Форум » Наше творчество » Когнитивная рекаблировка » Ответить
Когнитивная рекаблировка
Талестра: Так что же произошло на приснопамятной охоте?.. – Вы хотите, чтобы я отправилась к нему? – содрогнулась миледи. – Ни за какие блага. – Сударыня… – Вы видели его в ярости? – Нет, но наслышан. – А я видела! – И остались в живых. Единственная, кому это удалось. – Ну, для него я умерла. И очень рассчитываю остаться в покойницах и впредь. – Так он и решит, что вы призрак. – Так он и на призрак набросится! – В графстве неспокойно. Крестьяне того и гляди разбегутся. Или замок сожгут. – Пусть жгут! – перекрестилась. – Вот тут могу помочь. – Вы единственная, кто… – Кого он повесил и кому отсёк голову. И ещё пистолетом угрожал, в гостинице! – Вот именно. Пистолета теперь при нём нет. – Зато бутылок целая батарея. – Да, неделю пьёт. – Неделю – это хорошо… – вздохнула. – Титул по наследству? – Его высокопреосвященство уже подписал. – Ну конечно, надеется, что я не вернусь. И особняк на Королевской площади пусть перепишет на меня, нечего там лорду Винтеру делать. – Выгоним. – И в замок пусть никто не суётся, пока я там. – Не пустим. Но вам нужно его успокоить. – И привести на цепочке к его высокопреосвященству? Ну разве что он сделает меня королевой обеих Индий. Я вам обещаю только остаться живой, большее – не в моей власти. Сжала локоть Рошфора, глядя на замок из окна кареты. Глубоко вздохнула, распахнула дверцу, выпорхнула наружу и направилась лёгким шагом к воротам. Преисподней.
Ответов - 12
Талестра: * * * Он потерял счёт дням и бутылкам – как тогда, в погребе в Амьене. Мысли текли, замедленные и ясные, скользили по стенам, по угрюмым портретам достославных рыцарей – но их недовольство больше не трогало. Не оправдал надежд, не продолжил дел, уронил честь… Но его давно нет, на смену графу пришёл безымянный мушкетёр, который ничем не обязан родовитым предкам и безмятежно наслаждается, смакуя испанское вино. Он никому не открывал своего имени. А если и назвал однажды надменному англичанину, так тут же убил его. Он отвык от этого имени, ощущая его чужим. Он сбросил его много лет назад, и сразу стало легче. Только словно сквозило пустотой за спиной – череда предков больше её не прикрывала. В весёлом Париже он искал лишь случая сложить голову – за короля или в уличной драке, как повезёт. Но сталь его не брала, и потом, в Ла-Рошели, пули пролетали мимо как заговорённые. Он дрался, мчал верхом, играл в карты, пил – жил, чёрт возьми! Он был почти живым! Но часть его всё же осталась здесь, под пустым могильным камнем, на котором он велел выбить своё навсегда оставленное имя. И этот камень тянет из него жизнь, как вино из бутылки, и кажется, осталось совсем на донышке. Так стоит ли жалеть? Он прожил семь или восемь весёлых лет – для мертвеца более чем достаточно. Но и этих лет у него никому не отнять. Никаким лилиям в пруду не утянуть его за собой на дно… – О нет, – сказал он и отшвырнул выпитую бутылку. – О да, – вздохнул его личный призрак, возникнув в дверном проёме. Чёрт его дёрнул вспомнить лилии. – Как мило, что вы их помните. – Уселась боком на стол, хвостом чёрной амазонки свезла несколько пустых бутылок. Откинулся на резную спинку стула, прищурился на неё. Мысли неслись вскачь, от неспешности не осталось и следа. – Страдаете? – закинув голову, разглядывала портреты. – Это же Робер Спесивый, да? Заморил жену в чулане за то, что она спуталась с трубадуром. Вы с такой гордостью рассказывали. Он засмотрелся на её открытую белую шею. Без следов и шрамов. – А вон тот – Грегуар Рассеянный. Что уж он там с женой сотворил? Отравил по рассеянности? – Это она его травила, много лет. А он не замечал. А потом заметил и зарезал. – И тут же сам умер, надеюсь. Какая у вас наследственность прекрасная, граф. Мне бы, дурочке, тогда же насторожиться. – Какого дьявола вы явились? Вас же нет. Вы в моей голове. – Вот о ней и поговорим. О вашей голове. – Убирайтесь, – лениво швырнул в неё бутылкой, но призрак уклонился, черепки разлетелись на каменном полу. Она сидела неподвижно на столе, упёршись взглядом в пол. Потом посмотрела прямо на него – и он с удовлетворением увидел в её глазах тот же страх, что был в ней при жизни. – Ах, какую беседу мы имели в «Красной голубятне», сударыня! Вы стояли, вжавшись в стену, и были объяты ужасом! – Словно увидела чудовище. – Чудовище – это вы, и вам это известно. Смотрела на него, словно собираясь с духом: – Вы помните охоту? – и вся подобралась. Он молчал. В голове затрубили рога, тропа стлалась под копыта коня, зверь был уже близко… – Что вы помните о ней? Совсем близко… – Что я вздёрнул вас на ближайшем дубу! – Как же я выжила, по-вашему? – Ад воскресил вас! – Вы помните, как загнали кабана? Как вы мчались сквозь чащу? Помните мой крик, потому что Нерон меня сбросил? Знаете, чего он испугался? Вас. Она подёрнулась красной пеленой, и локоны вспыхнули алым. – Вы услышали, остановились, не зная, куда бежать. И побежали ко мне. Я лежала на земле. Я была без чувств. Что было дальше? Если бы он мог забыть! – Лилия, – прорычал он, словно в этом слове были одни «р». – Смотри на меня, – настойчиво пробивался её голос сквозь пляшущее адское пламя. – Ты увидел на моём плече лилию. Что потом? – Я брррррросился на тебя! – Смотри на меня. Ты бросился и? – Ррррррр! – Нет, чёрт возьми, ты скажешь! – и её пальцы впились ему в плечо. Светлые, до странности светлые голубые глаза смотрели прямо в душу сквозь ревущий огонь. – Я стал тебя душить, – пробормотал он. – Да. Хорошо. И потом? – И задушил! – Нет. – Да! – Нет. Что было потом? – Потом… ты очнулась. – Да, – выдохнула и убрала руку. – Я очнулась. – Ты… убежала. – Да. Я укусила тебя за руку, вывернулась, вскочила и убежала в лес. – А я не стал тебя догонять. – А ты не стал меня догонять. – Хотя из-за тебя я покрыл своё имя позором. – Да. Я обманула тебя, и ты женился на заклеймённой каторжанке. Пламя ревело в ушах ровным гулом. – Но ты не вздёрнул меня на суку. Не запер в чулане и не утопил в пруду, как все эти твои спесивые и рассеянные. – Я хотел, – возразил он. – О, я видела, поверь мне! Этого я не забуду никогда. Все предки де Ла Фер смотрели на меня из твоих глаз. Ничего ужаснее я не видела. И там, в «Красной голубятне», они тоже были близко. И всё же ты их удержал. – Но я выполнил свой долг. Я всё-таки убил тебя. – Это уже другая история, – отмахнулся призрак. – Там твои предки молчали. Но я ведь была… не единственной. – Я никогда не посмотрел больше ни на одну женщину! – Вы полагаете, я ревную? – с грустной усмешкой. – Почему Нерон на охоте испугался меня? – спросил с внезапным подозрением. – Да вас даже кабан испугался. Он ждал её слов, как удара топора на плахе. – Посмотрите, – тонкая белая рука взметнулась во тьму, указывая ввысь. – Жоффруа Неистовый, ваш родоначальник. Крестоносцы, братья по оружию, называли его берсерком. Не знающий пощады. Не ведающий боли. Неутомимый в бою. Ваш любимый предок, не так ли. В голове запульсировало алым, сами собой всплыли слова из зачитанной рукописи: Разливается кипя, Вместо крови в жилах гнев Бог войны ведет тебя, Грань миров преодолев. Вопль звериный В клочья глотку рвёт, Непобедимый, Рвись вперёд! Он уже стоял напротив, держа шпагу у её горла. – Вы не берсерк, – отчётливо произнёс призрак, чуть дёрнув шеей. – Вы не ваш предок. Вы граф де Ла Фер, благородный Атос. Вы обедали на бастионе Сен-Жерве под пулями. Вы лучший друг д’Артаньяна, чёрт его раздери, за которого даже в тюрьму пошли. Ваши Арамис и Портос души в вас не чают. И вы – не повесили – свою жену – на охоте. – Нет! Я так хорошо её повесил… – Да. Вы очень хотели. Но вам не нужно быть убийцей. Вам не нужно убивать себя. Хотя мне-то какая разница. Он медленно опустил шпагу. – Я прощаю вас, граф. Вы ни в чём не виноваты. И он почувствовал, что может поднять голову с плахи. Сразу замутило от спёртого воздуха и разлитого вина. Он торопливо шагнул к закрытым ставням, хрустя по черепкам на полу, рванул их с петель. Ветерком освежило лицо, и в глазах больше не алело. Пустынный предрассветный двор замка. А он чего ждал, горы тел? Вышла зевающая служаночка, побрела к птичнику с просом в переднике, посмотрела на графские окна – и застыла, увидав его. Торопливо перекрестилась, поклонилась и сбежала, рассыпав зерно. На него с хриплым карканьем слеталось вороньё с башни. Призрака, кажется, вынесло сквозняком. Но он спросил, не оглядываясь: – Зачем тебе это надо было? У дверей замерли: – В благодарность за сапфир, который вы оставили на моей руке. Он очень мне помог. Не помнил он ни про какой сапфир. – Больше не приходи. – Ни за что, – согласилась и с облегчением выскользнула вон. *Слова Гимна берсерка позаимствованы у Ильи Куликова.
Талестра: Для настроения :)
Констанс1: Талестра , спасибо.Интересная версия.
Талестра: Констанс1 рада, что понравилось )
Lumineux: Круто! Я, правда, не очень верю в то, что граф страдал от того, что казнил жену. Но написано здОрово! И сразу множество мыслей и вопросов... предки. Атос вроде должен быть таким же, как они. Но он другой. Это хорошо или плохо? Это значит. что он не достоин их (с его собственной точки зрения) или наоборот?... И версия, что он мог и не повесить Анну, а дать ей убежать... А потом поверить, убедить себя в том, что "так хорошо её повесил...". Надо подумать... А мог, наверно. И это ведь уже немного другая история получается...
Талестра: Lumineux, спасибо )) Конечно, в романе он её повесил. Но непонятно, как она выжила, – разве что вешал за связанные руки (такая позорная казнь), а не за шею. Так что у меня фантазия на тему. Ну и отголосок давних наших споров форумских о том, что Атос страдал из-за поруганной чести, что в моих глазах делало его снобом.
Nataly: Вах:))
Талестра: Nataly, да )))) Захотелось внезапно Атоса-берсерка ))) яростного и беспощадного.
Кассандра: Талестра классно! Поздравляю с творческой удачей!
Талестра: Кассандра, спасибо! ))) отзывы на дюмании бесценны )))
NN: Талестра, очень интересная идея
Талестра: NN, рада, что понравилось ))))
полная версия страницы