Форум » Наше творчество » Фанфикшен, но не юмор :) (Рош-Лабейль до, во время и после) » Ответить
Фанфикшен, но не юмор :) (Рош-Лабейль до, во время и после)
Amiga: Сначала, как говорится, преамбула. Если кто еще не знает :) Несколько недель назад многоуважаемая Евгения нашла у французских дюманов (да-да, есть и такие) фанфик про Атоса, который при прогонке чрез ПРОМТ показался ей интересным. Особнно интересным показалось то, что фанфик был не абы какой, а про Рош-Лабейль. Ваша покорная слуга была удостоена высокого доверия увидеть то, что перевел ПРОМТ, долго смеялась и в припадке безумия вызвалась потягаться в ПРОМТОМ в искусстве перевода. Отредактировав то, что получилось у человека, давно забывшего азы французского языка, и озадаченно посмотрев на результат, мы с Евгенией решили, что если и есть здесь дети до 16, они как-нибудь переживут некоторые ужасные моменты этого текста. В общем, решили ЭТО показать всем вам. Следующие несколько дней мы спорили, кто это выложит. Понятное дело, Евгения просто стеснялась, что она это нашла, а я стеснялась, что я это преводила :) В итоге я не выдержала первая :) Смотрите, читайте, чего уж там :) Мы с Евгенией, наверное, погодим высказывать свое мнение, сперва очень хочется услышать ваше :) (да, и ничего, что это не наше творчество? :)
Ответов - 122, стр:
1 2 3 4 5 All
Amiga: РОШ-ЛАБЕЙЛЬ (автор Andromède, пер. с фр. Amiga) Стояла ночь, но не было видно звезд. Все накрыла шапка тяжелых черных туч, воплощавшая гнев небес, неистовствующих этим вечером. Гроза росла, опустошая этот крошечный уголок земли, высекая молнии, оглушая адскими порывами ветра и громовыми раскатами. Все утопало в холодном колком дожде, лившем как из ведра без перерыва до самого утра. Тихая сельская дорога, соединяющая Лимож с маленькой деревенькой в его окрестностях, превратилась в путь Апокалипсиса. Но эти два всадника, летящие галопом, вовсе не были посланниками ада. В борьбе с порывами ветра они сжимали бока своих коней, чтобы не упасть, и прищуривали глаза, пытаясь различить сквозь потоки дождя, что находится перед ними. Они торопили коней, с каждым шагом все больше увязавших в грязи, еще недавно бывшей просто лентой утрамбованной земли. Вскоре один из их поднял голову и различил неясные очертания колокольни. - Ты знаешь, что это за деревня? – во всю силу своих легких, стараясь перекричать пугающий рев ветра, крикнул он своему спутнику. - Рош-Лабейль, если моя память меня не обманывает, - услышал он в ответ (он не поворачивался, чтобы не подвергнуться еще большим пыткам Эола). - Как ты сказала? Теперь уже поравнявшись с ним, тот повторил не так громко: - Я воспитывалась в этих краях и хорошо их знаю. Но мадам, я должна предупредить вас, что эта деревня очень маленькая и очень бедная, вряд ли она сможет предложить вам кров, достойный… - Что за важность! – почти нетерпеливо ответила «мадам». – Сейчас все, что нам нужно – найти место, где мы сможем провести ночь сухими, иначе, клянусь Святой Девой, мы скоро погибнем как утопленницы. Двое дворян с высокими голосами и блестящими женскими глазами под опущенными шляпами поехали быстрее. Их пыл был удесятерен надеждой достичь приближающейся цели. Фонтаны грязи, летящие им вслед, больше всего напоминали шлейф падающих звезд. Они улыбались синими от холода губами. Они побеждали укусы стихий с хищной грацией, их единственным оружием в этой жизни.
Amiga: Недалеко оттуда, в доме священника Рош-Лабейль, ждала пустая комната. У стены, под окном со сломанными ставнями, дрожащими и хлопающими под ударами грозы, стоял круглый стол. Два простых кресла были приставлены к камину, где оставалась только тень огня. Пол и стены были голыми, такими же голыми, как новорожденный младенец, и единственными хоть сколько-то личными предметами, украшавшими эту угрюмую декорацию без актеров, были Библия, «Житие святой Юдифи» и висящий на спинке стула мужской камзол, с которого стекала вода. Раздался тихий скрип, и в дверном проеме, ведущем к выходу, показался свет горящей свечи. Держащий ее мужчина легко дрожал, как пламя в подсвечнике, чувствуя на своей коже злую ласку холодного воздуха, проникающего внутрь сквозь трещину в ставне. Он был в рубашке и штанах, его длинные влажные черные волосы падали на плечи и на спину, и он держал в руке длинную шпагу, даже сейчас производящую впечатление, несмотря на скрывавшие ее кожаные ножны на узких ремешках. У него были глаза цвета лазури, отражающие свет алеющих углей. Небрежная влажность не делала его менее красивым и свидетельствовала о его мужестве. Без сомнения, этот человек приехал сюда, проведя часть ночи верхом на лошади под дождем. Он увидел два кресла у очага и улыбнулся, разгадав в этом особенное внимание слуги. Поставив свечу, он вооружился кочергой и принялся оживлять огонь. Вскоре в комнату вошел второй мужчина с блюдом в руках. Это был слуга со спокойными глазами и сжатым ртом, так же промокший, как и его хозяин. Он на несколько секунд остановился на пороге с ласковой улыбкой, залюбовавшись. Прекрасная картина, простая и мирная – усталый солдат, отдыхающий у огня. Пламя, горящее высоко и светло, танцевало у его лица, окружая его прекрасным фантастическим ореолом. Этот жаркий пурпурный плащ отдавал должное его силе и потрясающей харизме, сопутствующей ему во всех обстоятельствах. Глаза его были опущены; он был полуобнажен, хотя всегда мерз. Атос принял от Гримо скромный ужин. Но он был более король, чем все короли.
Amiga: Два всадника быстрой рысью въехали с большой дороги, проходящей через Рош-Лабейль, сторонясь переполненных водосточных канав и угрожающе незаметных луж. Эти дамы-кентавры чувствовали, что спасение близко, и теперь не стоит окончательно слабеть. Они блуждали по улицам, стучась в каждое окно, каждую дверь с надеждой, но безрезультатно. Все они оставались совершенно черны. Закрыты. Ревнивы к тому комфорту, что они скрывали. Так потерявшиеся в грозу котята ищут кого-нибудь, чтобы создать союз, защищаясь от враждебности закрытых дверей. Эти блуждания по лабиринту маленьких улиц вскоре привели их на деревенскую площадь. Они непроизвольно подняли глаза к плачущему небу и заметили небольшую церковь Рош-Лабейль, стоящую рядом. Она выглядела внушительным строением среди остальных домишек этого маленького уголка той местности, где все было маленьким, кроме самой местности. Путницы сделали несколько шагов в направлении церкви, кажется, влекомые одной и той же мыслью, религиозной и практичной одновременно: если в самом деле никто е согласится оказать им милость и приютить на ночь, они найдут себе убежище в доме Божьем. Вдруг молния осветила ночь, удар грома заглушил на мгновение шум дождя. Лошади встали на дыбы, шляпы с перьями слетели с голов амазонок. Но они получили время заметить зажатый между двух контрфорсов церкви маленький домик, похожий на другие, но и отличающийся от них. Ставни его были плохо закрыты. Был виден свет. - Смотри, - сказала та, что обращалась к другой на «ты», - как ты считаешь, это может быть дом священника? - Скорее всего, - ответила та, что говорила «вы», - дом в стороне, и там есть маленький ход между ним и церковью. Вы хотите?.. - Да, я хочу… Пойдем туда. - Мадам, вы в самом деле считаете, что… - Там свет, Кэтти, - прервала та, - там свет… Подняв воротники своих плащей, так как на них больше не было шляп, скрывающих их прелестные лица, они спешились и постучали в эту ниспосланную провидением дверь. Через несколько секунд она приоткрылась, только-только для того, чтобы они могли различить глаз, принадлежащий тени, которая находилась за дверью. - Что такое? – спросил хриплый голос. - Мы двое дворян, путешествующих по этим краям. Мы ехали весь день и часть ночи и были застигнуты врасплох грозой. Не могли бы вы оказать нам гостеприимство, господин кюре? - Конечно, входите! – ответил другой голос, звучащий более чисто и раздававшийся из глубины дома. Путешественницы не заставили себя просить и, привязав лошадей к общим яслям на площади, вошли в это чудесное убежище. Снова ударил гром.
Amiga: Атос только что закончил свой ужин и собирался лечь в постель. Он взял шпагу и аккуратно положил ее под подушку. Это стало его привычкой – привычкой человека, играющего жизнью, – каждый раз, когда она спал не в собственной постели. Вернувшись в переднюю комнату, чтобы дать Гримо распоряжения на завтра, он услышал нетерпеливый стук в дверь. Речь шла о двух всадниках, всего лишь так же, как и он, просящих разрешения провести ночь в тепле. Атос предложил им войти, затем, несколько обеспокоенный тем, что мог дать себя увидеть, тогда как сам путешествовал инкогнито, полностью скрылся в тени комнаты. - Пожалуйста, молодые люди, если вы согласны удовольствоваться остатками моего ужина и половиною моей комнаты. Бывший мушкетер услышал неясный звук разговора, который велся тихими голосами в соседней комнате, потом то, что ему показалось взрывами приглушенного смеха. Там, за ставнями, шум дождя по стеклу был похож на песню жемчужного водопада, падающего в серебряную реку. - Благодарю вас, господин кюре, мне это подходит. Ответивший ему голос Атос услышал сразу ушами и сердцем. Бриллиант смешался с жемчужинами. Он задул свечи и ответил: - В таком случае ужинайте, но постарайтесь поменьше шуметь. Я тоже не сходил с седла весь день и не прочь хорошенько выспаться. На ощупь, в полной темноте маленькой комнаты священника Атос снял рубашку и штаны, чтобы не измять их. Вытянулся в постели. Кровать устало застонала. Вдоль позвоночника человека, этой ночью выдававшего себя за священника, пробежала дрожь. Он закутал плечи шерстяным одеялом, но это ничего не изменило. Он никогда не сможет согреться. Может, прошло полчаса. Один в этом темном сером мире, убаюкиваемый ревом грозы, бушующей снаружи, как потерявшийся ребенок, он грезил наяву. Что он видел? Какие призраки плясали перед его глазами? Кто мог сказать об этом, кроме него? Без сомнения, это они, неясные силуэты любимых людей. Они успокаивали его каждый вечер перед тем, как он уснет. Но лучи света бледнеют на полу, вскоре превращаясь в иные фантомы, наводящие ужас. Женщина из серого дыма, с отрубленной головой. Она протягивает к нему руки, ее губы приоткрыты. Обвиняющая и раскаивающаяся одновременно. Ему в уши шептали демоны прошлого. Угрызения, сожаления… Одиночество. Атос скрестил на груди руки, но опять так и не смог закрыть глаза. У него возникло желание громко произнести всего лишь два слова, способные выразить то, что он всегда чувствовал: «Мне холодно». Он не позволил себе этого. Свет из соседей комнаты, проникающий под дверью, внезапно погас. Послышался легкий скрип, и вскоре Атос почувствовал присутствие в комнате другого человека. Хотя было темно, его выдавало дыхание. Видимо, это был один из дворян, приехавших в этот дом после него. Атос выпрямился на постели. Шелест ткани подсказал ему, что его гость снял одежду. Затем послышались звуки маленьких шагов. Человек направлялся к нему. Атос хотел отодвинуться в другую часть постели, но в этот миг гость вошел в лунный луч. Застыв, мушкетер всего в течение нескольких секунд смотрел на то, что, как ему показалось, было самым прекрасным воплощением дочери Евы. Молочно-белая кожа, гармоничные и зовущие округлости грудей, изящные бедра, покачивающиеся в ритме ее медленной волнующей походки. Совершенна. Сколько уже времени подобная картина не открывалась его взору? Сколько уже времени он запрещал себе опустить руки на такую талию? Коснуться губами этой маленькой очаровательной ямочки между шеей и плечом? Нежно провести вдоль изящного изгиба, этого чувствительного и нежного соединения между бедром и низом живота? Перед тем, как проникнуть в эту святая святых, составляющую всю тайну, всю силу женщины? Колыбель жизни с незапамятных времен, но сейчас, в тайне таких ночей, как эта, просто источник блаженства рода человеческого. Все эти мысли промелькнули в голове Атоса с быстротой горного ветра перед тем, как чудесное видение покинуло эту дорожку света и скрылось с его глаз. Он открыл рот, готовый заговорить. Но вместо вопроса, который он собирался задать, с его губ внезапно слетел какой-то хриплый стон. Волшебное создание присело на край кровати и положило руку на его обнаженный живот. Все звуки окончательно застряли у него в горле, когда десять игривых пальчиков начали свой путь вдоль дорожки, идущей от пупка и спускающейся к паху, такой чувствительной у мужчин. Атос встряхнул головой, стараясь не замечать этого слишком сильного, обжигающего ощущения, огнем отдающегося в его теле, и попытался собрать в голове больше двух остатков связных мыслей. Неизвестный всадник, попросивший крова, оказался женщиной. Очаровательной провоцирующей Венерой, столь прекрасной, что могла отправить в ад и ангела. Это живое воплощение грации склонилось над ним, и он чувствовал, как ее длинные влажные волосы касаются его лица, а ее сладкое жаркое дыхание звало предаться мукам страсти. Он прищурился, пытаясь различить черты ее лица. Но увидел лишь блеск двух смеющихся глаз. Его разум приказывал ему бежать, остаться трезвым, сохранить рассудок, не поддаваться искушению. Но тело его все выло от желания, кричало о своей физической потребности, которой оно было лишено слишком долго. Нет, нет, он поклялся никогда больше… Серая тень обезглавленной женщины снова промелькнула в его душе и, как ему показалось, на мгновенье придала ему мужества встать и покинуть эту постель, но вдруг его молчаливая подруга совсем опустила голову и накрыла его лицо своими волосами, когда ее другая рука присоединилась к первой, искусно ласкавшей его напряженную плоть. Атос чувствовал, как женщина нежно покусывает его ухо, ее щека терлась о его щеку. Все это было чрезмерно, действительно чересчур для его холодного разума, слишком уставшего, в этот момент уже окончательно убитого и полностью уступившего место удовольствию. Удовольствию чувственному, удовольствию эгоистичному, тем более сильному, что каждый из них не видел лица другого. Поэтому его тело могло полностью забрать себе все ощущения и наслаждаться без забот, так как он не сможет прочесть ни одного чувства в ее глазах. Атос поднял руки и осторожно опустил их на спину Венеры. Ее кожа была еще более теплой и нежной, чем он себе представлял. Он услышал, как она смеется у него над ухом своей победе, и кончиками пальцев начал ласкать ее спину, провел ими вдоль позвоночника, чередуя нежные нажатия с игривой щекоткой. Он чувствовал ее дрожь и легкое движение всех мышц. Атос улыбнулся в темноте и расширил поле действия. Он повторил то же на ее лопатках, спустился к округлым упругим ягодицам, вновь поднялся по ее талии. В то время как она дрожала от возбуждения и наслаждения, он, несмотря ни на что, испытывал что-то вроде гордости. После всех этих лет полного воздержания, он, считавшийся совершенно бесполым, был еще способен доставить удовольствие женщине. Не заботясь больше ни о чем, ни о чем другом, кроме этого прекрасного тела, предложенного ему, он опустил руку на ее грудь. Затем, слегка ее поглаживая и шаловливо обводя контуры соска, другой рукой он начал исследовать холмики и ложбинки дороги, ведущей к ее лону.
Amiga: Почувствовав ответ на свое предложение, она внутренне возликовала. В течение всего ужина она снова и снова возвращалась к этой мысли – разделить постель со священником. Она, знатная женщина, но, тем не менее, лакомка. Эта ситуация была такой опасной… и такой возбуждающей. Что делать? Не поддаваться соблазну? Она, беглянка, обязанная скрыться любой ценой? Обязанная оставаться неизвестным всадником… ради собственной жизни. Итак, остаться герцогиней, помнить о своем положении? Быть рассудительной хотя бы раз в жизни? Или отложить эту ужасную скачку, отдавшись ночи чувственности? Это было не в первый и, конечно, не в последний раз для этого сумасшедшего создания, Мари Мишон. Кокетка подмигнула служанке, и та не смогла удержаться от смеха. Да, Мари Мишон могла осудить на муки любого мужчину. Даже этого священнослужителя. Она решила, что это нужно делать быстро, если она хочет успеть реализовать свой маленький план до завтра, ночь началась уже давно. Вот почему она не дала себе труда скрывать свои намерения от этого доброго кюре. Она ликовала, в то время как он потихоньку завладевал тайнами, который делали е женщиной. Во время этой грозы она станет его любовницей, пылкой и ревнивой, как волчица. Мари наслаждалась волной наслаждения, в это мгновенье бушевавшей во всем ее существе. Она позволила вырваться маленькому крику нетерпеливого восхищения, когда он, положив руку на ее затылок, со сладкой яростью опрокинул ее на постель. Она чувствовала пальцами очертания его груди, его талии, рисовала себе каждый его мускул, каждый напряженный нерв, каждый райский уголок тела этого мужчины. Жадно кусала себе губы. Своими руками она видела его гораздо лучше, чем глазами. Она была готова заплакать. То, что она сжимала бедрами, было великолепно. Все в меру, ничего лишнего. Ничего недостающего. Никакого изъяна. Зачем было нужно отдать это богу, а не женщинам? Она выгнулась, когда он, наконец, вошел в нее! Обхватив ногами его талию, чтобы он оставался в ней, она запрокинула голову, и с ее губ слетел звук, который мог быть как стоном наслаждения, так и криком триумфа. Ощущение, более мощное, чем землетрясение, но более прекрасное, чем летние сумерки. Герцогиня чувствовала, как оно разносилось по всему ее телу, как и всегда, когда она любила мужчину. Она была побеждена, но оставалась всемогущей, потому что знала: она давала столько же, сколько получала. Обычно было так. Но теперь… Она обвила руками его шею и яростно укусила его за плечо, чтобы заглушить мучительный крик, когда он продолжил движение. Он застонал и открыл глаза, будто сам не поверил тому, что сделал. Исчерпав все свои силы, она упала на постель. Но теперь… Мари почувствовала, как он неуверенно, почти неловко отстранился. Она издала что-то вроде недовольного ворчания, жадно схватила руками его голову и привлекла к себе. Было темно, и они не видели друг друга. То, что она сделала с этим прекрасным священником, она еще никогда не делала. Не после любви. Не так. Их носы столкнулись, руки сжали тело другого до боли, до царапин. Но их губы дождались того, чтобы найти друг друга в темноте. Они встретились и бросили друг другу вызов, как две смелые шпаги на дуэли или две одинаково сильные руки. Они то притягивались, то ускользали. Это было бы достойно мечты, но это было реальностью. Это был страстный поцелуй. Им обменялись двое неизвестных, два беглеца, два ребенка, потерявшиеся под дождем и случайно встретившиеся, укрывшиеся под одной крышей. Два человека, выдававшие себя не за тех, кем были. Но теперь… Она получила больше, чем дала. Потому что другой был безупречен. Когда она так яростно его целовала, ей пришла в голову немного неуместная мысль. Может быть… да, может быть, если бы ее муж герцог мог быть похож на него в любви… Она бы никогда не стала смотреть на других. Они разорвали оковы, и эти два божественных тела снова воссоединились. Как две половинки одного совершенного целого. На этот раз больше не было сдержанности, было открытое объявление войны одиночеству. Их одиночеству. Они даже не старались заглушить крики наслаждения. Они не слышали, как кончилась гроза.
Amiga: Бледный луч солнца, сначала робкий, затем игривый, ворвался в окно дома комнаты священника Рош-Лабейль. Он взбежал на постель, поднялся на измятое одеяло, чтобы наконец поцеловать лица Атоса. Это новое ощущение, приятное и мешающее одновременно, соединило мягкую нежность его снов и яркий свет реальности. На этот раз его грудь приподнялась выше и он моргнул. Едва вернувшись в окружающий мир, он понял, что что-то в нем отличалось от обычного. Атос легко выпрямился и опустил глаза. Обнаженная рука превосходной формы и белизны обвивала его шею. Тело, которому принадлежала эта рука, покоилось рядом с ним, лицо пряталось в длинных черных волосах бывшего мушкетера. Окончательно проснувшийся Атос еще несколько секунд оставался неподвижным, уголки его губ дрогнули. Будто для улыбки. Будто для того, чтобы еще немного сохранить иллюзию. Его мечта сбылась больше, чем он когда-либо мечтал: впервые на протяжении многих лет он поступил как человек, следуя своему желанию и оставив защищающую его холодность позади. И он был вознагражден за это волной тепла, в этот миг разливавшейся в его душе. Он познал счастье, которое испытывает мужчина, просыпаясь рядом с женщиной. Осторожно, чтобы не разбудить ее и уйти таким же неизвестным, каким пришел, он снял ее руку со своей шеи. В какой-то миг он захотел раздвинуть длинные пряди светлых волос своей ночной подруги, чтобы увидеть ее лицо… и узнать ее. Но две мысли остановили его. Два последних аргумента. Один шел от разума, другой от сердца. Один благородный, другой… почти эгоистичный. Если эта женщина искала здесь убежища, переодетая в мужчину, значит, она хотела оставить свое имя в тайне. Он не должен пытаться узнать эту тайну, пользуясь ее сном. И потом… Если Атос не увидит ее, не увидит ее больше никогда, он навсегда сможет сохранить нетронутыми воспоминания о прекрасном сне, который они вместе увидели этой ночью. Лучше, если они навсегда останутся друг для друга незнакомцами. Атос встал, внутренне усмехаясь своему романному сентиментализму, и открыл окно. День едва занимался. Атос наспех оделся, прицепил шпагу и вышел, даже не кинув взгляд на постель, на которой он спал. В соседней комнате он нашел угасший огонь и странное зрелище на одном из двух кресел. Свернувшись клубком, как большая кошка, спал слуга, накануне сопровождавший его Венеру. При всей своей драматичности и решительности Атос не смог удержаться от взгляда на его лицо. Но на этот раз он откровенно улыбнулся. Этот всадник тоже был женщиной. Она вздохнула во сне и легко повернулась, подставляя при этом свету всю свою прелестную фигурку и становясь полностью доступной взгляду Атоса. Минуту он рассматривал ее, с каждой секундой все больше хмуря брови. Он слегка наклонился для детального изучения этих черт, его рука задумчиво замерла под подбородком, палец коснулся губ. Странное ощущение дежавю, такое же настойчивое, как и нелепое, понемногу захватило его ум. Сзади не вовремя раздался шорох, и это сбило его с мыслей. Атос обернулся, смущенный тем, что его увидели в попытке так внимательно рассмотреть эту маленькую служанку, переодетую лакеем. Но это был Гримо, который ждал за дверью, держа в руке поводья лошади. Готовый выехать в путь и покинуть Рош-Лабейль. Не оборачиваясь, Атос вышел из дома, закрыл дверь и вскочил в седло. Дело, которое привело его сюда, было срочным и не терпело отлагательств. Вскоре он и его старый слуга проскакали по лабиринту улочек этой маленькой лимузенской деревни и выехали на большую дорогу. Она вилась среди полей, размытая и опустошенная ночной грозой. Она убегала к горизонту, такая же извилистая и неопределенная, как судьба. Но они устремились по ней. КОНЕЦ Или, скорее, начало для тех, кто понимает ;)
Iren: Ой, мне очень понравилось! Спасибо! Amiga пишет: у французских дюманов (да-да, есть и такие Наши товарищи!!
Scally: Евгения просто стеснялась, что она это нашла, а я стеснялась, что я это преводила :) В итоге я не выдержала первая :) Дамы! Никогда не стестняйтесь столь чудных порывов!
Nataly: Наконец-то из Атоса сделали живого человека!!! Браво!!! Немножко смутила фраза про: глаза цвета лазури, отражающие свет алеющих углей. Дракула какой-то, чес-слово. Хотя все остальное -- супер!!
LS: Атос... всегда мерз. ...то, что он всегда чувствовал: «Мне холодно». Мне понравился этот художественный образ. Ощущение холода, как выражение одиночества... По-настоящему здорово! Но есть концептуальное несогласие по поводу всего эпизода. Мне кажется, что ключ к сцене в Рош-Лабейле находится среди очень прозаических, приземленных вещей. 1. Мари Мишон после долгой дороги и целого дня, проведенного в седле, страшно хотелось выспасться на нормальной кровати (а не в кресле, на лавке и т.п.) Попасть в кровать можно было, лишь потеснив священника. Заявить кюре с порога, что она - переодетая мужчиной женщина, означало риск отправиться ночевать в крестьянскую избу или вовсе получить указание на дверь (вспомните Толстовского отца Сергия). Поэтому она и устроила "бурю и натиск" на его ложе. А уж какие слова для объяснения ее поведения пятнадцать лет спустя подыскивал Атос, нам всем известно. Мы еще раз с удовольствием убедились в деликатности и находчивости графа. 2. Атос был пьян, по своему обыкновению. Здесь где-то на форуме писали о том, как пахнет всадник, проведший в седле не то что целый день, а всего лишь несколько часов. Говорят, что аромат собственого пота, обильно сдобренный конским, способен остановить даже самого темпераментного персонажа. Я прошу прощения у уважаемого сообщества за посягательство на романтический флер этого эпизода. Свою точку зрения я никому не наязываю, просто делюсь некоторыми соображениями.
LS: Nataly пишет: Немножко смутила фраза про: "глаза цвета лазури" А меня, наоборот, порадовало внимательное отношение к первоисточнику.
Nataly: LS пишет: "глаза цвета лазури" Я не про цвет писала, а про то, что они отблескивали алым)))
LS: Извините, но при ряде художественных достоинств этого текста, в нем есть несколько логических нестыковок. Мне крайне любопытно, их вижу только я или еще чей-то внимательный глаз споткнулся?
Amiga: Извините, но при ряде художественных достоинств этого текста, в нем есть несколько логических нестыковок. Мне крайне любопытно, их вижу только я или еще чей-то внимательный глаз споткнулся? Предлагаю за "ряд художественных достоинств" поблагодорить автора, а все "логические нестыковки" свалить на меня, это будет честно и благородно :) LS, на чем споткнулись вы? :)
Amiga: Мне понравился этот художественный образ. Ощущение холода, как выражение одиночества... LS, вы не поверите, это именно то, на что запала Евгения, а потом и я, из-за чего и решили этим текстом заняться :) Но должна вам сказать, остальное мне в результате не понравилось :((( Атос здесь... я бы не назвала его таким уж "живым человеком"... По-моему, он как "застыл", увидев этот "чудный образ", так до утра в себя и не пришел. Вообще, надо сказать, что, если бы не было имен, я была бы уверена, что это и есть настоящий священник, а бывший мушкетер решил остановиться где-то в другой деревне :) Потому как поведение соответсвующее :) Можно подумать, что Атос... сколько там? 13 лет?... 13 лет мечтал провести ночь с женщиной, да вот не знал, как подойти. Дух миледи? Я вообще против!!! В общем, я не знаю... право автора, конечно... но не так там все было!!!! :) Мне кажется, что ключ к сцене в Рош-Лабейле находится среди очень прозаических, приземленных вещей. Согласна :) Хотя надо сказать, мотивы ММ меня вообще никогда не интересовали :) Но ваша версия просто очаровательна :)))))))))))) 2. Атос был пьян, по своему обыкновению. Почему вы так думаете? :) Говорят, что аромат собственого пота, обильно сдобренный конским, способен остановить даже самого темпераментного персонажа. :)))))))))))))) Даже смертельно уставшую женщину, ТАК СИЛЬНО мечтающую о нормальной кровати? :) Вообще я, конечно, не специалист, но мне казалось, что в то ужасное время они привыкли и не к таким еще ароматам, нет? И еще этот текст... как-то сильно, чересчур романтичен на мой взгляд. Ну какие там у них могли быть и раз, и два, и три... Оба весь день скакали и знали, что на утро их ждет то же самое. До Камасутры ли там уже? Кстати, отсутсвие в этой теме графоманов... таких как Арабелла и Месье, например... меня удивляет :) Господа, ау, ваше мнение мне особенно интересно, для кого я старалась-то? :)
Antoinette: LS, не знаю, имели ли вы это в виду, но есть небольшое несоответствие с текстом "Двадцати лет спустя". Здесь говорится, что Гримо находился за дверью, держа в руке поводья лошади. Хотя из рассказа Атоса следует, что он отправился на конюшню, где его ждал слуга слуга с оседланной лошадью. И в этом же эпизоде мне еще кое-что показалось странным. Никак не пойму, что именно. Может, то, что Атос желает остаться инкогнито для своей ночной гостьи, но все же оборачивается на шорох, рискуя быть узнанным, он ведь не может знать, что это Гримо, который к тому же за дверью (а как Атос его увидел?). Мда. Немного запутанно объяснила.
Arabella Blood: Amiga пишет: Можно подумать, что Атос... сколько там? 13 лет?... 13 лет мечтал провести ночь с женщиной, да вот не знал, как подойти. Дух миледи? Я вообще против!!! Полностью согласна, меня это тоже как-то покоробило... А в целом, неплохо...
месье: Честно мне понравилось. Немного странно видеть графа таким, но как правильно кто-то сказал на форуме он же живой, а не мраморный идол на которого дружно все молятся. Спасибо авторам.
LS: Я имею ввиду не противоречия первоисточнику, а "ляпы" именно данного текста.
Amiga: Я имею ввиду не противоречия первоисточнику, а "ляпы" именно данного текста. LS, ну не интригуйте же уже :)))))
Amiga: Да, кстати, м-ль Ретану тоже ПЕРСОНАЛЬНО приглашаю высказать свое мнение :)))) (я такая, я не отстану :)
LS: Ну, ладно! 1. Таки Он был в рубашке и штанах... ? Или он был полуобнажен,? Я уж молчу, что Гримо был достаточно хорошо вымуштрован, чтоб всегда иметь в запасе сухую сорочку для хозяина. 2. Таки давайте разберемся с погодой. Что же у нас на дворе? Гроза росла, опустошая этот крошечный уголок земли, высекая молнии, оглушая адскими порывами ветра и громовыми раскатами. Все утопало в холодном колком дожде, лившем как из ведра без перерыва до самого утра. или гость вошел в лунный луч. или Они не слышали, как кончилась гроза. Конечно, луна могла оказаться столь любопытной, что вылезла в такое ненастье лишь на минуточку полюбоваться прелестями Мари Мишон. Однако, мне представляется, что подобное зрелище представало пред ночным светилом столь часто, что уже давно не могло вызвать в нем (светиле) никакого интереса... 3. И еще одно соображение. Высказано не мной. Кажется, не очень удобно рыться под подушкой в поисках шпаги, спрятанной там на случай внезапного нападения. Правда, граф мог придерживаться иной точки зрения... Не мне с ним спорить...
Antoinette: "Женщина с отрубленной головой", а "ее губы приоткрыты". Это считается "ляпом"?
Amiga: "Он был в рубашке и штанах..." или "он был полуобнажен"? Вот этот ляп могу взять на себя. Кстати, я его тоже заметила. То слово, сказали мне словарь и сестра, может перводиться и как "штаны", и как "чулки". Но поскольку для меня "в рубашке и в штанах" и "в рубашке и в чулках" означает равную степень полуобнажения, я долго думала, но оставила Атосу штаны, потому что так красивше :)))) За слова "рубашка" и "полуобнажен" ручаюсь :)))) Остальные претензии - и про шпагу, и про грозу - к м-ль Андромед :)
Amiga: "Женщина с отрубленной головой", а "ее губы приоткрыты". Это считается "ляпом"? Считается :) Я долго думала, чего еще я не понимаю в могучем и прекрасном французскоми языке, но убейте меня, там так написано, и я так оставила :) Может, голова парила рядом? Или она ее в руке држала? Ах нет, руки же она к графу простирала...
ЛенинЪ: Мне не очень понравилось. Тема Атоса не раскрыта. То есть на его место можно поставить любого другого рыцаря печального образа, на место Мари - любую другую красотку. Короче, нет изюминки. К тому же, явный перебор с прилагательными и наречиями, слишком цветасто. Но в любом случае, читать можно.
LS: Antoinette пишет: "Женщина с отрубленной головой", а "ее губы приоткрыты". Это считается "ляпом"? А почему это ляп? Она еще и моргать могла активно... Amiga пишет: То слово, сказали мне словарь и сестра, может перводиться и как "штаны", и как "чулки". А какое там слово? О-де-шосс? Или ба-де-шосс?
Antoinette: LS пишет: Ну, и наконец, мне кажется, не очень удобным рыться под подушкой в поисках шпаги, спрятанной там на случай внезапного нападения. Правда, граф мог придерживаться иной точки зрения... Не мне с ним спорить... Такой же "ляп" встречается и у Дюма. В "Сорок пять" Шико прячет деньги и шпагу под подушку, ночуя в какой-то подозрительной гостинице.
Antoinette: LS пишет: А почему это ляп? Она еще и моргать могла активно... ЧЕМ? Или голову миледи отрубили не полностью?
LS: Чем? Моргают обычно глазами... А отрубленную голову миледи носила под мышкой, высунув язык и подмигивая левым глазом... Ну, что? Вам страшно? Во-о-от! И графу было страшно...
месье: Не ну товарищи хватит издеваться над графом.
Amiga: Господа, вы меня здорово развеселили своим обсуждением, спасибо! :) Подкинуть вам еще текстик на аналогичную для поиска ляпов? :)))))) Ща будет :) Вы же понимаете, что проводя долгие зим.. пардон, летние вечера за переводом, я не могла не вдохновиться на свой фанфик. Хотя признаю, что он полностью вторичен и вообще, как говорится, не идет ни в какое и так далее :))))) З.Ы. Ленин, с твоим суждением полностью согласна :)
Amiga: НИКАКИХ ОБЕТОВ – Наш Господь Бог велел оказывать помощь всем, кто за ней обращается, и я рад, что могу чем-то помочь вам, сударь. С радостью предлагаю вам воспользоваться моим домом, ужином и постелью. – Благодарю вас, господин кюре, вы слишком добры. Не стоит так беспокоиться из-за бедного путника, мне вполне хватит… – О, нет-нет, никакого беспокойства. Нам не придется тесниться, сударь, хотя я почел бы за честь такое соседство. Но так случилось, что меня не будет до утра – мой долг христианина и служителя церкви зовет меня в другую деревню облегчить последние часы умирающего. Мне только что сообщили об этом, и вот я собрался ехать – вы можете видеть, что мой мул уже оседлан. Да, моя конюшня, конечно, совсем небольшая, но ваша лошадь все равно отдохнет в ней, и там есть, чем ее накормить. А я вот даже не успел сесть за стол, еда еще горячая, и огонь в очаге еще горит. Так что если вы не побрезгуете моим ужином, он к вашим услугам. Видите, это перст судьбы. Чувствуйте себя как дома. Гость и хозяин улыбнулись друг другу, и гость вошел в дом, а хозяин уехал, получив все причитающиеся ему благодарности этого учтивого дворянина. Его благородное происхождение не вызывало у священника никаких сомнений. Неизвестно, что заставило этого господина лет тридцати со строгим лицом и белыми холеными руками путешествовать проселочными дорогами, останавливаясь в маленьких деревеньках вроде Рош-Лабейль, даже без сопровождения слуги – время во Франции было неспокойное, а кюре был нелюбопытен. Гость снял шляпу, отстегнул шпагу и кинжал, скинул плащ, расстегнул камзол. Он был хорошо сложен, строен, подтянут и, видимо, находился в хорошей физической форме. Такому надо было весь день не сходить с седла, чтобы так упасть в кресло, с таким удовольствием откинуться на мягкую спинку, встряхнув черными волосами. Посидев так минуту, гость скинул высокие дорожные сапоги, блаженно вытянул ноги к огню. Тепло и покой разморили его, длинные ресницы начали устало опускаться, но он не дал себе уснуть – вскочил, оставив в кресле свой камзол, сел за накрытый стол. Но то ли в еде он был еще более скромен, чем священник, то ли усталость все же взяла верх, но совсем скоро он прихватил свечу и вышел в соседнюю комнату – спальню хозяина. Через полчаса, когда лампа в спальне еще горела, но путник уже лежал в постели, раздался громкий стук в дверь. Видимо, родственники еще одного умирающего, которых придется огорчить необходимостью подождать. Он приподнялся на локте, и в ответ на его «Войдите!» сразу же услышал скрип входной двери и шаги в передней комнате. Тут же к нему в дверь тоже стукнули, и в комнату осторожно заглянул молодой человек, совсем юный и очень красивый. – Прошу прощения за то, что беспокою вас в столь поздний час, господин кюре, но нельзя ли мне и моему слуге провести ночь в вашем доме? Видимо, не он один в это неспокойное время путешествует, минуя гостиницы и постоялые дворы. Пожалуй , по такому пустячному поводу не имело смысла вставать и вступать в объяснения насчет отсутствия истинного хозяина дома. – Пожалуйста, молодой человек, если вы согласны удовольствоваться остатками моего ужина и половиною моей комнаты. Голова юноши на како-то время исчезла, за стенкой послышались слова, а затем звонкий смех – видимо, припозднившийся путешественник на радостях отдавал распоряжения своему столь же молодому слуге. Дверь приоткрылась, и он снова услышал высокий мелодичный голос: – Благодарю вас, господин кюре, мне это подходит. – В таком случае ужинайте, но постарайтесь поменьше шуметь. Я тоже не сходил с седла весь день и не прочь хорошенько выспаться. Несмотря на звуки, раздававшиеся из-за двери – молодые люди и во время ужина не переставали переговариваться и негромко смеяться – гость кюре быстро уснул. Он ожидал крепкого и спокойного сна без сновидений до самого утра, но физическая усталость дала о себе знать самым странным образом – ему начал сниться сон, и довольно необыкновенный сон. Ему снилась женщина. Легкие руки, касавшиеся его груди, гладившие его шею. Вот маленький розовый пальчик коснулся его губ, очертил их контур, вот покрывало, которым он был укрыт, поползло ниже… Действительно странный сон! Он усмехнулся бредовым фантазиям своего уставшего мозга – или тела? Обладательница нежных рук улыбнулась, спрятала смешок, покачала головой, приложила пальчик к губам – «Тсс!», таким же жестом коснулась его губ. Она была очаровательна. Он приподнял голову, пытаясь лучше разглядеть ее лицо, почти скрытое от света – и проснулся. Точнее, понял, что происходящее не было сном. На его постели в самом деле сидела молодая прелестная женщина, и ее нежная красота была заметна даже в неверном свете лампы. На обнаженное тело едва накинута тонкая рубашка. Мужчина удивленно сел на кровати. Удивление грозило бы стать раздражением, если бы окружающее чуть больше напоминало реальность. Женщины в его постели не было уже больше десяти лет, и его это вполне устраивало, настолько мрачные воспоминания были у него связаны с представительницами прекрасного пола. Впрочем, поведение этой, которое даже сложно было назвать двусмысленным, только подтверждало его невысокое мнение о них. Красавица продолжала улыбаться, насмешливо глядя ему в глаза. И даже не думала убирать руку с его бедра. Немного придя в себя, он узнал в своей незваной гостье того милого юношу, что полчаса назад просил у него позволения переночевать. Только раздетой женщины, вылезшей из мужского костюма, ему сегодня и не хватало. – Простите, что разбудила вас, господин кюре… – голос, избавленный от необходимости казаться мужским, звенел как колокольчик. Он насмешливо поднял красивые черные брови: – Сударыня… или сударь? Простите уж, не знаю, как вас теперь называть. Очевидно, таким оригинальным способом вы хотели… – Смею надеяться, что этот способ, тем не менее, не был вам неприятен? – улыбка и взмах густых ресниц. Но ее собеседник не стал уходить от темы. – …Хотели напомнить мне, что я, как человек вежливый, должен уступить вам свою постель? – Что вы, святой отец! Я всего лишь робко надеялась, что вы, как человек вежливый… и милосердный… – опять насмешливая улыбка, – выполните свою миссию до конца и пустите усталую путешественницу согреться под ваше одеяло, как пустили под вашу крышу. Забавно, она в самом деле считает его священником. Похоже, даме мало было приключений, заставляющих ее бежать в мужском костюме, ей хотелось чего-то более волнующего. Видит Бог, тут он ей не помощник. – Разумеется, сударыня, я легко проведу ночь в кресле, – он собрался встать. – В кресле? Как, вы откажетесь согреть страждущего, святой отец? – она как-то особенно смаковала это обращение. – Смотрите, я вся дрожу! Одним неуловимым движением она скинула свою рубашку и осталась совершенно обнаженной. В самом деле зябко повела круглыми плечиками. Хотя в комнате было тепло, он почувствовал, что по его телу тоже прошла дрожь. Кожа ее казалась жемчужной. Он опять засомневался в реальности происходящего. Ее рука продолжала поглаживать его бедро сквозь тонкое покрывало. – Мне согреть вас??? Сударыня, чем больше я вас слушаю, тем больше уверен, что сплю! Между тем ее рука переместилась с его бедра туда, где ей находиться, по его мнению, вовсе не следовало. Очевидно, у его гостьи было иное мнение. Ее губы вдруг оказались у его лица, глаза стали колдовскими и огромными, а голос – тихим и необъяснимо волнующим. Пахнуло сладкими духами. – Вы хотите убедиться в моей… осязаемости?.. Прежде чем он успел как-то отреагировать, отстраниться, встать, одеться, уйти, уехать из этого дома, из этой деревни – она коснулась губами его губ. И в тот же миг он с удивлением понял, что чувствует не усталость, раздражение, презрение, отвращение – а желание. Что не вспоминает при этом никого другого. Что в голове пронеслась мысль «Я не священник и никому не давал никаких обетов». Что ее губы были теплыми и нежными. Что этим телом невозможно не любоваться. Он вполне мог держать себя в руках, хотя на самом деле хотелось коснуться руками ее. Желание нарастало. Гостья его оказалась совершенно бессовестной. Ее язычок раздвинул его губы. Ее маленькая ручка скользнула под покрывало, под его белье. Мужчина вздрогнул от неожиданных ощущений. Ее вторая рука снова оказалась на его груди. Было очень легко презрительно не замечать восхищенные взгляды женщин все эти годы, но в этой ситуации он как-то замешкался. Теперь она коснулась губами его уха, ее шепот обжигал: – Разве священник не должен сам узнать, что такое искушение? Но все-таки он умел держать себя в руках. Осторожно отстранился, попытался остановить ту ее руку, которая находилась ниже. – Сударыня… Его замешательство было истолковано не в его пользу. Дама останавливаться не желала. – Не волнуйтесь ни о чем, святой отец… Я сама покажу вам, насколько это может быть чудесно… В ответ на очередное движение ее руки он не смог сдержать легкий стон. – Вам понравится, - прошептала она, мягко толкнув его на подушки, в следующее мгновение уже касаясь губами его шеи, в следующее мгновение уже прижимаясь к нему всем телом, бедрами, грудью. «Я не священник и не давал никаких обетов. Я сплю и вижу странный сон после тяжелого дня. Если бы она еще не была столь настойчива…» – пронеслось у него в голове. Неожиданно для самого себя он провел ладонью по ее спине. Прижал к себе неожиданно крепко. Неожиданно властно положил руку на ее небольшую упругую грудь. – Не злоупотребляйте законами гостеприимства, сударыня. Я пустил вас в этот дом, но в этой постели хозяин пока я. Казалось, она удивилась звучанию его голоса. Его словам. Уверенности его движений. Остановилась, подняла на него глаза: – Святой отец… Его возбуждал даже ее голос, может быть, даже это обращение. «Разве я сейчас делаю это?» Он быстро перевернул ее на спину, женщина тихо вскрикнула… Гостье маленького домика еще многому пришлось удивиться в эту ночь. Если она хотела побывать хозяйкой в постели растерянного и робкого деревенского священника – ее ждало разочарование. Если она хотела ярких воспоминаний – их она получила с лихвой. Она не знала, что ее случайный сосед сам удивлялся тому, на что оказался способен. Утром гость кюре проснулся рано. Одевался, улыбаясь, поглядывая на спящую усталую путницу. Пожалуй, вчера что-то изменилось в его отношении к жизни. В передней комнате он увидел спящего в кресле слугу – разумеется, оказавшегося переодетой служанкой. С удивлением он понял, что ему знакомо лицо этой девушки. Так по служанке он узнал и госпожу – и снова улыбнулся мысли о том, что простой сельский священник этой ночью оставил так сладко спать счастливой, восхищенной и усталой весьма знатную даму, известную соблазнительницу и первую авантюристку Франции. Он уехал, спокойный и отдохнувший, когда только занимался рассвет. Он не чувствовал за собой вины или стыда. Он ни о чем не жалел, а репутация бедного священника его почему-то совершенно не волновала. Он еще не знал, что всего через год будет вспоминать эту ночь не только с улыбкой – но и с благодарностью судьбе. Или случаю, явившемуся ему в образе прекрасной женщины, переодетой в мужской костюм.
Arabella Blood: Amiga УРА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Наконец-то ты выложила эту прелесть на форум!!!!!!!!!!!! Я уж не надеялась дождаться!!!
месье: Не плохо очень даже не плохо. Примите мои комплементы.
LS: Amiga! А все-таки, что там со штанами? Видите ли, эти французские дворяне умудрялись носить сразу три предмета - о-де-шосс, ба-де-шосс и, собственно, чулки, как это делал добрый король Генрих Третий... Если будет интерес, запощу соответственную картинку с описанием...
Scally: LS пишет: Если будет интерес, запощу соответственную картинку с описанием... Будет! Ждем картинку. НИКАКИХ ОБЕТОВ Что после таких расссказов должно сниться бедным дюманам?
Arabella Blood: Scally пишет: Что после таких расссказов должно сниться бедным дюманам? За всех дюманов не знаю, но у атосоманов определенные сны
Amiga: За всех дюманов не знаю, но у атосоманов определенные сны *краснеет* Ты подсматривала, да? :)
Amiga: Что после таких расссказов должно сниться бедным дюманам? Вот сегодня и расскажете! :))) А то не все же в костюме Дарта шпагой размахивать, можно и... кхм, ой :) (А вообще не столько после, сколько до, а чаще всего вообще вместо... :))))
Amiga: LS, во французском тексте просто "bas". Вроде чаще всего это чулки. Я уточнила у сестры, она сказала, что вполне могут быть и штаны.
Arabella Blood: Amiga пишет: *краснеет* Ты подсматривала, да? :) Не, я по себе сужу
LS: Ну, ба - так ба... Без кружавчиков, и на том спасибо...
LS: Про штаны - у нас на форуме в теме "История костюма". Наверное, так уместней. http://dumania.fastbb.ru/?1-5-0-00000024-000-0-0
Nataly: А Рош-Лабейль 2 слабо?!))) Выкладываю)))
Nataly: Атос с тоской оглянулся вокруг и сплюнул. Дорога –раскисшее месиво глины и грязи-- обещала быть бесконечной. Он не узнавал эти места. Честно говоря, он уже несколько часов не понимал где они, а ведь дорога была той же самой, что и год назад. «Балбес, -- со злостью подумал он. – Мог бы и повнимательней рассматривать окрестности, а не вспоминать Мари Мишон. Блуждай теперь где-то в окрестностях Ангулема с больным слугой и лошадью, которая вот-вот потеряет подкову». Он оглянулся на Гримо. Гримо держался в седле прямо но Атос знал, что его необходимо уложить в постель и напоить хотя бы горячим вином, а лучше – отваром тимьяна и базилика с щепоткой мяты и майорана. И сделать это надо было еще вчера. Вчера они были в Тюлле, рассчитывали засветло добраться до Ангулема, и отдохнуть там. Но кто ж знал, что гордость полка королевских мушкетеров Атос, блистательный граф де Ла Фер, не сможет вспомнить, по какой дороге ехал не так давно! Никто не знал, а уж он сам и подавно. От злости на себя хотелось выть. Громко. Лошадь споткнулась на переднюю ногу. Ну вот, напророчил. Подкова осталась в грязи. Слетевшая подкова – это очень плохо. Это почти так же плохо, как сломанная нога. От грязи и воды копыта набухнут, растрескаются, каждый шаг будет доставлять коню боль, он будет плестись еле-еле, плача от боли как ребенок. Атос не выносил этот плач. Но где ближайшая кузница, он не знал. Гримо подъехал сзади, дернул за плащ. Атос машинально обернулся. На лице Гримо сияла непривычная улыбка – на западе, на красном небе отчетливо виднелись дымки деревни. До деревни они добрались через час, почти в полной темноте – в октябре темнеет быстро. Проехали между грязных крестьянских лачуг по улице, где лошади утопали в грязи и помоях по самые бабки, свернули к церкви—высокому строению белого камня, странно не подходящему к окрестным хижинам. Глянув на церковь, Атос понял, что они в Рош-Лабейле. Легкая улыбка тронула губы – по крайней мере теперь он точно знал где они и где надо искать приют.
Nataly: Дом священника внешне не изменился. Со странным чувством Атос прикоснулся к дверному колокольчику. Он и сам не знал, чего ждет на этот раз. Смешно, чудес на свете не бывает, и уж тем более не бывает их повторения, но этот дом хранился в его памяти как временное, убогое пристанище феи. Дверь отворилась и Атос едва подавил раздражение – на пороге возникла фигура старика со свечой в руке. Священник. --Добрый вечер, святой отец. Мы нуждаемся в помощи и ночлеге . Священник слегка отступил и прижал палец к губам -- Тише, прошу вас. Тише. -- Мой слуга болен, ему надо лечь, -- шепотом продолжал Атос.-- И еще нужен кузнец – подковать лошадь. -- Болен? Что с ним? -- Простуда. Если у вас нет места, я переночую на полу. Или на сеновале. Места не было, это он хорошо помнил. Единственная кровать и одно кресло. Ладно, не привыкать… Священник покачал головой. -- Я отправлю вашего слугу в другой дом – наконец произнес священник. – Я не могу оставить его у себя. К кузнецу я сейчас кого-либо пошлю, он сделает все, что надо. -- Но почему? -- Пройдите в дом и сами все поймете. Только не шумите. Я пока отведу вашего спутника в дом местной знахарки – она быстро поставит его на ноги. Он поманил Гримо за собой и оба исчезли в сумерках. Атос пожал плечами, вошел. Дом был пуст. «Я всегда знал, что лишняя религиозность вредит уму. Бедный священник.» Он снял плащ, с наслаждением сел в кресло, вытянул уставшие ноги. Чудес не бывает. И потому лучше, не ожидая ничего, попытаться задремать. Он почти заснул, но сквозь полудрему услышал какой-то писк. Встряхнул головой, уверенный, что приснилось. Писк повторился и превратился в плач. Атос решительно открыл дверь в спальню. Плач раздавался из колыбели, стоящей рядом с кроватью священника. «Странный дом. И странный священник, прячущий в спальне младенца. Может, Мари Мишон здесь появляется чаще, чем я думал?». Подойдя к колыбели, Атос убедился, что странности только начинаются. Малыш был одет в дорогую рубашку, сшитую из алансонских кружев, и батистовые пеленки. Колыбель была искуссно отделана резьбой и позолочена. Откуда такое богатство у священника, не имеющего в доме лишней мебели?.. Ребенок продолжал хныкать, Атос нерешительно качнул колыбель. Хныканье прекратилось, ребенок заулыбался и приоткрыл один глаз. Стараясь ступать как можно тише, бывший мушкетер его величества попытался отойти. Не удалось. Плач стал громче.
Nataly: -- Сударь, зачем вы его разбудили? Господи, что же теперь делать?! – В голосе вернувшего священника слышалось настоящее отчаяние. Он начал с силой раскачивать колыбель, что явно не понравилось младенцу. Плач перешел в крик. -- Господи, за что Ты караешь меня? – всхлипнул священник. – Неведомо откуда на пороге берется колыбель с таким противным мальчишкой, каких свет не видывал. А я тут при чем? Меня и дома-то не было! -- Так это ваш подкидыш? -- Он не мой! Подкидыш, но не мой! Я, сударь, 11 октября 1633 года провел ночь у постели Франсуа Марне, который и скончался на рассвете на моих руках! Я это точно помню! И в книгах записано моей рукой!А потом, через год – колыбель, с кошельком и запиской из одной строки –эта самая дата и все. Ладно, кошелек и колыбель, но ребенок, сударь, там был лишним! А куда я теперь его дену? Даже крестьяне не хотят лишний рот брать – добро б ему лет 5 было, тогда еще куда ни шло. По милости синьора нашего мы тут все с хлеба на воду перебиваемся. Да за пять лет я с ума сойду… Бедный священник разразился плачем. Он не заметил, как изменилось лицо незнакомца. Не заметил, как тот неумело и очень бережно – как хрупкую фарфоровую статуэтку-- взял малыша на руки. Черная кожа перчатки резко выделялась на белой рубашонке. Атос присел на кровать – ту самую, где год назад был зачат наследник двух знатнейших фамилий Франции. Осторожно – очень осторожно – прижал к себе ребенка. Тот был теплый живой и.. настоящий. Чему--то радостно улыбался, не ведая, что его улыбка стала тем единственным в мире орудием, которое пробило ледяную броню Железного Графа. Улыбался, не зная, что его отец судорожно пытается собрать мысли и решить, что же теперь делать. Не зная, что его появление прервало череду самых страшных и жестоких лет в жизни графа. Десять лет лжи, грязи, смертей и потерь, а находки можно пересчитать по пальцам, десять лет пьянства и ненависти к себе, погони за призрачной целью и всегда в конце – пустота, разъедающая душу, калечащая тело. Не много ли для одного – даже железного -- человека? -- Я заберу его. Священник, вытирая нос платком, недоуменно воззрился на своего спасителя. -- Я должно быть ослышался… -- Я заберу его и позабочусь о нем – терпеливо повторил Атос, машинально покачивая притихшего на его руках мальчика. – Он окрещен? -- Нет… то есть да… Не знаю, есть же у него родители. Хотя бы мать… -- То есть не крещен – нехорошо усмехнулся Атос.—Там же был кошелек с деньгами. Открывайте церковь, святой отец. -- Как его будут звать? – деловито спросил священник-- Как мне записать в книгах? Атос ненадолго задумался. --Рауль… Рауль-Огюст-Жюль, рожденный 11 июля сего года.
Nataly: Велико было искушение сразу записать на свою фамилию (где-то в душе бушевало опасение, что сын исчезнет, растворится, пропадет без следа, не может в моей жизни быть такого, это слишком хорошо для меня), но, вспомнив о многочисленных поездках (всегда тайком), о письмах, тщательно спрятанных на груди, о тех людях, которые так часто стучались в его дверь, людях, пришедших со стороны леса и уходящих по проселочной дороге – передумал. И заодно решил не указывать крестных родителей— осторожность еще никогда никому не вредила. «Сразу же по приезду перепишу поместье на его имя. Заодно решится проблема с фамилией. И много других проблем». Бывший мушкетер Его Величества не предполагал, что теперь в его жизни, до сих пор посвященной только службе королю и друзьям, возникнет множество других проблем. Через несколько месяцев, одурев от вечно режущихся зубок, больного животика и неуемного любопытства кормилицы Рауля он отправится в Шотландию, откуда вернется как раз вовремя, что бы обнаружить, что сын подрос и воспринимает весь дом как личную вотчину – особенно кабинет и библиотеку. Через год Атос перестанет чертыхаться, через два – бросит пить. Через пять – поверит, что к священнику заглянул тогда по наитию свыше. А еще он начнет смеяться – искренне и от души. Так, как когда-то в юности.
Юлёк (из клуба): *тихо* Это тот Рош-Лабейль, который я всегда хотела прочитать. Спасибо, Наташа.
Amiga: Nataly, потрясающе! Мои восторги и благодарности :)
LS: Nataly пишет: Железного Графа Nataly, Вы тоже, как и я, готовы усмотреть родство de La Fère с железом (фр.fer)?
Nataly: А там и усматривать нечего))) Прямая отсылка)))
Kseniya-queen: Amiga и Nataly! Потрясающе (я имею ввиду последние два рассказа)! Первый я не дочитала - бросила на половине, не по мне он. Ну а творение Amiga сразу понравилось. А Nataly изобразила все, почти так, как я представляла!
Кассандра: ой... мне почему-то только сейчас попался этот рассказ,Nataly . Как хорошо-то, а? Спасибо. И странно. Прямо не знаю. Снять, что ли, в "Трудном детстве" свою "Сказку на ночь"? А то плагиат получается, идея ведь почти та же.
Nataly: Кассандра пишет: Снять, что ли, в "Трудном детстве" свою "Сказку на ночь"? А то плагиат получается, идея ведь почти та же. Ку-уда снять?! Не надо:)))) Никакого плагиата я не вижу. Наоборот, продолжайте тему:)) Плагиат я через недельку где-то выложу:)))))
LS: Кассандра Ни в коем случае! Два взгляда на одну тему - это так интересно! :)
Кассандра: Спасибо, отговорили. Просто меня смутило, что идея у нас повторяется. Тема, правда, одна, и понимание значения этого эпизода в жизни Атоса - похоже, разное только художественнное воплощение. Ну вот, неудобно стало, что я как будто чужую идею использовала. У меня всё руки не доходили в эту тему заглянуть...
Valery: Не знаю выкладывать ли мне своё творчество сюда.Это не совсем Рош-Лабейль,точнее Рош-Лабейль там присутствует,но это больше размышления Атоса.Подскажите пожалуйста,в какую тему лучше выложить. З.Ы.Надеюсь атосоманы и вообще все дюманы за моё творчество меня не убьют;)
LS: Valery Наверное, лучше будет открыть самостоятельную тему в этом же разделе. И дать ей название по названию Вашего произведения. :)
Amiga: Valery, и где? :)))
Valery: LS пишет: Наверное, лучше будет открыть самостоятельную тему в этом же разделе. И дать ей название по названию Вашего произведения. :) Мне кажется, что лучше это произведение выложить сюда.Оно не достойно,чтобы для него создавали отдельную тему)))) *серьёзно* Просто это произведение, о том, как Атос вспоминает,что произошло в Рош -Лабейле и едет туда через год)))
Nataly: Ну выкладывайте уже, а?:)))) * про себя* и так всегда. поманят и не выложат:((((
Кассандра: Согласна с Nataly . Не дразните!
Kseniya-queen: И меня заинтересовало! Выкладывайте уж скорей!
Valery: Nataly Кассандра Kseniya-queen Простите, что заставила ждать. Хотела выложить ещё вчера, но меня как всегда не вовремя выгнали из-за компа. Сейчас выложу.
Valery: Решилась, выкладываю. Сие произведение и даже название навеянно Дюма, различными историями Рош-Лабейля и.т.д. и.т.п. Поэтому не удивляйтесь, если будет что-то похожее. Это не глюки. З.Ы. Очень прошу форумчан разной тухлятиной и тапками долго не закидывать, больно не бить и пожалуйста, с форума не выгонять! ГОД СПУСТЯ ИЛИ ДОРОГА В РОШ-ЛАБЕЙЛЬ Атос ехал в Рош-Лабейль. Большая часть пути уже была оставлена далеко позади. Но и сейчас, как и на всём протяжении этой дороги его мучил лишь один вопрос и лишь одно воспоминание. Этим воспоминанием была Она. Белокурая изящная богиня, которая, как и полная луна в ту ночь, светом, который всё делает прекрасным, озарила часть его жизни. Он невольно сравнивал Её и миледи. В чём-то они были даже похожи… Это были две женщины, которые полностью изменили его жизнь. Только в совершенно разные стороны. Быть может это было их единственное, но зато самое главное отличие… Вновь он вспомнил Её. Атос толком не видел Её лица. Он лишь чувствовал Её нежное дыхание, прикосновенье Её прекрасных волос и видел Её глаза. Её живые, умные глаза, которые в ту ночь горели, как два огонька, запомнились ему на всю жизнь… От этих приятных воспоминаний Атоса оторвал Гримо, отчаянно жестикулирующий уже добрых десять минут. -Господин граф, мы подъезжаем,- сказал он. В другой раз Атос бы отругал Гримо, за то, что тот посмел говорить, но сейчас ему было не до этого. Граф лишь посмотрел на расстилавшееся перед ним селение. Атос пытался вернуться к своим размышлениям, так не вовремя прерванных Гримо. Но вновь вопрос, который так неотступно преследовал его на протяжении всей дороги, опять завладел его разумом. Почему, почему он ехал в Рош-Лабейль? Атос и сам не мог дать вразумительный ответ на свой же вопрос. Инстинктивно, может быть каким-то чутьём, он чувствовал, что там, в Рош-Лабейле произойдёт что-то важное, что опять перевернёт его жизнь… Но что, что если там ничего нет, и ничего, ничего не произойдёт… Атос допускал всё. Он допускал эту мысль , как и другую. Другую, которая говорила, что он едет в Рош-Лабейль, чтобы повидать бедного священника. Атос остановился на этом ответе, несмотря на то, что он не мог и не хотел в него верить… Просто это была самая понятная и вразумительная мысль. Атос опять посмотрел на село. Впереди всё те же грязные крестьянские домики, такая же разбитая дорога. Казалось ничто не изменилось за прошедший год… Но если б кто-нибудь мог заглянуть в душу графа и узнать, как он надеялся на то, что хоть что-нибудь изменилось! Только он не знал что…А может он хотел, чтобы ничего не менялось. Ведь тогда бы в Рош-Лабейле опять была Она. Но это так маловероятно… Всадники уже въехали в село. За поворотом показался домик священника… Всё такой же… Они подъехали к двери домика. Атос спешился и постучал в дверь. Раздался недовольный голос священника: » Войдите!» Граф открыл дверь, но не решался переступить порог. Вновь перед его мысленным взором предстала Она…Такая, как тогда… Отступать уже было нельзя… Зачем он тогда проделал такой длинный путь и так мучился этот длинный, тяжёлый год? Для того, чтобы отступить в последний момент? Граф колебался… В его жизни было много разочарований. Одним больше, одним меньше… Но именно этого, неизвестного разочарования, Атос боялся больше всего… Он собрал всё свое мужество и переступил порог… Вдруг из глубины комнат раздался плач грудного ребёнка… Атос улыбнулся… Он понял, зачем приехал…
Kseniya-queen: Valery, очень даже прелестно! Пасиб.
Мадемуазель: Восхитительно! Только я не очень поняла причины беспокойства по поводу наличия на форуме детей до 16 :) По-моему, все вполне целомудренно (особенно, ежели знать, что эти самые детки иногда пишут в фанфикшине)))
Valery: *удивлённо оглядывается*Странно,нигде нет тухлятины и тапок.*читает комментарии и падает в обморок* Nataly Señorita Kseniya-queen Мадемуазель
Nika: Господа, а у меня мелькнула шальная мысль. А в это время Гримо и Кэтти... ведь они же тоже люди, в конце концов?
Señorita: Nika пишет: оспода, а у меня мелькнула шальная мысль. А в это время Гримо и Кэтти... ведь они же тоже люди, в конце концов? *из-под стола* И через год Атос привез в Бражелон двоих детей?:)))))))))))))))))))))))))))
Nika: Señorita, Señorita пишет: И через год Атос привез в Бражелон двоих детей? одним из них была Луиза
Рене Д'Эрбле: Nika пишет: одним из них была Луиза
Lys: Милостивые государи и государыни! Простите великодушно мое вмешательство в ваш крайне любопытный разговор, если бы было мне позволено представить на ваш суд еще один вариант происшедшего, моя благодарность за ваше внимание и замечания была бы безмерной!
Lys: Просветите меня, пожалуйста, принимаются только переводные вещи или...
Nataly: Lys Принимаются все читаемые тексты с поправкой на правила форума и УК, так что дерзайте:)
Lys: просто сабж подан глазами участников, а они, в отличие от Дюма, не все помнили День был слишком длинным даже для него. Граф не чувствовал своего тела, не было даже сил ощущать усталость. Он был готов ночевать хоть на дороге, но похоже Гримо все же что-то нашел. Дом священника? Сойдет! Правда, хозяин куда-то собирается на ночь глядя, ну да, он же священник… Графу было все равно, у него еле хватило сил на ничего не значащие вежливые фразы. Он рухнул на постель и отключился. Час спустя верный Гримо приоткрыл дверь. Граф шевельнулся. Сон освежил его и теперь он почувствовал насколько проголодался – ведь за целый день они ни разу толком не поели. Сейчас Гримо расстарался, как мог. После ужина граф снова с удовольствием вытянулся на кровати и, уже засыпая, успел подумать: «Даже хорошо, что кюре уехал – меньше церемоний…» Но за мгновение до того, как сознание окончательно уплыло, его ухо уловило шум. Несколько мгновений он колебался между желанием сделать вид, что ничего не слышит и уснуть и необходимостью проверить, что случилось. Шум стал явственнее. Граф вспомнил, что хозяина нет и со вздохом поднялся. Это были два всадника, которых ночь заставила искать ночлега. Похоже они тоже валились с ног от усталости. Без лишних церемоний они поужинали тем, что осталось, а вот с постелью вышла неприятность – кровать была только одна. Слуга молодого господина мог устроиться хоть в кресле, но что прикажете делать хозяину? Граф подавил вспыхнувшее раздражение, напомнил себе, что он такой же гость здесь и показал место ночлега. Он бы не удивился, прояви незнакомец неудовольствие – граф и сам был не в восторге от перспективы делиться постелью – но молодой человек только как-то странно глянул на него и закусил губу, будто сдерживая улыбку, а его слуга издал приглушенный звук, весьма похожий на сдавленный смешок. Его сиятельство почувствовал настоящую злость и довольно резко сказал, что весь день был в седле, очень устал и попросил бы гостей не шуметь и поскорее устраиваться. В ответ новоприбывший лишь молча кивнул. Уже в третий раз за вечер граф попытался уснуть. Сознание постепенно меркло, наполняясь отрывочными видениями, хаотичными ощущениями и обрывками мыслей. Они, словно липкая паутина обволакивали сознание, погружая его в темноту на встречу сну. И он пришел этот сон, странный, какой-то невнятный, тяжелый, словно что-то душило его, не давало дышать. Атос заворочался во сне, но какая-то тяжесть давила на грудь. Краешком сознания, почти уже поглощенного сном, он уцепился за это ощущение, напряженно вслушивался в него пока не понял, что в самом деле что-то навалилось ему на грудь. В очнувшееся почти совсем сознание мгновенно ворвались телесные сигналы: шепот, от которого защекотало в ухе, чьи-то пальцы, гладящие ему щеку и шею, прикосновение губ к его губам. Резким движением, будто прорываясь сквозь паутину сна, Атос попытался сесть – это удалось лишь наполовину. Возвращаясь к действительности, включились чувства: нос уловил запах нежных духов, ухо – не менее нежный шепот, губы все еще чувствовали вкус поцелуя. От его движения чужое тело с легким смехом сместилось вниз: «Вы хотите сразу к делу? Отлично!» «Черт, - подумал Атос, черт побери, черт по-бе…ри….» Отдышавшись, он снова откинулся на кровать, в голову пришла дурацкая мысль, что придется ночевать на улице, не может же он в одной постели с этим… ЭТИМ?!!!! Да нет, конечно же, это была женщина – такие волосы, кожа, грудь… ГРУДЬ?!!! Атос отдернул руку. Женщина засмеялась и слегка отодвинулась. «Что же дальше делать?» - подумал Атос, не замечая, что говорит вслух. «А дальше, - жарко зашептала женщина, - дальше…» ------------------------------------------------------------------------------------------------------- Утром граф открыл глаза и стал обдумывать дела на день, как делал всегда, но внезапно наткнувшись на лежащее рядом тело, он вспомнил вчерашнее. Собрав одежду, тихонько выскользнул за дверь – одеваться в ТОЙ комнате было выше его сил. В камине еще тлели угли и он смог зажечь свечу и чуть не налетел на кресло. В нем мирно спала девушка. Атос замер, опасаясь, что разбудил ее. Он несколько секунд напряженно смотрел на полуобнаженную грудь, пока осознал, на что направлен его взгляд. Атос отвернулся: «Да что это со мной!» Быстро и бесшумно одевшись он снова искоса глянул на девушку – спит. Лицо ее – юное и красивое – задержало его взгляд. Как будто напоминает кого-то, но нет, он ее не знает. И все же… Атос уже беззастенчиво рассматривал незнакомку. Он не мог вспомнить ничего, вместо этого в голову лезли мысли, что в другой комнате тоже спит женщина, и как бы удивились его друзья, если бы увидели его в такой компании. «Арамис здесь был бы более уместен, в этом доме, женщины в доме Арамиса уж точно бывали», - и сразу вспыхнуло воспоминание: его дом на улице Феру, девушка «Ее любит мой друг, да вот этот самый Атос!» Кэтти! Та, что была горничной у …, неважно! Значит там, в комнате – герцогиня? Вот почему лицо девушки напомнило ему про Арамиса. Атос видел герцогиню несколько раз, правда издалека, но он был уверен, что узнает ее. Искушение было слишком сильным. Он так старался не шуметь, что не прошел, а просто просочился в дверь. Окно, наполовину прикрытое какой-то тряпкой, все же пропускало едва различимый свет занимающегося утра. Атос наклонился над изголовьем. Подушка, скомканная рубашка, и, нежная ступня, как большой белый цветок на серых простынях. Атосу словно кипятком плеснули в лицо, так запылали щеки: «Все правильно, голова – там, ведь мы... Ч-е-е -рт! Черт! Тысяча чертей!» Он резко передвинулся к изножью кровати. Напрягая зрение, вгляделся в лицо: «Да, это она, герцогиня. И почему ему всегда, с первого взгляда, так врезаются в память лица красивых женщин. Лицо красивой женщины, очень красивой, отмеченной людьми женщины… Нет, к черту все!» Атос резко выпрямился, на губах он отчетливо ощущал горечь, стало невероятно трудно дышать. И уже не заботясь, что может кого-то разбудить, граф вышел из комнаты. Снова весь день лил дождь. Гримо наверняка недоволен и не понимает, зачем весь день трястись в седле, к чему эта спешка, почему нельзя было переждать непогоду. Атос старательно занимал себя мыслями о недовольстве Гримо, о том, что они оба замерзли, а за шиворот стекает вода. Он не хотел думать о случившемся, но даже бешеная скачка не могла полностью поглотить его внимание. Наконец, устав бороться, граф отпустил свои мысли. Он не испытывал вины перед Арамисом, хотя и знал, вернее догадывался, что их связь еще не оборвана окончательно, возможно не так горяча, но все же. Однако герцогиня всегда была ветреной особой и Арамис, конечно, это знал. Нет, он был зол только на себя - опять этот впечатлительный, нежный и чувственный болван дал себя знать. Этот осел, столь восприимчивый к женской красоте. Глупец, что когда-то был уверен, будто телесная красота может быть отражением внутренних добродетелей, уверен, что любовь, красоту и честь можно найти в одном человеке и что именно ему, дураку, так повезло! Трижды дурак! И ничего же этого олуха не берет! Даже вино. Одно хорошо – мертвецки пьяный и впрямь не многим отличается от мертвого, а мертвые ничего не чувствуют. Жаль нельзя все время пребывать в таком состоянии. Ах, где же вы были вчера, Ваше сиятельство, черт вас побери совсем, граф де Ла Фер! Вы, человек, что знает лишь долг и не знает страстей! Где же вы были вчера… ----------------------------------------------------------------------------------------- Герцогиня была очень зла. «Чертов Марсильяк! Где он только берет таких лошадей? У этой кобылы бока как бочки, я буду ходить как каракатица! Чертов кардинал! Это из-за него все! Ему-то что – у него и так ноги кривые! Проклятая лошадь!» Конечно, она прекрасно знала, что кардинал бы не трогал ее, если бы она держалась подальше и никуда не вмешивалась, но себя было жалко и герцогиня предпочитала злиться на лошадь. «И где эта проклятая деревня как там ее, в такой темноте мы можем уехать в другую сторону и ничего не заметить! Кэтти!» «Уже скоро, - прошелестел рядом чуть запыхавшийся от скачки нежный голосок, - смотрите, там впереди!» Герцогиня прищурилась - темнота вдали сгущалась во что-то еще более темное и плотное, это были дома. Кэтти, позаботившаяся подробно разузнать дорогу, поскакала вперед. Дом священника они нашли быстро – единственный, где горел огонь. Герцогиня бросила поводья и, не заботясь ни о чем, отправилась в дом. Кэтти растерянно огляделась. Ох уж эта герцогиня! Ну да ладно, ей не привыкать. Чему только не пришлось научиться на службе у этой сумасбродки. Но все же, она скорее нравилась Кэтти и, за время их сумасшедшего бегства, показала себя хорошим товарищем, ну, конечно, когда не корчила из себя «Великую де Шеврез». Вот и сейчас честно оставила ей половину найденных припасов. Кэтти с удовольствием устроилась у камина и стала есть. Герцогиня, дожевав корку, кинулась навстречу хозяину дома. Ее просто распирало от желания выплеснуть на чью-то голову все накопившееся за день раздражение. «Сейчас он у меня получит, - бормотала она, - ишь, корчит из себя гостеприимного, а у самого рожа от злости перекошена, разбудили его. Так тебе и надо! Что он там лепечет про кровать… что кровать? Одна?» Злобная мысль, мелькнувшая в голове, заставила герцогиню прикусить губу, чтоб скрыть злорадную усмешку. Не слушая хозяина, вся во власти своей идеи, она только молча кивнула, обдумывая свою мысль. «Ну, он у меня попрыгает», - сказала герцогиня, когда мужчина ушел. Кэтти, улыбаясь, ждала. «Он ведь мужчина, и должен мне уступить, - развила свою мысль герцогиня, - а сам пусть спит на конюшне или хоть на улице. То-то у него рожа вытянется, когда он поймет, что ему придется уступить мне постель. Сейчас пойду и объявлю ему, что я – женщина!» - радостно заключила герцогиня. «Ну, он-то думал, что вы – мужчина, и поэтому предложил Вашей светлости только половину постели, - засмеялась Кэтти, - Вообще-то я подумала…» «Что ты там подумала?» Кэтти снова хихикнула. «Сам предложил половину постели…» В глазах герцогини появилось понимание. «А ты права, пожалуй. Жаль, я не рассмотрела его как следует. Каков он?» «Ну, лица я тоже не разглядела, он в тени стоял, а фигура отличная, руки очень красивые». Кэтти покосилась на руки герцогини. «Что, лучше, чем мои? » - хмыкнула та. «Лучше, чем мои,»- выкрутилась девушка. «Ну, ну, - пробурчала герцогиня, - Красавчик, значит, ну, сейчас он у меня получит!» -------------------------------------------------------------------------------- Герцогиня потянулась, взбрыкнула ногой и подушка мягко упала на пол. Серое небо за окном едва ли можно было назвать утренним. Герцогиня натянула одеяло – еще можно понежиться. Да, все получилось отлично, хотя и несколько неожиданно для нее. Нет, сначала-то все было понятно – как он забавно подпрыгнул, когда случайно задел ее грудь! Священник, одно слово. Но потом! Такие повадки подошли бы скорее мушкетеру, хотя как для мушкетера он очень чувствителен. А как властно он подчинил ее, мягко, но решительно дав понять, что мужчина тут – он, а она – женщина, и должна уступить. И когда она позволила ему себя вести , он просто затопил ее своей чувственностью и нежностью. Ах, как жаль, что она не видела тогда его лица! А ведь она его действительно почти не видела! Герцогиня постаралась сосредоточиться, вспоминая: «Вчера, когда он говорил со мной и смотрел такими злыми глазами…тонкие черные брови, нежный, изящный, но такой мужской рисунок губ, ноздри, вздрагивающие от сдерживаемого бешенства.… Никогда не видела, чтоб так красиво злились! А его глаза, кажется темные, или они потемнели тогда от гнева? Но ведь есть еще время!» - герцогиня подскочила. «Еще очень рано и я успею увидеть его, увидеть, как эти глаза потемнеют от страсти, он был слишком хорош – я хочу увидеть его всего!» Герцогиня пулей вылетела из комнаты. Кэтти еще спала, кроме них в доме никого больше не было. Она потрясла девушку за плечо, та проснулась мгновенно, за время их путешествия Кэтти привыкла просыпаться сразу и собираться быстро. Одежда просохла плохо, Кэтти молчала, герцогиня злилась. Услышав шум у входной двери герцогиня метнулась туда – «Попался, голубчик!» На пороге вытаращив глаза стояла деревенская баба. От неожиданности герцогиня перестала злиться. - Тебе что? - Доброе утро Вашей милости! Прибраться вот пришла. Хозяин сказал утром прибраться после господ, после вас, значит. - Хозяин? Кюре? Где он? - Так к умирающему его позвали, сами понимаете, где тут ждать, гляди помрет, а как же без исповеди и … - И что? - Ну, вот я и говорю – прибраться велел, а сам уехал, к умирающему, значит. Герцогиня медленно двинулась к лошадям. Значит перекошенное ослепительной злостью лицо – это все, что останется у нее в памяти, ну и, конечно, то, что помнят ее руки, ее губы, ее тело. Она уже не скрывала раздражения и с трудом удержалась, чтоб не пнуть лошадь. Кэтти что-то говорила бабе, та отвечала. Герцогиня начала закипать – да что она там копается, эта девчонка! Кэтти наконец вернулась. «Все отлично, тут есть короткая дорога от Рош-Лабейля. Мы будет на месте еще до полудня. Вчера было одиннадцатое, а принц сказал, что двенадцатого нас будут ждать.» «Рош-Лабейль – это что?» «Название этой дыры, помните, нам пришлось сделать крюк, но недалеко, так что, как принц и рассчитывал, двенадцатого мы будем в …» «Чертова лошадь, - думала герцогиня трясясь в седле, - за ночь она конечно и не подумала похудеть, ну как можно иметь такие толстые бока!» Дурное расположение духа, не покидавшее ее последние две недели, снова овладело герцогиней и почему-то она была уверена, что оно не скоро ее покинет.
Nataly: Lys Мне понравилось,особенно герцогиня, идущая штурмом отвоевывать постель, и Атос, спасающийся бегством:))) Спасибо:)))
Nika: Lys, какая прелесть! спасибо!
Стелла: Воистину Рош-Лабейль неисчерпаем. Отлично! Просто отлично!
Lys: После прочтения графско-виконтского слэша у меня помутилось в голове и возникло неодолимое желание вступиться за мужскую честь графа, вызвать на дуэль было некого посему гнев вылился в такое вот произведение. Можно еще добавить эпиграфом фразу одного моего знакомого, который по поводу ситуации с Мари Мишон (чисто мужской взгляд)как-то сказал следующее;"Вобщем организм графа воспользовался ситуацией пока сам граф спал". Поверим мужчине?
Nataly: Lys пишет: Поверим мужчине? Поверим. Но это не романтишно и не оставляет простора для творчества:)))))))
Nika: Nataly о, я бы поспорила с этим утверждением
LS: Lys пишет: организм графа воспользовался ситуацией пока сам граф спал" Целиком и полностью разделяю мнение Вашего знакомого. :) Если б не Кэтти, Атос так и не проснулся б... В смысле: не придал бы значения этому приключению и выкинул его из памяти на второй день.
Стелла: И получается что и Рауля бы он не признал и не забрал? не понятно от какой дамы ребенок и вообще-не потянуло бы его в те места через год. Да?
Nataly: Стелла Увы и ах....
Nika: Nataly мне как раз кажется, что в том душевном состоянии, в котором был Атос, уже было все равно, кто мама ребенка. То, что это оказалась сама герцогиня, было просто приятным бонусом. (Имхо, разумеется).
Nataly: Nika Не, мне кажется, что дети появляются не после каждого сеанса соблазнения священников и собственно поэтому Атос сразу после происшедшего радовался факту, а не его последствиям. Вообще, мое ИМХО таково, что слухи о развеселом приключении стали что называется анекдотом и Атос при желании мог сложить два и два, а соответственно за ребенком поехал целенаправленно.
Nika: Nataly а, вот вы о чем, тогда был не прав, погорячился насчет анекдота весьма вероятно, но вот по Дюма он как раз туда случайно во второй раз забрел... или как бы случайно-специально?
Nataly: Nika пишет: вот по Дюма он как раз туда случайно во второй раз забрел... или как бы случайно-специально? Вот по Дюма он туда просто забрел - без подробностей:)))
Стелла: Ну скажите кой черт понес его на эту галеру еще раз? Есть тема для фанфика?
Nataly: Стелла Э-э-э-э... Вы про Рауля или Шеврез?...
LS: Nataly Вот по Дюма он туда просто забрел Не столько "по Дюма", сколько по объяснению самого Атоса, которое он давал при весьма щекотливых обстоятельствах.
Nataly: LS пишет: Не столько "по Дюма", сколько по объяснению самого Атоса, которое он давал при весьма щекотливых обстоятельствах. А дать такое объяснение его заставил Дюма:)))
Lys: LS пишет: Не столько "по Дюма", сколько по объяснению самого Атоса, которое он давал при весьма щекотливых обстоятельствах. А это делает честь деликатности и воспитанности Атоса, он "взял и несет", т.е. повернул дело так, будто он во всем виноват (не святой Амвросий) и заехал-де за Раулем чисто случайно. А вообще представляете объяснение Атоса без этих реверансов? "Я, сударыня, по пьяни перепихнулся, а потом мне про это анекдоты рассказывают, вы бы хоть язык за зубами держали, что-ли, а то ведь и я могу кое-чего порассказать, вы вот подмышки не бреете - я же никому про это не рассказываю!"
Стелла: Натали я про Атоса. Кой черт его потянул еще раз в эту глушь?
LS: Nataly Начнем с того, что Дюма отправил Атоса в Рош-Лабейль. :))) Ссылки на волю автора не позволят нам заполнить пустоты в созданой им картине.
Nataly: Стелла пишет: Кой черт его потянул еще раз в эту глушь? *хлопнув себя по лбу* А, так Вы про Рош-Лабейль! Видимо, знал о "приключении" Мари Мишон и о ее беременности, вот и проведал священника. Вообще, если Вам надо тема для фика, то несколько лет назад муссировалась идея, что Рауля в Рош-Лабейль вез именно Арамис, который потом стукнул Атосу. Но писать по этой идее никому не надо, потому что я, честно говоря, мучаю ее уже несколько месяцев и к новому году видимо что-то выродится:)
Nataly: LS пишет: Ссылки на волю автора не позволят нам заполнить пустоты в созданой им картине. Я исхожу из следующего: все персонажи выражают ту или иную идею автора и если высказываемые ими сведения не противоречат тому, о чем нам повествует остальной текст, то это позиция автора.
Стелла: LS воля автора это конечно самое НО. Но сколько уже лакун было заполнено за время Дюмании. И выстраивая версии строго следуя за характером героя не получали ли Читатели форума столько красивых и прямо таки достоверных образцов фанфикшена? Перечислять не буду-сами знаете. Ну чисто по человечески-что может заставить одинокого человека рвануть через плстраны зимой .Я не думаю что РОш-Лабейль-ставка каких-то заговорщиков.
Nika: Стелла Я не думаю что РОш-Лабейль-ставка каких-то заговорщиков. хм-м... интересная мысль
Lys: Стелла пишет: Кой черт его потянул еще раз в эту глушь? Дык, он же сам сказал "Я был там опять через год. Мне хотелось еще раз повидать доброго священника". МНЕ хотелось! Понятно, что не священник его интересовал. Он знал или подозревал что там найдет.
Стелла: Вы клоните к тому что один из общих его и Мари друзей намекнул что его там ждет сюрприз?
Nika: Стелла пишет: Вы клоните к тому что один из общих его и Мари друзей намекнул что его там ждет сюрприз? Арамис?!
Рене Д'Эрбле: Nika пишет: Арамис?! Ну... вполне может быть...
Nika: Рене Д'Эрбле пишет: Ну... вполне может быть... не будите во мне фанфикшенера (почти с)
Lys: Стелла пишет: Вы клоните к тому что один из общих его и Мари друзей намекнул что его там ждет сюрприз? Арамис?! А мне эта версия тоже очень нравится и кажется вполне правдоподобной. Просто рассказывая сей анекдот Арамис не знал, что говорит с его героем. Nika пишет: не будите во мне фанфикшенера (почти с) А вы не зарывайте, не зарывайте талант!
Lys: Lys пишет: А вы не зарывайте, не зарывайте талант! Ну вот говорила, говорила и договорилась. Представляю вашему вниманию "Рош-Лабейль. Посткриптум.(Как это могло быть)" . Гримо стоял в дверях и уже довольно долгое время созерцал спину графа де Ла Фер. Тот упорно не отворачивался от окна, будто хотел увидеть там что-то новое. Но за окном было все то же: ветки клена, метавшиеся под порывами октябрьского ветра и осенняя серость. С утра погода не заладилась, напитавшееся тучами небо того и гляди могло разразиться дождем. Гримо еле слышно вздохнул. Тихо ступая, он подошел к столу и поставил на него новую бутылку. Потом так же осторожно вышел из кабинета, прикрыл дверь и остался возле нее – ждать. Атос слегка повернул голову, и, убедившись, что Гримо нет, подошел к столу. Уже трижды за сегодняшнее утро он гонял Гримо в погреб и приказывал приносить не более одной бутылки, чтобы иметь возможность снова его туда послать. Так этот процесс можно было растянуть подольше, может быть на целый день. Пить ему не хотелось, но трезвым выносить эти бесконечные дни было невмоготу. Он сел и полистал книгу, отложил ее и, поколебавшись, придвинул бутылку к себе. Из-за двери донесся неясный шепот. Атос поднял голову – Гримо, заглянув в кабинет, одними губами сказал: «Жоржетта!» . Граф поморщился, ну что ей опять надо, он же ясно сказал, что не будет завтракать. Жоржета, кухарка, таращила глаза и непроизвольно крестилась – эти двое пугали ее до потери сознания. Хотя граф жил здесь уже около года, она все никак не могла свыкнуться с его привычками, Гримо своими гримасами пугал ее не меньше. - Там, приехали…. – прошептала она. Граф с досадой отставил бутылку. - Опять маркиз де Лавальер? Вы впустили его? - Другой…. - Кто? - Не маркиз, я не знаю… он похож…вроде, в прошлом году…. Атос отвернулся, Гримо воспринял это как приказание, и легонько подтолкнув Жоржету кивком головы показал: «Идем!»
Lys: - Дорогой друг! С каждым разом к Вам все труднее попасть! В следующий раз я рискую остаться за дверью, тщетно пытаясь пробудить Ваше сонное царство! - Д’Эрбле! - Да, это я, милый граф! Надеюсь, Вы мне рады? Друзья обнялись. - Боже, да Вы совсем замерзли! И насквозь промокли! - Да, дождь хлынул как раз, когда я подъезжал к вашему дому и должен признать, если бы Гримо наконец не открыл дверь, я бы просто утонул в этом потоке. Через четверть часа, уютно устоившись в кресле, Арамис наслаждался теплом камина, цыпленком и дружеской беседой. - ….Вот такие дела, дорогой Атос….Все хорошо, что хорошо кончается и должен Вам сказать, что Ваша помощь была поистине неоценимой, даже не знаю, как бы я тогда без Вас обошелся. - Право не стоит об этом, Арамис, я всегда рад быть Вам полезным. Тем более, что услуга была не столь уж велика…. - Как сказать милый мой, как сказать. Если бы это письмо не получили вовремя… - Арамис, Вы не обязаны мне все рассказывать, мне довольно того, что это было нужно Вам. - Ну что ж, - засмеялся Арамис, - раз Вы так добры, я, пожалуй, злоупотреблю Вашим расположением. - Я должен куда-то съездить? - Нет, нет! Мне всего лишь понадобится Ваша лошадь – моя совсем без сил, а я бы не хотел остаться в такую погоду в чистом поле без коня. Все таки 50 лье… - Не думаете же Вы … - Нет, конечно, я не переоцениваю возможности бедного животного! Вы могли бы помочь составить мне маршрут – вот, собственно, в чем я хотел злоупотребить Вашей добротой. Вы лучше знаете эти места и дороги – которая не слишком разбита? - Тогда объясните, если, конечно… - Господи, Атос! Вы так говорите, будто я какой-то тайный шпион, которому рта нельзя раскрыть, без того чтоб не выдать государственную тайну! Нет, мне просто надо повидать одного человека и кое-что передать ему, вот и все. - Если речь идет только об этом, может лучше послать Гримо? Помнится, я тоже не особо был осведомлен, что везу. Арамис покачал головой. Атос продолжал: - Дело в том, что мне не нравится Ваш внешний вид – Вы выглядите совсем больным, похоже у Вас начинается лихорадка. Этот дождь не пошел Вам на пользу. - Благодарю, но вынужден отказаться, понимаете, я должен передать деньги, честно говоря, просто заплатить за услугу. - Вы не доверяете честности Гримо? - Ну что Вы, граф. Однако сумма немалая и, если я и верю Гримо, то уж простите, сомневаюсь в его способности в одиночку защитить эти деньги от грабителей. Все ж самому надежнее. - Ну, тогда позвольте предложить свои услуги – полагаю, в моих возможностях Вы не сомневаетесь? Арамис невольно бросил взгляд на нестройную шеренгу бутылок, но тут же отвел глаза. У Атоса, перехватившего его взгляд, напряглось лицо. Повисла неловкая пауза. Первым не выдержал Арамис. - Поймите мой друг, дело не в том кому я доверяю, а кому нет. Безусловно, мое доверие к Вам безгранично, но есть вещи которые…которые…. - Ваше право ничего мне не объяснять. Арамис вздохнул, ему не хотелось недоразумений, Атос, похоже, решил, что все дело в его пагубной привычке. Но видит Бог, он не собирался обижать друга и дело вовсе не в Атосе с его бутылками. - Я все же лучше объясню. Один старый друг попросил меня передать деньги за оказанную ему услугу. Друг этот сейчас за границей и не может сделать этого сам, а деньги надо передать в ближайшие дни, собственно, чтоб услуга была оказана до конца и заодно убедиться, что моего друга не обманули. Так что понимаете сами, перепоручать это еще кому-то невозможно, я должен сам убедиться, что все в порядке. И поверьте, дело совсем не в том, что я считаю Вас..считаю Вас неспособным помочь, это было бы черной неблагодарностью с моей стороны, а я льщу себя надеждой, что этот недостаток мне не свойственен. Я слишком часто имел возможность полагаться на Вас и никогда в этом не раскаивался. Но сейчас... Арамис запнулся – фраза вышла двусмысленной. Атос постарался, чтоб его голос звучал как можно дружелюбней: - Ну тогда хотя бы останьтесь на несколько дней – Вы положительно больны! Арамис поежился, он и правда неважно себя чувствовал. - Право не могу! Дружелюбие в голосе Атоса стало натянутым: - Тогда можете располагать мной в той степени, какой сочтете нужным. - Вы очень меня обяжете, если предоставите лошадь и подробное описание дороги, Вы живете здесь, да и бывали как раз в тех местах, куда я еду. - Куда же Вы едете или… - Да нет, Бог мой! Это не секрет! Арамис снова поежился, но на этот раз от раздражения – разговор начинал его нервировать. - Рош-Лабейль. Там я должен встретить человека, убедиться, что он все сделал правильно и отдать деньги. Клянусь Вам это все! И если бы я лично не поручился другу, то не преминул бы воспользоваться Вашими услугами, только чтоб доказать, что доверяю Вам и ценю. - Хорошо, когда же Вы намерены отправиться? - Как можно скорее. Дорога не близкая, а сейчас темнеет рано. Атос кивнул. - Я распоряжусь. Что-то еще? - Перо и бумагу. Пока Арамис писал, граф отдал Гримо все необходимые распоряжения. Вернувшись в кабинет, он застал Арамиса полностью одетым и готовым отправиться в путь. Подробно рассказав как лучше ехать и где можно будет передохнуть, Атос присел у стола: - Я напишу Вам записку, передадите ее хозяину и он сделает все, что нужно. Вы не намерены на обратном пути заехать ко мне? - Боюсь, что другие дела мне не позволят. - Как Вам будет угодно, мой дом для Вас всегда открыт.
Lys: Дождь, исчерпав свои запасы, уже прекратился. Прощание не заняло много времени и Арамис сказав очередное «благодарю» пустил коня в галоп.. Атос покусывая губы смотрел ему вслед. В кабинете на столе белела записка. «Черт», - ругнулся Атос, - «он забыл записку! Шарло, конечно и так его пустит, да и дорогу короткую покажет, но так было бы меньше хлопот». Подойдя к столу он машинально пробежал текст глазами, почерком Арамиса было написано: «11 октября 1633 года». Похоже, что забрав записку Атоса, он не заметил, что оставил свою. Атос сел в кресло и растерянно глядел на листок. «Друг, старый друг Арамиса…. Передать деньги и записку в Рош-Лабейль? Деньги? Но для чего? Или для кого? За услугу, какую услугу?». Он провел рукой по лицу. «Наверное я и впрямь одичал, сидя здесь, выдумываю Бог знает что. Скорее всего он снова ввязался в какую-то политическую интригу, только и всего… Друг сейчас за границей…Арамис лично обещал, кому он может давать такие обещания?» Атос подошел к окну, погода не улучшилась. В конце концов, какое ему до этого дело?
Lys: Прошла неделя. После бессонной ночи граф закутавшись в халат ходил по кабинету. Было еще темно, в камине тлели угли. Он взял какой-то клочок бумаги со стола, сунул в камин и ровный маленький огонек вытянулся на уголке записки. Атос зажег свечу, и хмуро уставился на сгорающую бумагу. Потом, вздрогнув, быстро погасил ее. «11 октября 163……». Почему это его так волнует? А почему собственно и нет? В конце концов он ничем не занят, никому ничем не обязан, почему он не может просто поехать и узнать? Да, он так и сделает! Разве он не имеет на это право? Рассвет уже не застал графа в замке.
Стелла: Ну очень даже убедили только вот записку с датой пришлось писать во второй раз? Ведь она была в колыбели вместе с кошельком и малышом.Получается Арамис встретился с кем то у кого был ребенок и только потом его подкинули кюре.?
Lys: Стелла пишет: Ну очень даже убедили только вот записку с датой пришлось писать во второй раз? Ведь она была в колыбели вместе с кошельком и малышом.Получается Арамис встретился с кем то у кого был ребенок и только потом его подкинули кюре.? Да, я имела в виду, что Арамис случайно забыл записку, зато так остается возможность для него позже кое о чем догадаться, когда он вспомнит, где забыл записку В Рош по моей версии он ехал проконтролировать сам процесс подброса, т.е. убедился, что ребенок жив, положил деньги и записку, убедился, что корзину занесли священнику, после чего расплатился с кормилицей ну и поехал дальше по другим делам.
Стелла: А эту же кормилицу недурственно и транспортировать затем в Бражелон. Чтоб молоко ребенку не менять.
Lys: Стелла пишет: А эту же кормилицу недурственно и транспортировать затем в Бражелон. Чтоб молоко ребенку не менять. О! А это мысль! Богатая мысль! Атос забирая малыша, ессно должен на месте искать кормилицу, тетка еще никуда не успела пристроится - неделя всего прошла, возможно она же и подкармливает Рауля, вряд ли у священника богатый выбор. Атос ее забирает и она выбалтывает историю ребенка, давая Атосу недостающие сведения!
Nataly: Lys пишет: возможно она же и подкармливает Рауля *рыдаит* бедный священник!!!! мало ему было младенца, ему еще и бабу в дом подкинули:)
Стелла: Он бедняга и не знает что-место встречи изменить нельзя. Вот вам и ставка в Рош-Лабейль. По-моему бедный папаша Дюма в своем саркофаге в Инвалидах уже сто раз позу поменял от наших извращений!
Nika: Стелла ну не больше чем от извращений Хилькевича, это уж точно!
Стелла: Можете меня тапками и прочим закидывать но я Хилькевича начиная со второй серииВикрнта и кончая его последними шедеврами в упор не принимаю. Тут он для меня полностью не существует как режиссер. Ему от этого не холодно не жарко -у него почитателей и без меня хватает. Мне папашу жааалко.
Lys: Стелла пишет: По-моему бедный папаша Дюма в своем саркофаге в Инвалидах уже сто раз позу поменял от наших извращений! Мы же любя! А любовь, как известно, зла!
Дед Мороз: Коллективу авторов
полная версия страницы