Форум » Наше творчество » Цена счастья » Ответить
Цена счастья
Анна Женевьева: Эта вещь продолжение "Случайных неслучайных встреч" Есть еще одна вещь, написанная до "Яблок...". Тоже с отступлением от канона. Вещь с очень жесткими моментами, перед которой стоит поставить пометку "детям до 15 запрещается"... Можно ли такую вещь выкладывать здесь? Не противоречит ли правилам?
Ответов - 21
Анна Женевьева: Поскольку я не увидела запрета, начну выкладывать понемногу. Если вдруг нарушу какое-то правило, пойму, если модераторы попросят прекратить выкладывать этот рассказ. И опять же принимаю критику. Вы были правы - надо научиться слушать все мнения.
Анна Женевьева: Я с бедой на плечах доползу до дороги. Умереть - ничего, если выпить немного. Но мешает уйти от тебя... наше я. I. 1648 год начинался спокойно, но потом Мазарини совершил ошибку, впоследствии приведшую к событиям, определившим судьбу Франции. Летом он сослал из Парижа несколько своих влиятельных врагов, после чего в парламенте пошли первые разговоры об ограничении правительственного произвола в деле наложения новых податей и в лишении свободы. А после ареста в августе главы парламентской оппозиции Бруселя, в Париже появились первые баррикады. Волнения заставили Анну Австрийскую после двух недель переговоров освободить Бруселя. Осенью же была подписана «Сен-Жерменская декларация», которая, в целом, удовлетворила парламент. Но зимой, после того, как принц Конде перешел на сторону правительства благодаря щедрым подаркам королевы, волнения разгорелись с новой силой. Парижское население сопротивлялось всеми возможными способами, так же начались волнения в Лангедоке, Гиени, Пуату, в Нормандии и других местах. Обстановка напоминала пороховую бочку. Малейшая искра и пламя было готово разгореться с новой силой. Никто никому не доверял, все относились друг к другу с подозрением. Но даже самый подозрительный парижанин не догадался бы, что под сутаной выезжавшего из города священника спрятан добротный кинжал, которым падре владел так же хорошо, как и словом Божьим. Аббат дЭрбле спешил. Он хотел вернуться в Нуази, а точнее в небольшую деревушку в получасе езды от монастыря, еще до ночи. А потому гнал лошадь с максимально возможной скоростью. К маленькому домику на окраине деревни он подъехал около девяти вечера. Деревня уже спала, как это обычно бывает в такой час, и лишь в этом домике в окне дрожал отблеск свечи. Аббата там ждали. И не только этим вечером. Всегда ждали. Привязав лошадь в сарае и кинув ей сена, Арамис пошел в дом. Открывшая дверь служанка улыбнулась: - Мадмуазель Элиза никак сегодня не хотят ложиться спать. Служанка приняла у него плащ и шляпу, и он быстро, словно и не с дороги, вбежал по лестнице на второй этаж. Вошел в комнату, где в кроватке лежала маленькая девочка лет восьми, а возле нее сидела молодая красивая женщина. Она обернулась на звук шагов, и глаза ее счастливо заблестели. - Рене… - Аделин поднялась с кровати, подошла к нему и обняла. Он притянул ее к себе и поцеловал… Сладкий вкус любимых губ… Девочка, улыбаясь, наблюдала эту сцену с кровати. - А меня? Меня ты поцелуешь? – засмеялась она. Арамис подошел к кроватке. - Конечно, моя принцесса! – он поднял девочку на руки и прижал к себе. Она обняла его за шею, заливаясь смехом. Он поцеловал ее волосики… Аделин подошла сзади и обняла его со спины. Она, любимый мужчина и их дочка вместе… В такие моменты она была самой счастливой в мире женщиной… Все эти почти девять лет она жила в маленькой деревушке недалеко от Нуази. Дядя Арман тогда отпустил ее, даже не пытаясь спорить с ее решением. Она могла позволить себе купить небольшой домик на окраине деревушки. Рене приезжал к ним несколько раз в неделю, часто оставаясь ночевать. О том, кем он приходится Аделин и Элизе, знали только служанка и конюх, которых прислал Аделин дядя через месяц после ее отъезда к Арамису. Для всех остальных Рене был духовником Аделин. Атос, Портос и дАртаньян тоже знали правду об Аделин. Во время одного из приездов друзей к Арамису тот им все рассказал. Их первую ночь Аделин не забудет никогда… Она тогда просто доверилась ему и растворилась в его объятиях и поцелуях… Через год родилась Элиза. Аделин каждый раз с улыбкой вспоминала, как Рене тогда примчался посреди ночи после того, как к нему послали конюха с запиской, что у Аделин начались схватки. Он ворвался в комнату, где она рожала, несмотря на протесты повивальной бабки. И первым взял на руки маленький розовощекий кричащий комочек… Он так осторожно взял дочь, словно боялся причинить ей вред малейшим неосторожным движением. Это было так забавно и трогательно, что воспоминания об этом каждый раз вызывали улыбку на лице Аделин. - А ты останешься? – из плена воспоминаний ее вырвал голос Элизы. Дочка сидела на руках Рене и обнимала его за шею. - Да, моя принцесса. – ответил он ей и ласково потерся носом о ее маленький носик. Элиза счастливо засмеялась. Она любила, когда Рене приезжал. Он обожал ее, позволял ей все, баловал, как только мог. Ей было почти шесть, когда ей объяснили, кто ей Рене и почему он не может все время жить с ними. На удивление, она все поняла, и если к ним приходил кто-то посторонний в моменты, когда там оказывался и Рене, Элиза вела себя безупречно, обращаясь к нему исключительно «падре». - Я останусь, и завтра утром после завтрака мы прогуляемся верхом, если ты сейчас пойдешь спать. Элиза кивнула. Он уложил ее в кровать, накрыл одеялом и поцеловал. - Спокойной ночи, принцесса… - Спокойной ночи… папочка… - Я люблю тебя… - улыбнулся он ей и ласково погладил по головке. - И я тебя люблю… Когда Рене закрывал дверь, Элиза уже лежала с закрытыми глазами и тихонько посапывала… - Как тебе это удается? – улыбаясь, спросила его Аделин, когда они расположились на диване у камина в гостиной. – Она слушается тебя абсолютно! - Это все потому, что меня она видит реже, чем тебя… - целуя Аделин, засмеялся Арамис. В гостиную вошла служанка. - Месье будет ужинать? - Нет, Оливия, спасибо. Я поужинал в Париже перед отъездом. - Я вам еще нужна? – поклонившись, спросила служанка. - Нет, можешь идти отдыхать – улыбнулась ей Аделин. Оливия была не просто ее служанкой, а еще и доверенным лицом. И даже в чем-то подругой. - Как же хорошо, когда ты здесь… - прижимаясь к его груди, прошептала Аделин. - Я тоже всегда очень скучаю вдали от вас. И каждый раз готов загнать лошадь, лишь бы скорее увидеть вас. – он обнимал ее, целовал ее волосы и не хотел, чтобы это заканчивалось. – Аделин… - Да? – она оторвалась от его груди и посмотрела в глаза. – Что-то случилось? Ты чем-то встревожен… - В Париже снова назревают волнения. Внешне все спокойно, но это затишье перед бурей… Я волнуюсь за вас. – он обнимал ее за плечо, поглаживая. Она поймала его руку, поцеловала. - Ты меня так успокаиваешь или себя? - Если произойдет то, о чем я думаю, вам будет опасно здесь оставаться. Одинокая молодая женщина с ребенком беззащитна перед толпой. Доведенный до отчаяния горожанин не будет разбираться, кто ты. Дворянка? Значит – враг. - Думаешь, все настолько серьезно? Арамис кивнул. - Завтра днем я возвращаюсь в Нуази. Есть два срочных дела. Я думаю, что управлюсь с ними за два дня максимум. Потом вернусь сюда. Будьте готовы двинуться в путь. - Куда ты хочешь нас отвезти? - Недалеко от Реймса у Портоса живет друг. Он приютит вас. Достаточно будет просто сказать, что мы от Портоса. - А ты? Останешься в Париже? - Да. - Ты уже не сможешь приезжать к нам? – она снова положила голову ему на грудь. Арамис обнял ее, прижал к себе. - Нам придется пойти на это ради вашей безопасности. Когда ситуация немного уляжется, я перевезу вас поближе к себе. - Хорошо. Как скажешь, так и будет. - Я люблю тебя. И хочу знать, что ты и Элиза в безопасности. Все может обернуться так, что мне придется скинуть сутану и вспомнить, что когда-то я был офицером. Аделин закрыла глаза. Если Рене так говорит, значит, и правда все очень серьезно. - Я прошу тебя… пожалуйста, будь осторожен. - Обещаю. Мне есть ради кого беречь себя. Она подняла на него глаза. Как же она его любит! Рене наклонился и коснулся губами ее губ. Потом легко поднял на руки и понес в спальню… Завтра будет завтра. Сейчас он с любимой женщиной и ночь принадлежит только им двоим. Утром после завтрака он, как и обещал Элизе, прогулялся с ней в окрестностях деревни. Несмотря на свой юный возраст, она прекрасно держалась в седле – отцовские гены сделали свое дело. Около полудня он вышел из дома. Жак, конюх, уже держал под уздцы оседланную лошадь. - Я постараюсь вернуться завтра к вечеру. Будьте готовы. – он обнял Аделин и поцеловал. - Хорошо. – она расправила камзол на его груди. – А ты береги себя. Если с тобой что-нибудь случится… - Обещаю тебе. Мне пора. Он вскочил в седло. Жак протянул ему поводья. - Я люблю тебя. – Аделин протянула ему руку. Он нагнулся и взял ее руку в свою: - И я тебя люблю. Завтра приеду. И он галопом понесся в сторону Нуази. Ему хотелось поскорее закончить дела и вернуться к Аделин и дочке, чтобы отвезти их в безопасное место.
Анна Женевьева: II. В Нуази он вернулся уже затемно, по дороге сделав небольшой крюк, зато одно из дел можно было считать завершенным. Осталось написать два важных письма, чтобы они ушли с утренней почтой. Придется сидеть всю ночь, шифруя с десяток документов. Ничего, зато, возможно, завтра уже после обеда он сможет вернуться к Аделин и дочке. Пока они не будут в безопасности, он все равно не сможет спать спокойно. Въехав во двор монастыря, он увидел карету коадъютора де Гонди. Это насторожило его. Если уж сам Поль де Гонди пожаловал в Нуази, значит, Арамис не ошибся в своих предположениях, и назревает что-то очень серьезное. Со стороны могло показаться, что в Нуази располагается всего лишь один из многих иезуитских монастырей. Но для знающего человека не было секретом, что именно здесь, в Нуази, под носом у королевы и кардинала, всегда были сосредоточены лучшие умы не только парижского епископата, но и всего духовенства Франции. Внешне неприметные, сыны Божьи в любой момент были готовы скинуть свои сутаны и обнажить шпаги. Внешность бывает обманчива, и это как нельзя кстати подходило к описанию тех, кто до поры до времени предпочитал молитву драке. К тому же уму этих людей могли позавидовать лучшие мыслители и философы. Рене дЭрбле был одним из них. Едва он спешился, как из дверей к нему навстречу буквально выбежал Гийом, один из братьев Ордена и секретарь настоятеля аббатства Нуази. - Вы очень вовремя. Господин коадъютор прибыл час назад и обедал с настоятелем. Сейчас они в его кабинете, и только что спрашивали вас. - Хорошо, Гийом. – и кинув ему поводья, он быстро прошел внутрь монастыря. Через пять минут он уже открывал дверь в кабинет настоятеля. Тот сидел за своим столом, рядом в кресле расположился де Гонди. Они повернулись на звук открываемой двери. - Рене! Вы как нельзя кстати. Господин коадъютор спрашивал о вас. - Монсеньор. – Рене подошел к де Гонди и, почтительно преклонив колено, поцеловал протянутую руку. - У меня есть для вас важное поручение, аббат. Уважаемые люди посоветовали вас как человека надежного и смелого. Господин настоятель подтвердил это. - Для меня большая честь слышать такие слова от вас, Монсеньор. Коадъютор улыбнулся. - Будем считать это авансом на будущее, дорогой Рене. Если вы оправдаете оказанное вам доверие, перед вами откроются такие перспективы, о которых вы даже не мечтали, друг мой. Рене промолчал. Лишь склонил голову. Коадъютору нравился этот человек. Права была Мари де Шеврез – уже в одном его облике читалась надежность, уверенность и сила. И даже сутана священника не могла скрыть военной выправки. Де Гонди достал из внутреннего кармана сутаны конверт. - К Парижу подходят королевские войска. А это письмо должно быть доставлено туда сегодня же. Доставлено тихо и незаметно. Понимаете меня? Рене кивнул. - Письмо должно быть у председателя Парламента не позднее полуночи. Сейчас почти восемь. Времени у вас мало. - Более чем достаточно. – спокойно сказал Рене. "Молодец." - подумал про себя де Гонди. – "Неужели он и правда так хорош, как о нем говорят, что он один стоит десятерых?" У коадъютора всегда было хорошее чутье на людей. Он был прирожденным политиком и, по словам современников, отличался проницательностью и незаурядным умом. Де Гонди протянул Рене конверт. - Отправляйтесь немедленно, Рене. – вмешался в разговор настоятель. – Все ваши прежние поручения выполнят другие братья. - Я могу идти? – Арамис спрятал конверт во внутренний карман сутаны. - Еще минуту, друг мой. – коадъютор внимательно посмотрел на него. – Думаю, для вас не секрет, что в стране нестабильная политическая обстановка, которая в любой момент может привести к революции. Мазарини довел Францию до предела людского терпения, и теперь стране нужен свежий воздух. Есть люди, достойные возглавить новое Правительство. Но нам нужны честные, смелые и преданные Франции дворяне, готовые составить костяк новых сил. Такие, как вы… аббат дЭрбле. Рене не подал виду, но внутри у него все колыхнулось. Только что Поль де Гонди сделал ему более чем прозрачный намек на сотрудничество. Вступить во Фронду. Встать на сторону принца Конти, герцога де Лонгвиля, коадъютора Парижского и многих других влиятельных лиц. Такими предложениями не разбрасываются и не делают их кому попало. Но Рене привык относиться настороженно к подобным предложениям. - Монсеньор, моя жизнь и мое сердце всегда принадлежали Франции, независимо от того, где я был и что на мне было – сутана или плащ мушкетера. "Достойный ответ. Ни "да", ни "нет". И ведь не придерешься, если захочешь прижать" – восхитился де Гонди. - Я рад это слышать, шевалье. Мы еще вернемся к этому разговору. А сейчас поспешите. Ответа не будет. Так что доставьте письмо в Парламент и возвращайтесь. Рене поклонился и вышел из кабинета. - Он далеко пойдет, поверьте мне. – повернувшись к настоятелю, серьезно произнес Поль де Гонди. Впрочем, настоятель и сам это знал. А Рене отправился в Париж. И уже через три часа, незамеченный никем человек в одежде простолюдина, используя лишь ему одному известные улочки и закоулки, подошел к черному входу здания парламента. Там, сказав кодовое слово, он был пропущен внутрь. Колокола на соборе Богоматери пробили полночь, когда, сделав дело, Рене выходил на улицу. Проходя мимо одного из костров, он услышал разговор, который заставил его сердце похолодеть. - Говорят, королевские войска уже на подступах к Парижу. - Да, не сегодня-завтра начнется осада. - Ничего, мы будем стоять до конца! Нас голыми руками не возьмешь! - Говорят, во главе войск стоят сам принц Конде и герцог де Логье. При имени де Логье Арамис вздрогнул и остановился возле разговаривающих. - Наслышан я про этого де Логье. Тот еще дьявол. Говорят, никто не сравнится с ним в жестокости в отношении врага. – выразительно покачал головой один из мужчин. - Да… - кивнул второй. И они стали говорить о чем-то другом. Арамис же быстро пошел к стоящей у ворот лошади. Ему хотелось поскорее вернуться в Нуази. Услышанное у костра ему очень не понравилось. Герцог де Логье где-то рядом. Надо скорее увезти Аделин и дочку подальше от Парижа. И, пришпорив лошадь, он погнал ее в сторону Нуази. Выезжая из Парижа, он увидел, что королевские войска еще ближе подошли к городу. Никто не обращал внимания на неприметного простолюдина. Тот же замечал все: и три отряда конников, встреченных на подступах к Парижу, и тихое мародерство в уже занятых деревнях, и абы как прикрытые соломой тела убитых дворян. Осаждающие и осажденные убивали и грабили друг друга. Все это заставило Рене, не заезжая в Нуази, сразу помчаться к Аделин. Ситуация развивалась по худшему из сценариев еще стремительнее, чем предполагал Арамис. А значит, наплевать на все – он должен как можно скорее вывезти Аделин и дочку в безопасное место. Он подъехал к знакомому домику на окраине глубокой ночью и заметил свет в окне. Но если всегда этот огонек радовал его, то сейчас он ему совсем не понравился. Буквально слетев с лошади, он побежал в дом. Дверь была открыта. В доме тишина. Он вошел и, не успев сделать и пары шагов, замер. Прямо у его ног лежал тело Оливии. То, что она мертва, он понял сразу – огромное пятно крови на белоснежной ночной рубашке уже начало засыхать. Сердце бешено забилось. Он по лестнице вбежал на второй этаж, ворвался в комнату. Едва он открыл дверь, как земля ушла из-под ног… Элиза лежала в своей кроватке в белой рубашечке, резко выделяющейся на фоне огромного кровавого пятна. Он медленно подошел к дочери, ноги подкосились и он рухнул на колени. Коснулся рукой ее уже остывшего лица. Поднял маленькое тельце с кроватки и прижал к груди. Ручка дочери свесилась и безжизненно повисла. Дрожащими руками он аккуратно положил ее обратно на кровать и прикрыл одеялом, как всегда это делал, когда она раскрывалась во сне. Тут же рядом, на полу возле кроватки, Аделин… лицом в пол. Он перевернул ее и вздрогнул. На лице кровоподтеки, платье на груди разорвано в клочья и огромное кровавое пятно на животе. Он наклонился и поцеловал ее уже холодные губы. Плечи задрожали. И, прижимая к себе мертвое тело любимой женщины, он заревел, как ревет раненый зверь: - ННННННЕЕЕЕЕЕТТТТТТТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Казалось, сердце сейчас разорвется от боли. Боли, которую вынести и вытерпеть в здравом уме невозможно! От такой боли сходят с ума… Он до сих пор слышал счастливый смех дочери, на губах все еще горел поцелуй Аделин. Это ведь было только вчера! Вчера они были вместе и были счастливы! Вчера! Несколько часов между моментами, когда хочется жить, и минутой, когда хочется умереть… И вот он сидит на полу, прижимая к груди бездыханное тело любимой, а на кроватке рядом лежит его маленькая принцесса, которая уже никогда не скажет ему "я люблю тебя, папочка". Кто? Кто??? КТО!!!!?????? Он покачивался, прижимая к себе Аделин. Дрожащими руками поправил ей платье на груди, как будто это имело сейчас какое-то значение. Взял ее руки в свои и поднес к губам. Целовал холодные пальцы, словно пытался отогреть. Увидел, что помялась юбка и, не осознавая своих действия, поправил складки. И тут… его словно ударило молнией… Не может быть… Убийца, прежде чем сделать свое грязное дело… Господи, Аделин… Никто, кроме него, Арамиса, не прикасался к ней. И сейчас он понял, что перед смертью убийца надругался над его Аделин… Он откинулся и прислонился к спинке кровати. И впервые пожалел, что не умеет плакать… КАК ПЕРЕЖИТЬ ТАКОЕ???? Он не знал… И тут он заметил у нее на пальце то, от чего его сердце остановилось. Он протянул руку и снял это. Убийца сам оставил то, что бесспорно указывало на него. Арамис держал в руках перстень герцога де Логье. Де Логье убил их – его любимую и его дочь. Убил и оставил свой знак, чтобы он, Арамис знал, КТО отнял у него самое дорогое… В дверях послышался шум. Повернувшись на звук, он увидел Жака, конюха. Тот стоял, прислонившись к косяку, и на голове у него был видел след от мощного удара, после которых обычно умирают на месте. Но Жак каким-то чудом выжил. Несколько секунд он смотрел на Арамиса и на тела Аделин и Элизы, а потом сполз на пол и, закрыв лицо руками, зарыдал. Эти звуки рыданий преданного слуги стали последней каплей. Арамис почувствовал, как голова резко стала тяжелой, тело перестало слушаться и… наступила темнота.
LS: От модератора. Анна Женевьева Уровень допустимости определяйте сами, не забывая, что на форуме много участников в возрасте до 15 лет. Но если Ваши представления о норме не совпадут с представлениями администрации, Ваше произведение будет удалено. А за откровенную порнографию, в понимании администраци, может быть наложен бан. Вечный. Кстати, когда задаете вопрос, дождитесь ответа, прежде чем действовать дальше. Это будет признаком вежливости.
Nataly: Анна Женевьева Вы просили критики.... Первое, что бросается в глаза - Арамис не встречался с Дартом 20 лет и соответственно никаких сердечных тайн тот ему поведать не мог. Про то, что Арамис вообще молчал как рыба о своей личной жизни и отцовскими чувствами не пылал, тактично промолчим. Второе - зачем, зачем непонятный герцог Лонгье (странным образом затесавшийся в компанию исторических личностей) порезал бедняжек???? Грубо говоря - на кой ему мокруха с отягощением? А сцену с реакцией Арамиса, признайтесь, из дамских романов списали? Третье - зачем опять из бедного аббата Мэри-Сью сделали?
Nika: Nataly Nataly пишет: Второе - зачем, зачем непонятный герцог Лонгье (странным образом затесавшийся в компанию исторических личностей) порезал бедняжек? об этом как раз все понятно сказано и отсюда можно извлечь глубокую мораль: не отказывайте герцогам графу Монсоро и будет вам счастье... ну хоть невинное дите можно было оставить, а...
Nika: Nataly пишет: Про то, что Арамис вообще молчал как рыба о своей личной жизни и отцовскими чувствами не пылал, тактично промолчим. Ну не совсем-- в ДЛС он все-таки проболтался Атосу о герцогине
Анна Женевьева: Nataly пишет: Второе - зачем, зачем непонятный герцог Лонгье (странным образом затесавшийся в компанию исторических личностей) порезал бедняжек???? Признаю, что это и правда кажется непонятным, потому что данное скромное произведение является продолжением "Случайных неслучайных встреч". Это оплошность с моей стороны, и я ее уже исправила. "Встречи" выложены до конца. Nataly пишет: А сцену с реакцией Арамиса, признайтесь, из дамских романов списали? Готова поклясться на Библии, что нет. Nataly пишет: Третье - зачем опять из бедного аббата Мэри-Сью сделали? Это когда в человеке одно из качеств активно преувеличено? Я как раз старалась от этого отойти и показать, что Арамису свойсвенна гамма чувств и он может, с одной стороны, окунуться в чувства, а с другой, фактически, грешить, нарушать обеты. А значит, он не ангел. И не идеальный человек. А человек, подверженный слабостям. Если у меня это плохо получилось, я буду стараться лучше. Nataly пишет: Вы просили критики.... Да, и искренне Вам благодарна. Я учусь отвечать на вопросы и, если критика справделива, признаю свои недочеты. Я учусь, не судите меня строго.
Анна Женевьева: LS прошу меня простить... Я вчера видела на форуме многих модераторов и подумала, что раз мне не возразили, то значит можно... Еще раз прошу простить.
Анна Женевьева: III. Лучи первого солнечного дня марта 1649 года освещали Нуази, монастырь, небольшое кладбище и мужчину, который вот уже час стоял возле двух могильных плит. Прошло полтора месяца с той страшной ночи. Арамис продолжал что-то делать, с кем-то встречаться. Но это уже был другой Арамис… Он утонченного, улыбающегося аббата осталась лишь телесная оболочка. В ту ночь вместе с Аделин и Элизой что-то умерло и в нем самом. Он похоронил их на небольшом кладбище при аббатстве. Никто не спросил его тогда ни о чем, настоятель молча дал согласие на захоронение. Жак тоже находился при монастыре, пока не пришел в себя достаточно, чтобы выдержать путешествие. И однажды февральским утром Арамис проводил его в путь. Жак возвращался к барону Лудьеру. Арамис написал тому письмо, в котором сообщал о смерти Аделин и Элизы, просил прощения и клялся, что не успокоится, пока де Логье не заплатит сполна за свое преступление. Он ушел в себя, предпочитая быть в одиночестве. Часто запирался в своей келье, а по ночам приходил в церковь и молился. Или просто сидел и смотрел на икону Богоматери с младенцем. Бессонница не пугала, а скорее радовала его сейчас. Потому что, если ему все же удавалось забыться зыбким сном, он просыпался посреди ночи в холодном поту, когда дорогой сердцу голосок звал его: "Папа… Папочка…" Он просыпался и уже не мог уснуть. Часто к нему во сне приходила Аделин. Она улыбалась ему, целовала… И снова он вскакивал на кровати, когда явственно слышал ее "Я люблю тебя…" На их могилы он приходил каждый день. Приходил, чтобы снова и снова попросить прощения… И стоял по несколько часов, не сводя глаз с каменных плит. Не успел… Не уберег… Арамис снова и снова вспоминал, как давал обет безбрачия, вступая в Орден иезуитов. Как он мог пойти на поводу у мирских чувств? Он, священник, пастырь божий, который должен был наставлять людей на путь истинный, предостерегать их от греховностей. Он сам нарушил один из канонов Церкви, поддался своим чувствам. Он вновь и вновь спрашивал себя, почему это случилось с ним, как он допустил, чтобы любовь к женщине перевесила любовь к Богу. И вот по его вине погибли его любимая женщина и его дочка. Кем могла бы стать Элиза? Возможно, из неё вышла бы великосветская дама, владелица литературного салона? Или настоятельница монастыря, своим теплом, своей душой управлявшая сёстрами? А теперь он остался один. Теперь он может только молиться о спасении душ Аделин и Элизы, надеясь когда-нибудь соединиться с ними на небесах. Он может только лишь вспоминать о чудесных годах, которые по вине де Логье больше никогда не вернутся. И он вдруг вспомнил еще более древнюю, чем христианские, заповедь, вспомнил, как предки современных французов, франки и галлы, мстили своим врагам. Зло должно быть искоренено, и ждать, когда Господь обратит своё внимание на злодейства де Логье, не было ни сил, ни возможностей. "Око за око, зуб за зуб" На эти полтора месяца он словно выпал из реальности. До него доходили новости о происходящих в Париже событиях. Об осаде города, длительных переговорах фрондеров с Мазарини, о раздиравших Фронду противоречиях. Та поспешность, с которой осажденные парижане набирали войска, стала причиной провала Парламентской Фронды. Отобрать офицеров и солдат по степени их пригодности не было возможности, а потому брали первых попавшихся. К тому же в Париже все чаще происходили погромы и голодные бунты. Буржуа и знать не доверяли друг другу. И, наконец, 11 марта 1649 года парламент пошел на мир с Мазарини. Фрондеры проиграли. Они не добились ничего. Да, фрондирующая знать была побеждена, но не разбита. А потому каждый здравомыслящий человек понимал – это еще не конец. А лишь временное затишье. Понимал это и Арамис. И знал, что когда Поль де Гонди снова предложит ему примкнуть к Фронде (а в том, что так и будет, он не сомневался), он примет это предложение. У него были свои интересы в этом сотрудничестве. Но это будет потом. А сейчас… Сейчас он стоял у могил любимой и их дочери и молился… Ему никто и никогда не мешал в эти моменты. Не задавая вопросов, все понимали, что лучше его не трогать. А потому раздавшиеся позади медленные шаги не то, чтобы удивили его, а скорее вызвали раздражение. Словно в происходящее сейчас священное таинство пытался вторгнуться кто-то посторонний… Встать между ним и душами его любимых женщин. Если это какое-то дело, неужели нельзя подождать… Шаги затихли за самой спиной, и на плечо легла рука. Знакомое, не забытое с годами прикосновение… Он обернулся посередине молитвы и обмер, увидев гостя. - Атос? – только и смог сказать он. Атос обнял его, не говоря ни слова, наклонился к могильным плитам и положил по алой розе на каждую. - Но как вы…? - Как я здесь оказался? – повернулся к нему Атос. – Мне рассказал Жак. Он заехал ко мне, прежде чем вернуться к барону. И все рассказал… Он посмотрел на друга. От прежнего Арамиса осталось лишь тело. Ни тени улыбки на лице, глубокие морщины на лбу, в глазах непреходящая боль и седина на висках. "Господи, а ведь ему немногим за сорок…" – подумал Атос. - Друг мой, я немедленно двинулся в путь, как только узнал. - Атос… это я убил их. – вдруг тихо сказал Арамис. - Не говорите так. - Я… - Арамис поднял на Атоса глаза и тот внутренне содрогнулся от увиденного в них приговора, который Арамис сам себе вынес. – Я пошел на поводу у своих чувств. Пошел против Бога, посмел нарушить запрет. Посмел позволить себе мирское счастье. Господь испытывал меня любовью, и я не выдержал испытания. Я должен был устоять. Тогда она была бы жива… - Но тогда она не была бы так счастлива, как была эти годы рядом с вами. Друг мой, если вы в чем и грешны, если в чем и виноваты, так в том, что полюбили… - И своей любовью я убил их… Атос, если бы вы знали, как мне хочется сейчас умереть… Как мне хочется этого все эти дни после их гибели… Тогда я смог бы увидеть их и вымолить прощение… Глаза Арамиса блестели, казалось, вот-вот по щеке покатится слеза. Но… они оставались сухими. Атос не помнил, чтобы за эти годы хоть раз видел Арамиса плачущим. Никогда… - Арамис... Поплачьте… Вас никто не видит сейчас, кроме меня… Арамис покачал головой. - Вы же знаете, Атос, что я не умею плакать. Я долго не мог понять, почему все еще живу, почему мое сердце не разорвалось еще той ночью от увиденного кошмара… А потом понял. Я живу, потому что должен отомстить. Да, такие слова грех в устах священника. Господь говорит, чтобы мы прощали врагов наших. Но пусть я потом буду гореть в аду, а простить убийцу моих девочек я не могу… И я не успокоюсь, пока не найду его, и он не заплатить за свое зверство. - Жак сказал, что… - Это де Логье убил их. – прервал его Арамис и, вытащив из внутреннего кармана сутаны перстень герцога, протянул его Атосу. – Он убил маленькую девочку, беззащитную, невинную, просто за то, что она была нашей с Аделин дочкой, плодом нашей любви. Голос Арамиса дрожал. Ему было больно и тяжело вспоминать и говорить, но Атос не смел его остановить. - Он убил Аделин за то, что она предпочла ему меня, за то, что посмела отказать ему, не покорилась. Вы знаете, что он сделал с ней, прежде чем убил!? Арамис опустился на колени у могилы Аделин и закрыл лицо рукой. - Да, знаю… - Атос присел рядом с ним и обнял за плечи, а про себя подумал: "Лучше бы ты умел плакать…" - Я клянусь вам, Атос, клянусь, что не успокоюсь, пока не найду де Логье, пока он не заплатит за все. – Арамис повернул к Атосу лицо и тот увидел в глазах друга решимость, какой раньше никогда еще не видел. – Он будет умирать медленно и долго. Арамис резко поднялся. Атос встал следом за ним. - Я с вами, друг мой. И не пытайтесь меня оттолкнуть. Я не уеду. Я буду рядом с вами. - Вы ведь тоже любили ее, Атос. Вы должны ненавидеть меня сейчас. - Да, любил… Но она любила вас. И если уж говорить о степени вины, то я виноват не меньше вашего – я ведь тогда сам привез ее к вам. И я знал, что делаю. И она знала. Мы все пошли против Бога, все посмели бросить вызов. И заплатили за это. - Но почему их жизнями, Атос??? Почему они, а не я? Атос не знал, что ему ответить. - Видимо, это еще одно испытание. Господь так наказывает меня за дерзость… - Арамис… Я могу остановиться в монастыре? – сменил тему Атос. – И я бы не отказался умыться и поесть. Я сутки в дороге без остановки – хотел скорее быть у вас. - Да, конечно. Идемте, Атос. Он еще раз преклонил колени перед могилами Аделин и Элизы, что-то прошептал. Поднялся. И пошел в сторону монастыря. Он принял решение. Что бы ни происходило, но всё равно миром правит ЛЮБОВЬ, и неважно, какая это любовь. Amor vincit omnia, как говорили в Древнем Риме. Любовь всепоглощающая, пусть и греховная, не может быть плохой в глазах Бога. Господь наказал его за эту любовь, это расплата за нарушение его заповедей. Но во имя этой любви Арамис твёрдо решил отступить по меньшей мере от одной христианской заповеди. Ведь во имя любви инквизиция сжигала еретиков. во имя любви папа направлял крестоносцев в земли сарацинов и призывал крестить неверных. Так пусть во имя и в память их с Аделин любви будет принесена эта жертва. В нем снова проснулся мушкетер. И рука хотела сжимать не Библию, а шпагу. "Уничтожив де Логье я, возможно, спасу не одну невинную душу. Надо очистить землю от этой грязи. Я сам отвечу за это перед Богом. Потом. Но де Логье не жилец…" – думал он, с каждым шагом все решительнее идя к своей новой цели. Атос молча следовал за ним. Он будет рядом с ним. И лучше бы де Логье умереть до того, как они найдут его…
Анна Женевьева: IV. Проснувшись на следующее утро, Атос увидел, что Арамиса в келье нет. Накануне вечером тот уложил его на кровать, сказав, что прекрасно обойдется тюфяком на полу – все равно почти не спит по ночам. И сейчас тюфяк был пуст. Зато с улицы доносился звон скрещивающихся шпаг. Встав с кровати и подойдя к окну, Атос увидел Арамиса, фехтующего с другим мужчиной, скорее всего, тоже монахом. Несмотря на прохладное утро, оба были в одних лишь сорочках и штанах. Атос наблюдал за другом и отметил, что тот по-прежнему прекрасно владеет рапирой. Она так же органично смотрелась в его руке, как и Священное писание. Да и вообще он находился в отличной физической форме. Вот Арамис провел блистательный прием, и противник был "убит" на месте точным ударом в сердце. Он отступил на шаг и отсалютовал рапирой победителю. После чего пожал Арамису руку и скрылся в одной из дверей. Арамис же подошел к стене, в которой как раз и было окно его кельи, и присел на камень. - Простудитесь, друг мой… Арамис поднял голову и увидел в окне Атоса. - Вы проснулись? Спускайтесь в трапезную, я сейчас подойду. Через несколько минут они уже сидели в небольшой трапезной. Один из монахов подавал на стол скромный, но сытный завтрак – молоко, хлеб, яйца, овощи. Атос украдкой посматривал на друга. Внешне тот был спокоен, но Атос слишком хорошо его знал, чтобы верить этому спокойствию. - Атос, я в порядке. В относительном порядке. – сказал Арамис, заметив эти взгляды графа. - Арамис, я думаю, вам не надо лишний раз говорить, что со мной вы можете не притворяться. - Спасибо, Атос. Но я правда в порядке. Еще вчера я принял решение. А ночью, снова не уснув, я пошел в церковь и молился. Я разговаривал с Аделин и почувствовал, что она одобрила мое решение. - Вы хотите найти де Логье? - Да. Я не успокоюсь, пока он не заплатит за смерть Аделин и Элизы. – голос Арамиса снова дрогнул. - Даже если для этого потребуется вся моя оставшаяся жизнь. - Арамис, я вчера вам не все сказал. Я не один приехал из Блуа. - Атос, я догадывался об этом. Вряд ли вы бы оставили маленького Рауля там одного. - Да, верно. Но со мной приехал не только Рауль. Теперь уже Арамис удивленно посмотрел на Атоса. - Портос приехал со мной. - Портос? - Да. Мы с Раулем заехали к нему в Валлон, и я ему все рассказал. Сказать, что он был шокирован, значит, ничего не сказать… Он даже не раздумывал – ехать со мной или нет. Он вместе с Раулем и слугами поехал в Париж, а я к вам в монастырь. Я не сомневался, что вы не оставите преступление де Логье безнаказанным, и поручил Портосу посетить несколько адресов. Через день-два у нас уже будут некоторые сведения. К тому же я взял на себя смелость поручить ему найти и дАртаньяна и все ему рассказать. Арамис кивнул и посмотрел на Атоса взглядом, в котором тот увидел искреннюю благодарность. - В таком случае, недолгие сборы и, думаю, через часа два мы сможем двинуться в дорогу. - Хорошо. И действительно, через два с небольшим часа они уже выходили во двор монастыря, где их ждал монах, державший под уздцы двух лошадей. Атос смотрел на друга, привычным движением поправлявшего верную шпагу на левом боку, и видел не аббата дЭрбле, а мушкетера Арамиса, решимость в глазах которого не оставляла никаких шансов де Логье. Арамис вскочил в седло и резко пришпорил лошадь. Та сорвалась с места в стремительный галоп. Атос последовал за ним, и вскоре два всадника летели по улицам Нуази в сторону Парижа. Всю дорогу Арамис был мрачнее тучи. Граф, прекрасно понимая состояние своего друга, тактично молчал. Ветер трепал их плащи. Атос держался рядом с другом и в какой-то момент заметил блеснувшие у него в глазах слезы. Что это было – может, ветер, а может… Арамис гнал лошадь на пределе ее возможностей. Мимо проносились леса и деревни. Но он ничего этого не замечал. Потому что перед глазами снова всплыли картинки из прошлого… Вот они сидят втроем холодным зимним вечером у камина, и он читает им на французском Овидия и Вергилия. Вот они пришли на мессу, и Элиза зачарованно слушает волшебные и величественные звуки органа. Ее личико серьезно и сосредоточено. А как она не по-детски реагировала на некоторые особо тонкие места «Буколик». Из неё могла вырасти прекрасная женщина, будущая хозяйка очага, будущая мать... Мать его, дЭрбле, внуков! Он вспомнил, как прошлым летом, гуляя по полю возле монастыря в Нуази, он рассказывал Элизе про цветы, показывал голубые васильки, красивые ромашки, величавые стебли иван-чая. А Элиза весело смеялась и повторяла за ним названия цветов, касаясь лепестков своими тонкими пальчиками. Он вспомнил, как любил поднять свою дочку на руки и кружить её по комнате, а она заливалась нежным серебристым смехом. Вспомнил, как однажды, когда они гуляли в поле, внезапно налетели тучи и полился дождь. И он, Арамис, снял с себя камзол и укутал Элизу, подставив своё лицо прохладным струям… Тогда Элиза спросила его: - Папочка, а ты не боишься простудиться? - Ты заботишься обо мне, дорогая, - с улыбкой сказал ей тогда Арамис, чувствуя необычайный приступ счастья. – Тогда пойдём к маме, нас ждёт чудесный деревенский завтрак из творога, молока и яиц! Он вкладывал в них все свое сердце и душу, отдавал им каждую секунду свободного времени. Только рядом с ними он был счастлив, как никогда! И так было бы и дальше! Если бы не… Все это рухнуло. Рухнуло в один миг, когда рука проклятого де Логье коснулась его девочек… Арамис невольно сжал эфес шпаги так, что пальцы побелели от напряжения. Атос все замечал. И тучи на лице друга, и это движение руки. Как бы он хотел помочь ему, облегчить боль. Но все, что он мог сделать сейчас, - это быть рядом с Арамисом. И вот вдали показались окраины Парижа. Горожане расступались перед стремительно летящими по мостовой всадниками. А те остановили лошадей лишь перед оградой небольшого домика. - Вот мы и приехали. – только и успел сказать Атос, как послышались быстрые шаги и калитка распахнулась. - Ваша милость! - воскликнул Гримо, всплеснув руками. Атос и Арамис спешились. - Господин Арамис… - Гримо почтительно поклонился ему, старательно пряча глаза. Он зоркого глаза преданного слуги не ускользнуло состояние друга его хозяина. Гримо слишком хорошо знал всех четверых. И в человеке, приехавшем вместе с графом, с трудом узнал того Арамиса, каким он его помнил. - Гримо, мы с дороги и хотели бы отдохнуть. – Атос попытался сменить тему. - Я не устал, Атос. И хотел бы сделать один важный визит. – Арамис и правда выглядел так, словно только что встал из постели, а не промчался десятки миль. Казалось, что это желание отомстить дает ему дополнительную энергию. - Друг мой, нам всем силы еще понадобятся. А потому надо отдохнуть. Пара часов ничего не изменит. Кстати, Гримо, а где Портос? Что-то я не слышу его громогласного приветствия. Значит ли это, что его нет дома? - Верно, господин граф. Господин Портос вчера весь день выполнял ваши поручения. И сегодня с утра, наскоро позавтракав и даже не дождавшись жаркого, вновь куда-то уехал. Гримо был неподдельно удивлен. И действительно, заставить Портоса пропустить завтрак могло только что-то из ряда вон выходящее. Впрочем, нынешняя ситуация именно такой и была. - Что ж. Тогда мы пройдем в дом и немного приведем себя в порядок после дороги, пока будем ждать Портоса. Как Рауль, Гримо? И преданный слуга стал рассказывать хозяину последние новости, пока они шли по дорожке сада к дому. Начало темнеть. В небе стали появляться первые звезды. Арамис остановился на пороге дома и поднял голову вверх. Прямо на его головой ярко сияли две звезды – большая и маленькая… Сердце снова сжалось. "Девочки мои…" – он не мог оторвать глаз от этих двух звезд. На плечо легла рука. - Пойдемте, друг мой… "Верный, преданный Атос… " - Атос. Мы привыкли воспринимать любовь – как удовольствие, как радость. Но разве любовь – только лишь радость? Любовь – это ещё и борьба. Не в борьбе ли получил я свою ненаглядную Аделин? Да, в страшной борьбе, борьбе не на жизнь, а на смерть. Тогда я просто обыграл де Логье, обыграл, как в игре в карты; теперь же последний сыграл ва-банк и сорвал куш. Теперь идёт борьба за честь и за жизнь. И один из нас непременно проиграет… Арамис прошел в дом. Атос посмотрел в небо на две звезды, что по-прежнему сияли над домом: - Аделин, я клянусь вам, что сделаю все возможное, чтобы проиграл не Арамис… Он перекрестился, поцеловал перстень на пальце и прошел вслед за другом в дом.
Анна Женевьева: V. Атос слушал впечатления Рауля от Парижа, когда Гримо осторожно постучал в дверь. - Да, Гримо, что случилось? - Прошу прощения, ваша милость, но я подумал – вы захотите знать. Господин Арамис только что куда-то уехал. "Вот неугомонный… Куда его понесло на ночь глядя?" – подумал Атос. - Спасибо, Гримо. Думаю, Арамис знает, что делает. Портос не возвращался? - Нет, господин граф. - Хорошо. Можешь идти. Как вернется Портос – сообщи мне. Впрочем, думаю, это будет лишним. Не услышать возвращение Портоса может только глухой. Гримо поклонился и неслышно вышел из комнаты. - На чем мы остановились, виконт? – повернулся к Раулю Атос. Тем временем по постепенно пустующим улицам Парижа к одному из домов в богатом районе приближался всадник. Копыта лошади цокали по булыжникам мостовой. Арамис остановился возле дома. Сколько воспоминаний у него было связано с этим домом! Разных - и сладких, и горьких. Это окно на втором этаже, эта калитка, эта тропинка, ведущая к заднему входу… Но если раньше они заставляли его сердце трепетать, то сейчас сердце молчало. Внезапно дверь отворилась, и он увидел… Ее… - Я ждала вас, Рене. – знакомый голос сквозь время воскресил воспоминания, казалось бы, давно забытые. Мари… - Ну, что же вы? Заходите. - и она пошла вглубь дома, оставив дверь открытой. Когда он поднялся на второй этаж, в знакомую спальню, она сидела в кресле у камина. Повернулась на звук его шагов. Тусклого света свечи оказалось достаточно, чтобы он увидел – она все так же прекрасна. Те же густые волосы, те же глубокие зеленые глаза, тот же изгиб бровей и тонкая линия губ. Мари де Шеврез была так же прекрасна, как и почти двадцать лет назад. Она встала, подошла к нему и хотела поцеловать, но в последнюю секунду он отвел свои губы в сторону. Удивительно, но она не обиделась и не рассердилась. Лишь положила руки ему на грудь и внимательно посмотрела прямо в глаза. - Я знаю. Я все знаю. Не спрашивайте – откуда. Почему он не удивился? Словно заранее знал. - Вы любили ее? – только и спросила Мари. Арамис кивнул. Говорить не мог – снова комок встал в горле. Отошел к окну, пытаясь вдохнуть свежий вечерний воздух. За спиной зашуршало платье. Мари подошла и обняла его со спины. Он не отталкивал ее. Но и она понимала, что большего он ей не позволит. Да и глупо было рассчитывать сейчас на большее. - Я могу вам чем-то помочь? – тихо спросила она. Он повернулся и их лица оказались совсем близко друг от друга. Как же он изменился… Мари смотрела на него и видела совсем другого человека – повзрослевшего не по годам, поседевшего, без той искорки в глазах, без усмешки на губах, что дразнила и заводила ее двадцать лет назад… Но сейчас он был другой, и такой другой он еще больше нравился ей. Ей хотелось обнять его, целовать, раствориться в нем, почувствовать его сильные руки… Но глядя в его глаза, она понимала, что сейчас в его сердце нет места ни ей, ни какой-либо другой женщине… Сейчас в его сердце есть место лишь для мести. - Я могу вам помочь? - повторила она. - Вы можете мне устроить встречу с коадъютором де Гонди? Его просьба ничуть не удивила ее. Скорее, наоборот, она ждала этот вопрос. - Не далее, как вчера, мы с господином коадъютором как раз говорили о вас, Рене. В ближайшее время монсеньор сам найдет вас. Он кивнул и направился к выходу. - Рене… - ее голос заставил его остановиться уже на верхней ступеньке лестницы. – Рене… Мой дом по-прежнему открыт для вас. Она слышала, как он медленно спускался по лестнице, как тихо хлопнула входная дверь. Мари откинулась в кресле. Что же было такое в той женщине, которая смогла завладеть его сердцем так, что и после смерти владеет им единолично… Едва Арамис, вернувшись, вошел в дом, как услышал голос, который ни с каким другим перепутать было невозможно. - А я вам говорю, Атос, что надо поехать в его замок и сжечь дотла! Для начала! – гневно гремело из гостиной. - Это будет слишком слабым наказанием. Даже для начала. Портос обернулся на голос и увидел стоящего в дверях Арамиса. Замялся, покраснел… Молча подошел к другу, хотел что-то сказать, но просто махнул рукой и крепко обнял: - Арамис… - Все в порядке, друг мой? – внимательно посмотрел на него Атос. - Да. Сегодняшняя встреча была первым шагом к возмездию. – Арамис был спокоен и серьезен. Так обычно выглядят люди, которые точно знают, чего хотят и идут к своей цели, отодвинув на второй план все остальное. Портос смотрел на него и видел совсем другого Арамиса. Не того, что уединялся во время их пирушек за чтением псалмов, не того, что во время ссор призывал к всепрощению, и не того, что однажды утром сказал, что подал рапорт об отставке из полка мушкетеров, чтобы принять рукоположение в Нанси. - Вас что-то смущает, друг мой? – словно прочитал его мысли Арамис. - Я никогда не видел вас таким, Арамис. Вы, священник, и настроены так… - Кровожадно? – перебил его Арамис, и глаза его загорелись. – Да, я священник. Но священник – это значит и солдат. Разве не воевал великий Ришелье? Да и разве вся наша церковная братия по сути не воюет, держа в одной руке Библию, а в другой меч? Да, священник – это воин, словом и огнём обращающий неверных и еретиков в истинную веру. Так ли уж мы жалели гугенотов под Ла-Рошелью? Нет, мы выполняли приказ командования. Тогда, помнится, Портос, вы сами сказали, что вся вина несчастных ларошельцев в том, что они поют свои псалмы не на латыни, а на французском. Но разве сравнима вина гугенотов с виной де Логье? Гугеноты просто так не убивали ни в чём не повинных женщину и ребенка! Они сражались за свою веру. Мы убивали их как еретиков, они убивали нас как преследователей их веры, это была религиозная война. А де Логье поступил даже не как религиозный фанатик, он поступил хуже самого отъявленного бандита с большой дороги. Он совершил преднамеренное убийство! И должен заплатить за это! - Друг мой, никто из нас не посмеет остановить вас или осудить за желание свершить правосудие. – раздался от дверей еще один знакомый голос. – А тот, кто посмеет обвинить вас в самосуде, пусть сначала сам пройдет через то, через что прошли вы. ДАртаньян подошел к Арамису и обнял его. - Ну, вот, мы, наконец, все в сборе. Думаю, пора обменяться первой информацией. – Атос сделал глоток вина из кружки. - Мне пока нечего сказать. – Арамис подошел к камину и облокотился об него. - Я жду встречи с очень важным человеком. - По вашей просьбе, Атос, я вчера посетил два первых адреса. – Портос был непривычно серьезен. Он не хохмил, не шутил, не махал кулаками. И лишь перекатывающиеся желваки говорили о том, что, попадись ему сейчас де Логье, Портос сломал бы ему шею быстрее, чем тот успел бы пикнуть. – В первом, в доме придворного портного Ла Бутена, подмастерье портного мне сказал, что последний раз заказ от герцога поступал всего неделю назад, и буквально позавчера заказ забрал мальчишка-посыльный. Во втором попросили время, чтобы узнать нужную вам информацию. Но, когда я сегодня обедал в таверне, ко мне подбежал мальчишка и вручил вот этот конверт. Думаю, это то, что вы просили. – и Портос протянул Атосу конверт, который тот молча взял. Раскрыл, прочитал, но не сказал ни слова. Повернулся к дАртаньяну. - Я послушал вчера и сегодня разговоры во дворце. Судя по ним, де Логье был в Париже, но вчера рано утром уехал. – при этих словах дАртаньяна Арамис ударил кулаком по стене. - Дьявол! Не успели! - Спокойнее, Арамис. – Атос откинулся в кресле и закрыл глаза. - Дайте мне несколько дней, и я выясню, куда… - дАртаньян не успел закончить, как его прервал Атос. - ДАртаньян, вам надо быть предельно осторожным. Вы – наши глаза и уши во дворце. Без вас мы будем слепы и глухи. А потому важна не скорость добычи информации, а ее характер. Де Логье не уйти от нас. Мы достанем его – неважно, через месяц или через год. - Атос прав. – Арамис повернулся к друзьям. – Нам предстоит поединок нервов, ума и выдержки. Де Логье уверен, что я пойду напролом. А мы поступим иначе. Мы зайдем с тыла, и нанесем удар тогда, когда он меньше всего этого будет ждать. Атос кивнул, поняв, что Арамис что-то придумал. - Говорите, Арамис. - Ни для кого не секрет, что Фронда не умерла, а лишь затихла на время. Внешне все спокойно, но и в Париже, и в провинциях продолжается скрытая борьба. Если я не ошибся, то в ближайшее время человек, встречи с которым я жду, предложит мне вступить в одну из влиятельнейших фрондерских аристократических группировок. Думаю, вам, господа, не надо объяснять, кто такие Гастон Орлеанский, коадъютор де Гонди, герцог Бофор, маркиз Шатонеф, герцог де Лонгвиль… Услышав эти имена, дАртаньян, не сдержавшись, присвистнул. - Именно, друг мой. Став частью Фронды, я буду иметь доступ к нужной информации, получу возможности и средства для уничтожения де Логье. - Но де Логье – сторонник правительства! – воскликнул Портос. - Да. А потому нам нужны свои люди и в противоположном лагере. – и Арамис выразительно посмотрел на дАртаньяна. - Кажется, я понимаю вас, друг мой… - улыбнулся дАртаньян, но его улыбка скорее напоминал оскал волка, который вышел на охоту. - Прекрасный план, Арамис! С одной лишь поправкой… - Атос поднялся из кресла и подошел к аббату. – Ни вы не пойдете один в лагерь фрондеров, ни дАртаньян не будет действовать один. Для всех мы разделимся на два лагеря – я и Арамис будем поддерживать Фронду, дАртаньян и Портос встанут на сторону правительства. - И это будет только на руку нам. Де Логье подумает, что мы разошлись на почве политических взглядов. – кивнул Арамис. - Да, именно. Так мы сможем подобраться к де Логье с двух сторон. – потер руки дАртаньян. - И когда мы к нему, наконец, подберемся, я сломаю ему шею! – рявкнул Портос. - А я переломаю ему все кости! – сжал кулаки дАртаньян. - Все это будет слишком гуманно в отношении такого мерзавца, как де Логье. – тихо сказал Арамис, но в его словах было столько боли, что друзья разом замолчали… - и не вернет Аделин и Элизу… Арамис прошел мимо них к выходу на улицу. - Оставьте его. – остановил порывавшегося пойти следом дАртаньяна Атос. – Пусть побудет один. Бывают моменты, когда даже самые близкие друзья оказываются лишними. ДАртаньян кивнул. - Но вы так и не сказали, что в этом конверте. – кивнул на листок бумаги в руках Атоса Портос. - Мне, как и Арамису, предстоит важная встреча, после которой я вам все и расскажу. А сейчас, друзья мои, нам надо расходиться по домам. Вам лучше не светиться в моем доме. У вас есть где остановиться, Портос? - Не волнуйтесь, теперь я могу себе позволить любую квартиру и даже дом. Атос проводил Портоса и дАртаньяна. Закрыв за ними калитку, он повернул обратно к дому и заметил на заднем дворе Арамиса. Тот сидел на скамейке, перебирая руками четки, и смотрел в ночное звездное небо… И Атос понял - несмотря на то, что они рядом с ним – Арамис сейчас одинок, как никогда…
Nataly: Анна Женевьева пишет: Если у меня это плохо получилось, я буду стараться лучше. Да, но давайте договоримся - эту тему Вы выкладываете до конца. Остальные будут удалены (как Вы и просили). Новые темы в "Творчестве" Вы открываете только с согласования с администрацией. Это не бан, за Вами сохраняются все права участника форума кроме выкладки своих фиков. К сожалению, иного пути у нас нет - формат форума не подразумевает полигон для тренировок. Спасибо за понимание.
Анна Женевьева: Nataly пишет: эту тему Вы выкладываете до конца. хорошо.
Анна Женевьева: VI. Когда на следующее утро Атос спустился в гостиную, там был лишь один Гримо, накрывающий стол к завтраку. - Доброе утро, господин граф. – поклонился он Атосу. - Доброе утро, Гримо. А где Рауль и Арамис? - Господин Рауль в саду, решил прогуляться перед завтраком. А господин Арамис ушел рано утром. - Ушел? – переспросил Атос. - Да. Лошадь брать не стал, сказал – не нужна сегодня. - Он завтракал? - Нет. Сказал, что не голоден. И мне показалось, что он и не спал ночью. Атос приподнял брови. - Я заходил утром в его комнату. Постель даже не смята. – пояснил Гримо, без труда поняв молчаливый вопрос хозяина. Атос озабоченно покачал головой. - Хорошо, Гримо. Зови Рауля к завтраку. Мне тоже надо будет уехать по делу. Через час должен прийти господин Драбье – один из лучших фехтовальщиков Парижа. Раз уж Рауль волею судьбы оказался здесь – пусть поучиться у настоящего мастера. Ему это потом пригодится в жизни. Гримо кивнул и пошел в сад за Раулем. Через час, встретив господина Драбье и познакомив его с Раулем, Атос оставил их упражняться, а сам отправился на встречу, назначенную ему в том письме, что передал ему накануне Портос. Тем временем Арамис выходил из собора Богоматери. Несмотря на живущую в его душе жажду мести, он по-прежнему ощущал острую потребность в молитве… Сейчас каждая молитва для него превращался в разговор с Аделин. Ему постоянно казалось, что Аделин где-то рядом, просто он не видит ее. Он часто ощущал легкое, почти невесомое прикосновение ее руки, ее поцелуи будили его среди ночи, когда удавалось заснуть. Она все время была рядом – он отчетливо это чувствовал… Выйдя из собора, он не сделал и десяти шагов, как от стены дома отделились двое обычных на первый взгляд простолюдинов, остановились возле него и тоном, не допускающим возражений, тихо сказали: - Господин аббат, сейчас вы сядете в карету. И пожалуйста без лишнего шума. Это в ваших же интересах. Тут же, словно из-под земли, рядом с ним выросла простая черная карета, какую и не заметишь на улице, настолько неприметной она была. Дверца отворилась, и Арамис сел в карету. Когда карета тронулась, из полумрака проявилось лицо человека, сидящего напротив Арамиса. Он сразу узнал его, ибо встречи именно с этим человеком ждал. - Доброе утро, шевалье . – Поль де Гонди плотнее зашторил окна кареты. – Я же говорил вам, что мы еще встретимся. - Монсеньор. – склонил голову перед ним Арамис. - К тому же, мне стало известно, что вы тоже искали встречи со мной. – он пристально посмотрел на Арамиса. – И я даже знаю – зачем. Внешне Арамис остался так же невозмутим, но сердце вздрогнуло: "Он все знает. И про Аделин, и про Элизу, и про убийство, и про Логье." - Я не буду снова говорить вам то, что сказал тогда в Нуази. Если вы здесь, если вы сами искали меня, значит, вы готовы принять мое предложение. И вы понимаете – чем это может обернуться для вас, как в случае успеха нашего дела, так и в случае неудачи. - Да, монсеньор. Я все прекрасно понимаю. Мне не привыкать ходить по лезвию ножа. - Я наслышан о вашем прошлом. Вам не раз светила Гревская площадь. Вы уже, должно быть, привыкли к этому ощущению. Арамис ничего не ответил, лишь в глазах блеснул бесноватый огонек. "Нет, я не ошибся в нем." – понял де Гонди. - Я уверен, что наше сотрудничество будет полезно для нас обоих. Вы получите то, что хотите, чтобы сделать свое дело, я получу в вашем лице умного и смелого соратника. И все будут довольны. - Будьте уверены, монсеньор. Де Гонди кивнул. - У меня есть к вам первое поручение. – коадъютор достал из внутреннего кармана мантии пакет. – Этот пакет нужно доставить герцогу де Лонгвилю. Сделать это должен человек надежный и к тому же новый, потому как за де Лонгвилем следят и хорошо знают всех прежних посланцев. - Когда пакет должен быть у герцога? – только и спросил Арамис. Де Гонди удовлетворенно кивнул головой. Да, он не ошибся в нем… - Чем скорее, тем лучше. – он отдал сверток Арамису, и тот спрятал его под камзолом. – Герцог сейчас в своем имении в Нормандии. Вот на этих постоялых дворах – де Гонди протянул Арамису листок бумаги. Тот внимательно прочитал его и вернул коадъютору. – Вас будут ждать свежие лошади. Насчет денег тоже не волнуйтесь – все уже оплачено. И если по каким-то причинам вам или бумагам будет угрожать опасность… - Не волнуйтесь, монсеньор, эти бумаги не попадут ни в чьи руки, кроме герцога де Лонгвиля. - Я уже чувствую, что не пожалею о нашем с вами сотрудничестве. – улыбнулся де Гонди. – А когда вы вернетесь, я сведу вас с одним человеком, который вхож в дом интересующего вас господина, и может оказать вам услугу. Карета остановилась. - Здесь мы с вами расстанемся. И последнее, шевалье. Я искренне рад, что граф де Ля Фер так же решил примкнуть к нам. Это честь для Фронды – иметь в своих рядах такого человека, как граф. Но в предстоящую вам поездку вы отправитесь один. Думаю, граф все поймет. Впрочем, человек, с которым он как раз сейчас должен встретиться, сможет ему все объяснить. Почему Арамис не удивился ни тому, что де Гонди знает об Аделин и Логье, ни тому, что он в курсе их с Атосом плана. Впрочем, он уже давно привык ничему не удивляться. Как и не демонстрировать внешне свои чувства и эмоции. Вот и сейчас последние слова коадъютора не вызвали на его лице никакой реакции. И лишь цепкий ум Поля де Гонди позволил ему понять – и он, и аббат прекрасно поняли друг друга. - Когда вернетесь – дайте знать через известную нам обоим даму. Арамис кивнул и вышел из кареты. Он стоял аккурат напротив дома Атоса. "Все-таки де Гонди – из тех людей, которые делают историю." – подумал он.- "И такого человека лучше иметь в качестве друга, а не врага". И Арамис направился к дому. Недолгие сборы, короткая записка Атосу - на все про все ушел час. - Что я скажу господину графу!? – всплеснул руками Гримо, когда Арамис вскочил в седло. Лошадь нетерпеливо била копытами по гравию садовой дорожки. - Скажите, что я вернусь, обязательно вернусь! - и, пришпорив лошадь, Арамис скрылся за поворотом. Гримо, покачивая головой, закрыл за ним ворота. А в это самое время в одном из скромных домиков на окраине Парижа Атос стоял напротив сидящего в кресле мужчины, в котором легко угадывались черты принца крови, несмотря на его скромный костюм. - Ваша светлость, - Атос, сняв шляпу, поклонился собеседнику. – Я благодарен вам за то, что вы согласились на эту встречу. - Полноте, граф. – мужчина встал, подошел к Атосу и пожал тому руку. – Это для нас большая честь, что такие люди, как вы и шевалье дЭрбле, решили встать на нашу сторону. Герцог де Бофор, а это был именно он, жестом предложил Атосу сесть. - Немного вина? - Да, благодарю. Бофор сам наполнил бокалы и протянул один из них Атосу. - Граф, я буду с вами откровенен. Ибо наслышан о вашем благородстве и чувстве чести. Когда до меня дошла информация о вашем желании встретиться со мной, я немедля обсудил это с людьми, стоящими вместе со мной на вершине нашего движения. Более того, и думаю, вам это известно не хуже меня, как раз сейчас проходит еще одна важная встреча – вашего друга шевалье дЭрбле. И не с кем-нибудь, а с самим монсеньором де Гонди. "Так вот кто тот важный человек, встречи с которым искал Арамис…" – понял Атос. - Что касается той встречи, - продолжал Бофор. – то там уже все решено. И когда вы вернетесь домой, то своего друга вы там не найдете. Атос гордился своей выдержкой, но в редкие моменты она все же давала сбой, как сейчас. Бофор заметил это. - Не стоит так волноваться, граф. С вашим другом все в порядке. Просто монсеньор поручит ему одно важное дело, которое не терпит отлагательств. И ваш друг вынужден будет спешно покинуть Париж. Один. - Могу я узнать, что это за поручение? - Я думаю, вы все узнаете из письма, которое вам оставит шевалье. Атос склонил голову, давая понять, что понимает и принимает все сказанное. Бофор улыбнулся. - А теперь я готов выслушать ваши условия. Право, граф, не будем лицемерить. Вы оказываете нам услугу, мы оказываем услугу вам. И я хотел бы знать, что вы хотите? - Все очень просто, ваша светлость. Есть один человек, присутствие которого на земле оскверняет ее. Этот человек совершил страшное преступление и должен быть наказан. - Угу. – кивнул Бофор. – Но этот человек, судя по всему, принадлежит к верхушке аристократии, иначе бы вы не обратились ко мне, а просто выследили бы его и наказали, как наказали некую даму с клеймом на плече. – и Бофор внимательно посмотрел на Атоса. Но в этот раз выдержка его не подвела. - Да, этот человек знатен, богат и могущественен. И уверен, что его преступление сойдет ему с рук. - Он принадлежит к другому лагерю? Или он наш соратник? - Он правая рука принца Конде. На долю секунды вздрогнувшие брови герцога де Бофора дали Атосу понять, что его светлость понял – о ком идет речь. - Что ж. Думаю, за оказанные нам услуги мы сможем что-то сделать и для вас, граф. Атос поклонился. Этих слов Бофора было более чем достаточно. По крайней мере, Бофор только что прозрачно намекнул, что если с кем-то из высокопоставленной знати вдруг "что-то случиться", он и многие другие сделают вид, что не в курсе произошедшего. - Благодарю вас, ваша светлость. - А пока мы с вами расстанемся. Вы остаетесь в Париже? - Да. Обстоятельства требуют моего присутствия здесь. - Хорошо. Впрочем, вы вольны в своих передвижениях. Когда вы нам понадобитесь, мы найдем вас. Атос поклонился и покинул домик. "Хорошо." – думал он, вскакивая в седло. – "По крайней мере смерть де Логье не вызовет много шума." Через час он уже въезжал в ворота дома. Навстречу ему выбежал Гримо. - Господин граф… - начал было он, но Атос его прервал. - Где письмо Арамиса? – спросил он, спешившись. Гримо, ничуть не удивившись, достал из кармана конверт и вручил его Атосу. Кинув слуге поводья, Атос пошел на задний двор, сел на скамейку и открыл конверт. "Дорогой мой друг. Обстоятельства вынуждают меня спешно покинуть Париж. Я не знаю, сколько буду отсутствовать. Если случиться так, что я более не смогу засвидетельствовать вам свое почтение, сообщите нашим друзьям, а так же даме, известной нам обоим, что их верный слуга искренне сожалеет и просит его простить. Всегда ваш, Аббат дЭрбле" Атос нахмурился, ибо этот невинный с первого взгляда текст можно было перевести следующим образом: "Я отправляюсь в опасное путешествие. И могу из него не вернуться. Если это случиться, сообщите Портосу, дАртаньяну и герцогине де Шеврез." Атос свернул письмо Арамиса. Он понимал, что, ввязываясь во Фронду, они с Арамисом отправляются не на увеселительную прогулку. Противостояние двору, королеве и Мазарини может стоить им жизни. Но другого способа добраться до де Логье не было. Атос поднялся со скамейки и пошел в дом. Сейчас ему оставалось лишь молиться, чтобы все обошлось, и Арамис вернулся.
Анна Женевьева: VII. Спустя несколько дней, не замеченный никем, Арамис приближался к имению де Лонгвилей. Утром он последний раз сменил лошадь и уже через несколько часов должен был быть на месте. О герцоге и герцогине де Лонгвиль он знал немного, но достаточно. Генрих II Орлеанский, герцог де Лонгвиль, был один из предводителей Фронды. Он был умен и опытен, но так же малодушен, нерешителен и недоверчив. Его жена - Анна-Женевьева де Бурбон, герцогиня де Лонгвиль, дочь Генриха II де Бурбона (Принца), сестра герцога Энгиенского и принца де Конти – была не только одной из первых красавиц Франции, но и вместе с тем женщиной умной, образованной и решительной. Злые языки при дворе поговаривали, что рядом с такой красавицей должен быть не этот коротышка де Лонгвиль, к тому же старше ее на десять с лишним лет, а более молодой и красивый мужчина. Поговаривали так же про романы герцогини, но ни один из них подтверждения не находил, все ограничивалось слухами. Лет пятнадцать назад Арамис бы волновался в предвкушении встречи с такой женщиной, но сейчас сердце его билось спокойно. Двери в него захлопнулись так же громко, как прозвучали выстрелы той февральской ночью, замок заржавел от запекшейся крови, а ключ забрала с собой Аделин. Сердце может кровоточить – теперь он это знал точно. И вот через несколько часов быстрого галопа вдали показались башни замка. Герцог лично вышел встречать незнакомца. Он тут же уловил и военную выправку, и спокойное лицо знающего себе цену человека. - Что вас привело в мой дом, господин… - Шевалье ДЭрбле. Аббат дЭрбле. – Арамис спешился. Он, не теряя времени, вытащил из внутреннего кармана камзола пакет и протянул его де Лонгвилю. Тот сразу понял, что ему привез таинственный посланец. - Прошу в дом, шевалье. Как вы доехали? - Без приключений, герцог. Но на последнем постоялом дворе я заметил несколько подозрительных личностей. Они пытались сопровождать меня потом, но мне удалось уйти от них лесом. Думаю, они до сих пор пытаются из него выбраться, осыпая меня проклятьями. - Вы так хорошо ориентируетесь в лесах? Вы военный? - Бывший военный. Сейчас я аббат монастыря в Нуази. - И посланец господина коадъютора. - Слуги Господа нужны и полезны везде. Они вошли в дом и прошли в гостиную. В дверях тут же возник слуга. - Приготовьте господину аббату комнату. Слуга поклонился и исчез. Арамис и герцог расположились в креслах. - Что в Париже? – герцог налил вина из стоящего на маленьком столике графина в два бокала и подал один из них гостю. - Затишье. Такое, что обычно бывает перед бурей. – сказал Арамис, делая глоток. За спиной послышалось шуршание платья. - Дорогая, познакомься с посланником господина де Гонди. Арамис поднялся и повернулся лицом к хозяйке дома. - Шевалье дЭрбле. Моя супруга – Анна-Женевьева, герцогиня де Лонгвиль. – представил их друг другу герцог. - Мадам. – Арамис поцеловал руку герцогини. – Долетевшие до меня слухи о вашей красоте явно не соответствуют действительности. – он посмотрел ей прямо в глаза. – Ибо вы не просто прекрасны, вы обворожительны… - Шевалье, вы удивительно галантны и при этом не банальны. – улыбнулась Анна-Женевьева. Арамис поклонился. - Шевалье, когда вам надо возвращаться в Париж? Я хотел бы передать с вами некоторые сведения господину коадъютору. – герцог не заметил искорку интереса к гостю в глазах своей жены. - Я хотел двинуться в путь завтра утром. - Думаю, мы успеем. – герцог ненадолго задумался. – Тогда позвольте мне покинуть вас. Я должен отдать некоторые распоряжения и дописать пару писем. - Дорогой, думаю, стоит так же передать те сведения, что собрал Шатильон. Монсеньору будет интересно знать финансовые связи Конде и правительства. - Именно этого и касается одно из моих распоряжений. Я должен послать человека с поручением, чтобы к утру эти сведения были у нас. И герцог покинул залу. Арамис и Анна-Женевьева остались одни. - Я не видела вас никогда раньше при дворе. Я бы не смогла забыть… такого умного и красивого мужчину. В вас за милю видно военного. – Анна-Женевьева внимательно изучала гостя из-под своих пушистых ресниц. Арамис казался невозмутимым и даже отстраненным, но и он заметил и фарфоровую кожу герцогини, и глубокие карие глаза, и мягкие волны светло-каштановых волос. Несколько лет назад он бы влюбился в нее с первого взгляда, попытался бы очаровать, завлечь. Но не сейчас… - Когда-то я служил мушкетером. В полку господина де Тревиля. Но последние пятнадцать лет я редко появлялся при дворе, герцогиня. Я аббат, служу в монастыре Нуази. - Полк де Тревиля? Я наслышана о смелости и решительности мушкетеров. И почему вы променяли карьеру офицера на стезю аббата? - Тому были причины. – сдержанно ответил Арамис. - И тем не менее, вы снова в политике. - И на это есть свои причины… - Арамис невольно сжал ручку кресла, вспомнив то, что привело его снова в политику. От Анны-Женевьевы не ускользнул этот жест, как и резко побледневшее лицо аббата. Но она тактично сделал вид, что не заметила этого. Появившаяся в дверях служанка сказала, что ужин будет подан через полчаса. - Его светлость не будет ужинать. Накрывайте на двоих в малой гостиной. – распорядилась хозяйка дома. Служанка, поклонившись, вышла. - Давайте пройдемся перед ужином. – герцогиня поднялась. Арамис последовал за ней. Они вышли в сад. Сумерки окутывали замок и окрестности. На небе появлялись первые звезды. Подняв голову, Арамис снова увидел те две звезды, что заметил еще над домом Атоса. Он был уверен, что это те же самые… Они сопровождают его, где бы он ни был… Его девочки… Они по-прежнему были рядом с ним, поддерживали и помогали. "Господи… Настанет ли когда-нибудь день, когда сердце не будет так сжиматься от боли, вспоминая их…" Анна-Женевьева заметила, что с аббатом что-то происходит, но не вмешивалась, а просто стояла рядом. - Извините… - наконец, словно очнувшись от забытья, он повернулся к ней. - У каждого сердца есть своя тайна и своя боль… - улыбнулась она ему. Она не знала, что с ним происходит, но, о Боги, как она была близка к истине! Они медленно шли по дорожке вокруг замка. Говорили о философии Гассенди, Бейля и Декарта. Арамис прочитал ей кое-что из Мольера – имя новое, но многообещающее. Она слушала его спокойный, немного грустный голос. И поймала себя на мысли, что ей давно ни с кем не было так хорошо… Задумавшись, она не заметила ступеньку, и только вскрикнула, когда нога оступилась. И тут же сильные уверенные руки поймали ее. Он держал ее, обняв за талию. И был так близко от нее, что ей вдруг захотелось, чтобы он прижал ее к себе, обнял крепко-крепко! Дыхание остановилось, и сердце замерло… Но он просто отпустил ее и отошел на шаг. - Вы в порядке, герцогиня? - Да… Спасибо. – выдохнула она, стараясь, чтобы дрожащий голос не выдал ее волнения. Что с ней такое происходит? Она спрашивала себя об этом снова и снова и весь ужин, украдкой поглядывая на него. - Спасибо за великолепный ужин, герцогиня. – Арамис поднялся из-за стола следом за ней, подошел и поцеловал руку. - Каждой хозяйке хочется, чтобы гости вспоминали ее дом теплым словом и мечтали вернуться в него. – последние слова она сказала, как-то особенно тепло посмотрев на него. Или ему это показалось? - Вас я буду всегда вспоминать исключительно теплым словом. - Уже поздно, а вы, должно быть, устали. Завтра вам снова в дорогу. Отдыхайте, аббат. И если вам что-нибудь понадобиться – наши слуги в вашем распоряжении. - Благодарю вас, герцогиня. Но я непритязательный гость. И, еще раз поцеловав ей руку, он пошел следом за дворецким в приготовленную для него комнату. Анна-Женевьева поднялась в свою спальню. Одетта, ее служанка, помогла ей снять платье и облачиться в шелковый пеньюар. Одетта была с ней с самого младенчества. Иногда Анна-Женевьева забывала, что та ее служанка и вела себя с ней, как с подругой. Одетта знала все ее сердечные тайны, все секреты. Читала свою хозяйку, как открытую книгу. - А он красивый… - как бы ненароком произнесла она, расчесывая густые волосы герцогини. - А? Что? - слова Одетты застали ее врасплох. - Сегодняшний гость. Он красивый… И вы думаете о нем. - Одетта! Что ты себе позволяешь?! – Анна-Женевьева была не рассержена, а скорее потрясена тем, что Одетта так легко "прочитала" ее. - Дорогая моя… Вы забываете, что я вас знаю с рождения. Я даже на руки вас взяла раньше, чем ваша матушка. Этот господин запал вам в душу… - Это так заметно? – уже спокойнее спросила герцогиня, посмотрев на служанку. - Для меня – да… - У него в сердце сидит какая-то боль. Огромная, заполнившая всю его сущность. – размышляла вслух Анна-Женевьева. - Возможно, он пережил трагедию. На все нужно время. Лишь оно способно излечить раны лучше любого лекаря… "Надо узнать о нем больше…" - подумала Анна-Женевьева де Лонгвиль, вытягиваясь на кровати под одеялом. Закрыла глаза… Ей снился красавец-аббат, его руки, обнимавшие ее, его губы, касающиеся ее губ… Она улыбалась во сне… Проснувшись посреди сна, оглянулась, словно испугалась, что кто-то мог видеть ее реакцию на сон. Встала, подошла к окну. В окне комнаты напротив, той самой, что предоставили аббату, дрожал огонек свечи. Он не спал… Анна-Женевьева смотрела на этот свет в окне и почувствовала, что однажды она растопит лед его сердца… Просто нужно время…
Анна Женевьева: VIII. Когда герцог и Арамис на следующее утро вышли на лужайку у главного входа замка, там уже стоял слуга, держа под уздцы коня. - Я взял на себя смелость предложить вам одного из лучших своих коней. Этот мекленбуржец не знает усталости. – сказал герцог. - Благодарю вас, герцог. Он выглядит великолепно. – Арамис погладил коня, на что тот приветливо фыркнул. Герцог протянул ему пакет. - Эти бумаги надо передать лично в руки монсеньору. А чтобы вы понимали важность сведений, содержащихся в них, скажу лишь, что если эти бумаги попадут в посторонние руки, всем нам - начиная от вас и меня и заканчивая господином де Гонди - плаха покажется курортом. – герцог был серьезен. - Я прекрасно все понимаю, герцог. И даю вам слово офицера, что или эти бумаги попадут по назначению, или они исчезнут до того, как я умру, защищая их. Но, поверьте, скорее это будет первый вариант, ибо умирать в мои планы пока не входит. – и Арамис спрятал пакет под камзол. Все было готово. Великолепный конь, необходимая экипировка и прекрасная погода гарантировали по крайне мере отсутствие проблем с этой стороны. Арамис вскочил в седло. - К сожалению, я не смог выразить признательность герцогине за прекрасный прием. Прошу вас передать ей мои слова благодарности. - Я непременно это сделаю, шевалье. Ее светлость неважно себя чувствует. Мигрень… Бывает иногда. Я надеюсь, что мы еще увидим вас у себя. - Я в этом почти уверен, учитывая, как развиваются события. Попрощавшись с герцогом, Арамис пришпорил коня, и тот резво взял с места в галоп. Покидая поместье де Лонгвилей, Арамис не знал, что все это время за ним из окна наблюдала Анна-Женевьева. Она не вышла попрощаться по двум причинам. Во-первых, боялась, что не сможет сдержать нахлынувшие на нее чувства, а во-вторых, чрезмерная настойчивость могла лишь оттолкнуть от нее аббата. Женским чутьем она понимала, что здесь надо действовать аккуратно, не спеша… Арамис отъехал совсем немного, когда заметил за спиной тех, кто вчера по его милости остался блуждать по лесу. «Значит, все же выбрались, красавцы…» - подумал он. – «Ну, родной, давай! Надо оторваться от них насколько возможно.» И он несколько раз пришпорил коня. Ветер трепал волосы, свистел в ушах. Фигуры преследователей становились все меньше и меньше. Но Арамис не спешил радоваться. Он понимал, что скорее всего лишь выиграл несколько часов времени. Прежняя дорога шла через деревни и была более безопасной, но так же Арамис мог поспорить на что угодно, что на постоялых дворах и в деревнях его уже ждут. И тогда он решил поехать через лес. Этот путь был короче, но опаснее тем, что, столкнись он с преследователями в лесу, рассчитывать тогда уже придется только на себя. Помощи будет ждать неоткуда. Да и сменить коня будет сложнее. Он поблагодарил Бога и герцога де Лонгвиля за мекленбуржца. Эта порода отличалась необычайной выносливостью, которая сейчас была как нельзя кстати. Времени на раздумья не было. И он решительно направил коня в лес. Заблудиться не боялся, ибо хорошо знал эти места. Проехав достаточное расстояние, он сбавил скорость, давая коню отдохнуть. У него было немного времени, чтобы рассчитать возможные варианты развития событий. В том, что его преследователи знают – кто он, куда и почему ехал, и что везет с собой в Париж – он не сомневался. Видимо, следившие за де Лонгвилем люди не сразу, но вычислили посланца коадъютора. Это дало Арамису возможность благополучно доехать до де Лонгвиля, но теперь создало массу проблем для такого же благополучного возвращения в Париж. Кроме того, в случае нападения ему придется в первую очередь думать о бумагах, а значит, предпочесть оборону атаке. А это он не любил. Остаток дня он проехал спокойно. Видимо, ему все же удалось оторваться, и преследователи потеряли его из виду. Он рискнул и сделал привал на ночь, выбрав поляну, с одной стороны которой протекал довольной широкий ручей, а с другой была отвесная песчаная скала. В случае внезапного нападения это сильно бы ограничило возможности противника. Привязав коня к дереву возле ручья, он сел прямо на траву, подстелив камзол. Прислонился спиной к дереву. Над головой проплывали звезды… Но те две звезды, что всюду его сопровождали, он сегодня не увидел. Чем больше времени проходило с той страшной ночи, перевернувшей его жизнь, тем четче он понимал, что никогда уже не будет прежним. Изменилось все – его отношение к жизни, к друзьям, к риску и даже к женщинам. Он до сих пор не мог никого представить рядом с собой на месте Аделин, но поведение герцогини де Лонгвиль, ее тактичность, осторожность, деликатность вызвали в его сердце чувство благодарности и уважения к этой женщине. Это была первая робкая попытка его сердца раскрыться после пережитого… Он не заметил, как задремал. Но сон его был чуток, как, впрочем, и все последнее время. Проснувшись с первыми лучами солнца, он умылся из ручья, наскоро перекусил собранным ему в дорогу хлебом с овощами и через полчаса уже сидел в седле. Отдохнувший за ночь мекленбуржец нетерпеливо перебирал копытами. Но пускать его сразу в галоп Арамис не стал. Надо беречь коня, скорее всего, поменять не получится. Новый день в дороге снова прошел спокойно. Возможно, кто-то другой на месте Арамиса расслабился бы, но только не он. Многолетний опыт подсказывал, что нельзя терять бдительности, пока не достигнешь конечной точки пути. И он был прав. Последний день в дороге уже перевалил за половину, до Парижа оставалось несколько часов езды, и он надеялся вернуться еще засветло, как, выехав на поляну, увидел вдали трех знакомых всадников. Случайно ли или нет, но они настигли его. И заметили так же, как и он их. Арамис быстро повернул коня и вонзил в него шпоры.. Просвистевшая рядом пуля дала ясно понять, что он очень вовремя это сделал. Не сбавляя скорости, он обернулся и выстрелил из одного из седельных пистолетов. Крайний справа всадник свалился с седла. Конь еще какое-то время тащил его за собой, руки волочились по земле. Арамис быстро поменял пистолеты. Второй выстрел. - Дьявол! – пистолет дал осечку. Тут же рядом с ухом просвистела ответная пуля. Он пригнулся и еще сильнее вонзил в бока коня шпоры. Третий выстрел, и правое плечо словно обожгло огнем. Отъехав на некоторое расстояние и немного оторвавшись от двух оставшихся преследователей, Арамис сделал то, что со стороны могло показаться безумием: он остановил коня и привязал его к дереву подальше от тропинки. Спешился, быстро осмотрел плечо. Крови было предостаточно, но хорошо уже то, что пуля не застряла в мягких тканях, а прошла навылет. Он быстро вытащил из сумки, прикрепленной к седлу, кусок ткани, специально припасенной для таких случаев, и перетянул руку чуть выше раны, чтобы остановить кровь. И… вернулся, чтобы встретить «гостей». Безумие… но лишь на первый взгляд. Он, конечно, мог бы и дальше гнать коня, но все закончилось бы тем, что он бы загнал его и, не имея возможности сменить, да к тому же раненый, стал бы легкой добычей преследователей. Сейчас же надо постараться хотя бы на какое-то время вывести их из строя – ранить, а, если повезет, и убить, и на свежей лошади уйти от них тогда будет гораздо легче. Он спрятался за деревом. Долго ждать не пришлось. Преследователи выехали на поляну и стали оглядываться. Арамис замер за деревом, практически перестав дышать. Один из всадников подъехал и остановился напротив него. Не будь правая рука ранена, он бы с легкостью справился с ним, метнув кинжал. Расстояние маленькое, он бы не промахнулся. Теперь же придется метать левой рукой, а это не гарантирует успешный результат. Но выбора не было. Прицеливался долго. В момент броска сердце, казалось, остановилось. Кинжал вонзился в спину всадника аккурат в районе сердца. Не успев ничего понять, тот рухнул с лошади. Прятаться дальше было бесполезно. Этим броском Арамис выдал себя. Но зато еще одним противником стало меньше. Третий из преследователей соскочил с лошади одновременно с тем, как Арамис появился на поляне. Арамис сразу понял, что напротив него опытный наемник. Спокойный сосредоточенный взгляд, четкие движения. Ухмыльнулся, заметив раненое плечо Арамиса. Последнее стало давать о себе знать все больше и больше. Каждое более-менее резкое движение бередило рану и заставляло вновь кровоточить. Противник не спешил. Арамис понял, что тот будет тянуть время, выматывая его. Что с раненым плечом не заставит себя долго ждать. А значит, надо что-то делать, надо что-то срочно придумать. Хорошо хоть, он мог фехтовать и левой рукой. Конечно, не так, как Атос, но все же… Противник сделал первый выпад, прощупывая Арамиса. Тот достаточно уверенно отразил атаку. Непривычная для него оборонительная тактика, к тому же не спешащий соперник, давали возможность думать, искать выход. Надо уходить. Долго он не сможет продержаться – он не железный, плечо ныло все сильнее – а бумаги надо спасти. Если бы дело касалось его одного… Но он в ответе еще и за доверенные ему документы. Молниеносный выпад соперника вынудил его ответить так же остро, на мгновение забыв о плече. Резкая боль пронзила все тело и в глазах потемнело. Когда он очнулся, то понял, что лежит на земле. Шпага лежала совсем рядом. Но дотянуться до нее не было никакой возможности, ибо прямо над ним стоял противник, а к груди был приставлен клинок. В голове стремительно одна за другой проносились мысли – что делать, как спасти бумаги, что придумать, чтобы хотя бы успеть их уничтожить, если не удастся выбраться живым, и как это сделать? Противник, не убирая клинок от груди Арамиса, наклонился и уже протянул руку, чтобы вытащить выглядывавший из-под камзола кончик пакета с документами, как в кустах послышался шорох, и на поляну выскочили олениха с маленьким олененком. Секундное замешательство соперника, и Арамис, оттолкнув клинок от груди, стремительно выхватил у того кинжал из-за пояса и вонзил в живот. Короткий хрип и противник замертво упал прямо на него. Столкнув его с себя, Арамис поднялся, тяжело дыша. Плечо болело нещадно. Он повернул голову. Олениха продолжала стоять и смотреть прямо на него. Маленький олененок терся о ноги матери. Казалось, они совсем не бояться присутствия человека рядом. На мгновение Арамису показалось, что он сходит с ума… Олениха с детенышем только что спасли ему жизнь… Мать с детенышем… Аделин и Элиза… Олениха еще раз не по-звериному осознанно посмотрела ему в глаза и быстро скрылась в гуще леса. Олененок поспешил за матерью. Постояв еще какое-то время и немного придя в себя, он поднял шпаги – свою и противников - вытащил из тел кинжалы и пошел к тому месту, где оставил коня. Плечо болело так, что он почти перестал чувствовать руку. До Парижа совсем немного, главное – дотянуть… Стиснув зубы, перевязал рану, вскочил в седло. Покрепче закрепил ноги в стременах и накрутил поводья на руки. Так по крайней мере он сможет удержаться в седле, если вдруг потеряет сознание. «Давай, родной, не подведи…» - прошептал он коню на ухо и потянул поводья. Конь послушно тронулся, постепенно переходя в средний галоп. Очертания показавшихся на горизонте окраин Парижа Арамис увидел уже сквозь пелену в глазах. Когда Гримо выбежал на стук и открыл ворота, то лишь вскрикнул, всплеснув руками. Услышав крик слуги, Атос выскочил на улицу и обмер, увидев Гримо, сидящего на земле, а на руках у него лежал в бессознательном состоянии Арамис. Рядом стоял, пожевывая траву, верный мекленбуржец.
Анна Женевьева: IX. Солнце слепило глаза даже сквозь закрытые веки. Арамис отвернулся от слепящего света. Кто-то тут же подошел к окну и зашторил его. Арамис открыл глаза. Возле окна стоял Атос. - Как вы, друг мой? – он подошел и сел на край кровати. Арамис вспомнил, как из последних сил, стараясь не потерять сознание, доехал до дома Атоса и, лишь когда Гримо отворил ворота, рухнул на руки верного слуги и… отключился. - Терпимо. – Арамис пошевелил рукой. Плечо еще болело, но рука слушалась. – Сколько я был без сознания? - Сутки. - Атос, документы… - Не волнуйтесь. Пакет уже передан лично в руки господину де Гонди. Как только мы с Гримо перенесли вас в дом, я тут же послал его с запиской к Мари. Она приехала, когда стемнело, вместе с коадъютором. Я лично отдал ему пакет. Кроме того, он привез с собой своего лекаря. Тот осмотрел вас, промыл рану, перевязал, и сказал, что несколько дней полного покоя, и вы будете в порядке. Вы потеряли много крови, потому и отключились. Атос позвонил в стоящий на прикроватном столике колокольчик. В дверях тут же возник Гримо, увидел очнувшегося Арамиса и радостно улыбнулся. - Гримо, позаботься об обеде для господина аббата. - Атос, я не голоден. - Не спорьте, друг мой. Вы же хотите поскорее встать на ноги? Арамис кивнул. Атос умел приводить неопровержимые аргументы. - К тому же, - продолжил он, едва за Гримо закрылась дверь. – Господин коадъютор сказал, что как только вы поправитесь, он вам устроит обещанную встречу. Встречу с человеком, который вхож в дом де Логье. «Уже ради одной этой встречи стоило рисковать.» - подумал Арамис. - Есть ли какие новости от наших друзей? – спросил он Атоса. - ДАртаньян приезжал сегодня утром буквально на несколько минут. Сказал, что во дворце что-то витает в воздухе, но что – пока не понятно. Обещал по мере возможности сообщать. В одном разговоре проскочило имя де Логье, которого кто-то видел в Лангедоке. Портос сорвался туда два дня назад. Пока новостей от него не было. - Мы найдем его, Атос. Обязательно найдем.- тихо, но уверенно сказал Арамис. - Я в этом даже не сомневаюсь, дорогой друг. В двери постучали. После разрешения Атоса в комнату вошел Гримо с подносом, на котором стояла чашка куриного бульона, запеченные овощи, хлеб и чашка молока. - А пока ешьте и набирайтесь сил. – улыбнулся Атос. Через два дня Арамис уже был на ногах. Даже начал упражняться с рапирой. Атос пытался его остановить, но быстро понял, что если Арамис что решил, то… И он сам начал с ним тренироваться. Аккуратно, постепенно наращивая нагрузки и отступая, когда видел, как Арамис невольно морщился от боли в плече. Долгожданная встреча была внезапно отменена. Человек, с которым Арамиса должны были свести, в срочном порядке вынужден был уехать в Шампань. Друзья тут же предположили, что де Логье вернулся в свой замок. Это подтвердил Портос, вернувшийся через три недели. Все это время он практически преследовал де Логье по пятам. И лишь после очередного переезда герцога Портос потерял его где-то в районе Амьена. А потому вернулся Портос злой и похудевший. И в первый же вечер после возвращения уничтожил в одиночку месячный запас провизии в доме Атоса. В отношениях Фронды и двора продолжалось скрытое противостояние – улыбки на людях с одной стороны, и подковерные интриги, преследования и провокации с другой. Но дАртаньян продолжал держать ухо востро, не расслабляясь ни на секунду. Так прошло все лето. За эти месяцы Арамис еще несколько раз по делам Фронды бывал в имении де Лонгвилей. С каждым разом общение к герцогиней становилось все теплее. Она была все так же деликатна, мила и терпелива. Конечно, мужчина в Арамисе не умер, и он замечал и характерные взгляды, что бросала на него Анна-Женевьева, и то, как она порой нервно теребила шнуровку на платье. И он уже подумывал, что, может быть… Но тело молчало. То желание, которое в нем просыпалось при одной лишь мысли об Аделин, казалось, заснуло навсегда… В таком затишье и ожидании прошло полгода. Казалось, что судьба испытывает Арамиса на прочность – сможет ли он дойти до конца, не заставят ли его трудности свернуть с выбранного пути. Со временем он научился спокойнее вспоминать Аделин и Элизу. Нет, боль не утихла. Он все так же их любил и скучал по ним. Но смог, наконец, смириться с тем, что с их уходом закрылась одна из страниц его жизни. Но чтобы жить дальше, он должен был довести дело до конца. Это уже стало для него больше, чем месть, важнее, чем справедливость. Это стало для него делом Чести. Арамис ждал, терпеливо ждал. Он знал, что однажды все равно доберется до де Логье. И вот однажды дождливым сентябрьским утром, когда Арамис, Атос и Рауль завтракали в гостиной, вошел Гримо и молча протянул Арамису записку. Развернув ее, тот прочитал невинный с первого взгляда текст: «Та книга, что Вы так долго ждали, наконец, прибыла. С радостью сообщаю Вам, что Вы можете ее увидеть сегодня вечером. Жду Вас в десять. Ваша М.» Попади эта записка в чужие руки, она бы не вызвала подозрений. Арамис же без труда расшифровал послание, которое в вольном переводе гласило следующее: «Человек, с которым вам обещали встречу, в Париже. Вы можете увидеться с ним сегодня вечером в моем доме. Мари». По побелевшим костяшкам сжатых в кулак пальцев Арамиса Атос без труда понял, что период затишья закончился. - Когда? – только и спросил он друга. - Сегодня вечером. – Арамис встал, подошел к камину и бросил записку в огонь. Атос кивнул. - Будьте осторожны, друг мой. – только и сказал он. Ровно в десять вечера Арамис стоял под знакомыми окнами. Тут же тихо отворилась дверь, он вошел, и дверь так же тихо закрылась за ним. В полумраке прихожей он увидел Мари. - Вас ждут. – тихо сказала она и стала подниматься по лестнице. Он молча шел за ней. Она подошла к двери одной из комнат, отворила ее и, когда Арамис вошел внутрь, закрыла за его спиной. В мягком свете луны Арамис увидел сидящего в кресле мужчину. - Садитесь, шевалье. Голос показался Арамису очень знакомым. Он подошел и сел в кресло напротив мужчины. Луна высветила лицо собеседника. Да, не зря встреча с этим человеком была окутана такой завесой тайны. И воистину стоила того риска, которому Арамис подвергал свою жизнь во время первой поездки к де Лонгвилям. Напротив него сидел Сезар-Фебюс, граф де Миоссанс, один из ярых сторонников Анны Австрийской и Мазарини. Но это, судя по всему, не мешало ему поддерживать отношения и с Полем де Гонди. Арамис предположил, что Миоссанс мог быть одним из активных участников тайных переговоров между Фрондой и двором. Граф пристально посмотрел в глаза Арамису: - Известный нам обоим человек попросил меня помочь вам в одном деликатном деле. Давайте договоримся сразу, что вы будете максимально откровенны со мной. Иначе наш разговор закончится, так и не начавшись. Арамис кивнул. - Речь идет о герцоге де Логье. Он совершил преступление и должен понести наказание. – тихо сказал аббат. - Думаю, вы понимаете, что преступление, о котором вы говорите, должно быть достаточно серьезным, чтобы я согласился вам помочь… - начал было граф. - Он жестоко убил женщину, которую я любил, и нашу восьмилетнюю дочь. – прервал его Арамис. Даже в тусклом свете луны было видно, как вздрогнул Миоссанс. Помолчал несколько секунд. - Де Логье совсем зарвался. – вдруг неожиданно жестко сказал он. – На его беспредел закрывали глаза, но это уже слишком. Чем я могу помочь вам, шевалье? - Мне нужно знать о передвижениях де Логье заранее, знать о том, где и когда он будет. Миоссанс кивнул: - Понимаю вас. – помолчал, о чем-то думая. – Хорошо. Де Логье пора поставить на место. Я помогу вам. Я сам буду находить вас. В данный момент де Логье недоступен для вас. Он в окружении принца и подобраться к нему невозможно. Наберитесь терпения. - Этого мне не занимать. Я умею ждать. И я дождусь… Даже самый умный хищник, спрятавшийся в надежном укрытии, рано или поздно покидает его, чтобы выйти на очередную охоту. Миоссанс внимательно посмотрел на него. Кивнул то ли ему, то ли каким-то своим мыслям. Поднялся. Арамис поднялся следом. - Надеюсь, вы понимаете, кому объявили войну. Я могу вас вывести на де Логье, но потом… вы останетесь с ним один на один. И из этой схватки выйдет живым лишь один из вас. - Я это понимаю. И полагаюсь на волю Господа. Миоссанс кивнул и подошел к двери. - Удачи вам, шевалье. – обернувшись, сказал он напоследок. И покинул комнату. Арамис слышал в коридоре тихий шепот Мари, шаги на лестнице. Вот еле слышно захлопнулась дверь. Снова шаги. И теперь уже скрипнула дверь в комнату, где Арамис только что разговаривал с Миоссансом. Он повернулся на звук. Мари стояла, прислонившись к двери. - Успешно? – только и спросила она. Он кивнул в ответ. Мари подошла к нему. Лунный свет мягко освещал ее лицо. Она провела рукой по его щеке, прикоснулась пальцами к губам. Аккуратно, но твердо он перехватил ее руку. Она немного отступила. - Рене… Я понимаю, что то, что было между нами, уже никогда не вернется. Мы стали другими, но это не значит, что мы перестали дорожить друг другом. Ты всегда будешь владеть кусочком моего сердца. Я любила тебя, и… - Мари замерла на мгновение, потом подняла на него глаза. – и буду любить… Позволь мне помочь тебе. Я знаю, что ты не чувствуешь ко мне то, что чувствовал к ней. Но я и не прошу этого. Я вижу, как тебе плохо. Ты как натянутая струна. Так нельзя, Рене! Ты хоронишь себя заживо! - Мари… - покачал он головой. - Ты не предашь ее, ее память и ее любовь, если будешь жить дальше. Ты живой человек! Ты должен жить! Арамис подошел к окну. И снова увидел две знакомые звезды. И в какой-то момент ему показалось, что большая звезда засияла, словно улыбнулась ему. Шурша платьем, Мари подошла и обняла его со спины. Он повернулся к ней. Она мягко держала его за плечи, подошла так близко, что ее губы почти коснулись его губ. Он положил свои руки на ее. Глаза в глаза… - Ты можешь сейчас скинуть мои руки со своих плеч, и уйти… - прошептала она. – Я приму и пойму твое решение. И буду его уважать. Но если останешься… Только дай знак… Позволь мне помочь тебе. Я все сделаю сама… Доверься мне… Он смотрел в ее глаза. Несколько секунд, показавшиеся вечностью. Она терпеливо ждала. И он сделал выбор. Он убрал свои руки с ее рук, прислонился к стене и закрыл глаза… И тут же почувствовал, как губы Мари коснулись его губ… Почти год он не целовал женщину! И сейчас под аккуратным, но решительным напором ее губ в нем снова просыпался мужчина… Нежно, мягко, не спеша ее руки один за другим расстегивали крючки на его камзоле. Следующей перед Мари капитулировала сорочка. И когда ее руки коснулись его груди, он вздрогнул и открыл глаза. Она оторвалась от его губ, замерла на мгновение и стала медленно опускаться, целуя его подбородок, шею, грудь. Его дыхание становилось все более прерывистым… Когда она расправилась с поясом на штанах, он вдруг почувствовал, что в нем проснулось то, что, казалось, умерло навсегда… Он резко поднял Мари и повернул спиной к стене. Его руки держали ее руки прижатыми к стене над головой. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, как напрягается, пульсирует, реагирует ее тело на каждое его прикосновение. Оказалось, он помнит каждый изгиб ее тела, каждую родинку, каждую впадину… Пальцы привычно расправлялись со шнуровкой на платье. И вот оно, шурша, упало на пол. Он подхватил ее на руки и положил на кровать. Быстро скинул расстегнутые камзол, сорочку, штаны… Склонился над ней, утопающей в шелковых простынях, замер на мгновение… - Живи, Рене… - прошептала она. – И люби… Люби… меня… Сейчас… Он наклонился и жадно коснулся ее губ, словно истосковавшийся по воде путник. Мари ласково водила пальчиками по его спине, а он целовал ее лицо, глаза, плечи, шею… Господи, как же она по нему соскучилась!!! Только сейчас, полностью отдавшись во власть его рук и его губ, она это поняла. Завтра будет завтра… И пусть эта ночь больше не повторится, она будет вспоминать ее с улыбкой, потому что смогла… смогла помочь ему «проснуться» от спячки… Первые лучи солнца робко проникали в комнату. Мари повернула голову. Рене лежал рядом. Она не знала, но впервые с момента смерти Аделин и дочки он спал, спал крепко, не вздрагивая и не просыпаясь посреди сна. Мари положила голову ему на грудь, обняла и улыбнулась, вспомнив эту ночь… Она понимала, что этой ночью он фактически был не с ней… Вспомнила, как даже не обиделась, когда в пылу страсти он назвал ее Аделин. Пусть! Утром он, скорее всего, даже не вспомнит этого, а она уж точно не будет ему об этом напоминать. Но, по крайней мере, с него спало то напряжение, в котором он находился все последние месяцы. В память об их любви она должна была сделать это. Ради него, прежде всего… Покидая ее дом, Арамис уже на пороге обернулся и, взяв ее руку в свою и поцеловав, сказал одно лишь слово: - Спасибо… Но это слово для нее было дороже всех признаний в любви.
Анна Женевьева: X. Граф де Миоссанс сдержал обещание. Он регулярно сообщал Арамису о передвижениях де Логье. Однажды удача почти улыбнулась друзьям. Они приехали на один из постоялых дворов близ Орлеана за несколько часов до того, как там появился де Логье. И остался заночевать. Шпаги и кинжалы были наготове, ночью друзья собирались, наконец, свершить правосудие. ДАртаньян и Портос нервничали – слишком долго они подбирались к де Логье. Атос и Арамис были спокойны. После той ночи у Мари, когда Арамис вернулся уже утром, Атос ни слова ему не сказал и ни о чем не спросил. Но все сразу понял. Потому что его друг изменился – стал спокойнее не только внешне, но и внутренне. Он понемногу оживал, возвращался к жизни. Атос вздохнул с облегчением… Как бы он сам ни любил Аделин, его друг был слишком молод для того, чтобы заживо себя хоронить. Сам же Арамис, поначалу все же испытывавший ощущение, будто он предал, изменил Аделин, постепенно стал осознавать, что жизнь продолжается и Мари оказала ему услугу, вернув его к этой жизни. К тому же, буквально на следующую же ночь ему приснилась Аделин. Она ничего не сказала во сне, лишь ободряюще улыбнулась. И вот на постоялом дворе они ждали ночь, чтобы завершить то, что занимало их умы последний год. Но какой-то злой гений оберегал де Логье. Только друзья собрались выйти из комнаты, как услышали шум во дворе, увидели нескольких всадников, среди которых без труда узнали адъютанта принца Конде. И уже через полчаса де Логье вместе с этими всадниками покинул постоялый двор. ДАртаньян тогда чертыхнулся, Портос согнул в круг каминные щипцы, Атос лишь вздохнул. Арамис… впервые улыбнулся. Но улыбнулся незнакомой друзьям улыбкой человека, который уверен – он все равно достанет врага. Дни сменяли друг друга… И однажды наступил день, когда даже самый ярый скептик признал бы – справедливость существует. Холодным февральским утром – давно в Париже не было такой холодной зимы – Арамис молился в соборе Богоматери. Прошел год, ровно год с той страшной ночи… Выйдя из собора, он шел по улице, когда увидел идущего навстречу пьянчужку. Тот, словно не рассчитав путь, споткнулся и упал прямо на Арамиса. И в то же мгновение Арамис почувствовал, как «пьянчужка» что-то сунул ему в ладонь. - Ик! Прошу извинить меня, любезный господин… - заплетающимся языком промямлил он и, пошатываясь, скрылся в подворотне. Арамис с трудом удержался, чтобы не прочитать записку прямо на улице. Она жгла ему руки весь путь до дома Атоса. Едва Гримо закрыл за ним дверь, как он быстро развернул помятый листок бумаги. «Интересующий Вас человек будет один в Гранвиле пятнадцатого числа этого месяца в гостинице «Морской волк». «Сегодня пятое. У нас достаточно времени, чтобы оказаться в Гранвиле раньше де Логье» - подумал Арамис. В тот же день друзья после недолгих сборов покинули Париж. Гранвиль встретил их моросящей крупой – то ли дождь, то ли снег, то ли помесь того и другого. До приезда де Логье, если верить записке, оставалось два дня. Друзья остановились в соседней с «Морским волком» гостинице на той же улице. Два дня были использованы с пользой – они обследовали близлежащие улицы, порт. ДАртаньян, Портос и Арамис сидели в комнате, потягивая вино, когда вошел Атос. - Де Логье приехал. – только и сказал он. Друзья тут же поставили кружки с вином на стол. - Он один? – Арамис поднял на Атоса глаза. - Да. И, как нам и сказали, остановился в «Морском волке» - Ну, что ж… Дождемся ночи и… - дАртаньян похрустел пальцами. - А, может, на этот раз не будем испытывать судьбу? – Портос потянулся за каминными щипцами. - Не волнуйтесь, Портос. – Арамис откинулся в кресле и задумчиво перебирал четки. – Не уйдет он от нас. К тому же, насколько мне известно, принц Конде сейчас в Лиможе, так что… уж этой-то ночью нам не должны помешать. - Как скажете, Арамис. В первую очередь – это ваше дело. Едва на Гранвиль опустились сумерки, друзья покинули свою гостиницу и направились в «Морской волк». Комната де Логье находилась на втором этаже. Небрежно брошенный Атосом хозяину гостиницы тугой мешочек с монетами в один миг развязал последнему язык и «завязал» память. Через минуту друзья уже знали номер комнаты, а хозяин, едва они скрылись на втором этаже, тут же «забыл» о щедрых господах. Де Логье даже не дрогнул, когда дверь открылась, и в комнату вошел Арамис. А за ним следом Атос, Портос и дАртаньян. - А я все ждал, когда же вы придете, господин аббат… - насмешливо сказал он, глядя Арамису прямо в глаза. - Каналья… - прошипел дАртаньян. - Да шею ему сломать и все! - ринулся к герцогу Портос, но Арамис спокойно остановил его рукой. Де Логье усмехнулся. - Вижу, вижу ваше хваленое благородство, господа! Это наше с аббатом дело. Что ж вы все пришли? Или боитесь чего? Портос взревел от такой наглости, и дАртаньяну стоило немалых усилий его удержать. - Вам ли говорить о благородстве, герцог. – сухо проронил Атос. - Это действительно только наше с вами дело. – молчавший до сих пор Арамис спокойно вытащил шпагу. - Год я следовал за вами, ждал своего часа, чтобы вы ответили за свои злодеяния. За смерти многих людей. За смерть моих девочек… Пусть честный поединок решит, жить вам или умереть. А мои друзья будут контролировать, чтобы вы очередную гадость не сделали. - Арамис, этот господин и честь – понятия несовместимые. – хмуро пробормотал Портос. - Согласен с вами, друг мой. Но не будем уподобляться господину герцогу. Де Логье усмехнулся и рывком вытащил шпагу из ножен. Размеры комнаты позволяли вести поединок, не покидая помещения. Арамис жестом попросил друзей отойти к двери. Те подчинились, но продолжали держать руки на эфесах своих шпаг. Соперники не стали долго прощупывать друг друга. Точные и четкие удары опытных фехтовальщиков следовали один за другим, атаки чередовались с обманными финтами. Очередной дерзкий выпад де Логье достиг цели, конец его шпаги рассек камзол Арамиса чуть выше локтя, и белая сорочка тут же окрасилась в красный цвет. Портос дернулся, дАртаньян выхватил шпагу, но Атос спокойно остановил их. Потому что Арамис не остался в долгу и ответным ударом полоснул герцога по плечу. Казалось, они не замечали своих ранений. Смотря друг другу в глаза, вели свой поединок мастерства, выдержки и нервов. Это могло продолжаться бесконечно. Но герцог все же проявил свою подлую сущность. Оказавшись возле камина, он резким движением руки сбросил с арки над камином бутылку арманьяка и, быстро нагнувшись, схватил горящую головешку и бросил на пол. Арманьяк мгновенно вспыхнул, отрезав де Логье от друзей. Герцог тут же бросился к окну и выпрыгнул из него. Огонь стал быстро распространяться по деревянным полам. - Дьявол! – взревел Портос. Друзья отпрянули, закрывая лица от пламени. Не задумываясь, Арамис бросился сквозь языки огня к окну и прыгнул следом за де Логье. Загоревшийся левый рукав удалось потушить при падении. Поднявшись, он увидел, как герцог вскочил в седло и направился к порту. Арамис схватил под уздцы первого попавшегося коня, вскочил в седло и, дав шпоры, помчался за де Логье. Атос, Портос и дАртаньян стремительно слетели по лестнице, промчавшись мимо хозяина: - Горю? Горю!!!! - сначала недоуменно, а потом потрясенно закричал он. Друзья выскочили на улицу. Де Логье и Арамиса уже и след простыл. - Дьявол! Ну, и где нам их искать?! – Портос рубанул кулаком воздух. А к гостинице уже бежали с ведрами люди. Тут Атоса кто-то дернул за край камзола. Обернувшись, он увидел мальчонку лет шести. - Если вы дадите мне су, я вам скажу – куда уехали господа, о которых вы говорите. Атос тут же вытащил монету и положил ее мальчонке в руку. - Они помчались в сторону порта. - Быстрее! В порт! – Портос уже было бросился к лошадям, как его остановил голос мальчишки. - Я сказал – В СТОРОНУ порта. Но не в порт. - А куда? Вторая монета перекочевала из рук Атоса к мальчишке. - Там левее есть дорога. Они свернули на нее. - Куда ведет эта дорога? – Атос старался сохранять хладнокровие. - В заброшенные каменоломни… И мальчишка исчез, оставив друзей в легком замешательстве. Но уже через минуту они быстро отвязывали лошадей. Вскочив в седла, друг за другом понеслись по улицам в сторону порта. Свернув на указанную дорогу, через некоторое время они остановились. Их взорам предстала достаточно мрачная картина. Судя по виду, в этих каменоломнях лет десять точно не ступала нога человека. - Смотрите! – крикнул дАртаньян, указывая рукой куда-то в сторону. Проследив за его рукой, Атос и Портос увидели лошадей герцога и Арамиса. Те спокойно бродили, даже не думая убегать, хоть и не были привязаны. - Мы на правильном пути. – тихо сказал Атос, спешившись. – Они в каменоломнях. - И как мы их будем искать? - Придется разделиться. Друзья вошли через грот в скале. Внутри слабо горели фитили факелов. - Однако, внешний вид обманчив. – Атос огляделся по сторонам. – Эти факелы указывают на то, что каменоломнями все же пользуются. Они прислушались, надеясь услышать хоть что-то, что указывало бы направление поисков. Но услышали лишь, как где-то в глубине гулко падают капли воды на камень да потрескивает огонь в факелах. - Портос, вы идите налево, вы, дАртаньян, направо. А я пойду вперед. И будьте осторожны. Друзья положили привычным движением ладонь в ладонь: - Один за всех, и все за одного… - и разошлись в разные стороны. Тем временем Арамис тихо пробирался мимо стен. Он не упускал де Логье из виду всю дорогу, и только когда они оказались внутри скал, тому удалось скрыться. Но он был где-то рядом – Арамис был в этом уверен. Пригнувшись, он пролез под очередной нависшей скалой и оказался на небольшой площадке, созданной то ли природой, то ли человеком. Площадку полукругом окружала скала, а с другой стороны была видна огромная пропасть, дно которой терялось где-то далеко внизу. За спиной Арамиса послышалось какое-то движение, и небольшой камешек полетел в пропасть. Резко обернувшись, Арамис увидел де Логье. Тот стоял у скалы и, не моргая, смотрел на него. Несколько секунд они не сводили глаз друг с друга. Послышался звук долетевшего до дна камешка. - Далеко лететь. – ухмыльнувшись, произнес де Логье. - Будет время вспомнить всех загубленных вами людей. – спокойно ответил Арамис. – Вам еще предстоит предстать перед ними, прежде чем отправиться в ад. - Что ж, один из нас окажется прав. – улыбка моментально слетела с лица герцога. – Потому что только один выйдет отсюда живым. – жестко сказал он и выхватил шпагу. Тут же сверкнул и клинок Арамиса. «Главное, не приближаться к пропасти.» - думал Арамис, пока герцог подходил к нему. Тот, впрочем, тоже старался держаться к пропасти лицом или боком. Арамис немного отступил так, что скала оказалась у него за спиной. Несколько секунд на оценку ситуации, и герцог первым пошел в атаку. Которую Арамис, впрочем, успешно отбил. Герцогу мешало раненое плечо, но и Арамис уже чувствовал, как начинает ныть рука. Непрекращающийся звон клинков эхом разносился по каменоломням. Очередная атака герцога вынудила Арамиса сделать несколько быстрых шагов назад и… Конечно, он не мог спиной увидеть тот камень. Споткнувшись, упал на спину. Воспользовавшись этим, герцог быстро выбил у него шпагу из рук и занес над ним свою, готовясь нанести решающий удар. Но Арамис, перекатившись, подставил герцогу свою коронную подножку, и тот упал рядом с ним, сломав при падении свою шпагу. И тут же набросился на Арамиса, вцепившись ему в горло. Судя по цепкой хватке пальцев, герцог имел большой опыт в удушении. Уже практически задыхаясь, Арамис смог ударить де Логье под дых, и тот непроизвольно ослабил хватку. Этого Арамису было достаточно, чтобы вдохнуть столь необходимый ему сейчас воздух и прийти в себя. Борясь, они покатились по площадке к пропасти. В последний момент Арамис зацепился руками за край. Де Логье, не удержавшись, по инерции пролетел дальше и повис над пропастью, успев ухватиться за ногу Арамиса. От дикого напряжения мышц раненую руку пронзила дикая боль. Сжав зубы, Арамис пытался удержаться за край пропасти… А на его ноге висел де Логье и тяжестью своего тела тянул вниз… Вцепившиеся в скалу пальцы побелели от напряжения. Арамис понял, что еще немного и сил держаться больше не будет… «ЭТО КОНЕЦ…» - промелькнуло в голове…
Анна Женевьева: XI. «Вот и все…» - за долю секунды в голове пронеслось миллион мыслей. Глупо, конечно, так умирать. Но, по крайней мере, он будет уверен, что и де Логье уйдет вместе с ним. От его жизни пока, по большому счету, было мало пользы, так хоть от смерти будет. Пальцы немели все больше и больше. Он почувствовал, как де Логье пытается по его ноге вскарабкаться наверх. - Не выйдет, герцог. – спокойно сказал Арамис. Он принял решение. Совсем скоро он увидит Аделин и Элизу и сможет попросить у них прощения. Он закрыл глаза и… Его пальцы оторвались от края пропасти, и в тот же миг за запястье его руку схватила чья-то другая рука. Сильная и уверенная. Арамис по инерции ударился о край пропасти и… Он почувствовал, как, не ожидавший этого де Логье на мгновение ослабил хватку, его руки стали судорожно цепляться за ботфорты Арамиса. Но… не удержались. И де Логье сорвался вниз. - Аааааааа….. – крик герцога становился все тише и тише. Через несколько секунд раздался звук упавшего на камни тела. В тот же момент рука, державшая Арамиса над пропастью, уверенно, но аккуратно, потащила его наверх. Он и сам уже вцепился за край пропасти дрожащими от напряжения пальцами и из последних сил подтянулся. Еще один рывок и он уже на твердой земле. Несколько секунд лежал с закрытыми глазами. Почувствовал, как над ним кто-то склонился. - Как вы, друг мой? – услышал он знакомый обеспокоенный голос. Открыл глаза. Славный добрый Портос… Ну, кто еще мог так играючи держать над пропастью двух здоровых мужчин, а потом как пушинку вытащить его. И ведь сам на самом краю стоял! - Спасибо, дружище. Я в порядке. И впервые за последний год он улыбнулся привычной и знакомой Портосу улыбкой. Тот довольно крякнул и помог Арамису подняться и сесть, прислонившись к скале. В этот момент на площадке появились Атос с дАртаньяном. Подбежали к Арамису и Портосу. - Арамис, как вы? Где де Логье? – Атос присел перед ним на корточки и по виду друга сразу понял, что Портос, как всегда, успел вовремя. - Там, откуда не возвращаются. – тихо ответил Арамис, улыбнувшись. Атос с дАртаньяном переглянулись. - Можете сами убедиться. – Портос кивнул в сторону пропасти. – Только близко к краю не подходите. Атос подошел к краю, несколько секунд смотрел вниз. - Прости Господи, но туда ему и дорога. – перекрестившись, прошептал он. И они пошли к выходу. Арамис шел сам, сам сел в седло, сам ехал верхом (дАртаньян и Атос всю дорогу держались рядом… на всякий случай…). Но пережитые им только что мгновения забрали у него столько физических и эмоциональных сил, что едва они вошли в комнату гостиницы, как он буквально рухнул на кровать. ДАртаньян принес полотенца и горячую воду. Атос осторожно промыл рану на руке и перевязал. В целом рана была несерьезная, но во время борьбы в каменоломнях Арамис сильно потревожил ее, к тому же именно на раненую руку пришлась максимальная нагрузка, пока он висел над пропастью. - Атос, я в порядке. – уверенно сказал Арамис, заметив озабоченный взгляд друга. - Я не уверен, что вы выдержите верхом дорогу до Парижа. Тем более в такую погоду. - Все будет хорошо. Уверяю вас. Просто на постоялых дворах придется делать перевязки. - Хорошо. Но если я увижу, что вы плохо переносите дорогу… - Атос. Все. Будет. Хорошо.- и Арамис постарался как можно бодрее улыбнуться. На следующее утро, позавтракав, они двинулись в путь. Атос постоянно следил за Арамисом, но тот вроде бы нормально переносил дорогу. Так было первый день, а потом… То ли погода сыграла свое дело, то ли Арамис случайно растревожил рану, то ли на последнем постоялом дворе попались не совсем чистые полотенца, но на второй день рана начала гноиться. Атос это понял по начавшему бледнеть лицу аббата, хотя тот не проронил ни слова. Они остановились и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – срочно нужен лекарь. До ближайшего постоялого двора было около суток пути. Слишком рискованно. - Недалеко отсюда имение де Лонгвилей. – вдруг сказал Арамис. Почему он именно сейчас вспомнил об этом – он и сам не знал. Атос кивнул. - Значит, мы направляемся туда. До Парижа вам не дотянуть в таком состоянии, друг мой. Охрана герцога де Лонгвиля была сильно удивлена, когда в десятом часу ночи в ворота постучали. Де Лонгвиль, запахивая полы домашнего халата, сам вышел навстречу нежданным гостям и уже хотел было начать возмущаться столь поздним вторжением, как узнал одного из всадников, несмотря на бледность последнего. - Шевалье? – удивленно произнес герцог. - Прошу прощения за вторжение, но… - начал было Арамис, но его прервал Атос. - Простите нас, герцог, но наш друг ранен. Рана начала гноиться, и до ближайшего постоялого двора ему не дотянуть. Можем ли мы просить вас… Теперь уже де Лонгвиль прервал Атоса: - Так что же вы тут стоите!? Проходите в дом. Я немедленно пошлю за лекарем! Слуги забегали, засуетились, выполняя приказы герцога. Арамису помогли подняться на второй этаж. Герцог дал чистое белье. Атос осторожно промыл края раны. Друзья помогли Арамису переодеться и, несмотря на протесты, уложили в кровать. Несмотря на поздний час, немедленно был послан человек за лекарем. Через полчаса подогретая постель и уютно потрескивающий камин в комнате сделали свое дело - Арамис задремал. - Граф, не волнуйтесь за своего друга. – де Лонгвиль уже познакомился с друзьями Арамиса. И даже понял по некоторым проскользнувшим фразам, что Атос тоже участник Фронды. – Вы можете со спокойной совестью оставить его здесь и продолжать путь. - Да, к сожалению, мы не можем долго задерживаться. - В таком случае поезжайте спокойно, а шевалье вернется, как только заживет его рана. - Благодарю вас, герцог. Прибывший через два часа лекарь осмотрел рану, обработал ее каким-то раствором, заложил мазь и прописал как минимум два дня постельного режима и потом еще несколько дней покоя. Арамис было заикнулся о поездке в Париж, но лекарь категорически запретил ему какие-либо передвижения верхом, тем более на большие расстояния, в ближайшие дни. - Друг мой, перестаньте упрямиться и послушайте лекаря. – говорил утром следующего дня Атос, сидя возле кровати Арамиса. Рядом стояли Портос и дАртаньян. - Вы же знаете, как я не люблю без толку валяться в кровати. - Придется, если не хотите, чтобы рана снова загноилась. - Вы уезжаете? - Да. Нам надо возвращаться. Герцог обещал позаботиться о вас. А мы увидимся с вами уже в Париже. - Хорошо. Атос пожал руку друга. Портос и дАртаньян сделали то же самое. - Самое главное, что все позади. – улыбнувшись, сказал дАртаньян. – Справедливость восторжествовала. Негодяй получил по заслугам. Поправляйтесь, друг мой. Арамис кивнул и немного грустно улыбнулся. Да, де Логье получил по заслугам, найдя свое последнее пристанище в ущелье заброшенных каменоломен. Попрощавшись с герцогом, друзья покинули имение. Когда Анна-Женевьева де Лонгвиль вышла к завтраку, то тут же поняла, что ночью что-то произошло. В окно она увидела удаляющихся от имения трех всадников, служанка бегом пронесла мимо нее поднос с чашкой куриного бульона и подогретым хлебом. - Дорогой, что случилось? – спросила она супруга, едва тот вошел в столовую. - У нас гость, дорогая. Ты помнишь шевалье дЭрбле? Анна-Женевьева вздрогнула, сердце ее учащенно забилось. Конечно, она помнила его! С момента их знакомства после каждой очередной встречи она каждый раз убеждалась, что влюбляется в него все больше и больше. - Да, дорогой, помню. – постаралась она сказать как можно спокойнее. – Какие-то срочные дела привели его к нам ночью? - Нет. Шевалье ранен. - О, Боже! – не сдержавшись, вскрикнула герцогиня. Но супруг принял ее вскрик за женскую впечатлительность. - Деталей я не знаю, дорогая, да нас это и не касается. Он приехал вместе с друзьями, которые утром поехали дальше. А шевалье по настоянию врача остался у нас. Ему нужен покой в ближайшие несколько дней. Анна-Женевьева еле заметно улыбнулась. Значит, он пробудет в их доме несколько дней… - Я должна навестить его, и как хозяйка дома, убедиться, что у него все есть и он доволен оказанным ему приемом. – сказала она, после завтрака выходя из-за стола. - Конечно, дорогая. Я выделил ему дальнюю комнату. Там тихо и никто не будет его беспокоить. А я покину тебя – мне надо съездить с маркизу де Сезанну. Вернусь к ужину. - Удачи, дорогой. Герцог поцеловал супругу и покинул дом. Анна-Женевьева видела, как он вскочил на коня, которого держал один из слуг, принял у того поводья и покинул имение. «Значит, до вечера в доме фактически только я и… он…» - думала Анна-Женевьева, поднимаясь по лестнице. Когда она открывала дверь в комнату, сердце, казалось, готово было вырваться из груди. Он спал. Она тихо подошла к кровати и села на самый край. Сидела и смотрела на его бледное лицо, чуть подрагивающие веки, медленно в такт дыханию поднимающуюся грудь. Заметила и перевязанную руку. В какой-то момент она отвела взгляд, а когда снова повернулась к нему, замерла… Он лежал уже с открытыми глазами и смотрел прямо на нее. - Я разбудила вас, шевалье. – смутившись, тихо сказала она. – Простите меня. - Что вы, герцогиня. Я сам проснулся. – он приподнялся в кровати. – Простите, что предстал перед вами в таком… виде. - Я рада вас видеть. Даже в таком… виде… - улыбнулась она ему. И неожиданно для себя самой наклонилась и поцеловала в щеку. Замерла на мгновение… И тут… она почувствовала, как он здоровой рукой осторожно обнял ее за талию, притянул к себе и нашел ее губы своими губами. Окружающий мир для нее перестал существовать… Были только он и она… Она лежала на его груди и они страстно целовались, забыв обо всем на свете…
Анна Женевьева: XII. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ. "Что со мной происходит?" – спрашивал он себя. На губах все еще горел поцелуй Анны-Женевьевы. Он уже лежал один, закрыв глаза. Кто-то из слуг постучал в дверь и позвал хозяйку. Она ушла, пообещав вернуться. Он вспомнил, как его рука сама притянула ее, едва она коснулась губами его щеки. Его губы сами наши ее губы. А самое главное… когда она лежала на его груди, он вдруг отчетливо почувствовал, как в нем набирает силу то желание, что до сих пор вызывали лишь Мари – его первая настоящая любовь – и Аделин… Аделин… Он вспомнил каменоломни, де Логье на дне пропасти… Видит Бог, он сам виноват. Каждый получает по заслугам своим. И за все рано или поздно приходится платить. Он, Арамис, никому никогда не желал зла. Ведь все те девять лет, что они с Аделин были вместе, он не преследовал де Логье, не стремился отомстить за похищение Аделин. Он бы и дальше даже не вспоминал о нем, если бы тот сам не напомнил о себе… Теперь Аделин и Элиза могут спать спокойно. Они отомщены… Но Арамис почему-то не испытывал удовлетворения от смерти де Логье. Теперь, когда все было позади, он вдруг почувствовал пустоту… Де Логье мертв, но и Аделин с Элизой не вернуть. - Что мне делать, Аделин? – спросил он вслух. - Жить… - вдруг ответил тихий голос где-то совсем рядом. Он вздрогнул и открыл глаза. Она сидела на краю кровати и, улыбаясь, смотрела на него. - Аделин… - Да, это я, любимый… - Я скучал по тебе… Я люблю тебя. - И я люблю тебя, Рене. Но… я пришла попрощаться. Я была с тобой весь этот год, но теперь пришло время мне уйти навсегда. - Не уходи, прошу тебя… - он коснулся ее руки. - Рене… я люблю тебя… Я всегда любила тебя. Больше жизни… Но мне пора уйти… - А я? - А ты должен жить дальше. У тебя еще все впереди, поверь мне. Он покачал головой. Что может быть впереди, когда его любимая и его дочь… - Тебе это кажется сейчас невероятным, но поверь мне… Я кое-что знаю о твоем будущем. – улыбка не сходила с ее лица. Ангельского лица… - Я не смогу никого уже любить так, как тебя… - А так и не надо. Ты полюбишь иначе, ты уже полюбил, просто еще не понял этого… - Ты о герцогине де Лонгвиль? Аделин кивнула. - Она любит тебя. И очень давно. С вашей первой встречи. Она умница… деликатно ждала, терпела… Поняла, что тогда ты еще был не готов… - Я не уверен, что и сейчас готов. - Готов. – уверенно кивнула Аделин. – Вспомни, что ты почувствовал, когда целовал ее? Когда она лежала на твоей груди? Когда ты обнимал ее? Она провела рукой по его лицу… - Рене… У нас были девять лет, счастливых, сказочных лет… Я ни о чем не жалею и благодарна тебе за все. Эти годы стоили того. Но моя судьба была прописана наперед. И твоя тоже. Нам с тобой надо было пройти через это, чтобы стать теми, кем мы стали. Я ухожу, но я все равно всегда буду рядом с тобой… Твоим ангелом-хранителем… Это моя судьба. А ты должен жить дальше. Твоя миссия на земле еще не закончена. У тебя впереди еще столько всего, что ты даже себе сейчас представить не можешь. Когда-нибудь я приду за тобой… Но до тех пор… Ты должен жить. И любить… Открой свое сердце для новой любви… - Аделин… - он взял ее руку и поцеловал. - Прощай, Рене… - она наклонилась и коснулась его губ. Что-то похожее на весенний ветерок - одновременно прохладный и теплый – пробежало по его губам. - Прощай… Он вздрогнул и открыл глаза. Сон? Что это было? Сон или… В комнате было пусто. Лишь чуть заметно колыхался край гардины на окне. Он откинулся на подушки. - Прощай, Аделин… - тихо сказал он. Сердце защемило. Глаза стала застилать пелена. Он никогда не плакал раньше… Но все когда-нибудь случается в первый раз… В тот день Анну-Женевьеву он больше не видел. Дела заняли ее на весь день, к тому же герцог вернулся раньше. Вечером аббата посетил лекарь. Осмотрев рану, удовлетворенно кивнул и сказал, что, если так пойдет и дальше, то уже завтра тот может вставать, а дня через три отправиться в дорогу. На следующий день Арамису и правда было лучше. Рука уже не ныла. Лекарь поручил поить его каким-то загадочным отваром, от которого Арамису все время хотелось спать. Так он и проспал весь день. Проснулся лишь к вечеру, когда начало смеркаться… Подойдя к окну, он увидел в небе две знакомые звезды. Они ярко вспыхнули и… погасли… "Прощай, Аделин…Прощай, доченька…" – прошептал он им вслед… Анна-Женевьева после ужина попрощалась с супругом и пошла в свою комнату. Одетта помогла ей переодеться ко сну. Она заметила, что хозяйка грустна и задумчива, но тревожить вопросами не стала. Едва за Одеттой закрылась дверь, как Анна-Женевьева подошла к туалетному столику и устало села в кресло. - Ну, вот… - заговорила она сама с собой. – Еще пару дней и он уедет… И кто знает – когда я снова его увижу. Надо признать, дорогая моя, что вы влюбились… Он занял все ваше сердце и все ваши мысли. Но кто вы для него? Что за боль владела его сердцем? Отпустила ли она его? Был ли тот поцелуй чем-то большим, чем просто порыв? - Да. – услышала она за спиной. Резко обернулась. Он стоял у окна, прислонившись к стене. - "Да" на все ваши вопросы, герцогиня. - О, Боже… Но как вы? - Как я проник сюда? – он подошел к ней. Она поднялась ему навстречу. – Позвольте, это останется моим секретом. - Рене… Он обнял ее за талию и нежно притянул к себе. Она обвила руками его шею и тут же почувствовала, как его горячее дыхание обожгло ей уши. Его губы коснулись висков… И вот он уже целовал все ее лицо – лоб, глаза, щеки. Когда он жадно завладел ее губами, мир окончательно полетел ко всем чертям. Отбросив последние сомнения, она быстро стала расстегивать крючки на его камзоле. Ее пеньюар даже не думал сопротивляться. Все было как в тумане… Голова кружилась от желания. Ей хотелось чувствовать его каждой клеточкой своего тела. Хотелось, чтобы он владел ею, хотелось подчиниться его сильным рукам. Сладкая нега завладела всем ее существом. Она очнулась уже в постели… Господи, что он делает с ней?! Ничего подобного она никогда раньше не испытывала! И даже не знала, что ТАК может быть! Когда то таешь, растворяясь в нежности и ласках, то взлетаешь куда-то высоко и хочется кричать от удовольствия… Она старалась сдерживаться, но в какой-то момент в ней начало зарождаться доселе незнакомое ей ощущение. Оно росло, набирало силу, и она вдруг явственно почувствовала, что не в состоянии более сдерживаться. И только его поцелуй смог заглушить ее полукрик-полустон, она вцепилась в его спину и… ее унесло куда-то ввысь, на самую вершину блаженства и счастья… Она, улыбаясь, лежала на его груди. Обнимая, нежно водила пальчиком по плечу, постепенно двигаясь вниз по руке. Когда дошла до его пальцев, он поймал ее руку и ласково сжал. Она подняла голову. - Как ты? – второй рукой он убрал упавшую ей на глаза прядку волос. - Замечательно… Никогда раньше мне не было так… хорошо… - она поцеловала его грудь и вдруг почувствовала, что в ней снова просыпается желание. - Ты не устала? Ты знаешь… я опять тебя хочу… - И я тебя тоже… - она дотянулась до его губ и страстно поцеловала. - Тогда берегись… - вдруг засмеялся он, переворачивая ее на спину. Она запустила пальцы в его волосы, улыбнулась и закрыла глаза… Почувствовала, как его руки нежно стали ласкать ее тело… "Господи… прости меня, грешницу… но он великолепен! И он мой…" – подумала она, прежде чем ее захлестнула вторая волна, еще более мощная и еще более сладкая, чем первая. Прежде чем Арамис покинул имение де Лонгвилей, они провели вместе еще три ночи. Он приходил к ней, когда дом засыпал, и уходил еще до того, как первые лучи солнца проникали в комнату. Когда он сказал, что возвращается в Париж, ей стало немного грустно, но она знала – это не конец. - Обещай, что мы еще увидимся. – попросила она его в их последнюю ночь перед расставанием. Солнце уже поднималось над горизонтом. Ему надо было уходить. - Обещаю… Мы обязательно увидимся. Поцелуй на прощание… Долгий, сладкий поцелуй… Арамис стоял на залитой солнцем лужайке перед замком. Первые робкие мартовские солнечные лучи… Еще дул холодный ветер, но все равно чувствовалось приближение весны. Весной ото сна пробуждается природа. И этой весной вместе с природой возвращался к жизни и он. - Благодарю вас за все, герцог. – он пожал де Лонгвилю руку. - Удачи вам, шевалье! Мы еще увидимся. - Непременно! - И помните, что мы всегда рады видеть вас у себя… - Анна-Женевьева подошла к нему. - Благодарю, герцогиня. – он поцеловал ее руку, и только они двое поняли тот скрытый смысл, который вложил в этот поцелуй Арамис. Слуга привел коня. Арамис вскочил в седло, еще раз попрощался с хозяевами, улыбнулся уголками глаз Анне-Женевьеве и дал коню шпоры. Молодой андалузец резво взял с места в галоп. Арамис вернулся в Париж, где провел вместе с друзьями еще некоторое время. Исчезновение де Логье, как и предполагал Атос, не вызвало большого шума. И через неделю-другую все забыли об этом, решив, что герцог стал жертвой случайных бандитов, которых в это время на дорогах Франции было предостаточно. Атос вместе в Раулем вернулся в Блуа. Арамис уже хотел было отправиться обратно в Нуази, как узнал об аресте принцев Конде и Конти, а так же герцога де Лонгвиля. Это вынудило его остаться в Париже и вновь окунуться в дела Фронды. Если бы он тогда знал, во что через много лет для это него выльется… *** И контрастом всему этому круговороту событий было тихое имение в Нормандии, где Анна-Женевьева де Лонгвиль сидела на террасе своего замка и с улыбкой вглядывалась в бордовый закат. Да, ее супруг был в тюрьме, но, да простит ее Господь, для нее гораздо важнее сейчас было другое. Она погладила живот. Еще никто, кроме нее и Одетты, не знал, что в ней уже живет новая жизнь. Ее ребенок… Ее… и Рене… Она улыбнулась, поднялась из кресла и пошла в дом. На все воля Господа. Он забирает жизнь, но он же ее и дарует… И даже когда кажется, что ничего стоящего уже не будет, появляется то, что становится смыслом жизни, соломинкой, которая держит, дает силы и надежду. Надежду на счастье…
полная версия страницы