Форум » История » Истории о дуэлях » Ответить
Истории о дуэлях
Freelancer: Мне кажется, на нашем форуме была бы уместной такая тема. Предлагаю здесь размещать документальные свидетельства и рассказы очевидцев (с детальным описанием) о правилах ведения дуэлей и реально состоявшихся дуэльных поединках (бытовая поножовщина и стычки на поле брани - не в счет)...
Ответов - 24
Freelancer: J. Christoph Amberger Дуэль между герцогом Б. и лордом Б. (начало XVIII века) [1] Около четырёх часов утра Его Светлость проснулся, сладко потянулся, не будучи (как он думал) замеченным. Потом оделся, прицепил свою шпагу и, закрепив два небольших кременька в своих пистолетах, зарядил их. Но тут он вспомнил, что секундант герцога, по всей видимости, пожелает увидеть, как их заряжают, и вынул заряд. Тем временем, Генерал уже проснулся и, заметив, что Его Светлость вытащил свой мешок, подумал, что было бы неправильно помешать ему. Затем Его Светлость опустился на колени у маленького яшмового столика, и, видимо, молился с большим усердием около четверти часа, часто повторяя, достаточно громко, чтобы это можно было услышать, ошибки своих юношеских дней, а также горячо просил Всемогущего простить их ему. После этого он разбудил Генерала, добавив, что, так как утро было холодным и дождливым, он не хотел бы задерживать Его Милость. Пока они одевались, послали за Де Ли, чтобы осмотреть шпагу Его Светлости. Тот осмотрел острие и эфес особенно внимательно, а затем вернул её, добавив, что он бы желал, чтобы этот клинок использовался в деле более полезном для его страны. Его Светлость ответил, что всё это не имеет значения, и пусть всё будет, как будет. Перед их уходом Генерал пожелал узнать, нет ли чего-нибудь, что он хотел бы передать, после чего он вложил в его руку письмо, адресованное Достопочтенной Графине Е., пожелав, чтобы он передал ей письмо наедине и не вверял ни в какие другие руки. Они прибыли несколько раньше назначенного времени, и прошлись несколько раз от дерева к домику, Его Светлость несколько раз выражал удивление задержкой Его Милости, хотя не прошло и двух минут. Затем появился Его Милость, сопровождаемый только одним секундантом. Он пожелал Его Светлости доброго утра и выразил надежду, что тот не ждал его слишком долго. Затем, вытащив свои часы, сказал, что пришел вовремя, добавил, что скорее умрет, чем нарушит свое обещание в таком деле. Его Светлость ответил, что хотя он ждал недолго, уже давно пора начать дело, ради которого они собрались. На это Его Милость ответил, что чем быстрее всё закончится, тем лучше. Секунданты проверили мечи, и каждый зарядил пистолет неприятеля. Затем они условились о следующем: 1. Дистанция стрельбы не должна быть меньше 7,5 ярдов (около 7 м). 2. Если кто-нибудь из них будет серьезно ранен при первом выстреле, дуэль должна быть прекращена, если раненый признает, что его жизнь в руках соперника. 3. Между выстрелами и обнажением клинков нет оговоренного промежутка времени, но каждый должен стремиться нанести первый укол. 4. Если кто-нибудь из них сдастся, как во втором пункте, во время боя на шпагах вследствие раны, оплошности или другой случайности, сражение должно прекратиться. Оба согласились на эти четыре пункта. Его Милость снял свой красный китель, украшенный широкой золотой тесьмой. Тогда секундант Его Светлости предложил ему расстегнуть свою жилетку, чтобы убедиться, что под ней ничего нет [2], на что тот ответил: "Вы считаете меня столь бесчестным человеком?!" Та же самая церемония была выполнена и в отношении Его Светлости, который уже сбросил свой китель, который был малинового цвета с широкой серебряной тесьмой, и оба бойца были готовы. Лорд Б. добавил: "Итак, если Ваша Милость соблаговолит, начнём." Его Милость выстрелил и промахнулся. Но мой лорд Б., вероятно, благодаря большей опытности и знанию, что битвы редко выигрывались поспешными поступками, не торопясь прицелился и ранил Его Милость около большого пальца. Когда они оба выстрелили во второй раз, Его Светлость получил лёгкое ранение в бок. Вслед за этим они немедленно выхватили свои шпаги и яростно бросились друг на друга. Каждый из них, стремился скорее убить неприятеля, чем беспокоился о собственной безопасности. На первом или втором уколе лорд Б. запутался носком своей туфли в пучке травы и, уклоняясь от выпада соперника, упал на правый бок, но, помогая себе вооружённой рукой, с невообразимой сноровкой отпрыгнул назад, избежав удара, направленного ему прямо в сердце. Во время небольшой паузы секундант Его Милости предложил Его Светлости примириться [3], но страстная жажда крови каждой из сторон так пересилила самые сильные аргументы и доводы, что они настойчиво потребовали разобраться друг с другом до конца, каким бы он ни был. Даже больше, гнев Его Милости превратился в такую ненависть, что он рассердился и заявил, что если кто-то из секундантов встанет у него на пути, он пройдёт сквозь него. Затем, когда все попытки убеждения потерпели неудачу, они удалились на оговоренное расстояние и, видимо, произошла одна из самых необычных дуэлей, запечатлённых историей. После парирования они подошли вплотную. В этом положении они стояли, осмелюсь заявить, около минуты, стремясь отцепиться друг от друга многократными рывками, после одного из которых шпага Его Милости застряла в гарде Его Светлости, а тот этого не заметил, так что Его Милость успел освободиться без каких-либо последствий. Наконец, после очень сильного рывка с двух сторон их шпаги вылетели из рук. Осмелюсь заявить, что шпага Его Светлости подлетела вверх на семь ярдов. Этот инцидент, однако, не затормозил дела. Дуэлянты одновременно подобрали своё оружие, и дуэль возобновилась с ещё большей силой. Тем временем Его Светлость получил укол с внутренней стороны правой руки, прошедший до внешней стороны локтя. Его же шпага прошла немного выше, но проворно отпрыгнув назад, он проткнул Его Милость насквозь немного выше правого соска. Таким образом, шпага Его Светлости оказалась связанной, и ему нечем было защищаться, кроме голой левой руки. А Его Милость, будучи в такой опасной ситуации, тем не менее, имел прекрасную возможность атаковать почти любую часть тела Его Светлости. Его Светлость отбил несколько уколов, направленных ему в шею, пока, наконец, не потерял два пальца, защищаясь от удара, покалечившего руку ужасным образом. Наконец Его Милость воткнул свою шпагу на одно ребро ниже сердца, и в этой впечатляющей позиции они оба застыли, не имея возможности сделать ещё один удар. Оба они были залиты кровью, когда вступились секунданты и стали просить их обдумать своё положение, и их будущее состояние, но они не согласились разойтись, пока, от большой потери крови, Его Светлость не начал оседать без чувств, выдернув попутно свою шпагу из тела Его Милости. Придя немного в себя перед окончательным падением, он качнулся вперёд и, падая поперёк шпаги, бедром переломил её пополам. Его Милость, понимая, что он не в состоянии больше защищаться или воспринимать опасность, тотчас же сломал свою собственную шпагу и упал на тело Его Светлости с глубоким вздохом. Они оба умерли до того, как подоспела помощь, хотя доктор Фонтейн получил распоряжение быть неподалёку в то утро. Примечания: 1. из Steinmetz, Andrew. The Romance of Duelling in All Times and Countries, London: Chapman and Hall, 1868, p. 163ff (vol. I) 2. Герцог бросил вызов. 3. Хотя оба секунданта пытались добиться мира сразу после начала боя, хорошие манеры требовали, чтобы только бросивший вызов (или его секундант) мог предлагать примирение во время боя
Freelancer: Первой дуэлью в России можно считать поединок, состоявшийся в 1666 году в Москве между двумя наемными иностранными офицерами — командиром Бутырского полка легендарным шотландцем Патриком Гордоном (будущим сподвижником Петра I, будущим генералом и контр-адмиралом, а также его учителем "европейской" жизни) и англичанином майором Монтгомери. "Мая 29. Мой новый дом был готов, и все благородные подданные Его Священного Величества приглашены в оный, дабы отпраздновать день рождения Его Величества [английский король Карл II]. Когда все собрались, мы весело пировали, пока после обеда майор Монтгомери и я не повздорили. Он был совсем не прав и весьма меня оскорбил. Не желая беспокоить общество в такой день, я это стерпел, но мы условились сойтись завтра и решить дело посредством конной дуэли. Мая 30. Я рано встал (хотя было очень худо от вчерашней попойки), послал к майорам Бернету и Аэнделсу - звать в секунданты - и самолично, в одиночестве, явился на квартиру к майору Лэнделсу, который не успел собраться. В поле я завидел Монтгомери, а с ним подполковника Хью Крофорда и 3 или 4 слуг. Я поспешил ему навстречу, но так как там была вязкая пашня, да и слишком близко от Слободы, попросил отъехать дальше, где почва получше. Удалившись на мушкетный выстрел, в очень удобное место, мы разъехались, помчались друг на друга и оба выстрелили, будучи совсем рядом, - без какого-либо вреда. Я круто развернулся (конь мой весьма послушен), а его понесло прочь. Я поскакал следом и, хотя по военному и дуэльному закону мог воспользоваться его весьма невыгодным положением, все же осадил коня и крикнул, чтобы он возвращался. Остановив своего и приблизившись, он отозвался: "Мы убьем друг друга -- сразимся пешими!" Я ответил, что довольствуюсь любым способом, спешился и отдал коня одному из его слуг (за отсутствием моих). У нас обоих были полуэстоки [род холодного оружия], и я скинул кафтан, но [Монтгомери] отказался биться на полуэстоках. Так как палаш имелся только один - у подполковника Крофорда, они послали в Слободу за другим. Я возражал против сего, требуя биться тем оружием, что было при нас, - ведь я обладал правом выбора и предложил [майору] выбрать эсток. Но все было напрасно. Прежде чем принесли другой палаш, явился мистер Эннанд с прочими и не позволил нам сразиться. Итак, мы покинули поле без примирения и условились сойтись завтра или в другой раз, однако вечером английские купцы нас помирили." Дуэль особых последствий не имела, однако десятские, кои осуществляли полицейский надзор в Немецкой слободе, получили наказ: «Приказать полковникам и полуполковникам, и нижним чинам начальным... и иноземцам, чтобы они... поединков и никакого смертного убийства и драк не чинили...» На Гордона реакция власти большого впечатления не произвела, и вскоре он вызвал генерал-майора Трауернихта — за то, что тот посмел советовать ему, как командовать полком. О готовящейся дуэли стало известно царю, и она не состоялась. С легкой руки вспыльчивого шотландца дуэли в Немецкой слободе, на которых «чинились напрасныя многия убивства», стали обычным явлением, но за пределами слободы, где конфликты традиционно разрешались жалобами, обращенными к верховной власти, они казались невероятной экзотикой. В то время в среду русских этот обычай еще не интегрировался. Тем не менее, эти единичные прецеденты заставили царевну Софью в указе от 25 октября 1682 года, разрешившем всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорить запрет на поединки.
Freelancer: Сюжет, описанный в книге В.Аркадьева и Т.Любецкой «Диалог о поединке». Случай, наверное, довольно известный, но показательный. Повествует В. Аркадьев: Лишь один преподаватель вызывал у нас симпатию - Петр Антонович Заковорот, из рядовых царской армии - один из сильнейших дореволюционных фехтовальщиков. Ему, как и нам, претила однообразная муштра, и, заметив нашу усталость и отсутствие начальственного надзора, он усаживал нас на гимнастические скамейки и рассказывал всякие истории из своей дореволюционной фехтовальной практики. Помню, однажды он рассказал о дуэли, состоявшейся между слушателями школы за несколько лет до революции. По его мнению, то была последняя в России дуэль. Это было году, кажется, в 1910-м. Ротмистр и поручик - оба слушатели школы - ухаживали за одной девушкой. Она была в меру недурна и не в меру кокетлива. Такова тривиальная причина ссоры, которая привела в конце концов к тому, что поручик заявил ротмистру нечто вроде того, что «двоим нам тесно на одной земле». Ротмистр спокойно ответил: «Что вы, господин поручик, вот вы стоите рядом со мной, а я ничего, кроме пустоты, не ощущаю». - «Что? - закричал поручик. - Оскорблять?! Я требую-сатисфакции!». Конечно, последняя дуэль не могла звучать менее торжественно, все правила были соблюдены - вызов принят, но... Но, приняв вызов, ротмистр поспешил к инструктору по фехтованию, коим был наш Петр Антонович Заковорот. «Выручайте,- взволнованно проговорил ротмистр, - мне завтра драться на дуэли!» - «На чем?» - «На дуэли». - «Да ведь вы никогда не держали оружия!» - «В том-то и дело. А поручик, вы знаете, хороший фехтовальщик. Мне бы надо как-нибудь быстро поучиться». Петр Антонович покачал головой и решительно произнес: «За один день? Не может быть и речи! Отказывайтесь, вас от этого не убудет».-«Да что вы! Будь они прокляты, традиции и честь мундира! Я понимаю, глупо быть проколотым надутым дураком, но я должен драться!»-«Так вы говорите - драться уже завтра?» ...Через несколько минут Петр Антонович, этот блестящий мастер фехтования, стоял в такой боевой стойке, за которую выгнал бы из зала любого своего ученика, и говорил: «Вот так, согнитесь в три погибели, как горбун с тяжелой ношей, саблю выставьте вперед, к самому лицу противника, бешено ею вертите и наступайте! Непрерывно наступайте, шагая и прыгая самым обычным способом... Я хочу сказать: никакой фехтовальной стойки!» Ротмистр стал имитировать учителя, а тот, надев фехтовальную маску и изображая собой поручика, отступал в классической боевой позиции. ...В глухом уголке пригородного парка на следующий день произошла дуэль. Укрытые в кустах стояли две кареты. Арбитр, врач и секунданты в цилиндрах были мрачны, предчувствуя вместо поединка убийство, так как фехтовальная виртуозность поручика была общеизвестна. Затем арбитр напомнил правила дуэли и скомандовал: «Prenez vos places sil vous plait» . И затем как отсек: «Allez!» Приняв позицию горбуна, ротмистр немедленно ринулся в наступление. Поручик, увидя нечто невообразимое и непонятное с точки зрения фехтовального искусства, опешил и начал пятиться. А еще через мгновение, швырнув саблю на землю, обеими руками ухватился за нижнюю часть лица, откуда обильной струей текла кровь. Подбежал врач. «Господа, рана серьезна! Рассечен подбородок до кости!» Вот так окончилась последняя в России дуэль.
Freelancer: Дуэльный кодекс: теория и практика дуэли во Франции XVI века Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001, с. 216-233 Дуэль относится к разряду популярных исторических сюжетов, привлекающих внимание не только историков-профессионалов, но и широкого круга публики, знакомого с темой дуэли в первую очередь по историческим романам и кинофильмам, которые и формируют определенный стереотип ее восприятия. Можно утверждать, что в современном массовом сознании дуэль прочно ассоциируется с такими понятиями, как благородство, дворянство, честь и справедливость. Дуэль воспринимается как своего рода ритуал, принятый в дворянской и офицерской среде, "честная игра", где равные возможности противников и принцип взаимоуважения заложены в сами правила поединков - дуэльный кодекс. Такое представление о дуэли во многом обязано той модели поединка, которая сложилась в Европе к концу XIX в., когда результатом дуэли все реже становился серьезный физический ущерб, причиняемый участниками друг другу. Сатисфакция подразумевает само обращение к дуэли, а не кровопролитие. Однако дуэль, как любое историческое явление, за свою более чем четырехвековую историю претерпевала существенные изменения, дуэльные правила трансформировались в зависимости от времени и региона. Поэтому в правилах и практике дуэлей можно найти черты, характеризующие конкретную историческую эпоху и страну, выявляющие модель мировоззрения той группы населения, которая имела непосредственное отношение к участию в поединках. В первую очередь речь идет о дворянстве и военных (прежде всего офицерском корпусе), поскольку именно среди этих социальных групп дуэль всегда была наиболее распространенной, а ее традиция наиболее устойчивой. Временем и регионом, где дуэль получила наиболее массовый характер и достигла пика своего развития является Франция рубежа ХVI-ХVП вв. В исторической литературе хорошо известна следующая цифра: за неполных 20 лет правления Генриха IV на поединках по разным подсчетам погибло от 6 до 10 тыс. дворян, было роздано более 7 тыс. королевских прощений дуэлянтам. По свидетельству Франсуа де Ла Ну, в его время от дуэлей во Франции ежегодно гибнет больше дворян и солдат, чем их погибло бы в случае большого сражения 1. Этот феномен "дуэльной лихорадки", поразившей французское дворянство во второй половине XVI — первой половине XVII в., современные исследователи западноевропейского дворянства справедливо связывают с комплексом кризисных явлений, охвативших общество той эпохи. Такие исследователи французского дворянства, как А. Жуанна, Ф. Биллакуа, трактуют дуэль как форму реакции дворянства на происходящие в обществе изменения, как протест против усиления роли государства и возвышения групп элит, связанных с развитием и усложнением функций государственного административно-бюрократического аппарата 2. В обстановке размывания сословных границ и смены ценностных ориентиров общества функция дуэли, ее значение для дворянства - это способ самоутверждения и защиты своего статуса и публичной репутации, метод сведения счетов, средство обратить на себя внимание, в частности знатных особ из карьерных соображений, вид спорта, игра и мода, популярный в среде дворянской молодежи стиль жизни и поведения. В дуэли реализовалась своего рода частная война, заменяя судебный поединок, хотя и на дуэль и на судебный поединок монархией фактически был наложен запрет. В дуэли можно усмотреть и вызов общественным представлениям о морали, и ценностям христианской этики, поскольку дворянская честь ставилась выше не только законов государства, но и заповедей Христовых. А еще дуэль — это вызов новой возвышавшейся элите — людям мантии и их моральным ценностям; вызов самим основам государства, поскольку она ставила под сомнение авторитет монархии и правомочность ее правосудия вторгаться в вопросы чести, являющиеся внутренним делом дворянского сообщества. Мотивация дуэли, какими бы ни были ее конкретные причины и поводы, всегда подразумевала исключительно защиту персональной дворянской чести конкретного индивида 3. Реальные основания дуэли при этом могли варьироваться от таких серьезных поводов, как месть за убитых друзей или родственников, до элементарной мелкой ссоры из-за неосторожного слова или даже жеста собеседника. И в случае смертельной обиды, и в случае ссоры из-за пустяка дуэль велась с одинаковым ожесточением, и смертельный исход являлся скорее нормой, чем редким исключением. Если представить дуэль как своего рода "диалог" между дворянами, то в манере их "общения" на поединке должны были отражаться психологические установки, присущие обычной повседневной жизни. Таким образом, дуэль можно трактовать как модель мировоззрения французских дворян XVI в.; очевидно, в экстремальной ситуации выбора между жизнью и смертью проявлялись наиболее существенные черты ментальности дворян той эпохи. С начала XVI в., когда судебные поединки и единоборства рыцарей на войне случались все реже и реже, был зафиксирован новый вид поединка - bataille à la mazza (поединок в кустарнике) или же bataille en bestes brutes (поединок на манер животного). Все современники, авторыдуэльных трактатов и ревнители рыцарских традиций, каким бы ни было их отношение к этому новому типу боя, едины в определении места его рождения - Италия, Неаполитанское королевство 4. В первом случае название поединка происходит от неаполитанского названия кустарников, образующих заросли, в которых обычно проводили эти поединки. Второе название отражает суть подобного боя: драться так, как дерутся дикие звери - до смерти и без пощады 5. Родоначальниками этого типа поединка в XVI в. считали итальянцев 6. В итальянских городах аристократизация городских нотаблей, формирование неофеодальныхкланов, стремление встать вровень с традиционной элитой породили в их среде обостренное чувство чести. И. Клула именно с этим связывает рост в Италии, прежде всего Неаполе и Тоскане, числа стычек между враждующими сторонами, поединков и убийства. Они не имели никакой политической подоплеки, в их основе - месть за нанесенное оскорбление, в частности за уязвленную честь 7. Если сравнить правила поединка à la mazza и предписания наиболеепопулярных во Франции авторов дуэльных трактатов - Жан-Батиста, Поссевино, Париса де Путео, Андре Алсиато или Джироламо Музио(середина XVI в.), то окажется, что между этой практикой и теорией дуэлей существует весьма значительный разрыв. Например, Музио былвынужден констатировать, что описанные им правила, весьма близкие к рыцарским куртуазным правилам прошлого, выходят из употребления. Прямо о bataille àla mazza и bataille en bestes brutes Музио не говорит, его замечания об этих типах поединка отрывочны, он упоминаето них только в тех случаях, когда налицо явное расхождение их правилс канонами. По сути, для него bataille à la mazza не новый вид поединка,а вульгарное отклонение от нормы, не имеющее никакого отношения к поединку защиты чести 8. Основные отличия новой дуэли Музио видитв следующем: 1. Отказ от публичности - эти поединки ведутся в лесах и иных пустынных местах 9. 2. Отказ от защитного вооружения и изменение оружия поединка. На этом стоит остановиться подробнее. В идеале Музио считал подобающим оружием для поединка исключительно рыцарское, то, которое рыцари используют на войне. Однако совершенствование оружия ставит его в тупик. Например, Музио не знает ответа на вопрос, допустимоли использование в поединке кабассета (открытого шлема, без задней части) или же тонкого колющего меча. Но что, на его взгляд, абсолютно недопустимо, так это отказ от доспехов. Музио называет две причины отказа от доспехов - техническую и концептуальную. Без доспехов дуэлянт мог легко двигаться и максимально использовать приемы борьбы - это техническая причина. Концептуально - сделать неминуемой смерть одного из участников, в чем Музио видит не просто презрение ксмерти, но и добровольный отказ от жизни, что является грехом перед Господом 10. 3. Свое внимание к иерархии различных степеней знатности людейчести Музио обосновывает неприятием новой моды - не соблюдать ранги. Особенно это касается военных, которые должны помнить о недопустимости поединка между начальником и подчиненным, - они могут драться только вне службы, например после отставки. Солдат имеет право вызвать на поединок сержанта и капитана, но те имеют правоотказаться. Право солдата на поединок Музио обосновывает тем, что оружие аноблирует в том случае, если военная профессия - единственное занятие человека как в мирное, так и военное время. В поединках следует соблюдать иерархию знатности - serenissimes - illustrissimes - illustres. Менее знатный не может вызвать более знатного11. Проблему легитимности таких правильных поединков Музио не затрагивает вообще, поскольку для него приемлем только рыцарский поединок, соответствующий рыцарским нормам. Запреты государей на поединок, по его словам, подвергают рыцарей опасности бесчестья иклеветы. Было бы честнее не запрещать, а требовать, чтобы никто не смел искать поединка без разрешения своего сюзерена. Отказ сюзерена предоставить право на поединок в случае преступления, наказуемогосмертью, или же для защиты репутации, согласно концепции Музио, неправомочен, что объясняется следующей логикой. Честь почитаетсяблагородными людьми более жизни. Вопрос чести не менее важен, чем гражданский или уголовный процесс. Монарх может восстановить положение человека, дать ему должности, имущество, свою милость, сделать его бедным или богатым, но он не может сделать его хорошим или плохим, поскольку только Бог хозяин человеческой воли. Честь вне власти государя, поскольку у него нет юрисдикции над духом 12. Пожалуй, единственное отступление от древних предписаний, которое Музио допускал, касалось наказания проигравшего в поединке. Наказанием проигравшему служит не его ранение или смерть, а потеря им чести, что уже само по себе гораздо хуже, нежели отсечение члена илипотеря жизни. Дети опозоренного не должны нести на себе грех родителя 13. Таким образом, для Музио поединок по-прежнему форма восстановления справедливости и правосудия, принятая среди рыцарей и людей чести. Теперь посмотрим, как интерпретирует поединок защиты честифранцузский мемуарист Пьер де Брантом; он единственный из многочисленных французских авторов дуэльной и антидуэльной литературы XVI в., кто в "Размышлениях о дуэлях" подробно описал сами поединкии комментировал их правила. Большинство этих поединков относятся кпериоду от правления Франциска I до начала правления Генриха IV. Часто описания этих дуэлей служили для него иллюстрациями к тому илииному мнению, которого придерживалось "общество" (имелось в виду сообщество дворян и военных), или же, наоборот, - иллюстрациями отступления от общепринятых норм. Поскольку Брантом старался запечатлеть подробности запомнившихся ему эпизодов, хорошо известныхего современникам, он не заботился о хронологии, и далеко не всегдапредставляется возможным ее установить. Чаще всего они просто привязаны ко времени правления королей или какому-нибудь событию, например военной кампании или сражению. По словам Брантома, он пишет "о том, что слышал по этому поводу (дуэлей. - Н.В.) в разговорах между собой великих капитанов, сеньоров, бравых солдат". Больше всего их интересовало, насколько должна практиковаться куртуазность и должна ли она вообще присутствовать вдуэлях, сражениях, судебных поединках, стычках и вызовах 14. Поэтому у Брантома в описании конкретных поединков и в комментариях к ниммы, на мой взгляд, можем обнаружить ту картину дуэли, которая виделась самим дворянам-дуэлянтам (многие из них были его друзьями илихорошими знакомыми). Историограф Генриха IV Сципион Дюплеи посвятил правилам поединков трактат. В нем много внимания уделено принципам, которымидворяне мотивировали те или иные положения дуэльного кодекса 15. Коллективные представления дворян о правилах поединка в изложенииБрантома и Дюплеи весьма близки друг другу, оба опирались на сложившуюся во Франции практику, а не теоретические воззрения итальянских авторов дуэльных трактатов. По признанию Дюплеи знакомство французов с bataille àla mazza и bataille en bestes brutes, в том числе интересовавшихся дуэлью потенциальных авторов мемуаров, в частности Брантома, произошло во время походов в Италию Людовика XII, а затем Неаполитанских экспедиций Одетта де Фу а, сеньора Лотрека (1527-1528) и Неаполитанского похода Франсуа де Гиза (1557)16. Этому знакомству способствовало и то, что контингент итальянских наемников во французских войсках в Италиисоставлял весьма значительную часть. Новый тип поединка быстро и широко распространился во Франции уже в начале 30-х годов XVI в., о чем свидетельствуют ордонансы Франциска I 1532 и 1539 гг. о правилах ношения оружия в королевстве; дуэли стали повседневным элементом военного и дворянского быта. Несмотря на то что при Франциске I судебный поединок был абсолютно легитимен, множилось число дворян, выбиравших более простые методы сведения счетов в бою. В своих ордонансах Франциск I пыталсянапомнить дворянству, что "если его подданные ввязались в ссору, защищая честь, и ссора эта не может быть улажена правосудием, онидолжны обращаться к королю с соответствующим ходатайством и получить от него разрешение на поединок"17. Тем не менее благие королевские пожелания относительно того, "чтобы каждый мог чувствовать себя уважаемым и пребывать в безопасности в своем доме и вне его без оружия так же хорошо, как с оружием"18, остались только на бумаге. Почти все описываемые Брантомом дуэли периода Итальянских войн со времени правления Франциска I до конца правления Генриха IIвелись в большем или меньшем соответствии с новыми итальянскими правилами. Дух этих поединков был уже весьма далек от рыцарского куртуазного единоборства и идеи восстановления законной справедливости. Середина XVI в. стала периодом динамичного развития дуэли, этапом формирования традиций и норм, которые без серьезных изменений просуществовали в дальнейшем вплоть до середины XVII в. Брантом стремился понять, чем дуэль отличается от прочих разновидностей поединка. При этом влияние на дуэль новых правил, весьмасхожих с правилами ведения войны, было для него очевидно: "Есть лиразличие между поединком церемониальным, обусловленным и торжественно обставленным судьями, распорядителями поля, секундантами иконфидентами, и поединком, который проводится с нарушениями и без публики, в полях - здесь, где все от войны"19. Главную отличительную особенность первого он склонен видеть не столько даже в его легитимности и публичности, сколько в куртуазности: «Как в боях "до крайности", о которых я писал ранее, мало куртуазности, так в боях à la mazza и вызовах ее тоже мало"20. Как и на войне, в поединке чести понятие"куртуазность" - это вполне конкретный неписаный свод правил, регулирующих действия противников в отношении друг друга. Есть то, чтодозволено и то, что запрещено, - этим нормам все участники дуэли обязаны подчиняться. Какова же модель поведения дуэлянта в интерпретации Брантома и других авторов, как эта модель соотносится с моделью поведения дворянина и военного? Как законы чести реализовались непосредственно в дуэли? Первое, что резко отличает французские дуэли от поединков прошлого и даже дуэлей итальянцев - это цель. Согласно Брантому, когда неаполитанские поединки вошли в практику французов, ни о какой пощаде не могло быть и речи: следовало либо убить противника, либо самому пасть на поле боя. Часто изранив друг друга, но не прекращая поединка, оба участника погибали, "поскольку, когда идут на это дело, настолько входят в раж, движимые азартом, досадой и местью, что частолибо одного убивают с первого удара, либо оба остаются на поле мертвыми"21. Вполне допустимым считалось убийство обезоруженного, упавшего или раненого противника. Исход поединка должен был бытьочевидным и не вызывать сомнений в победе. Таких поединков — со смертельным исходом и без пощады - Брантом, по его собственным словам, может назвать сотни 22, но его интересует куртуазность, поэтому от описания подобных поединков он всевремя стремится перейти к тем, где, по его мнению, она присутствует. Однако приводимые им примеры свидетельствуют скорее об обратном.В частности, поединок, произошедший в окрестностях Рима во времяНеаполитанского похода де Гиза между гасконским и итальянским капитанами. Поводом послужило оскорбление: гасконец заявил, что все итальянцы плуты. Во время поединка итальянец нанес гасконцу удар, считавшийся тогда весьма подлым, - по колену. Единственной причиной, побудившей его оставить своего противника в живых, был страх мести со стороны солдат гасконца. Брантом не советует дуэлянтам хвастать своей победой, устраивать триумфальное шествие или относить в церковь свое оружие: после этого победитель рискует не прожить и двух дней 23. Куртуазность Брантом не причисляет к соображениям, по которым противнику в поединке даруется жизнь: одни не добивают лишь потому,что не вполне умеют это делать, другие страшатся призраков убитых,у кого-то просто не хватает отваги прикончить, некоторые боятся Бога или короля с его правосудием, но большинство опасается мести роднии друзей убитого 24. Вероятность последней была весьма велика. Даже после поединка Жарнака - Шатеньере, проводившегося по всем правилам и под королевским надзором, более 500 солдат, служивших под началом Шатеньере, были готовы тут же, на месте поединка, напасть на Жарнака и его секундантов. Единственный комментарий Брантома поэтому поводу: "Ха! Вот если бы уже в те времена французское дворянство было так же хорошо обучено и опытно в бунтах и возмущениях,как оно это продемонстрировало в первых гражданских войнах!"25 Подарить противнику жизнь, позволить упавшему встать, поднятьвыбитую шпагу или взять новую взамен сломанной - такие примеры благородного, с современной точки зрения поведения, Брантом в своих описаниях дуэлей приводит. Другое дело, как подобные поступки воспринимались обществом XVI в. Во времена Франциска I Джаннино Медичи, будучи на французской военной службе, решил положить конец давней вражде двух своих капитанов: он дал им по шпаге, по половинесвоего плаща и запер в зале, заявив что не выпустит их до тех пор,пока они "не уладят свои разногласия". Капитаны Сан Петро Корсо и Жан де Турин взялись за дело. Жан де Турин ранил соперника в лоб,и тот не смог продолжать бой, так как кровь заливала ему глаза и лицо.Тогда Жан де Турин предложил прервать бой с тем, чтобы Сан Петро перевязал рану. После чего бой был продолжен, и уже Сан Петро выбил шпагу из рук де Турина, позволив затем ему ее поднять. В конце концов они изранили друг друга до такой степени, что были не в состоянии продолжать поединок. Но мнение всех военных обратилось против Сан Петро, который не воспользовался удачей и не убил безоружного противника, а подарил тому жизнь и тем самым презрел свою победу 26. Многие авторитеты того времени считали, что победитель должен забрать оружие противника27, особенно если он только ранен или признал свое поражение: это и трофей, свидетельствующий о победе, и гарантия того, что проигравший в отместку за унижение не воткнет свое оружие в спину противника, как это сделал в 1559 г. Ашон Мурон, племянник маршала Сент-Андре, предательски убив победившего в честном поединке капитана Матаса. Капитан, старый вояка, пожалел юнца, выбил у него из рук оружие и прочитал нотацию о том, что нехорошо нападать на опытных людей, едва умея владеть клинком. Когда он, повернувшись к противнику спиной, стал садиться на лошадь, тот воткнулему в спину свою шпагу. Дело замяли, учитывая родство Мурона, а придворные, в том числе Франсуа де Гиз, не столько порицали предательский удар, сколько возмущались глупостью капитана, презревшего фортуну и оружие 28. Точно так же всеобщее мнение осудило графа де Грандпре, "доблестного, как шпага", капитана пехоты, проявившего излишнюю куртуазность в поединке с квартирмейстером легкой кавалерии де Гиври (дело относится к войнам Лиги в 80-е годы XVI в.). Когда у де Гиври сломалась шпага, граф предложил ему взять другую, на что де Гиври заявил, что ему хватит и обломка, чтобы убить противника, тогда де Грандпре опустил свою шпагу и прекратил поединок. Обсуждавшие эту дуэль дворяне и военные сочли, что граф был обязан убить соперника, который не хотел получить милость от врага. Но было бы еще лучше, если бы де Гиври убил графа за чрезмерное безрассудство и браваду 29. Дарование жизни порой воспринималось как изощренное дополнительное оскорбление и унижение, многие дворяне считали, что проиграть и остаться в живых - это позор 30. Именно так было расценено поведение де Сурдеваля, который погрузил своего тяжело раненного противника на собственную лошадь, отвез к цирюльнику и заботился о нем до полного его выздоровления. Дело произошло во время выполнения де Сурдевалем дипломатической миссии во Фландрии, куда он, будущий губернатор Бель Иля, был послан Франциском I к Карлу V. Брантомособо отмечает, что, узнав об этом поединке, император принял француза при своем дворе и одарил его золотой цепью скорее за доблесть,чем за куртуазность. Многие в такой ситуации, по его словам, предпочитали умереть, чем быть облагодетельствованным подобным образом — слишком уж большую славу обретает победитель. Кроме того, жизнь тяжело раненному противнику могла дароваться из желания убить его в следующий раз, когда он поправится, что было благороднее, нежели бить лежащего или безоружного. Именно так собирался поступить брат Брантома Жан де Бурдель, который во время пьемонтских войн дрался на мосту в Турине с гасконским капитаном Кобио. Как пишет Брантом, среди лиц опытных до тонкости знающих законы дуэли, считается куртуазным подарить противнику жизнь в том случае, если он лежит на земле с тяжелым ранением 31. То есть речь идет исключительно о том, чтобы не добивать того, чьи шансы на смерть и без того уже велики. Пощада противника могла стать причиной повторных поединков, как это случилось с капитаном Отфором. Во время боевых действий в Шотландии (1548) он был вынужден трижды драться с сеньором Дюсса, который трижды был ранен и всякий раз снова рвался в бой. Если противника пощадили в первом поединке, то в повторном, согласно общепринятым правилам дуэли, следовало его прикончить, даже если он лежал на земле без оружия с тяжелым ранением и молил о пощаде, ибо не стоит искушать судьбу и Бога, отказываясь от дарованной им победы32. Вообще же считалось, что вызывать вторично на поединок человека, который подарил тебе жизнь в бою, все равно что убить своего благодетеля и второго отца. Это допускалось только в том случае, если победитель грубо оскорблял помилованного или заявлял, что тот вымолил у него жизнь или вел себя как трус33. Наилучший же способ пощадить противника — это искалечить его так, чтобы он более никогда не мог драться: лучше всего отсечь ему руку или ногу. А чтобы он никогда не мог отрицать, что жизнь ему подарили, можно на память изуродовать ему лицо и нос 34. Об этом свидетельствует и Франсуа де Ла Ну, заявляя, что у французов считается за честь отрубать руки и ноги, калечить одних и убивать других35. Причину того, что поединок по итальянским правилам у французов стал по большей части смертельным, Брантом видит в том, что итальянцы, несмотря на свою кровожадность, более осмотрительны и осторожны36. В мемуарах маршала Таванна в связи с описанием Неаполитанского похода де Гиза есть даже своего рода инструкция французам, как следует вести поединок, если ваш противник итальянец. Итальянцы более искусны, ловки и субтильны, они соглашаются на поединок только в том случае, если владеют каким-нибудь хитрым приемом, который позволит свести на нет храбрость противника. Французы, по мнению Таванна, превосходят итальянцев храбростью и доблестью. Поэтому с итальянцами французам, если выбор оружия принадлежит им, надлежит сражаться пешими и в рубашках, т.е. без доспехов. В этом случае,без сомнений, победа достанется им легко 37. Следствием стремления к убийству противника стало изменение арсенала дуэлянтов. Употребление доспехов еще встречается при описании поединков времен Итальянских войн, но постепенно они полностью выходят из употребления. Причин, видимо, было две: доспехи имели не все военные, и доспехи у всех были разными. Их высокая стоимость могла препятствовать установлению паритета в вооружении. По словам Брантома, поединок в доспехах мог полностью разорить одну из сторон, особенно если одна из сторон преднамеренно назначала для боя вооружение, которое вторая сторона не могла приобрести38. Отказ от доспеха "демократизировал" поединок, облегчал процедуру согласования условий дуэли и позволял сократить время от вызова до боя, так как на подбор нужного оружия стало уходить меньше времени. Оружием дуэли чаще всего служили шпага и кинжал, которые в XVI в. носили дворяне и военные независимо от своей военной специализации. Считалось, что дворянин должен прибегать к тому оружию, которое было при нем в момент вызова и которое он постоянно носил при себе, а только это оружие военные и дворяне имели право носить вне службы и находясь в городе39. Обычно на дуэли сражались не только без какого-либо защитного вооружения (кольчуга или кираса), но зачастую и без камзолов и колетов, в одних рубашках или обнаженнымипо пояс. С одной стороны, это должно было свидетельствовать о том, что никто не прибегнет скрытно к доспехам, чтобы создать себе преимущество перед противником. С другой стороны, это демонстрировало намерение смертельного боя. Стремление обозначить свою готовность победить или умереть стало второй и главной причиной исчезновения защитных доспехов. И здесь мнение Брантома прямо противоположно мнению Музио, который писал, что человек, идущий на войну, уважаем настолько, насколько он позаботился о своей безопасности, облачившись в надежные доспехи. Поэтому для него загадка, что заставляло дуэлянтов драться без них40. Для Брантома здесь нет никакой загадки. Победить или умереть - стремление похвальное и хорошее, но этот принцип одинаково успешно можно реализовать в доспехах и без них. Но большего уважения заслуживают те, кому защитой в бою служит только храбрость и кто не навешивает на себя груду доспехов41. С третьей четверти XVI в. (в период правления Карла IX) во Франции вошла в употребление рапира с длинным и легким клинком, часто пригодная только для нанесения колющих ударов, а с конца XVI в. колющая шпага и рапира стали основным дуэльным оружием, поскольку дворяне предпочитали умереть от точного удара, оставляющего маленькое отверстие, чем остаться в живых, но стать калекой или ходить обезображенным глубокими и длинными шрамами от рубящих ударов мечом или тяжелой шпагой 42. Не случайно некоторые противники дуэлей и сторонники их ограничения, например маршал Таванн, в качестве меры, способной существенно сократить число поединков, рекомендовали запретить пользоваться шпагами и рапирами, пригодными для колющих ударов, и применять вместо них широкие тяжелые мечи и шпаги, пригодные исключительно для того, чтобы рубить, а также запретить поединки без шлемов и лат 43. До появления рапиры никаких различий между боевым и дуэльным оружием не было: на поединке использовали то же оружие, что и на поле боя - шпаги, одинаково пригодные для нанесения уколов и рубящих ударов. В XVII в. с развитием и совершенствованием огнестрельного оружия (появлением пистолета с колесцовым, позднее кремневым замком) распространяется дуэль на пистолетах, чаще всего между всадниками. Шпага и рапира еще долго оставались основным дуэльным оружием: Брантом вспоминает только несколько дуэлей на пистолетах, и пишет о них как о совсем недавно появившемся и мало распространенном новшестве последних лет 44. Кардинально мнения сторонников и противников дуэли разошлись в вопросе оценки искусства фехтования, которое Ла Ну считал первой и главной причиной дуэлей 45. Все авторы единодушно признают, что фехтование бесполезно, к нему почти не прибегают на войне 46. Но при этом вопреки собственной неприязни к этому искусству ни Ла Ну, ни Таванн не отвергают фехтование как таковое. По словам Таванна, фехтование развивает отвагу и ловкость, позволяет защитить себя и свою честь, дворянин просто обязан уметь фехтовать по причине распространенности дуэлей. Но это искусство вселяет в человека надежду убить и не быть при этом убитым, поскольку у хорошего фехтовальщика огромное преимущество над противником, а в этом, по мнению Таванна, мало чести для дворянина - он должен беречь себя для войны. Парировать и драться для собственного удовольствия умеет любой солдат и убийца, для которых это дело привычное 47. Ла Ну тоже считает фехтование занятием полезным, а стремление добиться в нем совершенства - похвальным. Но и он подчеркивает, что чувство превосходства, ощущение силы и ловкости приводят к тому, что много возомнившие о себе молодые люди начинают бравировать своим мастерством и, как показывает практика, превращают фехтование в средство завоевания репутации неуязвимого храбреца 48. Кроме того, добиваясь в этом искусстве совершенства, они постоянно ищут поединков для того, чтобы доказать свое превосходство над другими. Авторы антидуэльной литературы, например Прессах и Габриэль де Треллон, склонны видеть в фехтовании некую магию, которая позволяет слабому сердцем одержать верх над более доблестным. Победа фехтовальщика приравнивается ими к победе, одержанной при помощи чар, к своего рода трусости, наподобие использования на войне амулетов и заговоренных рубашек, которые призваны спасать от аркебузных пуль. Тот, кто занимается фехтованием, не обладает доблестью 49. Мишель Монтень тоже был уверен, что научить храбрости невозможно, успехи в фехтовании - следствие ловкости, а не природной смелости: "В годы моего детства дворяне избегали приобретать репутацию искусных фехтовальщиков, ибо она считалась унизительной, и уклонялись от обучения этому искусству, которое основывается на ловкости и не требует подлинной и неподдельной доблести"50. Брантом, отношение которого к фехтованию наиболее близко к ощущению самих дуэлянтов, категорически не согласен с теми авторами дуэльных трактатов, которые пишут, что победа одерживается только доблестью и достоинствами. Сам Брантом учился фехтованию в Милане и Риме у мастеров Таппа и Жака Феррона из Асти 51. При описании дуэлей его среди прочего интересует уровень фехтовального мастерства их участников. Если ему что-то об этом известно или об учителях фехтования кого-либо из лиц, упоминаемых им в связи с поединком, он не забывает при этом сообщить. Для Брантома, как и для дворян-дуэлянтов, в поединке одинаково важны и доблесть и оружие 52. Признание того, что исход поединка во многом зависел от уровня владения оружием, по сути, означает, что смысл дуэлей был весьма далек от идеи Божьего суда. Побеждал более искусный, а не тот, на чьей стороне была правда. Кстати, в XVI в. полностью исчезает обычай вызывать соперника брошенной перчаткой или капюшоном - важнейшая ритуальная часть судебного поединка, символизировавшая готовность дуэлянта отстаивать правое дело собственным телом, залогом предоставления которого для Божьего суда и являлась перчатка 53. Отказ от этой традиции, на наш взгляд, далеко не случаен: никому уже и в голову не приходило, что в бою он отстаивает свою правду перед лицом Всевышнего, а не свою честь в глазах общества себе подобных. От поединка прошлого, прежде всего судебных, дуэль XVI в. отличалась и изменившейся ролью секундантов. Теперь это не наблюдатели, призванные следить за соблюдением правил поединка, а дублирующие пары бойцов, своим оружием поддерживающие в бою двух противников. Именно такая дуэль нескольких пар сражающихся находит во Франции наибольшее распространение, при этом победитель в одной из пар мог присоединиться к одному из своих компаньонов, после чего они дрались вдвоем против одного. Поединок мог превратиться в небольшое сражение - от 10 до 20 и более участников с каждой стороны. При этом секунданты могли не испытывать друг к другу никакой вражды, а напротив, быть друзьями. Описание поведения такого секунданта мы можем найти одновременно и у Брантома, и Монтеня. Речь идет о поединке в окрестностях Рима в 1581 г. между французскими дворянами, гасконцем Эспереза и Ла Вилатом. Секундантом первого был родной брат Монтеня Матекулон. С Эспереза - виновником ссоры и своим напарником по поединку Матекулон был едва знаком, в то время как его противником и секундантом Ла Вилата был его друг барон Салиньи. Матекулон первым убил своего противника, а затем и противника Эсперезы - последний явно проигрывал 54. Законов чести Монтень, по его собственным словам, не понимает, поскольку они часто противоречат разуму и здравому смыслу. Но поведение брата тем не Менее находит у него оправдание: Матекулон не имел права быть справедливым и великодушным, подвергая риску успех лица, в распоряжение которого он себя предоставил 55. Точно так же барон Бирон в начале 80-х годов на поединке с Каренси сперва убил своего противника, а затем прикончил двух его секундантов 56. Объяснение подобного поведения кроется, по мнению Сципиона Дюплеи, в обычаях военных: если по обычным законам преступником является не донесший о дуэли сторонник одного из ее участников или случайный свидетель противозаконного акта, то по военным правилам нельзя оставаться безучастным, когда сражается твой товарищ по оружию, - для военных уклонение от секундантства считается позором 57. Военный должен либо разнять дерущихся 58, либо удалиться, либо прийти на помощь другу. По законам Марса, в поединке надо поддерживать товарища по оружию "до последней капли крови"59. Тем не менее судить о своеобразной внутрикорпоративной этике в поединке можно исходя исключительно из общей ситуации исследуемого периода. В 1547 г., сразу же после своего вступления на престол, Генрих II был вынужден издать специальный ордонанс с весьма показательным названием "Против убийств, которые ежедневно происходят в нашем королевстве"60, посвященный в первую очередь убийствам из засады (guet-apens) и внезапным вооруженным нападением (riхе). По существу, эти убийства стали своего рода заменой частной войны и моглибыть вызваны самыми разными причинами - от мести за убийство доустранения более удачливого соперника в любви. По свидетельству Брантома, ежедневные вооруженные стычки между многочисленнымисторонниками враждующих кланов стали обычным явлением для городов Италии, Испании, Франции середины XVI в., в итоге нередко - десятки убитых и тяжелораненых с обеих сторон 61. Эти стычки порой перерастали в небольшие сражения с использованием всех видов защитного и наступательного оружия, включая огнестрельное, а ремесло наемного убийцы - брави (bravi) в Италии 62 или эспадасена (espadassin) во Франции и Испании - стало весьма доходным и широко востребованным дворянством. Брантом вспоминает, как дворян разоряла необходимость содержать за свой счет целые армии наемных убийц 63. В этих условиях дуэль, определявшая рамки дозволенных средств и предоставлявшая сторонам, хотя бы теоретически, равные возможности, была большим прогрессом, позволявшим создать механизм улаживания конфликтов между людьми, имевшими обыкновение пускать в ход оружие,и избежать как всеобщего беспорядка, так и лишних жертв. Можно целиком и полностью согласиться с мнением А. Корвизье, что дуэль — это всего лишь одна из форм сведения счетов, род вендетты, принятый в отношении друг друга у людей чести64. Необходимостьмести и физического преследования обидчика ни у кого из дворян иливоенных не вызывала сомнения. Вопрос состоял исключительно в выборе методов. Во Франции процедура вызова на дуэль постепенно упрощалась; с 70-х годов XVI в. дело в
Freelancer: Примечания 1 La None F. Discours politiques et militaires. Basel, 1587. P. 244. 2 Jouanna A. Histoire des elites en France du XVI au XX siecle: 1'honneur, le merite, 1'argent. P., 1991. P. 38; Billacois F. Le duel dans la societe francaise des XVI-e-XVIII-e siecles. Essai de psychosociologie historique. P., 1986. P. 394—397. 3 В данной статье мы не трактуем дуэль как социальное явление, а ее роль в дворянской среде как средство социально-групповой дифференциации, поскольку этому аспекту была посвящена другая статья (см.: Новоселов В.Р. Дуэль и социальная репутация во Франции XVI в. // Право в средневековом ми- ре. СПб., 2000). 4 Brantome. Oeuvres completes. La Haye, 1740. T. XI. P. 111, 113; Muzio Girolamo.Le combat de Mutio lustinopolitain avec les responses chevalresses, traduit nouvelleinent d'ltalien en Francoys par Antoine Chapuis. Lion, 1561. P. 167; Du Pleix Scipion. Les loix militaires touchant le duel. P., 1602. P. 114. 5 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 111. Matta (исп), buisson, haye mazza (неаполит.) — кустарник. Bataille en bestes brutes - qui se vont precipitter a la mort comme bestes. 6 Стоит отметить, что итальянцев (лангобардов) считали родоначальниками и судебного поединка. 7 Cloulas I. L'ltalie de la Renaissance. P., 1993. P. 347-349. 8 Muzio Girolamo. Op. cit. P. 99. 9 Ibid. P. 167. 10 Ibid. P. 99, 105. 11 Ibid. P. 154-157, 159-160. 12 Ibid. P. 43, 58, 144-145. 13 Ibid. P. 129, 144-145. 14 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 1: "J'ai entrepris ce discours sur ce que j'ay veu souvent faire cette dispute parmy de grands capitaines, seigneurs, braves soldats, scavoinon, si 1'on doit pratiquer grandes courtoisies et en user parmy les duels, combats,camps clos, estaquades et appels". 15 Du Pleix S. Op. cit. 16 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 111, 113; Muzio Girolamo. Op. cit. P. 167; Du Pleix S. Op. cit. P. 114; Collection des memoires relatifs a 1'histoire de France. P., 1822. T. XXIV. P. 199. 17 Fontanon A. Les edicts et ordonnances des rois de France. P., 1585. T. 1. P. 644. De la defense du port des armes, § LXVI: "...si lesdicts subjets ont aucunes querelles d'honneur les uns centre les autres, qui ne se puissent vuider par justice, se retirent par devers pour nous en faire remonstrance, et en obtenir de nous telle permission qu'il nous plaira leur octroyer". 18 Ibid. T. III. P. 644-645. 19 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 133: "Aussi y a-t-il difference en un combat ceremonieux conditione et solemnise de juges, de maistres-de-camp, de parrains et confidans, et celuy qui se font a Fescart sans aucuns yeux, et au champs, la out tout est de guerre". 20 Ibid. P. 113: "Si aux combats a outrance precedens que j'ai dit s'exercoient peu de courtoisies, en combats de la mazza et d'appels, il s'en est trouve et veu aussi peu et se sont peu pratiquees'. 21 Ibid. P. 177. 22 Ibid. P. 157. 23 Ibid, P. 67-70, 187. 24 Ibid. P. 209-210. 25 Ibid. P. 71-72: "Ha! Que si de ce temps.ha noblesse francoise fust este aussi bien apprise et experte aux esmeutes et seditions, comme elle 1'a este depuis les premieres guerres". 26 Ibid. P. 162-163. 27 Du Plex S. Op. cit. P. 185. 28 Brantome Pierre de Bourdeille de. Op. cit. T. XI. P. 211. 29 Ibid. P. 167. 30 Du Plex S. Op. cit. P. 167-187. 31 Ibid. P. Р. 157-158, 160, 178. Интересно, что противник дуэлей Сципион Дюплекс в этом вопросе гораздо категоричней Брантома, допускающего эту "куртуазность". Дюллекс пишет, что если строго следовать законам поединка, то в бою надо пользоваться любым преимуществом: поражать противника, еслитот случайно упал или если у него сломалось оружие. Если противник явнослабее, но при этом отказывается сдаться и отдать оружие, он должен бытьубит (Ibid. Р. 183-184, 186). 32 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 159, 81: "...tels coup d'espargne pour la premiere fois, mais nullement pour la seconde, ou 1'on doit fermer les yeux a tout mercy et misericorde". 33 Ibid. P. 189; Du Pleix S. Op. cit. Р. 142. Сам Дюплеи не рекомендует вообще оставлять противника в живых, иначе это обязательно спровоцирует новый поединок или просто убийство. 34 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 209-210. 35 La Noue F. Op. cit. P. 245. 36 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 209. 37 Collection des memoires relatifs a 1'histoire de France. P., 1822. T. XXIV. P. 199. 38 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 80-82. 39 Ibid. P. 112; Fontanon A. Op. cit. T. 1. P. 644. Francois I et 1532. De la defense du port des armes. § LXVI; T. III. P. 109. § X. 40 Muzio G. Op. cit. P. 100, 105. 41 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 112. 42 Тяжелый, широкий клинок рапиры XVI в., заточенный наподобие наконечника стрелы, обладал большой пенетринальной силой (силой проникновения). Удар таким оружием (как колющий, так и рубящий) в случае поражения часто был смертельным, вызывая обильное кровотечение, обширное повреждение тканей тела и жизненно важных внутренних органов, сильный болевой шок. Заживление ран от такого оружия протекало крайне тяжело и долго. При оценке военных медиков XIX в., характер ранений, наносимых рапирой и широкой шпагой XVI в., аналогичен ранениям кавалерийской саблей. В XIX в. дуэль на саблях считалась наиболее опасной и была мало распространена по сравнению с дуэлями на пистолетах, шпагах и рапирах. Дуэль на саблях практиковалась почти исключительно в среде армейских офицеров. Не случайно число смертей и тяжесть ранений на дуэлях во Франции резко сократилась после того, как в первой половине XVII в. в обиход вошлилегкие дуэльные рапиры и шпаги с граненым или узким, не заточенным полезвию плоским клинком. 43 Collection de memoires relatifs a 1'histoire de France. T. XXIV. P. 31,33; Billacois F. Op. cit. P. 107. 44 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 98. 45 La Noue F. Op. cit. P. 245. 46 Collection des memoires relatifs a 1'histoire de France. T. XXIV. P. 29; Монтенъ М. Опыты. М., 1997. Т. 1. С. 820-821; GDT. Discours des duels avec 1'arret de la Cour de Parlement de Tolose, fait sur iceux. Tolose, 1602. P. 54. 47 Collection des memoires relatifs a 1'histoire de France. T. XXIII. P. 174; T. XXIV. P.28,29. 48 La Noue F. Op. cit. P. 245. 49 Pressac, seigneur de. Le Cleandre ou de 1'honneur et de la vaillance. Rouen, 1604. P. 177; GDT. P. 25. 50 Монтенъ М. Указ. соч. Т. 1. С. 819. 51 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 146, 225. 52 Обучение в школах фехтования XVI в. было строго индивидуальным, подбирались и отрабатывались приемы, подходящие для психофизических возможностей конкретного ученика. Брантом пишет, что у мастеров фехтования существует давняя традиция, по которой во время занятий никто не только не допускается в комнату или зал, где они проводятся, но и тщательно следят за тем, чтобы никто не мог подсматривать. Учителя фехтования не продают за деньги своих секретов и не рассказывают по дружбе о тех приемах,которым они кого-либо обучили (Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 93, 98). 53 De Pleix S. Op. cit. P. 171-172. 54 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 131; Монтень М. Указ. соч. Т. 1. С. 818. 55 Монтень М. Указ. соч. Т. 1. С. 817-818; Гендриков В.Б. Понятие чести у Монлюка и Монтеня // Средние века. М., 1989. Вып. 52. С. 240. 56 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 121-122. 57 Du Pleix Scipion. Op. cit. P. 177, 179. 58 Разнимать дерущихся Брантом считает абсолютно недопустимым. Во-первых, "ничто так не приводит в ярость доблестного и бравого человека, ничто так его не оскорбляет, как то, когда ему прерывают удар и препятствуют намерению сражаться", а, во-вторых, обычно это заканчивается тем, что дерущиеся совместно обращают оружие против разнимающих (Brantome P. Op.cit. T. XI. P. XI. P. 173: "...bien souvent a tout de meme a aucunes ce queje viens de reconter, et s'entreaccorder a tuer le separant; n'estant rien si fascheux a un vaillant et brave homme et offence, que qund on lui rompt son coup et son desseing d'armes"). 59 Du Pleix S. Op. cit. P. 179; Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 123. 60 Henri II "Centre tous les meurdres et assassinements qui se commettent joumellement" 15juillet 1547, Paris, j. Andre, noripagine (-in-12). 61 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 224-225. 62 Cloulas I. Op. cit. P. 347-348. 63 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 224-225, 226. 64 Corvisier A. Armee et societes en Europe de 1494 a 1789. P., 1976. P. 14. 65 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. VII. P. 128: "Sang... ne peut mentir et y commende la vengeance en quelque facon que ce soit. Mais, tels coups se doivent faire a la chaude en non de sang froid". 66 GDT. P. 32. 67 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 224-225. 68 Ibid. P. 190. 69 Ibid. P. 96: "Supercheries d'armes sont cent fois pires que celles qu'on fait assassinant les personnes aux cantons des rues, ou en coing de bois, et ne sont nullement pardonnables". 70 Ibid. T.X. P. 214-218. 71 La Noue F. Op. cit. P. 247. 72 Ibid. P. 197: "...1'universelle disposition de la noblesse, qui de toute anciennete a mer- veilleusement celebre les armes, comme les dignes instrumens qui 1'elevent aux grandes honneurs". 73 Brantome P. Op. cit. T. XI. P. 413: "Les plus reformez chrestiens et reserrez religieux... disent qu'il faut oublier les offenses', selon Dieu et sa parole. Cela est bonpour des hermites et recolets, et non pour ceux qui font profession de vraye noblesse et de porter une espee au coste, et leur honneur sur sa pointe". 74 Du Pleix Scipion. Op. cit. P. 180. 75 Monluc B. Commentaires 1521-1576. Lyon, 1593. T. 1. P. 396: "...centre son ennemy on peut de tout bois faire fleches. Quand a moy, si je pouvoy appeller tous les esprits des Enfers, pour rompre la tete a mon ennemy, qui me veut rompre la mienne, je le feroy de bon coeur, Dieu me le pardoint". 76 Billacois F. Op. cit. P. 193, 218.
Anetta: Владимир Хандорин "Родина" 1993, №10, с. 87-93 Дуэль в России Сразу оговоримся, о каких поединках пойдет речь. Еще в древние времена были известны судебные поединки, назначавшиеся для решения споров по имущественным и иным вопросам (в частности, в «Русской Правде»), цирковые бои гладиаторов в Древнем Риме, средневековые рыцарские турниры, кулачные бои на Руси. Но не они входят в понятие классической дуэли. Наиболее емким и точным нам представляется определение дуали, данное русским военным писателем начала века П. А. Швейковским: «Поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя». Из этого определения можно вычленить следующие основные признаки классической дуэли: 1) цель дуэли — удовлетворение поруганной чести (а не цирковое представление, не решение спора и не состязание в силе); 2) участников дуэли только двое (а не «стенка на стенку»), т. е. оскорбленный и его обидчик (отсюда само слово «дуэль»); 3) средство дуэли — смертоносное оружие (а не кулаки, как у купца Калашникова с Кирибеевичем); 4) наличие установленных обычаем правил (условий) дуэли, обязательных к строгому соблюдению. Классические правила дуэльных кодексов мы рассмотрим дальше. А сейчас заглянем в истоки появления дуэлей. Известно, что в Россию дуэль как обычай пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку, когда окончательно сформировалось и расцвело рыцарское сословие — предшественник дворянства — с его понятиями о чести, во многом чуждыми простолюдину или купцу. В XVI веке дуэли приняли уже такой угрожающий размах и уносили столько жизней, что короли начали бороться с этим обычаем. Так, за 16 лет царствования Генриха IV во Франции было убито на дуэлях от 7 до 8 тысяч человек. Знаменитый кардинал Ришелье запретил дуэли под страхом смерти, объявив, что дворянин может жертвовать своей жизнью только в интересах короля. Людовик XIV в 1679 году специальным эдиктом учредил суд маршалов для разрешения всех вопросов чести. Но ничто не помогало, в том числе и заявление, что король принимает на себя обиду каждого отказавшегося от поединка. Дворянство упорно избегало вмешательства государства и судов в дела чести. Признавая право короля распоряжаться их жизнью и службой, оно отвергало право решать вопросы, связанные с честью и достоинством. Отказ от поединка на протяжении всей истории продолжал считаться несмываемым позором, навсегда исключая отказавшегося из общества порядочных людей. Сознавая это, сами монархи оказывались как бы скованными, и их борьба с дуэлями всегда носила непоследовательный характер. Известен случай, когда сам французский король Франциск I вызвал на дуэль германского императора Карла V. Шведский король Густав Адольф, прославленный полководец первой половины XVII века, энергично преследовал дуэли своими указами. Но когда оскорбленный его пощечиной полковник армии, не имея возможности вызвать самого короля, оставил службу и выехал из страны, король нагнал его на границе и сам вручил ему пистолет со словами: «Здесь, где кончается мое королевство, Густав Адольф уже более не король, и здесь, как честный человек, я готов дать удовлетворение другому честному человеку». В его словах, как в капле воды, отрази-. лась вся двойственность отношения большинства европейских государей к дуэли: как повелители своих подданных и законодатели, они стремились положить конец кровопролитиям, но как светские люди с теми же понятиями о чести понимали, что сами вели бы себя так же. Дуэль — это как раз тот любопытнейший казус, когда мораль и право постоянно противоречат друг другу, когда понятие о защите чести и достоинства с оружием в руках сталкивается с неизменным стремлением государства регулировать эти вопросы правовыми средствами, с помощью суда. Уже Фридрих Великий смотрел на дуэли в своей армии сквозь пальцы. Ко второй половине XIX века дуэли настолько укоренились, что на них приучились смотреть как на неизбежное зло, запреты повсеместно стали сниматься, в армии поединки даже были узаконены при посредстве судов офицерской чести. Законодательницей обычаев и правил дуэли всегда была Франция. В 1836 году граф де Шатовильяр впервые опубликовал дуэльный кодекс. Позднее общепризнанным в Европе стал дуэльный кодекс графа Верже, изданный в 1879 году и суммировавший накопленный столетиями опыт..ведения дуэлей. Его признавали за образец и в России. Каков же был исторический путь дуэли в нашем Отечестве? Предположительно первой дуэлью в России можно считать поединок, состоявшийся в 1666 году в Москве между двумя наемными иностранными офицерами — шотландцем Патриком Гордоном (впоследствии петровским генералом) и англичанином майором Монтгомери. Но в то время в среду русских этот обычай еще не проник. Тем не менее единичные прецеденты заставили царевну Софью в указе от 25 октября 1682 года, разрешившем всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорить запрет на поединки. Петр Великий, энергично насаждая в России европейские обычаи, поспешил предупредить распространение дуэлей жестокими законами против них. Глава 49 петровского Воинского устава 1715 года, называвшаяся «Патент о поединках и начинании ссор», провозглашала: «Никакое оскорбление чести обиженного никаким образом умалить не может», потерпевший и свидетели происшествия обязаны незамедлительно донести о факте оскорбления военному суду; недонесение тоже каралась. За сам вызов на дуэль полагалось лишение чинов и частичная конфискация имущества, за выход на поединок и обнажение оружия — смертная казнь с полной конфискацией имущества, не исключая и секундантов. Еще более определенно гласил на этот счет изданный в качестве приложения к петровскому уставу «Артикул воинский» 1715 года, в котором поединкам были посвящены две статьи. В первой из них («артикул 139») говорилось: «Все вызовы, драки и поединки чрез cue наижесточайше запрещаются. Таким образом, чтоб никто, хотя б кто он ни был, высокого или низкого чина, прирожденный здешний или иноземец, хотя другой, кто словами, делом, знаками или иным чем к тому побужден и раззадорен был, отнюдь не дерзал соперника своего вызывать, ниже на поединке с ним на пистолетах или на шпагах биться. Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен... то их и по смерти за ноги повесить». Следующая статья («артикул 140») оговаривала то же и насчет секундантов: «Ежели кто с -кем поссорится и упросит секунданта», то и секунданта «таким же образом наказать надлежит». Как видикТ, кары за поединок были выдержаны в типично петровском, беспощадно жестоком стиле. Невзирая на это, петровские узаконения против поединков, формально действовавшие до 1787 года, за все эти семьдесят лет ни разу не были применены. В чем же дело? А в том, что само понятие чести в его европейском значении еще не вошло в сознание русского дворянства, и дуэлей практически не было вплоть до второй половины екатерининского царствования. Не следует забывать, что петровские нововведения в отношении западных обычаев и нравов были слишком поверхностными, в массе своей русское дворянство по уровню воспитания и внутренней культуры долго еще мало чем отличалось от простого народа, и стремление смыть поругание чести кровью в честном бою было ему чуждо. К тому же был еще исключительно велик страх перед репрессиями со стороны государства, до 1762 года действовало зловещее «слово и дело». Поэтому, когда в екатерининскую эпоху среди дворянской молодежи начали распространяться дуэли, представители старшего поколения отнеслись к этому с безусловным осуждением. Д. И. Фонвизин в «Чистосердечном признании в делах и моих помышлениях» вспоминал, что его отец считал дуэль «делом противу совести» и поучал его: «Мы живем под законами, и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или на шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть не что иное, как действие буйной молодости». А вспомним, как отчитывал Петра Гринева, героя пушкинской «Капитанской дочки», за поединок со Швабриным его отец Андрей Петрович Гринев в своем письме: «...собираюсь до тебя добраться да за проказы твои проучить тебя путем как мальчишку, несмотря на твой офицерский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще недостоин, которая пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам». И тем не менее дуэли постепенно все более проникали в среду дворянской молодежи. И причиной здесь был не столько «дух буйной молодости», в чем неодобрительно корили детей законопослушные отцы, сколько формировавшееся чувство чести и личного достоинства, складывавшееся постепенно, с развитием образования и сословного воспитания, и усиливавшееся с каждым новым поколением. Дворянская молодежь, попрежнему верная присяге-и престолу, не допускала при этом вмешательства государства в дела чести. Позднее эту формулу емко и сжато выразил генерал Корнилов в своем жизненном кредо: «Душа — Богу, сердце — женщине, долг — Отечеству, честь — никому». Ко времени распространения в России дуэлей грозные статьи петровского артикула, каравшие смертью за поединок, были основательно позабыты, так как прошло шестьдесят лет со времени их опубликования. И перед «властями предержащими» встает проблема: как бороться с дуэлями? В 1787 году Екатерина Великая издала «Манифест о поединках». В нем дуэли назывались чужестранным насаждением; участникам дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве меры наказания денежный штраф (не исключая секундантов), а обидчику, «яко нарушителю мира и спокойствия», — пожизненная ссылка в Сибирь. За раны и убийство на дуэли наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления. Апогея своего дуэли достигли в первой половине XIX века. Запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных при Николае I «Своде законов уголовных» 1832 года и «Уставе военно-уголовном» 1839 года, обязывавшем воинских начальников «стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика». Но ничто не помогало! Более того, дуэли в России отличались исключительной жесткостью условий неписаных кодексов: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов), встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один, нередко дрались до смертельного исхода, порой стрелялись, стоя поочередно спиной у края пропасти, чтобы в случае попадания противник не остался в живых (вспомним дуэль Печорина и Грушницкого в «Княжне Мэри»). При таких условиях нередко погибали оба противника (как это было в 1825 году на дуэли Новосильцева и Чернова). Более того, командиры полков, формально следуя букве закона, фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от тех офицеров, которые отказывались драться на поединке. При этом лично Николай I относился к дуэлям с отвращением, известны его слова: «Я ненавижу дуэль. Это — варварство. На мой взгляд, в ней нет ничего рыцарского. Герцог Веллингтон уничтожил ее в английской армии и хорошо сделал». Но именно на 20—40-е годы XIX века приходятся громкие дуэли Пушкина с Дантесом, Рылеева с князем Шаховским, Грибоедова с Якубовичем, Лермонтова с де Барантом и Мартыновым. До потомства дошел текст условий дуэли между Пушкиным и Дантесом. Для иллюстрации приведем его полностью: «Правила дуэли между господином бароном Жоржем Геккереном и господином Пушкиным. 1) Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам. 2) Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять. 3) Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии. 4) Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила. 5) Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте. 6) Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий. 27-го января 1837 года. 2 1/2 часа пополудни. Подписано: Виконт д'Аршиак, прикомандированный к французскому посольству Константин Данзас, инженерный подполковник». Встречались люди, проявлявшие на дуэли редкое бесстрашие и твердость духа. Так, Пушкин на дуэли с офицером Зубовым в 1822 году (в Кишиневе) в ожидании выстрела противника спокойно ел вишни и плевал косточками в его сторону, чем привел своего визави в бешенство. Этот случаи Пушкин использовал впоследствии при создании повести «Выстрел». Подлинную бесшабашность проявлял декабрист М. С. Лунин, как бы сознательно искавший смерти и игравший с ней в жмурки. Однажды, по свидетельству современников, великий князь Константин Павлович незаслуженно оскорбил офицеров Кавалергардского полка, но затем извинился, добавив, что если кто из офицеров считает себя обиженным, то он готов дать сатисфакцию. Вдруг отчаянный Лунин вызвался: «Ваше высочество, честь так велика, что одного я только опасаюсь: никто из товарищей не согласится ее уступить мне». Скандал, разумеется, замяли, но Константину смелый ответ понравился, и впоследствии он взял Лунина к себе в адъютанты. Известна также дуэль Лунина с его однополчанином графом А. Ф. Орловым, позднее шефом жандармов — преемником Бенкендорфа. Фактически Лунин, бретер и забияка, сам спровоцировал Орлова на дуэль. Зная, что Орлов — плохой стрелок, а Лунин — виртуоз, свидетели поединка не сомневались в его исходе. Но Лунин... лишь хладнокровно поиздевался над Орловым (как пушкинский Сильвио над графом). По описанию очевидца, стрелялись они на 12 шагах. Орлов выстрелил и промахнулся. Лунин выстрелил в воздух и саркастически предложил противнику попытать счастья еще раз, при этом поучая его, как надо целиться. Взбешенный граф закричал: «Что же это ты! Смеешься, что ли, надо мною?» — и выстрелил в другой раз, прострелив Лунину фуражку. Лунин снова выстрелил в воздух, продолжая шутить и ручаясь Орлову за успех третьего выстрела. Тут их остановили секунданты... С появлением в России во второй половине XIX века относительной свободы печати споры вокруг дуэли перенеслись на ее страницы. Мнения разделились на сторонников дуэли и ее противников. Среди первых выделялись правоведы Лохвицкий, Спасович, военные писатели Калинин, Швейковский, Микулин; в лагере противников были не менее солидные имена: военный деятель, педагог и писатель генерал М. И. Драгомиров, военный юрист Шавров. Точку зрения сторонников дуэли наиболее отчетливо выразил Спасович: «Обычай поединка является среди цивилизации как символ того, что человек может и должен в известных случаях жертвовать самым дорогим своим благом — жизнью — за вещи, которые с материалистической точки зрения не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь. Вот почему обычаем этим нельзя поступаться. Он имеет основание то же, что и война». Еще при императоре Николае I по «Уложению о наказаниях уголовных» 1845 года ответственность за дуэли была существенно понижена: секунданты и врачи вообще освобождались от наказания (если только они не выступали в роли подстрекателей), а наказание дуэлянтам уже не превышало — даже в случае гибели одного из противников — заключения в крепости от 6 до 10 лет с сохранением дворянских прав по выходе. Это положение лишний раз отразило всю противоречивость законодательства о дуэлях. На практике же и эти меры никогда не применялись — наиболее распространенным наказанием для дуэлянтов был перевод в действующую армию на Кавказ (как это было с Лермонтовым за дуэль с де Барантом), а в случае смертельного исхода — разжалование из офицеров в рядовые (как это было с Дантесом после дуэли с Пушкиным), после чего они, как правило, довольно быстро восстанавливались в офицерском чине. Новой вехой на этом этапе предстояло стать судам общества офицеров. Суды общества офицеров к тому времени существовали во многих европейских армиях, играя роль чего-то вроде товарищеских судов. В русской армии они существовали полуофициально с петровских времен (с 1721 года). Общество офицеров полка могло выдавать аттестации офицерам и было весомым орудием общественного мнения в военной среде. Особенно расцвели они при Александре I, после 1822 года, когда сам император при разборе конфликта между судом общества офицеров и командиром полка встал на сторону первого. Но в 1829 году Николай I усмотрел в самом факте существования независимых офицерских корпораций, наделенных немалыми правами, средство подрыва воинской дисциплины и повсеместно запретил их деятельность. Тем не менее эта мера, на первый взгляд разумная, на практике оказалась ошибочной, так как суды общества офицеров являлись могучим средством морального, воспитывающего воздействия. Поэтому в период «великих реформ» 60-х годов они были (в 1863 году) восстановлены и приобрели официальный статус. Было издано положение об их устройстве (на флоте — с 1864 года — суды капитанов, в каждой флотской дивизии). При разработке этого положения многие предлагали передать на усмотрение этих судов вопросы о разрешении дуэли в каждом конкретном случае, но это предложение было отклонено. Тем не менее наказания за поединки становились все мягче. Так, в определении сената по делу о дуэли Беклемишева и Неклюдова в 1860 году говорилось: «Звание преступника и степень образованности его не могут иметь никакого влияния при суждении дел о поединках (обычно при рассмотрении уголовных дел образование и хорошее происхождение преступника являлись отягчающим обстоятельством. — В. X.), ибо преступление это столь связано с понятием, свойственным исключительно людям образованным, что указанные обстоятельства представляются в сем случае скорее причиной объясняющей, а следовательно, уменьшающей преступность». Бывали и трагикомические случаи. Один из них описывает в своих «Записках революционера» князь П. А. Кропоткин. Некий офицер был оскорблен Александром Ш еще в бытность его наследником престола. Находясь в неравном положении и не имея возможности вызвать на дуэль самого цесаревича, офицер послал ему записку с требованием письменного извинения, в противном случае угрожая самоубийством. Будь наследник более чутким, он бы извинился или сам дал удовлетворение человеку, не имевшему возможности вызвать его. Но он не сделал этого. По истечении 24 часов офицер в точности исполнил свое обещание и застрелился. Разгневанный Александр II резко отчитал сына и приказал ему сопровождать гроб офицера на похоронах. Наконец в 1894 году, в самом конце царствования Александра III, поединки были официально разрешены. Приказ по военному ведомству № 118 от 20 мая 1894 года, так и озаглавленный: «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде», состоял из 6 пунктов. Первый пункт устанавливал, что все дела об офицерских ссорах направляются командиром войсковой части в суд общества офицеров. Пункт второй определял, что суд может либо признать возможным примирение офицеров, либо (ввиду тяжести оскорблений) постановить о необходимости поединка. При этом решение суда о возможности примирения носило характер рекомендательный, решение о поединке — обязательный к исполнению. Пункт третий гласил, что конкретные условия дуэли определяют секунданты, выбранные самими противниками, но по окончании дуэли суд общества офицеров по представленному старшим секундантом-распорядителем протоколу рассматривает поведение дуэлянтов и секундантов и условия поединка. Пункт четвертый обязывал офицера, отказавшегося от дуэли, в двухнедельный срок представить прошение об увольнении в отставку; в противном случае он подлежал увольнению без прошения. Наконец, пункт пятый оговаривал, что в тех войсковых частях, где отсутствуют суды общества офицеров, их функции выполняет сам командир войсковой части. В дополнение к этому приказ по военному ведомству № 119 от 21 мая 1894 года обязывал суды общества офицеров «постановлять об удалении недостойных офицеров из части... когда обнаружится, что офицер, защищая свою честь или давая удовлетворение оскорбленному, не проявил при этом истинного чувства чести и личного достоинства, а обнаруживал старание соблюсти лишь одну форму». Статья 553 «Устава военно-судебного» и позднее (в 1906 году) статья 1243 «Устава уголовного судопроизводства» были дополнены примечаниями, определявшими порядок направления дел о поединках в вышестоящие инстанции: каждое дело о дуэли, снабженное заключением военно-окружного прокурорского надзора и материалами суда общества офицеров, препровождалось военным (или морским) министром совместно с министром юстиции для доклада на высочайшее имя как о чрезвычайном происшествии. В 1894—1896 годах проекты дуэльных кодексов разрабатывал сначала генерал-лейтенант А. А. Киреев, затем комиссия под председательством генерала от кавалерии А. П. Струкова и, наконец, комиссия во главе с генералом от кавалерии Д. П. Дохтуровым. Но в конце концов издание законодательных правил дуэли было признано неудобным, и остались неписаные правила, установленные обычаем, т. е. своего рода юридический нонсенс. По-прежнему наказывались лишь вызов на дуэль начальника подчиненным или старшего младшим по делам, касающимся службы (статьи 99 и 100 «Воинского устава о наказаниях»). Подобные вызовы карались лишением чина и исключением со службы, либо заключением в крепости до 4 лет, либо разжалованием в рядовые; при этом наказанию подвергался и принявший подобный вызов начальник или старший. Но — подчеркнем это еще раз — это касалось только вызовов по служебным делам; по личным же обидам, не касавшимся службы, допускались и вызовы подчиненными начальников, офицерами — генералов. В 1912 году суды общества офицеров были переименованы в суды чести, и приказом по военному ведомству № 81 от 6 февраля 1912 года в воинский «Устав дисциплинарный» была включена новая, 14-я глава — «О суде чести», включавшая 50 статей (со 130-й по 179-ю). Статья 130 этого Устава четко определяла функции судов чести: «Суды чести учреждаются для охранения достоинства военной службы и поддержания доблести офицерского звания. На них возлагаются: а) рассмотрение проступков, несовместных с понятиями о воинской чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве; и б) разбор ссор, случающихся в офицерской среде». Статьи 175, 176, 177 и 178 повторяли обязанности суда чести, изложенные в приказах по военному ведомству за №№ 118 и 119 1894 года в отношении дуэлей: постановление о примирении либо о поединке (здесь добавлялось: в случае обнаружения неблаговидных поступков как одной из причин ссоры — производство дознания), увольнение со службы за отказ от поединка в двухнедельный срок, разбор поведения дуэлянтов и секундантов и условии дуэли (задним числом), и т. д. При этом, если противники служили в разных полках и имелись разногласия в постановлениях судов чести этих полков, последнее слово отводилось суду чести того полка, где служил оскорбленный. Офицеры запаса во время ношения мундира также были обязаны защищать его честь. Неправоспособными к дуэли (чей вызов можно было не принимать и кого не принято было вызывать) считались: лица, опозоренные в общественном мнении (шулера; ранее отказавшиеся от дуэли; подавшие жалобу на обидчика в уголовный суд); сумасшедшие; несовершеннолетние, т. е. не достигшие 21 года (кроме женатых, студентов и служащих — вообще же четкой границы не было); лица, стоявшие на низких ступенях общественной культуры (т. е., как правило, представители простого народа); должники по отношению к своим кредиторам; близкие родственники (до дядей и племянников включительно); женщины. Защищать честь женщины был обязан ее естественный покровитель (муж, отец, брат, сын, опекун, близкий родственник); но при этом необходимым условием допустимости дуэли из-за женщины являлось ее нравственное поведение — то есть за женщиной, известной легким поведением, справедливо не признавалось право на защиту от оскорблений. По правилам вызов на дуэль посылался через 24 часа после определения суда, ответ — через 24 часа после получения вызова. При этом промедление вызова не считалось препятствием к дуэли. Обязательным было и принятие на себя обязанностей секунданта по приглашению. Как правило, каждый из противников выбирал себе по два секунданта (но могли и по одному) — из зрелых людей, при этом не заинтересованных в деле и не близких родственников (дяди и племянники еще исключались, двоюродные братья уже допускались; то же было и при вызовах на дуэль). Наконец, существовал непреложный обычай, согласно которому за одно и то же оскорбление можно было вызывать на дуэль только один раз. Наиболее сложным вопросом всегда считался вопрос о степени тяжести нанесенных оскорблений. На этот счет всегда были разногласия. Например, М. И. Драгомиров, довольно скептически смотревший на такие вещи, в своей брошюре «Дуэли» замечал: «Рукоприкладство в пьяном виде — не позорящее рукоприкладство (т. е. не оскорбление чести), а скверная народная привычка... Если (это) случилось совсем в ограниченном товарищеском кружке, а люди — порядочные — сплетничать и трезвонить нечего». Общепринятым было условное деление достаточных для дуэли оскорблений на три категории: 1) легкие — если оскорбление пусть и особо язвительное, но затрагивает несущественные стороны личности — внешность, манеры, привычки и т. д.; в таком случае оскорбленный мог выбрать только род оружия; 2) средней тяжести — если оно соединено с бранью; тогда оскорбленный мог выбрать род оружия и род дуэли (до первой крови, до тяжелой раны, до смерти); 3) тяжелые — если оскорблению сопутствовали рукоприкладство или особо тяжкие, порочащие обвинения; в таком случае потерпевший выбирал род оружия, род дуэли и назначал расстояние. Оскорбленный терял право выбора оружия и т. д., если его противник извинился, а он не принял извинений. Не допускалась замена одного дуэлянта другим, его поверенным, если только первый был в состоянии драться. Секунданты могли отклонить холодное оружие, если их клиент был одноногим или без правой руки, и также могли отвести пистолеты, если он был одноглазый и при этом нанес легкое оскорбление. Кстати говоря, при выборе холодного оружия секундантам было труднее всего регулировать ход поединка в силу его подвижности и возбуждающего воздействия на противников; кроме того, в поединках на холодном оружии всегда сильнее сказывалось неравенство дерущихся в таком сложном искусстве, как фехтование. Поэтому дуэли на холодном оружии не были широко распространены. Обязательным условием дуэли являлось одинаковое оружие у противников — по длине, отточенности шпаги или сабли, силе боя и марке пистолета. Секунданты обязаны были перед началом дуэли тщательно проверить боевые качества оружия; при этом при поединке на пистолетах марка пистолета не должна была быть заранее известна противникам. Огнестрельным дуэльным оружием считался пистолет (по установившейся традиции — гладкоствольный), холодным — шпага, сабля, шашка, палаш, эспадрон. Неписаный порядок проведения дуэли был следующим. В заранее условленное время (обычно утром) противники, секунданты и врач прибывали в назначенное место. Опоздание допускалось не свыше 15 минут; в противном случае опоздавший считался уклонившимся от дуэли. Поединок начинался обычно через 10 минут после прибытия всех. Противники и секунданты приветствовали друг друга поклоном. Избранный секундантами из своей среды распорядитель предлагал дуэлянтам в последний раз помириться (если суд чести признавал это возможным). В случае их отказа распорядитель излагал им условия поединка, секунданты обозначали барьеры и в присутствии противников заряжали пистолеты. При дуэли на саблях или шпагах противники раздевались выше пояса до рубашек. Из карманов полагалось вынимать все. Секунданты занимали места параллельно линии боя, врачи — позади них. Все действия противники совершали по команде распорядителя. Если в ходе поединка один из них ронял шпагу, либо она ломалась, либо дерущийся падал — его противник обязан был прервать дуэль по команде распорядителя, пока его оппонент не поднимется и не будет в состоянии продолжать дуэль. Как правило, дуэль на шпагах велась до тех пор, пока один из противников не терял полностью возможность продолжать ее — т. е. до тяжелого или смертельного ранения. Поэтому после каждого ранения поединок приостанавливался, и врач устанавливал характер раны, степень ее тяжести. Если в ходе такой дуэли один из противников, несмотря на предупреждения, трижды отступал за границу поля боя, такое поведение засчитывалось как уклонение или отказ от честного поединка. По окончании боя противники подавали друг другу руки. Дуэли на пистолетах имели несколько вариантов. Вариант 1. Противники становились на дистанции от 15 до 40 шагов друг от друга и, оставаясь неподвижными, поочередно стреляли по команде (интервал между командой и выстрелом должен был быть не менее 3 секунд, но не более 1 минуты). Если оскорбление было средним или тяжелым, то оскорбленный имел право стрелять первым (но только с дистанции в 40 шагов, т. е. максимальной), в противном случае право первого выстрела решал жребий. Вариант 2 (сравнительно редкий). Противники становились спиной друг к другу на дистанции 25 шагов и, оставаясь неподвижными на этом расстоянии, непрерывно стреляли через плечо. Вариант 3 (едва ли не самый распространенный). Противники вставали на расстоянии до 30 шагов друг от друга и по команде шли к барьерам, расстояние между которыми было не менее 10 шагов, по команде же первый на ходу стрелял, но ответного выстрела ожидал стоя на месте (стрельба без команды допускалась в случае, если барьеры отстояли на 15—20 шагов друг от друга, а противники в исходном положении — до 50 шагов; но это сравнительно редкая разновидность). При такой дуэли время на ответный выстрел не превышало 30 секунд, для упавшего — 1 минуты с момента падения. Переступать барьеры запрещалось. Осечка тоже считалась за выстрел. Упавший мог стрелять лежа (как стрелял раненый Пушкин в Дантеса). Если при такой дуэли -после четырех выстрелов ни один из противников не получал ранения, то ее можно было прекращать. Вариант 4. Противники становились на расстоянии 25—35 шагов, располагаясь по параллельным линиям, так что каждый из них имел своего противника справа от себя, и шли по этим линиям к барьерам, отстоявшим друг от друга на 15 шагов, по команде останавливаясь и стреляя. Вариант 5. Противники располагались на расстоянии 25—35 шагов и, оставаясь неподвижными, стреляли одновременно — по команде на счет «раз-дватри» или по сигналу в три хлопка. Такая дуэль была наиболее опасной, и нередко погибали оба противника (дуэль Новосильцева с Черновым). По окончании противники подавали друг другу руки. Заметим, что эти правила (хотя бы то же расстояние), устоявшиеся к концу XIX века, были во многом гуманнее, чем обычные правила русских дуэлей первой половины XIX века. Любопытно, что если во второй половине XIX века число дуэлей в русской армии явно пошло на спад, то после официального разрешения в 1894 году их количество вновь резко возрастает. Для сравнения: с 1876 по 1890 год до суда дошло лишь 14 дел об офицерских дуэлях (в 2 из них противники были оправданы); с 1894 по 1910 год состоялось 322 дуэли, из них 256 — по решению судов чести, 47 — с разрешения войсковых начальников и 19 самовольных (до уголовного суда не дошла ни одна из них). Ежегодно происходило от 4 до 33 поединков в армии (в среднем — 20). По данным генерала Микулина, с 1894 по 1910 год в офицерских дуэлях участвовали в качестве противников: 4 генерала, 14 штаб-офицеров, 187 капитанов и штабс-капитанов, 367 младших офицеров, 72 штатских. Из 99 дуэлей по оскорблению 9 окончились тяжелым исходом, 17 — легким ранением и 73 — бескровно. Из 183 дуэлей по тяжелому оскорблению 21 окончилась тяжелым исходом, 31 — легким ранением и 131 — бескровно. Таким образом, гибелью одного из противников либо тяжелым ранением заканчивалось все же незначительное число поединков— 10—11% от общего числа. Из всех 322 дуэлей 315 состоялись на пистолетах и только 7 — на шпагах или саблях. Из них в 241 поединке (т. е. в 3/4 случаев) было выпущено по одной пуле, в 49 — по две, в 12 — по три, в одной — по четыре и в одной — по шесть пуль; дистанция колебалась от 12 до 50 шагов. Промежутки между нанесением оскорбления и поединком колебались от одного дня до... трех лет(!), но чаще всего — от двух дней до двух с половиной месяцев (в зависимости от длительности разбора дела судом чести). Так что и в начале нашего столетия дуэли были в России довольно частым явлением. Известный политический деятель— лидер «Союза 17 октября» А. И. Гучков дрался на дуэли 'не раз, стяжав даже славу бретера (хотя сам был отнюдь не дворянского происхождения). Илья Эренбург в своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» описывает дуэль между двумя известными поэтами — Николаем Гумилевым и Максимилианом Волошиным — в предреволюционные годы, поводом к которой послужил один из розыгрышей, на которые Волошин был большой мастер; в ходе поединка Волошин выстрелил в воздух, а Гумилев, считавший себя оскорбленным, промахнулся. Кстати, выстрел в воздух допускался только в случае, если стрелял вызванный на дуэль, а не тот, кто вызвал — в противном случае дуэль не признавалась действительной, а лишь фарсом, поскольку при этом ни один из противников не подверг себя опасности. Затем наступили иные времена. Лучшие представители русской интеллигенции и офицерства с их щепетильными понятиями о личной чести были революцией выброшены за борт, оказались на чужбине. В пролетарском государстве такие понятия, как честь и долг, поначалу вообще были объявлены пережитками эксплуататорского прошлого. На смену дуэлям пришли доносы, понятие государственной пользы затмило все остальное, на смену благородству пришли фанатизм одних и расчетливость других.
Freelancer: Anetta, огромное спасибо за очень интересный материал!
LS: Freelancer Огромное спасибо! Интереснейшая вещь! :)
Valery: Freelancer,Anetta материал очень интересный.
Луиза Водемон: Уважаемые Дюманы, у нас тут не в первый раз возникает разговор о том, почему в Графине де Монсоро, когда Келюс обнаружил пропажу кинжала, то никто ему не предложил свой(в смысле дЭпернон и Шико) и почему Антрагэ, не убрал свой кинжал, чтобы бой был равным. Если отбросить личностные взаимоотношения героев,то, может кто знает, что говорили о такой ситуации правила дуэлей в 1578 году?Как должны были поступать участники и присутствующие?
Алея: Луиза Водемон, я поищу у себя в материалах, может, что найду...
Луиза Водемон: Алея , это было бы замечательно:))
Chicot: Спасибо! Я где-то уже читал ранее материал по дуэлям 16 века, теперь все хорошо освежилось в памяти. :)
Iveinn: Луиза Водемон Специально для вас вспомнила об одной дуэли у Альфреда Хаттона, как раз о том, как могли проявить благородство дворяне на дуэли: Мы в Ла Рошели у гугенотов, при дворе Генриха Наваррского. Среди прочих здесь находится молодой д'Обанье, дворянин из Ангулмуа, достаточно храбрый, но склонный к хвастовству, чрезмерно усердный, но не самый удачный подражатель знаменитого Бюсси. Он пять лет провёл в Италии и времени там не терял, а посвящал в значительной степени изучению оружия, в особенности- "одиночной рапиры". И в этом виде поединка приобрёл репутацию человека в сто раз более опытного, чем избранный им противник-уроженец Анжу по имени ла Фотриер. Из-за чего эти двое поссорились, история умалчивает; они встречаются, как и было оговорено, в старом саду, на ограде которого расселись секунданты и сочувствующие. Обанье вооружен одной лишь рапирой, а ла Фотриер по общепринятой манере держит в одной руке рапиру, а в другой-кинжал. Его противник возражает против использования кинжала: - Я умею драться только одной рапирой, так что нечестно было бы с твоей стороны пользоваться ещё и кинжалом. В ответ ла Фотриер просто выбрасывает кинжал за ограду сада. Обанье думает, что это обеспечит ему преимущество; однако судьба распорядилась по-другому, его противнику повезло: будучи гораздо слабее в фехтовании, всё же после короткого обмена ударами он оставляет более опытного бойца на земле мёртвым.
LS: Iveinn пишет: Обанье Это не опечатка? Не об Агриппе д'Обинье ли идет речь?
Iveinn: Тоже вспомнила об Агриппе, но это вряд ли, Агриппа был очень удачливым дуэлянтом и дожил до глубокой старости (или не очень глубокой).
Алея: Луиза Водемон, к сожалению, нашла только это... Первые дуэльные правила не особо ограничивали противников; они допускали использование бросков и захватов, удары ногами и руками, — словом, весь арсенал уличной драки. Впрочем, крайне подлым считалось бросать в глаза противнику землю или засыпать ему рот песком во время борьбы «в партере», т.е. лежа. Постепенно дворянские представления о благородстве проникли и в дуэльный кодекс. Теперь победа могла достигаться только посредством оружия, поскольку удар «голой рукой» бесчестит дворянина. Знати не пристало драться как каким-то мужланам. Безусловно запрещался захват чужого клинка. Самым распространенным оружием являлась шпага, дополненная дагой в другой руке. Считалось, что дворянин должен использовать то оружие, которое находилось при нем в момент вызова и которое он имел право носить вне службы. Кинжал мог быть заменен, как уже говорилось, плащом или второй шпагой; договаривались о поединке либо только на шпагах, либо только на кинжалах. Дрались обычно без всякого защитного вооружения (кольчуги, кирасы), зачастую без камзолов и колетов, которые сковывали движения: в одних рубашках или обнаженными по пояс.
Signorina: Нашла "Эдикт против дуэлей" Людовика XIII. Думаю,это будет интересно. ЛЮДОВИК XIII ЭДИКТ ПРОТИВ ДУЭЛЕЙ (февраль 1626 г.) Так как нет ничего, что нарушало бы более святотатственным образом божеский закон, чем необузданная страсть к дуэлям, и нет ничего вреднее для сохранения и увеличения нашего государства, так как благодаря этому исступлению погибает большое количество нашего дворянства, которое является одним из главных устоев государства, то мы до сих пор изыскивали все возможные для нас средства, чтобы прекратить это угрозой суровых кар и примерных наказаний, налагаемых за это преступление нашими предыдущими эдиктами; но так как качество названных наказаний таково, что некоторые из имеющих честь быть нашими приближенными часто осмеливались докучать нам своими просьбами о смягчении их строгости в различных случаях, благодаря чему виновные, которые в силу милости и снисхождения получили наши грамоты о помиловании, остаются, вопреки нашему намерению, совершенно безнаказанными, и, кроме того, мы недавно должны были уступить настойчивой просьбе, обращенной к нам нашей дорогой и возлюбленной сестрой, королевой Великобритании, и во внимание в ее свадьбе: пожаловать общее прощение за все названные преступления в прошлом,— то мы желаем прийти на помощь и принять снова меры к тому, чтобы впредь подобные преступления не совершались в надежде на безнаказанность, а также заранее воспрепятствовать вольности и исполнению всех просьб и ходатайств, которые могут быть к нам обращены для освобождения виновных от заслуженного наказания. Не отменяя на будущее время наших предыдущих эдиктов, мы решили и постановили установить и наложить новые наказания, тем более соответствующие предположенным нами целям, что ввиду их меньшей суровости будет менее удобным просить нас и докучать нам об избавлении от них виновных, которые никогда, ни по какому поводу и никаким путем не смогут быть освобождены от них. I. Ранее совершенные вины и преступления против эдиктов о дуэлях и поединках прощаются. Приказываем, чтобы все, кто в будущем совершит это преступление, как вызвавшие, так и вызванные на дуэль, невзирая ни на какие грамоты о помиловании, которые они могли бы получить от нас хитростью или иным образом, с этого времени были лишаемы всех своих должностей, если они их имеют, и, равным образом, всех пенсий и прочих милостей, какие они получат от нас, и сверх того, были наказаны по всей строгости наших предыдущих эдиктов, если только судьи найдут, что серьезность преступлений и обстоятельства будут того заслуживать. Смягчение нижеизложенных наказаний не будет распространяться на тех, кто, вопреки настоящему эдикту, совершит убийство, в каковом случае мы желаем, чтобы имела место строгость наших предыдущих эдиктов. II. Также повелеваем, чтобы третья часть имущества вызвавших и вызванных на дуэль была конфискуема. III. Так как вызывающий является главным виновником преступления обоих лиц, то мы повелеваем, чтобы, кроме вышепоименованных наказаний, всякий, сделавший вызов, подвергался на три года изгнанию и, вместо трети имущества, терял половину; не исключается более строгое наказание, если наши обычные судьи найдут, что тяжесть преступления заслуживает этого. IV. Повелеваем, чтобы те, кто, затеяв ссору в королевстве, встретились вне его или на его границах, были преследуемы совершенно так же и в таком же порядке, как и те, которые поступят вопреки нашему настоящему эдикту, не выходя из нашего королевства. V. Что касается тех, которые, не довольствуясь тем, что совершают столь тяжелые преступления пред богом и людьми, привлекают и приглашают к этому других лиц и пользуются ими в качестве вторых, третьих и т. д. секундантов, то мы повелеваем, чтобы они без всякой пощады наказывались смертью по всей строгости наших эдиктов, и отныне объявляем вызывающих и вызванных на дуэль, которые будут пользоваться названными вторыми, третьими и более секундантами лишенными чести; они и их потомство объявляются лишенными дворянства и навсегда лишаются права занимать всякие должности с тем, чтобы ни мы, ни наши преемники не могли возвратить их в прежнее состояние и снять с них пятно бесчестия, которого они по справедливости будут заслуживать, однако названные вторые и третьи секунданты подлежат только тем же наказаниям, как и вызванные. (пер. С. Д. Сказкина) Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по истории средних веков. Т. 3. М. 1950 с сайта www.vostlit.info
LS: Signorina пишет: IV. Повелеваем, чтобы те, кто, затеяв ссору в королевстве, встретились вне его или на его границах, были преследуемы совершенно так же и в таком же порядке, как и те, которые поступят вопреки нашему настоящему эдикту, не выходя из нашего королевства. *в сторону* Бекингем-мл и де Вард-мл. забыли об этом пункте. :)
Луиза Водемон: Вот на что наткнулась совершенно случайно в сети 430 лет назад, 27 апреля 1578 года, в Париже произошло событие, знакомое россиянам по роману Дюма "Графиня де Монсоро" и одноименному сериалу отечественного производства. Три молодых фаворита короля Генриха III, известные как миньоны, устроили дуэль с фаворитами герцога Гиза. Почти все участники дуэли миньонов погибли. Подоплека этого инцидента не слишком симпатичная, однако как таковая дуэль веками была главным способом защиты дворянской чести и достоинства и, покрытая флером романтики, в наши дни многих лишает покоя. Между тем этот самый благородный из обычаев зародился тогда, когда драться было выгодно, и заглох, когда всякая выгода от него исчезла. Чисто судебное убийство Обычай дуэли — одно из самых романтических воспоминаний человечества. Смертельный поединок двух благородных господ, отстаивающих свою честь с оружием в руках и к тому же с соблюдением строгих правил, кажется нам сегодня воплощением красоты и личного мужества. Однако дуэли не всегда были лишь естественным способом защиты дворянской чести. Порой звоном шпаг и грохотом пистолетных выстрелов маскировались прагматичные экономические и политические интересы. Классическая дуэль возникла и расцвела в Европе XVI-XVII веков, а зародилась еще в глубоком Средневековье в форме судебных поединков. Если тогдашние следственные органы не могли доподлинно установить виновного, стороны брались за мечи и бились до тех пор, пока не становилось ясно, на чьей стороне Господь. Тяжбы, выносившиеся, таким образом, на Божий суд, нередко представляли собой обыкновенный спор хозяйствующих субъектов. В ходе боя благородные рыцари выясняли, у кого больше прав на те или иные земли, или же попросту делили наследство. Материальный интерес присутствовал даже в знаменитом бою рыцарей Жана де Каружа и Жака Легри. Он вошел в историю как последний судебный поединок в истории Франции и в то же время как первая настоящая дуэль, где на кону стояла честь дамы. Дело было в 1386 году. Благородный, но небогатый рыцарь Жан де Каруж вернулся в родовой замок после продолжительной отлучки и обнаружил свою жену Маргариту беременной. Маргарита, рыдая, рассказала о том, как богатый землевладелец и фаворит графа Пьера Алансонского Жак Легри ворвался в замок и изнасиловал ее. Надо сказать, что де Каруж уже давно не жаловал Легри и безуспешно пытался отсудить у него поместье Арно-ле-Фукон, которое считал своим. Де Каруж подал на обидчика в суд, рассчитывая на крупную компенсацию, но проиграл, поскольку судьей был Пьер Алансонский. Рыцарь подал апелляцию в парижский парламент и потребовал права сойтись с обидчиком в судебном поединке. В свою очередь, Жак Легри продолжал настаивать на своей невиновности, утверждал, что де Каруж просто хочет поправить за его счет свое материальное положение, а также приводил в свою пользу немало серьезных аргументов. Главное — что у него было железное алиби. Имелись свидетели, которые видели Легри во время предполагаемого изнасилования в другом месте. Свидетелей, по тогдашнему обычаю, пытали, но они продолжали стоять на своем. Жак Легри даже подал встречный иск и потребовал с де Каружа 40 тыс. ливров за моральный ущерб. Тут к материальному мотиву добавился политический. Судебные поединки в ту пору уже вышли из моды и воспринимались как дедовский обычай. Но вопрос в данном случае стоял о прерогативах парижского парламента как высшей судебной инстанции. Оба рыцаря были вассалами графа Алансонского, а значит, пребывали под его юрисдикцией. Если бы парламент отказал де Каружу в поединке, он тем самым признал бы, что не имеет права пересматривать решения графского суда, а на это парламентарии идти не хотели. К тому же страной в ту пору правил Карл VI, вошедший в историю как Карл Безумный. Править он был практически не способен из-за лени и тяжелого психического расстройства, так что вопрос о том, кто кого и как может судить, имел первостепенное значение. В итоге парламент разрешил бой — и рыцари сошлись в поединке. Дуэль была обставлена как великосветское мероприятие. Были подготовлены зрительские трибуны, где заняли места сливки общества. Присутствовал и сам полубезумный король. Маргарита тоже присутствовала. Она сидела в повозке, обитой черной тканью, и истово молилась, потому что, если бы ее муж проиграл, ее тут же сожгли бы на костре за прелюбодеяние и клевету. Для начала рыцари сели на коней и померились силами на копьях. Когда копья сломались, они принялись рубиться топорами и поубивали коней, так что дальше пришлось драться в пешем строю. Де Каружу удалось повалить врага на землю, а подняться на ноги рыцарь в полном вооружении уже никак не мог. Перед смертью Легри успел в последний раз поклясться, что невиновен, после чего де Каруж заколол его кинжалом. Божий суд свершился, и бедняк Жан де Каруж превратился в богача. Король присудил ему 1 тыс. франков единовременно как награду за великолепное зрелище и 200 франков ежегодной пенсии, а парламент добавил 6 тыс. ливров золотом в качестве компенсации. Окрыленный победой, де Каруж вновь попытался отсудить Арно-ле-Фукон, но граф Алансонский встал на сторону семьи убитого фаворита, и вожделенное поместье так и осталось вне владений удачливого дуэлянта. Честь и политика С 1386 года во Франции не было судебных поединков, и искусству дуэли французам пришлось учиться у своих соседей-итальянцев. В XV веке многими итальянскими городами правили богатые семьи, у которых было все, кроме дворянских титулов. Нехватку голубой крови представители этих семейств компенсировали собственным кодексом чести, в котором на первое место ставилась честь семьи. Если добавить к этому обычай кровной мести и итальянскую горячность, то описанные Шекспиром взаимоотношения Монтекки и Капулетти вполне можно отнести к разряду примет времени. Нередко представители враждовавших семейств или просто повздорившие молодые люди договаривались встретиться в укромном месте и без свидетелей решить спор с помощью оружия. Дрались обычно с мечом или шпагой в одной руке и длинным кинжалом-дагой — в другой. Во время бесконечных итальянских войн XV-XVI веков французы неоднократно вторгались в Италию и подолгу оставались там в качестве оккупантов. Поначалу duello, как называли итальянцы свои частные поединки, казались французам чистым варварством. Французский комендант оккупированного Турина взялся искоренить этот кровавый обычай. Туринцы имели обыкновение драться у городского моста через реку. Комендант повелел, чтобы дуэлянты отныне бились, стоя на парапете моста, причем упавшего в реку запрещено было спасать. Дуэли, конечно, не прекратились, просто у моста их больше не назначали. Вскоре французы переняли итальянский обычай и занесли его во Францию — так же как и испанцы, которые тоже участвовали в итальянских войнах и были задиристы не менее французов. Поскольку Испания и Франция были в ту пору очагами культуры и самыми сильными государствами в Европе, мода быстро распространилась на весь континент, благо скучающих дворян хватало повсюду. Дуэли превратились в спорт аристократов. В мире, где золото все чаще оказывалось сильнее происхождения, возможность постоять за себя с оружием в руках воспринималась как привилегия истинных дворян. Но денежный и политический факторы продолжали играть весьма заметную роль даже в этом благородном деле. Прежде всего многие небогатые дворяне избрали себе карьеру профессиональных фехтовальщиков. Учителя фехтования основывали школы или нанимались в качестве тренеров к высокопоставленным особам. Для поддержания реноме этим учителям приходилось выдумывать всевозможные трюки. Например, в одной школе фехтования в Германии учеников облачали в доспехи, ставили возле стола напротив друг друга и заставляли наносить друг другу удары боевым оружием. Упражнение заканчивалось, когда каждый из учеников получал по крайней мере две раны. Но главным средством поддержания авторитета служили дуэли, в которых учителя фехтования просто обязаны были участвовать. Доказывать истинность своих теоретических выкладок с клинком в руках приходилось и испанскому мастеру шпаги дону Луису Пачеко де Нарваэзу. Он считался лучшим фехтовальщиком Мадрида и обучал этому искусству самого короля и многих знатнейших грандов. Дон Луис выпустил книгу, в которой излагал свою теорию фехтования, причем использовал аргументы из области философии, богословия и геометрии. Его ученый подход высмеял другой знаменитый фехтовальщик и к тому же талантливый поэт — дон Франсиско де Кеведо, известный россиянам благодаря романам и фильму о капитане Алатристе. Дону Луису пришлось драться, но отстоять научный подход к фехтованию ему не удалось. Дон Франсиско пронзил шляпу противника, и тот с позором удалился. Через много лет дон Луис все-таки отыгрался, поучаствовав в травле поэта за его сатирические стихи. Дон Франсиско де Кеведо провел несколько лет в тюрьме и вскоре после освобождения умер. Политический мотив был главным в случае со знаменитой дуэлью миньонов во Франции. В конце XVI века страной правил дом Валуа. У королей из этой династии были серьезные конкуренты — герцоги Гизы, которые имели примерно столько же прав на французский престол. При этом страна находилась в состоянии смуты из-за вражды католиков и гугенотов, так что у французских дворян хватало поводов для того, чтобы подраться. Между тем король Генрих III испытывал нежную привязанность к трем знатным молодым людям — де Келюсу, Можирону и Ливаро. Современники подозревали, что трое фаворитов были любовниками короля, и вполне возможно, что так оно и было. Тройку называли миньонами, что переводится примерно как "душки". Один из современников писал о них: "Люди в ту пору прозвали их миньонами, поскольку презирали их как за высокомерие и шутовство, так и за то, что они использовали макияж и одевались в непотребное женоподобное платье... Занимались они тем, что играли в азартные игры, богохульствовали, развратничали и всюду следовали за королем, стараясь угодить ему во всем, соперничая между собой за благосклонность своего хозяина, коего почитали и боялись превыше самого Господа". До нас дошли довольно подробные описания внешности миньонов: "Они носили длинные волосы, завитые в кудряшки, поверх которых надевали бархатные шляпки вроде тех, что носят шлюхи в борделях. Кружевные воротники их рубах имели полфута длины и были так накрахмалены, что их головы походили на отрезанную голову Иоанна Крестителя, лежащую на блюде". Эти-то нарядные господа и служили чуть ли не главной опорой трону Валуа. За верность Генрих III осыпал фаворитов дарами — титулами, землями, золотом. Драгоценным безделушкам и вовсе не было счету. У герцога Гиза были собственные миньоны — д`Антраге, Риберак и Шомберг. Эти трое ничем не напоминали участников гей-парада, но, по сути, были такими же прихлебателями, как миньоны короля. И вот однажды королевские клевреты решили разобраться с гизовскими. Для обеих группировок победа в поединке означала бы милость со стороны покровителя, так что на кону стояли не только жизни дуэлянтов, но и большие материальные блага. Первым начал де Келюс. Он заметил д`Антраге выходящим из дома некой знатной дамы и заявил, что эта дама не столь добродетельна, как д`Антраге, вероятно, полагает. Фаворит Гиза ответил, что де Келюс лжет, а такое утверждение означало дуэль. На бой де Келюс явился в сопровождении секундантов — Можирона и Ливаро, да и гизовские миньоны пришли в полном составе. Риберак подошел к секундантам противника и предложил уговорить дуэлянтов примириться, на что Можирон ответил: "Бог с вами, Риберак! Я сюда пришел не серенады петь, а драться, и именно этим я и займусь". На вопрос, с кем именно он собирается драться, Можирон ответил, что как раз с Рибераком. Секунданты скрестили шпаги, после чего Ливаро и Шомбергу осталось последовать их примеру. Миньоны обоих властителей, как оказалось, фехтовали в равной степени хорошо (или в равной степени плохо), потому что де Келюс, Можерон, Риберак и Шомберг погибли, а Ливаро был настолько изуродован, что Генрих III к нему охладел. Уцелел только д`Антраге, который был вынужден бежать от гнева короля и вскоре погиб на другой дуэли. Прямого влияния на историю Франции взаимное уничтожение миньонов, конечно, не оказало, но взаимная ненависть Валуа и Гизов значительно усилилась. Кончилось дело полномасштабной гражданской войной, причем Генрих III подослал к герцогу Генриху Гизу и его брату Людовику, кардиналу, убийц, а вскоре и сам пал от руки монаха Клемана, посланного отомстить за Гизов. За спор без крови После гибели Генриха III на французский престол взошел Генрих IV Наварский, и в его время дуэли стали настоящей государственной проблемой. Молодые дворяне бились друг с другом по любому, даже самому вздорному поводу, и никакие запреты на них не действовали. Генрих Наварский правил с 1589 по 1610 год, и за это время, по подсчетам современников, в поединках пало до 12 тыс. человек. Число погибших было бы в два раза больше, если бы король, как того требовал закон, казнил тех, кто оставался в живых. Но король щадил дуэлянтов и помиловал около 7 тыс. дворян из их числа. Такому поведению короля есть несколько объяснений. Во-первых, позиции Генриха как основателя новой династии, да еще и бывшего гугенота, были слишком слабы, чтобы идти на конфронтацию со спесивой аристократией. Во-вторых, он и сам был воинственного нрава, так что агрессивность дворян рассматривал как показатель их бойцовских качеств. И наконец, постоянные кровопускания позволяли беспокойной аристократии выпустить пар, что вполне устраивало короля, опасавшегося смут и восстаний. В соседних странах ситуация была не лучше. Испанцы, например, полагали, что из-за дуэлей лишь 20% молодых дворян доживают до 30-летия. А об Англии начала XVII века современник писал, в частности: "В начале нынешнего столетия каждая известная семья потеряла хотя бы одного многообещающего отпрыска из-за дуэлей". С другой стороны, привилегированное сословие таким образом как бы демонстрировало, что ставит свои традиции и обычаи куда выше всех королевских и папских эдиктов, запрещавших смертоубийство. Одним из первых войну дуэлям объявил кардинал Ришелье. Желая преподать дворянам урок, кардинал казнил в 1627 году популярного в Париже графа де Монморанси-Бутвиля, на счету которого было 22 дуэли. Чашу терпения Ришелье переполнил поединок, который граф устроил среди бела дня на Королевской площади в столице. Однако казнь не помогла — Франция еще долго оставалась страной, где дуэли были обыденным явлением. Куда больших успехов добился шведский король Густав II Адольф, который был современником Ришелье и снискал славу блестящего полководца. Однажды, узнав о том, что два его высокопоставленных офицера собираются драться, король велел сообщить им, что победителя ждет плаха. Дуэль не состоялась. Однако искоренить кровавый обычай все не удавалось. Где-то через 150 лет после истории с Густавом Адольфом примерно то же произошло в армии прусского короля Фридриха Великого. Когда поссорившиеся офицеры явились на место поединка, там их уже ждала виселица, возведенная по приказу короля. Дуэли, конечно, не было. В XVIII веке уже и сами дворяне начали тяготиться обязанностью драться по всяким пустякам. В конце концов, жизнь в галантном веке с его культом наслаждений была слишком приятна, чтобы жертвовать ею ради гордыни. Во многом благодаря нежеланию дворян сражаться насмерть в моду вошли дуэли на пистолетах. В отличие от дуэли на шпагах или рапирах здесь можно было надеяться на осечку; кроме того, при тогдашних оружейных технологиях с прицельной стрельбой были большие проблемы; наконец, противники, если не желали друг другу смерти, могли сознательно стрелять мимо цели. Против дуэлей выступали и философы-просветители. Оно и понятно, ведь они не жаловали дворянское сословие, а дуэли оставались чуть ли не единственным аргументом в пользу исключительности дворян. И все же аристократия не мыслила себя без дуэлей. И чем своевольнее было дворянство в той или иной стране, тем с большей охотой использовало оно шпагу или пистолет как средство решения спора. Например, путешественник, побывавший в XVIII веке на Мальте, обнаружил, что мальтийские рыцари настолько ошалели от жары и скуки, что дерутся чуть ли не каждый день. Прогуливаясь по Ла-Валлетте, он насчитал 20 белых крестов, которые рисовали там, где пал сраженный дуэлянт. На Мальте путешественнику рассказывали историю про рыцаря, отказавшегося драться на дуэли после того, как его оскорбили словом и к тому же влепили пощечину. За это рыцаря на 45 дней привязали к позорному столбу, затем пять лет продержали в темнице без окон и лишь потом перевели в обычную тюрьму, где его ждало пожизненное заключение. Боевая колбаса Хотя в XVIII веке дуэльное движение пошло на спад, дуэли, заметно влиявшие на политическую и экономическую жизнь, все еще случались. Одна из таких косвенно способствовала экономическому краху Франции в 1720 году. Шотландский финансист Джон Лоу убил на дуэли некоего Вильсона, после чего бежал на континент. Во Франции Лоу предложил заменить звонкую монету ассигнациями, что и было сделано. Ассигнации быстро стали предметом спекуляций и вскоре рухнули, как и подобает всякой необеспеченной валюте, а вслед за ними рухнула и экономика Французского королевства. Дуэли продолжали время от времени встряхивать общественную жизнь даже там, где их не должно было быть вовсе: в США. В молодой заокеанской республике не было ни дворянства, ни титулованной аристократии, однако хватало джентльменов, считавших себя людьми чести. Самая громкая дуэль в американской истории — поединок между вице-президентом США Аароном Бэрром и одним из зодчих американской государственности Александром Гамильтоном (он был министром финансов в первом американском правительстве, и его портретом украшена десятидолларовая купюра). Оба государственных деятеля были героями Войны за независимость, причем Гамильтон являлся одним из ближайших соратников Джорджа Вашингтона. У обоих были серьезные амбиции вплоть до президентских, к тому же Гамильтон имел собственную экономическую программу (он считал, что США должны проводить протекционистскую политику и всячески поддерживать отечественного производителя). Отношения Гамильтона и Бэрра развивались сложно. Еще будучи вице-президентом в администрации Джефферсона, Аарон Бэрр начал избирательную кампанию за пост губернатора Нью-Йорка, но его планам помешал осуществиться Александр Гамильтон, написавший в адрес Бэрра несколько издевательских памфлетов. Проиграв выборы, Аарон Бэрр вызвал Гамильтона на дуэль, которая состоялась 11 июля 1804 года. Александр Гамильтон был смертельно ранен, а политическая звезда Бэрра закатилась: убийство национального героя еще никому не приносило популярности. В отчаянии от краха всех планов Аарон Бэрр в 1807 году удалился на границу с испанской Мексикой и начал собирать армию с тем, чтобы отвоевать у Испании часть территории и основать там собственное королевство, но был арестован американским правительством и прожил остаток дней вдали от политической власти. Американские политики и бизнесмены стрелялись и в более поздние времена. Большой популярностью у американских дуэлянтов пользовался остров Кровавый на реке Миссисипи. Поскольку остров (точнее, песчаная коса) возник на границе между штатами Миссури и Иллинойс уже после того, как она была проведена, никто не знал, к чьей юрисдикции остров относится, а потому, случись там убийство, судить убийцу было бы некому. Поэтому на остров зачастили дуэлянты, в связи с чем он и получил свое устрашающее название. В 1817 году на острове дважды дрались сенатор Томас Харт Бентон и адвокат Чарльз Лукас, которому принадлежали чуть ли не все окрестности Сент-Луиса. На одном из судебных процессов, где Томас Бентон и Чарльз Лукас представляли разные стороны, Лукас резко отозвался о Бентоне. Тот в ответ назвал Лукаса щенком, и обоим осталось только садиться в лодку и плыть на знаменитый остров. В первый раз Чарльз Лукас был ранен, но не успокоился и, отлежавшись, заявил, что дуэль была проведена нечестно. Дуэлянтам пришлось возвращаться на остров Кровавый, и на этот раз Лукас был убит. И все же во второй половине XIX века стало очевидно, что время дуэлей прошло. Они просто перестали быть выгодными. Если во времена Генриха III убийство политического врага означало милости со стороны покровителя и внимание со стороны дам, то в эпоху парламентов и периодической прессы такой поступок мог погубить политическую карьеру или привести на скамью подсудимых. Богатые и знаменитые время от времени еще вставали к барьеру, но теперь брошенная перчатка все чаще оборачивалась шуткой. Например, президент США Авраам Линкольн, по легенде, однажды был вызван на дуэль кем-то из своего окружения, имевшим репутацию отличного стрелка. Линкольн воспользовался положением дуэльного кодекса — правом вызванного назначать время, место и способ сведения счетов. Он предложил драться на мечах, стоя в воде на глубине 6 футов (1,83 м). Сам президент имел рост 6 футов и 4 дюйма, тогда как его противник был значительно ниже, так что бой не состоялся. Аналогичная история, как сообщают современники, произошла с Бисмарком. В юности будущий объединитель Германии учился в университете и, как было заведено у немецкого студенчества, часто дрался на дуэлях. Но, уже будучи канцлером, он, как говорят, однажды послал вызов депутату рейхстага и известному ученому Рудольфу Вирхову, который нелестно отозвался о его политике. Вирхов был крупным физиологом, гигиенистом и антропологом (в частности, помогал Шлиману в раскопках Трои). Получив вызов канцлера, ученый предложил вместо сабель и пистолетов использовать два куска колбасы, один из которых должен был быть заражен возбудителем холеры. Каждый участник дуэли должен был выбрать кусок и съесть его. Бисмарк отказался. Постепенно антидуэльные настроения проникли даже в германскую армию, где право сразиться с обидчиком считалось неотъемлемой частью кодекса офицера. В последние годы XIX века рейхстаг постановил, что офицер, убивший другого офицера, должен быть осужден за убийство независимо от обстоятельств поединка, и дуэли сошли на нет. Впрочем, даже в конце XIX века дуэль была в состоянии изменить судьбу страны. В 1888 году вся Франция ждала, что популярный и амбициозный генерал Буланже устроит военный переворот и то ли возродит монархию, то ли установит личную диктатуру. Но Буланже позволил себе оскорбить идеологического противника — премьер-министра Шарля Флоке. Престарелый республиканец Флоке вызвал генерала на поединок и, к всеобщему удивлению, ранил его. Самоуверенность Буланже словно испарилась, он не решился на переворот и бежал в Бельгию, где вскоре покончил с собой. Закат дуэлей оказался таким же символом времени, как и их расцвет. В XVII веке дворяне, сражаясь друг с другом, защищали свою сословную исключительность в условиях, когда меч и благородное происхождение начинали уступать силе тугого кошелька. В XIX веке противопоставлять что-либо кошельку уже не было никакого смысла — столь убедительной оказалась его победа. И все же даже в ХХ веке были страны, где дуэль воспринималась как обычное дело. Латинская Америка оставалась краем настоящих кабальеро, которые по образу жизни и мировоззрению мало чем отличались от дворян времен мушкетеров. В частности, в 1920 году в Уругвае дуэли были легализованы, чем не преминул воспользоваться бывший президент страны Хосе Батле: он немедленно вызвал на бой редактора досаждавшей ему газеты El Paisin Вашингтона Белтрана и застрелил его. Примеру латиноамериканской знати следовали даже ее идейные враги — левые радикалы. Так, в 1952 году в Чили повздорили сенатор Сальвадор Альенде и его соратник в борьбе за народное дело Рауль Реттиг. Политики стрелялись, но благоразумно промахнулись. Впоследствии, уже будучи президентом Чили, Сальвадор Альенде был убит путчистами, а Реттиг через много лет возглавил комитет по расследованию преступлений пиночетовской хунты. Рецидивы дуэльного мышления наблюдаются и в наши дни. К примеру, в 2002 году перуанский конгрессмен Эйтель Рамос послал вызов вице-президенту страны Давиду Вайсману, который, конечно, драться отказался. Впрочем, вряд ли Рамос ожидал чего-то другого. И все же с дуэлью как с обычным способом защиты чести и достоинства покончено, хотя многие наверняка мечтают ее возродить: красивая романтическая идея не может не привлекать. КИРИЛЛ НОВИКОВ http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=878924&print=true
Кэтрин: А вот информация об одной несостоявшейся дуэли: Другой известный случай, связанный с политическими взглядами Кустурицы — это дуэль, на которую режиссёр в 1993 году вызвал Воислава Шешеля, одного из лидеров сербских радикальных националистов. Кустурица предложил поединок в центре Белграда на любом оружии, которое выберет Шешель, однако тот отказался. Взято отсюда: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BC%D0%B8%D1%80_%D0%9A%D1%83%D1%81%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B8%D1%86%D0%B0 Кстати, я где-то видела генеалогическое древо д'Антрагэ, так там вообще указано, что после той дуэли Антрагэ прожил больше 10 лет.
david: Попался мне симпатичный документ о наказаниях за дуэли (очередное напоминание и уточнение) 1679 года
Armida: Интересный рассказ об эпохе расцвета дуэлей во Франции и Италии: https://youtu.be/hi3xtIiWDhM?si=EarFHjFoGpL94qC8
Vicomtesse de Troyes: 21 апреля 1967 года во Франции произошла последняя дуэль в истории. Поединок состоялся по причине того, что во время дебатов в Национальном собрании Гастон Деффер оскорбил Рене Рибьера, обозвав его болваном. Рибьер в ответ вызвал Деффера на дуэль. (Хотя сам Рибьер шпагой почти не владел). Во время поединка Деффер дважды ранил в плечо Рибьера, после чего было решено остановить дуэль. Оба ранения были лёгкими. Ссылка на статью. В ней есть съёмка дуэли с комментариями на французском. Надеюсь, что это ещё не известно уважаемым Дюманам)
полная версия страницы