамами последовала и Джемма – явно с намерением позлить Эджворта. Мэйсон и Мюриел остались одни. Ощущение неловкости висело в комнате, как одна из тех зловещих гравюр. - Опять ты меня не дождалась, - бросил Мэйсон в пространство. - Я не думала… - Мюриел ответила не сразу, - не надеялась… что ты сможешь меня простить. И потом, - её вдруг словно прорвало, - жить становилось всё труднее, и от тебя ни строчки, и Джерри… ему всё-таки нужен отец. А Хитклиф – он всё-таки поступил очень… Полковник внезапно ощутил прилив раздражения. - Ты хочешь сказать, его никто не просил жениться на женщине с ребёнком? – почти выкрикнул он. – По-моему, это не значит, что он должен вытирать об тебя ноги! - Рональд! – протестующее выдохнула Мюриел. – Я не могу выбирать!.. - А я говорю, можешь! – неожиданно для самого себя распалился Мэйсон. – Ведь мы живём в двадцатом веке! Почему бы вам не развестись?! - Это невозможно, - покачала головой Мюриел. – Хитклиф никогда не согласится. Это повредит его репутации… - Его репутация – его дело! – Мэйсон рассердился ещё больше. – Ведь ты не нищая, Мюриел! Мюриел отвернулась к стене. - Ты не поймёшь, - устало вздохнула она. – Я ведь только ради Джерри… - Нет, я его когда-нибудь убью! – пообещала Джемма, в ярости обрывая лепестки с ни в чём не повинной маргаритки. Брат и сестра решили дойти до дома не по деревне, а кружным путём – через сосновую рощу. – А я-то думала, Диккенс из головы сочинил всех этих Мердстонов и прочих! Бывают же люди!.. Мистер Эджворт навряд ли подозревал, что всего за вечер умудрился нажить себе смертельного врага. - А хорошо бы он оказался сбежавшим каторжником, - кровожадно фантазировала Джемма, - или немецким шпионом. А ещё лучше – серийным убийцей вроде тех, о которых пишут в газетах. Ох, всё бы отдала, лишь бы посмотреть, как его уводят в наручниках! Правда, Рон? Мэйсон не ответил. У него не выходили из головы слова Мюриел: «Только ради Джерри». Может быть, говорил он себе, она и права. Хорошо было мечтать на палубе парохода, когда он готов был посадить себе на шею хоть десять детишек. А на самом деле? Неужели это такой тяжёлый труд, что ради него она готова смириться даже с Эджвортом? Но всё равно, неужели всё зря?
M-lle Dantes: Спустя три недели, в один из вечеров, наполненных жарким медвяным ароматом позднего лета и дремотным гудением пчёл, на веранде сидел в шезлонге полковник Мэйсон, а напротив – его старый школьный товарищ, а ныне детектив из Скотланд-Ярда Брюс Лестрейндж. Оба попыхивали трубками и вели неспешную беседу. - И всё-таки ни за что не поверю, что ты приехал сюда только ради свежего воздуха, - сказал Мэйсон, провожая глазами прозрачно-серое колечко дыма. – Я не детектив, но готов держать пари, что тут не обошлось без какого-нибудь запутанного дела. - Твоя правда, - согласился Лестрейндж, коренастый брюнет с проницательными, чуть раскосыми глазами. – Я, конечно, не люблю болтать лишнего, но ты парень наблюдательный и надёжный. Ты, конечно, слышал о профессиональных вдовцах? - Это что-то вроде Смита, который утопил трёх жён в ванне? - Ну да. И похоже, мы имеем дело как раз с одним из таких. - Не может быть! - Это длинная история, - Лестрейндж снова набил трубку. – Началось всё с того, что нам передали одно неприятное дело. Где-то в горах Чевиота разбилась на машине семья. Муж, жена и маленькая дочка. Фамилия их была Фицджеральд. В живых остался только муж, да и его буквально вытащили с того света. А поскольку проживала эта семья в Лондоне, то местная полиция с радостью взвалила эту историю на нас. Как будто бы обычная авария – не справился с управлением, но когда я начал разбираться в этом деле, всё оказалось не так-то просто. Во-первых, покойная миссис Фицджеральд носила эту звучную фамилию не больше шести месяцев. До этого она звалась миссис Бэском и была вдовой одного очень состоятельного торговца чаем. Во-вторых, она оставила завещание, согласно которому этот самый мистер Фицджеральд в случае её смерти был бы неплохо обеспечен. Ну, а в-третьих – ты, наверное, и сам догадался – перед самой поездкой супруги застраховались в пользу друг друга. Так что мистер Фицджеральд нежданно-негаданно разбогател. Впрочем, насчёт «нежданно» - в это что-то не верилось. Мы уже собирались взять его на подозрение, но он оказался хитрее и отправился долечиваться на континент, а все дела оставил своей секретарше – скучнейшей, кстати, и респектабельнейшей особе. От неё мои люди ничего не добились. Она получила за него наследство, и с тех пор о Фицджеральде ни слуху ни духу. - И ты решил, что это не первый случай? – догадался Мэйсон. - А как же иначе? Очень уж ловко он замёл все следы. Я поднял дела из архивов и выяснил, что за год с небольшим до того похожий случай произошёл в Манчестере. Утечка газа. И опять спасти удалось только мужа. На этот раз его фамилия была Симпсон. И женат он был на вдове одного издателя с двумя детьми. Тогда он, по-видимому, ещё не научился ждать, потому что со свадьбы прошло всего три месяца. За которые он, впрочем, успел стать наследником жены и застраховать всё новоприобретённое семейство. Присяжные вынесли вердикт «несчастный случай», а мистер Симпсон объявил, что жизнь в Англии усугубляет его страдания, и перебрался к кузине в Ирландию – вместе с наследством, разумеется. - Значит, получается, что Фицджеральд и Симпсон – одно лицо? - Вот тут-то и начинается самое интересное. Я встретился с соседями погибших и подробно их расспросил. Так вот, если верить их рассказам, Симпсон и Фицджеральд абсолютно друг на друга не похожи! И дело не в каких-нибудь усах или бородавке на носу. Симпсон был высокий и стройный, а Фицджеральд – низенький и неприметный. - Ну, хороший актёр… - начал было Мэйсон. - Даже хороший актёр не сможет играть свою роль двадцать четыре часа в сутки, - с сомнением покачал головой Лестрейндж. – Я списал эту разницу на то, что миссис Фицджеральд была, что называется, гренадёром, а рядом с миниатюрной миссис Симпсон любой покажется видным мужчиной. Но когда я посмотрел больничные карты, то понял, что запутался окончательно. У них разные группы крови! - Одна карта могла быть поддельной, - предположил Мэйсон. - Рискованная авантюра, если учесть, что оба были на волосок от смерти. Но я всё-таки не сдаюсь. Мы выяснили, что у Симпсона был счёт в банке соседнего с вами города. И не так давно кто-то снял с него деньги. Я только не знаю, проездом ли здесь наш Мердстон или же замышляет очередное злодейство. У вас тут не появлялись в последнее время какие-нибудь приезжие?.. Рон! Ты меня слышишь? Мэйсон, собиравшийся набить трубку свежим табаком, вдруг замер, поражённый внезапной мыслью. Он сидел с трубкой в руке и пытался вспомнить, какое же слово в рассказе Лестрейнджа подсказало её. Ну конечно! «Мердстон». Он вспомнил, как они с Джеммой возвращались домой после первого визита к Эджвортам. Да, именно она сравнила его с Мердстоном. И добавила: «Хорошо бы он оказался серийным убийцей». Ирония судьбы, иначе и не скажешь. Неужели мечта Джеммы сбывается? - Послушай, Брюс, - Мэйсон отложил трубку. - Мне кажется, я знаю того, кто тебе нужен. А ещё через три дня, даже прежде, чем Лестрейндж дождался сведений из Лондона, деревню облетела страшная новость – у Эджвортов случилось несчастье. Вся семья за ленчем отравилась грибами. Мэйсон узнал о случившемся от миссис Брайб, которая забежала к ним якобы для того, чтобы вернуть Джемме журнал. - Разумеется, их тут же забрали в больницу, - поведала она со смешанным чувством ужаса, восторга, и, что скрывать, злорадства. – Но, говорят, они уже не жильцы на этом свете… Мэйсон едва не задохнулся от желания вышвырнуть её из дома, но вместо этого бросился на улицу сам, прыгнул в машину и помчался в город. Кровь бешено колотилась у него в висках: «Случилось, случилось…». Этот лихорадочный ритм словно нёс его вперёд, заставлял изо всех сил давить на педаль, не выпускать руля из побелевших пальцев. Приёмный покой больницы обрушился на него со всех сторон похоронной, горько пахнущей тишиной. Голос доктора почти не достигал ушей. - Сожалею, но к ним никак нельзя, сэр. Чувствуя, что захлёбывается этой размеренной тишиной, Мэйсон судорожно схватил доктора за плечи: - Они живы?! - А разве я не сказал? Отравление, конечно, серьёзное, но мы успели вовремя. Миссис Эджворт и мальчику ничего не угрожает. - Но мне сказали… - Должно быть, про её мужа. Вот кому действительно не повезло. Организм был очень ослаблен. Мы не смогли ему помочь. «Не угрожает…» Мэйсон едва нашёл в себе силы сделать два шага до обитого клеёнкой диванчика. Напряжение отпустило так внезапно, как будто из тела вынули все кости. Он дышал жадно, глотая воздух, будто воду, и шептал что-то невразумительное. И только через несколько минут до него дошёл смысл последних слов доктора. На улице Мэйсона уже поджидал Лестрейндж. Вид у него был мрачный и разочарованный. - Похоже, всё совсем запуталось, - сообщил он. – Я-то думал, что поймаю моего Мердстона с поличным, так нет же – взял и сыграл в ящик! И, представляешь – его группа крови не совпадает ни с Симпсоном, ни с Фицджеральдом! Чертовщина какая-то! - Но ты всё-таки докажешь? - Работа такая, - кивнул Лестрейндж. – Я уже переговорил с местной полицией. Надо осмотреть дом и хорошенько расспросить сестру этого Эджворта. - А разве она не в больнице? – Мэйсон вдруг осознал, что ни разу до этой минуты не вспомнил о ней. - Нет, похоже, её не было дома во время того злополучного ленча. Надеюсь, у неё достаточно мозгов, чтобы ничего не трогать до моего приезда. Поедешь со мной? Ты ведь бывал в доме и знаешь, что у них где. Мэйсон кивнул. Он знал, во всяком случае, догадывался, зачем Лестрейндж позвал его с собой. Мэри Эджворт, высокая, прямая, в неизменном чёрном платье, встретила их в дверях. Лицо её было так же непроницаемо, а тугой пучок так же безупречен, как и в день их первого знакомства. - Это, безусловно, очень печальный случай, - проговорила она своим ровным низким голосом, - но так ли уж необходимо вмешательство полиции? Ведь доктор говорил о пищевом отравлении. А у Хитклифа, к сожалению, было слабое здоровье. - И тем не менее без официального расследования не обойтись. Видите ли, «пищевое отравление» и «яд в пище» - это несколько разные понятия. А доктор установил, что ваш брат и его семья были отравлены атропином. - Это невозможно, - отрезала мисс Эджворт. – Никто и ничего не мог добавить в банку. Мюриел покупала грибы при мне. - Но вы их не ели? - Да, потому что я была в городе и поела там. - Мне придётся изъять остатки консервов, - сказал Лестрейндж. – Они на кухне? - Нет. Похоже, служанка их выбросила. Мы думали, что это некачественные грибы. Это ведь часто случается у нынешних производителей, не так ли, инспектор? - Хм… В любом случае мы осмотрим кухню. Возможно, придётся вызвать эксперта. А пока скажите, мисс Эджворт: ваш брат был раньше женат? - Я не понимаю, при чём здесь это, - вздёрнула подбородок мисс Эджворт. - При том, что, возможно, это и не первая трагедия в его личной жизни. Скажите, вам ничего не говорит фамилия Фицджеральд? Или Симпсон? Мисс Эджворт пожала плечами, но от Мэйсона не ускользнуло, как она чуть прикусила тонкую бледную губу. - Я очень сожалею о смерти моего брата, - жёстко сказала она, - и готова помочь вам, но не позволю порочить его имя. В убийствах, на которые вы намекаете, он никак не может быть виновен. – Она встала и принялась перебирать газеты на журнальном столике. Мэйсон наблюдал за движениями её худых рук. Какая-то мысль не давала ему покоя ещё с первых минут разговора. Какая-то закономерность, на которую никто не обратил внимания… Но которая всё же существовала… - Да, мисс Эджворт, речь идёт о двух эпизодах убийства, - продолжал Лестрейндж. – Причём жертвами становились женщины и маленькие дети. И у нас есть основания полагать, что убийца, который в обоих случаях скрылся от правосудия… И тут всё стало на свои места. - Постой, Брюс, - перебил Мэйсон. – Нет, мисс Эджворт, ваш брат действительно не совершал этих убийств. Потому что на самом деле их убили вы. Ведь это вы были кузиной мистера Симпсона и секретаршей мистера Фицджеральда, верно? Мисс Эджворт отступила на шаг. Её бледные скулы чуть порозовели. - Вы заговариваетесь, полковник! - В самом деле! – пробормотал ошарашенный Лестрейндж. – Но как же эти двое? - Они, скорее всего, давно там же, где и мистер Эджворт, - продолжал Мэйсон. – Ведь ваши сообщники наверняка успевали оставить завещание в вашу пользу, не так ли? Вот только на этот раз вам не повезло. Ведь у Эджворта, к сожалению, было слабое здоровье. Стальные глаза мисс Эджворт смотрели на полковника с вызовом. - Вы ничего не докажете, - процедила она сквозь зубы. - Думаю, это уже можно рассматривать как признание, - Лестрейндж вынул пистолет. – В любом случае, мисс Эджворт, мне придётся задержать вас – до выяснения обстоятельств. То, что произошло следом, заняло гораздо меньше времени, чем описание этой сцены. В руке Мэри Эджворт непонятно как оказалась тяжёлая бронзовая пепельница. Она с размаху ударила Лестрейнджа по запястью. Тот взвыл от боли и выронил пистолет. В следующую секунду пепельница пролетела в каком-нибудь дюйме от головы Мэйсона и упала в камин. Едва успев увернуться, Мэйсон увидел, что пистолет уже у мисс Эджворт. Оба бросились на неё, но Мэри оказалась быстрее – она приставила дуло к виску и спустила курок. Мэйсон положил свёрток с конфетами и апельсинами на столик и присел на край кровати. Мюриел слабо улыбнулась. Лицо её осунулось и выглядело совсем бледным в обрамлении тёмных волос. Но жизнь уже возвращалась на него из лучистых карих глаз, которые очистились от постоянной тревоги и всё больше походили на глаза прежней Мюриел. Лестрейндж стоял в дверях и вертел в руках пустую трубку. Он догадывался, что сейчас должен произойти важный разговор – его и самого ждало множество бесед, не менее важных – но любопытство просто не давало ему уйти. - Послушай, Рон, но как ты всё-таки догадался? – спросил он. - Ну, пока Эджворт был жив – ты извини меня, Мюриел – я очень хотел, чтобы убийцей оказался он. Поэтому и пытался исходить из того, что и он, и Симпсон, и Фицджеральд – это один человек. А когда Эджворт умер, я снова попытался всё вспомнить. Должна же быть деталь, которая объединяла все три случая! И тут меня осенило. Да, муж каждый раз мог быть разным человеком, но во всех делах фигурировала некая женщина, связанная с ним. В первом случае это кузина из Ирландии, во втором – секретарша Фицджеральда. Немолодая, не слишком болтливая и весьма респектабельная особа – словом, такая, какую никогда не станут подозревать. А когда мисс Эджворт вдруг сказала: «У Хитклифа, к сожалению, было слабое здоровье», - мне вдруг показалось странным: с чего бы ей сожалеть именно об этом? Может, как раз оттого, что два её прежних подельника оказались более живучими? - Сегодня утром пришла телеграмма из Ирландии, - заметил Лестрейндж, - что интересующий нас Симпсон скончался в прошлом году в Коннемаре при довольно странных обстоятельствах и оставил немалое наследство своей родственнице. По описанию она подходит под нашу мисс Эджворт. Сценарий её, по-видимому, был такой: она находила сообщника, который не без её помощи находил и очаровывал богатую вдовушку с детьми и, что самое главное – становился её наследником. После этого происходит несчастный случай. Жена и дети погибают, муж, на самом деле всё подстроивший, чудом остаётся в живых, забирает наследство и покидает Англию в компании нашей достопочтенной леди. Которая затем благополучно избавляется от него и отправляется на поиски новой добычи. - Господи, - Мюриел содрогнулась. – Я, честно говоря, всегда её побаивалась, но представить, что ты для неё – всего лишь одна из жертв… Дверь распахнулась, и в палату, едва не сбив с ног Лестрейнджа, вихрем влетела Джемма. - Сейчас же успокойся, Мюриел, тебе волноваться вредно! – выпалила она и потянула Лестрейнджа за рукав. – Пойдёмте, мистер Лестрейндж, вы не видите – им надо поговорить… - Понимаю, - кивнул Лестрейндж. – Только куда вы меня тащите, мисс Мэйсон? - В книжный магазин к Хортону, - Джемма требовательно тряхнула светлыми кудрями. – Надо же купить что-нибудь моему будущему племяннику. И. скорее всего, не единственному…
M-lle Dantes: Песня с картинками
La Louvre: Луиза Водемон Вот и открылась тайна почему Генрике не навестил могилку Шико. Вспомнился АС Пушкин "А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Баборихой не хотят царя пустить чудный остров навестить". Вообще грустно, чуть не расплакалась, особенно, на воспоминаниях о миньонах. Программа передач - просто улет з.ы. Действительно надо бы создать отдельную темку "Фанфики по гугенотской трилогии". Будет легче искать. Кто за?
Kseniya-queen: Луиза Водемон, Comte d'Armagnac Здорово!!! Просто чудо!!! Знаете, можно добавить еще парочку сериалов, вроде "Катя, дети и Лувр"- вся правда и неправда о нелегкой жизни королевы-матери, или многосерийный фильм "Рыжий" с Марком-Аннибалом де Коконнасом в главной роли. ;) La Louvre пишет: Действительно надо бы создать отдельную темку "Фанфики по гугенотской трилогии". Будет легче искать. Кто за? ЗА-ЗА-ЗА!!! :) Только за! :)
M-lle Dantes: Бычок для бабушки, к Новому году А такого кисю вышивала Юлёк))))
M-lle Dantes: Мой бедный моск так и не сняли с булавки... ГЛАЗА ЦВЕТА КОФЕ Когда я налюбуюсь на этот портрет И в деревне Гримпен закончится дождь, Я собаку в сарай загоню не спеша и выпью кофе. И мне улыбнётся симпатичный мастиф, И над кофейной чашечкой взметнётся дымок - О, этот запах и преступлений, и философий! Когда найдут черепа и убежит спаниель, И орхидеи ещё не зацветут, И Френкленд решит подать в суд на весь Foreign Office, Когда введут налог на фосфорный свет И мы будем с собакой гулять по ночам, Я зайду по пути на забытый рудник и выпью кофе. Сыграй мне на лютне, сыграй на трубе, Разложи на ноты затменье луны, Напугай всё болото - я знаю, ты в этом профи! Здесь так мало тех, с кем легко говорить, Ещё меньше тех, с кем не страшно молчать - Что расскажут тебе мои глаза цвета кофе? Здесь овсянка каждые четверть часа, Здесь так редко смотрят портретам в глаза, Хотя старый Хьюго чертовски похож на мой профиль... Я смешаю фосфор, кошмар и закат, Постою у трясины, вдохну аромат, И, пока ещё мы с тобой есть, я здесь выпью кофе. Оригинальная песня З. Ященко
Джоанна: Мое маленькое эссе-квест о поисках Дурмстранга. http://johanna-d.livejournal.com/44019.html
полная версия страницы