Форум » Наше творчество » Многосерийная сказка про Мордаунта-наоборот » Ответить
Многосерийная сказка про Мордаунта-наоборот
Nika: Как говориться, с благословения Nataly выдыхаю
Ответов - 10
Nika: Я думаю, многие из нас представляли себе это примерно так... понимаю, что ход несколько штампованный, но что вылезло, то вылезло... Анти-эпиграф: "Мы в ответе за тех, кого приручаем". (Антуан де Сент-Экзюпери, Маленький принц.) --Мистер Винтер! Мистер Винтер, этот негодник Джонни опять сьел одну только булочку с изюмом и не выпил молока! Малютка Джонни возвел глаза к небу и тоскливо перекрестился. Господи, дай сил. Ведь заставит пить молоко. Заставит. Не успел вылить, зазевался. Ну и поделом тебе, растяпа. Не выйдет из тебя отважного рыцаря и воина. Только те, кто пьют молоко вырастают отважными рыцарями... Малютка Джонни Фрэнсис Винтер совершенно искренне считал себя самым несчастным ребенком в Англии. У дяди Винтера не было жены и детей, поэтому он воспитывал Джонни как родного сына и желал ему только добра. А следовательно, детство Джонни было совершенно ужасным—с раннего утра его одевали в невыносимую роскошную одежду, кормили овсянкой и зажали заниматься. Французский, латынь, греческий и прочая ерудна занимали почти все свободное время мальчика. Облегчение приходило лишь вечером, когда дядюшка заканчивал дела и брал его с собой заниматься фехтованием, что Джонни обожал и верховой ездой, что Джонни обожал еще больше. --Мистер Винтер, ну что же мне с ним делать? Я уже лишала его сладкого, он все равно не пьет молока! Джонни закрыл глаза и заткнул руками уши. «Великий боже, не о чем тебя не прошу, лишь об одном—сделай так, чтоб все коровы Англии передохли в один прекрасный день...» «Ай-яй-яй, сын мой.» Джонни вскочил. «Матушка?» «Нет, мой дорогой, я тебе мерещусь.» «Тьфу ты, пропасть. Слава богу. Матушка, если вы и вправду мой ангел, сделайте так, чтобы...» «Нет, мой мальчик, этого не будет. Потому что тогда ты останешься без бифштексов.» «Я согласен остаться без бифштексов, лишь бы не пить молока.» «Не обижай дядю Винтера, сын мой. Ты должен вырасти сильным, умным и достойным нашего имени, а он желает тебе только добра.» --Джонни, с кем вы там болтаете? --С тенью моей матушки, милорд. Простите, я сейчас выпью молоко. --В самом деле, вы выпьете молоко, сэр? Джонни вздохнул, зажмурился и залпом проглотил молоко, при этом все же оставив на дне злополучную пенку. --Вы кое-что забыли, сэр,--беспощадно произнес лорд Винтер.—Вы же хотите вырасти большим и сильным и... --Милорд, это выше моих сил! Вы хотите меня погубить, милорд! --И достойным имени вашей матушки,--закончил дядя, сделав вид, что последнего всплеска отчаянья не было. --Причем тут пенка от молока, милорд? --Это полезно,--совершенно безжалостно заключил лорд Винтер. --Скажите, сэр, а моя матушка была красива? Винтер вздрогнул, внимательно посмотрел на мальчика и вдруг, ни произнеся ни слова, взял стакан и выбросил в окно. Мальчик изумленно наблюдал за его действиями. --Она была похожа на ангела.... на сегодня достаточно, сэр. Скажите спасибо, что я вас избавил от молока. --Благодарю вас, милорд. --Хотите знать, что нужно прежде всего, чтобы быть достойным ее имени? --Конечно, хочу, милорд. --Нужно уметь прощать своих врагов, ибо ненависть выжигает все человеческое в душе... обещайте, сын мой, что вы первым подадите руку своему врагу и простите его. --Обещаю, милорд. --Впрочем, ты еще слишком мал, чтобы понять то, что я сказал... --Я все понял, милорд. Кстати, сэр, вы обещали дать мне адрес моего сводного брата... --Конечно, но зачем тебе? --Я хочу подать руку сыну моего врага. --Для этого нужно сначала простить врага. --Мне кажется, я его простил. --Прекрасно, сын мой, прекрасно... что-то говорит мне, что вы вырастите настоящим дворянином... но молоко все же не помешает... --Я так и подумал,--вздохнул Джонни. --На сегодня все... спокойной ночи, мой мальчик. --Спокойной ночи, милорд. Джонни забрался в постель, задул свечу и произнес молитву. «Джонни, обещаю тебе, что вы встретитесь и станете друзьями. Хорошими друзьями.» «Матушка?» «Да не вскакивай ты так каждый раз при моем появлении...» «О ком вы говорите, матушка?» «Твой сводный брат, Рауль де Бражелон.» «Но его отец...» «Его отец не любил меня, но это никак не помешает вашей дружбе. Он не станет возражать тому, чтобы вы переписывались.» «А-а-а... И вы не думаете о том, что мне будет трудно смотреть ему в глаза?» «Запомни, Джонни, у него была своя правда, у меня своя. Просто его правда перевесила. А в том, что я твой ангел, никогда не сомневайся.» «Спокойной ночи, мой мальчик.» «Спокойной ночи, матушка.»
Nika: Молодой человек приятной наружности, хотя и с несколько тонкими чертами лица, светлыми волосами и голубыми глазами стоял посреди комнаты с двумя бумажками в руках. Собственно, это были не простые бумажки—это были уведомления о принятии в два университета, один престижней другого. Джонни задумчиво разглядывал письма и уже добрые пятнадцать минут разговаривал сам с собой, поскольку мать упорно не появлялась, хоть он столь же упорно намекал на то, что как раз сейчас ее совет ему не то что не помешал бы, а был просто необходим. Джонни уже вобще даже перестал удивляться этому явлению, то есть ее появлению в самых нужных и ненужных местах. Посоветовавшись с дядей, которого он особенно последние годы воспринимал больше как отца, а так же с местным священником, все пришли к выводу что в этом явлении нет ничего такого, после чего Джонни следовало бы считать ненормальным и молодой человек просто стал воспринимать это как норму своей жизни. К тому же после того, как Джонни приняли в Оксфорд и Сорбонну, священник оказался первым, кто перестал сомневаться в его нормальности. --Дьявол меня раздери,--бормотал Джонни, взвешивая все плюсы и минусы.—Оксфорд ближе к дяде. Это однозначно. Но я не должен цепляться за него всю жизнь. Сорбонна престижней. Но там все будет на французском. Как будто я не заню французский, как свой родной. К тому же больше половины занятий в любом случае будет на латыни. И там и там. Язык не отговорка. Если я не поеду сейчас в Сорбонну, я так и просижу как сыч в Англии. Но дьявол меня раздери, не так легко оставить человека, который стал для тебя всем... --Мальчик мой, с кем ты там болтаешь? Опять с тенью матери Джона Фрэнсиса? --Нет, милорд, на этот раз сам с собою. --Хм, приятно видеть, что ты общаешься с умным собеседником... надеюсь, ты не выберешь Оксфорд только оттого, что Лондон к нам ближе, чем Париж? --Как раз об этом я сейчас и думал, милорд. --Я кое-что слышал... мне нравятся твои размышления. Советую начать сборы прямо сейчас, если хочешь поспеть к началу семестра—до Парижа путь неблизкий, к тому же в пути тебя наверняка будут ждать какие-нибудь приключения. --Это еще с чего вы решили, милорд? --Возраст у тебя такой, мой мальчик. --А... признаться, я об этом вобще еще не думал, милорд. --Ну ничего, и этому свое время. А я бы подумал. Глядишь, какая-нибудь милая французская девушка сумеет сделаеть так, что ты вовсе прекратишь эти разговоры с загробным миром. --Милорд!—Джонни даже покраснел. Лорд Винтер расхохотался и потрепал его по плечу. --Всякому птенцу приходит время покинуть гнездо, а вы уже засиделись в своем. Собирайтесь, сударь, пока я вас сам не выпроводил. --Да у меня уже все готово, милорд. Я могу уехать прямо сейчас, если вы этого желаете. --Ну конечно, желаю, дьявол меня раздери. К тому же я сам в скором времени буду занят делами. Так что все к лучшему. --Вы меня не проводите? --Ты большой мальчик, Джонни. К тому же с таким ангелом тебе вобще нечего бояться. --А я и не боюсь... кстати, я что-то давно ее на видел. --Ну вот видишь, все потому, что она тоже считает, что ты вырос и тебе пора идти в большой мир... --Милорд! Одна только просьба—вы обещали мне рассказать все... --Нет, сын мой, не настало еще это время, да и признаться, я не готов еще к этому. «Еще бы не готов, болван, когда ты выглядел в этой истории не в лучшем свете. Когда ты чуть ли не сам затеял все это... да, но она отравила брата... да, но это никто не доказал... да, но других вариантов не было... все равно это не доказательство... она отравила ту бедную женщину... у нее не было выбора, ее загнали в угол... кто, граф де Ла Фер? Да он же сам потом клялся, что пальцем бы ее не тронул, будь она тише воды, ниже травы... ох, я запутался... как бы то ни было, я искупил свою вину, если она была... Джонни умный мальчик, он меня поймет, когда придет время, и простит...» --Милорд... --Нет-нет, Джонни, сейчас еще не время,--повторил он, стараясь отогнать нахлынувшие неприятные воспоминания.--Дай только слово, что не будешь мстить и таить зла. --Даю слово. --Ну, с богом... --Постойте, милорд, вы кое-что забыли. --Я?—удивленно протянул лорд Винтер. Однако Джонни тут же что-то быстро сказал слуге, который ушел и вскоре возвратился с подносом, на котором стояли два стакана с пенистым молоком. --Ты шутишь, негодник?—улыбаясь поитересовался лорд Винтер. --Нисколько,--со всей серьезностью ответил Джонни. --Ты ведь знаешь, моя умница, что взрослый организм не переносит молока?—попробовал отвертеться лорд Винтер. --А детский, вы думаете, переносит?—безжалостно поинтересовался Джонни. --Неужели я мало сделал для тебя, несносный мальчишка? --Сударь, не пытайтесь укрыться прошлым от настоящего,--ледяным тоном заключил Джонни.—Иначе я поеду в Оксфорд... --Так вот какая твоя благодарность, дьявол меня раздери... ладно, будь по твоему... Лорд Винтер уже подносил стакан к губам с самым скорбным видом, когда в последнюю секунду Джонни достал пистолет и выстрелом разнес стакан вдребезги. Свой же выпил залпом, закрыв глаза и мысленно произнеся молитву. --Вот так поступают благородные дворяне, милорд,--заключил он свои действия, водрузив свой стакан обратно на поднос. --Дьявол меня раздери, кто тебя научил так стрелять? --Вы, милорд... --Ах да, в самом деле... послушай, мой мальчик, я отправляюсь в одну поездку... она может быть опасной... --Милорд! --Не перебивай, мы с тобой взрослые люди и все ходим под богом... в любом случае, ты знаешь, где лежит завещание—все мое—твое... ты это заслужил... --Мне ничего не надо, милорд! Только чтобы вы были живы и здоровы! --Не болтай ерунды, сын мой. Состояние и имя никому еще не помешали, а образование у тебя точно будет...а я, со своей стороны, постараюсь понапрасну не лезть под пули... Ну, прощай и не забывай своего старого дядю... --Вы еще вовсе не старый, милорд,--заметил Джонни. Затем взял вещи, которых было немного, почтительно поднес к губам руку дяди и вышел, покачивая головой, давая понять, что весьма сомневается в том, что тот не станет напрасно рисковать...
Nika: Нам еще не жаль разлуки быстротечной Еще любовь сильнее жизни Но уже в плену фатальности одной Радость и печаль Соседствуют беспечно вечно Тенью и крылом у счастья за спиной (А. Иванов) Джонни путешествовал медленно—во первых, переваривал мысль о том, что он в самом деле по настоящему расстался с дядей, с которым прежде расставался самое большее на две недели, а во вторых, он действительно впервые оказался один в большом мире. Джонни был домоседом, он любил читать и заниматься, учеба всегда была ему в радость, поэтому он с удивлением обнаружил, что теперь еще любит путешествовать. Это было хорошо, иначе разлука была бы слишком грустной. Он итак поймал себя на том, что пишет дяде чуть ли не с каждого постоялого двора, правда, к счастью, отправлено было только самое первое письмо. Джонни обругал себя за излишнюю сентиментальность и без всякой жалости порвал остальные письма. Поскольку красивых француженок все еще на попадалось, во всяком случае таких, на которых можно было обратить внимание, Джонни уже почти привык к мысли о том, что поездка будет скучной, за исключением красот природы, и потому снова принялся за письма, уговаривая себя, что это более нормально, что внутренние разговоры с тенью матери, которая, кстати говоря, кажется, решила окончательно оставить его в покое... Едва Джонни подумал, что предстоит еще как минимум несколько дней унылой поездки, как на другой день все изменилось самым неожиданным образом. Подьезжая к реке с мыслью попасть на пром, чтобы переправиться на другую сторону, молодой человек какое-то волнение и тут же поспешил на помощь. Помощь и в самом деле была не лишней, во всяком случае самое главное уже завершилось—один молодой человек лежал на земле без сознания, другой сидел рядом с ним и пытался привести того в чувство. О том, что произошло, можно было догадаться не спрашивая, но Джонни был хорошо воспитан и поэтому спросил, спрыгнув с лошади, что случилось и чем он может помочь. Молодой человек, нисколько не обращая внимания на стекавшую с него самого воду, рассказал что сам едва подоспел на помощь тонувшему и теперь только надеется, что все обойдется. Джонни предложил ему переодеться, на что тот с благодарностью согласился. Лежавшего на земле решили не трогать, покуда тот не придет в себя—посовещавшись, оба решили, что ждать в таком случае лучше всего. Наконец тот закашлялся, открыл глаза и огляделся. --Господа, вы спасли мне жизнь, я теперь навеки ваш должник,--произнес он. --Уж во всяком случае мне вы точно ничего не должны,--тут же признался Джонни.—Когда я подоспел, этот славный господин уже вытащил вас из воды... кстати, сударь, за всеми хлопотами мы так и не представились друг другу... начнем с вас, судать, поскольку можно считать, что вы родились второй раз... --Благодаря вам, и все-таки я буду считать, что вам обоим,--повторил тот.—Меня зовут граф де Гиш, мой отец маршал Граммон. --У меня нет ни отца, ни матери,--задумчиво откликнулся второй молодой человек. --Надо же, какое совпадение, и у меня тоже,--подхватил Джонни.—Но скажите наконец свое имя... --Меня зовут виконт Рауль де... --Рауль?!—не дал ему договорить Джонни.—Рауль, это вы, это в самом деле вы? Не может быть такого совпадения! --Вы знакомы?—перебил его де Гиш. --Ах, боже мой, я ведь так и не назвал своего имени... я Джон Фрэнсис... Теперь настала очередь Рауля изумляться. --Сколько лет мы с вами переписывались, дорогой Джон? Это действительно совершенно невероятно! --Господа, господа!—напомнил о себе граф с некоторой досадой. --Это действительно совершенно невероятная история,--сказал Джонни, продолжая улыбаться.—Мы все вам расскажем, сударь, но для начала я предлагаю перекусить—у меня есть кое-что с собой и я буду рад с вами поделиться... граф еще слишком устал, чтобы двигаться дальше... --Я не маленький ребенок,--обиделся де Гиш, но было видно, что забота ему приятна, а еще более приятно само новое знакомство.—Может быть вы еще предложите здесь заночевать? --Согласен,--подхватил Рауль.—У меня есть время, тем более, если бы я ехал один, я бы только не переставая думал о своем опекуне, или еще хуже, писал бы ему письма... --Да что вы говорите, виконт,--усмехнулся Джонни.—Подумать только, сколько у нас общего... --Знаете, господа, у меня такое впечатление, что я и есть тот самый третий, который лишний,--заявил де Гиш, теперь уже окончательно обидевшись.—Может мне стоило в речке остаться и не мешать вам... --Граф, да что вы такое говорите, с ума вы, что ли сошли!—горячо закричали молодые люди, перебивая друг друга. --Ну ладно, ладно, я пошутил... --Ну и шуточки у вас, французов,--заметил Джонни. --Зато вы, англичане, шутите так, что плакать хочется,--в тон ответил де Гиш.—Господа, я в самом деле голоден, давайте поедим, а уж после насладимся историей вашей биографии, если вы не возражаете... Ему не возражали—дружно разложили на общий стол все, что было сьестного и еще более дружно выпили вина, хотя Рауль долго отказывался, уверяя, что он не большой любитель. После некоторого количества выпитого графу де Гишу была поведана странная история их знакомства по письмам, причем, как оказалось, оба стали настолько симпатичны друг другу, что не выбросили не одного письма... граф слушал и судя по всему, не очень-то верил, но Рауль пообещал показать ему письма, как только они когда-нибудь попадут к нему домой. После чего оба дружно принялись уговаривать Джонни бросить ко всем чертям эту Сорбонну, (Рауль был совершенно уверен, что граф де Ла Фер точно не одобрил бы таких речей с его стороны, но в его оправдание он выпил сначала из вежливости, потом за дружбу, а потом--чтобы не отставать от остальных) из которой, по словам де Гиша, в своем уме все равно никто не выходил, присоединиться к ним и поехать в армию всем вместе. --Мы никому не скажем, что вы англичанин,--заверил его де Гиш, приканчивая вино. --Ну и шуточки у вас, французов,--повторил Джонни, однако де Гиш уже ничего на это не ответил—он крепко спал. Рауль заботливо накрыл его плащом и на всякий случай еще добавил свой собственный. Затем сам лег рядом, положив голову на руки и принялся рассматривать звезды. Джонни без долгого раздумья тут же предложил ему половину своего плаща, на что Рауль благодарно согласился, однако продолжал разглядывать звездное небо. --Что вы там рассматриваете, Рауль?—поинтересовался Джонни. --Я? Ничего... Вам, наверное, странно это слышать, Джон, но я еще не отвык от того, чтобы не пожелать моему опекуну доброй ночи... Это самый лучший человек на свете, клянусь вам... «Я бы поспорил с этим»,--подумал Джонни, устраиваясь поудобней, но вслух ничего не сказал. --Простите,--тут же добавил Рауль.—Это было совершенно бестактно с моей стороны. --Послушайте, Рауль, у меня есть предложение,--вдруг неожиданно для самого себя произнес Джонни. --Я вас слушаю,--с готовностью отозвался Рауль.—Ваше первое предложение стать друзьями на всю жизнь мне уже пришлось по душе, уверен, что второе будет не хуже... --Я предлагаю, Рауль, раз и навсегда дать друг другу слово, что никогда, чтобы не случилось, никогда то, что произошло между нашими родителями не будет иметь никакого влияния на нашу с вами дружбу... это даже хорошо, что граф спит, а то бы он опять обиделся,--добавил Джонни.—Что вы скажете на это? --Я сам бы это предложил, если бы вы не опередили меня, дорогой Джон. Но что вы скажете моему опекуну, когда вы с ним встретитесь, а это произойдет, рано или поздно? --Я первый подам ему руку. Моя мать этого только желала бы. Поверьте, я знаю о чем я говорю. Это будет нелегко, но я это сделаю. --Вы поистине благородный человек, Джон! Я счастлив, что мы наконец встретились... и знаете, с какой-то стороны я вам даже немного завидую—вы хоть знаете все о своих родителях... --Так почему же вы прямо не спросите своего опекуна, что с ними сталось? --Я спрашивал,--вздохнул Рауль.—Это вопрос чести... я его понимаю...и более никогда не потревожу его расспросами, если он сам не заговорит об этом... --Мне кажется, что все у нас будет хорошо, Рауль. --Все уже хорошо, раз мы встретились и вместе... --За графом присматривайте, а то он как дитя малое,--заметил Джонни.—Кстати, вы не обратили внимание на одну штуку? --Нет, какую? --Подумайте внимательно, Рауль... --Решительно не понимаю, о чем вы говорите... --Да ведь нас трое. Вам это ничего не напоминает? Лорд Винтер кое-что рассказывал мне... --В самом деле, как вы точно заметили! Но вы ведь будете не с нами! --Не важно, я буду писать вам каждый день... и потом, это не навек... -- Но ведь их было четверо! --А четвертый присоединился не сразу... кому-нибудь еще повезет стать нашим братом... всему свой черед... так что же, Рауль, поклянемся—один за всех? --И все за одного,--тихо и более чем серьезно ответил Рауль.—Граф тоже клянется. Ничего, что он при этом спит? --Я думаю, он не будет возражать, хотя кое-что придется разьяснить... а теперь и нам не помешает отдых... Джонни уже устроился поудобней, насколько это было возможно в предоставленных условиях, но сон все не шел. Рауль уже тоже уснул—Джонни прекрасно видел, что у того буквально отлегло от сердца после того, как все точки над i были расставленны и что он был чрезвычайно доволен жизнью. «Дьявол меня раздери, теперь мне только бессонницы не хватало перед началом семестра...» «Не беспокойся, сын мой, это от впечатлений»... «Матушка?»--едва не произнес вслух Джонни, но во время остановился. Новые друзья этого в лучшем случае бы не поняли этого явления, в худшем приняли бы его странность как должное, но до такого не хотелось бы доводить. Поэтому он во время взял себя в руки. «Я уже заждался вас. Вы должны мной гордиться—я делю свой плащ с сыном моего врага». «Вижу, сын мой, вы превзошли все мои ожидания. И вы правильно заметили сходство в истории...» «У нас будет четвертый, матушка?» «Обязательно. Но сначала ты станешь профессором.» «Как пожелаете, матушка. Но кто же четвертый?» «Вы не терпеливы, сын мой. Этого я вам сказать не могу.» «Я так и подумал... »”Кстати, как ты догадался про сына?” «В самом деле, матушка? Мне просто подумалось...»”Ну конечно, ты же сообразительный мальчик. Только не вмешивайтесь в эту загадочную историю.” «Да за кого вы меня принимаете, в самом деле?» «За вас, мой милый, поэтому и говорю вам всегда то, что думаю—вы же видите, как Рауль на вас смотрит...» «Да, я заметил... что вы хотите, юному возрасту свойственна некоторая восторженность... Граф и тот спокойней, даром что постарше на пару лет...» «Не волнуйтесь, это он просто после купания. Он еще тоже тот фунт. На сегодня достаточно, мой мальчик.» «Более чем,»--согласился Джонни и еще раз оглядел спящую компанию. «Воистину неисповедимы пути господни,»--усмехнулся он, устроился поудобней и на этот раз уснул без приключений до самого утра...
Nataly: Персонажи узнаются с трудом, но написано хорошо:))) Ждем продолжения:) ЗЫ. Но при чем здесь я?...
Nika: Nataly пишет: Но при чем здесь я?... ну как же... при часовне Nataly пишет: Персонажи узнаются с трудом, но написано хорошо:))) ну... сказка же, все немного того, идеализированы... спасибо
Nika: Автор просит простить за некоторые допущенные исторические несовпадения и неточности. Джонни сидел за столом своей маленькой квартирки в Париже и пустым взглядом рассматривал сотни раз перечитанное письмо. Слова никак не желали укладываться в строчки, а строчки—в смысл произошедшего. Теперь он остался совершенно один... ни одной родной души... он вдруг поймал себя на мысли, что ни разу за всю жизнь не заплакал, даже когда его изредка наказывали в детстве, а это действительно было изредка, так как он был весьма послушным ребенком, да и к тому же не хотел зря расстраивать дядю... и вот теперь ему вдруг захотелось упасть на кровать и зарыдать... и он уже почти был близок к этому, как вдруг открылась дверь и в комнатку буквально влетел сияющий от радости Рауль. Джонни тут же взял себя в руки быстро убрал листочек. Ему не хотелось расстраивать Рауля своей печалью. «Я все-таки не совсем один,»--тут же мысленно поправился он.—«Грешно так думать, когда у тебя такие друзья. Самые лучшие на свете...» --Джон, как я рад, что наконец снова вас вижу! Я должен рассказать вам одну вещь... вы не поверите... что с вами, отчего вы так бледны? --Ничего, Рауль, просто устал, вчера поздно лег. Говорите, я вижу, что у вас есть радостное известие... --Вы мне не нравитесь, Джон... Тут Рауль заметил смятый листок, подошел к столу и осторожно взял письмо в руки. Джонни не стал его останавливать—секретов друг от друга у них давно не было, да и не секрет это вовсе... --Джон...—медленно произнес Рауль. Вся его веселось исчезла разом.—Я могу что-нибудь сделать для вас, Джон? --Благодарю вас, Рауль, думаю, что нет... не беспокойтесь, я в порядке... вы мне хотели что-то сказать, я вас слушаю. --Но... --Говорите, Рауль, теперь уже ничего не изменить... говорите, прошу вас. --Мне, право, даже не удобно... дело в том, что я узнал, кто мой родной отец. --Так ведь это замечательно. --Это... это граф де Ла Фер. --Вот как? В самом деле? --Джон... --Рауль, разве вы не помните нашей клятвы на берегу реки тем вечером? Что изменилось с тех пор? --Боже мой, ну почему все должно было быть так! --Рауль, перестаньте... Воцарилось молчание. Рауль жалел о сказанном, Джонни жалел, что не успел спрятать злополучное письмо. --Нам нужно развеяться,--наконец произнес Рауль. --Я не против, а что вы предлагаете? Рауль выразительно посмотрел на него и пожал плечами. --Рауль, вы делаете успехи! Но что скажет граф? --Откуда он об этом узнает? --В самом деле... --Беда только в том, что я не знаю ни одного приличного места... --Боже мой, Рауль, да разве такие места бывают приличными? --Я хотел сказать—относительно,--поправился Рауль. Как раз в это время открылась дверь и в комнату влетел граф де Гиш. --Друзья мои, мы снова вместе, разлука с вами была совершенно не выносима для моего сердца!—провозгласил он, бросаясь обниматься с обоими поочереди и вместе.—Какое счастье снова вас видеть, дорогие... Джон, что с вами? Рауль как можно осторожнее рассказал о смерти лорда Винтера и еще как можно осторожнее добавил свою идею о развлечении. --Рауль, вы делаете успехи! Как хорошо, что я вас застал... пойдемте, я знаю пару местечек... Уже у самой двери Джонни услыхал, как молодые люди заговорщецки перешептываются между собой. «Де Гиш, ни слова графу.»”Вы с ума сошли, виконт... ни слова маршалу...” «Дети, честное слово,»--едва не рассмеялся Джонни, несмотря на то, что горечь утраты еще раз кольнула сердце—у них обоих были, по крайней мере, отцы... но он еще раз взял себя в руки и поторопил друзей—раз уж решились, отступать теперь некуда... Пройдя пару кварталов все трое вдруг заметили что-то неладное—на мостовой чернели пятна крови, Рауль случайно обнаружил чью-то переломанную пополам шпагу, Джонни поднял с земли кинжал, на котором тоже была видна запекшаяся кровь. Все это не понравилось молодым людям, они двинулись дальше, в надежде или опасении увидеть еще какие-нибудь последствия драки. Свернув за угол Рауль, шедший первым, внезапно остановился. --Господи боже мой! На земле лежал молодой человек лет двадцати пяти, вся рубашка была в крови. Рауль был кое-чему обучен за время службы в армии и тут же приложил ухо к груди и затем осмотрел рану. --Не опасно, он просто потерял сознание от потери крови. Мы во время подоспели, надо его только перевязать... Прежде чем Джонни успел что-то сделать, де Гиш оторвал кусок своей рубашки и протянул Раулю. Тот принялся за дело. --Что вы скажете маршалу, де Гиш?—усмехнулся Джонни.—Уверяю вас, я буду молчать... Рауль, вам помочь? --Нет-нет, я сам, слава богу, удар был не сильный... отлежиться, даже вспоминать не будет... Молодой человек вздохнул, открыл глаза и увидел трех друзей, склонившихся над ним. Их лица выражали тревогу и сочуствие. --Вы можете говорить, сударь?—спросил Рауль.—Что тут произошло? --Дуэль... запрещены... законом... король... --Будьте спокойны, мы никому ничего не расскажем... --Благодарю вас, господа... я достану его из-под земли, клянусь вам! Он трус, ничтожный трус! --Сначала вы должны выздороветь, а потом можете доставать кого угодно. Если вы не возражаете, мы вас отнесем домой к этому господину,--Рауль указал на Джонни.—Он живет неподалеку отсюда. --Благодарю вас... мне, право, неудобно... я лучше пойду домой...—при этих словах молодой человек довольно бодро сделал попытку подняться, но тут же упал обратно на землю. --Лежите, пожалуйста,--строго велел Рауль.—Только хуже сделаете... --Позвольте мне,--сказал Джонни и осторожно поднял его на руки.—Скажите только, как вас зовут? --Граф де Бикара,--едва слышно ответил молодой человек и вновь потерял сознание. Рауль удивленно вскинул брови. --Что такого необычно в его имени?—спросил де Гиш. --Я ведь вам рассказывал... так-то вы внимательно слушали... --Бикара, Бикара,--повторил де Гиш, тщетно пытаясь вспомнить подробности рассказа Рауля. Джонни посмотрел на виконта и улыбнулся: --Я ведь говорил, что нас будет четверо... --Да кто же это такой?—спросил де Гиш, поняв, что сам ни за что не вспомнит. --Думайте, де Гиш, думайте,--махнул рукой Рауль.—Скажете, когда вспомните... И друзья зашагали к дому Джонни, оставив графа стоять в разорванной рубашке посреди улицы—впрочем, тот был все еще занят тем, что пытался вспомнить происхождение загадочной фамилии, а потому не обращал внимания на свой внешний вид...
Nika: --Я вам говорил, Рауль, что не следует поддаваться на его провокации... Это нехороший и бесчестный человек,--говорил Бикара мягким голосом, не сводя глаз с Рауля, который сидел, глядя в пол, сжимая и разжимая кулаки.—Кроме того, он просто трус—вспомните, как он оставил меня лежать на улице, хотя знал, что рана не тяжелая—если бы не вы, я бы просто истек кровью... --Я его убью,--медленно и расстановкой произнес Рауль, подняв наконец глаза на товарища.—Я убью его, и мне совершенно все равно, что после этого будет... --Рауль... --Он назвал меня... --Не надо, не повторяйте,--Бикара поморщился.—Лично я считаю, что он недостоин того, чтобы марать об него клинок и подвергать себя опасности... --А я тоже считаю, что мерзавца надо проучить,--произнес неожиданно серьезно обычно всегда веселый де Гиш.—Рауль, если вы решите драться, я поговорю с отцом—может, ему удасться убедить короля сделать исключение... --Спасибо,--глухим голосом ответил Рауль и снова уставился в пол.—Я буду драться. Бикара взглянул на де Гиша, тот покачал головой, как бы говоря, что если Рауль решился, то отговаривать его бесполезно—осталось только поддержать... --Тогда вам осталось только выбрать секунданта, Рауль, а мы к вашим услугам... --Я предпочел бы Джона, друзья, но мне кажется, что словом он владеет лучше, чем шпагой... --Мне тоже,--согласился Бикара,-- Он не сможет вам отказать, если вы его попросите. Не стоит ставить его в неловкое положение. --А Бикара уже знает его, как противника. Тут даже думать нечего,--сказал де Гиш.—Я не отказываюсь, Рауль, просто так честнее. --Я знаю,--кивнул Рауль.—Хорошо, если вы согласны... Бикара с готовностью кивнул—он давно искал повода, чтобы отблагодарить Рауля за заботу, которую он проявил по отношению к нему в тот вечер, хоть прекрасно знал, что это было совершенно излишне, все же был рад предоставившемуся случаю оказать ответную услугу. --Ура!—опять повеселел де Гиш.—Ура, дуэль, господа, дуэль... --Кто тут говорит о дуэли?—послышался знакомый Раулю голос, отворилась дверь и в комнату вошел Атос. Молодые люди вскочили, словно провинившиеся нашалившие дети.—Добрый день, господа... здравствуйте, господин де Бикара, рад встрече с вами. --Добрый день, господин граф, клянусь вам, что я отговаривал их от этой затеи,--тут же принялся оправдываться Бикара. Атос улыбулся. --Дуэли не будет, дети мои. --Но, отец,--попробовал возразить Рауль. --Я все слышал, Рауль и я бы сам отправил господина де Варда на тот свет. Но господин Бикара прав—он не стоит того, чтобы подвергать себя опасности. --Вы хотите, чтобы я оставил это просто так, отец? --Господин де Вард принес извинения вам, господину д'Артаньяну и мне и я ими совершенно удовлетворен. А уж вам, Рауль, должно быть хорошо известно, как меня трудно удовлетворить извинениями,--Атос опять улыбнулся.—Забудем об этой истории, господа. Вы меня слышите, Рауль? --Да, отец. Постараюсь забыть. Благодарю вас. --Если я вам нужен, я буду у себя дома... Атос тепло простился со всеми и ушел, приятели с облегчением уселись и взглянули друг на друга—все-таки сам Атос, а не кто-нибудь... ну и повезло же этому Раулю с таким отцом, подумал де Гиш, хотя и ему тоже было кем гордиться... Рауль жалел, что отец разминулся с Джоном, который должен был прийти с минуты на минуту, но с другой стороны это, наверное, было к лучшему—Рауль не мог предположить, как бы они себя чувствовали друг с другом... Отец никогда не был против их переписки, и никогда не препятствовал дружбе, когда она началась, но он сам никогда не заговаривал о прошлом, словно ему это причиняли физическую боль, а Рауль не решался приглашать Джона в дом—это было бы уж слишком... с другой стороны, прошло уже достаточно много времени с тех событий, и Рауль предполагал, что если бы они встретились, они просто были бы вежливы друг с другом и ничего особенного бы не случилось. Тем более, что отцу были симпатичны по настоящему благородные люди, а уж Джону никак нельзя было отказать в самом настоящем благородстве—Рауль был уверен, что со временем Джон без труда завоевал бы искреннюю симпатию Атоса. К тому же Джон по молчаливому согласию давно стал уже вожаком их сначала тройки, а теперь четверки, и это еще больше напоминало всем сходство с друзьями отца, на которых все четверо невольно пытались походить... --Я бы его все-таки проучил,--упрямо произнес де Гиш. --Что же вы предлагаете—снять штаны и надавать розог?—поинтересовался Бикара. --Розог можно и в штанах надавать,--не успокаивался де Гиш. --Господа, я дал отцу слово,--напомнил Рауль.—Вы как хотите, а я пожалуй его догоню—кто знает, когда он еще сможет быть в Париже... вечером в Сосновой шишке,--заключил Рауль и вышел. --Неужели мы так это оставим?—снова спросил де Гиш.—Ведь не обязательно же драться, чтобы поставить мерзавца на место... --Да, мне кажется, вы правы... давайте посоветуемся с Джоном... а вот и он... --Что случилось, господа? Ему поведали о происшедшем и спросили совета о том, как лучше всего разделаться с мерзавцем, так, чтобы запомнил раз и навсегда. Джонни задумался, и вдруг неожиданно повеселел. --Господа, я вспомнил одну историю, которую мне рассказал Рауль... это будет нелегко, но мы это сделаем для него... Вечером в знаменитой Сосновой шишке намечалась славная гулянка времен незабвенного де Тревиля. Атос и д'Артаньян, устроившись за своим столиком, наслаждались обществом друг друга, жалея лишь об отсутствии Арамиса и Портоса. Рауль должен был присоедениться с минуты на минуту, а пока же сама собой начавшаяся вечеринка была в самом разгаре. Вскоре явился и Рауль, все еще пребывая в задумчивости после дневного разговора, вежливо отказался от общества товарищей по оружию и сел рядом с отцом. --Вы все еще жалеете о том, что я не позволил вам драться с де Вардом, Рауль? Рауль не успел ответить—в Шишке раздался буквально взрыв хохота. Все трое обернулись. У д'Артаньяна брови полезли наверх, хотя в последнее время его трудно было удивить чем-либо, у Рауля пропал дар речи, Атос улыбался. Посреди трактира стоял граф де Вард, совершенно красного цвета, одетый в женское платье, Джонни крепко держал его за шиворот, а стоявших рядом де Гиша и Бикара буквально распирало от смеха. --Поглядите-ка, Атос,--д'Артаньян толкнул того локтем,--поглядите, однако, что из наших подвигов войдет в историю... как вам это нравится—возвращение де Жюссака тридцать лет спустя? Это же надо, что запоминается молодежи... --Погодите, д'Артаньян,--ответил Атос.—Я хочу знать, до чего они дойдут. Лично мне эта молодежь очень нравится. --И мне тоже,--кивнул д'Артаньян.—Поздравляю вас, Рауль, у вас прекрасные друзья. Рауль все еще только хлопал глазами и не находил слов. --Эй, трактирщик, не найдется ли у тебя вина для госпожи де Вард? --Помилуйте, Джон, да вы его сейчас до разрыва сердца доведете,--еле выговорил Бикара, вытирая слезы. --Его... или нас,--добавил де Гиш. Присутствующие в Шишке тоже умирали от хохота. --Погодите, я еще не закончил,--обьявил Джонни, на лице которого за все это время не дрогнул ни один мускул. --Какой славный молодой человек,--заметил Атос д'Артаньяну. --Да это же... --Я прекрасно знаю, кто это,--шепотом добавил Атос.—Я первый подам ему руку, если он не станет возражать... Д'Артаньян пожал плечами, положил ногу на ногу и устроился поудобней, как будто собрался смотреть последнюю комедию Мольера. --Я передумал, трактирщик,--ледяным голосом продолжал в это время Дожнни.—Принесите-ка госпоже де Вард топленого молока... --Господи, сделай так, чтобы я сейчас умер,--прошептал де Вард, но Джонни его услышал. --Господин де Вард, я бы хотел, чтобы вы усвоили мораль этой истории, а она такова: «Не делай другому того, чего не пожелаешь себе...» Вы меня поняли? --Отпустите меня... --Сначала вы извинитесь перед виконтом, господином д’Артаньяном и графом де Ла Фер... --Это совершенно излишне, господин Винтер, я уже слышал его извинения,--сказал Атос. --Да, господин граф, но я их еще не слышал,--ответил Джонни, глядя прямо в глаза Атосу.—Немедленно извиняйтесь, сударь, и я с величайшим удовольствием отпущу вас на все четыре стороны... --Простите меня, господа... простите, я больше никогда не буду... --Придеться поверить вам на слово... убирайтесь, и больше не попадайтесь мне на глаза... Де Вард покинул из трактир с самым жалким видом. Никто не двинулся с места, чтобы ему помочь—очевидно, Бикара и Рауль были не первыми жертвами его злого языка... --Не желаете ли присоедениться к нам, господа?—пригласил Атос все еще хохочущую компанию. --Благодарю вас, господа, но меня ждут,--вежливо отказался Бикара и пожав всем руки, удалился. Де Гиш последовал его примеру, сославшись на ту же причину. Гуляющие в Шишке тоже постепенно расходились, не забыв высказать Джону восхищение забавной проделкой. Д'Артаньян прекрасно видел, что Атосу было что сказать Джону и он только ждал удобного случая, поэтому ушел вместе с Раулем, пообещав рассказать последнему очередную увлекательную историю из дней их молодости. Джонни и Атос сидели друг против друга, потягивали вино и гадали, кто первый начнет разговор. Наконец Атос, как старший, решил взять инициативу на себя. --Вы в самом деле славный товарищ, господин Винтер,--произнес он наконец, отодвинув бутылку.—Рауль много рассказывал мне о вас. Он очень вас любит. --Я люблю его не меньше, сударь,--тут же откликнулся Джонни.—Он мой лучший друг... Наступило молчание. Атос, подумав, снова взял бутылку и долил бокал Джону и себе. --Господин Винтер,--наконец произнес Атос.—Джон... простите нас. Простите... меня... у меня не было другого выхода, она сама подписала себе приговор... никто не тронул бы ее пальцем, если бы она никого не трогала, клянусь вам, Джон... --Я вас давно простил, господин граф. Я говорю это совершенно искренне. --Я вижу... благодарю вас за это... я рад, что у моего сына такие друзья. --Давайте выпьем, господин граф? --С величайшийм удовольствием... за понимание? --За понимание и дружбу,--подхватил Джонни.—Если вы не против, конечно. --Я не против... Оба залпом осушили бокалы. --Кстати, Джон, а вы не знаете, с чего этот самый де Вард прицепился тогда к Бикара? Он достойный сын своего отца, а вы ведь знаете... --Знаю... похоже, де Вард просто из тех, кто ищут приключений на место, противоположное от головы... кажется, он сказал что-то некрасивое в адрес его возлюбленной, а Бикара не из тех, кто допускает такие вещи... однако мне тоже пора, господин граф, уже становится поздно... --Прошу вас, называйте меня просто Атосом... --Вы это серьезно? --Совершенно. --При одном условии. --Говорите. --Называйте меня Джонни. --Подходит. Но мне тоже в самом деле пора, Рауль меня ждет. Я рад, что мы наконец во всем разобрались, Джонни. --А я-то тем более, господин Атос. Рауль очень переживал, как мы с вами поладим. До встречи, господин Атос. --До встречи, Джонни. Оба разошлись, весьма довольные друг другом и жизнью. Джонни даже не гадал, куда отправились друзья—у Бикара, как уже было замеченно, была возлюбленная, которую он обожал, ему отвечали взаимностью, и он был совершенно счастлив, де Гиш полагал, что у него была возлюбленная, которая изредка одаривала его возможностью поцеловать ей руку, но графу и этого было достаточно, чтобы тоже быть совершенно счастливым, Рауль же полагал, что у него была невеста, но сейчас здесь был его отец, поэтому он был счастлив вдвойне. Джонни подумал, что как раз сейчас он в самом выгодном положении, потому что ночью он может делать то, что на самом деле должны делать люди. Поэтому он допил бутылку, отправился прямо к себе домой и проспал сном праведника до самого утра.
Nika: Первые лучи утреннего солнца едва коснулись спящего Парижа. Ветерок приятно шелестел занавесками. Молодой человек в форме гвардейцев его величества Людовика ХIV стоял в полной боевой готовности посреди небольшой комнатки и с грустью смотрел на спящую прекрасную девушку. Затем не удержался, наклонился и поцеловал ее в алые, похожие на спелые вишни, губы. Девушка улыбнулась, открыла глаза и словно что-то вспомнив, вздохнула: --Ты уже? --Мне пора,--тихо ответил молодой человек.—Не грусти, я скоро вернусь... Девушка снова вздохнула и покачала головой. --Что с тобой? Отчего ты так бледна? Ну что ты, в самом деле? Какое-то пустяковое задание, туда и обратно... --У меня болит сердце,--едва слышно произнесла девушка, упав на подушки. Молодой человек побледнел, как будто тоже что-то вспомнив, но взял себя в руки, присел на краешек постели и прижал ее к себе, как ребенка. --Надо позвать доктора... --Нет, ты не понимаешь... я боюсь за тебя... никогда не боялась, когда ты уходил, а сегодня...—она взяла его руки и прижала к своей груди.—Слышишь? --Успокойся... успокойся, счастье мое, все будет хорошо... я же не на войну еду... --Убить могут и дома из-за угла... --Успокойся, глупенькая... если бы мне было суждено умереть во цвете лет, я бы умер после той злополучной дуэли... и тогда тебе почему-то страшно не было... со мной ничего не случиться, ты все сама себе придумала... у меня есть ты и мои друзья, я сверну горы... ты еще не передумала выходить за меня замуж? --Я никогда не передумаю... отчего ты все время это спрашиваешь? --Потому что ты можешь выйти замуж за какого-нибудь знатного герцога... --Скажи еще—за короля... --За короля—это уже чересчур... а вот за герцога... --Да замолчишь ты? Не хочу я никаких знатных герцогов... как ты еще не понял, что я люблю тебя и не хочу никого другого? --Я понял, понял,--засмеялся молодой человек.—Ну вот, ты успокоилась... мне тоже никто не нужен, кроме тебя...—он снова прижал ее к себе и поцеловал черные волнистые волосы. --Господи, не уходи... не уходи, пожалуйста... --Ну хорошо, хорошо... хочешь, я скажу, что ты заболела и никуда не поеду? Хочешь? Одно только твое слово... Он прекрасно видел, что как бы ей не хотелось удержать его и произнести только одно это слово, она никогда не сказала бы этого вслух. Он видел, какого труда ей это стоило, поэтому не стал продолжать этот разговор. --Я вернусь и мы обвенчаемся. В тот же день. Обещаю тебе. --Правда? --Конечно. Даю слово. Если ты меня сейчас поцелуешь, я буду самым счастливым человеком в мире. Она обняла его за шею, крепко поцеловала и легла на подушки. Он укрыл ее одеялом и тоже поцеловал. --Не плачь. --Не буду. Правда. Даю слово. --Поспи еще немножко. Еще очень рано. --Хорошо,--послушно ответила она и свернулась котенком под одеялом.—Иди. Иди, а не то у меня не хватит сил отпустить тебя... Молодой человек покачал головой, как бы не веря в то, что она не будет плакать и направился к выходу. У самой двери он остановился, заставил себя улыбнуться, потому что у него на душе тоже скребли кошки и послал ей воздушный поцелуй. Она тоже изо всех сил заставила себя ответить ему улыбкой и отправила вслед два поцелуя. --Прощай, любовь моя,--прошептала она, когда дверь за ним закрылась, упала на подушки, закрыла лицо руками и горько заплакала. Но он уже не слышал ее слез... --Доброе утро, Джон. --Здравствуйте, друг мой. Я вижу, вы уже во всем вооружении? --Да, мы отбываем через пару часов. Мне надо будет еще зайти к нашему славному графу... --Ах да, граф... скажите ему, ради бога, чтоб не обижался на меня—я должен закончить эту чертову диссертацию, а она никак не идет после отьезда Рауля... --От него не было писем? Джон покачал головой. И вдруг стукнул кулаком по столу. Бикара впервые за все время их дружбы увидел, как тот потерял самообладание. --Чертов герцог! Чтоб ему пусто было со своим Джиджелли! --Джон! --Простите, сударь. Я прекрасно понимаю, что если бы не Бофор, нашелся бы кто-то еще с такой же самоубийственной экспедицией... --Вот именно. Уж если сам Атос не смог помешать этой идее, никого из нас он бы подавно не услышал. --Кстати, я, пожалуй, сьезжу к Атосу... признаться, он беспокоит меня больше, чем Рауль—Рауль, по крайней мере, молод... может быть, у него все еще обойдется... --Да, я понимаю, о чем вы... это правильная мысль... кстати, раз уж мы заговорили об этом, могу я попросить вас об одном одолжении? --Конечно, Бикара, я сделаю для вас все, что вы хотите. --Благодарю вас, но это будет несколько необычная просьба. --Я вас слушаю. --Видите ли, Джон, я не могу вам этого обьяснить, но меня с самого утра не покидает дурное предчуствие... --Вы что, с ума сошли? Какие еще суеверия в наши лета? --Вы не понимаете, Джон. Вы ведь знаете, что мой отец был храбрецом и никогда ничего не боялся, он умер в зрелом возрасте со шпагой в руках в одном из сражений с испанцами... мои родители обожали друг друга, и моя мать никогда не боялась отпускать его ни в один поход—она словно всегда знала, что он вернется... но в самый последний раз она сказала моему отцу, что у нее болит сердце—ей кажется, что они больше никогда не увидятся... отец тоже сказал, что это суеверные предрассудки, и был убил первой пулей в атаке—он умер с ее именем на устах... --Боже мой, какая прекрасная история долгого счастливого брака... Всем бы так... зачем вы мне это рассказали? --Вы не понимаете, Джон. Сегодня утром моя возлюбленная сказала мне, что у нее болит сердце. Джон вздрогнул, но тут же взял себя в руки. --Какая ерунда. Простое совпадение. Вы же не на войну едете. --Я сказал ей тоже самое. Вам прекрасно известно, что я тоже не из трусов—но признайте, что в этом что-то есть... --Признаю. Так что вы хотели? --Если со мной что-то случиться... --Замолчите, Бикара. --Это вы помолчите сейчас, Джон, и послушайте меня... так вот, если со мной что-то случится, я вас прошу, не оставляйте ее одну первое время... она из тех женщин, что любят только один раз, и я боюсь... понимаете? --Понимаю. Не беспокойтесь. Но для этого мне надо знать ее имя. Бикара помолчал, прикидывая, можно ли выкрутиться из этой ситуации, не называя имен. --Я никому ничего не скажу, друг мой, но вы же понимаете, что я должен знать, как ее зовут, иначе я не смогу выполнить вашу просьбу, хоть мне и кажется, что все обойдется. Джонни кривил душой—ему показалось, что он впервые в жизни стал верить в приметы. «Матушка, сделайте так, чтобы с ним ничего не случилось»... господи, как давно этого не было... это уже совсем никуда не годилось... Интересно, сколько сейчас лет было бы матери? --Франсуаза д'Обинье,--вывел его из раздумий голос Бикара. --Что вы сказали? --Франсуаза д'Обинье,--повторил молодой человек, смущенно улыбаясь.—Я вижу, вы мне не верите—я сам себе долгое время не верил... --Да почему же. Вы счастливец, Бикара, это необыкновенная женщина. --Я знаю, Джон. Одна только проблема—она хочет выйти за меня замуж. --А вы считаете себя не подходящей партией и полагаете, что ей будет лучше с каким-нибудь герцогом... --Угадали. --Вот уже не предполагал, что вы глупы, Бикара... --Не будем об этом, Джон. Будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала давайте загадаем, чтобы я вернулся. --Вы глупы, Бикара,--повторил Джон, улыбаясь.—У нас только одна проблема, и это Рауль. Но мне кажется, что и тут все будет хорошо. --Вы обещаете?—упрямо повторил Бикара. Джонни только кивнул, поняв, что разубеждать его бесполезно и легче согласиться. Друзья крепко обнялись. --Прощайте, Джон. Джонни не нашел в себе сил ответить и только кивнул. Опустился на стул и тупо уставился в листочки диссертации. Надо было заканчивать, как бы все ни было...
Nika: Д'Артаньян в задумчивости и каком-то оцепенении, не покидавшем его после последних событий, стоял возле двери квартирки Джона и не решался войти. Он прекрасно понимал, что должен это сделать и сделает, более того, он совершенно не отказывался от выполнения своего долга... он просто оттягивал до последнего момента, точнее, подбирал правильные слова. Двое из четырех. Их осталось двое из неразлучной четверки, на которую им, старикам... да нет же, ну какие же старики, они еще молоды в душе, это просто такое образное выражение... да, так вот, он тоже, как и Атос, часто ловил себя на мысли, что они как бы их отражение... как будто они, мушкетеры, их отцы... И их теперь тоже осталось только двое. К тому же, если учесть, где теперь Арамис и чем он занимается—д'Артаньян, конечно, скорее предполагал, чем располагал вобще хоть какими-то фактами, но в воображенье ему во все времена никто никогда не отказывал, так что вообразить он мог все, что угодно—от Арамиса толку теперь мало, практически вобще никакого... и нечего убеждать себя, как в молодости, что дружба дружбой, где бы он ни был и чтобы он не делал... д'Артаньян даже до конца не мог отдать себе отчета в том, что он сейчас к нему чувствовал—нет, конечно, ему и на секунду не могло прийти в голову обвинить Арамиса в смерти Портоса... но пока он не получит хоть одной весточки, он шагу не сделает, чтобы разыскать его—да и к тому же, зная до конца Арамиса, это может быть и небезопасно для обоих... это так, для очистки совести, а дружба здесь на самом деле не при чем... но им-то, им-то за что это все досталось? Господи, только бы там сейчас де Гиша не было-какими словами сообщать ему о смерти Рауля? Д'Артаньян успел так же обратить внимание и на то, что в четверке на самом деле преобладали пары—де Гиш обожал Рауля, не просто за то, что тот когда-то вытащил его из реки, а так уж сложилось, Рауль боготворил Джона (это ему тоже отдаленно что-то напоминало), Джон любил Рауля (по большому счету он любил всех одинакого, но выделял всегда виконта), но для бесед находил больше общего с Бикара... последний вовсе не давал д'Артаньяну покоя. Какого черта он потащился в ту пещеру! На Бель Иле и без этого было чем заняться, нет, надо было до последней минуты проявлять благородство... В конце концов, выругавшись про себя любимыми мушкетерскими ругательствами и окончательно убедившись в том, что правильных слов в такой ситуации нет и не будет, толкнул дверь и вошел без стука. Дьявол, де Гиш был здесь, обсуждают диссертацию Джона... ну хорошо, так даже лучше, одним махом... --Добрый день, господин д'Артаньян,--Джонни оторвался от исписанных листочков.—Какая честь для меня... садитесь, прошу вас... Д'Артаньян убедился в том, что они еще ничего не знали, пробормотал нечто невразумительное про то, что день на самом деле не такой уж и добрый и остался стоять. --Что вы хотите этим сказать, сударь?—подозрительно спросил Джон. Де Гиш вдруг побледнел, подошел к д'Артаньяну и спросил, едва слышно, глядя прямо в глаза: --Кто? --Оба,--еще тише ответил д'Артаньян. --Не может быть,--медленно сказал де Гиш.—Этого не может быть... --Я сам видел их обоих... мне очень жаль, господа... --Я не хочу,--произнес де Гиш.—Не хочу, не хочу... --Граф, перестаньте,--Джонни вышел из-за стола и подошел к де Гишу.—Нам всем очень тяжело, но мы должны держать себя в руках... --Идите к черту, Джон! Вам всегда было на меня наплевать... Д'Артаньян покачал головой—это ему тоже что-то напомнило. Не до такой степени, но все же... --Неправда,--спокойно и уже ласковее ответил Джон.—И вы это знаете. --Я пойду, господа,--сказал д'Артаньян. --Не уходите, я хочу знать, как все это было,--ответил де Гиш. И вдруг закрыл лицо руками и заплакал, никого не стесняясь. Да и стесняться, собственно, было некого... Джонни прижал его к себе и принялся успокаивать, как мать ребенка. Или... это уже становилось совершенно невыносимо. Д'Артаньян окончательно собрался уходить, но Джонни взглядом попросил его остаться. Д'Артаньян не посмел возражать его просьбе... Де Гиш, наконец, внял просьбам Джона успокоиться и сделал это настолько, насколько это было возможно. Джон попросил де Гиша лечь отдохнуть, тот не стал сопротивляться и даже позволил укрыть себя одеялом и наконец уснул. --Простите, сударь,--произнес Джонни, когда де Гиш наконец уснул.—Я не должен был вас задерживать... --Не беспокойтесь, я не спешу. --А вы сами как? --Я?— несколько удивленно переспросил д'Артаньян. Рауль, царствие ему небесное, был прав—этому молодому человеку действительно не откажешь в искреннем благородстве... с другой стороны, прошло уже столько времени, что действительно пора все забыть, естественно, все, что можно забыть при данных условиях... вот он и забыл...—Благодарю вас, Джон, я в полном порядке. --Да? На вас смотреть жутко... --А вы не смотрите... --О дьявол! Я же совсем забыл... --Что такое? --Сударь, мне, право, совершенно не удобно, но я вынужден попросить вас о небольшом одолжении... --Говорите, Джон, говорите, я же сказал, что никуда не спешу... --Видите ли, господин д'Артаньян, я считаю, что я должен сам сообщить его невесте, как бы тяжело это не было для меня... для нее это будет еще тяжелее... но я не хотел бы сейчас оставлять графа одного, вы же видите, он как дите малое... --Конечно, Джон, идите, я останусь с ним пока вы не вернетесь. --Благодарю вас,--Джонни одел плащ и направился к двери. --Послушайте, Джон,--вдруг окликнул его д'Артаньян. «О господи, сейчас и этот будет извиняться,»--тоскливо подумал Джон.—«Не достаточно того, что я их простил, надо услышать подтверждение на словах...» --Я вас простил, господин д'Артаньян,--опередил его Джон. --Дьявол,--пробурчал д'Артаньян.—Вы правы, я примерно это хотел вам сказать... --Я понимаю, что у вас не было выхода,--спокойно продолжал Джон. --Послушайте, Джон, не откладывайте дела в долгий ящик. Я рад, что мы с вами нашли общий язык. --Она сама себя загнала в угол и сама себе подписала приговор,--закончил Джон, как будто пропустив мимо ушей последнюю фразу.—У меня к вам нет претензий, господин д'Артаньян. Я, если хотите, вас самого могу пожалеть. --Это излишне,--заметил д'Артаньян.—Вы благородный человек, Джон, но лучше нам продолжить эту веседу в другой раз. --Вы правы. Я скоро вернусь. Д'Артаньян кивнул, устроился в кресле поудобней и вскоре уснул сам. Джонни шел по вечерним парижским улицам, тщетно подыскивая слова, которые были бы правильны в этой ситуации. В конце концов он решил, что разбереться на месте...
Nika: В отличае от д'Артаньяна, Джонни не стал раздумывать о правильных словах под дверью, ибо, как уже было замечено, решил пустить все по течению, а так же, в отличае от д'Артаньяна, тихонько постучал, все же предварительно перед этим вздохнув—судя по нескольким словам друга, (он все-таки еще тоже до конца не переварил идею о том, чтобы даже в мыслях теперь думать о нем, как о «покойном», хоть и понимал, что надо постепенно привыкать к этому) дело будет не из легких... Послышались легкие шаги, дверь открылась. Девушка необыкновенной красоты удивленно смотрела на него большими черными глазами, обрамленными длинными ресницами. Точнее, они оба удивленно друг друга разглядывали, словно не совсем понимая, зачем они встретились друг с другом... Джонни неловко переминался с ноги на ногу—хотя, как когда-то заметил Рауль, (о котором он тоже отказывался думать «покойный») словом он владел гораздо лучше, чем шпагой, сейчас же у него пропали все слова всех языков, которых он знал... --Кто вы такой, сударь?—наконец тихо спросил девушка.—Я вас совсем не знаю... --Я... Я Джон Френсис... --О господи! Он умер? --Да,--еле слышно ответил Джонни. --Вы точно это знаете? --Да, сударыня. Простите меня. Девушка побледнела и пошатнулась, но он успел подхватить ее под руку, довел до кресла, осторожно поддерживая, усадил и укрыл ноги пледом. Затем принес ей воды, она с трудом удержала стакан в руках, но затем взяла себя в руки, выпила всю воду и с благодарностью на него посмотрела: --Вы так добры, сударь... он мне так и рассказывал о вас... и об остальных тоже, но вас он любил больше всех... господи, у меня же даже ничего от него не осталось... --Погодите,--сказал Джонни, подумал с минуту и протянул ей кинжал—тот самый, который они нашли на улице после дуэли. Тогда они забыл вернуть ему кинжал, а он сам забыл спросить—и вот теперь все сложилось к лучшему, если только это так можно было назвать... --Вы не боитесь давать это мне? «А я был прав—это в самом деле необыкновенная женщина...» --Нет... вы знаете, он боялся, а я сейчас вижу, какая вы сильная... --Благодарю вас,--девушка взяла кинжал, поднесла к губам и положила на колени.—Он почему-то всегда считал меня маленьким глупым ребенком... --Вы ошибаетесь--он вас боготворил... --Он что-нибудь рассказывал вам? --Немного, но достаточно, чтобы сделать выводы... хотите, я посижу с вами до утра? --Не нужно, благодарю вас... вы же сами говорите, что я сильная... я смогу жить без него, надо только этому научиться... Идите, Джон, у вас тоже свое горе, а для меня вы достаточно сделали... идите, мне нужно побыть одной... --Могу я навестить вас перед отьездом? --Вы уезжаете в Лондон? --Да, мне предложили место профессора французского языка в Оксфорде... --Конечно, Джон. Зайдите ко мне, я буду очень рада вас видеть. Благодарю вас еще раз... Он поднес к губам ее руки, поклонился и вышел, на всякий случай удостоверившись, что ей точно ничего не нужно. Это оказалось легче, чем он предполагал, но теперь предстоял еще один не слишком приятный разговор—его мучала совесть. Де Гиш ничего еще не знал знал о предложении из Оксфорда. Джонни искренне не хотелось оставлять его одного, поэтому на самом деле он не принял еще точного решения... Вот теперь он остановился у дверей и принялся подбирать слова. К тому же, в голове теперь неприятно крутилось замечание о том, что ему было наплевать на графа—замечание более чем не справедливое, но отчего-то ведь оно исходило... «К чертям,»--подумал Джонни—это не может быть тяжелей, чем разговор с Франсуазой—и тут поймал себя на мысли, что все это время, оказывается, думал о ней, а не о де Гише... вот уже это точно никуда не годилось... На скрип двери вышел д'Артаньян—Джонни совершенно о нем забыл... --Как он там?—спросил Джонни. --Спит, как младенец, и слава богу... а вы сами как? --Черт меня возьми, господин д'Артаньян, что это за женщина... вы себе представить не можете... --Послушайте, Джон... --Я знаю, знаю... я сошел с ума, об этом нельзя даже думать... --Не в том дело... просто у таких натур, как она, обычно уже не остается места в душе для кого-то другого, а любить издали—незавидная участь... --Вы правы... но если бы вы только ее видели... не беспокойтесь, я выброшу это из головы, к тому же... --Вы хотите меня о чем-то спросить? --Скорее, посоветоваться... --Советуйтесь... ну что вы так на меня смотрите? Вы же сами сказали, что лично ко мне у вас нет претензий? --У меня претензии к себе... --Это другой вопрос... говорите, попробуем разрешить ваш спор с самим собой... Уж на такие штуки я мастер... Ничего этого не было. Могло бы быть, и даже совершенно не в другом измерении, но не было. Мордаунту, который за всю свою жизнь видел только холод, голод и нищету, которому подал руку один только единственный человек, такое не могло присниться даже при самом богатом воображении. Единственно, что действительно было на самом деле—это разговоры с матерью. Да и то так изредка, что на этом не стоило заострять внимание... На ночном небе блестели яркие звезды. Все было уже готово, и ничто по идее не должно было помешать осуществлению задуманного плана. Это была единственная по настоящему радостная мысль за долгое время. Другой радостной мыслью было, что два других врага все-таки пали от его руки, а это было немало. Мордаунт в глубокой задумчивости прохаживался взад и вперед по палубе, все еще не решаясь на последнее движение. Взглянул на небо, но там ничего не было, кроме звезд... «Послушайте, матушка, если вы мой ангел, скажите мне, отчего же, в самом деле, у меня такая паршивая жизнь?» Мать молчала, она не появлялась уже очень давно, видимо, смерти любимого дяди и короля ее вполне удовлетворяли... или, что больше походило на правду, даже ей нечего было на это ответить... Мордаунт еще раз продумал все до последнего. «Послушайте, матушка, но я же не наемный убийца, все-таки... может быть, мне их простить и пусть катяться куда хотят? Черт с ними, надо же о душе подумать...» «Вы с ума сошли, сын мой»,--тут же появилась мать.—«Девять мужчин судили и убили женщину, и ни у одного из них не дрогнула при этом рука, а вы говорите—простить? Что с вами, в самом деле, ведь вы уже так хорошо начали?» «Христианство говорит о прощении и учит подставить другую щеку...»”Нет, мой бедный сын. Христианство говорит—аз воздам. Мы уже подставили все, что было можно, теперь очередь графа де Ла Фер. И вобще, что за странные сомнения? Они все тоже христиане, и это их не остановило...” Это было последним сокрушающим доводом. В самом деле, добрые христиане, вершившие свой суд по своему представлению о добре и зле, даже не дали матери исповедоваться. С какой стати он должен поступить с ними как-то по другому, тем более, что на этот раз они сами пришли к нему в руки? Мордаунт все же на всякий случай перекрестился и поджег фитиль. «Гримо если не все понял, то все слышал: выражения лиц собеседников дополнили ему несовершенное знание языка. Он видел и узнал двух смертельных врагов мушкетеров. Он заметил, как Мордаунт вставил фитиль. Он слышал пословицу, произнесенную по-французски. Наконец он несколько раз опускал руку в кувшин, который он держал в другой руке, и пальцы его, вместо вина, страстно ожидаемого Мушкетоном и Блезуа, зарывались в мелкие зерна пороха.» «- Что случилось? - вскричал Мордаунт. С факелом в руке он бросился на корму. - Наши враги бежали. Они обрезали канат и ускользнули в шлюпке. Одним прыжком Мордаунт очутился возле каюты и распахнул дверь ударом ноги. - Пусто! - закричал он. - О, дьяволы! - Мы их догоним, - сказал Грослоу, - они не могли отплыть далеко, и мы потопим их, опрокинув шлюпку. - Да, но огонь... - простонал Мордаунт, - я уже поджег... - Что? - Фитиль. - Тысяча чертей! - заревел Грослоу, бросаясь к люку. - Может быть, еще не поздно! Мордаунт ответил ужасным смехом. Черты его исказились ужасом и ненавистью. Он поднял к небу свои воспаленные глаза, как бы бросая туда последнее проклятие, швырнул факел в море и затем ринулся в воду сам.»
полная версия страницы