Форум » Наше творчество » Нет переправы через Лету (Роман-фельетон) » Ответить
Нет переправы через Лету (Роман-фельетон)
Treville: Нет переправы через Лету роман - фельетон Глава 1 Козыри Марии Медичи Граф Ножан де Ботрю, один из первых членов недавно основанной Французской Академии, отличался оригинальным чувством юмора. Именно он назвал десятое ноября 1630 года «днем одураченных», и он же был одним из немногих, кто не бросил кардинала в тяжкую минуту. Хотя после дикого скандала, устроенного королевой-матерью в Люксембургском дворце, после чудовищных оскорблений и обвинений, которыми осыпала она Ришелье, после ультиматума «или эта змея подколодная – или я», который она выдвинула сыну, а главное - после того, как король приказал Ришелье покинуть дворец, - вряд ли кто-либо мог сомневаться в том, что дело первого министра безнадежно проиграно. В то время как Мария Медичи праздновала победу, назначая новых министров и рисуя в воображении красочные картины казни кардинала, а Ришелье обреченно ждал ареста, король Людовик в очередной раз удивил всех. Назвав кардинала самым верным слугой и самым любящим другом, какого только знал мир, и заверив в своем безграничном доверии и уважении, Людовик тут же публично осудил поведение матери. Правда, в тактичной форме: мол, «она оказалась во власти интриганов». А затем приказал отстранить от должностей и немедленно арестовать всех ее сторонников. Двенадцатого ноября Мария Медичи сидела одна в полутемной зале Люксембурга. Уголок рта ее нервно подергивался, а пухлые руки вцепились в подлокотники кресла. Подобно крысам, бегущим с тонущего корабля, пропали все, кто расточал признания в преданности, клялся верно служить, ловил малейший ее взгляд и искал ее милостей. Двор опустел. Даже слуги попрятались, опасаясь взрывов ее гнева. Вдруг одна из боковых дверей заскрипела. - Кто? Кто это? – Мария Медичи подслеповато прищурилась, пытаясь разглядеть вошедшего. - Вы звали меня, мадам, и я пришел, - ответил тот с поклоном. Голос был мелодичным, свежим, но неуверенная походка и скованность движений указывали, что это был глубокий старик. - Я знала, что вы откликнетесь на мою просьбу, герцог. - Друзья познаются в беде, как известно. А я, ваше величество, всегда был вашим другом… - О да, я знаю! - ..несмотря на то, что временами вы забывали об этом. Неблагодарность – истинно королевский порок. Кто организовал ваш побег из Блуа? Д'Эпернон. Кто поддержал вас с оружием в руках, обеспечив вам регентство? Опять-таки д'Эпернон. Кто помог вам избавиться… - Молчите! Молчите, прошу вас! – Мария Медичи непроизвольно оглянулась по сторонам. - А вы променяли меня на это ничтожество Кончини. Какая ошибка! Д'Эпернон опустился в кресло, не дождавшись приглашения королевы. Багровые отблески света от прогоревших углей в камине упали на его лицо. Жидкие седые волосы были напомажены и завиты, скулы нарумянены, а морщинистую шею подпирало жесткое кружево воротника, расшитого золотом. Миньон Генриха III и в старости не изменял себе. - Да, - сказала королева. – Но не это было самой большой моей ошибкой. А то, что я вытащила из болот Пуату эту мерзкую ехидну Ришелье! - Раз уж вы прибегли к образам из греческих мифов, то уж скорее не ехидну, а сфинкса. - Пусть проиграно сражение, но еще не проиграна война. Герцог, сейчас не время вспоминать прошлые обиды! Мы должны действовать заодно, чтобы уничтожить нашего общего врага. Д'Эпернон демонстративно пожал плечами. - Я понимаю ваши чувства, ваше величество, но, по чести говоря, не вижу, что вы можете сделать в подобной ситуации. Мне кажется, вы уже испытали все виды заговоров против кардинала. Что вы еще не пробовали делать? Мария Медичи ответила глухим смешком, больше похожим на уханье совы. - Не пробовала только не организовывать заговоры. - Мадам, после недавних событий стало ясно как день, что первый министр во Франции сменится только тогда, когда сменится король. - В таком случае… - королева медленно встала, запахнув на груди халат с меховой оторочкой, - в таком случае Людовик не оставляет мне другого выбора. - Что вы хотите этим сказать, мадам? - Кардинал думает, что я лишилась всех козырей. Однако кое-что у меня еще припрятано в рукаве. На крайний случай. - Вот как? И что же это за карта? - Скажите сперва, любезный д'Эпернон, могу ли я рассчитывать на вас. - Мадам, я уже сказал и повторяю: я всегда был вашим другом. - Если невозможно другим способом избавиться от кардинала, то придется избавиться от короля. Я открыто заявлю и признаю, что Людовик – не сын Генриха IV. Что он рожден от Вирджинио Орсини. Что единственный полноправный наследник престола – Гастон. Д'Эпернон потер подбородок. - Подумайте, на какой позор вы обречете себя, и на какую смуту – королевство. - Мне уже нечего терять. Пусть я погибну сама, но утоплю с собой и этого мерзавца, втоптавшего меня в грязь, и моего безвольного сынка. Так вы поддержите меня? - Надо тщательно все взвесить, мадам. Это огромный риск. Тем более что карты ваши крапленые. - Какая разница, правда это или нет? Кого это интересует? Вы не хуже меня знаете, что ложь, повторенная многократно, становится правдой! Ведь поверили же все, что Генриха убил фанатик – одиночка! А эту ложь подхватит и будет повторять на все лады еще больший хор голосов! Старые любовники, скованные цепью общего преступления, смотрели друг другу прямо в глаза. - Хороший игрок рассчитывает партию на несколько ходов вперед, - наконец заговорил д’Эпернон. Он уже принял решение. – Давайте поразмыслим, ваше величество, чем смогут ваши противники опровергнуть это заявление… Ваш брак, насколько я помню, был заключен в октябре 1600 года…. - Пятого октября. Во Флоренции. Но с Генрихом я встретилась только в начале декабря. - Не припоминаете ли вы точную дату, когда брак реально свершился? Королева нервно взмахнула рукой. - Конечно нет! Разве могу я упомнить все! - Ручаюсь, найдется кому вспомнить. Ведь ни одно событие в королевской жизни, будь то чих, будь то ночь любви, не остается без свидетелей… - Разве это имеет значение? - Еще какое. Потому что я, например, точно помню, что официально о беременности вашей дофином было объявлено в день святого Альбина, то есть - 26 февраля. - К чему вы клоните? Д'Эпернон знал, что мстительная и упрямая флорентийка туго соображает. Хитрости у нее было не больше, чем у носорога. И поэтому он терпеливо продолжал объяснять: - Королевский врач объявил о двухмесячной беременности. А герцог Орсини, со всей прочей вашей итальянской свитой, - кроме, разумеется, супругов Кончини, - расстался с вами и отбыл во Флоренцию еще в Авиньоне, в конце ноября, по повелению короля. И далее вас эскортировали мы с герцогом Бельгардом и маршалом Бассомпьером. Тому тоже найдется немало свидетелей. - Что стоит их слово против моего! - Слово – быть может, и нет. А документ – да. Всем известно, что о беременности королевы составляется специальный акт, который подписывают королевский лекарь и повитуха, принимающая присягу. Нужно точно выяснить, сохранился ли этот акт, и если так – уничтожить его. Потому что с его помощью будет нетрудно превратить все ваши козыри в шестерки. До глубокой темноты герцог и королева обсуждали план грандиозной интриги. Герцог осаживал Марию Медичи, рвавшуюся в бой: - Поймите же, мадам. Если вы выступите с вашим заявлением сейчас, все сочтут его только жалкой попыткой мести оскорбленной женщины. А нам нужно, чтобы оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. - Но мы же потеряем уйму времени! - Проигрывая во времени, выигрываешь в силе удара. Нужно предварительно соответствующим образом настроить и подготовить общественное мнение. - Ну хорошо, хорошо. Поступайте как вы считаете нужным. - Как в старые добрые времена Лиги – пасквили, памфлеты, стишки – все пойдет в ход... Помнится, одно время на вас работал очень способный памфлетист…как бишь его… - Я прикажу его разыскать. А также выясню, что сталось с тем пресловутым актом. - Хорошо. Но остался еще один вопрос, ваше величество, который требует обсуждения. - Какой же? - Тот самый, о котором вы имеете обыкновение забывать. Если и на этот раз нашими трудами история Франции изменит свой ход, вы получите всю власть в руки, и в придачу сатисфакцию за нанесенное вам оскорбление. А что получу я? Мария Медичи окинула его взглядом старой кокетки. - Думаю, на эту тему нам будет удобнее побеседовать в моем будуаре, - и она протянула д'Эпернону руку для поцелуя.
Ответов - 28
Treville: Глава 2 Агентство адресов и встреч Теофраста Ренодо Примерно через месяц после этого разговора, на рассвете в воскресенье, д'Артаньян прощался с Планше у Сент-Антуанских ворот. Планше, который, как помнят читатели, получил чин сержанта, должен был отправляться в Пьемонтский гвардейский полк, под стены Пиньероля. Д'Артаньян давно уже привык видеть в Планше не столько слугу, сколько помощника и советчика, и потому с большим скрипом уступил его намерению пойти на военную службу. И то, если честно, после того, как Атос упрекнул его в эгоизме. Планше обнял по очереди Гримо и Базена, пожал руки бывшим коллегам, и теперь стоял перед тремя мушкетерами, не зная толком что говорить и пытаясь сглотнуть застрявший в горле ком. – А часы-то ваши я так и не отдал, сударь…. – сказал он, подняв глаза на Атоса. - Да бог с ними, оставьте себе на память. - Ну, Планше, мы надеемся скоро получить от тебя весточку. Не забывай нас, - Арамис ласково улыбнулся. - Что вы, сударь, никогда!.. Д'Артаньян шагнул вперед и крепко обнял Планше. - Желаю тебе удачи. Я знаю, ты осторожен и осмотрителен, но помни, что храбрость должна быть главным качеством солдата. - Вы же знаете, господин д'Артаньян, я умею быть храбрым, когда сильно постараюсь. А вот что касается осторожности… - Планше понизил голос. – Могу ли я попросить вас об одной вещи? Они отошли чуть в сторону. - Так я слушаю тебя, Планше. - Сударь, на войне всякое бывает. - Верно подмечено. - И потому я прошу вас взять на хранение мои сбережения, - он протянул д'Артаньяну туго набитый кошелек. - Ого! – д'Артаньян подбросил его в руке. – Кажется, здесь гораздо больше ста сорока пистолей. - Триста, сударь. Я выгодно давал деньги в рост. - Ценю твое доверие, Планше. Можешь не беспокоиться о своем капитале, - и он пожал Планше руку. Друзья немного проводили Планше глазами, а затем вернулись в город. Серый туман, от которого деревенели пальцы, смешивался с колокольным звоном: начиналась утренняя месса. - Все бы хорошо, - сказал д'Артаньян и поставил стакан на исцарапанную стойку в маленькой забегаловке, куда они завернули согреться, - но теперь мне придется подыскивать нового слугу. - А это дело нелегкое. Нет никакой гарантии, что не попадешь на мошенника, - сказал Атос. - Вы можете обратиться в агентство адресов и встреч, - рассеянно сказал Арамис. – Так все сейчас делают. - Никогда о таком не слышал. - Точного адреса я не помню, но это где-то в районе Нового моста. А сейчас простите, господа, - Арамис надел шляпу, - но я должен с вами проститься. Увидимся завтра. Арамис и раньше имел привычку внезапно исчезать, причем, как правило, без предупреждения, но в последнее время он был неуловим, как привидение. За те два месяца, что прошли после возвращения короля в Париж, он не провел со своими друзьями и двух часов подряд. Вообще, с тех пор, как год назад их покинул Портос, что-то определенно разладилось в их прежде безоблачных отношениях. Д'Артаньяну не прошлось тратить много времени на поиски: первое, что бросилось ему в глаза на Новом мосту - большое объявление на деревянном щите: Следуя стрелке, он повернул направо и скоро увидел нужную вывеску. Час был ранний, и в полутемном помещении агентства никого не было, кроме двух девушек, одетых по-крестьянски, которые положили у стульев свои узелки. Д'Артаньян огляделся и позвонил в колокольчик, что стоял на конторке. Моментально в распахнутую дверь влетел хозяин заведения. Но ощущение было, словно вошел не один человек, а пять. - Доброе утро, господин офицер, добро пожаловать, чем могу служить? – пропел он на одной ноте. - И вам доброго утра, метр… - Ренодо. Теофраст Ренодо, к вашим услугам, милостивый государь. - Видите ли, метр Ренодо, я хочу нанять слугу… - Отлично, отлично, замечательно. Вы пришли как раз по адресу. Присаживайтесь, прошу вас, - он метнулся к конторке. – Думаю, мы сможем вам помочь. Если ваша милость изволит обождать, сейчас народ повалит, как раз окончилась большая месса. - А вы, как видно, к мессе не ходите, - улыбнулся д'Артаньян. - А вы? – подмигнул Ренодо. – Но я вижу, господин офицер, что вы простужены. Одну минутку! – и он исчез за дверью. - Вот, окажите любезность и выпейте, - Ренодо протянул д'Артаньяну кружку. – Это очень хорошо помогает при насморке, при упадке сил, при болезнях легких… в общем, много от чего помогает. - Вы что, доктор? - Да, и, осмелюсь сказать, неплохой. - Но тогда почему вы не занимаетесь врачебной практикой, а содержите это агентство? - Потому что местный врачебный факультет лишил меня права практики в Париже. Якобы на том основании, что мне диплом выдали в Монпелье. Вот и пришлось заняться частным предпринимательством. - И много вам приносит ваше заведение, позвольте спросить? Ренодо махнул рукой. - Пока не то чтобы очень, но дело прибыльное, я это нутром чую. – Раздался звонок и Ренодо сорвался со стула. – Простите великодушно, я должен вас оставить. Допейте отвар. Пока хозяин занимался новым посетителем, д'Артаньян грел руки о кружку и наблюдал. От общения с Ренодо создавалось впечатление, будто ты постоял перед открытой печью, где к тому же печется хлеб. Крупные черты его лица хранили полудетскую улыбку, но в прядях густых рыжеватых волос, которые он то и дело отбрасывал со лба, уже проглядывала седина. Впоследствии д'Артаньян очень удивился, когда узнал, что человеку, которого он счел сначала своим ровесником, было без малого сорок пять лет. В помещении людей все прибавлялось. Ренодо попросил д'Артаньяна перейти в соседнюю комнату и периодически засылал к нему подходящих кандидатов. Но три четверти из них отсеивалась сразу, как только речь заходила об оплате – д'Артаньян не мог предложить больше тридцати су в день, - а оставшуюся четверть отправлял назад сам д'Артаньян, поскольку ему не нравились их физиономии. Д'Артаньян уже отчаялся и двинулся было к выходу, но тут вдруг очередной посетитель ворвался в агентство с такой скоростью, словно за ним собаки гнались, захлопнул дверь, да еще и привалился к ней для верности, хватая воздух ртом. Ренодо тут же подошел к нему: - Здравствуйте, молодой человек. Чем могу быть полезен? Вам нужна работа? - Да, да, - еле выговорил тот и снял берет, чтобы вытереть пот. - Какая у вас специальность? И на какую плату вы рассчитываете? - Да я на все согласен! - Вот как? - д'Артаньян выглянул из-за плеча Ренодо. – А что вы думаете о месте слуги лейтенанта мушкетеров? - Готов приступить хоть сейчас! - Но учтите, я пока могу платить вам только… - О, это не имеет никакого значения! Сколько положите, столько и будет. Так что, берете меня? Такая повышенная сговорчивость молодого человека показалась д'Артаньяну очень подозрительной. Его длинный нос, острые скулы и торчащие, как петушиные перья, волосы тоже не располагали к доверию. Приподнятые у переносицы брови придавали его лицу невинно-просящее выражение, но взгляд был умным и открытым. «Черт с ним, рискну. Не в моем положении быть слишком разборчивым. там видно будет,» - подумал дАртаньян и сказал: - Идет. Я принимаю вас на службу. Как ваше имя? - Ма… Мартен, ваша милость. - Отлично, Мартен. Следуйте за мной. - Господин офицер! Господин офицер! – Ренодо нагнал их на улице. - Да, метр? - Господин офицер, а плата? С вас три су!
Nataly: *очень заинтересованно* Продолжение?...
Мадемуазель: Оччень интерестно! А когда ждать продолжения банкета?
M-lle Dantes: Сюжет уже завязан, причём весьма многообещающе. Я заинтригована и наслаждаюсь вашим стилем!
Treville: Глава 3 Письмо без подписи За стеной раздался грохот, как будто что-то перевернули, а затем испуганные ругательства. Д'Артаньян открыл глаза и снова закрыл. В дверь робко поскреблись, послышался стук — видимо, на пол поставили что то тяжелое, — и, наконец, еле слышный голос произнес: — Сударь, уже половина седьмого… Д'Артаньян приподнялся на локтях и недоуменно воззрился на оконце, пробитое в скате крыши. Дверь, единственным запором которой служила бечевка, намотанная на два гвоздя, приоткрылась, и в щель протиснулась голова Мартена, а потом и он сам с кувшином прошелестел в комнату. Как всегда, вид у него был встрепанный, глаза красные, словно он всю ночь не ложился. Он зажег свечу и исчез. Д'Артаньян вылез из постели и теперь стоял босиком на ледяном полу. Со всех сторон тянуло сквозняком. После возвращения армии в Париж д'Артаньян, которому по понятным причинам не хотелось возвращаться на улицу Могильщиков, долго подыскивал себе новое жилище. И надо же - ему опять попалась мансарда, на этот раз на улице Железного Горшка, соседней с улицей Феру. Д'Артаньян соблазнился ее ценой и расположением, а теперь жалел об этом – холод здесь был неимоверный, мансарду продувало насквозь изо всех щелей, и д'Артаньян не вылезал из простуд. А ведь была еще только середина декабря. Набравшись мужества, д'Артаньян ополоснул лицо и принялся бриться. В передней рухнула каминная решетка, судя по вскрику – прямо Мартену на ногу. Рука д'Артаньяна дернулась, и он порезался. - Черт! Мартен, черти б тебя взяли! - Простите, сударь! Я не нарочно… В дверь постучали. Это был Арамис. У близких друзей рано или поздно вырабатываются своеобразные ритуалы. Обычно сначала Арамис заходил утром за д'Артаньяном, они поднимались до церкви Сен-Сюльпис, где их ждал Атос, а потом все вместе сворачивали на улицу Старой Голубятни. Каждый раз при этом они проходили мимо старой квартиры Портоса, и против воли обменивались взглядами: тоска по другу была гораздо сильнее, чем они могли в этом признаться, но, по молчаливому договору, они избегали этой темы. Неизвестно, кто строил особняк г-на де Тревиля, но личный состав полка был ему очень благодарен: звукопроницаемость там была просто превосходная. Как только друзья показались на пороге приемной капитана, вся подслушивающая братия сказала им «Тсс!» и вновь прильнула к двери. - Что случилось? - шепотом спросил Арамис. - Кажется, у капитана лопнуло терпение. Монтеро опять заявился пьяным на дежурство. Слышите? - Клянусь преисподней, Тревиль, я заставлю вас пожалеть об этом! Чертов гасконский выскочка! Дверь кабинета чуть не слетела с петель от удара, и лейтенант Монтеро, с измятым лицом и разорванным воротником, показался в проеме. Смерив д'Артаньяна взглядом, он прорычал что-то невразумительное и бросился к лестнице. Гул возбужденных голосов взметнулся и тут же стих, когда Тревиль появился в приемной. - Ферюссак, д'Артаньян, следуйте за мной! – сказал он на ходу. - Значит, так, - капитан старался изо всех сил выглядеть спокойным, но нервно подергивающиеся ноздри его выдавали. – Лейтенант Монтеро сегодня подаст прошение об отставке по собственному желанию. Это все, что я могу для него сделать… Все связанные с этим вопросы мы обсудим позже, сейчас у нас нет на это времени… Они уже успели спуститься во двор, когда к Тревилю подошел какой-то слуга в ливрее без герба и подал письмо, сопроводив его поклоном. Пока капитан читал послание, лейтенанты успели украдкой обменяться взглядами. Тревиль скомкал письмо в руке. - Ферюссак, вы проведете построение без меня. Я должен срочно ехать в Лувр. Ферюссак подождал, пока за шефом захлопнутся ворота, а затем улыбнулся д'Артаньяну: - Скажите, любезный д'Артаньян, сколько времени обычно уходит у нас на построение? - С капитаном или без? - С капитаном. - Полчаса. - Долго. И потом, погода портится… - Спорим, я проведу перекличку за двадцать минут? - А я готов держать пари, что проведу за пятнадцать. - А я за десять! - Так и быть! Проводите! – лейтенанты рассмеялись и пожали друг другу руки. Капитан королевских мушкетеров бы не единственным, кому в этот день пришла странная корреспонденция. Уже на закате, когда три друга встретились, чтобы по старой традиции вместе пообедать, д'Артаньяна разыскал запыхавшийся Мартен. - Сударь, не представляю себе, как это могло случиться! – выпалил он. – Уверяю вас, я отлучился всего на минуточку – представляете, я вдруг обнаружил, что здесь неподалеку живет один мой приятель – скорее даже просто знакомый, и вот я… Д'Артаньян обернулся к друзьям и развел руками: - И этот поток красноречия я вынужден выслушивать каждый раз! Мартен, ты доберешься сегодня до сути или нет? - Да я же и говорю, сударь! Я всего на минутку отлучился, возвращаюсь – а под дверью вот это! Он стянул с головы берет с облезлым петушиным пером и извлек на свет божий письмо. Д'Артаньян стиснул зубы. Самопоявляющееся письмо напомнило ему о Констанции. «Будьте сегодня между одиннадцатью часами и полночью в церкви при монастыре Белых Плащей на улице Сент-Авуа. Приходите один». Подписи не было. - Это писала женщина, - сказал Арамис, внимательно оглядев письмо и конверт. – Хотя непохоже, чтобы речь шла о свидании, - он стянул перчатки и подышал на застывшие пальцы. - Но и на ловушку тоже непохоже, - ответил Атос. – Иначе бы выбрали более привлекательное место. Где это, кстати? - Насколько я помню, в получасе ходьбы от Лувра. Недалеко от бывшей резиденции ордена тамплиеров, - отозвался Арамис, не задумываясь. - Дорогой Арамис, вы ходячий справочник по монастырям Парижа, - улыбнулся Атос. - Какие еще свидания, какие ловушки? – д'Артаньян передернул плечами. –Хотелось бы мне взглянуть на даму, пожелавшую встретиться со мной таким экстравагантным образом! Что до западни – конечно, кардинал крупный специалист по таким фокусам, но если бы он хотел от меня избавиться, то сделал бы это давно! Словом, не знаю, что тут думать, выясню на месте. Атос глубоко вздохнул. - Я так понимаю, что не стоит даже пытаться отговорить вас, д'Артаньян? Арамис положил ему руку на плечо. - Я не думаю, что риск так уж велик. Ведь сейчас не 1629 год. А если что - мы придем на помощь. И потом, д'Артаньян славится тем, что может находить выход из самых критических ситуаций. - Да, но ещё больше он славится тем, что может находить туда вход, - проворчал Атос, но сдался. Итак, ровно в половине двенадцатого трое друзей пересекли Сену по мосту Сен-Мишель и углубились в безлюдный квартал Тампль.
Nataly: Treville пишет: Ведь сейчас не 1629 год. А что было в 1629 году?:) Возможно, не 1625?:)
Treville: Нет, имеется в виду именно 1629 год. ТО есть год окончания осады Ла Рошели.
Nataly: После окончания которой Ришелье завербовал Дарта?:) Спасибо большое за разъяснения, я не сразу Вас поняла:)
Treville: Глава 4 Заговор военных Темно было хоть глаз выколи. Светились только окна борделей и игорных домов на улице Веррери за ратушей. На Гревской площади какие-то тени начали было сползаться из темных углов, но, разглядев поближе трех хорошо вооруженных всадников, попрятались обратно. Арамис притормозил немного, вспоминая дорогу, затем повернул направо, а на следующем перекрестке – налево. Мушкетеры выехали на улицу Сент-Авуа. Минут через пять, не доезжая до перекрестка, Арамис остановился перед невысокой церквушкой. - Вот церковь, а монастырь Белых Плащей чуть дальше за поворотом, - сказал он. - Жаль все же, что мы не предупредили капитана, - проговорил Атос. – Все это крайне подозрительно. Тревиль как уехал с утра в Лувр, так и пропал с концами. Д'Артаньян оглянулся по сторонам и спешился. В это время часы на церкви Сен-Жерве пробили двенадцать раз. - Сделаем так, - сказал Арамис. – Мы подождем вас здесь час, и если через час вы не появитесь – последуем за вами. Порешив на этом, Атос и Арамис укрылись в узком тупичке между двумя домами. Церковь оказалась заперта. Д'Артаньян постучал чугунным дверным кольцом. Лязгнул засов, и кто-то сунул фонарь прямо д'Артаньян в лицо. - Следуйте за мной, - глухо сказал голос из-под капюшона, и фонарь погас. Д'Артаньян на всякий случай взялся за эфес шпаги и шагнул в пропитанную ладаном темноту. Тусклый свет падал квадратиками на каменные плиты. Монах подвел д'Артаньяна к исповедальне и приоткрыл дверцу. - Право, святой отец, не думаю, что стоит в столь поздний час беспокоить создателя, - неудачно пошутил д'Артаньян. Но монах в ответ только процедил: «Поторопитесь», и д'Артаньян без дальнейших пререканий вошел в кабинку. Тут он обнаружил, что исповедальня просто маскирует тайный ход в стене. Ощупью он спустился по винтовой лестнице и оказался в длинном коридоре, пахнущем плесенью. На том конце его виднелась полоска света, выбивавшаяся из-под двери. Перед ней д'Артаньян остановился и прислушался к шуму, напоминающему морской прибой, какой получается, когда много людей говорят одновременно. «Ну что же, - подумал он, - одно можно сказать с уверенностью: это явно не любовное свидание». Когда д'Артаньян вошел, все присутствующие разом обернулись к нему, и он в замешательстве отступил было назад, но тут же совладал с собой, и занял свободный стул в углу. Дело в том, что в этой небольшой комнате собрались почти все высшие военные чины, маршалы и командиры гвардейских полков, словом – военная элита. Почти всех д'Артаньян знал в лицо: маршала Креки, принца Конде, герцога Ангулемского, графа Суассона, Ла Форса, герцога Гиза, Дюалье, Таванна, и уж конечно своего бывшего командира Дезэссара. Скромно одетый лейтенант ловил на себе их снисходительно – удивленные взгляды, но больше всех его присутствие озадачило Тревиля. Видно было, что для него это было полной неожиданностью. Тут дверь на противоположном конце залы распахнулась, и на сцене появились главные действующие лица: Гастон Орлеанский, на мясистых губах которого играла привычная самодовольная улыбка, под руку со светловолосым красавцем герцогом Монморанси. Чуть позади следовал незнакомый д'Артаньяну молодой человек с гладко причесанными волосами и близко посаженными глазами. - Приветствую вас, господа! - широко повел рукой Гастон и уселся в поданное ему кресло, тщательно расправив складки плаща. – Неотложные вопросы, касающиеся безопасности государства, не терпят отлагательств. Над Францией нависла угроза, и только наши сплоченные действия помогут отвратить ее! - Позвольте мне, ваше высочество,- сказал Монморанси и выступил вперед. – Господа! Как вам известно, маршал де Марильяк был арестован в Пьемонте по приказу кардинала. Сегодня утром он был под конвоем доставлен в Париж и брошен в Венсенн. Против него выдвинуты совершенно нелепые обвинения во взяточничестве и присвоении казенных денег! Тогда как всякому, кто не слеп, очевидно, что единственная вина несчастного Марильяка состоит в том, что он был верным слугой королевы – матери! - Но это еще не все, - поднялся с места Тревиль. – Маршал Бассомпьер… - В самом деле, - воскликнул Гастон, - мы очень удивлены, что не видим его! Под этим «мы» он имел в виду, скорее всего, себя и герцога Монморанси, но прозвучало оно с претензией. - Три часа назад его величество приказал мне лично арестовать маршала и препроводить в Бастилию! Причем, насколько мне известно, на этот раз вовсе без предъявления каких-либо обвинений! Слова Тревиля вызвали настоящую бурю возмущения. В наэлектризованной атмосфере витали проклятия, божба и эпитеты разной степени тяжести по адресу кардинала. Монморанси поднял руку, добиваясь тишины. - Теперь совершенно ясно, какую цель имеет эта череда арестов и репрессий. Это не проявление бессмысленной жестокости, нет! Судите сами, господа: кардинал бросает за решетку командующего войсками в Италии, затем командира швейцарской гвардии, - то есть лиц, пользующихся несомненным авторитетом и влиянием в армии. Отсюда вывод: Ришелье до смерти боится именно вооруженной оппозиции, и стремится поэтому обезглавить армию. Следующей жертвой может оказаться любой из нас! Ему важно на все ключевые посты посадить своих ставленников – только так он может удержаться власть в своих руках! Герцог долго еще распространялся о тирании и репрессиях кардинала, при бурном одобрении всего собрания. Д'Артаньян слушал, запоминал и анализировал. Теперь стало понятным отсутствие здесь, к примеру, маршала Шомберга, маркиза де Брезе, Ла Валетта, - то есть людей, поддерживающих политику кардинала. Но тогда тем более странным выглядел обличительный пафос герцога Монморанси. До этого момента д'Артаньян считал, что он поддерживает кардинала, или, по крайней мере, лояльно к нему относится. Герцог много раз демонстрировал дружеские чувства по отношению к Ришелье и всегда очень уважительно о нем отзывался. С чем связана такая внезапная перемена позиции? Герцог напомнил д'Артаньяну первого ученика, красиво и с выражением отвечающего зазубренный урок у доски. Поглощенный этими мыслями, д'Артаньян краем глаза заметил вдруг легкое колебание портьеры, скрывавшей дверь. Стараясь не привлекать внимания, он медленно повернул голову вправо, отклонился назад вместе со стулом, и таким образом сумел разглядеть за занавесью двух женщин, которые внимательно следили за происходящим, прилагая все усилия, чтобы остаться незамеченными. Одна была довольно молода, с густыми черными бровями, почти сросшимися на переносице и тяжелыми серьгами в ушах. Второй же было давно за сорок, но красота ее неплохо сохранилась, хотя ее несколько портила излишняя, болезненная худоба. Уж не одна ли из них написала ему письмо, подумал д'Артаньян. Тем временем слово взял Гастон Орлеанский: - Всем известно, что, хотя на этих приказах об аресте и стоит подпись моего августейшего брата, исходят они не от короля. Мы все верны его величеству и готовы склониться перед его волей, но не станем более терпеть произвол фаворита! Брат мой Людовик так глубоко подпал под влияние этого демона в красной мантии, что политику кардинала он называет политикой государства, желания кардинала – государственными нуждами, а любой, кто вызвал недовольство господина Ришелье, объявляется государственным преступником! Мы должны избавить Францию от паука, опутавшего ее своими сетями! Д'Артаньян, который по своей природе был очень любопытен, никогда не пропускал мимо ушей придворных сплетен и был немало наслышан о манере герцога Орлеанского в среднем раз в год устраивать заговор против кардинала, а потом, чуть только запахнет жареным, сдавать всех своих сторонников пачками, чтобы самому выйти сухим из воды. Удивляло его только одно: что находились еще идиоты, согласные иметь с ним дело, которых не останавливал пример Шале и прочих, сложивших голову на плахе. Вот и сейчас та же история: Гастон излагает свои планы организовать вторжение во Францию испанских и лотарингских войск и повести их на Париж, поставив условием мира отставку и казнь кардинала, а верхушка французской армии наперебой уверяет его во всемерной поддержке, одобряет и развивает идею мятежа; причем Монморанси даже заявляет, что открыто перейдет на сторону Гастона, чтобы заставить короля выполнить их требования. Тот, кто пригласил д'Артаньяна на это собрание заговорщиков, очевидно, считал его ярым антикардиналистом, который может быть полезным делу герцога Гастона. Расходились участники тайного собрания тем же путем – через исповедальню. Д'Артаньян вышел из церкви одним из последних, и медленно двинулся по улице Сент-Авуа, озираясь по сторонам в поисках своих друзей, но тут его нагнал Тревиль и взял под руку: - Мой юный друг, не откроете ли вы мне тайну: как вы здесь оказались?
Treville: Глава 5 Дисциплина капитана де Тревиля - Признаться, господин капитан, я и сам этого толком не понимаю, - ответил д'Артаньян. - Вот как? Уловив холодок в его голосе, д'Артаньян поспешил рассказать, как было дело. - Покажите-ка мне это таинственное послание, - сказал Тревиль. Они как раз проходили мимо ворот тюрьмы Шатле. - Эй, любезный! Посветите нам! Стражник принес из караулки фонарь. - Или я сильно ошибаюсь, или это почерк ее величества, - медленно проговорил Тревиль и окинул д'Артаньяна таким взглядом, словно видел его впервые. – Какая неосторожность! Со своей стороны хочу предупредить вас: при нынешнем положении вещей покровительство королевы способно принести вам гораздо больше бед, чем почестей.… - Уверяю вас, я никак не напоминал о себе ее величеству с того самого дня, когда получил от нее кольцо. - Кстати, что-то я давно не видел его у вас. - Я последовал вашему совету, сударь, и продал его. - И правильно сделали. Осторожность никогда не бывает лишней. Особенно для того, кто собрался половить рыбу в мутной воде. Д'Артаньян запротестовал, но Тревиль развел руками. - Ни слова больше. В такого рода делах вы не обязаны передо мной отчитываться. Но помните, что вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку, даже в самой сложной ситуации…. Черт побери, после всех сегодняшних событий я боюсь, как бы ваша поддержка не понадобилась мне! - Вы действительно думаете, что кардинал будет добиваться вашей отставки? - Убежден в этом! Раньше я был ему просто не по зубам, но после «дня одураченных» я не поручусь, что в один прекрасный день его величество не подпишет приказ о моем аресте. Герцог Монморанси абсолютно прав. У д'Артаньяна было иное мнение на этот счет, но за четыре года службы он хорошо понял, что армейская дисциплина – это главным образом искусство быть всегда глупее своего начальника, и потому оставил его при себе. Кроме того, ему очень льстило, что Тревиль говорит с ним на равных. Капитан меж тем продолжал размышлять вслух: - Но, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Жаль, я забыл, как это будет по-латыни… Кардиналу нужен только повод, чтобы сместить меня – так постараемся не дать ему этого повода!... Я собирался поговорить об этом завтра, но раз уж мы встретились сегодня... Его величество одобрил кандидатуру шевалье д'Ансени на должность лейтенанта. Он умен, решителен, находчив… - И к тому же блестяще проявил себя под Сузой, - добавил д'Артаньян. - Так вот, если завтра я обнаружу на своем столе прошение об отставке от Монтеро, - в чем я не сомневаюсь, - то уже послезавтра д'Ансени возьмет под команду третий взвод. - То есть как это – третий?.. – д'Артаньян в изумлении остановился. Дело в том, что это он командовал третьим взводом. - А вас, мой дорогой друг, я попрошу возглавить второй взвод, который окончательно распустился благодаря разгильдяйству Монтеро, - Тревиль облокотился о поручни моста и уставился на подернутую ледком Сену. – Вы приструните этих бретеров и напомните им, что они состоят не в банде головорезов, а в лучшем полку во Франции, да и во всей Европе тоже. А также разъясните им как следует значения слов «дисциплина», «устав» и «субординация». - Если говорить начистоту, сударь, то не кажется ли вам, что легче будет обратить пуритан в католичество? - Согласен, как это ни прискорбно. Разумеется, тут есть и моя вина. Трех дней не проходит без того, чтобы кто-нибудь не нарушил эдикты, и каждый раз я из кожи вон лезу и доказываю королю, что он невиннее святой Сусанны… Короче говоря, я развязываю вам руки: можете применять любые штрафные санкции, и вообще делать все, что сочтете нужным, чтобы поднять дисциплину во взводе на должный уровень, и в самые короткие сроки.… Кстати, - сказал капитан, когда они оказались у каменной тумбы на перекрестке набережной Турнель и улицы Сен-Жак, - кажется, несмотря на все меры предосторожности, предпринятые герцогом Монморанси, нас все-таки выследили. Вы заметили, что вон те два всадника следуют за нами от самого монастыря Белых Плащей? - Не беспокойтесь, господин капитан. Это Атос и Арамис. - А, мне следовало догадаться, увидев еще одну лошадь на поводу! Что же, тогда я оставляю вас с ними. Хоть это и лишнее, но все же скажу: никому ни слова о том, что вы сегодня видели, а главное – что слышали. С этими словами Тревиль пожал д'Артаньяну руку, подошел к двери двухэтажного особняка с окнами на остров Ситэ, без гербов или других опознавательных знаков, постучал условленным стуком и исчез за дверью. - Что вы так увлеченно обсуждали с капитаном? – спросил Арамис, когда д'Артаньян сел в седло. – Атос сказал, что лучше вам не мешать. Д'Артаньян ответил вопросом на вопрос: - Вы хорошо разбираетесь в географии Парижа, любезный друг, не знаете ли вы, что это за дом? - К сожалению, понятия не имею. А это имеет значение? - Может, и нет. Но запомним это место на всякий случай…. Д'Артаньян чувствовал себя как выжатый лимон. За последние два часа на него свалилось так много противоречивой информации, требующей осмысления, что он был не в силах сейчас еще и говорить. Поэтому он сослался на усталость, пообещал друзьям завтра рассказать обо всем подробно и простился с ними у Люксембургского дворца. Было без малого три часа ночи, когда д'Артаньян наконец переступил порог своего обиталища. Темная и холодная мансарда была пуста: Мартен словно испарился. Не раздеваясь, д'Артаньян упал поперек кровати и уснул. На утреннем построении Тревиль зачитал официальный приказ о назначении д'Ансени. Как и следовало ожидать, полк отнесся к кадровым перестановкам без особого восторга. Не то чтобы все так уж горячо любили Монтеро – его склочный характер, помноженный на беспробудное пьянство, не способствовал этому, - но его отставку очень многие сочли несправедливостью, продиктованной исключительно личной неприязнью капитана. Второй взвод оживленно шептался, и д'Артаньян ловил на себе косые взгляды. - Можно подумать, я на это напрашивался, - сказал он Атосу. – Восхищаюсь ловкостью капитана, который сгрузил на мои плечи самое неприятное задание, да еще с таким видом, словно сделал мне подарок к рождеству. - Вы преувеличиваете, друг мой. Я не думаю, что он имел целью вас подставить. И когда наши товарищи разберутся в ситуации, их предубеждение к вам растает. Арамис покачал головой. - К сожалению, при всем желании не могу разделить вашего оптимизма, Атос. Как сказал бы в этом случае Цицерон, si vis pacem, para belli. - Bellum, - машинально поправил Атос. - Да, bellum. В смысле - если хочешь мира, то готовься воевать. Так вот, зная Витремона и его друзей, я советую вам приготовиться к затяжной позиционной войне… И Арамис как в воду глядел. Убедиться в этом д'Артаньян смог нынче же вечером. Было это в том самом зале для игры в мяч, где д'Артаньян когда-то вызвал на дуэль Бернажу. Пахло копотью и потом; народу в зал набилось много, и поддержка зрителей добавляла азарта игрокам. Когда закончилась очередная партия, один из игроков, тяжело дыша и вытираясь рубашкой, поднырнул под веревку и направился к Атосу и д'Артаньяну. Это был Витремон. У него был характер средневекового конкистадора и соответствующая внешность: широко расставленные глаза, квадратная челюсть и приплюснутый нос. Левая бровь его была рассечена шрамом. Витремон вызывал у д'Артаньяна невольное уважение умением подчинять людей, без усилий ставить их на то место, на котором желал их видеть. Казалось, он постоянно играл со всем остальным миром в игру «кто кого»: слабым стремился навязать свою волю, равных заставлял признать свое превосходство, а сильных старался победить в открытом столкновении. И при этом никого по-настоящему не принимал всерьез, кроме себя. Витремон давно уже стал признанным лидером во втором взводе, и скандальную отставку закадычного друга Монтеро воспринял как личное оскорбление. - Не окажете ли вы мне честь, господин д'Артаньян, сыграть партию в мяч? – спросил он, присев на край лавки. Д'Артаньян хотел отказаться- играл он из рук вон плохо, и не имел ни малейшего желания становиться объектом насмешек. Но Атос учтиво ответил: - Благодарим за любезное приглашение, сударь. Делать было нечего. Д'Артаньян снял камзол и вслед за свои другом вышел на площадку. - Как удачно, что мы встретились здесь! – сказал Витремон и перебросил мяч на сторону соперников. Атос успел его отбить. – Я и мои друзья как раз желали обсудить с вами кое- какие вопросы. - Мы могли бы это сделать завтра, на вечернем построении. - На вечернем построении! – воскликнул Витремон, и к его хохоту присоединились все его друзья. - Что нелепого или смешного вы нашли в моих словах? – д'Артаньян остановился с мячом в руках. - О, что вы, все в порядке. Просто вы еще не знаете, что у нас не приветствуются вечерние построения и прочие никому не нужные формальности. - Я весьма сожалею, сударь, что вам, а равно и этим уважаемым дворянам придется нарушить привычный распорядок дня, но довожу до вашего сведения, что с этого дня вечерние построения, а также ночные караулы, утренние учения и дневные дежурства станут неотъемлемой частью вашей жизни. - Вот за что не люблю гасконцев, так это за самоуверенность. - Еще бы, ведь по этой части вы дадите фору любому гасконцу. Д'Артаньян начал закипать. Он бросил взгляд в сторону Атоса, и тот еле заметно покачал головой, предостерегая его. Усилием воли д'Артаньян заставил себя остыть, зная по опыту, что в гневе мыслить не способен. Атос и д'Артаньян пропускали очко за очком. При всей своей ловкости Атос не мог компенсировать промахов д'Артаньяна, и они безнадежно проигрывали Витремону и его партнеру. А тот, поставив себе целью вывести д'Артаньяна из себя, перешел от провокаций к открытым насмешкам. Его глумливые комментарии вызывали взрывы смеха. Но д'Артаньян не повелся и на эту удочку. Наконец Витремон сказал вполголоса, как бы себе под нос: - Я нечасто даю обещания, господин д'Артаньян, но вам могу пообещать совершенно точно, что жизнь ваша с нынешнего дня станет невыносимой, но безумно интересной. И в этот самый момент мяч – случайно или нарочно, понять было нельзя – угодил прямо в лицо д'Артаньяну. Удар был настолько сильным, что свалил его с ног.
Treville: Глава 6 Набережная Турнель - Вы с ума сошли, - тяжко вздохнул г-н де Тревиль, обозрев лицо своего лейтенанта с разбитой губой и кровоподтеком на скуле. - Как, интересно, вы собираетесь отправляться на дежурство в Лувр? Что с вами? Присядьте-ка. - Простите, сударь, что-то голова закружилась внезапно, - сказал д'Артаньян, опускаясь на стул у двери. - У вас часом не сотрясение мозга? Я бы прислал вам своего врача, но не далее как вчера уволил этого мерзавца. Еще один шпион кардинала, и прямо у меня в доме, представляете! Повышенная подозрительность вообще была свойственна Тревилю; он часто повторял, что в душе любого, даже самого кристально чистого и честного человека, имеется природная предрасположенность к подлости, низости и продажности, и в подходящих условиях это обязательно выплывает наружу. Его любимым приемом было вызвать человека на откровенность, чтобы прозондировать возможную “степень его подлости”, что он, кстати, и проделал с д'Артаньяном при первой их встрече. Но в последнее время эта мнительность разрослась до размеров мании: Тревиль буквально всюду был готов видеть шпионов Ришелье. Внезапно д'Артаньян вспомнил добродушного владельца агентства адресов и встреч. - Если позволите, господин капитан, я могу порекомендовать вам одного подходящего человека… - Благодарю, мой юный друг, но я не желаю больше связываться с эскулапами. У меня точные сведения: вся парижская врачебная корпорация состоит на откупе у его преосвященства. - В том-то и дело, что этот врач, как это ни странно, не имеет к ней никакого отношения. Теофраст Ренодо очень обрадовался, когда вновь увидел д'Артаньяна на набережной Марше-Неф, и еще больше – когда узнал о цели его визита. Он признался слегка смущенно, что как раз сейчас испытывает некоторые финансовые трудности, и дополнительный источник дохода дал бы ему возможность реализовать новые коммерческие идеи. Д'Артаньян сдержал улыбку: у этого энтузиаста напрочь отсутствовала деловая хватка, и это было очевидно всем, кроме него самого. Впрочем, Тревилю Ренодо понравился, и капитан не только принял его на службу с солидным жалованьем, но и обещал похлопотать перед королем об учреждении должности полкового медика. Чтобы синяк поскорее сошел, Ренодо посоветовал д'Артаньяну делать примочки с рутой и миндальным маслом. Именно этим он и занимался, сидя вечером в гостях у Атоса. - Верно говорят: чего боишься, то и случится, - сказал он, поймав взгляд Атоса. – Но ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним. - Кстати, - сказал Атос, - вам, должно быть, будет приятно узнать, что мы с Арамисом подали сегодня прошение господину де Тревилю о переводе во второй взвод… Но продолжайте, друг мой, я вас перебил. Д'Артаньян снова принялся зачитывать вслух избранные места из антикардинальских памфлетов. - «Он желчи едкие потоки Разбавит сладостью медовой, И так его коварно слово, Как и дела его жестоки. Он лаской своего добьется, На ровном месте не споткнется, Зарежет, источая лесть, И не узнать, каков он есть» - Рифмы скверные, но зато написано с чувством,- прокомментировал Атос. – У вас уже, как я погляжу, подобралась целая коллекция этих сочинений. - Еще бы, учитывая, что я почти каждый день прохожу по Новому мосту, а там обязательно попадется навстречу какая-нибудь темная личность и украдкой всучит вам мятый листок из-под полы. Причем особенно оживились эти деятели за последние несколько недель. Прямо проходу нет. На месте кардинала я бы этим заинтересовался. -Он уже заинтересовался. Как раз вчера на площади Сен-Сюльпис объявляли, что за голову некоего Матье де Морга, сочинителя крамольных памфлетов, подрывающих государственные устои, обещана кругленькая сумма… В этот момент на пороге комнаты появился как всегда безмолвный Гримо. Атос с сожалением смерил его взглядом. - Вот пошлёшь дурака за бутылкой, так он, дурак, одну и принесёт. Гримо поклонился и исчез еще до того, как Атос закончил фразу. Д'Артаньян приложил к скуле новую примочку. - Вы несправедливы к бедному малому, Атос. Мне Гримо кажется просто образцом верности и понятливости. Ах, если бы вы знали, как мне не хватает Планше! Особенно по сравнению с этим мошенником Мартеном. Клянусь честью, Атос, с каждым днем я все больше и больше убеждаюсь, что принял на службу какого-то проходимца. Он не тот, за кого себя выдает! - Почему вы так считаете? - Да посудите сами! Во-первых, он исчезает неизвестно куда почти каждую ночь. Причем старается изо всех сил, чтобы я ничего не заметил. Атос наполнил стаканы. - Это может быть всего лишь любовная интрижка. - Возможно. Но ведь я же не ревнивый муж, к чему такая таинственность? И потом, я в жизни своей не видел такого безрукого слуги. Он абсолютно ничего не умеет: ни лошадь седлать, ни оружие чистить, а про одежду и уборку я вообще молчу! И что еще интересно - он образованный человек. Как-то Арамис упомянул в разговоре кружок поэтов, которым покровительствует кардинал, а Мартен их назвал «птичником Псафо». Вы знаете, кто это такой? - Впервые слышу, - Атос потер ноющий висок и выпил в несколько глотков стакан, по - простонародному прищелкнув языком. - А я так тем более. И Арамис тоже не в курсе. А это, оказывается, такой древнегреческий тиран, который учил птиц произносить его имя и отправлял их летать по всему свету. Каково, а? Нет, уж я выведу его на чистую воду… Атос вместо ответа лишь безучастно пожал плечами. Как мы знаем, д'Артаньян был очень любопытным человеком, и угрозу свою он привел в исполнение той же ночью. Лежа одетым под одеялом, он дождался, пока дверь тихонько скрипнула, вскочил с постели, надел перевязь со шпагой и тоже вышел из дому. Он успел увидеть легкую тень, свернувшую на улицу Вожирар. Прижимаясь к стенам, д'Артаньян следовал за Мартеном по пятам. А тот быстрым шагом миновал улицу Феру, затем улицу Могильщиков, обогнул Люксембургский дворец и вышел к Сорбонне. На площади перед университетом он огляделся по сторонам, зябко кутаясь в плащ на ветру. Длинный нос его усиливал сходство с флюгером. Не заметив ничего подозрительного, Мартен направился в сторону Сены по улице Сен-Жак. Дойдя до набережной Турнель, он снова огляделся, и вдруг юркнул в дверь скромного на вид особняка. «Как странно! – подумал д'Артаньян. – Ведь если я не ошибаюсь, это тот самый дом, в котором скрылся Тревиль не далее как позавчера. Интересно, что может их связывать?» Д'Артаньян решил дождаться, пока Мартен покинет таинственный особняк, и в поисках подходящего укрытия забрался в маленький садик, примыкавший к соседнему дому. Однако, устроившись в кустах за низенькой оградой, он очень скоро выяснил, что он тут не один. - Кто вы такой, черт возьми, и что вам здесь понадобилось? – прошипел чей-то голос. - Тот же вопрос я могу задать и вам, - отозвался д'Артаньян. - Слушайте, любезный, убирайтесь-ка вы отсюда подобру-поздорову! – сказал уже другой человек. - С какой это стати? И не подумаю! - Не испытывайте мое терпение! В этот момент в просвете рваных туч показалась луна и все вокруг. - Ах, это вы, господин де Жюссак! То-то мне голос показался знакомым! - Черт возьми! Вы опять суете свой длинный гасконский нос куда не надо, господин д'Артаньян? - Что делать! Дабы не остаться с носом, приходится повсюду его совать. А вы как поживаете? Шпионим помаленьку? Не познакомите с вашим коллегой? Жюссак задохнулся от оскорбления и схватился за шпагу. - Опомнитесь! Сейчас не время сводить счеты, Жюссак! - сказал его напарник. - Теперь уже поздно; единственный способ отделаться от этого настырного типа – это успокоить его навсегда! - Как говорит один из моих друзей, это мы еще посмотрим. Защищайтесь! На шум потасовки сбежались даже бродяги с набережной и моста Сен-Мишель, хозяин соседней лавки высунулся из дверей с аркебузой в руках, но в доме, в который вошел Мартен, не открылось ни одно окно. Первая в жизни дуэль обычно так же незабываема, как и первая любовь. Д'Артаньян помнил, что слабое место Жюссака – скорость реакции, и поэтому атаковал его в бешеном темпе. Жюссак был вынужден отступать. Видя, что дело плохо, его напарник бросился на помощь, но в этот момент Жюссак оступился и, проломив деревянный парапет, рухнул в Сену. Мгновенно развернувшись на каблуках, д'Артаньян приставил острие шпаги к горлу второго гвардейца. И пока тот, скрипя зубами от злости, признавал себя побежденным, а Жюссак пытался выбраться из ледяной воды, дверь мрачного особняка приоткрылась, и никем не замеченная тень в берете с пером растворилась в темноте.
Nataly: Хорошо, что есть продолжение и повествование не обрывается:) Только вот интересно - шутки "Русского Радио" были в ходу в те годы?:))
Treville: А почему бы и нет? Уж не думаете ли вы, что это сам Фоменко их придумал? Как говорил папа Дюма, все плагиат, и даже бог создал человека по образу и подобию ;-)
Nataly: Treville пишет: Уж не думаете ли вы, что это сам Фоменко их придумал? Да нет, конечно, просто слух режет:( ИМХО. Еще бы хотелось что бы продолжение почаще появлялось:)
Treville: Nataly пишет: просто слух режет:( ИМХО. Это кому как - дело вкуса. Я же могу повторить слова Мольера: "Я беру свое добро там. где его нахожу". Мне лично не кажется, что эта фраза противоречит образу Атоса, а вам? Я стараюсь писать как можно чаже. но не хочу гнать темп в ущерб качеству. Но сделаю все, чтобы сократить паузы
Treville: Глава 7 Ищите женщину После рождества резко похолодало, и почти беспрерывно шел снег. То крупный, мокрыми хлопьями, то медленно кружащийся в воздухе, то мелкий и колючий, как булавки – казалось, все разновидности снега небесная канцелярия перепробовала на Франции этой зимой. Понятное дело, что в такую мерзкую погоду доблестная стража Компьенского замка предпочитала отсиживаться в караулке, и высунуть нос на холод их заставил только кучер в ливрее герцога Монморанси, который предъявил начальнику охраны бумагу с красной печатью. После чего трое солдат бросились наперегонки отворять ворота, а начальник записал в журнале: «5-го января 1631 г., 6 часов пополудни, ее светлость герцогиня де Монморанси с горничной и конюшим, к ее величеству королеве-матери, пропуск в порядке». - Дорогая государыня! – воскликнула герцогиня, на ходу расстегивая подбитый мехом плащ. Королева грузно поднялась ей навстречу. - Рада видеть вас, любезная племянница, - прохрипела она. Герцогиня Монморанси, в девичестве Мария – Фелиция Орсини, была дочерью кузена Марии Медичи, пресловутого Вирджинио Орсини. – Ваш визит развеет тоску моей ссылки…. – она выждала, пока за офицером охраны закроется дверь, и продолжила: - .. которая, даст бог, станет последним унижением, что терплю я от моего сына. Вы привезли письмо от герцога д'Эпернона? - Я привезла его самого, - ответила герцогиня и обнажила в улыбке мелкие зубки, которые в сочетании с низким лбом и густыми бровями делали ее похожей на горностая. Из-за двери донеслись приглушенное ворчание, и наконец-то на пороге появился д'Эпернон, держась за поясницу. Старый греховодник, разбитый радикулитом, являл собой жалкое зрелище. - Почтительно приветствую ваше величество, но поклониться уже не смогу при всем желании. И какой только мерзавец- архитектор строил этот замок! Чертова уйма лестниц! Не вижу ровным счетом ничего смешного, сударыни, - кряхтя и охая, д’Эпернон доковылял до кресла. – Думаете, легко в моем более чем почтенном возрасте провести весь день в седле, изображая конюшего? - А мне, по-вашему, легко сидеть в этом промозглом склепе без всякой связи с внешним миром? Вы могли бы, между прочим, просто написать мне, а не подвергать своим приездом опасности и себя, и меня. - Гораздо большей опасности мы бы подверглись, если бы я написал вам. Нет, в нашем деле ничего нельзя доверять бумаге. А что касается ссылки, мадам, то вы сами виноваты. И неудивительно, что у короля исчерпались запасы терпения. К чему, скажите мне, было позорить Ришелье направо и налево, к чему было поливать грязью и его, и всех его родственников? - Что? И это мне говорите вы? – королеву прервал приступ кашля. - … я имею в виду, к чему было заниматься этим лично, когда с этим делом гораздо лучше справляется наша команда профессионалов? Ведь все шло по плану. А теперь возможны осложнения. - Вот как раз по этому поводу я и хотела с вами побеседовать, герцог. – Мария Медичи перешла на хриплый шепот, несмотря на то, что ее племянница предусмотрительно отошла на другой конец комнаты. – Дело касается того самого акта, о котором мы говорили. - Я слушаю вас, мадам. - Я навела справки. Всего было сделано три копии акта о беременности. Одна из них хранилась в архивах в здании Королевского суда…. - И благополучно сгорела. Дальше! - Вторая обнаружилась в подшивке документов Парижской корпорации врачей. Она уже уничтожена. Но вот что касается третьей копии… - Где она находится? - Как и полагалось по придворному этикету, ее вручили моей первой статс-даме. - Как ее звали? - Бог мой, если бы я помнила! Это было тридцать лет назад, и в то время я даже французского не знала! - Не беда; я, кажется, знаю, к кому обратиться за нужными сведениями. - Кого вы имеете в виду? Д'Эпернон достал платочек с кружевами и изящно промокнул нос. - Некую даму, которая имела причины с неослабным вниманием следить за рождением дофина. - Уж не потому ли, что сама надеялась родить королю ребенка раньше меня? Вы говорите об этой кошке драной д'Антраг? - Она же маркиза де Верней… О ней самой. Уж она-то все припомнит. - А если она не захочет напрягать свою память? В глазах д'Эпернона, прикрытых морщинистыми веками, на миг промелькнул темный огонь. - Захочет. Уверяю вас, мне она ни в чем не сможет отказать. В Париже д'Эпернон, не дожидаясь, пока от лихих кавалерийских подвигов обострится еще и подагра, пересел в портшез. И ровно в полночь, как и подобает настоящему заговорщику со стажем, появился у дверей того самого особняка на набережной, которым усиленно интересовались д'Артаньян и г-н кардинал. Внутренняя обстановка наводила на мысль о том, что хозяева знавали и лучшие времена: потертая обивка, рассохшиеся половицы, подержанная мебель. - Вижу, вы еще не ложились, - сказал герцог вместо приветствия худосочной излишне нарумяненной женщине в чепце. На столе перед ней лежала амбарная книга и кучки монет. – Это очень кстати. - Как, вы здесь? Вы же сами сказали мне, что за домом следят люди кардинала! – сказала Генриетта д'Антраг. Д'Эпернон сложил губки бантиком. - Ну что же дурного можно усмотреть в родственном визите? Младший сын д'Эпернона был женат на дочери д'Антраг Анжелике. Правда, она уже лет пять как умерла. Маркиза наморщила длинный нос. - Только не говорите, что вас привели ко мне родственные чувства. Очередное поручение? - Нет, сударыня. Всего лишь дружеская просьба. Бывшую любовницу Генриха IV можно было назвать желчной, сварливой и вздорной, но ни в коем случае не глупой. Слушая д'Эпернона, она быстро смекнула, что к чему. - Я уже сказала вам, Ногарэ, чтобы вы не впутывали меня в это дело. Достаточно и того, что я позволяю использовать мой дом для ваших темных махинаций и терплю нашествия всяких подозрительных личностей. Однажды из-за вас я уже чуть не угодила на эшафот, и более рисковать не желаю. - А вы ничем не рискуете. Я всего лишь прошу вас навести справки. Что сталось с этой статс- дамой, - супругой адмирала, сказали вы? - жива ли она, и если да, то где ее искать – вот и все. - Поищите другого охотника таскать для вас каштаны из огня. Д'Эпернон закинул ногу на ногу и полюбовался носком туфли. - Очень жаль, что так некстати в вас проснулась щепетильность и нравственная чистота. И знаете, любезная маркиза, кажется, это заразно. Я тоже чувствую, как меня прям-таки одолевает охота совершить какой-нибудь благородный поступок. Ну например: явиться к королевскому прокурору и заявить, что мне известно, кто содержит сеть подпольных домов терпимости в квартале Маре…. - Вы что, угрожаете мне? - Помилуйте, маркиза, как можно угрожать даме? Я только намекаю на взаимовыгодность нашего с вами сотрудничества. Увы, давно прошли те времена, когда Генриетта д'Антраг вертела королем Генрихом как хотела, вымогая по брильянту за каждую ласку, по титулу за каждый поцелуй и целых сто тысяч экю – за «цветок своей невинности», как выразился бы г-н Вуатюр. Д'Эпернон наступил состарившейся кокетке, позабытой в свете, ненавидимой при дворе и отвергнутой собственным сыном, на самую больную мозоль, затронув ее алчность. - Ну вот и славно, - сказал он, видя, что маркиза молчит. – И учтите, что эти сведения нужны мне как можно скорее.
Джоанна: Наконец я дождалась продолжения! До чего ж люблю этого стервеца-интригана)))))))))
Treville: Ха! Эта старая развратница д'Эпернон еще покажет себя во всей подлючести, которой у него немалые запасы! А в следующей главе мы опять встретимся со нашим другом дАртаньяном и посмотрим, какие еще "сюпризы" преподнесет ему любимое начальство и дорогие друзья.
Treville: Глава 8 Шкатулка с гербом Витремон сдержал клятву, данную им в зале для игры в мяч за полтораста лет до аналогичной акции депутатов Учредительного собрания. И взялся за дело с энтузиазмом и изобретательностью. В результате количество дуэлей по правилам и без, просто стычек и потасовок с гвардейцами его высокопреосвященства, трактирных драк и хулиганских выходок с участием подчиненных г-на де Тревиля, а конкретнее – г-на д'Артаньяна удвоилось. Кардинал интересовался у короля, не пора ли переименовать знаменитую банду «Красных плащей» в банду «Голубых плащей», король интересовался у Тревиля, когда кончится этот бардак, Тревиль переадресовывал этот риторический вопрос д'Артаньяну, а д'Артаньян со вздохом спрашивал сам себя каждое утро, отчего ему не сиделось в родной Гаскони. Он стал нервным. Наполненные мелкими неприятностями и будничными заботами дни мелькали один за другим, как бревна в частоколе. Но, стремясь сохранить установившуюся еще с доларошельских времен традицию, три друга раз в неделю встречались за ужином в уютном заведении под названием «Петушиный хвост» на улице Феру, наискосок от дома Атоса. - А я –то думал, я последний, - сказал д'Артаньян, упав на лавку рядом с Арамисом и схватив кусок хлеба. - Нет, хоть вы и опоздали на добрых полчаса, - ответил Арамис. – Рад вас наконец видеть… Интересно, где это задерживается Атос? Д'Артаньян прислонил руку козырьком к окну. - Окна темные. Дома его нет… О, а вот и мсье Гойяр, и вряд ли с хорошими новостями. В дверях появился начальник полицейского поста с площади Сен-Сюльпис, с которым д'Артаньян в последнее время свел дружбу. Он и его солдаты частенько забегали в «Петушиный хвост» погреться и пропустить стаканчик-другой. Этот офицер тоже был родом из-под Тарба, и, следуя неписаному правилу гасконской диаспоры, помогал чем мог своему соотечественнику. - Боюсь, что вы угадали, господин д'Артаньян, - сказал он, приблизившись к их столу. – Час назад мы задержали и препроводили прямиком в Шатле нескольких ваших мушкетеров. - Ого! И что они натворили на этот раз? - Помешали полиции поймать на горячем продавцов памфлетов. Мало того, что толпа стеной на их защиту встала, чуть камнями нас не закидали, так тут еще и ваши орлы, откуда не возьмись, шпаги выхватили и принялись ими размахивать! А подстрекатели тем временем нырнули в переулок, да и были таковы. - Черт бы их подрал! – д'Артаньян стукнул кулаком по столу. – Это уже не шутки! - Вот именно, сударь, – полицейский офицер допил глинтвейн. - Нарушение эдикта, препятствование королевскому правосудию и оскорбление представителей власти при исполнении – это более чем серьезно. Хорошо, хоть не стали усугублять сопротивлением при аресте… - Благодарю за информацию, мсье Гойяр, - сказал д'Артаньян и взялся за шляпу. - Куда это вы? – спросил Арамис. - В Шатле. Надо вытащить оттуда этих олухов, пока дело не дошло до ушей кардинала. - С какой это стати? По мне, так пусть посидят за решеткой, раз уж им так хотелось туда попасть! - Да не в этом дело, - сказал д'Артаньян, завязывая снова тесемки плаща. – Вы только представьте, какой скандал можно раздуть на этой почве: «королевские мушкетеры - пособники мятежников»! Они думают, что роют яму для меня, а угодит в нее Тревиль! - И что вы намерены предпринять? – спросил Арамис, тоже вставая из-за стола. Д'Артаньян вместо ответа только развел руками, и они вышли на мороз. У тюремных ворот друзья долго пререкались со стражей, пока на шум не появился начальник караула. - Это вам к дежурному комиссару, - буркнул он. – Пройдемте. У д'Артаньяна была хорошая память на лица. И как только он увидел за столом краснолицего человека с обвислыми усами, в голове у него словно что-то щелкнуло. Он подмигнул Арамису и воскликнул: - Господин Буаренар! Подумать только, какая встреча! - Простите, ваша милость, но я, кажется, не имею чести…. - Ну как же! Мое имя – д'Артаньян, припоминаете? Мы познакомились с вами, когда вы арестовали опасного заговорщика, который скрывался под личиной галантерейщика! Я рад поздравить вас с продвижением по службе! Эдакими темпами вы вскорости займете пост коменданта! - Дай-то бог, сударь, - сказал комиссар, смущенный этим натиском. – Но скажите, что привело вас сюда? - Сущий пустяк, любезный господин Буаренар, недоразумение. Сегодня к вам доставили моих мушкетеров.. - Да-да, - Буаренар взял с полки подшивку бумаг, - противодействие полицейскому патрулю и… - Да, я знаю. Но, видите ли, произошла ошибка. Мои люди просто слегка не разобрались в ситуации, а полицейские, вместо того, чтобы преследовать настоящих преступников, накинулись на тех, кого сочли их сообщниками. - Однако, господин лейтенант, в показаниях полицейского офицера ясно говорится… - Он уже сам пришел к выводу, что произошло недоразумение, и если потребуется, готов подтвердить это в письменном виде, - вел д'Артаньян дальше, не давая комиссару опомниться. - Думаю, вы согласитесь со мной, что эта история представляет полицию в крайне неприглядном свете. И поверьте, его величество будет весьма разгневан, когда узнает о несправедливых арестах, которым подвергаются его мушкетеры! Комиссар перемялся с ноги на ногу. - Но ведь мы можем как-то уладить это дело миром, господин д'Артаньян? - Я знал, что мы поймем друг друга. Если вы выпустите моих людей, я постараюсь убедить господина де Тревиля не подавать жалобу главному уголовному судье, - д'Артаньян взял Буаренара под локоток, подвел к столу и подсунул чистый лист. - «.. освободить из-под стражи господ королевских мушкетеров, роты де Тревиля…» - Де Вилькье, де Ламезана, д'Эпинака и де Витремона, - продиктовал Арамис, взяв со стола дело. - С вами приятно иметь дело, господин Буаренар, - сказал д'Артаньян и выдернул из-под пера приказ, даже не дав его посыпать песком. – До встречи, приятной службы и успехов в поимке памфлетистов! – он подал судейскому руку, а другой сделал знак Арамису, и тот ловким движением спрятал подшивку бумаг под плащ. Когда ворота Шатле захлопнулись, д'Артаньян оказался лицом к лицу с Витремоном. Тот сразу выставил ногу вперед и подбоченился. Но д'Артаньян только смерил его взглядом, ухмыльнулся и ушел, не сказав ни слова. - Ну не на дуэли же мне с ним драться, - сказал он, обращаясь столько же к Арамису, сколько и к самому себе. - Терпение, д'Артаньян. Все эти штучки – больше от скуки, чем по злобе. Скоро им надоест, - ласково сказал Арамис. - Если раньше я не умру голодной смертью, - усмехнулся д'Артаньян. – С утра поесть не дают, - он увидел впереди огонек над вывеской и увлек друга в кабачок. Пока д'Артаньян поглощал ветчину, Арамис развернул бумаги. - Ого! Вы только послушайте! «В ЗАЩИТУ МАРШАЛА ДЕ МАРИЛЬЯКА Ныне всеми признано справедливым заключать в тюрьму любого следствие желания фаворита (ибо всем известно, что эти акты исходят не от короля. Любое подозрение является причиной для тюремного заключения; любое заключение под стражу санкционируется судьями. Любой предлог используется для доказательства преступления. Каждое преступление подлежит наказанию. Каждый приговор, как правило, является смертным приговором. Любой вызвавший недовольство фаворита заключается в тюрьму, и каждый находящийся в тюрьме может быть казнен, для того, чтобы оправдать его арест. Чьи же это максимы, государства или преисподней?» Д'Артаньян присвистнул. - Хорошо еще, что не пришили государственную измену. Нам очень повезло с этим простаком. - Вот как полезно иметь знакомых в самых разных слоях общества!- рассмеялся Арамис. – Возьмите, пригодится для вашей коллекции. Д'Артаньян прислушался к отдаленному бою часов. - Надо поторапливаться: через полчаса я должен быть в Лувре, проверять посты. Вы проводите меня? - Да, только не до Лувра, с вашего позволения, а до казарм. Вы подпишете мне отпускное свидетельство? - Как, опять? - Да, мне нужно уехать. - Срочно? - Сегодня же ночью. - И когда же вы вернетесь? - Пока не могу сказать. Оставьте дату открытой… - д'Артаньян не отвечал, и Арамис сменил тему: - Надеюсь, с Атосом все в порядке. - Я тоже. Я очень надеюсь, что сейчас увижу его, как положено, на посту в галерее, и желательно трезвым, потому что в противном случае…. - Д'Артаньян! - Что? Разве это будет в первый раз? Вам не хуже меня известно, что я его покрываю, еще с осени. - Д'Артаньян, вы устали, раздражены, и потому видите все в слишком мрачном свете. - Неужели? Арамис, к чему эти умолчания между друзьями? Мы можем сколько угодно притворяться, что проблемы не существует, но она от этого никуда не денется! - Я хочу лишь сказать, что не нам его учить. Каждый волен в своих действиях. - Да, знаю, Атос любит это повторять. Наверное, мне тоже стоит выучить эту присказку – на случай, если увижу вас изнемогающим в неравном бою. - Это не одно и то же. - Противник остается противником в любом обличье. - Хорошо, пусть так. Вы подпишете отпуск или мне обращаться к Тревилю? Выйдя из мушкетерских казарм на улице Бак, друзья простились у Королевского моста, и д'Артаньян почти бегом направился к служебному входу в Лувр. Сердце неприятно екнуло, когда он увидел, что нехорошее предчувствие оправдалось, и Атоса нет на месте. На обратном пути через мост ему встретился Мартен с лошадью на поводу. - Ну где ты шатаешься, бездельник, - сказал д'Артаньян без гнева. - Так ведь вы же сами изволили приказать, сударь, в девять часов у казармы…. - В восемь, а не в девять…. Разворачивайся и следуй за мной. Окна квартиры Атоса были по-прежнему темны, но д'Артаньян, повинуясь безотчетному инстинкту, все же поднялся на третий этаж. Дверь отворилась с трудом: чье-то тело перегородило вход. - Нашел где разлечься, - сказал д'Артаньян, переступив через Гримо. – Метр Мартен, помогите коллеге… Что здесь, черт возьми, произошло? Атос лежал ничком посреди комнаты в неестественно-вывернутой позе. Д'Артаньян склонился над ним, приподнял его голову и почувствовал под пальцами густую и липкую кровь. - Мартен! Беги со всех ног за метром Ренодо! – закричал д'Артаньян, и слуга кубарем скатился по лестнице. Д'Артаньян зажег свечу и увидел, что по комнате словно пронесся полк рейтар. Изящная шкатулка с гербом на крышке, которая обычно украшала каминную полку, пропала.
Nataly: Чем дальше, тем интереснее и интереснее. Дартаньян хорош и очень на себя похож, что не может не радовать:) Особенно на нашем форуме, где гасконца маловато:) Особенно вот это: Treville пишет: - Ну как же! Мое имя – д'Артаньян, припоминаете? Мы познакомились с вами, когда вы арестовали опасного заговорщика, который скрывался под личиной галантерейщика! Я рад поздравить вас с продвижением по службе! Эдакими темпами вы вскорости займете пост коменданта! И это: Treville пишет: Если вы выпустите моих людей, я постараюсь убедить господина де Тревиля не подавать жалобу главному уголовному судье, И с Арамисом диалог великолепный: Treville пишет: - Я хочу лишь сказать, что не нам его учить. Каждый волен в своих действиях. - Да, знаю, Атос любит это повторять. Наверное, мне тоже стоит выучить эту присказку – на случай, если увижу вас изнемогающим в неравном бою. В общем, скорее бы продолжение:))) Особенно учитывая плачевное состояние г-на Атоса на момент окончания главы.... ЗЫ. А памфлет - подлинный?
Treville: Волшебная формула романа-фельетона: ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ! :-)) Спасибо за комплеманы. *кланяется* Постараюсь следующую серию то есть главу выдать на гора поскорее. Памфлет - подлиннее не бывает. Автор - наемный памфлетист, работавший на Марию Медичи как раз в тот период, некий Шантелуб. Вообще же по горячим просьбам читающей публики я сделаю вскорости сноски и примечания.
Джоанна: Treville, очень, очень, очень жду продолжения!
Rocambole: ИМХО, затянутый фанфик, хоть и претендующий на звание "романа", но неспособный существовать самостоятельно, в отрыве от Дюма. А герои Дюма здесь, опять-таки, имхо, как вопиющие в пустыне от жажды действия, динамики, остроты сюжета... Но чего нету, того нету. Как и переправы через Лету. ИМХО.
Sветлана: Rocambole, мне всегда казалось, что фанфик по определению не может существовать самостоятельно в отрыве от первоисточника.
Rocambole: Sветлана пишет: мне всегда казалось, что фанфик по определению не может существовать самостоятельно в отрыве от первоисточника. Мне тоже казалось. Потому я и думаю, при чем здесь роман. А если учесть затянутость, то при чем здесь и фельетон.
Nataly: Rocambole пишет: если учесть затянутость, то при чем здесь и фельетон. Я Вас немного не понимаю:) выложены первые несколько глав по которым достаточно трудно судить о сюжете в целом - ведь только резюмируя мы можем вынести суждение о произведении, нет? Что касается жанра, то классическое определение романа гласит "жанр, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев) в кризисный/нестандартный период его жизни." Ни слова об оригинальности и независимости сюжета здесь не звучит. То есть, расширяя определение, фанфик, развернуто повествующий о личности главного героя в кризисный/нестандартный период его жизни все равно будет романом.
Стелла: Похоже это уже не переправа а плавание Ноя.Берега точно не видно.Так что же было в шкатулке Похоже история канула в Лету. Стелла
Кэтрин: Хочу продолжения!!!
полная версия страницы