Форум » Наше творчество » Житие НЕсвятого Рене- восстановленные отрывки общего творчества Юлек (из клуба) и Скалли (продолжение) » Ответить
Житие НЕсвятого Рене- восстановленные отрывки общего творчества Юлек (из клуба) и Скалли (продолжение)
Viksa Vita: История первая О святых обетах и прозе жизни В Лотарингии не бывает жаркого лета. Никогда. Потому день, которым мы начинаем свое повествование, можно было считать невыносимо душным по меркам Нанси. Некое спасение приносил разве что ветер, который врывался в распахнутые окна здания иезуитской коллегии. Нынче, 31 июля был праздник. Особый праздник. День памяти святого Игнация Лойолы, основателя Ордена. Нынче был совершен обряд рукоположения над пятью молодыми людьми, пожелавшими вступить на стезю духовного служения Господу. Все пятеро, скрывая свое волнение, стояли во дворе коллегиума. Пять разных лиц, пять имен. Пять историй, приведших этих людей к единой цели. Цель была достигнута. Теперь следовало направляться избранным путем – уже к разным целям. Но в данный момент никто из пятерых не думал о возвышенном. Вечером предстоял благодарственный обед – церемония гораздо менее таинственная и грозная, чем та, что только что свершилась. Но ни у кого не оставалось сил терпеть до вечера. Еще четыре часа! Конечно, привычка к длинным постам и умерщвлению плоти сказывалась. Да только и природа требовала своего. Три дня каждый держал строгий пост, сидя на хлебе и воде. Еще сутки пили одну воду. Немудрено, что желудки святых отцов стонали от голода. - Я больше не могу! - И я тоже! - Господа, трактир «Рыжая лисица» в сорока шагах от коллегии! - Преподобный отец Этьен, что я слышу! Вы предлагаете отправиться в «Рыжую лисицу»? - Я готов платить за всех – только отпустите меня туда! - Ого! Вы слышали!? Этьен согласен платить за всех! - Слово чести! - Господь не велит нам давать клятвы! Но такую… Пожалуй, я согласен ее засвидетельствовать! - Человек сотворен для того, чтобы хвалить Господа Бога своего, почитать Его и служить Ему, и чрез то спасти свою душу… - назидательным тоном начал кто-то. - Все же остальное, обретающееся на земле, создано ради человека, для того, чтобы помочь ему достичь цели, ради которой он сотворен… - подхватил второй голос – не менее звучный и хорошо поставленный, чем первый. - Отсюда следует, что человек настолько должен пользоваться всем созданным, насколько оно ему помогает в достижении его цели, и настолько должен от него отказываться, насколько оно ему в этом мешает! – хором заключили все. И засмеялись. - Господа, бегом – переоденемся и встречаемся у калитки! Способ незаметно выскользнуть из стен коллегии знал всякий. К тому же сегодня был ИХ день, сегодня было дозволено все. Все пятеро уже давно перешагнули порог совершеннолетия, но чувствовали себя не священниками, а нашкодившими школярами, которые намерены продолжить рискованную, но приятную забаву. Сутана - не светское платье, в ней через ограду не перемахнешь. Но только что рукоположенный отец Рене забыл это непреложное правило. И теперь тихо чертыхался, разглядывая шикарную дыру на своей сутане. Подол был безнадежно испорчен. На вечернее мероприятие уже не пойдешь. Конечно, у отца Рене была запасная сутана, и не одна. Еще месяц назад, готовясь к рукоположению, он заказал себе сразу три - на все случаи жизни. Но никак не ожидал, что какая-нибудь пригодится ему так рано. Первая была повседневной. Она и порвалась. Поделом - нечего сигать через ограду, как мальчишка. И не мальчишка уже вовсе - почти тридцать. Какой кошмар... Вторая была дорожной, короткой - всего лишь до колена. Третья была парадной. Он только что снял ее, чтобы отправиться в "Рыжую лисицу". Хорошо, что догадался. Рене со злостью рванул ткань, окончательно обрывая подол. Ладно. Будет вторая дорожная. Как предупредил его отец де Брессе, ему предстоит служить при коллегии. И много ездить по делам Ордена. Но как быть тогда с повседневной? Кусая губы от досады и злости на собственную неловкость, Рене вернулся к себе в келью. Открыл небольшую шкатулку, инкрустированную перламутром. Достал кошелек со своим невеликим денежным запасом. Сто пистолей. Все, что у него есть - на неопределенный срок. Ладно, придется потратить часть. И не ходить в трактирчик. Куда благоразумнее немедленно отправиться к портному и сделать заказ... Хозяин «Рыжий лисицы» был добрым католиком – случай среди трактирщиков весьма редкий. Служение вере выражалось не только в перечислении молитв, но и в меню, что хотя и наносило урон кошельку этого богобоязненного человека, но неизменно шло на пользу его душе. Поэтому, подойдя к трактиру, четверо преподобных отцов не почуяли запахов жарящихся окороков и тушеных куриных крылышек сдобренных оливковым соусом. - Сегодня не наш день, - скорбно сказал отец Антуан под громкий аккомпанимет проголодавшегося желудка. Его товарищи молча возвели глаза к небу. - Однако... я слыхал, что в «Жареном кабане» подают омлет с тушеными ребрышками и холодные мясные закуски в любой день недели, - безразличным голосом заметил отец Этьен. - Да-да, мне тоже об этом известно, - оживился отец Антуан. – И, кажется, это не так уж далеко от Святой Обители. - Совсем недалеко, - подтвердит отец Этьен. - После этого немногословного замечания, святые отцы договорились оставить у хозяина «Лисицы» весточку для запоздавшего Рене с сообщением, где их можно найти, и повинуясь, зову своих желудов направились в «Жареного кабана». В этом трактире все уже было готово для успешного грехопадения. На вертеле в камине вращался целый окорок, жир с которого капал прямо в огонь; в большой сковородке аппетитно шипела яичница с салом, а бочонок с вином щедро оделял посетителей своим содержимым. Преподобные отцы почувствовали легкое головокружение и поспешили усесться за столик у стены. Благоразумнее было пойти не куда-нибудь, а в мастерскую, которая располагалась прямо на территории коллегии. Там и сделали бы быстро, и взяли бы недорого. Но аббат д`Эрбле, несмотря на всю свою внешнюю скромность, был человеком с весьма утонченным вкусом. Каждый день ощущать прикосновение к коже довольно грубой, пусть и добротной шерсти... фи! Теперь он мог позволить себе чуть-чуть отступить от канонов. Теперь он имел право на некую независимость. И потому отец Рене отправился в мастерскую Батиста Демуля. Причем в светском платье, чтобы не привлекать к себе особого внимания. И нахлобучив на голову длиннополую шляпу - наплевать на жару, его прическа нынче может привлечь к себе излишнее внимание: волосы совершенно не завиты, к тому же на макушке напрочь срезаны несколько прядей. Его счастье - улицы точно вымерли. Никто не обращал внимания на худошавого прохожего, который быстро шагал куда-то по своим делам. Потому Рене без проблем добрался до нужного места. Господин Демуль сам принял клиента. Уяснив задачу, он быстренько свистнул помощников, и уже через пять минут два мальчишки-подмастерья снимали с аббата мерки. - Ткань? - с любезной вкрадчивостью осведомился господин Демуль. Его интонация явственно свидетельствовала, что возможны варианты. Рене отлично знал, что следовало бы ответить. И господин Демуль знал. Но оба выдерживали паузу. Пауза затянулась. Щеки новоиспеченного аббата покрылись легким румянцем. Господин Демуль с самым равнодушным видом наблюдал за внутренней борьбой, происходившей в душе заказчика. Он правильно оценил молодого человека - тот был слишком хорош собой, чтобы не знать о своей внешней привлекательности. Стало быть, был склонен хотя бы немного нарушить каноны, предписанные Святой Церковью, и выбрать вместо грубой шерсти тонкую... да и сукно могло быть разным. - Сукно... - неуверенно произнес молодой аббат. Господин Демуль напрягся. И тут появился ангел. То есть госпожа Демуль - прелестная блондинка самых приятных форм, с личиком свежим и розовым, как весенние цветы. Господин Демуль бросил на жену быстрый взгляд. Та поняла - и бросилась помогать супругу. - Английское сукно, не так ли, ваше преподобие? - нежным голоском пропела она. "Его преподобие" покраснело до корней волос и скромно опустило длинные шелковистые ресницы. - Да... английское сукно... - губы выдохнули это почти помимо воли. Но на аббата смотрела хорошенькая женщина. Аббат понимал, что английское сукно - то, что надо. Госпожа Демуль взяла инициативу в свои руки. В буквальном слысле этого слова. Сделала замечание мальчишке-подмастерью, вырвала у него из рук измерительную ленту, и сама принялась снимать мерки, диктуя второму мальчишке точные цифры. - Сутана летняя, не стоит делать ее слишком просторной... - ворковала молодая женщина. - У вашего преподобия красивая фигура, стесняться нечего. И вряд ли у вас когда-нибудь появится брюшко, как у моего дорогого Батиста. "Дорогой Бастист" выразительно крякнул. - Длина... пусть будет по щиколотку, не правда ли? Даже чуть повыше, чтобы было удобно ходить. Так, ваше преподобие? Это было уже нахальством. Английское тонкое сукно и длина на ладонь выше положенной. Но аббат знал, что именно эта длина пойдет ему необычайно. У аббата были безупречно стройные ноги. И очень изящные лодыжки. Рене снова кивнул. Сам не понимая уже, что делает. На него смотрела прехорошенькая женщина... смотрела с восхищением. Давно на него так не смотрели. Точнее - он не позволял себе замечать такие взгляды. Он был строг к себе. Монашеские обеты были немногим лучше священнических. Не прошло и четверти часа, как хоязйка и клиент оговорили все условия. Но финальный удар Рене предположить не мог. Госпожа Демуль исчезла, чтобы вернуться с воротничком и отрезом ткани. - Вот... - пропела она, подводя его преподобие к большому венецианскому зеркалу. - Такая будет ткань... и у меня совершенно случайно есть подходящий воротничок. "Подходящий воротничок" был как раз то, что надо для человека с тонким вкусом и средствами. Не кичливый. Строгий. Вроде как и не нарушающий канонов. Но опытный глаз тотчас бы оценил по достоинству изящество отделки - тончайшее шитье белым шелком по белому шелку. Оценил бы качество ткани. Наконец, оценил бы, насколько удачно холодный оттенок подчеркивает цвет кожи господина аббата, цвет его глаз и пепельный тон волос. Устоять было невозможно. - Сколько я должен? - Рене поспешно отвел глаза от своего отражения. - Так понимаю, все должно быть готово... скажем, завтра днем? Срок был соблазнителен. Госпожа Дюмулен - тоже. От ее волос пахло отваром из ромашки и еще чем-то приятным... женским, дивным, полузабытым. Аромат сводил с ума и заставлял думать о запретном... Потому через пять минут сделка была совершена. Сутана обошлась господину аббату в три раза дороже, чем могла бы. Кошелек полегчал, причем ощутимо. Новое платье было явным нарушением только что принесенного обета личной бедности. Оно никак не соответствовало образу бедного аббата, коим Рене, в сущности, и являлся. Но оно ему было к лицу. Существенный аргумент в пользу нарушения запрета, если вам только-только стукнуло двадцать девять лет, вы дворянин, к тому же недопустимо хороши собой для духовного лица и на вас с нескрываемым интересом смотрит прелестная женщина... Дав себе обещание после торжественного ужина всю ночь простоять на коленях в покаянии за содеянное, Рене попрощался с владельцами мастерской и помчался во весь дух в сторону "Рыжей лисицы". Там его ждала записка, в которой друзья указывали, где их искать... Рене прочитал записку, которую ему вручил трактирщик и поспешил в “Жареного кабана». Там он встретил своих товарищей и уселся на свободный стул с правого края стола. - Чем же вам не угодила «Рыжая лисица»? - осведомился молодой аббат. - Рене, вы видели физиономию того трактирщика? Такая же постная, как и его блюда. Это соврешенно отбивает аппетит. В то время, как обед в обществе людей жизнерадостных неизменно идет на пользу. Взгляните как тут славно! - Да, - согласился Рене, - просто замечательно. Разнообразие посетителей и в самом деле приятно напоминало ему другие веселые пирушки, в которых он принимал участие, еще не удалившись от мирской жизни. То бы время, когда он и его товарищи служили на благо его величества Людовика XIII, а аббат Рене звался мушкетером Арамисом. - Да простит Господь невинные пригрешения наши, - кротко промолвил отец Этьен, завершив непозволительно краткую благодарственную молитву, и опустил взгляд в тарелку. Теперь настало время отдать дань вожделенным явствам и вину. И хотя, церковные порядки требовали сегодня вовсе отказаться от вина или же слегка подкрасить воду несколькими каплями животворящей влаги, святые отцы лишь слегка разбавляли вино водой, а то и пили просто так. Впрочем, в то время, как аббаты пустились во все тяжкие, Рене по обыкновению пил мало, и был весьма воздержан в пище. Он бы даже предпочел вновь отведать каких-нибудь постных блюд, дабы не усугублять совершенный им сегодня грех тщеславия. Однако трудно было удержаться, чтобы не испытать удовольствия при мысли о том, как вышитый воротничок будет оживлять скучную сутану. А также при том, что завтра днем нужно будет сходить за новым облачением и возножно вновь... Рене тряхнул головой, прогоняя совсем уж неприличиствующие священнику мысли. «Ne nos inducas in tentationem*”, - торопливо произнес про себя Рене. Время шло, пора было возвращаться. В конце концов, всех пятерых ждал торжественный обед - в их честь. Потому часа через два веселая компания принялась собирать деньги для расчета с кабатчиком. Рене отдал свою долю, и воспользовался моментом, чтобы выйти на улицу и пройти несколько шагов в одиночестве. В кабачке было невыносимо душно, от запаха вкусной еды после нескольких дней строгого поста мутило... Темнело. На дворе было уже совсем не жарко - нормальный летний вечер. С реки повеяло прохладным ветром. И вдруг откуда-то - близко, очень близко, из соседнего переулка! - донесся отчаянный женский крик. Аббат д`Эрбле моментально превратился в солдата королевской гвардии - кто-кто, а уж он мог отличить, когда женщина играет в беспомощность, а когда - ни о какой игре речи не идет. Так вот, в этом крике был неподдельный страх. Тихое Нанси - не Париж. Но подвыпивших дуралеев, которые способны прижать к стенке богато одетую горожанку, и здесь можно сыскать без особого труда. На свое счастье - и на счастье попавшей в беду дамы! - господин аббат был в светском платье. Так что шпага оказалась при нем. А шпагой шевалье владел мастерски. И к тому же никто никогда не смел назвать его трусом. Принятый сан должен был побудить его действовать словом, увещеванием, а не шпагой - но времени на словесные поединки не оставалось. На пересечении переулка и соседней улочки стоял портшез. Некий молодчик вытягивал из него даму, которая была в бессознательном состоянии. Лунный свет упал на прелестное бледное лицо. Защитить даму было некому - носильщики валялись на мостовой неподвижно, один из слуг был явно убит, другой пустился наутек. А мерзавцев, напавших на знатную даму, оказалось трое. Не нужно думать, что за духовными занятиями и бдениями в церкви бывший мушкетер забыл, как держать в руке клинок. Наука такого рода не забывается. Скажем более - пять раз в неделю Рене находил два часа на упражнения. Потому эфес привычно лег в ладонь. Один из нападавших оглянулся - и тут же получил кулаком в лицо. Второму вздумалось защититься. С ним пришлось немного повозиться, но в итоге он, коротко охнув, завалился на бок и скорчился на камнях. Третий довольно резво пустился наутек. Пришлось догнать его и поучить галантному обращению с благородными людьми. Противник достался неудобный: рослый, мощный, предпочитающий силовые приемы. Да к тому же - левша. Шпага у него была куда длиннее и тяжелее. Разница между клинками ощущалась и изрядно мешала. Но один выпад все же прошел. Верзила схватился за плечо. Не теряя времени, Рене дал ему кончиком башмака по коленной чашечке - спасибо за науку другу д`Артаньяну, который мастерски дрался не только руками, но и ногами! Верзила, судя по всему, не знал, что такое саватэ. И уж тем более не ожидал, что нарвется на опытного дуэлянта. Разумеется, он согнулся, не отнимая руку от раненного плеча. Туда и дорога - секундным делом было подскочить и завершить поединок коротким резким ударом эфесом по голове противника. Убивать аббат не хотел. В голове мелькнула насмешливая мысль о том, что и второй обет - смирения - оказался нарушен. Но куда главнее было то, что нарушен не напрасно. Незнакомка лежала там, где ее оставили: наполовину в портшезе, наполовину - на мостовой. Она так и не пришла в себя. В кармашке ее плаща обнаружился флакончик с нюхательной солью. Он был незамедлительно пущен в дело. Молодая женщина - пожалуй, ровесница самому Рене - открыла глаза. Огромные зеленые глаза. Вздохнула. Медленно провела рукой по капюшону плаща. Затем - по лицу, словно что-то припоминая. И только потом посмотрела на своего спасителя. - Я обязана вам жизнью и честью, сударь. Рене узнал и лицо, и голос. Даму звали Елизавета Коммерси. Одна из знатнейших дам провинции. И, несомненно, одна из пятерки первых красавиц. Поскольку слуги были убиты, а дама нуждалась в защите, пришлось проводить ее до особняка. Путь занял не менее получаса - мадам Елизавета еле шла, и ее приходилось скорее нести, чем подерживать за локоть. За эти полчаса молодые люди успели слишком много раз посмотреть друг другу в глаза, чтобы расстаться просто так. Потому мадам Елизавета, уже открывая дверь, ведущую в сад, примыкающий к отелю Коммерси, оставила в руке своего спасителя маленький ключик - от калитки. - Вот мои окна. Возвращайтесь после двух часов ночи. Непременно возвращайтесь. Обожгла губы аббата поцелуем - и скрылась. ...В половине второго ночи, когда торжественный ужин подходил к концу, аббата д`Эрбле подозвал к себе отец де Брессе. Ректор коллегии. Они незаметно покинули общий зал, и прошли во внешнюю галерею, окружавшую второй этаж здания. - Вы теперь не только духовное лицо. Вы не должны забывать, что отныне связаны с Орденом очень тесно. Вы - духовный коадьютер, Рене. Это честь. Наклон головы: при разговоре со старшим по званию младший слушает, а не говорит. - Я даю вам первое задание. От заданий не отказываются. - Вы немедленно отправляетесь по адресу, который указан на этом листке. Забираете письма, которые вам дадут, когда вы покажете хозяйке дома вот это кольцо. Кольцо аккуратно укладывается в потайной карман сутаны. - Отвозите конверт в Форбах, отцу Лами. Вы его знаете. И немедленно возвращаетесь назад. Ответа ждать не надо. Благословляющий жест. Приказание получено - приказание должно быть исполнено в соответствии с инструкциями. - Мне можно переодеться? - Да, лучше, если вы будете в светском платье. Разговор закончен. Записку Рене развернул у себя в келье. "Отель Коммерси, спросить мадам Елизавету". Это была судьба. Так как ошибки быть не могло, и Рене надлежало передать кольцо спасенной им даме, он решил прибыть в отель именно тем путем, каким его ждали. Отворив калитку ключом, который заранее вручила ему госпожа де Коммерси, Рене пересек сад и оказался под окнами Елизаветы. Вблизи он смог разглядеть, что в комнате горит приглушенный свет. Но окна были плотно закрыты, хотя до двух часов ночи оставалось совсем немного времени. Близ стены не росло не одного подходящего дерева, забравшись на которое, можно бы было оповестить даму о своем прибытии. Рене размышлял об этом, не зная, что у мадам де Коммерси заготовлен более романтический способ встречи для ночного гостя. Ровно в два часа окно почти бесшумно отворилось, и вниз с тихим шелестом опустилась веревочная лестница. Нелолго думая, Рене поставил ногу на переднюю перекладину, а затем проворно вскарабкался вверх по лестнице. Здесь стоит заметить, что подобные упражнения были хорошо знакомы молодому аббату, но так как обстоятельства, при которых, ему приходилось эти упражнения выполнять не относятся к нашему повествованию, мы лишь упомянем о них, не вдаваясь в подробности. Добравшись до самого окна, Рене оказался в небольшой, изящно убранной комнате, которая судя по всему являлась спальней госпожи де Коммерси. - Вы пришли, шевалье! – радостно воскликнула Елизавета, увидев своего спасителя. Из этого возгласа читатель может заключить, что мамам Елизавета сомневалась в том, что храбрый незнакомец явится в назначенный срок, но на самом деле она была совершенно уверена в их скорой встрече. Выданный ее на прощание аванс в виде поцелуя Елизавета считала самой прочной гарантией ночного свидания. Испуг ее скоро прошел, и Елизавета стала думать о недавнем нападении почти как о «счастливой случайности», которая свела ее с храбрым молодым человеком. Она уже не сомневалась, что этот молодой дворянин, во внешности которого совершенно сочетались природное изящество и мужественность, - военный, прославивший себя не одним славным подвигом. - Да сударыня, - ответил Рене, разглядывая полутемную, уютную комнату. - Счастлив убедиться, что с вами все в порядке. - Разумеется, шевалье. И этим я обязана вам. Я рада, что вы пришли, и я могу поближе похнакомиться со своим спасителем. - Я пришел... мое дело... – сказал Рене вспомнив вдруг о кольце. Однако, взгляд Елизаветы, устремленный на него, не позволил Рене закончить его мысль. Этот взгляд так хорошо знакомый мушкетеру Арамису почти позабылся аббату д’Эрбле. В ее зеленых глазах была и нежность, и страсть, и едва заметное ожидание. Отблески свечи золотились на ее свободно уложенных локанах. Мадам Елизавета была слишком красива. Аббат д'Эрбле был в последнее время слишком благочестив. В комнате еще некоторое время распространялся аромат погашенных свеч. Рене по привычке проснулся с рассветом. Елизавета спала, положив голову ему на плечо. И тут его словно молнией ударила мысль: «Кольцо»! Говорить о поручении Ордена с женщиной, которая еще не вполне очнулась от ночи любви - это весьма интересное занятие. Особенно если женщина норовит приложить к вашим губам свой маленький прелестный пальчик и самым нежным тоном сказать: "Тсссс!". А затем - перейти к действиям, весьма далеким от политики. Пришлось проявить некоторую настойчивость и отстраниться. Еще четверть часа ушла на уговоры: "Дорогая моя, я должен сказать вам нечто важное..." - мадам Елизавета ничего и слушать не хотела. Но когда услышала - онемела. Устремила на аббата долгий пристальный взгляд, в котором не было уже ни капли томной влажности. Была настороженность, легкая толика изумления и... пожалуй, с таким выражением на лице оценивают человека, который доказал, что с ним придется считаться. Рене почудилось, что к этому была примешана еще и жалость... - Ну что ж... - красавица легко спрыгнула с кровати, подошла к туалетному столику, на котором стояла большая шкатулка. Открыла ее ключиком, немного пошуршала бумагами. Вынула маленький, аккуратный конверт. - Вот то, за чем вы пришли, сударь. Кольцо оставьте себе, оно вам еще пригодится. Рене взял конверт. Женщина вцепилась в его плечи, притянула к себе. Глаза ее вновь туманились страстью. - Останься... прошу - еще немного... Уступить было так легко. Но неожиданно аббат вспомнил фразу "немедленно возвращайтесь назад". Значит, поручение имеет некие ограничения по времени. Принесший три обета и претендующий на принесение четвертого не должен ставить свои слабости выше общих интересов! Все, что с ним происходит, слишком напоминает испытание! Ах, господа иезуиты! Ах, какой спектакль для проверки лояльности нового духовного коадьютера! Даже если вся цепочка событий оказалась случайными совпадениями - подстраховаться не мешает. - Не могу. Потом. Если позовете. Сейчас - никак... ...То, что интуиция его не подвела, доказала встреча с ректором после возвращения. Поручение было выполнено в срок: письма переданы по назначению, а в качестве ответа послано не бумажное послание - другой перстень. И несколько слов для устной передачи. Мадам Елизавета также сыграла отведенную ей роль: о чем она говорила со своими покровителями, осталось тайной, но, видимо, ее отзыв был достаточно лестным для молодого священника. Увидев своего воспитанника в новой сутане с щегольским воротником, преподобный де Брессе не смог сдержать улыбку. - Кажется, вы вложили некие средства в свое облачение? Рене поклонился с самым покаянным видом. - Выглядите весьма недурно... Настолько недурно, что я подумываю о том, чтобы сделать вас своим личным секретарем, Рене. Вакансий пока нет, в миссионерский отдел провинции я вас отдавать не намерен, отсылать куда-то в иное место - тоже. Должность личного секретаря! Рене задохнулся от волнения. Это было куда выше, чем он ожидал... то есть ожидал именно этого, но несколько позже. - Ваша должность будет хлопотной. Я веду обширную переписку. Вам придется следить за ней, исполнять обязанности переводчика. Вы знаете испанский? - Да. - Еще? - Латынь, немецкий, польский, шведский, немного - английский. - Этого достаточно. Ваш почерк я знаю, он меня вполне устраивает. Как и прочие ваши качества. Не стану скрывать - возможно, что вы часто будете уезжать из Нанси. И эти поездки будут связаны с риском. - Я солдат, мне не привыкать смотреть в лицо опасности. Ректор снова улыбнулся. - Все мы солдаты... солдаты войска Христова... Что ж. Отдыхайте. Завтра в девять утра приступите к своим занятиям. И вот еще. Вам велели передать. В руках молодого священника оказался небольшой бархатный мешочек. В мешочке обнаружились два ключа и записка: "Возвращайтесь когда захотите". Подпись была совершенно излишней роскошью. История вторая, повествующая о пикардийском гостеприимстве Аббат д`Эрбле возвращался из поездки. Собственно, это была первая настоящая поездка по делам – две недели отлучки, несколько городов. Вкус тайны, который присутствовал в каждом сказанном слове. И почти по-мальчишески наивное опьянение властью, которую он получил. Личная власть была невеликой, можно сказать – совсем никакой. Но зато велик был Орден. Имена, которые приходилось упоминать, заставляли местных агентов бледнеть и подобострастно склоняться перед посланцем всемогущего Ордена иезуитов.
Ответов - 2
София: Большое спасибо! читала с удовольствием!
Анна Женевьева: Восхищена...
полная версия страницы