Форум » Наше творчество » Взаимопонимание » Ответить
Взаимопонимание
Стелла: Давно ничего не выкладывала, но надо как-то этот застой в "Нашем творчестве" нарушить. Короче - самое последнее. «Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали. Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал – до вас и без вас, а вы и не догадываетесь об этом…» А. и Б. Стругацкие «Комментарии к пройденному». Часть 1. (навеяно пока тремя локдаунами) Мир изменился. Они это отлично знали, но принять эти изменения не получалось. Душа и сердце никак не хотели согласиться с тем, что видели глаза и отмечало сознание. - У меня полный разлад в душе, - признался д"Артаньян, и он был не один, кому не за что было зацепиться в восприятии действительности.
Ответов - 46, стр:
1 2 All
Стелла: Глава 17. Конец - делу венец Дон Кондор вернулся в камеру часа через два, целый и почти невредимый: в полумраке не заметно было, что на скуле у него изрядная ссадина. - Ну, что? – нетерпеливый гасконец бросился к нему. - Пить дайте, - попросил Александр Васильевич, нетвердой рукой принимая кружку, протянутую Арамисом. Пил он долго и шумно: хотел привести себя в порядок за время, пока утолял жажду. Четверо французов молча ждали. - Нам сделали предложение, - сказал он, поставив наконец кружку на край убогого стола. - Принять которое было бы бесчестьем, - закончил фразу Атос. – Они предложили обмен? - Да. Но они никогда не поверят, что мы не знаем, где дети и вообще – живы ли они. - Это все, что они требуют? – уточнил Арамис. - Не только. Видите ли, они прознали про синтезатор. - Что это? – спросил Портос, которому понравилось незнакомое слово. - Такая машинка: загружаем опилки – получаем золотые монеты. Можете себе представить, как это для них важно! - Откуда они смогли узнать о нем? – поразился Атос, которого сам факт получения золота никак не взволновал. - О нем прознал еще дон Рэба: Антон вскользь упоминал в одном из последних донесений, что Рэбу поразила чистота исполнения самих монет: тут мы явно перестарались. Они не нашли синтезатор во время обыска у Руматы, потому и требуют, чтобы я выдал его местонахождение. Попади он в руки этих … - дальше последовало непонятное слово, - это окажется пострашнее выдачи принцессы. - Золото в преступных руках может обрушить не только власть в стране, но и уничтожить все и всех. - А как работает этот синтезатор? Даже если они найдут его, научиться получать из мусора золото – это не для их мозгов. Кондор промолчал: он подумал, что тайну эту не следует знать не только Ордену, но и мушкетерам, время которых не многим лучше и человеколюбивее времени Арканара. Лучше уж пусть каждый живет по своим законам и своим возможностям. - Синтезатор синхронизирован с биополем своего менеджера, - туманно ответил он, от души надеясь, что неопределенный ответ отобьет охоту разбираться в проблемах управления замысловатым прибором. Портос только присвистнул: у него наука вызывала живейшее желание ретироваться подальше. Д’Артаньян остро взглянул на дона Кондора: он понял, что этот человек не доверяет им до конца. Арамис, все еще нервно потиравший руки, насторожился: недоверие дона Кондора заставило его напрячься. Один Атос понимающе улыбнулся: что ж, он принимает нежелание выдавать хоть кому-то тайну, которая сделала бы владельца этой машины всемогущим. - Золото нам ни к чему, - грустно сказал он. – Не думаю, что наша жизнь представляет для них хоть какую-то ценность, они, не получив сведений от вас, сударь, примутся, скорее всего, за нас. А я не уверен, - добавил он как бы про себя, что смогу устоять, если они примутся пытать кого-нибудь из моих друзей. - Атос, до этого не дойдет: они же прекрасно понимают, что мы ничего не знаем, - попытался его успокоить Арамис, но Атос только улыбнулся так, как он один умел: насмешливо и нежно. - Как бы то ни было, друзья, выход у нас только один: молчать. Так мы сможем потянуть время. Может быть, нас успеют найти и вытащить отсюда ваши люди, дон Кондор, - предположил он, сам не слишком веря в свои слова. - Он что-то задумал, - шепнул д’Артаньян Арамису. – Мне не нравится его улыбка. - Мне тоже что-то не по себе, - признался Арамис. – будем настороже. Дверь, как всегда, открылась резко и шумно, впуская с десяток монахов. Клобуки были откинуты, полы длинных плащей подоткнуты под широкие кожаные ремни, закатанные до локтей рукава ряс обнажали мощные руки мясников, привыкших к тесаку и ножу. В их одинаковости было что-то страшное и отталкивающее. По знаку старшего два человека подошли к д’Артаньяну, и не слова не говоря, заломили ему руки назад. - Вы не того взяли, - звонкий, какой-то мальчишеский голос Атоса, заставил сержанта обернуться. - Что? – он шагнул к Атосу. - Я говорю, что этот юноша не может знать того, что могу вам сообщить я, - Атос властным жестом толкнул в грудь монаха, оторопевшего от этих слов. – Отпусти его, я готов идти с вами. То ли монах соображал медленно, то ли колебался, не решаясь нарушить приказ, граф де Ла Фер вырвал д’Артаньяна из рук стражников прежде, чем они успели ответить на его действия. - Уходи же, я знаю, как задержать их, потянуть время, - прошептал он на ухо другу, становясь на его место и сцепив руки за спиной. Этого было довольно: сержант подал знак, Атоса скрутили и потащили к дверям, не дав никому опомниться. Они были уже в дверях, когда стены сотряслись от громового удара и яркая вспышка высветила каждый камушек, каждую щель в камере. Пол затрясся, заходил ходуном, монахи, бросив Атоса с воплями, отталкивая друг друга помчались к дверям. Камера наполнилась странным, мерцающим светом, а лежащие на полу тела четырех французов медленно истаяли, исчезли, растворились в этом свете. Лишь тело дона Кондора осталось неподвижно на холодном полу камеры. Свет погас и ничто более не напоминало, что в тесной камере минуту назад было столько людей. Итан в задумчивости ходил по своему коттеджу, переставлял стулья, перекладывал подушки на диване, составил грязную посуду в посудомойку, потом обнаружил, что у него закончились капсулы Фейри для нее и мытье откладывается. Он старался себя занять хоть чем-то, но это мало помогало: мысли ходили по кругу, все время возвращаясь к четверке французов. Что-то пошло не так, он это ощущал каким-то шестым чувством. Беспомощность угнетала, он отчаянно хотел помочь, но о какой помощи можно говорить, если не знаешь, что вообще случилось. Как всегда, в минуты сомнений, он зашел в комнату, целиком отведенную под библиотеку. Книг было больше шести тысяч, тут была еще библиотека, которую вывезли его родители, считавшие, что самое главное, что они должны забрать с бывшей родины – это книги. Это было их главное богатство, которое они тщательно пополняли везде, куда не заносил их ветер туристических странствий. Книги выстроились вдоль стен в строгом порядке: по странам и по языкам, и порядок этот соблюдался неукоснительно. В любой момент, протянув руку, Итан мог найти нужную книгу в своей библиотеке. Он погладил корешки собрания Дюма: 98 томов, добытых благодаря знакомым. А вот знакомый затрепанный корешок «Трех мушкетеров» еще с той, самой первой Библиотеки приключений! Рядом – «20 лет спустя», хотя нет, что это? Рядом стоял томик «Трудно быть богом» Стругацких. Не менее любимых, но Стругацкие должны быть в другом шкафу, где советская фантастика. Кто-то рылся в его библиотеке, переставил книги… Итан решительно вытянул том советских классиков, плотно зажатый между трилогией Дюма… что-то мигнуло, погас свет, ощутимо качнуло пол… землетрясение? Когда включился свет, на полу, рядом с выпавшей из рук Итана книгой, слабо светил экран мобильника. Итан еще успел увидеть, как на нем высветилось имя д’Артаньяна. Вынув книгу, Итан разомкнул цепочку, которую установил Арамис, по рассеянности вернувший «Трудно быть богом» на место, ему не предназначенное, и замкнувший две Вселенные в одну цепь. В дверь стучали: настойчиво и властно. Стучали долго, потому что стук сопровождался уже и руганью. Д’Артаньян с трудом сел, потом, качаясь, как пьяный, встал и пошел открывать дверь: на пороге стоял Рошфор. - Вы что, с ума сошли, лейтенант? – граф был взбешен и не считал нужным скрывать это. – Что за вид? Вы что, успели так перепиться за то время, что ждали его светлость? Немедленно под арест! - Рошфор, вы нам не командир, нечего тут командовать за Тревиля! – пробасил Портос из какого-то темного угла. – Мы ждали его преосвященство тихо и мирно. - Погодите, Рошфор, - Атос, в свою очередь встал на ноги, - дайте сообразить, что произошло. - Произошло то, что я уже битых четверть часа не могу попасть в эту комнату, чтобы пройти к ждущему меня наверху человеку. Вы срываете важную встречу, нас могут не так понять! – Рошфор поспешно прошел мимо мушкетеров в полуоткрытую дверь. Спустя минуту за ним проследовал кардинал, сделав вид, что не заметил четверку друзей. - Что это было? – тихо спросил Портос, вопреки обыкновению задав вопрос по существу. - Это будет нам знатная трепка! – меланхолично ответил ему Арамис. – Все, господа, сидеть нам в Бастилии. - Ничего не помню! А ведь что-то случилось за то время, что мы ждали здесь кардинала! – воскликнул Атос, оглядывая товарищей. Но все выглядели более-менее обычно: потрепанные и уставшие, как после хорошо и весело проведенной ночи.
Стелла: Часть 3. ФАНТОМЫ Предисловие В романе Ксеркс «Париж» есть эпизодический персонаж, рыжекудрая девушка, попавшая в бордель «Серебряный кубок». Посетивший это заведение Атос, своим человеческим отношением завоевал ее любовь. Подаренный им кошелек с деньгами она хранила, как святыню, и находившиеся там деньги не взяла себе. Обстоятельства сложились таким образом, что этими деньгами она как-то выручила Атоса, который попал в неловкую ситуацию, но он не принял и не понял ее поступка, его он оскорбил. Позднее, Арамис помог этой девушке уйти в монастырь, но на память об Атосе раздобыл для нее цепочку друга.
Стелла: Вступление Дом Кирсанова продали, и теперь картонные ящики с его книгами горой громоздились в комнате у внуков. На специально поставленных огромных, под потолок, застекленных шкафах в гостиной, уже были расставлены те из них, чьи названия могли прочитать. Но треть библиотеки была на русском языке, и распределять их могли только по цвету корешков. С собраниями сочинений это было просто, но вот с теми, чьи красочные обложки ничего никому не говорили, было сложнее. И, потратив пару дней на обустройство библиотеки, которую дети Кирсанова решительно отказались продавать или отдать в городскую библиотеку, в которой еще можно было найти бумажные книги, сокровища покойного Итана Криса заняли свое место в новом доме. Так трилогия о Мушкетерах оказалась рядом с «Солярис» Станислава Лема. К чему это привело – в продолжении повести «Взаимопонимание».
Стелла: Глава 1. Портос От пламенеющих лучей солнц станция пряталась за щитами отражателей. Огромный кит дрейфовал над морем Солярис на высоте трехсот метров, ощетинившись антеннами и отражателями. Снаружи он сиял нестерпимым блеском, внутри же царил мягкий полумрак. Крис, понимая, что и сегодня ночью сон так просто не придет, зажег маленькую лампу у экрана персоналки: лучше он поработает в полной тишине, осмыслит все, что пришло в сообщении с Базы. Завтра у него будут гости, но не те, которых ждет любой обитатель станции. Собственно, он уже потерял всякую надежду, но упрямо торчит здесь который год, надеясь, в глубине души, что чудо свершится и Океан вернет ему Хари. Гости ожидаются необычные, он и сейчас не в состоянии поверить, что это реально, и что посланы они сюда не Океаном. Если бы не уверенность Кельвина, если бы не знание того, что вне планеты гостей быть не может, он бы посчитал все это очередным розыгрышем скучающих обитателей Базы. Но имена, стоявшие в сообщении, были снабжены и голограммами владельцев, соответствуя тем образам, что привлекли его с ранней юности своим неукротимым оптимизмом и верной дружбой четырех. Портос неохотно приоткрыл один глаз: ему показалось, что в комнате он не один. Чутье бывалого солдата его не обмануло: в кресле, у наглухо зашторенного окна во всю стену, кто-то сидел. Он открыл оба глаза и вздрогнул: на фоне темно-бордовой занавеси четко выделялся сухой профиль Клариссы. Прокурорша выглядела много моложе той, что запомнилась Портосу в последние дни своей болезни. Это была мадам Кокнар тех дней, когда они только начали встречаться. И платье на ней было то же, что было на Клариссе в первый день их знакомства: удивительно, что он его запомнил. Кларисса сидела неподвижно, прикрыв глаза, уйдя в себя. Так она сидела, прислушиваясь к червяку, точившему ее изнутри, в последний свой месяц, но теперь ее моложавый вид и внутренняя сосредоточенность смертельно больного человека создавали диссонанс, который Портос ощутил за несколько минут наблюдений за женой, но который объяснить бы никогда не смог. Он лежал не шевелясь, еще во власти сна, и пытался понять, где он: в Пьерфоне или Париже? Потом память подсказала: это все же Париж, мэтр Кокнар уехал по делам, а они с Клариссой воспользовались моментом. Мушкетон не проболтается, они у него дома (небывалый случай, Портос никогда не водил к себе женщин), а вот о молчании кокнаровских писарей подумать необходимо. Кларисса открыла глаза и пересела на постель к Портосу. Пружины матраса мягко просели под новым весом, и Портос недоуменно вскинул брови: у него на парижской квартире был тощий тюфячок, но никак не пуховик. Так где же он, черт побери? И тут же память выдала ему: станция над океаном Соляриса. Этот жидкий монстр и мадам Кокнар? Что тут общего? - Мой милый Исаак, - Кларисса строго взглянула на своего друга (или все же мужа?), - я никоим образом не собиралась нарушать ваш сон, но все же не пора ли встать? Солнце уже высоко. - День был очень утомительным, - пробурчал Портос в подушку, совсем по-детски пытаясь оттянуть момент вставания. Он даже сделал попытку натянуть одеяло на голову, но Кларисса встала и одним движением распахнула штору. Ослепительный свет залил комнату, беспощадно-яркий и неземной. В этом свете все предметы потеряли объем, стали выглядеть плоскими силуэтами. Прятаться от реальности стало бессмысленным, и Портос вскочил с постели. И растеряно захлопал глазами: обстановка была совершенно незнакома, но то, что это не его парижская квартира и не спальня в Пьерфоне, стало ясно сразу. И почти одновременно он вспомнил все, что происходило накануне. Как они оказались на Базе, вдали от Земли, в нескольких месяцах полета от Солнечной системы, он так и не понял. Хотя объясняли им долго и, наверное, доходчиво, потому что даже не любивший науки д’Артаньян кивал и хмурился. Портос же предпочел не вникать, положившись, по обыкновению, на друзей. Но с базы уходил к Солярису очередной челнок, и они отправились на станцию все вчетвером. Зачем? Как понял Портос, попытаться войти в контакт с этим Океаном, который после последнего эксперимента с жестким облучением игнорировал все попытки установить с ним связь. Чем они, такие же люди, могли заинтересовать его, Портосу не было интересно, но он всегда следовал за друзьями, если они влезали в очередное приключение. Зря, видно, не поинтересовался, потому что появление мадам Кокнар объяснить он себе не мог. Но она была здесь, рядом, и он даже не испугался, хотя, если подумать, она умерла еще тогда, в той жизни, первой и настоящей, что прожил он во Франции. Не доверяя себе до конца, Портос подошел и положил свою тяжелую руку на плечо Клариссы. Она чуть обернулась к нему и прижалась щекой к его руке: словно кошка, которая ластится к хозяину. Щека была теплая и мягкая: женщина была самая настоящая. И Портос искренне порадовался, потому что вдруг понял, что именно Клариссы, заботливой и преданной, ему не хватало. Рядом с ней большой и, наивный во многом, дю Валлон чувствовал себя мальчишкой, которому если и попеняют за шалости, то все равно простят и поцелуют. Кларисса была надежной пристанью для Портоса, и он всегда ценил это свое положение, хотя никогда не признавался в этом жене. - Вы бы хотели, чтобы свет был не таким ярким? – Кларисса немного растеряно оглянулась вокруг себя. – Но я не знаю, как уменьшить его. - Я тоже, - признался Портос, посмеиваясь про себя, но чувствуя какой-то странный дискомфорт: он машинально натянул на себя приготовленный комбинезон, а на женщине было надето тяжелое платье начала 20-х годов 17 века, то самое, которая она всегда одевала на их свидания. – Милочка, может вам стоит переодеться, - почти робко предложил он. – Я думаю, вам не сложно будет найти подходящее платье. - Мне удобно в моем, - довольно резко осадила его мадам Кокнар. – Мне, конечно, непривычно вас видеть в таком облачении, но не все ли равно, раз мы здесь вдвоем. Если вам удобно – ради Бога, но мне предоставьте выбирать самой! - Напрасно вы сердитесь, дорогая моя, я ведь только предложил, - Портос был смущен таким резким сопротивлением. – Я подумал, что ваш наряд вам будет мешать в этой обстановке, но, если вы его предпочитаете, вам и выбирать. И все же, я сейчас ненадолго отлучусь, а вы посмотрите, что в шкафу. - Отлучитесь? Кларисса страшно побледнела. – Уйдете без меня? Это исключено, вы не посмеете оставить меня здесь одну! - Но я не могу отправиться с вами: друзья не поймут меня, Кларисса! - Какие еще друзья? – растерялась женщина. - Мои! Те самые, о которых я вам столько рассказывал! Вы их видели на нашей свадьбе. - Я никого из них не помню, - поджала тонкие губы вдова Кокнара. – Меня они не интересуют, - она вздернула подбородок, - я не потерплю, чтобы между вами и мной становились какие-то друзья. Если вам так хочется их видеть, пусть приходят сюда. Но вас я никуда не пущу: это странное место и еще неизвестно, что вам может грозить вне этой комнаты. - Кларисса, вы преувеличиваете опасность, которая мне может угрожать. Уверяю вас, мне ничего не грозит, да и уходить надолго я не намерен, - Портос сделал попытку двинуться к двери, но не тут-то было. Кларисса кинулась ему наперерез, уцепилась за его комбинезон и грохнулась на колени, не обращая внимания на то, что ее ноги уже не столь крепки, чтобы выдерживать подобные удары. - Не пу-щу! – по складам, но непререкаемым тоном заявила она. – Исаак, хочешь идти, пойдешь только со мной! - Я же не ребенок, чтобы слушаться ваших приказаний, мадам дю Валлон! – Портос сделал движение, чтобы вырваться от жены и с ужасом обнаружил, что он не в состоянии сдвинуться с места. Кларисса удерживала его на месте с невероятной силой, и Портосу стало по-настоящему страшно: в этот миг его супруга уже ничем не напоминала сухонькую стареющую женщину; за его ноги цеплялся монстр. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но в дверь постучали и на пороге появился д’Артаньян. Скульптурная группа из друга Портоса и дамы, сразу признанной мушкетером, как вдова Кокнар, заставила д’Артаньяна впасть в ступор. В отличие от дю Валлона, гасконец сразу ухватил суть дела: он не зря внимательно слушал, что ему рассказали о контактах с Океаном. - А, Портос! Так у вас гостья! – воскликнул д’Артаньян, не удержавшись, и тут же закрыл рот, отступив перед госпожой Клариссой. - Гостья?! Вы слышите, господин барон, этот человек осмелился назвать меня «гостьей», - пылая гневом, дама вскочила на ноги и двинулась, сжав кулачки, на опешившего д’Артаньяна. – Кто вы такой, сударь, что называете меня гостьей моего собственного мужа? - Я д’Артаньян, но я не обязан… - находчивый гасконец смутился: все, что ему рассказывали о «гостях», померкло перед представшей ему картиной праведного гнева бывшей прокурорши, которая на деле была всего лишь фантомом. Кажется, Портос еще не до конца уяснил себе, что его уже удостоили контактом и мялся, не зная, как себя вести. - Вы находитесь в доме господина дю Валлона, вы его гость, и извольте соблюдать должное почтение к хозяину и его супруге. Не важно, друг вы господина Портоса или просто посетитель, вы должны уважать его положение знатного дворянина. А вы вламываетесь без стука… - Прошу прощения, ма…мадам, но двери на станции, если их не заблокировали, открываются автоматически. - Я этого не знал, - пробормотал Портос. – Д’Артаньян, входите, вы очень кстати пришли. Кларисса не посмела возразить, но в знак протеста ушла и уселась в углу, прямая и неприступная, как древняя весталка. Д’Артаньян, несмотря на необычность ситуации, чувствовал, что давится от смеха: видно, в мыслях и чувствах достойного барона царила именно такая госпожа прокурорша. Она пришла к нему из подсознания, и пришла такой, какой помнил и знал ее Портос. - Какие планы у вас на сегодня? – спросил д’Артаньян, чтобы спросить хоть что-то. - Прежде всего позавтракать, я очень голоден. - Мы можем заказать еду сюда, - подала голос из своего угла прокурорша. - Прошу прощения, мадам, но здесь не трактир, - не без злорадства сообщил д’Артаньян. – Если вы голодны, придется пройти в кают-компанию. Кухня там. - Мне не хочется есть, - не без удивления сообщила Кларисса. – Но я с удовольствием сопровожу вас и супруга. - Нам бы хотелось позавтракать в чисто мужской компании, - без особых церемоний поставил все точки над «i» гасконец, которому начал надоедать этот полу светский спор. - Вы хотите пойти и оставить меня здесь? – с ужасом, меняясь в лице, пролепетала Кларисса. - Мы ненадолго, дорогая, - поспешно вскочил Портос, делая шаг к двери. И тут д’Артаньян увидел, как сухопарая Кларисса, не замечая своей длинной юбки, одним огромным прыжком преодолела расстояние в несколько метров и ухватила Портоса за ноги. Барон не удержался на ногах и уселся на пол. Кларисса вмиг растеряла свой запал и теперь, забыв о присутствии постороннего человека, разразилась рыданиями, повергнув в полную растерянность своего супруга. В еще большей растерянности пребывал д’Артаньян, которому, несмотря на абсурдность происходящего, было по--настоящему неловко. - Вот что, Портос, - бывший капитан мушкетеров дернул себя за ус, - я пойду, позабочусь о завтраке, а вы тут решайте без меня. В конце концов, приводите свою прокуроршу, раз она не может без вас и секунды пробыть. - Вам не мешает помнить, что я уже давно не прокурорская жена, а баронесс дю Валлон де Брасье де Пьерфон, - гордо выпрямилась Кларисса, и вытирая слезы поднялась на ноги, оттолкнув руку Портоса. - Ох, простите, не учел, - и отвесив почти шутовской поклон, д’Артаньян вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Стелла: Глава 2. Кельвин Крис Кельвин сидел в библиотеке, примыкавшей к кают-компании, и допивал свой кофе, когда в библиотеку заявился француз. Д’Артаньян был несколько растерян, и не старался скрыть это. - Доброе утро! – приветствовал он старожила Кельвина. – Вы бы не смогли мне помочь, Крис? - Охотно! А в чем у вас затруднения, господин мушкетер? - У меня проблемы с вашей кухней, не получается заказать завтрак. - О, в этом случае проблем быть не должно, - рассмеялся Кельвин. – Я вам покажу, где что находится, так как линия доставки здесь отсутствует. Мы все делаем сами из набора продуктов. Проголодались со вчерашнего дня? - Зверски. А тут еще и наш друг Портос не может вырваться от своей супруги, так что придется подумать и о том, чтобы ее накормить. - У господина Портоса… гость? – не веря в удачу хриплым голосом спросил Кельвин. - Увы… - Но ведь это невероятное везение, - Крис вскочил, едва не опрокинув чашку с недопитым кофе. – Не успели вы прилететь, и Он отреагировал. - Кто «он»? - не понял д’Артаньян. - Океан Соляриса. Он сразу ощутил, что на станции появились новые люди, и вы его заинтересовали. Жена вашего друга – это фантомный гость, с их помощью Океан изучает людей. - Тогда почему гость только у Портоса? - Не торопите события. Гости не приходят по заказу. Вы никогда не сможете предугадать, кто явится к вам, - хмуро ответил Крис, идя к кухонному автомату. – Гость – это ваша совесть, ваше подсознание. Что оно вам выдаст, то вы и увидите. И еще не факт, что вам захочется, чтобы кто-то увидел вашего гостя, - добавил он, мрачнея на глазах. – Люди, работавшие на станции ранее, не долго оставались на ней после того, как избавились от своих фантомов. Не всякая психика способна выдержать подобное. - Вы уверены в этом? – в голосе француза прозвучало недоверие. - Уверен. Я психолог на этой станции, и поверьте мне, кое-что понимаю в вывертах сознания. Но и у меня был шок, от того, какой гость явился ко мне. - Простите, если буду бестактным, вы не обязаны отвечать на мой вопрос, - д’Артаньян вскинул глаза на Кельвина, который разбирал упаковки в холодильном шкафу. – Но этот гость – это всегда человек? - Я не знаю. У меня это была любимая женщина, - с неожиданной прямотой признался Крис. - Что было у других, я не знаю. Спрашивать было бы неприлично и жестоко. Да, я хочу всех вас предупредить: гости обладают нечеловеческой силой, но не способны причинить вред своему хозяину. А вот хозяин – может, - добавил он едва слышным шепотом. Дальше Кельвин не стал ничего объяснять тем более, что пришел Портос с неотступно следовавшей за ним Клариссой. Баронесса держала под руку Портоса, а у того был смущенный и растерянный вид. Кларисса не удостоила д’Артаньяна даже улыбки, зато сделала очень милый книксен, будучи представлена Кельвину. Затем она уселась в одно из кресел, предварительно вооружившись первой попавшейся книгой, но не читала, а не сводила глаз с Портоса, словно опасаясь, что он куда-то исчезнет. - А где наши друзья? – спросил Портос, который искал повода хоть на несколько минут избавиться от общества своей супруги. – Может, стоит пойти их позвать? - Есть захотят – придут, - съехидничал д’Артаньян. – А вдруг и у них гости, которые не хотят с ними расстаться. - Идите сюда, господин Портос, я объясню вам, как пользоваться нашим кухонным автоматом, - позвал дю Валлона Крис. – Если что, лучше я схожу за вашими друзьями, как-никак, я здесь пока старший.
Стелла: Глава 3. Арамис К Арамису гость пришел во сне, хотя сном все происходящее назвать было сложно. Предельная реальность происходящего не давала ему понять, что действительно, а что – результат его разыгравшегося воображения. Синяя комната в Во, которую он избрал для своих покоев, была отличной декорацией к тому, что происходило. Он, вместе с Филиппом наблюдали сквозь одно из окон, как ложится спать король, и вдруг дверь отворилась и вошел Фуке. Заговорщики растерялись, они не были готовы к провалу своего замысла. Арамис первый сумел взять себя в руки, растерянное лицо сюринтенданта дало ваннскому епископу те несколько мгновений, которых ему оказалось достаточно, чтобы овладеть ситуацией. - Дорогой господин Фуке, вы как никогда пришли вовремя. Я сегодня собирался представить вам его светлость принца Филиппа. - Принца? – у Фуке едва хватило сил, чтобы выговорить это имя. - Его светлость – брат-близнец нашего августейшего монарха. Волею своих родителей и кардинала Ришелье, принц содержался в безвестности, и я не смог смотреть равнодушно на эту вопиющую несправедливость. - И вы осмелились пригласить принца на торжество в Во? – постепенно приходя в себя процедил Фуке. – Пригласить без моего ведома? - Господин Фуке, но вы сами дали мне роль распорядителя празднества. Я лишь восстановил справедливость. - Вы всего лишь готовите какую-то неслыханную провокацию, д’Эрбле! – хрипло выдавил из себя Фуке, сразу почуявший, что епископ Ваннский ничего не делает из одного только чувства справедливости. – И вы готовите ее в моем доме, презрев все правила гостеприимства, - Никола Фуке подошел вплотную к Арамису, вытянувшемуся во весь рост и занес руку, словно собираясь ударить бывшего мушкетера. После этих слов Арамис почувствовал, как ужас хватает его за горло, как теряют очертания, растворяются в воздухе стены и обстановка комнаты под куполом, как исчезает принц и только фигура Фуке по-прежнему нависала над ним с занесенной рукой. Он подскочил на постели, трясущейся рукой оттер холодный пот, струящийся по лицу, и понял, что рядом с его кроватью стоит принц Филипп и, опершись рукой о стену, внимательно рассматривает его. «У меня гость» - промелькнуло в голове у Арамиса. – «А я почти забыл, что он был в моей жизни. Из каких же глубин памяти выплыл этот несчастный, если я никогда не вспоминал о нем? Или я просто заставил себя забыть?» - Вы удивлены, что видите меня? – произнес молодой принц, все так же внимательно рассматривавший Арамиса. – Вы чем-то напуганы? - Дурной сон, - пробормотал д’Эрбле. - Вы не ожидали увидеть меня? Но после того, как мы с вами расстались, произошло столько всего! «Странно, совсем непонятно, - напряженно старался понять Арамис. – Принц помнит то, что я узнал уже из книги. Когда он храбро исполнял свою роль, я не мог видеть этого: мы с Портосом уже неслись во весь опор к замку Атоса, а потом начался весь этот кошмар с Бель-Илем и Локмарией. Кажется, я попал в скверную историю» - Я должен вам рассказать все, что со мной произошло! – горячо заговорил молодой человек. – Это все было так ужасно! Меня не приняли в моей собственной семье, моя мать разрешила бросить меня в застенок, брат, мой родной брат… Ах, господин д’Эрбле, ну почему вас не было со мной, почему вы, так много мне пообещав, поманив властью, оставили меня наедине с врагами? Арамис молчал; что он мог ответить этому существу, которое теперь, приняв личину принца, укоряло его в совершенном предательстве? Нет, он не струсил: он никогда не был трусом, даже в его любви с Мари. Он тогда сделал выбор, очередной выбор в своей жизни, и в этом выборе уже не было места для близнеца короля. Все его мысли были о поражении, о том, что он так глупо просчитался, что он подставил ни в чем не повинного Портоса и, конечно, о том, как спастись, как успеть добраться до Бель-Иля. Но прошло так много времени и выяснилось, что память его сохранила то, что он так старался забыть. Сохранила и прислала ему этого странного принца, который стоял перед ним воплощением просчета, укора в бездействии и непротивлении злу. То, что он не решился сказать сам себе, сказал ему Филипп: «ну почему вас не было со мной, почему вы, так много мне пообещав, поманив властью, оставили меня наедине с врагами?» И ему нечего ответить на эти слова, он сам решил, что нечего спасать того, кто был обречен изначально. На что он обрек несчастного принца, Арамис даже не задумался. И, только читая в спешке главы о проваленном им самим заговоре, почувствовал он, как что-то шевельнулось в душе: то ли раскаяние, то ли сожаление, а скорее всего – досада. Не зря он не решился рассказать всю правду Атосу, но это ничего не изменило: Атос знал его, его сердце, его душу, и все сумел понять и без слов. Чувство вины за ложь мучило Арамиса даже тогда, когда Атос простил его, но Рене д’Эрбле знал, что уже никогда не будет в их отношениях того бесконечного доверия, что сопровождало их юность и зрелость. Неплохо было бы сделать так, чтобы друзья не увидели принца. Не самый приятный для Арамиса вариант, если все смогут лицезреть этот укор его совести. И что скажет Атос? От одной только мысли, как среагирует друг на появление принца, Арамиса бросило в холод. Граф, как и каждый из друзей, знает, что представляют из себя фантомы и, увидев королевского близнеца, сразу поймет, какие мысли преследовали Арамиса. Может быть, он тогда простит Рене, убедится, что для епископа не прошло бесследно случившееся в Во-ле-Виконт, и окончательно совесть он все же не потерял? Неплохо было бы встретиться с Атосом наедине, и Арамис, наскоро приводя себя в порядок, заговорил с Филиппом о том, что ему нужно повидаться с одним человеком, но разговор этот ему нужен без свидетелей. Лицо мнимого принца исказилось до неузнаваемости. - Я больше никуда не отпущу вас, господин д’Эрбле, - нервная дрожь заставила принца сгорбиться, он лихорадочно сжимал кулаки, расхаживая по комнате. – Вы обещали стать мне отцом, обещали мне власть и трон, обещали блеск, которого я был лишен в застенке. Теперь вы просто хотите еще раз удрать от меня! Вы обещали мне свободу, но где она? – резким движением Филипп отдернул штору и перед его глазами гигантская темно-красная волна плазмы, поднявшись на немыслимую высоту, лизнула борт станции кружевным языком пены. Принц в ужасе отшатнулся, потом приник к прозрачной стене, пытаясь разглядеть в мелькании волн что-то знакомое, но это был чуждый человеческому глазу пейзаж. Арамис про себя отметил, что фантом не принимает Океан, как нечто родственное, не видит себя порождением Соляриса. - Где мы? Это не похоже на Францию, - потрясенный всем происходящим, Филипп, скользнув руками по стеклу, бессильно опустился на пушистый ковер, покрывавший пол каюты. - Я затрудняюсь вам объяснить, где мы находимся. Это не Земля, все, что я могу вам сказать. - Не Земля? – по-детски испуганный взгляд широко распахнутых глаз заставил Арамиса отступить к дверям, и Филипп принял его движение за попытку улизнуть из комнаты. - Нет, только не это! – фантом бросился за Арамисом, за спиной которого отворилась дверь в каюту, и на пороге появился Крис Кельвин. - Что у вас происходит? Я звонил, но никто мне и не подумал ответить. Дверь у вас, господин д’Эрбле, не заперта. О, да у вас гость! – Кельвин невольно сделал шаг назад, в коридор. - Как видите, я не один, с досадой пробормотал Арамис. – Ко мне тоже явились. Пока они обменялись этими словами, Филипп не спускал глаз с вошедшего, жадно рассматривая Кельвина, переводя глаза с него на Арамиса. - Как вы странно одеты! – воскликнул он, разобравшись в различиях своего, по последнему слову придворной моды, костюму и тем, как были одеты Арамис и Кельвин. – Что за чуднАя мода? Действительно, фантом явился к д’Эрбле в том виде, в котором тот в последний раз видел принца: одетого в черный бархатный камзол, с распахнутой на груди рубашкой, без жабо. Этот костюм настолько был непохож на плотно обтягивающие фигуру комбинезоны, принятые для обитателей станции, что оба землянина невольно переглянулись. Что ж, раз фантом заметил это несоответствие, есть повод удовлетворить его любопытство, решил про себя Кельвин. Но, сначала, пусть это сделает француз. «И все же, как удивительно быстро среагировал на их появление Океан. Неужто, он почуял эфемерность этих четырех людей или нашел сходство с фантомами: и те, и другие – порождение человеческого воображения», - Крис сам удивился своей догадке. Может быть, удастся перекинуть через эти книжные порождения мостик и к людям? И тогда он сможет увидеть Хари. Он согласен остаться с ней здесь до конца своих дней, он поклянется в этом, Океан должен понять и принять его решение. - Я жду вас в библиотеке, - кивнул Арамису Крис, делая шаг к двери. - Погодите, я с вами, - поспешно ответил ему Арамис, делая попытку перешагнуть порог, и понимая, что ему не скрыться: Филипп оказался в коридоре раньше их с Кельвином, словно перетек из одной емкости в другую. Потрясенный увиденным, Арамис замер, не решаясь двинуться дальше, но Кельвин, сориентировавшийся раньше его и имевший уже опыт общения с фантомами, непринужденно подхватил француза под руку. Они пошли по коридору, опоясывавшему станцию на жилом уровне, а Филипп покорно следовал за ними, отставая на несколько шагов, но не спуская с них глаз. В библиотеке их ждали Портос с Клариссой и Атос с д’Артаньяном. Гасконец, увидев, кто пришел, не сдержался, присвистнув, как мальчишка. Атос промолчал, только брови взметнулись, как два крыла у птицы, зато Портос, охнув от изумления, вскочил со стула: еще мгновение, и он бы склонился в поклоне. Но ни у кого из бывших мушкетеров не возникло сомнения, что перед ними близнец короля Луи XIV, как не возникло сомнений, почему именно он оказался больной совестью Арамиса. Портос, хотя никогда не поднимал эту тему ни в разговорах друзей, ни в беседах с Арамисом, в отличие от последнего много думал о несчастном узнике. И хотя история эта имела для достойного барона трагический финал, он никогда не рассматривал принца, как причину своей смерти. Неиссякаемое жизнелюбие Портоса давало ему силы не вникать в смысл тайных манипуляций ванского епископа, но то, как он поступил с принцем, поразило Портоса. Ему было не просто жаль узника, он с радостью пришел бы ему на помощь, если бы знал, как это сделать. И вот теперь, видя принца, робко стоявшего у входа, он сделал было движение, чтобы подойти и поприветствовать его, как положено приветствовать особу королевской крови, но Кларисс опередила своего супруга. - Какой милый молодой человек! – воскликнула дама, вскочив со своего места и решительно приблизившись к принцу. – Что же вы застыли на пороге, друг мой! Заходите, мы рады будем видеть еще одного гостя! Присутствующие содрогнулись от последней фразы, а Криса просто передернуло: жена Портоса решила устроить здесь великосветский салон по примеру мольеровской Селимены? Как быстро фантом адаптировался к обстановке! Не в пример Клариссе, Хари не могла обойтись без своего хозяина довольно долгое время. Она робко держалась в стороне, максимум, на который она пошла, это переговоры с Сарториусом за спиной Криса. Но она чувствовала и знала, что она всего лишь отражение чувств и воспоминаний Кельвина, и никогда не сможет стать свободной от него. Это знание ее и убило. А фантом вдовы Кокнар уже чувствовал себя хозяйкой в доме и рад был принимать гостей. Кларисса явно оставалась в памяти Портоса почитательницей знатных особ, а в госте она сразу разглядела аристократа. Впрочем, по осторожным взглядам, которые она бросала в сторону Атоса, можно было догадаться, что он тоже произвел на нее впечатление. «Веселая компания собирается на станции,» - подумал Кельвин, оглядывая своих гостей. - «Интересно, кого приведут д’Артаньян и Атос? И придет ли ко мне кто-нибудь? И, самое главное: сколько это все продлится?» Но, пока что, Атос и д’Артаньян оставались наблюдателями, которым явно было не по себе. Мадам дю Валлон решительно взяла инициативу в свои руки. Она, на удивление быстро, сообразила, как управиться с кухонным автоматом и, вспомнив некоторые навыки из дома своего бывшего супруга, принялась быстро и ловко сервировать стол. Так же безошибочно и, согласно ранжиру, рассадила она всех присутствующих. Обитатели станции настолько были ошеломлены таким положением дел, что последовали приглашению занять места за столом без возражений. - Ну, Портос, друг мой, не ожидал, что у вас такое воображение, - прошептал ему на ухо д’Артаньян. - В каком смысле? – не понял Портос, взявшись за куриную ногу в золотистой корочке, которую ему положила на тарелку супруга. - Я никогда не думал, что госпожа прокурорша до такой степени завоевала ваше сердце, - все так же шепотом ответил гасконец и тут же пожалел о своих словах: Портос обиделся, и даже не подумал скрывать свою реакцию от друга. - Вы не правы, капитан, - Портос сделал мощный глоток вина, удивленно поднял брови, не ожидая, что оно окажется таким хорошим, и закончил фразу взмахом руки. – Моя жена – это моя крепость! Д’Артаньян перевел взгляд с самодовольно улыбающегося Портоса на фантом мадам Кокнар, хлопочущий вокруг фантома принца, и замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Но наваждением это назвать нельзя было: слишком реальны, слишком осязаемы были эти дубли некогда существовавших людей. - Послушайте! – гасконец постучал ножом по ножке своего бокала и тот отозвался жалобным звоном. - Послушайте, господа! Вам не кажется, что так продолжаться дальше не может! - Все еще и не началось толком, - остановил его Атос с самым мрачным видом. – Не ко всем еще явились гости. Ни вы, д’Артаньян, ни я, даже предположить не можем, кто заявится к нам из нашей памяти. Что до меня, то я вообще не уверен, что смогу вас познакомить с тем, кого я предполагаю увидеть. Да и нужно ли нам это? - Атос, вы готовы сидеть со своим будущим гостем в одиночестве, не выходя никуда и никого, не принимая? – удивился Кельвин. – Это же обречь себя на добровольное заключение неизвестно на какой срок. - Наш прилет на станцию предполагал и такое, - пожал плечами Атос. – К тому же, вы же в курсе, что наш визит призван стимулировать контакт с Океаном. Как видите, это чудище практически сразу учуяло, что гости в этот раз не совсем обычные: мы ведь тоже порождение чьего-то разума. - Господа, я не понимаю, о чем вы говорите? – вмешался Филипп. Мне не ясно, о каком Океане идет речь, я не понимаю, почему вы считаете меня порождением чьего-то разума? Я чувствую только, что у меня с господином д’Эрбле тесная духовная связь, - он бросил удивленный взгляд на Арамиса, у которого вырвалось протестующее восклицание, - и я не понимаю, почему мое присутствие обременяет окружающих? Глубокое молчание последовало за его словами, потом Кельвин, понимая, что его объяснение будет выглядеть безжалостным и для фантомов, и для самих бывших мушкетеров, все же нарушил тишину. - К каждому из нас, людей, у Океана свое отношение. Мы для него такой же объект изучения, как и Он для нас. Но этот океан мыслящей протоплазмы, что вы можете видеть с высоты нашей станции, изучает людей, посылая нам образы из нашей собственной памяти. Они, воплощенные в вас, мадам, и в вас, месье, - мостик, по которому Океан получает информацию, глубинную информацию о человеческой психике и ее возможностях. Видимо, ему в первую очередь важно знать, как и почему формируется у человека мышление. Те, кто пришел к господину Портосу и к вам, господин Арамис, - это то, что больше всего беспокоило вашу совесть и ваше сознание. У меня тоже был гость, но он не пожелал оставаться со мной, и он (вернее она), сумел найти, как уйти отсюда. - Вы хотите сказать, что ваш гость умер? – дрогнувшим голосом спросила Кларисса и Кельвин с изумлением посмотрел в ее сторону: гости оказались очень сообразительными и не в пример Хари, робкой и не понимающей поначалу, ухватывали многое между слов. - Фантомы, простите мне мою терминологию, «гости» - бессмертны, - после крошечной паузы пояснил он. - Так куда ушла ваша гостья? – настойчиво продолжила допрос женщина. - Она нашла способ исчезнуть, но я надеюсь на ее возвращение, - глухо ответил Кельвин, пряча взгляд. – Очень надеюсь, иначе бы вас на станции встретил бы кто-нибудь другой. Тяжелое молчание после его слов накрыло библиотеку словно одеялом, погасившим все желания и все вопросы. Торопливо доев и, по жесту Кельвина, взявшего на себя уборку грязной посуды со стола, компания разошлась по своим каютам. Портос ушел под руку с женой, Арамис и Филипп удалились, не глядя друг на друга. Атос сделал знак д’Артаньяну, и тот последовал за графом в его комнату.
Стелла: Глава 4. Атос - Атос, вы уверены, что мы поступили правильно, согласившись на этот эксперимент? – спросил д’Артаньян, когда за ними затворилась дверь каюты. – Черт знает еще, что нам пошлет этот Океан! - Что он может нам послать страшнее наших страстей? - горько усмехнулся граф де Ла Фер. - Вы не боитесь, Атос? - Бояться самого себя после всего, что пришлось повидать и пережить в жизни, Шарль? Для меня не было ничего страшнее ждать смерти сына, а потом увидеть все это в видении, которое мне дал узреть Господь. После этого я просто не знаю, чего мне бояться. - Рауль не захотел участвовать во всем этом? - Не захотел… он боялся, что к нему может прийти Луиза и все начнется сначала. Я не стал его переубеждать: он самостоятельный человек и у него свое представление о жизни. Вы ведь знаете не хуже меня, мой друг, что чем дальше, тем больше мы становимся людьми. Людьми в той мере, в которой это дано героям книг в литературных мирах. - Так вы считаете, что мир Соляриса… - Не сомневаюсь, мой верный друг. Кто-то опять намудрил с книгами. Но меня это не пугает, я рад тому, что мы живем так, как хотелось бы нам жить, и наши поступки обусловлены уже только нашими желаниями и нашим участием в жизни, а не тем, как нас регламентируют книжные условности, заданные автором. Мы свободны, д’Артаньян, а я более всего ценю свободу воли. - Но вы меня позвали к себе, чтобы что-то мне сказать, Атос? – д’Артаньян, отлично зная своего друга, который и шага не делал бесцельно, если ситуация накалялась, выжидающе посмотрел на графа. - Да, вы правы. Я хотел вас предупредить, что все возможно: возможно, что мой гость окажется таковым, что я стану пленником собственной фантазии. Вас не должно это пугать, потому что, если я верно понимаю ситуацию, фантом никогда не покусится на хозяина; это для него самого будет смертью: он существует, только подпитываясь энергией своего создателя. Но может случиться и так, что это создание не потерпит никого между собой и мной. Берегитесь этого и не пытайтесь что-то изменить: фантомы обладают нечеловеческой силой. - Вы понимаете, что требуете от нас невозможного, Атос? Мы никогда не сможем просто наблюдать, как вас… - гасконец замолчал, остановленный странной улыбкой Атоса. - Я вас предупредил о возможной ситуации, но я не утверждаю, что это так будет, - Атос задержал дыхание. – Это все, что я хотел вам пока сказать, Шарль. Я чувствую, что сегодня ко мне придут. Возможно, и ваша очередь принять гостя наступит этой же ночью, д’Артаньян. Изменить что-то не в нашей власти. Будем готовы к чудесам. - Да уж, к чудесам, - фыркнул д’Артаньян. – Доброй ночи, мой верный товарищ, - он протянул руку графу, но тот притянул его к себе и крепко обнял. А потом тихонько подтолкнул к дверям. Едва гасконец покинул каюту, Атос лег в постель: он знал, что гости приходят во сне, и испытывал странное чувство любопытства от мысли, кого же пошлет ему Океан. Снилась ему всякая ерунда, а утро не принесло ничего, вернее никого нового. Пока он стоял под душем, потом брился, ни звука не доносилось в ванную. Накинув халат, Атос отворил дверь и замер: у окна стояла женщина. Сердце пропустило удар, но темный силуэт на фоне багрового неба не шевельнулся. Атос сделал несколько быстрых шагов, и, почувствовав его присутствие, женщина медленно обернулась, ее рыжие, с заметной сединой волосы, перекинутые через плечо, тяжелой копной прикрывали грудь. - Кто вы? – удивленный этим вторжением незнакомки, Атос растерялся на какое-то мгновение. - Вы не узнаете меня? – она отбросила чепец, который держала в руке, скинула на пол ветхий платок, прикрывавший потрепанное платье. – Конечно, вы меня не узнаете, как не узнали и тогда, в кабачке. Где уж вам, знатному господину, узнать такое ничтожество, каким я стала! – из груди у нее вырвался странный хриплый звук: не то рыдание, не то смешок. Граф молчал: у него пронеслось было в голове, что к нему заявился кто-то из обитателей станции, потом он вспомнил, что кроме Кельвина и ихней четверки на Солярисе никого не было: экспедиция ожидала смены только через месяц. Прежде чем он успел возмутиться такому вторжению, он понял, что это фантом. Но гостья претендовала на личное знакомство, а он, обладавший великолепной зрительной памятью, никак не мог ее вспомнить. Она была из прошлой его, то ли мушкетерской, то ли еще до той эпохи, жизни. - С вашего разрешения, я оденусь, - он чуть пожал плечами и, порывшись в стенном шкафу, нашел брюки и рубашку более подходящих к разговору в обществе дамы. Женщина чуть пожала плечами, повторив его жест, и отвернулась к окну. - Ну, что же, давайте знакомиться, раз мы с вами оказались в этом странном месте, - она обернулась на голос, и внимательно оглядела его фигуру. - То платье, в котором я тебя видела раньше, больше шло тебе. Хорошо хоть локоны оставил, - печальная улыбка тронула бледные, иссохшие губы. - И все же… - попытался прояснить ситуацию Атос. - Смотрите, гордый сеньер, всмотритесь хорошо, поройтесь в своей памяти, может, вспомните маленькую шлюшку из парижского борделя, которая не забыла доброго господина, пожалевшего ее однажды. Ваш кошелек я хранила… - Довольно! – крик вырвался у Атоса против его воли: он вспомнил! И лицо его залила краска стыда и негодования. – Довольно, я вспомнил… - А ведь хотел бы забыть, господин? Прости, если я оскорбила тебя своей заботой: теперь-то я понимаю, каково было тебе, гордецу, узнать, что за тебя уплатила девка. Только я не всегда была такой, и я тебя любила, господин... и люблю до сих пор. А я ведь даже имени твоего не знала… теперь вот, знаю. Откуда только знаю – не пойму, но знаю, что имя твое Арман Огюст Оливье. - Замолчи, наконец, - выдавил из себя Атос; краска стыда ушла с его лица, и оно было теперь мертвенно-бледным. – Замолчи, прошу тебя! - Тебя оскорбляет, что я осмеливаюсь произносить твои имена, высокородный граф? Но та влюбленная девчонка, что со страхом и обожанием смотрела на тебя, та дурочка, что ждала, что ты вспомнишь о ней – она не умерла. Чахотка не убила ее до конца, и она пришла сказать тебе: «Ты никуда не денешься от тех воспоминаний, что остались у меня от двух наших свиданий. Первый раз ты оставил мне кошелек, но так и не воспользовался мной, пожалел. А второе раз пришел – и остался. Этих двух раз хватило мне на всю жизнь, ты был единственным, кто отнесся ко мне, как к женщине, а не как к подстилке. - Зачем ты все это мне говоришь? – Атос едва шевелил губами, ему сдавило горло нестерпимым чувством стыда. Ощущение, что его облили грязью, нечто похожее на то, что возникло у него, когда он увидел клеймо у Анны, это ощущение воскресило, навеки, как он думал, похороненную боль. В ушах стучал молот, он плохо слышал, что говорило ему это странное существо. Никогда в жизни не подумал бы он, что его подсознание явит ему эту девицу из борделя. Он ждал миледи или ее сына, больше никого ему совесть не могла подсказать; о тех, кому ему привелось убивать в бою или на дуэлях он не думал (такова жизнь солдата), но это… это было уже какое-то извращение сознания, иначе он и не мог себе вообразить то, что произошло. - Зачем говорю? – женщина наморщила брови. – Затем, что вижу на твоем лице отвращение и презрение: ты стыдишься самого себя. Поступил, как порядочный человек, но стыдишься, потому что считаешь, что твоя честь пострадала от общения с такой, как я. Я сказала тебе тогда, что вернула тебе те деньги, что ты мне оставил, и все равно тебе стыдно? Я думала о тебе, пока ты был там, - она мотнула головой в сторону ванной комнаты. – Как же странно принимаете вы, знать, то, что делают люди из признательности, из любви. - О какой любви ты можешь говорить? – Атос бросил на женщину презрительный взгляд. - Ты считаешь, что любовь могут испытывать только знатные дамы? - А ты считаешь, что не оскверняешь это чувство, говоря о нем? – Атос чувствовал, что гнев заставляет его терять самообладание. - Если бы я была знатной дамой, я должна была бы дать тебе пощечину за эти слова. Но я девка, и потому могу только промолчать в ответ. - Это будет самое разумное, - Атос положил руку на дверной рычаг, но женщина оказалась проворней. - В этот раз ты останешься со мной, - она ухватила его за запястье, и Атос сразу понял, что ему не вырваться. Атоса ждали на завтрак, потом в обед, но он так и не явился. К вечеру д’Артаньян решил проведать друга и, если что, принести ему поесть. Гасконец не без основания подозревал, что граф застрял у себя не по собственной инициативе, и не слишком удивился, когда Атос только слегка приоткрыл дверь: ровно настолько, чтобы д’Артаньян мог увидеть его профиль. - Д’Артаньян, простите меня, но у меня нет возможности впустить вас, - Атос говорил, но по его напряженному лицу было видно, что он кого-то не подпускает к двери. - Вам принести поесть? – напрямую спросил его друг. - Буду вам благодарен. И передайте остальным, что в ближайшие дни я вряд ли смогу показаться в обществе, - добавил Атос, с силой отталкивая кого-то за дверью: на мгновение мелькнул край женской шали, - Кажется, Атос попался, - пробормотал себе по нос бывший капитан мушкетеров и поспешно удалился. Д’Артаньян достаточно повидал в своей жизни и, вдобавок, никогда не считал друга ангелом небесным. Он всегда предполагал, что в жизни Атоса женщины были и кроме миледи, но никогда не заговаривал с ним на такие темы, зная, что граф не принадлежит к любителям посплетничать о дамах где-нибудь в кордегардии. Он, поморщившись, старался в таких случаях пить побольше, либо, извинившись перед честной компанией, поднимался и уходил. Наверное, и сейчас Атос бы с радостью удрал от этой неизвестной, но, увы, фантомы не могут быть без хозяина, в особенности, как предупредил их Кельвин, в первое время. Постепенно они приобретают некую автономию, но, отпускать от себя своего невольного создателя надолго не в состоянии. Кто была эта женщина, которую Атос не хотел или не мог показать, можно было только предполагать: Д’Артаньян почти ничего не знал ни о молодости друга, ни о его жизни в Бражелоне. Атос был не из болтливых, с друзьями его связывала общая жизнь в армии, потом годы, когда они встречались в общих и противоположных политических лагерях, потом и старость, когда они искали общества друг друга именно в силу необходимости бывать рядом. То, что происходило с ними уже по другую сторону бытия, то, какую судьбу уготовили им силы, избравшие их для какого-то предназначения, силы, давшие им еще одну жизнь вне человеческих пределов – это было предметом догадок, философствования и действий. Их пребывание на Солярисе и было экспериментом, так что приходилось заранее смириться с непредсказуемым результатом. На кухне уже никого не было, и д’Артаньян беспрепятственно собрал на поднос все, что нашлось для голодного графа. Не привыкший к подобным упражнениям, осторожно балансируя на плавных поворотах коридора, он не без успеха добрался до каюты и, развернувшись спиной к двери, ударил в нее ногой. Дверь тут же ушла в пазы и, прежде чем Атос успел что-то сделать, поднос приняла худенькая пышноволосая женщина. Это продолжалось секунду, но, мгновенно все подмечавший, гасконец успел заметить и седину в рыжих волосах, и обтрепанный подол платья, и худые руки с дырявой шалью. Вопрос застыл у д’Артаньяна на губах: это было совсем не то, что он ожидал увидеть, если бы Атосу все же пришлось знакомить друзей со своим «гостем». А по ту сторону двери разыгрывалась драма. В планы Атоса уж никак не входило показывать это существо кому-либо, но фантом оказался неожиданно самостоятельным в своих действиях: она решительно взялась заботиться о своем хозяине. Атосу осталось только с тоской думать о Гримо. После всех упреков, высказанных бывшему мушкетеру, женщина как-то растеряла свою желчность и постаралась скрыть за заботливостью свою откровенность. И то и другое подействовало на Атоса одинаково: его мутило от одного присутствия этой девки. Однако, есть хотелось зверски и он уселся за заботливо уставленный блюдами стол, хотя сервировку пришлось придумать из немногих подручных средств аскетического убранства каюты. Женщина уселась напротив, и сложив руки на столе, смотрела, как он ест. - Я все жду, когда вы спросите, как меня зовут, - чуть покраснев, вдруг сказала она. - Это не важно, - бросил Атос. - Но как-то вам же надо ко мне обращаться, - возразила женщина. – Меня зовут Полетт, но все меня в «Серебряном кубке» называли Рыжуля. У Атоса так сильно дрогнула рука, что кофе пролился на стол. - Мне нравится, когда меня зовут этим именем. Так меня и матушка звала, пока была жива, а вот отец никогда по имени даже не обращался. Я для него была только вещь в доме, в борделе ко мне и то лучше относились. - Может быть, ты избавишь меня от своих воспоминаний? – мрачно попросил Атос, и то, что это была просьба, а не приказ, подействовало на Полетт, как оплеуха: она испуганно замолчала и стала поспешно собирать со стола. - Я помою посуду, - она направилась было в ванную, где, как она поняла, была вода, но Атос остановил ее взглядом. - Оставь. Я сам отнесу в утилизатор. - Я с вами пойду, - она запахнула на груди платок. - В таком виде, никогда! – фраза вырвалась у графа, и он с ужасом осознал, что сказал. Он готов показаться с ней перед друзьями! Пусть не сию минуту, но готов! Да даже в самом страшном сне не предполагал он показаться в обществе с когда-то знакомой проституткой. Даже и знакомством это нельзя было назвать: так, одна-две встречи. Эта несчастная выдумала себе целый любовный роман из того, что привело его когда-то в «Серебряный кубок»! Господи, у него даже название этого заведения вспомнилось. С ним творится что-то непонятное, он испытывает нечто похожее на чувство вины перед этой девицей, в особенности за то, как обошелся уже с ней в том притоне, названия которого, к счастью, он вспомнить не может. Он, по ее разумению, был жесток, не понял ее чувства, не оценил ее благородного порыва. Но его, знатного вельможу, оскорбил не только факт, что за него расплатилась женщина, его унизило безмерно, что эта женщина была на самом низу общественной лестницы… она, как и та, что была когда-то его женой, посмела своим поступком поставить себя на одну ступень с ним, с аристократом! - Но ты сам опустил себя тогда почти до ее уровня! – напомнил ему внутренний голос. – Твое пьянство, твое неверие, цинизм, нищета и то, как легко ты убивал, с какой радостью проматывал в игре наследство отцов – не уравнивало ли это все тебя и это несчастное создание? Она об этом теперь знает, потому что воскресил ее ты, твое подсознание передало ей все знания о твоей внутренней жизни. В этот момент Атос осознал, что эта женщина – он сам, со своими сомнениями, любовью и ненавистью, страхами и радостями. И пока он здесь, на станции, парящей над Океаном, он связан с этой Полетт.
Стелла: Глава 5. Д'Артаньян Д’Артаньян отворил дверь своей каюты и замер: за столом сидел его отец: такой, каким он запомнил его в день своего отъезда в Париж. Сухощавый, орлиный профиль обрамлен бородкой a la Генрих IV, кисти рук с узловатыми пальцами нетерпеливо двигаются по столешнице, колет, который он надевал в особо торжественных случаях, местами потерт и побит молью… у д’Артаньяна сжалось сердце. - И где вы ходите, сын мой? – голос у отца ломкий, как у петушка, но это не от молодости, а от того, что сорвал его: слишком часто приходилось говорить на повышенных тонах. Сын никогда особым послушанием не отличался, а немногочисленная дворня замка в окрестностях Тарба не слишком прислушивалась к распоряжениям старого солдата. Командовала матушка, вот ей и голоса повышать не приходилось, кухарка и конюх бросались исполнять ее приказания в первую очередь. Отец проводил все время либо расхаживая по окрестностям и собирая вокруг себя таких же старых вояк покойного короля, либо часами сидел в кресле под грубо намалеванным родовым гербом с книгой на коленях, которую он всегда раскрывал на одной и той же странице. Средоточием жизни в замке была кухня: д’Артаньян знал, что мощный стол, за которым он играл совсем ребенком, пережил века. В кухне всегда горел очаг, всегда было тепло и вкусно пахло: как бы трудно не было, а поесть для домочадцев и странников всегда находилось. Отец никогда не упрекал мать, он слушался ее во всем, хотя делал вид, что командует всем. А матушка, безмерно любя и уважая своего супруга, брала на себя инициативу только в делах житейских. Жили трудно, иногда и впроголодь. Когда д’Артаньян, уже будучи в Париже, мог, урывал какой-то грош, чтобы отослать родителям, но, когда у него появились настоящие деньги, и отец и мать давно уже покоились на кладбище в родовом склепе. Вечно занятый службой, мушкетер не часто вспоминал отчий дом и, только попав в 1642 году на похороны отца, понял, насколько он был жесток по отношению к родителям, для которых он, единственный сын, был светом в окне. Впрочем, этим он не слишком отличался от большинства сыновей, уходивших из дома в поисках удачи. Бывший капитан мушкетеров стоял на пороге и сквозь слезы смотрел на самого родного человека. Видно, он и сам не сознавал, как мучила его совесть за беспамятство. Теперь он сам получил свидетельство своего бездушия: отец будет перед его глазами вечно живым упреком. - Прошу прощения, батюшка, - проговорил он дрогнувшим голосом. – Я ходил навестить друга. - У тебя много друзей, - кивнул головой старый воин, нисколько не удивившись. – Кого вы навещали, сын мой? - Господина Атоса. - Вы представите меня своим друзьям? – вопрос старый д’Артаньян задал спокойным голосом, но во взгляде таилось беспокойство. - Мои друзья будут рады беседовать с человеком, который хорошо знал короля Генриха, - д’Артаньян-младший подошел и опустился на колени перед отцом. Что с того, что он знал, что это его фантом? Он видел перед собой отца, и это было для него важнее всех рассуждений об эксперименте и взаимопонимании человека и единственного обитателя Соляриса. Он опять был восемнадцатилетним мальчишкой, полным надежд и беспредельных устремлений, и он готов был рассказать все, что было у него на душе. - Я никуда теперь без вас не уйду, батюшка, - опередил он вопрос отца. – Нам столько надо друг другу рассказать. Сын рассказывал о своей жизни в Париже долго: а отец смотрел на него блестящими глазам и время от времени пожимал его пальцы. - Как жаль, что твоя матушка не дожила до этого дня, - приговаривал он, когда Шарль добирался до очередной кульминации в своих приключениях. – Но ты, сынок, все время упоминаешь о своих друзьях: когда же ты познакомишь меня с ними? - Сегодня вечером, за ужином. Я надеюсь, мы все соберемся в кают-компании, разве что Атос останется у себя. - Он не здоров, этот твой друг? - Нет, у него гость, который не хочет ни с кем видеться. - Ну, мы попробуем этого гостя убедить не чураться нашего общества, - решительно заявил старый вояка. Д’Артаньян только кивнул согласно, уверенный в том, что Атоса они еще долго не увидят.
Стелла: Глава 6. Полетт Полетт стояла у раскрытого окна, рассматривая волны внизу. Казалось, она совсем не удивлялась тому, что наблюдала, находя совершенно естественным и закономерным пейзаж внизу. Атос вытянулся на кровати, делая вид, что спит. Из-под опущенных ресниц он наблюдал за женщиной, размышляя, как же ему быть. Каждый раз просить кого-нибудь из друзей принести ему поесть он не хотел: ему было неловко утруждать их такой просьбой. Явиться самому, без гостьи было нереально: судя по тому, что он знал из рассказа специалистов, инструктировавших их на Базе, фантом выломает любую дверь без всякого труда. Атос был бы готов уже привести эту рыжую в кают-компанию (все равно, сделать это придется), но не в том же виде, в котором она к нему явилась! - Полетт, - он произнес это имя не без труда, ему казалось, что она назвалась так специально, что это не настоящее ее имя, - вы бы не могли переодеться… и вымыться, - последнее слово далось ему с особым трудом. – Поищите в шкафу, может быть, вам что-нибудь подойдет по росту. - Но тут только мужская одежда! – с сомнением женщина перебрала несколько комбинезонов. - Не важно, меня не смутит ваш вид в комбинезоне, - он вздохнул с безнадежным видом. – Постарайтесь только все проделать не у меня на глазах. Полетт покраснела, и прихватив то, что показалось ей наиболее приличным из найденного в стенном шкафу, скрылась в ванной комнате. Впрочем, ровно через минуту она показалась вновь. - Платье… оно не снимается, мучительно покраснев, пролепетала она. – Оно нигде не снимается. Атос опешил. Откуда он мог знать, что реконструкция фантома не предполагала таких тонкостей, как застежки, крючки и прочие ухищрения моды былой эпохи. Пришлось вскочить и, с трудом скрывая отвращение, дотронуться до женщины. - Что вас затрудняет в вашем туалете, сударыня? – он сам не заметил, как стал говорить ей «вы». - Мое платье не имеет ни крючков на лифе, ни завязок на юбке. Может, вы просто разрежете его ножом? – Полетт робко подняла глаза на стоявшего рядом мужчину. - Хорошо, - Атос взял нож, проверил лезвие: что ж, ткань ветхого платья он разрежет без труда. Однако, ткань оказалась крепче, чем он ожидал, и пришлось, отбросив нож, просто разорвать платье на спине. Ткань, наконец, расползлась, открыв худые детские лопатки, обтянутые белой кожей и усеянные веснушками. Несколько мгновений он смотрел на полуголую спину, ничего не видя, кроме пятна на левом плече, странно напоминающего цветок лилии. Не веря глазам, Атос привлек к себе женщину и коснулся цветка: кожа в этом месте была гладкой и нежной и, не доверяя себе, он провел ладонью по ее спине. Под его рукой Полетт изогнулась, как кошка, которой погладили спинку, и резко развернулась к нему лицом. Глаза ее затуманились, и именно этот взгляд заставил Атоса отпрянуть: он едва не дал затянуть себя в омут. - Идите! – Атос оттолкнул ее от себя, верно угадав ее следующий порыв. – Поторопитесь, если вы действительно хотите идти со мной. Следующие пол часа она плескалась в душе, напевая что-то приятным голоском, а Атос сидел, сжимая виски и борясь с приступом дикой головной боли. Если бы он смог встать и посмотреть, что творилось за окном станции, он, возможно, понял бы причину своего приступа. Океан творил неведомые формы, проявляя небывалую активность, громоздя одну конструкцию на другую, разрушая их, заменяя новыми и завершая шпили и арки кружевами пены. И среди всего этого бело-розово-красного великолепия возвышалась гигантская фигура Полетт, которая плавно поднималась и опускалась на багровых волнах. Женщина была нагой и ярко-рыжие волосы окружали ореолом ее голову и плечи. Пряди шевелились, как змеи, окутывали ее грудь, касались лица. Зрелище было ошеломляющим и отвратительным одновременно. Но закрытые ставни надежно скрывали от графа зрелище, от которого ему не стало бы лучше. Острая боль быстро прошла, осталась только тяжесть в голове и тупо ныл висок. Он с трудом выпрямился и увидел Полетт: она была в длинном, ярко-зеленом платье без рукавов и босая. Белоснежная кожа, усеянная рыжими точками веснушек, сияла, благоухание чисто вымытого душистым мылом тела наполнило комнату ароматом ирисов. Острый женский глаз сумел высмотреть на полке именно то, что подало ее необычную красоту в самом выгодном свете. - Тебе не придется стыдиться меня, - качнула она головой из стороны в сторону. – Я не хочу ходить в штанах, как все мужчины, я женщина и хочу остаться таковой. Только мне бы еще что-то накинуть на плечи, чтобы на меня никто не пялился. - Где я тебе возьму шаль? – пожал плечами Атос. – Придется тебе терпеть взгляды моих друзей. И надень хотя бы одну нижнюю юбку. - Я выбросила свое платье, - ахнула Полетт. - Прекрасно! – Атос встал, но внезапно комната пошла кругом у него перед глазами: станция резко изменила курс, уходя вверх от гигантской волны, возникшей на почти успокоившейся поверхности Океана.
Стелла: Глава 7. Отец д'Артаньяна Босые ноги неслышно ступали по мягкому покрытию пола: Полетт на пару шагов отставала от Атоса, чувствуя ту волну отторжения, которая исходила от него. Когда открылась дверь кают-компании, она инстинктивно ухватила его за руку, испугавшись, что останется в коридоре одна. Но полотнище двери мягко скользнуло в пазы, а граф, решительно освободив руку от ее хватки, отступил на полшага, пропуская женщину вперед. Гробовое молчание встретило их; в зале были все, и госпожа дю Валлон вскочила, как подброшенная пружиной: появление еще одной, молодой и хорошенькой женщины резко нарушало ее монополию хозяйки, которую она сама себе и определила. - Мари? – мягкий голос Арамиса заставил Рыжулю судорожно прижать руки к груди. - Вы? И вы здесь тоже? – прошептала она, глядя на Арамиса округлившимися от страха глазами. - Мари? – удивился Атос. – Но вы представились мне как Полетт. - Мне нравится это имя, мне хотелось, чтобы вы так меня называли. - Так ты все же нашла господина Атоса? – Арамис, подойдя к Полетт, осторожно взял ее за руку. – Атос, она давно вас искала, она не рассказывала вам? - Не успела, - коротко бросил Атос, недовольный тем, что у Полетт оказались знакомые среди его друзей. Если Арамис знает, кто она, дело худо. Он, положим, никому ничего не расскажет, но от этого Атосу не станет лучше: такое знакомство показывало его в свете, которым он не хотел бы освещать свое прошлое даже для близких друзей. Впрочем, они все здесь хороши: каждый со своей больной совестью. Даже д’Артаньян уже пришел с каким-то пожилым господином. И этот господин, сильно смахивающий чертами лица и фигурой на гасконца, внимательно рассматривает вновь пришедшую парочку. - Шарль, ты не познакомишь меня с твоим другом? – первым предложил он представить Атоса своему родственнику: Атос почти не сомневался, что это отец д’Артаньяна; слишком велико сходство с его другом и слишком непринужденны их отношения. - Это Атос, отец, мой дорогой и верный друг. - Атос? – хитро улыбнулся фантом. - Это - боевое прозвище, как и те, что вы уже слышали. А настоящее имя моего друга граф де Ла Фер. - Вот как! – д’Артаньян-старший поклонился с почтением. – Наслышан про ваш род, ваше сиятельство. Лицо Атоса передернула судорога: присутствие Полетт рядом с графом де Ла Фер это совсем не то, что мушкетер Атос и девица из кабачка. Неловкую паузу неожиданно разрядила Кларисса, предложившая всем кофе и печенье. Кельвин, пораженный тем, как быстро на этот раз приобретали независимость фантомы, знаком отозвал Атоса в сторону. Полетт не сопротивлялась: главное, что ее хозяин был неподалеку, а слышать, о чем он будет говорить с человеком, назвавшим себя Крисом, ей было неинтересно. И, хоть фантомы и не нуждались в еде, она охотно приняла из рук Клариссы чашечку с кофе. - Атос, ваш фантом умеет лгать? – без предисловий спросил Кельвин, став так, чтобы Полетт не смогла прочитать по губам, что он говорит, и знаком предложив Атосу стать лицом к окну. - Почему вы так решили? – граф кивком головы поблагодарил мадам дю Валлон, вручившей ему порцию кофе. - Она, судя по всему, назвалась вам выдуманным именем. - Это совсем невинная выходка. - Для любого, но не для фантома. Принято считать, что всю информацию о себе фантом получает от своего хозяина. Откуда она могла знать, как ее зовут на самом деле, если вы не знали ее настоящего имени. Или знали? – Кельвин заметно волновался. - Я услышал его впервые только сейчас, от Арамиса. - Так он знал ее? - Да, судя по всему. - Откуда? - На этот вопрос я отвечать не стану, Крис. Это касается только нас троих и никого более. И что за допрос вы мне тут устроили? – возмутился Атос. - Дело более чем серьезно, господин граф. Фантомы – это инструмент Океана, с их помощью он ищет пути общения с нами. Если гости получают информацию не только от своих хозяев, это уже новый шаг в эксперименте. Это может означать, что гости вступили в контакт друг с другом. - Согласен с таким допущением, но не вижу в нем ничего опасного. - Это выглядело так, словно ваш друг разоблачил эту Полетт. Она испугалась, значит, в ней живет не только ваша память, но и память Арамиса. Надо бы нам переговорить и с вашими друзьями, не заметили ли и они что-нибудь необычное в поведении или в словах своих гостей. - Мы все здесь: ничего не может быть проще. - Вы можете собрать их под каким-то предлогом так, чтобы их фантомы за ними не увязались? - Попытаюсь. Мне кажется, если мы будем у них в поле зрения, им этого уже будет достаточно. - Для меня поразителен факт, что они общаются друг с другом. В прошлое посещение каждый из нас постарался сделать так, чтобы члены экипажа не видели фантомов. Моя гостья нарушила это положение, вступила в контакт с одним из нас, с Сарториусом. Он был жесток с ней. - Они – это мы, - глухо проговорил Атос. – Насколько мы связаны, я еще себе не уяснил. - Я тоже не очень себе отдаю отчет в том, насколько мы зависим от них, но теперь начинаю испытывать сомнения: а самостоятельны ли мы в своих действиях, когда они рядом? Короче, назрел общий разговор, и каждый сможет поделиться своими наблюдениями. Зовите своих друзей. Но собрать в сторонке всю компанию оказалось невозможно. Кларисса никак не хотела отпускать Портоса даже на расстояние в пять метров, что отделяли библиотеку от кают-компании. Филипп, который с подозрением относился к Арамису, видя в каждом его движении попытку скрыться от него, просто подхватил д’Эрбле под руку, и этот дружеский жест сковал бедного Рене цепями. Непосредственнее всех оказались отец д’Артаньяна и Полетт, предоставившие своим хозяевам свободу действия. Старый воин вообще казался совершенно самостоятельной личностью; он не был случайным воспоминанием, он не был укором совести до такой степени, как это было у Арамиса. Он бы плоть от плоти своего сына и каждый его жест, каждое слово говорили о том, что это не фантом, не плод воспоминаний, а живой и полнокровный человек. Д’Артаньян явно был смущен таким положением дел, не зная, поначалу, как вести себя. Отец его ни о чем не расспрашивал, хотя, по воспоминаниям самого Шарля, был весьма любопытен. И теперь, на вопрос Кельвина ко всем: «Что необычного вы видите в поведении ваших «гостей?» - пожал плечами и, чуть скосив взгляд в сторону старого господина, пробормотал: - «Никаких вопросов ко мне о происходящем или о прошлом. Это не похоже на отца» - А что вы можете сказать, господин д’Эрбле? - Мой гость весьма последователен в своих действиях и упреках. Но это в рамках наших былых отношений, - неохотно ответил Арамис. - Что ж, это отвечает принятой модели поведения, - кивнул на его слова Крис. – А у вас, господин Портос? - Моя супруга всегда тяготела к кругам, где вращалась знать, - с шутливым полупоклоном в сторону Клариссы прокомментировал дю Валлон. – Ничего нового для меня она не сказала. - Остаетесь вы, господин граф. Что необычного нашли вы в своей гостье? - Факты, которые не могли быть ей известны от меня, но не были секретом от нашего друга, - ответил Атос, пристально глядя на Арамиса. – Нечто, что связывало нас троих, но не известно мне. Арамис сильно покраснел при этих словах графа. - Мы встречались с Мари, - назвал он настоящее имя девушки, - еще до знакомства с д’Артаньяном. Она хотела что-то вам сказать, Атос, искала возможность с вами встретиться. Я… я помог ей увидеть вас перед ее поступлением в монастырь. - Вот как… - Атос задумчиво посмотрел прямо в глаза Полетт, отчего она немедленно опустила голову. – Вот как! Я ничего об этом не знал, как и не знал, что она ушла в монахини. - Мне помог господин Арамис, - смущенно пролепетала Полетт, потом вдруг коснулась шеи, на которой блестела тонкая золотая цепочка. – Это память о вас, господин Атос. Вы мне ее передали через вашего друга в тот последний вечер, что я провела в миру. - Я передал тебе эту вещицу? – Атос с сомнением перевел взгляд на Арамиса, безуспешно пытаясь вспомнить что-то подобное. – Ты ничего не путаешь? Девушка с жалкой улыбкой смотрела на него и отрицательно покачивала головой. - Я не могла забыть или перепутать что-либо, если это связано с вами, - отчаянно краснея, но храбро глядя прямо в лицо Атосу, заявила Полетт и продолжила, прежде чем граф успел ей помешать: - я вас любила и люблю, господин Атос. Наверное, если бы ему дали пощечину прилюдно, Атос точно также принял это оскорбление, как принял это признание. Он так побледнел, что друзьям показалось: еще минута, и граф де Ла Фер свалится без чувств. Сознание, что он абсолютно беспомощен в этой ситуации, душило его невозможностью утолить свою ярость. Бесстыдство, с которым эта бывшая шлюшка выказала свою любовь, тут же напомнило о миледи. Что это за проклятие такое на его голову: быть целью для продажных женщин? Будь он один, он, наверное, завыл бы сейчас волком, но вокруг были люди и фантомы, и ему не оставалось ничего другого, как с силой рвануть ворот комбинезона. Ткань, рассчитанная и не такие усилия, выдержала, а боль от впившегося в шею воротника, отрезвила. - То, что было – было давно, Полетт, - медленно, взвешивая каждое слово, - заговорил Атос. – Ты лишь повторяешь то, что осталось в тебе от прошлой жизни. Ты – другая, пойми это, и не стоит себя мучить тем, что занимало мысли совсем другой женщины. - Вы меня не любили, вы меня презирали: ту, что я была раньше, я это знала и понимала. Но если вы считаете меня другой, то почему вас обижают мои слова теперь? Я не могу понять вас, господин Атос. - Да он сам себя не может сейчас понять, Полетт, - вдруг весело загремел Портос. – Наш Атос отходчив, не бойтесь! Он подумает, и поймет, что слишком строг с вами. Я ведь помню тебя, малышка, - вдруг сообщил он шепотом, и тут же охнул от ощутимого удара в бок, который получил сухим, но крепким кулачком Клариссы. – Да, помню, - он решительно схватил за руки супругу, - но это было до знакомства с вами, дорогая. И не надо мне устраивать сцены ревности, все это было невообразимо давно. Вмешательство Портоса оказалось, как никогда, к месту: Атос успел полностью взять себя в руки, и обратить внимание на старого д’Артаньяна. Старик смотрел на разыгравшуюся сцену с улыбкой, собравшей вокруг его глаз множество лучиков-морщинок. Заметив, что Атос смотрит на него, он чуть склонил голову в поклоне и жестом руки пригласил графа к себе. Атос не стал делать вид, что ему негоже идти кланяться фантому. Поведение гостей с поразительной скоростью приобретало полную автономность от людей и все больше напоминало поведение настоящих разумных существ, независимых в суждениях и поведении. - Господин граф де Ла Фер? – старый вояка протянул сухую, но еще очень крепкую руку, Атосу. – Рад с вами познакомиться. Сын мне успел много рассказать о вас, - и, увидев, что граф нахмурился, предупредил его опасения: - Ваши поступки, ваше положение и то, как вы заботились о нем – все это дает мне право испытывать к вам самое искреннее расположение. - Ваши похвалы не заслужены мною, - без тени улыбки ответил граф. – Я всего лишь человек, и человек грешный более, чем кто-либо из присутствующих здесь людей или, уж простите меня, фантомов тех, кто был некогда частью нашей жизни. - Вы строги к себе, граф, но именно об этом и говорил мне Шарль. Простите, что я даю вам совет, вы вольны не следовать ему, но эта бедняжка пошла по неверному пути не из прихоти, и не из корысти. Жизнь заставила ее торговать собой и, не помоги ей ваш друг, она очень скоро окончила бы свои дни. А ведь она совсем молода. - Публичной девкой становится не всякая девушка, попавшая в тяжелую ситуацию, - не скрывая своего неудовольствия ответил Атос. - Согласен, но мы же не знаем, что заставило ее так поступить. - Она не первая такого рода и не последняя. Женщины ищут пути устроиться повыгоднее. - Их можно в этом упрекнуть? - Да! - Вы очень строго судите женщин, ваше сиятельство! - Они этого заслуживают! – Атос начал сердиться, он не привык к таким разговорам, к тому же направление беседы плавно уводило их в сферы, которые граф не собирался обсуждать ни с кем. - Вы осуждаете девочку за то, что она вас любит? - Это ее дело, но кто ей дал право говорить об этом окружающим? - Она смелая девушка. - Наверное. Но я никому не позволю, даже отцу моего горячо любимого друга, судить о моей личной жизни. Поступки этой девушки не были вызваны моим недостойным в отношении ее поведением. Если ей взбрело в голову, что у меня есть к ней какие-то чувства… что же, мне искренне жаль, что она так заблуждается! Старик вдруг стал очень серьезным. - Мы все четверо знаем, кто мы. И мы отдаем себе отчет, как вы должны принять нас. Мы посредники. - Это мы знаем. Чего же хочет тот, кто послал вас? - Он хочет понять, что значат эмоции, что такое совесть и какие чувства движут человеком. - Поэтому он копается в нашем прошлом? - Он предполагает, что прошлое движет настоящим в жизни такого эмоционального существа, как человек. У всех у вас воспоминания стали реальностью, только реальность эта у некоторых… - Довольно! – Атос встал. – Я почитаю вас, как видимость батюшки моего друга, но я не могу согласиться с тем, чтобы мной манипулировали таким образом, даже в интересах контакта с чужим разумом. Чего вы от меня хотите? - Снисхождения к этой несчастной. - И что я, по-вашему, должен сделать? - Не отталкивать ее. - Вы понимаете, что вы мне предлагаете? – изумился Атос. – Я должен согласиться на связь с женщиной, к которой не испытываю никаких чувств? Вы предлагаете мне использовать ее так же, как использовали ее в том заведении, откуда она ушла в монастырь? Воистину, Океан ничего не понимает в человеческом характере! – Атосу очень хотелось задать вопрос об Арамисе и его принце, но это было бы вмешательством во внутренний мир друга, а такое себе граф позволить не мог. – Я думаю, на этом наш разговор можно считать законченным, и я позволю себе откланяться, - по -военному щелкнув каблуками и склонив голову в поклоне, бывший мушкетер отошел в сторону, ища глазами свою спутницу. Полетт, увидев, что он направился к дверям, тотчас же оставила Филиппа, который страшно расстроился, видя, что она, словно собачка, последовала за Атосом. Что-то похожее на ревнивое сожаление, промелькнуло на его лице, но голос Арамиса вернул его к реальности. - Я ухожу к себе. Вы остаетесь в библиотеке? - Нет, я следую за вами, - и торопливо кивая присутствующим, бледная тень королевского брата поспешила за д’Эрбле.
Стелла: Глава 8. Ревность Мрачная сосредоточенность Филиппа не укрылась от Арамиса, как не укрылось и то, что он не отходил от Полетт. И не остался незамеченным д’Эрбле и разговор Атоса с фантомом д’Артаньяна-старшего. Зайдя в каюту, Филипп, не говоря ни слова, уселся в углу и уткнулся в первую попавшуюся книгу, которую достал с полки, открыл на титульном листе, и так и оставил. Своим острым зрением Арамис рассмотрел, что это за книга: «Введение в Соляристику. Гипотезы и факты» «Дело плохо», - подумал бывший епископ ваннский. – «Моего гостя я уже не интересую, его занимает другой предмет. Это не стоило бы особого внимания, но, если этот интерес – женщина и, вдобавок, это женщина, пришедшая с Атосом, это грозит неприятностями.» А принц и не думал выходить из состояния мрачной задумчивости, в которую впал. Его поведение уже ничем не напоминало зависимого фантома, у него появились свои предпочтения, и это резко отличало его и теперешних гостей от тех, кого преподнес им Солярис в первый раз. - Скажите, господин д’Эрбле, вы знаете, что могло связывать вашего друга с этой девушкой, с Полетт? – после некоторого колебания спросил Филипп. - Вы спрашиваете меня о том, о чем вы сами должны знать? – удивился Арамис. - Мне известно только то, что касается вас и меня, - сухо ответил принц. – Есть ли какая-то связь между господином Атосом и девушкой? - Если Полетт появилась именно у него, то, наверное, должна быть. Но мне об этом ничего не известно. - Вы ведь знали, что она его любит? - Мало ли что может вообразить себе молодая женщина: могла увидеть на улице и влюбиться, - пожал плечами Арамис. – Женщины любят искать объект для любви в мечтах. - А не мог он ее увидеть в другом месте? В заведении, где можно на время воспользоваться женщиной? – продолжал допрос Филипп, не обращая внимание на то, что его хозяин теряет терпение. - Ваше высочество, вы переходите границы дозволенного для дворянина! – попытался его урезонить Арамис, но Филиппа уже не интересовало ничего, кроме истины. - Ваш друг оскорбил Полетт, это я понял едва ли не с первой минуты их появления. У девушки очень несчастный и зависимый вид. - Все вы, гости, зависите от нас, от нашего контакта с вами, - возразил ему Арамис. - Ошибаетесь, мы такими более не являемся. Мы получили от вас все, что вы могли нам дать, и теперь у каждого их нас есть свое представление о людях. Мы можем существовать без вас, и с каждой минутой наша общая пуповина истончается все более и более. Наше поведение уже не следствие вашего представления, а зависит только от того, что происходит здесь, на станции. Мы полностью автономны, и готовы к контакту между людьми и Океаном. - А знаете ли Он, с кем имеет дело в нашем лице? – вкрадчиво поинтересовался Арамис, чье красивое лицо исказила гримаса гнева. – Знает ли он, что мы придуманы людьми? - Что вы имеете в виду? – в голосе принца появилась настороженность, он с тревогой взглянул на Арамиса. - Это не тайна, но я не уверен, что вы сумеете правильно понять, почему люди пошли на этот эксперимент. Океан Соляриса ищет точки соприкосновения с человечеством Земли. Понять нас – его цель. Но он – такое же порождение фантазии, как и Кельвин, и как мы – четверо друзей. Существам, рожденным фантазией человека, проще понять и принять друг друга, чем рожденному на Земле и рожденному на просторах Галактики. Вы понимаете меня, принц? - Кажется, понимаю, но вряд ли это что-то изменит. Меня волнует судьба Полетт; я люблю ее. Ваш друг её погубит, он ее презирает. - У моего друга достаточно причин не любить женщин, - все еще сдерживаясь, возразил Арамис. - Нет такой причины, чтобы из-за одной ненавидеть всех, - на это нечего было возразить, и Арамис ограничился молчанием. - Я должен поговорить с господином Атосом, - Филипп был одержим своей мыслью, спорить и что-то доказывать ему не имело смысла, а как помешать, Арамис не знал. Филипп страшил его именно своей непредсказуемостью, в его ревности было слишком много человеческого, и понять, что Атос совершенно не собирается участвовать в этой дурацкой разборке, унижающей его достоинство, он не мог, а, скорее всего, и не желал. – Я бы хотел, чтобы вы присутствовали при этом, - тон принца был едва ли не приказным, и это насторожило Арамиса еще больше. - Я пойду с вами, ваше высочество, не только потому что вы все же еще нуждаетесь во мне, но и потому, что хочу предупредить все те недоразумения, которыми чревата эта разборка. - Что вы хотите этим сказать? - Только то, что вы не знаете господина графа так, как знаю его я. Граф человек сдержанный и справедливый, но и у его терпения есть границы, и лучше их не переходить, монсеньор. - Граф вызовет меня на дуэль? - Какая дуэль на Солярисе, подумайте сами! - Да, вы правы, - принц задумался. – Но я обязан поговорить с ним, я имею право требовать… - Простите, но здесь вы не имеете права что-либо требовать! – Арамис все же сорвался, хотя ему и удалось облечь свой гнев в вежливую форму. – Здесь каждый – сам себе хозяин. - Здесь хозяин один – ОН. - Не надо наделять Океан функцией Господа нашего! – в Арамисе проснулся священник. – Не надо забывать, что и он, и мы, и Кельвин – всего лишь плод человеческой фантазии! – и увидев, как сдвинул брови фантом, тихо и неожиданно рассмеялся. – Да, это уязвляет ваше самолюбие, ваше высочество, но увы, это факт. Пусть вас утешит то, что в этом мире, придуманном или настоящем, ничто не исчезает. Вы, по крайней мере, бессмертны, пока этого хочет Океан. - Откуда у вас такие данные, господин д’Эрбле? - Неужто вы думаете, принц, что все так рады своим гостям? – в голосе Арамиса прорезались вкрадчивые нотки. - Вы хотите сказать, что вы пытались избавиться от нас и вам это не удалось? - Ваше посещение – не первое. Я полагал, что вам это известно, - нахмурился Арамис; он начал испытывать смутное беспокойство. – Ваше существование всецело зависит от того, какую задачу ставит вам Океан. - Он дал нам полноту чувств, - почти с пафосом заявил принц. - С этим я не спорю. - Но вас это страшит? – Филипп бросил на Арамиса быстрый взгляд. - И восхищает. - Судя по вашему лицу – скорее пугает, - хмуро заметил Филипп. - Не скрою. И лишь в силу того, что вы вообразили себе что-то насчет моего друга. - Ваш друг не уважает чужие чувства, - с горечью заметил фантом. - Мой друг ничего не знает о ваших чувствах, монсеньор. Я думаю, что ему будет проще признать их, если вы освободите его от присутствия этой женщины. - Разве может быть обузой любящий человек? – горечь прошлого сквозила в этом вопросе. - Увы, может, если это чувство не разделено, - теперь уже и Арамис опустил голову. Воспоминания с неожиданной силой нахлынули на него. - Как бы то ни было, но раз я собрался поговорить с соперником, я своего решения не изменю, - Филипп выжидающе посмотрел на Арамиса. – Вы идете со мной? - Атос вам не соперник, - тяжело вздохнув, Арамис последовал за своим фантомом.
Стелла: Глава 9. Объяснения У Полетт не хватило выдержки: она заявила Атосу, что Филипп признался ей в любви. Ничего более дикого Атосу еще не приходилось слышать. - Так быстро: не успел увидеть – и уже влюбился? И что же он тебе предложил? – не удержался он от иронии. - Я боюсь за вас, господин, - опустила глаза девушка. - И напрасно. Что он может мне сделать? Вызвать меня? Он принц крови, близнец короля, которому только злая судьба не дала трон. А кто я? - Принц? – побелела Полетт. – Меня любит брат короля? - Любит ли, вот вопрос, - улыбнулся Атос ее потрясенному виду. – Полетт, очнись, наконец, пойми разницу между своим положением и положением тех мужчин, что посещали тебя в «Серебряном горшке». И пусть твоя вина в том, что привело тебя в это заведение, была не так велика, твой образ жизни заставлял смотреть на тебя, как на изгоя. - Это вы очнитесь, сударь, - вдруг дерзко бросила она в лицо своему кумиру. – Очнитесь, и поймите разницу между моим положением тогда и теперь. Вы стыдитесь меня, стыдитесь себя, неужели стыдитесь и того, что были просто мужчиной? Если вам кто-то сделал гадость, это еще не значит, что гадость сделали все. – Полетт сильно побледнела, но продолжала – Женщины не все одинаковы, и одна не в ответе за всех. Вину какой-то красавицы, которая сделала вам больно, вы хотите возложить на всех? Я не приму вашего обвинения, но и не стану обвинять всех мужчин, которых я принимала. В конце концов, каждый в ответе за себя. Я бежала от отца, потому что знала, что он убьет меня, если узнает, что меня… - Полетт замолчала, с испугом глядя на Атоса. - Откуда ты знаешь свое прошлое, если оно не известно мне? – тихо спросил граф, крепко беря ее за запястье. – Кто тебе рассказал об этом? Арамис? - Это знал не только он, это известно было и моему первому хозяину, в «Серебряном кубке». - Странно, - пробормотал Атос, обращаясь, разумеется, к себе самому, а не к Полетт. – Как странно! Фантом получает информацию из нескольких источников даже без прямого контакта? Хорошо, - вернулся он к своей собеседнице. – Раз уж мы оказались с тобой в таком незавидном положении, скажи, чего ты ждешь от меня? - О взаимности я не смею и мечтать, господин Атос, но хотя бы снисхождение я могу от вас получить? - робко пробормотала девушка. - Снисхождение? Ты думаешь обо мне лучше, чем я есть на самом деле, - покачал головой граф, словно сожалея о самом себе. – Мне жаль тебя, твою загубленную жизнь, но что я могу поделать? Каждому из нас суждено пройти свой путь до конца. - В той жизни я прожила в монастыре еще несколько лет, и все равно умерла молодой от грудной болезни. - Ты помнишь об этом? - Да, и не думаю, что было кому знать об этом из тех, кто здесь присутствует. - Вы, фантомы, все больше очеловечиваетесь, - граф рассматривал теперь Полетт совсем иными глазами. - Ты боишься этого? - Это уравнивает наши позиции…- Атос не договорил, в дверь постучали, и он пошел открывать. На пороге стоял Филипп, а за его спиной маячило удрученное лицо Арамиса. - Ваше высочество… - с едва уловимой усмешкой на губах Атос поклонился принцу так, как кланялся особам королевской крови: с почтением, но без подобострастия. - Граф де Ла Фер, в прошлом просто Атос? – Филипп принял вызов, теперь он был для всех принцем крови. – Я хотел видеть вас, но подумав, решил вас навестить, не прося зайти в наши с епископом апартаменты. - Я слушаю ваше высочество. - Речь пойдет об одной девице, Полетт. Да, именно о той, что сейчас стоит рядом с вами. Это ваша женщина, как бы вы ни отрицали это. Она пришла от вас и к вам, но, видимо, является для вас помехой. - Ваше высочество желает мне что-то предложить? – без обиняков спросил Атос. - Да. Я люблю эту женщину. - А эта женщина, любит ли она вас, монсеньор? – вопрос был как выстрел в упор. - Мы можем спросить ее саму: благо, она слышит нашу беседу. - Полетт, вам придется ответить на вопрос, - Атос взял девушку за руку и подвел к принцу. – Надеюсь, вы вполне можете уже существовать без меня. - А я даже и пробовать не хочу. Я без вас умру, это я точно знаю, - Полетт резко развернулась, уходя от протянутой руки Филиппа. – Мне не нужна королевская любовь, я вас люблю, сударь. И пусть я могу без вас существовать, я не хочу жить вдали от вас. Принц смертельно побледнел: его отбросили, как несуществующего, его признание не сочли достойным, и какой-то дворянин, презирающий женщин, в глазах этой девушки важнее и ценней его, рожденного когда-то на престоле. Мысль эта была невыносима, невыносима настолько, что ему захотелось кровью решить это противостояние, но мысль о собственном самоуничтожении показалась ему куда уместнее. Если он не может решить эту проблему, он может решить, что делать с собой. Еще одного унижения он не переживет. Надо сказать, что Атос все же не мог заставить себя воспринимать фантомов, как реальных людей. Поведение Полетт и Филиппа поставило его перед малоприятным фактом: эти двое всерьез говорят о любви, а извечный треугольник любовных отношений неизвестно как решить. Присутствие Арамиса в каюте тоже не могло помочь – скорее мешало ему найти выход. - Полетт, - мягко начал он, - но ведь я не могу оставаться на станции вечно, а вы не можете отдалиться от нее даже на небольшое расстояние. Не лучше ли все закончить сейчас и здесь? - Закончить? Что вы подразумеваете под этими словами? – девушка испугано посмотрела на него. Она так побледнела, что веснушки на коже выступили россыпью темных точек. - Давайте объяснимся, - предложил Атос. – Полетт, мне жаль, но я не могу разделить вашего чувства по многим, и достаточно объективным причинам, о которых я бы не хотел здесь говорить. Монсеньор, я уважаю ваше стремление доказать свою любовь находящейся здесь женщине, и готов вам помочь в этом. Полетт, мне бы хотелось, чтобы вы прислушались к принцу: он влюблен и готов ради вас на все. - Господин Атос, но я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - недовольство принца прорвалось в неожиданно высоком тембре голоса, непроизвольно он сжал кулаки, подавляя гнев и не очень представляя, как же достойно ответить на предложение графа. – Я способен объясниться и сам. При этих его словах Атос с поклоном отошел как можно дальше, предоставляя инициативу Филиппу. Какая-то сторона его сознания при этом отмечала всю абсурдность ситуации, завязавшуюся у него с двумя фантомами. Филипп краем глаза следил за своим соперником, хотя граф не желал признавать себя конкурентом в таком тонком и серьезном деле, как соперничество в любви. Эта, внезапно пробудившаяся любовь к падшей женщине не казалась принцу чем-то кощунственным, недостойным. Насколько действия его были спонтанны, не заказаны тем, кто посылал фантомов: вот что интересовало Атоса. Не была ли Полетт просто-напросто приманкой, чтобы смоделировать определенную ситуацию и вызвать реакцию на нее человека? Граф чувствовал себя сейчас, как подопытный кролик, на которого устремлены глаза любопытных вивисекторов. Чтобы отвлечься от того, что происходило у него за спиной, Атос подозвал Арамиса, который молча, но очень внимательно, следил за всеми, и поднял жалюзи, надежно отгораживавшие окна станции от пламенеющих солнц Соляриса. И тут же невольно отшатнулся от стекла, когда длинный язык Океана, казалось, лизнул поверхность парящего в атмосфере планеты огромного металлического кита. - Черт побери, что это Он так разбушевался? – Арамис тоже отступил на шаг назад, чувствуя, как сдавило виски и учащенно бьется сердце. - Подглядывает и делает выводы, - без тени насмешки прокомментировал Атос. - Господин д’Эрбле, вы же лицо духовное? Не смогли бы вы обвенчать нас с Полетт? – чудовищность просьбы повергла друзей в шок, какое-то время они даже не могли и слова вымолвить. - Обвенчать? Вас? – Арамис растерянно посмотрел на фантомы, потом на Атоса. – Вы говорите это совершенно серьезно? Я могу это сделать, хотя, скорее всего, был Римской курией лишен сана. Обряд все равно будет действителен. Однако, это будет выглядеть более чем странно. - А что странного вы видите в моем предложении? – у Филиппа задрожали губы. - А разве вы оба исповедуете католическую веру? – попытался помочь другу Атос. – И верите ли вы вообще в Господа нашего? - Мы? – фантомы переглянулись, вопрос оказался слишком сложен для тех, чьим хозяином и богом был мозг Соляриса. – А разве это так важно? – принц растеряно уставился на Атоса и Арамиса. - Несомненно, - бывший епископ воспрянул духом, почувствовав верное направление. – Я, как лицо духовное, заключая брак должен быть уверен, что супруги будут жить в истинной вере. Полетт, сдавшейся перед напором, с которым принц требовал от нее взаимности, увидела лазейку, позволявшую ей избежать постылой связи. - Я не уверена, что это возможно, - подхватила она забрезживший спасительный луч. – Мои родители были гугенотами. - Откуда это вам известно? – Арамис задал свой вопрос чисто инстинктивно, и только потом посмотрел на Атоса, который сдвинул брови, что-то мучительно вспоминая. - Она что-то рассказывала мне тогда, в «Кубке», - неохотно пояснил он. – Что-то о своих родителях. Как бы то ни было, эти россказни отложились у меня где-то в глубине памяти. Арамис, эти создания намного сложнее, чем нам представлялось, от них можно ожидать всего, что угодно. - Да, рассказывала, - подхватила молодая женщина. – И вы слушали, и запомнили. – Видите, я вам совсем не безразлична, вы не хотите признать это, сопротивляетесь, готовы отдать меня этому человеку, только чтобы забыть меня. Но у вас не получится, господин мой! Никогда не получится забыть меня, - она замолчала на мгновение, лицо стало, как неживое, она вся ушла в себя, слушая какой-то внутренний голос. – Хорошо, можешь отдать меня этому принцу, а я все равно приду к тебе, - странная улыбка осветила ее лицо. – Все равно приду, скоро ты в этом убедишься. - О чем это она? – напряженно думал Атос, пока Арамис, не в силах скрыть иронической улыбки, сочетал браком чудовищную пару. – Это была угроза, но в чем ее смысл? Очень скоро он убедился, что это – не просто слова.
Стелла: Глава 10. Предположения Граф не стал дожидаться окончания обряда, круто развернулся и покинул каюту. К его огромному удивлению, Полетт не последовала за ним, и Атос отправился разыскивать Кельвина, все еще не веря, что освободился от своего фантома. Психолога он нашел в каюте, больше похожей на уютный кабинет какого-то литератора. Все здесь говорило о Земле: стереопейзажи на стенах, фолианты в тяжелых, тисненных золотом, переплетах, бархатная занавесь, отделяющая мир Земли от заоконного Соляриса, фотография молодой прелестной женщины над диваном – все свидетельствовало о том, что хозяин, вне работы, старается хотя бы мыслями быть на родной планете. - Хотите кофе? – вместо приветствия Кельвин кивнул на турку, от которой исходил умопомрачительный запах. – Я себе готовлю кофе по всем правилам. Не люблю эту кофемашину, - он кивнул в сторону дивана. – Присаживайтесь. По вашему лицу и по тому, что вы в одиночестве, предполагаю, что произошло что-то экстраординарное. - Именно! – Атос пожал плечами, удивляясь тому, что случилось. – Арамис обвенчал Полетт и Филиппа. Крис нащупал за собой стул и медленно сел. - Что сделала ваш друг? - Вам не почудилось, Кельвин. Арамис был вынужден обвенчать эту парочку по настоянию принца. - И девушка согласилась? – все еще не веря в случившееся, спросил Кельвин. - Согласилась. - Вы пришли без нее. Значит, она более не нуждается в вас! - Если бы это действительно было так! Но, увы! Я не могу поверить в такое чудо, в особенности после ее слов. - Она вам угрожала? - Похоже на то. Она пообещала вернуться. - Ждите дубля, - глухо пробормотал Кельвин. - Что это значит? - Только то, что Он распорядится по-своему. Филипп получил свою Полетт, а вам придется иметь дело со вторым экземпляром. - Откуда у вас такие данные, Кельвин? - Из прошлого опыта, Атос. Каждый из нас пытался избавиться от своего фантома, отсылая его на ракете на орбиту. Вне Соляриса фантомы были нестабильны и исчезали. И каждый раз мы получали взамен дубля. Они – бессмертны, потому что Океан строит их не на земной основе, а где-то на уровне нейтрино. Сарториус брал кровь у Хари. Электронный микроскоп оказался бессилен – слишком глубоко в недра материи уходило строение клеток у этих существ. Нейтрино удерживались только в пределах поля Океана, уже на орбите планеты они ослабевали настолько, что созданный организм был нестабилен. Видимо, Океан нашел выход из положения, и фантомы не нуждаются в хозяине. Последнее время мне все чаще приходит на ум мысль, что пора заморозить проект, а еще лучше было бы свернуть его вообще. – Он замолчал, и занялся туркой с кофе, чтобы не упустить момент, когда кофе начнет закипать. – Я очень надеялся на то, что Он вернет мне Хари. Только в надежде на это чудо я и сижу на станции. Но теперь я вижу, что ничего хорошего из этого ожидания не родится. Мы столкнулись на Солярисе с силой, с которой нет смысла устанавливать контакт: у нас нет и не может быть ничего общего с этим созданием. Кофе закипел, Кельвин нервным движением отдернул турку, так что пена перелилась через край. Он налил кофе в изящную фарфоровую чашечку, взглядом спросив, бросать ли сахар, и протянул графу. Атос так же знаком поблагодарил его, отпил глоток, кивком подтвердив, что кофе великолепен, и отставил полупрозрачную чашку на столик. - Я не могу судить о том, о чем имею самое поверхностное впечатление, Кельвин, но мое предчувствие говорит о том, что ничего хорошего из этой затеи с нами не выйдет. И, если то, что открыл ваш Сарториус правда, мы рискуем исчезнуть вместе с фантомами. Если Океан способен создать такие существа, что стоит ему избавиться от нас, раз уж он сумел так глубоко проникнуть в сущность человека. А ведь мы, четверо, тоже можем быть названы весьма условно людьми, - добавил Атос с горечью. Кельвин с сочувствием посмотрел на француза: зависимость от чьей-то воли тяжело сказывалась на поведении этого человека. Раньше Крис как-то не задумывался об этой стороне существования четверки бывших мушкетеров, а теперь оказывалось, что быть в чужой воле тяжко для Атоса не только потому, что он горд и независим по своей природе, но особенно потому, что зависит он сейчас от нечеловеческого существа. - Вы верите в Бога, Атос? - Кельвин коснулся его руки. - Верю всем своим существом, Кельвин. - А если Бог и есть разум Соляриса? - Исключено! - Отчего же? Ведь Солярис создал людей, как и Господь. - Но он, создав то, что в подспудных мыслях людей, выпустил в мир не свободного человека, а прибор для измерения человечности в человеке. И хорошо, если не того, кто будет контролировать человечество без любви Господа к человеку, - медленно, проверяя сказанное вслух, пробормотал граф. – Вы правы, Крис, пора сворачивать этот эксперимент, он и так зашел слишком далеко. Вряд ли кто-то станет интересоваться нашим мнением всерьез, но мне кажется, что и Арамис и даже д’Артаньян уже не испытывают особого восторга от присутствия своих фантомов. - А Портос? - А вот тут я не могу вам ответить однозначно: я никогда не говорил с Портосом о его женитьбе, хотя с его супругой виделся неоднократно. Портос, мне кажется, доволен ее появлением. Возможно все, и я очень опасаюсь, что у нашего друга будет совсем не та реакция на конец эксперимента, которой бы нам хотелось. - Наверное, вы правы, Атос. Что вы думаете делать? – Кельвин допил кофе и встал, чтобы поставить чашку в мойку. - А что я могу сделать? Ничего. Только ждать. И переговорить с друзьями, - меланхолично предложил Атос. - Поговорите! Подготовьте их к тому, что все может закончиться. - Кельвин, а как вы собираетесь это все закончить? Как вы можете донести до Океана, что мы более не желаем вступать в контакт? - Он сам сделает выводы из нашего поведения. - Какие, Кельвин? – в голосе графа отчетливо прозвучали нотки безнадежности. - Он увидит, что мы перестали вмешиваться в то, что творят фантомы. - Вы предлагаете все пустить на самотек? – Атос встал, на ходу допивая кофе. - Я предлагаю дать понять фантомам, что они должны иметь дела друг с другом, а не с нами. Замкнуть их друг на друга. - Как? - Полетт и Филипп – уже одно звено. Полетт не нравится госпоже Портос. А батюшка нашего гасконца, похоже, самый главный у них – вот пусть он и займется конфликтом. Атос поморщился: свары и интриги были ему отвратительны. - А если явится еще один дубль Полетт, что будет тогда? – устало спросил граф. - Посмотрим. Думаю, сегодня вы его и заполучите, Атос. - В таком случае буду его ждать. Все равно у меня нет выхода, - Атос тяжело вздохнул. – Пойду выселять эту парочку из своей каюты. Пусть ищут себе другое гнездышко, - подвел он итог беседы. – Я чертовски устал от всего этого.
Стелла: Глава 11. Дубль К собственному радостному изумлению, Атос не застал у себя молодоженов. Но, откровенно говоря, его совершенно не волновало, где они нашли для себя пристанище, ему куда важнее было побыть в одиночестве и поразмыслить, что может их ожидать. Незаметно он уснул: сказалось напряжение, в котором он находился с момента появления Полетт. Среди ночи он проснулся: ему почудилось, что в каюте кто-то есть, и совсем рядом послышалось чье-то дыхание. - Мари, - пробормотал он, думая о невероятно далекой ночи в доме деревенского кюре. - Я здесь, милый, - отозвался чуть хриплый со сна женский голос. Наверное, трубный глас, сзывающий грешников на Страшный суд, не оказал бы на Атоса такого действия, как этот тихий и нежный голос. Он подскочил на постели, мгновенно очнувшись от остатков сна и ударил ладонью по клавише ночника. Лампочка в ответ осветила голубоватым призрачным светом белое лицо Полетт, ее рыжие кудри в свете ночника заиграли всеми оттенками зелени. Она лежала на краю постели, одетая в то самое ветхое платье, в котором он увидел ее тогда, в «Железном горшке». Это было страшно, страшно настолько, что у него перехватило горло. - Что с тобой, милый? Я тебя напугала? - Она участливо протянула руку, чтобы стереть капли пота у него со лба, но Атос отпрянул от ее руки, как от змеи. Женщина встала с кровати и попыталась распустить шнуровку платья, но у нее ничего не получилось. Тогда она, ни секунды не колеблясь, рванула его у ворота и ткань расползлась, как намокшая бумага под пальцами ребенка. Атос, уже по первой Полетт знавший, какая для этого нужна сила, молча наблюдал за ее действиями. Платье упало, под ним обнаружилось исхудавшее бледное тело, один вид которого мог отбить всякое желание у мужчины. Странно, но первый экземпляр был, по сравнению с этой женщиной, куда более соблазнителен. Эта же казалась привидением рыжеволосой Мари, которую он когда-то, совсем недолго, знал. И она не вызвала у него ничего, кроме отвращения. Эта Полетт его не упрекала, она молча приблизилась, и Атос почувствовал, что у него волосы на голове зашевелились: намерения этого существа не вызывали сомнений, и он сделал первое, что пришло в голову – отдернул штору и впустил багровый свет Океана в каюту. До него даже не дошло, что жалюзи были открыты, хотя с наступлением ночи они автоматически опускались, и поднять их можно было только нажатием кнопки. Океан смотрел на них; взгляд, проникающий в самую глубину человеческого естества, в душу, заставил тело покрыться липким потом. В этом взгляде не было ничего человеческого, он копался в воспоминаниях человека, перебирал их, как жемчужины в шкатулке, перелистывал картины прошлого, как страницы огромной книги, что-то отбрасывал в сторону, как ненужное, что-то складывал, сопоставлял. Атос чувствовал, что умирает, умер, и смотрит со стороны, как некто непостижимый изучает его жизнь и препарирует его душу. Эта пытка вызвала в нем протест, бунтарская душа не могла сдаться на милость чужеродного, в сущности своей, влияния. Таким же резким движением он задернул штору, опустил жалюзи и подхватив лежащий в ногах постели халат, не спеша накинул его. - Что тебе нужно, Мари? Чего добиваетесь вы, фантомы? – разве что по голосу можно было понять, как страшно Атос устал. Женщина посмотрела на него с тоской. - Разве ты еще не понял, что я хочу быть с тобой. Всегда быть рядом. - Это невозможно, - глухо ответил Атос. – Я скоро улетаю с Соляриса. А ты останешься. - Ты ошибаешься, теперь я уже могу следовать за тобой повсюду, - в ее улыбке почудилось графу что-то хищное. – У тебя ведь все равно нет женщины, так что моя совесть будет чиста: я никому не причиню боли. Мораль – и парижская шлюшка: это было трудно, невероятно трудно совместить, но эти создания получили слишком много информации о человеке, и теперь начали оперировать и такими понятиями. Когда о человеколюбии начинают говорить порождения чужого разума, есть только два пути: либо поддержать диалог, либо полностью отказаться от общения. В первом случае можно дойти до момента взаимного понимания, во втором – утратить доверие. - Я думаю, что этот разговор бесполезен. К тому же я страшно хочу спать, - и Атос решительно забрался под одеяло. – Спокойной ночи! – бросил он через плечо, нимало не заботясь о том, где пристроится его очередная гостья, которая во сне не нуждалась вообще. «Черт побери, все это мне изрядно надоело!», - успел подумать он перед тем, как окончательно отключиться от реальности. Но оставались еще сны, и тут ни один человек не способен властвовать над собой.
Стелла: Глава 12. Финал Теперь Океан взялся за них основательно. Никто не мог сказать, как мыслит это порождение эволюции, но люди пытались систематизировать те конструкции, которые непрерывно строил Океан, рождая их в своих глубинах и поднимая на поверхность невообразимые по масштабам арки, мосты и шпили. Теперь же его поверхность замерла, превратившись в гигантский багровый студень, по которому изредка пробегала рябь. - Тишина и благодать, - д’Артаньян удобно расположился в кресле, потягивая через соломинку сложный коктейль, состав которого он уже отчаялся определить. – Но меня не оставляет ощущение, что этот студень готовит нам какую-то гадость. Я не интересовался научной стороной дела: это у нас Атос с Арамисом любители в книгах копаться и научные заседания посещать, а мне все мерещатся козни Дьявола. Кельвин, а эти два ваши сотрудника… как их звали? - Снаут и Сарториус, - подсказал Кельвин, не поднимая головы от микроскопа. – А почему вы их вспомнили, капитан д’Артаньян? - Потому что они бы сейчас очень к месту. Нам бы вообще не помешало еще человек пять в экипаже. - Вы не правы: еще пять фантомов не улучшили бы ситуации. Ни Снаут, ни Сарториус никогда не вернутся на Солярис, а слава у этого места такова, что я никак не ожидал посетителей. - Но вы же торчите на станции уже не первый год! - У меня свои причины, д’Артаньян, - Кельвин опять прижал глаза к окуляру микроскопа. - Вы ждете? - Да, я все еще надеюсь, но надежда угасает день ото дня. Хотите, я вам что-то покажу? – он поднял голову и чуть откатил свое кресло на колесиках. – Взгляните, вас это позабавит. - Да я же ничего в этом не понимаю, - пожал плечами гасконец, но все же подошел поближе. - Я вам объясню. Вот эти сплюснутые шарики – это эритроциты: кровь землян. Тут моя и ваша: та, что я попросил у вас полчаса назад. А шарики раза в два меньше – кровь фантома. А теперь посмотрите, что происходит, если они рядом. Д’Артаньян заглянул в окуляр с насмешливым видом, но уже через минуту уселся в кресло и словно прирос к микроскопу. - Но это же натуральная охота, - произнес он, поднимая посеревшее лицо. - Именно! Эритроциты фантомов активно поглощают кровь людей! Вы понимаете, что это значит? - Уходить надо отсюда, и немедленно! - Именно. А теперь подумайте, как убедить в этом Портоса? Он наслаждается семейным уютом со своей женушкой. А ведь уже не мы экспериментируем, а над нами ставят эксперимент. Сначала они проникают в наше сознание, а в какой-то момент мы станем рабами Океана. - Ну, уж нет! Я никогда никому не подчинялся, если сам этого не желал, - тряхнул головой бывший мушкетер. - Я подготовил все, что нужно и заранее отправил все результаты на Базу. Д’Артаньян, предупредите друзей. Соберемся в аварийном отсеке. Нельзя терять время. - Это похоже на позорное бегство, - пробормотал француз. - Это спасение не только нас. Это спасение Земли и земной цивилизации. Он не должен нас найти. Займитесь вашим гигантом; мне кажется, что вам он поверит скорее, чем кому-либо. Я возьму на себя Атоса и Арамиса. - Не получилось у нас взаимопонимания, - с видимой досадой пробормотал д’Артаньян. - Чужие мы друг другу, - ответил Кельвин. «Бойтесь данайцев, дары приносящих» - криво улыбнулся д’Артаньян, поспешно покидая библиотеку вслед за Кельвином. Портос долго не открывал: д’Артаньян начал уже терять терпение, но, наконец, дверь ушла в пазы и гасконец, ничего не объясняя, поманил друга знаком. Портос, ошалевший со сна, величественный в парчовом халате и турецких туфлях на босу ногу, хлопая глазами последовал за другом, протирая глаза, и даже не задавая вопросов. Недолго думая, д’Артаньян подхватил его под руку, и прижав палец к губам, повел друга к лифту. Несколько минут – и они были у причальной камеры. Здесь Портос, наконец, обрел голос. - Что вы задумали, д’Артаньян? – забеспокоился гигант. – Я ушел, не предупредив Клариссу, - он сделал движение, чтобы освободиться от руки друга, но д’Артаньян вцепился в него мертвой хваткой. - Никуда вы не пойдете, Портос и не смейте никого предупреждать, если не хотите, чтобы мы навсегда остались здесь в роли подопытных кроликов. - Но Кларисса!.. – попытался возразить Портос. – Я не могу ее здесь бросить! - Уж не хотите ли вы подвергнуть гибели нашу планету? – грозно прошептал д’Артаньян в ухо другу: для этого ему пришлось заставить Портоса нагнуться к нему. - Но не могу же я лететь в таком виде? – возмутился Портос. - На Базе переоденетесь, - пожал плечами гасконец. – У вас величественный вид даже в халате. Кстати, дружище, откуда он у вас? - Из чемодана, - отмахнулся барон Портос. - Я взял с собой чемодан с вещами, которые мне могли понадобиться. - Ну, вот, - рассмеялся д’Артаньян, - у вашей Клариссы останется память о вас. Но где остальные? - Мы здесь, - Кельвин появился в конце коридора. Он с Атосом и Арамисом почти бежали. – Полезайте в ракету, у нас не осталось времени, сразу и стартуем. Они едва успели разместиться в противоперегрузочных креслах, как Кельвин дал старт. Полчаса перегрузок, правда не более полутора «g», и ракета вышла на курс на Базу. Около огромного тора суетились челноки, а на приличном расстоянии маячил огромный корпус «Прометея», чей отражатель сейчас темным диском закрывал часть звездного пространства. - Что здесь делает звездолет? – удивился Арамис. – Он же должен был ждать нас не раньше, чем через полгода. - Планы изменились. Мы уходим отсюда, Базу сворачиваем тоже. - А станция? - С ней разберутся потом, - неохотно ответил Кельвин. – Причаливаем. Ждут только нас. Сворачивают по аварийной программе, поэтому у нас нет времени на разговоры. Вот теперь друзья воочию убедились, что такое аврал на космической станции. Правда, наблюдали они это с борта межзвездного корабля, а точнее – из медицинского отсека. Всех пятерых отправили немедля на карантин: оказывается, Крис заранее предупредил командира «Прометея», что могут быть проблемы. Теперь четверо «неразлучных» и Кельвин ожидали результатов анализов и сканирования. От них не стали скрывать, чем могли обернуться контакты с фантомами. - Портос, хватит сокрушаться о мадам Кокнар, - не выдержал нареканий друга д’Артаньян. – Еще неизвестно, чем все кончится: как бы не отправили нас до скончания времен назад, на Солярис. - С какой это радости? – забеспокоился гигант. - Если окажется, что эти монстры начали перестраивать нас под себя, никто не разрешит нам возвратиться на Землю, - мрачно объяснил ему Арамис положение дел, и вот тут доблестный Портос испугался по-настоящему. - Вот вам и эксперимент, - тихо, так что понять его можно было только по губам, пробормотал барон. - Да, и мы особенно уязвимы: кто знает, насколько удачно было наше превращение из книжных героев в настоящих людей, - озвучил Атос опасения тех, кто разбирался в проблеме. - Не станем ли мы сами заложниками Соляриса? – он обвел взглядом медицинский отсек и опустил голову. Д’Артаньян, стоявший рядом, услышал, как граф прошептал: «И этот мир тоже плод фантазии одного человека». Да, они могут стать подобием этих фантомов, в худшем случае могут потянуть за собой весь мир, придуманный Станиславом Лемом, остаться навсегда в этом мире или его людьми или породнившись с фантомами, стать бессмертными, но истинная Земля останется живой и единственной в своем роде. И это – самое важное и самое ценное, что есть у истинных людей. - Есть результат! – голос биолога корабля вывел всех из состояния задумчивости. – Мутаций не обнаружено ни у кого, это обнадеживает. - Вы уверены? – Кельвин взял расшифровку, внимательно проглядывая колонки цифр. – Что ж, неплохо. Кажется, мы вовремя успели исчезнуть из его поля зрения. Когда старт? - Через пять минут. Уходим на малой тяге, чтобы не привлекать внимания. Отражатель слишком заметен, когда работает. Через сутки включат фотонный двигатель. А потом, когда выйдем из сферы притяжения солнц – уйдем в подпространство. Жаль Базу, жаль станцию. На Земле еще ничего не знают: рапорт только ушел. - Мы можем быть раньше его, - криво усмехнулся Кельвин. - Это я вам не скажу точно: мое дело – лаборатория и полевые исследования, - биолог развел руками с самым сокрушенным видом. - Вы бывали на станции? – Кельвин рассеяно перебирал листы отчета. - Один раз, еще с Гибаряном. Ужасная смерть. - Он был удивительный человек. Чтобы заставить его застрелиться, нужно было что-то совершенно невероятное. - Вы знаете, кто к нему приходил? – биолог потрясенно уставился на Криса. Отвечать тот не собирался, только пожал плечами, уставившись в иллюминатор, на котором медленно смещалась База. В следующее мгновение она пропала из поля зрения и только равнодушные немигающие звезды одна за другой гасли в свете восходящего голубого солнца.
Стелла: Заключение Земля встретила вернувшихся насторожено. После всех бесконечных заседаний и совещаний, Кельвин, который отдувался за всех, нашел Сарториуса. Тот жил очень уединенно, стараясь не общаться с коллегами; разговоры о том, что случилось на станции в их с Гибаряном и Снаутом вахте, все еще болезненно отзывалось в душе. Однако, выслушав Криса, он сам предложил встречу с французами. - Ты ненавидишь меня за то, что я избавил тебя от Хари? – спросил он перед тем, как они расстались. - Уже нет, - Крис печально улыбнулся, протягивая ему руку в знак примирения. – Ты сделал единственно правильную вещь, но мне все равно нелегко. - А эта твоя четверка, что было у них? - Думаю, они сами тебе расскажут, - Кельвин остановился на крыльце, разглядывая умиротворяющий пейзаж осенних гор, как в зеркале, отраженных в горном озере. Я привезу их сюда, им тоже не мешает взглянуть на эту красоту. - Их пребывание среди людей не менее фантастично, чем Океан Соляриса, - задумчиво сказал Сарториус. – Привози их поскорее, Кельвин. Сарториус еще долго стоял на крыльце своего дома, хотя птерокар Кельвина давно скрылся за холмами. Солнце село, стало довольно холодно, небо покрылось звездами, которые здесь не затмевались городскими огнями, и гигантская арка Млечного пути, перечеркивая небесный свод, уводила мыслями в бесконечность. Где-то там, за созвездием Водолея, в свете двух солнц, вопреки законам Вселенной, вращалась планета, покрытая живым Океаном – наверное самым большим чудом этого мира. Океаном, с которым человечество установило контакт, но пока так и не нашло взаимопонимания. А можно ли объять необъятное?
полная версия страницы