Форум » Наше творчество » Три исповеди графа де Ла Фер » Ответить
Три исповеди графа де Ла Фер
Стелла: Автор: Стелла Фандом- трилогия о Мушкетерах Размер - миди Пейринг- Атос и священники Жанр- драма. Отказ:- Мэтру, да и всем Дюманам. не было бы споров, не было бы большинства моих фиков. Небольшое пояснение. Это продолжение другого фика" Возвращение" 1635 год- Атос возвращается из Англии.
Ответов - 7
Стелла: ТРИ ИСПОВЕДИ ГРАФА ДЕ ЛА ФЕР « Что остается человеку после молодости, после любви, после славы, дружбы, силы, богатства?..» А, Дюма- отец. « Виконт да Бражелон» Корабль вошел в порт Гавра. Отсюда был самый короткий путь домой, в Бражелон. Атос не хотел задерживаться ни на минуту. Все сомнения и вся неуверенность слетели с него, как шелуха. Он сошел на берег и первое, что он сделал, это отыскал почтовую станцию. Более ни менее приличная лошадь в таком месте- редкость, но, похоже, для него началась полоса удач. Конь сыскался и по приличной цене. Это, конечно, не любимый андалузец, но и на такого не зазорно сесть. Для такого опытного наездника не понадобилось много времени, чтобы конь и всадник ознакомились друг с другом. Дорога им предстояла не близкая и взаимное согласие не помешало бы. Тем более, что Атос был один, без слуги. Франция неторопливо разворачивала свои просторы перед графом де Ла Фер. Он не в первый раз проезжал этой дорогой, но впервые за многие годы смотрел по сторонам не в ожидании вражеской засады, а наслаждаясь роскошным летним пейзажем. Деревья в садах ломились от яблок. Казалось, вся Нормандия была занята переработкой яблок на кальвадос и запах бродивших плодов наполнял воздух, вытесняя из него все остальные ароматы. Из-за верхушек деревьев выглянула колокольня небольшой церквушки. Атос придержал коня; какое-то теплое, еще самому ему непонятное чувство заставило его остановиться. За ломящимися от плодов деревьями прятался уютный домик деревенского священника. Атос спешился и, ведя коня в поводу, прошел в глубину крохотной усадьбы. Заслышав шаги на дорожке, навстречу ему вышел сам кюре: румяный и кругленький, как яблоки в его саду. Это сравнение пришло графу на ум при виде добродушного старичка и он сразу почувствовал к нему симпатию. Кюре из -под руки бросил взгляд на своего гостя и понял, что это не простой посетитель. -Что угодно Вашей светлости?- священник поклонился знатному гостю, но в его поклоне было столько собственного достоинства, что граф залюбовался. Атос и сам все еще не мог объяснить, что заставило его зайти в этот сад. Запах спелых яблок казался чем-то материальным. Он закинул голову, разглядывая деревья и старик, догадавшись, что гостя привело к нему чисто мальчишеское желание испробовать яблок, протянул руку, сорвал наливной, со светящимися в глубине косточками плод и протянул Атосу. -Испробуйте наших яблок, господин. Таких вкусных и сочных яблок вы не найдете даже на королевском столе. Атос не отказался и убедился, что кюре не обманул. Брызнувший сок заставил обоих расхохотаться. -Вы, святой отец, абсолютно правы: даже у Его Величества нет ничего подобного, а Его Величество разбирается во всем, что касается плодов и варений. -Вы, господин, как я посмотрю, издалека. Не желаете ли отдохнуть? -Благодарю вас, господин кюре, я не так давно выехал из Гавра, но...- Атос не договорив, замолчал: в голову ему пришла одна мысль. Вернее, это даже не мысль была, а, скорее, еще не оформившееся в нем подспудное желание просто побыть здесь еще, поговорить со стариком, - и не успел устать. Но у вас так мило и ваш сад так располагает к отдыху и размышлениям. Я не один раз ездил этой дорогой, но все мои поездки не совпадали с этой порой года. А теперь все это великолепие захватило меня. -А не присесть ли нам здесь, прямо в саду. Я попрошу служанку принести вина, самого свежего кальвадоса этого урожая, фрукты и мы с вами отлично посидим и поболтаем. -С огромным удовольствием, вот только вино и кальвадос будут лишними, Ваше преподобие. Я не пью. Лучше просто воды. Кюре пристально посмотрел на лицо гостя, еще хранившее следы недавней попойки. Что-то случилось за последние часы в жизни этого господина, если он так решительно отказался от предложенного вина. Деревянные скамьи и деревянный же стол, грубо и прочно сколоченные, располагали к отдыху. Служанка накрыла столешницу белоснежной скатертью, принесла простой глиняный кувшин, пару стаканов и блюдо с яблоками, грушами и мелким виноградом. -Виноградом мы похвастаться не можем, Ваша милость, а вот яблоки и груши вы можете оценить. Я сам посадил эти деревья, когда получил этот приход и отвечаю вам за их вкус. Знаете, ничто так не располагает к труду на земле и размышлениям о Боге, как плодовый сад и цветы. С годами это осознаешь особенно остро. -А я вот этого не понимал раньше.- Атос снял шляпу и сбросил плащ. Будь он один, он бы с наслаждением растянулся на траве под ближайшим деревом и помечтал о том... о чем, о чем он может, он должен сейчас мечтать: о сыне. Он соскучился по дому. По своему дому. Наверное, его там ждут. Гримо точно не может дождаться, когда наконец, явится его блудный хозяин и соизволит заняться поместьем. Черт побери, а ему, в особенности сидя здесь, так захотелось увидеть замок и действительно заняться графством. Сделать его местом, где будет тепло и уютно. Чтобы подрастая, сын всегда с радостью вспоминал отчий дом. -А знаете, господин кюре, у меня такое чувство, словно я вернулся в свое детство. С тех пор прошло столько лет и было столько всего дурного и тяжелого. Хотя, были и у меня радостные минуты тоже. - Граф замолчал и кюре увидел, как тень прошлого легла на лицо собеседника. Атос посмотрел вокруг и взгляд его просветлел. Проследив за ним, кюре увидел, что знатный господин не спускает глаз со шпиля церковной колокольни и неожиданная догадка осенила его. -А не продолжить ли нашу беседу в иных стенах? - осторожно спросил он и встретил понимание во взоре гостя. -Да, вы правы. Господин кюре, не примите ли вы исповедь заблудшего человека? В маленькой церкви было темно и под сводом их шаги отдавались эхом. Кюре оставил своего спутника осматриваться, а сам прошел за алтарь, чтобы все приготовить для исповеди. Атос оглядывался со странным чувством: он слишком давно не был в церкви. Решение исповедаться казалось ему сейчас спонтанным, но он не желал сам себе признаться, что к сыну он хочет вернуться новым человеком, очищенным от скверны былого. Что говорить этому деревенскому кюре, как рассказать незнакомому человеку о том, что лежит на душе? Он последний раз исповедовался перед своей свадьбой. Тогда его духовник, настроенный всем семейным кланом графа против этой женитьбы, отказался принять у него исповедь и он просил о ней ЕЕ брата. От этого воспоминания дышать стало нечем и перед глазами закружились огненные кольца. Он, дурак, простофиля, рассказывал о своей неистовой любви своему сопернику! Он не видел лица того, он слышал только его тяжелое дыхание за тонкой стенкой, но ни на минуту не задумался, что происходит на самом деле. Теперь он может быть уверен в одном: все, что он расскажет этому румяному старичку никогда не выплывет на поверхность. Исповедник не знает его, не знает где и что происходило и никогда не встретит кого-либо, кому будет интересен такой рассказ. Тайну исповеди этот бесхитростный деревенский священник свято сохранит. -Приступим?-голос священника звучал глуховато.- Прошу вас, сударь. Атос набрал побольше воздуха в легкие и шагнул в исповедальню. И сразу перехватило горло и разбежались мысли. Он молчал, в отчаянии не зная, как начать рассказ. Кюре пришел к нему на помощь. Первые стандартные фразы исповеди привели мысли в порядок, заставили собраться. Кюре незаметно подводил его к связному рассказу, понимая, что не воспоминания о невинных проказах заставляют этого господина искать слов. А Атос отбросил в сторону свою привычную логику. Воспоминания теснились, давили, перескакивали одно через другое. Слова казались ему бессильными и злила собственная беспомощность, какое-то неумение выразить мысль. Это не было свойственно его характеру. Сейчас он был словно дитя, впервые пришедшее к исповеди. Все, что он спрятал в душе на много лет сейчас перехлестывало через край. Ему надо было выговориться и он нашел именно того слушателя, который и мог его выслушать. До этого откровение было только с двумя: с дАртаньяном- но это было пьяное откровение, и вдобавок, так и не понятое другом так, как оно того стоило. Вторым был лорд Винтер, но там это просто было признание перед равным. Винтер понял и оценил ситуацию, но он не был сторонним наблюдателем, беспристрастным свидетелем. Исповедник должен был прежде всего примирить Атоса с самим собой. Тогда только граф мог искать прощения у Бога. Только сняв с него ту епитимью, которую он некогда наложил на самого себя, доказав ему, что он исчерпал свою чашу вины до дна можно было заставить этого упрямца поверить в себя вновь и дать ему силы жить дальше. Не для себя: для сына. Кюре удалось заставить этого замкнутого человека раскрыться. Слово за словом перед священником вставала история чудовищной борьбы, которую повел совсем еще молодой человек со своей судьбой. Атос не называл себя: исповедь этого не требовала, но исповедник видел, что говорит с вельможей. То, как наказывал себя годами за совершенную ошибку этот аристократ, ужаснуло старика. -Но вы впали в грех уныния! Это недостойно верующего!- воскликнул он. -Я много чего совершал в те дни недостойного, Ваше преподобие. -Чего вы добивались, вы знали? -Знал. Я хотел доказать самому себе, что недостоин ни одного из добрых чувств, недостоин простого участия. Я не верил никому и ничему, пока не свела меня Судьба с друзьями. Я стал жить для них. Они были младше меня, не знали Парижа, не имели такого военного опыта, как я. Я взялся опекать их незаметно, чтобы не ранить их самолюбия. Но как часто учил я их неверию и цинизму! Это ли не грех, Ваше преподобие? -Вы хотели их предостеречь? -Мне казалось, что своими замечаниями я смогу удержать их от поступков, которые могут плохо отозваться в их будущем. Они верили мне и слушали меня и это могло действительно сказаться на их жизни не лучшим образом. Но их молодость оказалась сильнее моего неверия. -Господь наш все расставляет по своим местам и в этом Его великая милость для нас, живущих по его законам. А вы? -А я продолжал себя ненавидеть за совершенный проступок. -За то, что совершили в лесу, на охоте? -Нет, не за это...- Атос чуть вздохнул; так он и думал, что кроме лорда Винтера никто не сумеет правильно понять его поступок. -Нет, я просто решил все слишком быстро. В любом случае результат был бы тот же. Я просто не осмелился выносить на открытый суд эту историю: достаточно было и того, что я знал, кто была моя жена. -Что было потом, вы знаете? -Знаю, Ваше преподобие. Она не умерла и дальше … дальше она стала гением зла. Она вновь вышла замуж и стала богата и успешна. И стала сеять смерть вокруг себя. Однажды мы случайно встретились с ней. Я мог убить ее снова: но только пригрозил. Она не только стала орудием в могущественных руках: она сеяла смерть по своему собственному желанию и из чувства мести. По воле рока она мстила моему другу и я позволил себе роль судьи еще раз. К тому моменту за ней числилось уже немало преступлений и я сумел изловить ее. -И что вы сделали, сын мой? -Я провел суд. Атос не мог видеть лица священника и это было к лучшему. Старик сдвинул брови и прикусил губу: этот господин погряз в проблемах больше, чем кюре представлялось. Он, конечно, большой вельможа, но неужели он настолько мстителен? Господь велит прощать! -Господь велит прощать!- произнес он вслух. -То, что она сотворила, не подлежало прощению!- глухо произнес Атос.- Она убила ни в чем не повинную женщину только за то, что ту любил её враг. -И вы взяли на себя роль Господа нашего, решив завершить раз начатое? -В ту минуту я не думал, не мог думать ни о чем, кроме того, что пообещал другу поймать ее и воздать ей по заслугам. -Вы совершили грешный поступок, господин! Вы должны были доставить ее в суд. -Мы судили ее, судили по закону: со свидетелями ее преступлений, с судьей и палачом. Все свидетели были единодушны : смертная казнь. -Эта женщина раскаялась перед смертью? Она получила отпущение грехов? -Она получила прощение от каждого из свидетелей ее преступлений. Священника у нас не было. -Но она раскаялась? Она попросила прощения? -Нет! Теперь замолчали оба. Кюре не знал, что сказать, а Атос просто не был в состоянии говорить: его буквально придавили страшные воспоминания. -Пожалуй, мне не стоит продолжать, Ваше преподобие,- заговорил он после долгой паузы.- Я уже сожалею, что занял у вас столько времени. Есть вещи, которые Бог никогда не примет у грешника! -Нет, постойте!- голос священника окреп и зазвенел.- Кто вы такой, что смеете судить о том, что Он может принять, а что — нет! Мы все приходим к нему, как малые дети приходят к своему отцу со своими бедами и радостями. И он для каждого находит нужные слова. Останьтесь: наша беседа еще далеко не закончена. Вы раскаиваетесь в том, что совершили? -Первый раз - нет! Нет и нет! Повторная казнь тоже не была ошибкой. Я ошибся только в том, что устроил все не в своих владениях. Для меня тогда было важно восстановить справедливость и покарать преступницу. То, что я присвоил себе чужую власть я понял потом. Но в тот момент мы были одержимы местью, отчаянием, болью. -А потом? -Потом я понял, что мы присвоили себе функции высшей силы. -Высшая сила подчас избирает своим орудием человеческие руки. -Избранному ей не легче от такого понимания. -Вы раскаиваетесь в содеянном? -Я раскаиваюсь не в том, что дважды наказал преступницу. Я раскаиваюсь в своей гордыне, которая привела к ошибкам, покалечившим не только мою жизнь, но и жизнь некоторых моих друзей. Я сам дал демону власть и выпустил его в мир людей. Сам же я загнал ее обратно в Ад. -Вы одиноки, господин? -У меня есть сын. Это все, что у меня осталось в этой жизни.- Атос вздохнул. Упоминание о Рауле после всего, о чем они только что говорили, было как глоток воды в пустыне. -Значит, у вас есть для кого жить. -Моему сыну не повезло с отцом...- тяжело вздохнул граф. -И опять, не вам судить об этом. Гордыня, господин, не дает вам покоя. Нет в вас смирения! Вы беретесь судить о себе, словно вы — Господь. А это- его прерогатива. -Не готов я, Ваше преподобие, к отчету перед Богом. Слишком много в душе моей грехов насобиралось. -Вам хочется себя уничтожить, не так ли? -Я добрый католик. -Надеюсь. Вы никогда не опуститесь до того, чтобы наложить на себя руки? -Никогда,- после едва заметной паузы ответил Атос. И добавил уже увереннее: -Никогда. Мой мальчик не должен стыдиться своего отца. -Вы честный человек, я понял это из того, что вы мне рассказали. Вы сумеете передать вашему сыну все лучшее, что сумели воспитать в себе, а ваши проблемы и горести оставьте здесь, в этой исповедальне. Я верю, что наступит день, когда вы расскажете вашему мальчику обо всех своих ошибках в надежде предостеречь его от подобных же. Вы выйдете отсюда новым человеком, готовым принять мир по-новому. Господь любит таких, как вы: способных осознать свою вину и прийти к нему с чистой душой. Таким вы будете нужны сыну. И не забывайте навещать дом божий. В нем вы всегда найдете понимание и совет. Господь прощает вам все ошибки и заблуждения, ибо не всегда вы понимали, что творите. Молодость- вполне простительный грех,- с улыбкой произнес кюре. Он, кряхтя, встал и вышел из исповедальни. Атос, чуть помедлив, последовал за ним. Перед алтарем он преклонил колени и перекрестился. Солнце перевалило за полдень и жара спала. Легкий ветер с моря принес запах водорослей, который причудливо смешался с запахом плодов. Застоявшийся конь графа нетерпеливо бил копытом. Увидев хозяина он радостно заржал. -Спасибо вам за все, господин кюре.- Атос с чуть смущенной улыбкой протянул руку старику.- Я действительно чувствую себя заново родившимся. -Это потому, что вы сбросили с себя груз, давивший вас столько лет. Нельзя все держать в себе, в особенности такое. Это иссушает душу и лишает веры в людей. Идите к людям, мой господин. И не забывайте приходить к Богу. И он размашисто перекрестил графа.- С Богом, сын мой.
Стелла: Звездный купол над головой напоминал о другой ночи. Тогда вокруг расстилался грозный морской простор, а он сидел у руля и пытался прочитать в небесах свое будущее. Груз случившегося оказался слишком тяжел. Атос бесконечно ворошил в памяти прошлое, пытаясь отыскать ответ на мучительный вопрос: почему именно ему пришлось убить ее сына? Разве одной Миледи ему не хватило? Память сама вернула его к истории его печальной женитьбы и к той исповеди, что принял у него « лже- брат». Как он тогда был наивен и доверчив! Как расписывал сопернику чувства, охватившие его и, как он считал, Анну. Боже великий! Да ведь и она исповедовалась своему «брату» тоже! Почему он не подумал об этом раньше? Это только сейчас пришло ему на ум! Она наверняка лгала своему любовнику, делала все, чтобы представить этот брак, как свое великое самопожертвование во имя их любви. Много позднее, проворачивая в памяти все эти события, сидя в трактирах у дымных каминов со стаканом вина в руке, Атос каждый раз изумлялся, почему ему не пришла в голову сразу истинная роль кюре и кем он был для Анны. Любовь слепа... и доверчива. Его использовали цинично и хладнокровно, а он и не понял, что с ним делают. И каждый раз при этом воспоминании от задыхался от ярости и унижения. Вот и сейчас он снова чувствует, как поднимается в нем волна слепой ярости. Зря... зря он ворошит сейчас прошлое. Надо собраться, еще не известно, чем кончится их эпопея. Они могут и не встретить корабль и так и затеряться в морской пучине. Какой, однако, теплый ветер дует! Середина зимы, еще вчера шел снег в Лондоне, а сейчас ветер уже почти просушил их одежду. Невольное купание сойдет им с рук. И все же его начинает бить нервная дрожь при воспоминании о совсем еще недавнем бое. Такого с ним еще не бывало: он всегда владел собой. Какая глупость: так отдаться в руки врага! Господь хранит его для сына, а он своими сомнениями и поступками искушает судьбу и подвергает сомнению свою веру в Бога. Атос запрокинул голову, всматриваясь в небосвод. Как красиво! И как величественно зрелище ночного неба. Чудо, сотворенное великим Мастером Мастеров, Творцом мира. Он и грозен и велик в своих милостях, но всепрощающ ли? Пожалуй, со всем, что накопилось у него в душе, стоит идти к Богу. Арамис? Нет, он слишком циничен в своей вере, ставшей ремеслом. Ему нужен сейчас другой духовник. Друг хорош в философском споре: тут его мало кто может заменить, но в его душе слишком много от религии и слишком мало от веры. Графу нужен сейчас человек спокойный и мудрый и он, кажется, знает кто это. Несколько лет назад в соседнем поселении появился новый священник. Новый кюре оказался очень приятным, умным и тактичным человеком и у него с графом довольно быстро сложились доверительные отношения. Атос предложил ему платить двести ливров в год с тем, чтобы он отправлял службы и в его часовне, перестроенной из вывезенных камней средневекового замка в Берри. Бывший мушкетер не слишком себя обременял церковными обязанностями, но для света пришлось соблюдать условности. Не стоило портить будущее сыну, демонстрируя свое пренебрежение к местным обычаям. А кюре показал себя порядочным человеком, свято хранящим тайну исповеди. Атос исповеди избегал как мог: лгать не умел, а говорить все, что было- не хотел. Но в этот раз он чувствовал: пришло время все рассказать. История с Мордаунтом лежала на сердце тяжким грузом. Он попросил кюре о встрече и выразил желание исповедаться. Часовня была невелика и, окруженная чащей тополей и лип, стояла в открытом поле. Деревья, как и поля, были чуть тронуты первой зеленью весны. Было начало мая и первые, по -настоящему теплые дни заставляли забыть о зимней стуже. Граф привязал коня у ограды и прошел внутрь. Кюре ждал его. Но Атос не стал заходить в исповедальню. Он решил говорить с исповедником, глядя ему в глаза. Никаких спасительных и смягчающих уловок. Это его откровение перед тем, кто поможет ему преодолеть сомнения. -Господин граф, может быть мы все же сохраним ритуал исповеди?- нерешительно предложил кюре. Атос отрицательно покачал головой: -Нет, прошу вас. Я не хочу упрощать задачи; так вы знаете, с кем говорите. Не хочу никакой видимости анонимности: я весь перед Богом и вами, Ваше преподобие. Мне есть, что вам сказать и не думаю, что это будет так быстро. -Тогда присядем здесь же и не будем терять времени. Рассказывайте, господин граф. Бог слышит и видит своих детей в своем доме. Атос отбросил шляпу, которую крутил в руках. Начать оказалось труднее, чем ему представлялось. Но в этот раз решение открыться было не спонтанным, как тогда, в Нормандии, и он продумал ход своих мыслей. -Вам известно, господин кюре, что меня не было дома почти полгода. -Да, конечно. Поговаривали, что вы были в Англии. -Да, это правда. Мне довелось присутствовать при казни короля Карла Первого. -Это было богопротивное и чудовищное злодеяние. -Это было ужасно! Но то, что произошло потом...- граф явно заставлял себя говорить.- это было не менее ужасно. -Рассказывайте, сын мой и пусть вас ничто не смущает. -Слышали ли вы, господин кюре, что короля казнил некто неизвестный? -Нет! До нас пока не дошли подробности трагедии. -То, что я вам рассказываю сейчас, знают едва ли десяток людей в Англии и Франции. Я решился огласить это только потому, что в ближайшее время это будут знать все, а палача все равно уже нет в живых. -Он умер? -Его убили. -И вы знаете, кто ему отомстил? -Да, знаю. -Кто? -Я. Кюре, не в силах вымолвить хоть слово, уставился на Атоса. Нет, граф не был кроткой овечкой и сама профессия военного не предполагала всепрощения. Но когда к тебе на исповедь приходит человек и довольно спокойно сообщает, что он отомстил за казненного короля соседнего государства, тебе вряд ли удастся сохранить равнодушный вид. Не зря про господина графа до сих пор ходят легенды. -Вы осудили его?- спросил он дрогнувшим голосом. -Нет, отец мой. -Вы дрались с ним на дуэли? -Нет, хотя то, что произошло, было похоже на дуэль. -Так как же это произошло? -Я заколол его кинжалом в море, куда он затащил меня! -О, господи!- не сдержал возгласа священник.- Как это случилось? -Вот об этом я и хотел вам рассказать, господин кюре!- глухо произнес Атос.- В молодости мне привелось жениться и весьма неудачно; жена оказалась не достойна нашего рода. Мне пришлось … выгнать ее. -Так вы женаты, господин граф? - изумился исповедник. -К счастью: уже нет. Эта женщина давно умерла. Но после нее остался сын. -Простите меня, господин граф, но я вынужден спросить: ваш сын? -О нет! Она вышла замуж в Англии. -И она сделала это, не будучи разведенной с вами? Собственно, что я говорю: католический брак не допускает разводов. -Потому и ее сын, рожденный в незаконном браке, был признан королем Карлом, как незаконорожденный. Соответственно, он был лишен права носить весьма знатную фамилию и владеть всей наследственной недвижимостью. -Если я правильно вас понял, Ваше сиятельство, он решил отомстить королю Карлу, пользуясь обстановкой в стране? -Увы, да! -Но при чем здесь вы, господин граф? Атос молчал, собираясь с мыслями. Потом заговорил, тщательно выбирая слова так, чтобы говоря правду не раскрыть ни имен, ни точных фактов.-Мы с друзьями оказались в Англии по одному, очень важному поручению. Обстоятельства сложились так, что нам пришлось присутствовать на казни короля. Мы узнали, что роль палача взял на себя неизвестный господин и подумали, что это мог быть кто-то, лично недовольный действиями Его Величества Карла. Нам пришло в голову выследить его. -И это оказался?.. -Это был сын моей бывшей жены. Он знал обо мне. -И решил, что может вам мстить? -У него были для этого основания: ведь я был из тех, кто, по его представлению, толкнул его мать на пагубный путь. -Вы были так виновны перед ней? -Я был виновен перед своей семьей, перед своим родом за то, что связал себя с недостойной. Меня предупреждали, но я был упрям в своем желании жениться на ней. Я получил за это сполна. -И вы чувствуете себя виновным перед ней? -Нет!- слово прозвучало сухо и резко, как выстрел.- Нет! Понятие чести у дворянина не совместимо с тем, что сотворила эта женщина. Я судил ее, руководствуясь правом судьи, которое имел в своих владениях. Я выбросил ее из своей жизни, как думал тогда - навсегда. Но она нашла способ отомстить за себя...- Атос криво усмехнулся.- Способ самый действенный: дети. -Вы боитесь чего-то, Ваше сиятельство?- непроизвольно кюре взял графа за руку. -Да, Ваше преподобие: я боюсь за своего сына.- Атос мягко отобрал свою руку у кюре. Священник молча смотрел на графа, пытаясь понять ход его мысли. -Продолжайте, Ваше сиятельство. -Вас удивляет, что общего между мной, сыном той женщины и моим воспитанником, моим мальчиком? -Я догадываюсь, что вы боитесь, что гнев Господен может обрушиться на вас и на вашего сына. -Да!- горячо воскликнул граф.- Я боюсь этого. Боюсь, что убийство сына ляжет виной не на меня, а на виконта, который вообще не имеет к этому отношения. -»Дети за отцов не отвечают!» - назидательным тоном проговорил священник. -Если бы это было так! Я не хотел его убивать, клянусь в этом перед Богом! Я не раз уходил от поединка с ним, но Судьба неумолима. Она выбрала именно меня для исполнения своих планов. Если бы счет был закрыт моей жизнью, я бы не испытывал страха. Но кто знает, что еще в планах ее? Я не знаю, как искупить свою вину, но я знаю, что никогда не сумею смириться, если искупительной жертвой будет мой сын! -Сударь, вы пришли в Храм Божий не как смиренный грешник, но как бунтарь! Вы собираетесь восстать против приговора Господа нашего?-вспыхнул кюре.-Не с такими мыслями приходят за прощением Его! Вспомните Авраама, который готов был возложить на жертвенник сына своего Исаака. Атос опустил голову:- Я не готов к такой жертве, отец мой. Только не мой сын! -Господин граф, вы грешны более, чем многие из окружающих вас!- печально произнес кюре.- Вы не готовы к смирению, сын мой! Господь пока не примет вашего покаяния, потому что в душе вы бунтуете против него. Будь на вашем месте кто-то другой, я бы с легкой душой отпустил ему грехи. Но вы не нуждаетесь в ложном утешении. Идите и подумайте, не стоит ли искреннее раскаяние любой жертвы, которую мы приносим к Его Престолу? Атос медленно встал.- Не дай мне бог, господин кюре, еще раз прийти в Дом Его с подобным грузом. Я действительно не готов просить прощения такой ценой. У меня в жизни не осталось никого, кроме сына и я сделаю все от меня зависящее, чтобы оградить его от злого Рока. Я не привык опускать голову перед прихотями судьбы. Мы еще поборемся с ней.
Стелла: Как же самонадеян человек! Как уверен в своем могуществе! И как жалок становится, когда все его планы и мечты заканчиваются полным крахом! Граф де Ла Фер с трудом поднялся с дерновой скамьи. Это раньше он мог часами ходить по липовой аллее, не присаживаясь. После отъезда Рауля он чувствовал, что сил не остается на то, чтобы утром просто встать с постели. Вчера он принял окончательное решение: дальше тянуть с исповедью он не имеет права. Что бы не произошло, какой бы не был финал истории с экспедицией Бофора, он должен подготовиться. Исповедь, которую он дал десять лет назад приходскому священнику и после которой он так и не получил отпущения грехов, надолго отвратила его от подобных откровений. Тем более, что все складывалось так удачно для него с сыном. Он вообразил, что Господь отступил от своих планов периодически напоминать ему о прошлых грехах и он может безтрепетно смотреть в будущее. Им с Раулем слишком долго везло. Тем страшнее был удар, постигнувший сына. После отъезда Рауля с герцогом де Бофором Атос словно и не находился дома. То есть телесная оболочка пребывала в Бражелоне, но душа его блуждала в поисках сына. Он сам изводил себя постоянными страхами за Рауля, отлично сознавая, что на войне все может случиться. Но если раньше он умел подавить свои опасения разумными объяснениями самому себе, то теперь мысль, высказанная дАртаньяну на острове Сен- Маргерит стала центром всех его размышлений: если с сыном случится что-то страшное, он способен проклясть Бога. Подобные мысли для христианина - это уже не бунт: это страшный грех. Мятежная натура Атоса в последний раз восставала против принятых норм и условностей. На кону стояли две оставшиеся у него ценности: сын и Творец. Две разновидности любви, которые вступили в противоречие. Граф сознавал, что самому ему не справиться с тем, что происходит в его душе. В последний путь он должен уйти, примирив в себе эти страсти. Старый священник, служивший некогда мессы в его часовне, давно умер и на его месте был новый кюре, присланный откуда-то издалека. Он толком ничего не знал о графе, он не часто видел его у себя на мессе, но свою плату получал регулярно, отправляя службы на краю графских владений. В последние годы Атос редко баловал церковь своим присутствием, предпочитая общение с Богом наедине, но свой долг хозяина владений чтил неукоснительно. Теперь он чувствовал, что его путь подходит к концу. В дорогу надо приготовиться и первую обязанность христианина перед смертью он должен исполнить. Хотя бы для того, чтобы не создавать сыну, когда он приедет, лишних проблем. Атос постоянно сам себе говорил эти заветные слова « Когда Рауль приедет» уже не веря в возвращение сына. Граф давно уже вел свой диалог с Богом напрямую, находя в Книге Книг ответы на многие свои вопросы. Его любовь и почитание Творца были не наивной верой, воспитанной в христианском окружении, но стали уже чем-то большим, пониманием и верой человека, прожившего долгую и тяжкую жизнь и сумевшего найти главный смысл ее в том, что жить надо настоящим, а будущем - лишь для Бога. Настоящее диктовало Атосу необходимость исповеди и он готовился к ней, подводя итог своей жизни. Он пожелал исповедоваться в часовне, но быстро понял, что и эта простая поездка ему уже не по силам и попросил кюре навестить его в Бражелоне. Кюре с интересом оглядывался по сторонам пока его вели к графу. Небольшое поместье было ухожено, цветники и парк славились на все Орлеаннэ как чудо вкуса, но на всем лежал какой-то налет увядания. Ощущение приближающейся беды слышалось даже в шуме листвы. Кюре тихонько перекрестился: это походило на наваждение! Сам граф вышел к нему на крыльцо и встретил священника со смирением, неожиданном в этом гордом и своенравном человеке. Когда преподобный отец сел по приглашению хозяина, граф опустился в кресло напротив и в дневном свете на его лице с особой остротой проступили признаки близкого конца. -Я благодарен вам, господин кюре, что вы не отказали в просьбе смиренного грешника выслушать все сомнения и грехи того, кто готовится завершить свой земной путь. -Это мой долг, Ваше сиятельство,- склонил голову священник. -Благодарю Вас, Ваше преподобие. Может быть вы подумали, что я излишне тороплюсь,- улыбнулся Атос,- но есть дела, которые лучше не откладывать, когда четко представляешь себе события и их последствия. - Он помолчал, глядя в пол.- Я боюсь, что не сумею дождаться сына. А за то время, что я дам в вашем лице отчет Богу о своих прегрешениях и моим уходом вряд ли что-то изменится. -Вы уверены, что ваше состояние так безнадежно, господин граф?- кюре пробрала дрожь от спокойствия, с которым этот человек говорил о близкой смерти. -Я хорошо себя знаю и знаю, что означает эта слабость, которая с каждым днем все сильнее охватывает меня и с которой я уже не только не хочу бороться, но и подчиняюсь ей с радостью. Я жду сына и хочу верить, что дождусь. Но все может случиться. Так что лучше все сделать заранее, Ваше преподобие,- граф улыбнулся почти весело и кюре почувствовал себя неуверенным школяром. -Я готов выслушать вас, господин граф и сделать все, что полагается сделать для своего духовного сына.- голос кюре зазвучал уже уверенно: знакомый ритуал предал ему решимости и спокойствия. Дальше все было так, как происходит при всякой исповеди; граф рассказывал , а исповедник изредка задавал вопросы. По сути, Атос не столько перечислял свои проступки и грехи, сколько размышлял о человеке и его возможности влиять на свою жизнь. -Отец мой, я думаю и вам не раз приходилось задумываться о том, что стоит человеческая жизнь и насколько сам человек в силах ею управлять. -О, конечно! Это едва ли не самый фундаментальный вопрос бытия, Ваше сиятельство.- кивнул головой кюре. -В молодости меня такие вопросы особо не занимали. Видимо, для того чтобы задуматься, что ты можешь сделать для себя в этом мире, необходимо потерпеть хоть какое-то серьезное поражение на жизненном пути. Со мной это случалось не раз, но сейчас мне приходится признаться себе, что такого краха всей своей жизни я не предполагал. Если … Нет, лучше все по порядку,- перебил Атос сам себя- так вы поймете, почему моя исповедь так пространна. -Мне повезло родиться не просто в богатой и знатной семье; наш род считал себя выше королевского. -Это?.. Я не силен в генеалогии, Ваше сиятельство.- смутился сельский кюре. -Роаны, Куси, Монморанси. Имена подействовали на Его преподобие завораживающе. -Наследником я стал не сразу, но после гибели старших в роду, мой отец начал вводить меня в тонкости управления графством. В семнадцать лет я остался без родителей, но стал полновластным хозяином и Верховным судьей. Вообразите, что мог испытывать мальчишка, получивший в руки такую власть. К счастью, мне с детства прививали принципы, на которых зиждется рыцарство и верность короне. При всем том в голове у меня царил некий сумбур: страх совершить ошибку и оказаться недостойным своих предков, был тем, что постоянно удерживало меня от многих глупостей. На мне лежала ответственность, которая не давала мне спать по ночам: это был страх совершить судебную ошибку. Сейчас, когда я перебираю в памяти все те дела, что привелось мне разбирать, я вижу, что серьезных просчетов я не совершил. С другими людьми... - Граф надолго замолчал, а исповедник не решался задать вопрос. -С самим собой,- заговорил вновь Атос,- я сумел сотворить чудовищную глупость. Но я не стану останавливаться на ней, Ваше преподобие. Этот грех мне уже отпустили на исповеди много лет назад и не хотелось бы задерживаться на нем, отбирая ваше драгоценное время.- Тон был неожиданно категоричен и кюре подумалось, что граф де Ла Фер не столь нуждается в исповеди, сколь ему нужен просто слушатель. -Последствия этой ошибки преследовали меня долгие годы. -Так что же происходит с Вами, господин граф?- мягко спросил кюре, которому почудилось, что граф передумал исповедоваться. Атос понял его опасения.- Я не уйду от откровения с вами, отец мой!- он даже не улыбнулся. -Это мой последний шанс разобраться с Вашей помощью в мере моей вины или ошибки. Ошибки, которая сломала мне жизнь и едва не стала роковой для нашей семьи. Но Всевышний еще несколько раз доказывал мне, что я зря поставил на себе крест. Он нашел, как вытянуть меня из пучины отчаяния и неверия. Он дал мне сына! Мою надежду и опору, мою радость, которая пришла с ним в мой дом. Ах, как я был счастлив этой любовью, Ваше преподобие! Бог сотворил для меня чудо, не дав моей душе погрязнуть в отчаянии и безисходности... И вот теперь Господь решил предъявить мне счет! Я не знаю, не могу решить: это суд Божий или это - козни Дьявола, ибо и в Аду есть кому рассчитаться со мной. -У вас были враги, господин граф? -У кого их нет, отец мой? Чем выше стоит по своему положению человек,тем больше у него недоброжелателей. Но у меня были настоящие враги, достойные враги. Я не говорю сейчас о своих военных делах: это все превратности службы. У меня были враги, которым было за что мне мстить. Но они все мертвы- а я жив до сих пор. И не они ли предъявили мне счет в игре, лишив достойного будущего моего сына! Сын должен отвечать за грехи отца? Ваше преподобие, я вижу в этом одно из несовершенств нашего мира и не хочу думать, что это решение Творца. Он Создатель нашего бытия и он использует этот запретный прием для установления справедливости? -Вы сомневаетесь в Его справедливости? -Я - человек и подвержен сомнениям. -Господь знает, какой суд творить над миром. Мы все- ничтожные твари в его глазах. Атос вскинул голову.- Мы- дети его! Не может Творец быть жесток и равнодушен к своим созданиям! Тот, кто породил, не может оставить дитя свое без опеки. -Но он может и должен напоминать неразумному о Вечности ! -Таким ли способом? -Для того, чтобы наставить на истинный путь все средства хороши, господин граф. -Этому учит нас Церковь? -Церковь всего лишь восприемница Отца нашего. Атос не ответил, но не потому, что не нашел что сказать. Острой болью резануло воспоминание: Арамис! Он бы понял, что мучает друга. Но Арамис был далеко, Арамис сам отрезал себя от друзей и цена его свободы - жизнь Портоса. Как же объяснить этому священнику, что терзает его душу? Как объяснить, что для него страшнее смерти расставание с сыном? И как донести до преподобного отца, что его вина не в перечислении убитых, а в том, что он любя сына, помешал ему быть счастливым. Все остальные прегрешения он сумел примирить в своей душе или покаяться перед Богом. Атос, на пороге вечности, боялся только одного: что его душа не встретится с душою сына. Ради этой встречи готов он был примирить свой бунтующий дух с постулатами Церкви. Добрый ли он был христианин? На первый взгляд — да. Но много лет подряд он не считал себя достойным подходить к храму, боясь, что грязь его прегрешений недостойна порога божьего дома. -Сын дан мне был в утешение и награду за всю ту боль, что сопровождала мою молодость!- неожиданно заговорил он без всякой связи с предыдущим, чем сбил с мысли кюре.- А я, недостойный, не сумел дать ему сил для веры. Мой мальчик оказался не готов к тому, что жизнь поворачивается к нам не только светлым своим ликом. Я не сумел быть для него подлинным наставником, раз показал ему только одну сторону жизни. Я научил его блюсти принципы, которые вдруг стали ложными. Вот в этом я вижу свой грех перед сыном. И раскаиваюсь в том, что своей рукой помог ему сосредоточиться только на мечтах. В моих силах было сделать его человеком светским. Не подверженным чрезмерному углублению в одиночество и отстраненности от обычаев двора. -Человек остается тем, кем создал его Господь, господин граф! Какая душа слетела в его тело, тем ему и быть. И ваша душа так близка душе вашего сына именно потому, что Отец наш позаботился о том, чтобы не были вы одиноки в этом мире. Он подарил вам не просто сына: он послал вам душу, способную увести вас от отчаяния и неправедных мыслей и поступков. Если смерть вас разъединит, она разъединит только бренную плоть. А союз ваших душ вечен и нерушим. Вам надобно только очистить свою душу от всего, что тяготит ее и она полетит на встречу с душой вашего дитя. -Очистить душу? - Атос сильно вздрогнул.- Вы считаете, что Бог хранит наши с Раулем души? -Именно так. Он незримо присутствует рядом и в молитве во славу Его и в покаянной исповеди. Вы ведь видите в своих снах вашего сына? -Каждую ночь. -Так о каком же расставании вы говорите, когда у вас такая духовная близость. Расставание ваше будет недолгим. О нет, нет!- воскликнул кюре, увидев ужас в глазах графа, - это недолго только перед Вечностью! Вашему сыну суждена еще долгая жизнь! -Вашими бы устами, отец мой!..- пробормотал граф де Ла Фер, опуская глаза. Преподобный отец замолчал, сознавая что совершил непростительную для исповедника оплошность. В округе и так уже поговаривали, с чего бы это господин виконт бросился в такую авантюру, когда его ожидало блистательное будущее при дворе молодого короля. А сейчас он всадил нож в спину его отцу, дав тому понять, что сын может и не вернуться из похода. Война есть война, но надежду отбирать у умирающего! Граф покаялся уже не раз, и лишать его в такую минуту надежды! Нет, после того, как он примет эту исповедь, придется ему самому каяться перед Богом за свой промах! Он еще раз взглянул на Его сиятельство и поразился перемене в лице Атоса. Спокойствие и уверенность- вот что было написано на этом лице. Граф уверовал во что-то и эта уверенность предала ему силы. Он встал с кресла и не спеша опустился на колени перед исповедником. -Вы дали мне надежду, отец мой. Что бы не случилось дальше, я верю, что связь моя с сыном не будет утрачена. Я грешил, я смертный человек, но я жизнью своей искупил все свои заблуждения. Все мои сомнения, мои искания и мои потери- все это ничто перед Вечностью. У меня есть проводник по ней и заступник - это чистая душа моего сына. Больше всего на свете боялся я остаться на этом свете один, без сына и друзей. Но во имя них готов я принять любую муку- только бы они жили. Я готов ждать их в других пределах столько, сколько будет им отпущено земного бытия и пусть это будет подольше. Я стою сейчас перед Господом нашим в ожидании прощения. Уйти я хочу без груза вины. Мною руководит не страх перед неведомым: я испытываю только восхищение и любовь к Всевышнему и всему, что Творец создал. Простит ли Господь мне все дурное и неправедное, что я совершил, отец мой? -Милость и всеведение его велики. Надейтесь, сын мой, и да пребудет с вами Отец наш. Дальше все шло так, как и происходит при исповеди. Граф принял последнее причастие, кюре произнес положенные слова молитвы и, закончив обряд, покинул замок. Атос остался один, наедине со своими мыслями, в которых все еще не было привычной ясности и стройности. Одна мысль занимала его: кюре тоже думает, что связь душ его и сына нерасторжима и вечна. Прошло еще несколько дней, за которые граф еще больше погрузился в свое отрешенное состояние. Потом Рауль принес ему весть о смерти Портоса, подтвержденную письмом дЭрбле из Байонны. А в ту минуту, когда граф понял, что какая-то сила не отпускает его в паломничество к могиле друга, он прозрел окончательно: Рауль мертв! Только так может он объяснить,что ему известно о смерти Портоса. Душа сына встретила душу Портоса и, беспокоясь об отце, поспешила его предупредить, чтобы смягчить удар. Он еще что-то захочет ему передать и Атос должен ждать этой вести дома. Все уже решено и предопределено для них там, в иных пределах. Кажется, он готов уже ко всему. Остается только ожидание встречи...
Nataly: А хорошо!
Вольер: Стелла, спасибо, весьма добротно написано! Здесь всё рассказано лучше и глубже, чем у меня в теме про Атоса. Понравилась идея, что граф не был готов к смирению изначально и религиозен лишь номинально: это очень схоже как раз с Дюма.
Стелла: Вольер , я прошу прощения, что фактически заставила вас читать фик, но мне показалось неуместным распространяться вокруг да около, когда мой ответ заложен в самом фмке.
анмашка: Понравилось!
полная версия страницы