Форум » История » Повседневная жизнь героев Дюма » Ответить
Повседневная жизнь героев Дюма
Евгения: Что мы знаем о повседневной жизни во времена героев Дюма? Что они ели, что пили? Во что одевались? Что делали в свободное время? Как рождались, как воспитывались, как жили и умирали? Если у кого-то есть ссылки или информация, предлагаю поделиться.
Snorri: LS Это просто зарисовка "из жизни" или же изображает каких-то конкретных персон?
LS: Судя по всему, "зарисовка" из серии нравы страны и эпохи.
Snorri: Быт эпохи Возрождения.
Snorri: Мушкетеры XVII века. В XVII веке армии Европы состояли из наемников. Вследствие чего, значительное число людей являлось профессиональными воинами. Часть завербованных солдат находилась на постоянной службе и составляла ядро армии. Основу европейской пехоты представляли мушкетеры-солдаты, вооруженные мушкетом и пикинеры, вооруженные пикой. Мушкет, предок ружья, был так тяжел, что для выстрела его приходилось ставить на специальную сошку, а на плечо, под приклад, подкладывать подушечку. Ведь отдача при стрельбе из мушкета была очень сильной, и случалось, что солдат расплачивался синяками на плече. На широкой кожаной перевязи у мушкетера располагались висевшие на шнурах деревянные, костяные или медные патроны-натруски с порохом. Закрывались они пробками и содержали строго отмеренное количество огневого зелья, иначе, при выстреле, могло просто разорвать мушкет, если порох насыпался в ствол с избытком. При ходьбе патроны стукались друг о друга, и приближение мушкетерского отряда было слышно издалека. Если же в боевых действиях требовалось подойти к неприятелю, не издавая лишнего шума, то на патроны натягивался специальный кожаный или холщовый мешочек. На вооружение мушкетера была также шпага. Представляла она довольно широкий, до трех сантиметров в основании, клинок длинною до восьмидесяти сантиметров. Обычно, после произведенного выстрела, мушкетер выхватывал шпагу и переходил в ближний бой на холодном оружии, так как времени на перезарядку мушкета уже просто не оставалось. Также, из холодного оружия он был вооружен дагой – кинжалом для левой руки. И у шпаги, и у даги имелась возле рукоятки гарда, представляющая полусферический щиток с перекрестьем или переплетением из стальных колец. Гарда надежно защищала руку воина от поражения клинком противника. Единообразной униформы у солдата в ту эпоху не было, и даже представители враждующих армий не всегда отличали своих по одежде. Исключение составляли некоторые формирования, например, швейцарские или шотландские наемники, а так же особые дворянские роты, созданные для охраны королевских особ. Самое известное подобное формирование – это, конечно же, французские королевские мушкетеры, с легкой руки знаменитого Александра Дюма вошедшие в сознание многих людей с детства. И личная охрана короля, и их соперники – гвардейцы кардинала Ришелье, являлись в военном отношении мушкетерами. Впрочем, все они были дворянами, а значит кавалеристами. Последнее сближало их с драгунами – воинами способными вести бой и в пешем, и в конном строю. Казна выдавала королевским мушкетерам лишь мушкет, а одежду, коня, сбрую, амуницию, холодное оружие и, наконец,.. слугу они должны были доставать за свой счет. “Мэзон дю Руа” – переводится с французского как “королевский дом”, т.е. гвардия королевского дома. Отличительной форменной одеждой 1-й и 2-й рот королевских мушкетеров был двухсторонний короткий плащ – казакин лазоревого цвета и обшитый по краям серебряными галунами. Спереди и сзади, а так же на боковых лопастях казакина размещались белые кресты с королевскими золотыми лилиями на концах, а четыре красных трилистника – возле перекрестья. Королевские мушкетеры и все офицеры-дворяне того времени придавали колоссальное значение своей внешности. По моде XVII века, на головах носились широкополые шляпы украшенные страусовыми перьями. Порой дворяне не снимали их даже в помещении и за столом... Подобным образом обстояло дело и с перчатками. Волосы из-под шляп ниспадали до плеч, но это не означало, что локоны существовали лишь для красоты. В пряди часто вплетались ленты, плотные фитильные шнуры, сыромятные ремешки, что затрудняло возможность для неприятеля поразить рубящим ударом шпаги или сабли шею мушкетера. Широкополая фетровая шляпа и широченный воротник так же способствовали этому. Камзол и штаны-кюлоты шились из самых разнообразных тканей в зависимости от кошелька владельца. Обувью служили высокие кавалерийские сапоги-ботфорты или башмаки с пристегнутыми к ним кожаными крагами для верховой езды. И, конечно же, шпоры... Пусть даже дворянин был беден, и денег пока не хватало на скакуна, но шпоры одевались обязательно. Ведь вместе со шпагой они являлись неотъемлемой частью дворянина. Когда королевские мушкетеры находились в конном строю, то 1-я и 2-я роты различались по мастям лошадей. Серые были у первой, а черные у второй. Их также и называли “серые” и “черные” мушкетеры. Ю. Каштанов
Snorri: Роты мушкетеров «Мэзон дю Руа» 1622-1721 Первая и вторая роты мушкетеров входили в garde du dehors du Louvre (гвардия вне Лувра) «Мэзон дю Руа» (букв. Королевский дом), наряду с жандармами и шеволежерами и конными гренадерами. «Мэзон дю Руа» подразделялся на две части: garde du dedans du Louvre et garde du dehors du Louvre (т.е. охрана внутри Лувра и вне его); помимо этих частей в «Мэзон дю Руа» входили полки Gardes Franqaises (французская гвардия) и Gardes Suises (швейцарская гвардия). По старшинству при построении они становились после Gardes du corps (букв. - охрана тела Короля), рот жандармов, шеволежеров и шотландских жандармов. Роты принимали участие в тех военных действиях, к которым выезжал Король или выделяли из своего состава отряды. Последний раз мушкетеры сражались в 1745 году при Фонтенуа. Вплоть до своего расформирования, по Королевскому ордонансу от 15 декабря 1775 года, в ходе реформ военного министра, графа С-Жермена эти роты служили прекрасной школой для многих молодых кавалерийских и драгунских офицеров. История рот 1622 - 1721 гг. Первая рота мушкетеров, как свидетельствуют мемуары Песегюра, создана Людовиком XIII, который после капитуляции Монпелье в 1622 году направившись в Авиньон, приказал заменить карабины своей роты Карабэнов на мушкеты. король пожелал также, чтобы эта рота следовала за ним повсюду и велел комплектовать ее людьми только дворянского происхождения или т.н. «солдатами фортуны». При создании роты предполагалось, что это будет часть предназначенная как для конного, так и для пешего строя, т.е. как один из видов ездящей пехоты. Первым командиром этой роты стал г-н капитан де Монтале, который несколько лет спустя был отравлен в Негркспелиле. Его племянник, носивший ту же фамилию, стал его наследником в этой должности. Будучи во время формирования роты ее корнетом, он получил звание капитана в 1627 году, при оказании помощи форту на острове Рэ, где рота, кстати, действовала в пешем строю. После него с 1628 года (по списку, приведенному П. Даниэлем) командиром роты был г-н Монталан, вплоть до своей добровольной отставки в 1634 году. И вот с 3 октября 1634 года Король сам становится капитаном роты, а непосредственный ее командир с этого момента получает звание капитан-лейтенанта. Люди, воспитанные в лучших традициях диалектического материализма, безусловно сразу распознают в этом событии коварный выпад монарха, стремящегося к абсолютной власти. Впрочем, мы отвлеклись. Итак, с этого года рота получает (несмотря на рост абсолютизма) лошадей серой масти, а вслед за тем и прозвище «Les Mousquetaires» (серые мушкетеры). Первым капитан-лейтенантом роты стал дворянин из Беарна г-н де Труавиль, ставший вскоре де Трэвилем. Кардинал Ришелье откровенно его не любил. Дополнительной причиной этой неприязни служило еще и всем известное соперничество между Мушкетерами Гвардии короля и ротой Гвардии Кардинала. Ришелье умер, однако новый министр, кардинал Мазарини тоже не отличался особой любовью к капитан-лейтенанту Мушкетеров и со временем предложил ему отставку. Де Тревиль отклонил такое предложение, но кардинал, пользуясь своим положением фактического правителя страны, после смерти Людовика XIII (1643 год), добился своего и распустил роту, под предлогом сокращения расходов казны, в 1646 году. Действительной причиной этих интриг было желание дать должность Мушкетеров своему племяннику. Через десяток лет, а именно в январе 1655 года (Ленар дает 1657 год) молодой король Людовик XIV восстанавливает роту. Капитан-лейтенантом ее все ж таки стал герцог Неверский Филипп Мазарини Манчини, племянник первого министра (кардинал был еще в силе). Де Тревиль же в качестве компенсации получил во владения земли Фуа, его младший сын звание корнета Мушкетеров, а старший аббатство Монтиранде. После герцога Неверского капитан-лейтенантом стал г-н д’Артаньян (Шарль де Кастельмор-Артаньян) - 1657 год. Убитого при осаде Маастрихта д’Артаньяна, с июня 1673 года заменил г-н Бальи Луи де Фурбен, а затем с 1684 по 1721 год это место занимал г-н Луи де Мален де Мопертюи. Вторая рота Мушкетеров, или Petites Mousquetaires (называемая так в противоположность Grandes Mousquetaires - 1-ой роте), вошла в состав «Мэзон дю Руа» в 1660 году. До этого она носила название роты Мушкетеров Кардинала и была передана Его Преосвященством королю по случаю женитьбы последнего. В описании въезда молодой Королевы в Париж в августе 1660 года эта рота упоминалась как «рота Мушкетеров, которую Его Преосвященство отдал Королю» под командованием г-д де Марсака и де Монтгейара. Вплоть до 1663 года эта рота не имела лошадей. Лошади вороной масти (отсюда название - Mousquetaires noires) были получены ротой в этом году в связи с походом в Лотарингию. Экспедиция на Марсель закончилась его взятием маршалом де ла Фертом. Король в это время являлся капитаном второй роты и потому г-н де Марсак передал свое капитанство г-ну Кольберу-Молеврие, брату генерального контролера финансов, ставшему капитаном гвардии в конце 1664 года. Первые квартиры роты располагались в Немуре, затем они были переведены в С-Антуанском предместье, на улицу Шаратон, где в 1664 году эта рота по приказу Короля была расформирована, и сразу вновь сформирована по образцу первой роты. В январе следующего года Людовик XIV стал ее капитаном, а капитан-лейтенантом остался г-н Молеврие. Торжественная церемония, посвященная этому событию, проходила в старом дворе Лувра, где обе роты Мушкетеров, слитые вместе прошли перед своим королем, возглавляемые новым капитан-лейтенантом. В том же 1665 году отряд из 400 мушкетеров в числе других войск, под командованием де Парадела поддерживал голландцев в их борьбе с Мюнстерским епископством. В 1667 году мушкетеры при Валансьене первыми бросились на штурм, вызвав восхищение всей армии. Действуя в пешем строю во время штурма, во время осады мушкетеры в конном строю занимались охраной траншей. Война эта закончилась Ахенским миром в 1668 году. В следующем же году для поддержки Кандии мушкетеры первой роты выделили отряд в 140 человек под командованием г-на де Мопертьюи (тогда еще корнета роты), вторая рота также выделила отряд. Вообще, к этому времени использование мушкетеров в пешем строю , видимо допускалось уже только при штурмах стен крепостей или в экстренных ситуациях в поле. В развитии эта тенденция привела к тому, что в конце войны за Испанское наследство мушкетеры стали кавалерией в чистом виде, хотя и сохраняли атрибуты пехоты, коей они иногда могли быть, но не в бою. Итак, после переформирования 1665 года, вторая рота, находясь под командованием брата всесильного Кольбера, стала во многом превосходить первую, как в плане экипировки и снаряжения, так и в плане престижа, а значит и в плане личного состава. Напомним, что квартиры роты располагались на улице Шаратон, т.е. именно там, где находилась Главная Квартира Людовика XIV. Однако это превосходство длилось недолго и вскоре роты вновь сравнялись в положении. После г-на Кольбера де Молеврие капитан-лейтенантом 2-й роты стал граф де Монтброн, затем с 1674 года г-н де Жовель, затем маркиз де Вэн и наконец в 1721 году капитан-лейтенантом 2-й роты являлся г-н де Канильяк. В 1-й роте, имевшей квартиры в С-Жерменском предместье на улице Бак, капитан-лейтенантом был г-н граф д’Артаньян. Состав рот При своем создании 1-я рота Мушкетеров в 1622 году имела в своем составе: 1 капитана (г-на де Монтале), 1 лейтенанта (г-н ла Вернь), 1 корнета (г-н Монтале) и 100 мушкетеров. В 1634 году Король стал капитаном роты, также состоящей из 100 мушкетеров. Наряду с вышеупомянутым капитан-лейтенантом де Тревилем в роте служили: сублейтенантом - г-н дю Буа, корнетом - г-н Гуляр. Роль на 1640 год упоминает еще 2-х сержантов. Незадолго до того, как Мазарини распустил роту (1646), в ней насчитывалось 130 мушкетеров. Однако непосредственно при расформировании в ней было не более 100 человек. В 1657 году, после восстановления роты, в ней числилось следующее число офицеров: 1 капитан-лейтенант, 1 сублейтенант, 1 ансэнь, 2 вахмистра (Marechale des logis). В 1658 году была добавлена должность корнета, мушкетеров при этом насчитывалось 150 человек. Когда Король стал капитаном 2-й роты, он определил ее состав по 1-й роте. Капитан-лейтенантом при этом был, как уже говорилось, г-н де Молеврие, сублейтенантом - г-н де Монтброн, корнетом - г-н граф де Марсан, ансэнем - г-н Флоренсак. В 1663 году в каждой роте насчитывалось по 300 человек, но в 1668 году, после завоевания Франш-Конте, был установлен штат каждой роты в 250 мушкетеров, что и сохранилось до конца царствования Людовика XIV. Надо сказать, что состав рот во время войны увеличивался за счет вступающих в них добровольцев, которые получали жалованье, но по окончании военных действий они его лишались и при желании должны были ожидать вакансии, чтобы войти в число мушкетеров роты. В 1675 году были установлены звания знаменщика и штандартоносца. В 1693 году Король ввел в каждой роте еще по одному сублейтенанту, ансэню, корнету. В мае 1692 года число бригадиков в каждой роте было доведено до 16 и к имевшимся 6 вахмистрам было прибавлено еще 2. Таким образом, к 1721 году каждая рота состояла под командованием капитан-лейтенанта и имела: 2-х сублейтенантов, 2-х ансэней, 2-х корнетов, 2-х aide majors, 8 вахмистров, считавшихся офицерами (по королевскому ордонансу от 1 марта 1718 года капитан-лейтенанты рот мушкетеров, как и рот Жандармов и Шеволежеров Гвардии, по сравнению с другими частями имели звания полковников, и остальные звания соответственно), 4-х бригадиров, 16 суббригадиров, 1 знаменщика, 1 штандартоносца, 1 comissaire a la conduile, 1 священника, 1 фурьера, 9 хирургов, 1 аптекаря, 1 кузнеца, 1 седельщика, 3-х казначеев и 250 мушкетеров. Из перечисленных офицеров в каждой роте должен был быть один исполняющий обязанности майора, но как в 1721 году, так и до этого командиры рот обычно брали эту обязанность на себя. Служба При Дворе, в армии и в собственных квартирах мушкетеры в течении долгого времени несли одну и ту же службу. В состав Армии они входили отдельным отрядом или в составе отряда из частей «Мэзон дю Руа», которым в последнем случае командовал офицер «Мэзон дю Руа», подле которого всегда находился мушкетер в супервесте, следующий за ним повсюду и питающийся за его столом. Все это было предусмотрено для того, чтобы приказ командира стал бы в кратчайший срок известен капитан-лейтенанту роты. Когда Король находился при Армии, возле его палатки или другого места его расположения справа и слева размещались, на предельно малом расстоянии от него, по роте мушкетеров. Мушкетеры же сопровождали Короля на прогулки, в составе эскадрона (построение роты в конном строю) или отрядом меньшей численности. В том случае, если Людовик XIV командовал Армией, то он всегда имел при себе отряд в 150 мушкетеров, без штандарта. В расположение Короля мушкетеры по очереди (в порядке старшинства) с другими ротами «Мэзон дю Руа» несли дежурство, при этом дежурство начиналось с «Гар дю Кор» и последовательно переходило Жандармам, Шеволежерам, Шотландским Жандармам и, наконец, 1-й, а затем и 2-й ротам Мушкетеров. В том случае, когда «Мэзон дю Руа» находились слишком далеко от королевских апартаментов, Мушкетеры сами несли дежурство, сменяясь побригадно или большими партиями, по усмотрению Его Величества. Офицеры рот, находящиеся с караулом, питались при дворе. В этом случае 1-я и 2-я роты сменяли друг друга как части Гвардии в целом. При Дворе, в первое время существования первой роты, служба мушкетеров заключалась в охране Короля при выездах. Мушкетеры верхом по двое двигались впереди всей прочей охраны. При дворе ежедневно, у входа в Капеллу, находилось по одному мушкетеру от каждой роты, должные при первой необходимости передать приказ короля на квартиры роты али в Генеральную Квартиру. Что касается службы в собственных квартирах, то в них всегда находился дежурный, функции которого выполняли поочередно все от первого вахмистра до последнего бригадира. Дежурный этот получал сведения о всех прибывающих. На квартирах также ежедневно находились суббригадир с 4 мушкетерами для ухода за лошадьми и всяких других хозяйственных надобностей. Они должны были ночевать в ротных квартирах и сменяться с утра. Занятия и смотры проводились как в пешем, так и в конном строю, в батальонном или эскадронном построении. При этом, если рота выступала как пехота, то разворачивалось знамя и располагалось справа от штандарта. В конном строю быть представленным ротам на смотру зависело от воли Короля. Но уже после начала войны за Испанское наследство Людовик проводил смотры только в конном строю. Музыканты Ленар пишет, что возможно до 1646 года рота Мушкетеров Королевской Гвардии имела и барабанщиков и трубачей, отражая т.о. свое двойное предназначение, но точно утверждать этого нельзя. Во всяком случае, в 1657 году, когда Король восстановил роту, он дал ей одного трубача. В 1663 году Король заменил трубачей на 1 флейтиста и 5 барабанщиков. В 1665 году в каждой роте было установлено иметь по 3 гобоиста. Впоследствии (по Ленару это произошло в 1668 году) флейтиста упразднили и добавили шестого барабанщика и четвертого гобоиста. П. Даниэль писал: «барабанщики Мушкетеров били совсем иным образом нежели пехотные и куда веселее, барабаны их были меньше пехотных». Мушкетеры были единственной частью «Мэзон дю Руа», не имевшей ни литаврщиков, ни трубачей. Вооружение Первоначально, как гласит название рот, они имели на вооружении мушкеты, какими были вооружены и пехотинцы. Со временем бригадиры получили ружья, а в начале XVIII века ими были вооружены все мушкетеры. Мушкеты же продолжали использовать для смотров, как повелевала традиция, но к 1721 году этого тоже не встречается. Помимо ружей, на вооружении у мушкетеров было по 2 пистолета и по 1-й шпаге. Старшие офицеры и вахмистры ружей не имели. Униформа Как говорит в своих мемуарах Песегюр, в первые десятилетия своего существования рота Мушкетеров из единообразных деталей имела только свой знаменитый плащ «a la casaque» (а ля казак). В те времена еще не стремились к полному единообразию одежды. Этот плащ Мушкетеры носили и на занятиях и на смотрах. Однако, по желанию Короля, на смотру рота могла быть одетой в черный бархат или в одежду из кожи, - в этих случаях многие мушкетеры могли блистать множеством бриллиантов на рукавах и прочими украшениями. С момента образования второй роты различия между ними заключались и в некоторых частностях. А после осады Маастрихта (1673) Король повелел иметь в обоих ротах одинаковую одежду с золотым отличительным галуном для первой и серебряным галуном для второй роты. С 1677 года одежда Мушкетеров стала алого цвета и имела различные украшения в виде каймы, и с этого же времени карманы на жустакорах мушкетеров стали вертикальными. Плащ был короткий, он немного не доходил до крупа лошади, когда мушкетер сидел в седле. По случаю своего вступления в Париж с молодой супругой Король пожаловал своим мушкетерам новые великолепные плащи, которые долго еще хранились в Венсенском замке. С тех пор для боя Мушкетеры одевали плащи, доходящие до колен, а порою и ниже. На каждом плаще было 4 креста: по одному спереди и сзади и по одному на боковых лопастях. В 1688 году король заменил эти плащи на супервесты, по виду и покрою похожие на жустакоры, но без рукавов. Супервесты эти были синего цвета, с галунами как на плащах и с двумя крестами. Плащи же продолжали сохранять в качестве традиционной одежды вплоть до середины XVIII века. Супервест имел отверстие, для головы, разрез спереди снизу до пояса и сзади на высоту обычного разреза пол. Передняя и задняя части скреплялись сбоку крючками на уровне талии. Портупею носили поверх супервеста. Старшие офицеры супервеста не имели. Была и еще одна причина, по которой отказались от использования плаща. Король знал о том, что в пешем строю плащ не одевали, а в конном при быстром движении потоком встречного воздуха передняя лопасть его откидывалась за спину, что не давало возможности отличить мушкетеров от других частей, тогда как один вид их приводил противника в смятение. Поэтому Король и дал им новую одежду, позволяющую узнавать их с первого взгляда. Когда в 1699 году Дофин, герцог Бургундский, стал мушкетером, роты размещались в Версале, и т.к. Дофин был еще маленьким, то в строю перед капитаном рот, королем, маркиз де Кеси, суббригадир 2-й роты, придерживал его рукой или держал на руках. А чтобы не давать повода для лишнего соперничества между двумя ротами, Дофин одевал попеременно форму то одной, то другой роты. Старшие офицеры имели камзолы, жустакоры, чепраки и ольстеры, шитые золотом. До 1693 года Мушкетеры носили обычные кавалерийские ботфорты, но после Король пожелал им дать более легкие ботфорты из мягкой кожи и со съемными шпорами, для лучшего передвижения в пешем строю. Голыженков И. А.
LS: Snorri, по Вашей ссылочке "Быт эпохи Возрождения" обнаружилась следующая информация: В общей сложности около половины года составляли постные дни, связанные с четырьмя основными и еженедельными (среда, пятница, суббота) постами. Но на другом форуме - inFrance было сказано прямо противоположное. Дескать, у католиков, кроме еженедельных постных дней есть только один длинный пост - Пасхальный, и тот гораздо короче православного - всего две недели. Может, кто-то знает, когда и какие были посты во Франции в XVII веке?
Snorri: LS Точно не знаю, надо поискать и посмотреть. Но церковных праздников было тогда не менее 52-х, думаю, в связи с этим, и постов было несколько. Соблюдаться они должны были в идеале, но один - Великий - был обязателен для всех верующих.
LS: Изначально меня интересовали длительные посты летом. В августе ;)
Ринетта: Вот несколько книг, где можно найти информацию о повседневной жизни французов в XVII веке: Ларошфуко Ф. де. Мемуары. Максимы. М., 1993. Лоренцо Бернини. Воспоминания современников. М., 1965. Маргарита Наваррская. Мемуары королевы Марго. М., 1995. Матвеев А. А. Русский дипломат во Франции: (Записки Андрея Матвеева). Л., 1972. Мемуары мессира д-Артаньяна. М., 1995. Т. 1-3. Мерсье Л.-С. Картины Парижа. М., 1995. д-Обинье Т. А. Приключения барона де Фенеста. Жизнь, рассказанная его детям. М., 2001. Рец Ж. Ф. П. де Гонди, кардинал де. Мемуары. М., 1997. Сен-Симон. Мемуары. М., 1991. Кн. 1, 2. Таллеман де Рео Ж. Т. де. Занимательные истории. Л., 1974. Французский гравированный портрет XVII в. Эстампы из собрания Эрмитажа. Каталог выставки. Л., 1985. Шамфор. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. М., 1993. Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки. М., 1995.
Snorri: LS Пока что не видела никаких упоминаний о длительных постах летом; почти все приходится на зиму-весну.
Snorri: Ринетта Спасибо! Лоренцо Бернини. Воспоминания современников. М., 1965. Вы читали эту книгу?
Ринетта: Да, в ходе лекций по истории зарубежного искусства.
Snorri: Ринетта Не поделитесь впечатлениями?
Ринетта: http://www.wga.hu/frames-e.html?/html/b/bernini/gianlore/index.html ссылка на призведения Л. Бернини, в т.ч. знаменитый скульптурный бюст кардинала Ришелье.
LS: Кстати о днях рождения. А отмечали ли французы в XVII веке свои дни рождения? Была ли такая традиция? Во всех ли сословиях были одинаковые обычаи? Дарили ли они друг другу подарки? Ходили ли в гости? И что считалось днем рождения - день крещения или фактическое рождение? До сих пор не могу найти ответ на эти вопросы. Хотя точно помню, что король подарил Анне Австрийской подвески именно на день рождения.
Pauline: LS Вот я вспоминаю, что читая книгу "Казанова. Моя жизнь", я видела там такую фразу о Днях Рождения и прочих праздниках (правда, я не дословно цитирую, а по памяти): "Мы виделись с графом Нарышкиным 2 раза в год: на его именины и мой день рождения". Но это уже 18 век...
Юлёк (из клуба): Pauline пишет: Вот я вспоминаю, что читая книгу "Казанова. Моя жизнь", я видела там такую фразу о Днях Рождения и прочих праздниках (правда, я не дословно цитирую, а по памяти): "Мы виделись с графом Нарышкиным 2 раза в год: на его именины и мой день рождения". Но это уже 18 век... Это русская традиция. Казанова пишет про православного человека.
Pauline: Юлёк (из клуба) Да, но он же говорит, что его ДР тоже отмечали. Значит, в Европе все-таки был такой праздник )
Annie: Информация, которая меня взбудоражила...))Не знаю в тему ли)) В 17-м веке в Италии было придумано "кошачье" пианино, чтобы развлекать итальянских принцев. Оно было основано на использовании голосов нескольких котов, которых заставляли мяукать, тыкая им в хвост острым предметом. Котов подбирали специальным образом, чтобы у них отличались голоса. Так, нажимая определенную клавишу пианино, заставляли мяукать нужного кота.
LS: Гады! Зеленых на них не было...
Annie: Это точно...Это какой-то садизм...Это даже, наверно, для ушей неприятно слушать завывания котов. Хотя принцам должно быть нравилось)))
Snorri: LS Не знаю, насколько пригодится данная информация, но дни рождения в Англии в то время отмечали точно. По крайней мере, аристократы. Так что не исключено, что во Франции тоже устраивались подобные торжества.
Andre: В Германии дни рождения тоже отмечали (Петербургские тайны, доктор Катцель).
LS: А "Петербургские тайны" - это не XIX-й ли век? Меня больше занимает вопрос XVI-XVII?
Andree: Петербургские тайны - это, конечно, XIX век. Но я думаю, что праздновать день рождения они могли и в XVI-XVII веках. Такому обычаю ведь не надо много времени, чтобы прижиться.
Евгения: Ю.Л. Бессмертный "Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции." М.: Наука, 1991. Самое интересное кратко собрано в заключении. Некоторые итоги. Представления о браке пережили в средневековой Франции глубокую метаморфозу. Вопреки распространенным суждениям, вплоть до конца XIII в. модель моногамного церковного брака не приобрела здесь монопольного положения. В умах людей сохранялось традиционное представление о возможности сосуществования разных видов супружеских союзов. Особенно глубоко эта концепция была укоренена в среде знати, но и другим социальным группам она не была чужда. Это накладывало глубокий отпечаток на матримониальное поведение. Особенно специфичным было оно в каролингский период. Моногамный брак не был тогда общепринят. Противопоставление супружеских отношений, реализуемых в рамках церковного союза и вне их, еще не стало обычным. Супружеская жизнь начиналась сплошь да рядом вне и до церковного брака и во всяком случае не позднее 20 лет. Это обеспечивало высокую брачность. существенно превышавшую по своему уровню ту, которой соответствовала доля официальных церковных браков. Реальное число холостых людей брачного возраста даже среди мужчин имело своим верхним пределом 15—20% у крестьян и, по-видимому, было еще ниже у знати. Естественным следствием этого было раннее начало детородного периода и очень высокая рождаемость. Однако до взрослого возраста доживала лишь часть детей: детская смертность даже в спокойные времена не опускалась ниже 55%. Объяснялось это не только материальными трудностями в жизни основной массы населения или же неразвитостью медицинских знаний. Не меньшее (если не большее) значение имело отсутствие в массовой картине мира установки на тщательное выхаживание детей. Небрежность в отношении к ним, парадоксальным образом уживаясь с материнской любовью, особенно гибельно сказывалась на судьбе новорожденных. Типичное для людей нового времени представление о детях как об «эпицентре» семейной жизни отсутствовало тогда полностью, так же как и новоевропейская концепция семьи в целом. Внутрисемейные связи еще не вполне возобладали над кровнородственными. Возникавшая в результате «разомкнутость» семьи мешала возникновению внутри нее эмоционального климата, способного стимулировать выхаживание больных, немощных или старых. Из-за высокой детской смертности, значительной смертности матерей при родах и краткости жизни взрослых доля бездетных семей не опускалась в каролингское время ниже 20—30%. В результате естественный прирост, видимо, не превышал 0,1% в год. В период подъема французского феодализма — в XI— XIII вв.— ситуация изменяется к лучшему. Брачность остается весьма высокой, в частности, в связи с тем, что наряду с распространяющимся церковным браком сохраняются свободные формы супружества. Их живучесть не должна удивлять. Несмотря на включение брака в число основных христианских таинств, он еще не стал органическим элементом принятой картины мира, не превратился у мирян в непререкаемый внутренний императив. Соответственно, начало супружеской жизни оставалось в это время ранним, доля холостяков не увеличилась (особенно у крестьян). Численность же детей, как и их доля в населении в целом, заметно возрастает. Связано это было не только с общим экономическим подъемом и улучшением материальных условий жизни. Рука об руку с этими явлениями изменялось и массовое видение мира. Во всех сферах жизни рос престиж земных ценностей. Это сказывалось, в частности, на отношении к семье, женщине и детям. Рыцарский культ Дамы был, конечно, сугубо элитарным явлением. Тем не менее он символизировал собой известное повышение престижа женщины в обществе в целом. Социальному подъему женщины способствовало и укрепление самостоятельности малой семьи, внутри которой функции хозяйки дома заметно расширялись. И хотя социальная дистанция, разделявшая в общественном сознании мужчину и женщину, в целом изменилась мало (так как одновременно возрастала и самооценка мужчины), известное упрочение статуса женщины в семье расширяло ее возможности в выхаживании детей, как и больных или немощных взрослых. На судьбах ребенка благоприятно сказался также некоторый прогресс в осмыслении психологических особенностей детей разного возраста. В итоге доля бездетных семей в XII—XIII вв. редко превышает 30%. В детных семьях выживает обычно трое—четверо детей. Началом старости считают 40 лет. Средняя продолжительность жизни взрослых — даже в среде рыцарства, которое по долгу своего статуса постоянно рисковало жизнью,— достигала 43—48 лет. Старческая немощь считалась обычной для дворян-мужчин — в 60 лет, для крестьян-мужчин — в 50. Естественный прирост в ряде французских провинций поднялся до 0,6—0,7% в год.
Евгения: Примерно с середины XIV в. во Франции начался новый период средневековой истории. Бедствия, связанные с чумой, частыми недородами и войнами, привели к гибели 30—40% населения и обострили внутренний кризис общества. Разрыв в преемственности поколений облегчил изменение многих традиционных представлений. Именно к этому времени относится и перелом в воззрениях на брак. Моногамный христианский брак становится единственной признанной в общественном сознании формой супружества. Все иные его формы, хотя и не исчезают, рассматриваются как отклонения, заслуживающие осуждения. Резко изменяется отношение к человеческой жизни. В период, когда смерть от болезни или на войне подстерегала всех и каждого, одной из основных ценностей становится здоровье. Сохранение собственного здоровья, выхаживание детей, борьба со старческими недугами занимают все большее место в помыслах людей разного социального и имущественного статуса. В разгар эпидемий или войн такие заботы пропадали, конечно, впустую. Но после завершения в начале XV в. периода массовых бедствий (как и до этого — в так называемые нормальные годы, разделявшие вспышки эпидемий, войн и восстаний) интенсификация самосохранительного поведения и рост чувства ответственности за здоровье детей и близких давали свои плоды. Доля бездетных семей сокращается во второй половине XV в. до 20%. Средняя численность выживших детей увеличивается даже по сравнению с докризисным XIII в. Многодетность становится обычной. Во всех социальных классах широко встречаются семьи с четырьмя и более детьми. По числу детей крестьяне и горожане начинают обгонять аристократию. В конце XV в. в их детных семьях выживает обычно четверо детей и более. Возрастная грань старости перемещается с 40-летия на 50-летие. Доля людей старше 50—60 лет увеличивается. Средняя продолжительность жизни взрослых приближается к 50 годам. В основных провинциях Франции естественный прирост во второй половине XV в. составлял не менее 0,5% в год, а в ряде мест превышал эту цифру. Не удивительно, что к началу XVI в. стали возможными не только полная компенсация людских потерь за период XIV — начала XV вв., но и превышение дочумной численности населения. Подобный демографический рост шел несмотря на имевшие «противоположный знак» изменения в брачных моделях. Так, ужесточение норм церковного брака сужало возможность появления внебрачных детей. Еще резче ограничивало рождаемость увеличение в XIV—XV вв. возраста первого брака мужчин — до 25 лет. Видимо, комплекс поведенческих стереотипов, характерный для XV в., обеспечивал возможность интенсивного демографического роста, подчас даже не сбалансированного с общественными потребностями. Свести этот рост на нет могли катаклизмы того масштаба, которым характеризовались события во Франции во второй половине XIV в. При их отсутствии требовались иные «ограничители». Ими и стали увеличение возраста первого брака мужчин, увеличение доли холостяков (по меньшей мере до четверти численности молодых мужчин) и различные способы предотвращения повторных браков. Объективно это представляло своего рода реакцию на избыточность воспроизводственных ресурсов. Эти же формы спонтанной демографической регуляции сохранялись и в XVI—XVII вв.—в переходный период между средневековьем и началом нового времени. Они даже стали еще резче: принятый возраст первого брака повысился и у мужчин (до 28-29 лет), и у женщин (до 23 лет в XVI-XVII вв., до 25-27 лет в XVIII в.). Огромная часть молодежи (около 50%) оставалась в наиболее благоприятные для рождения детей годы вне брака. Ясно, что это заметно снижало потенциал демографического роста. Тем не менее обычная численность детей в детных семьях была достаточно высокой (пять и более), превышая соответствующий показатель конца XV в. Это могло случиться лишь при условии дальнейшего улучшения выхаживания детей и снижения детской смертности. Средняя продолжительность жизни взрослых переваливает за 50 лет. Резко возрастает число людей старших возрастов (60-ти и 70-летних). Неудивительно, что несмотря на повторяющиеся демографические кризисы, общая численность французского населения в XVI—XVII вв. не сокращалась и даже имела тенденцию увеличиваться (хотя и сравнительно медленно и не плавно). Согласно принятым в современной французской историографии оценкам, население Франции, составлявшее в середине XVI в. 19-20 млн человек, выросло к началу XVIII в. до 22 млн человек. Ситуация изменяется в XVIII в., когда несмотря на сохранение и ужесточение регламентации возраста вступления в брак население только за 100 лет увеличивается на 6—7 млн человек (средний ежегодный прирост был в XVIII в. в 5—6 раз выше, чем в течение двух предыдущих столетий). Видимо, на этом этапе регламентация численности населения с помощью повышения принятого возраста первого брака и увеличения доли холостых перестает действовать. Рост рождаемости и сокращение смертности с лихвой «перевешивают» влияние отсрочки браков. На этом этапе возникает новая социокультурная норма — внутрисемейное планирование рождаемости. Эта форма демографической регуляции никем конкретно не предписывалась. Более того, церковь активно выступала против нее. Она возникала стихийно, из генерализации жизненного опыта отдельных индивидов или их групп. Пример средневековой Франции свидетельствует, таким образом, об огромном влиянии поведенческих стереотипов на ход воспроизводственного процесса. Его регулирование осуществлялось в это время за счет изменений в нормах демографического поведения. Именно эти изменения сдерживали несбалансированный демографический рост. Что касается самого этого роста, то его предпосылками в средневековой Франции были, конечно, не только поведенческие клише. Его обеспечивали и неуклонное расширение французской территории, и интенсификация освоения земли, и социально-экономический подъем, и политическая консолидация и т. п. Последствия же этого роста не всегда были однозначными. С завершением внутренней и внешней экспансии французского феодализма дальнейший демографический рост становился все более острой проблемой. Страна оказывалась перед угрозой перенаселения. Традиционное представление о хронической нехватке людей в эпоху средневековья — во многом миф. Уже в это время люди сталкивались с необходимостью противодействовать несбалансированному демографическому росту и общество находило способы его ограничивать. Недооценивая роль социокультурных регуляторов исторического процесса, исследователи долгое время не обращали должного внимания и на их роль в демографической регуляции. Как мы видели, спонтанная регуляция этого типа возникла во Франции уже в XIV—XV вв. Она реализовывалась благодаря комплексу стереотипов демографического поведения, нацеленных на ограничение брачности и сокращение рождаемости у людей молодого возраста. Когда в XVIII в. эти поведенческие стереотипы утрачивают эффективность, на смену им приходит качественно новая форма саморегуляции с помощью внутрисемейного планирования. Это предполагало глубокое изменение и человеческой личности, и массовой картины мира. Именно в этот момент «традиционный» тип воспроизводства населения уступает место «современному». Совершается так называемая «демографическая революция» («демографический переход»).
Евгения: Что касается интересующего нас периода - Глава 5. Демографические процессы в XVI-XVIII вв. Процедура церковного брака стала подчеркнуто публичной. Она предусматривала письменную регистрацию и самого бракосочетания, и рождавшихся детей. Абсолютистская монархия придала регистрации церковью браков, рождений и смертей обязательный характер (ордонанс августа 1539 г.). Главное, что отмечают все исследователи брачной модели XVI—XVIII вв.,— неуклонное повышение принятого возраста первого брака. Особенно резким было оно у женщин. В ряде французских областей средний возраст вступления девушек в брак увеличился за каких-нибудь 50—60 лет — с последних десятилетий XVI до 20—30-х годов XVII в.— на 3—4 года и достиг примерно 23 лет. Во второй половине XVII и в XVIII в. он продолжал расти, достигнув в сельских районах 25—26 лет, а в городах — 27 лет. Увеличивался, хотя не так интенсивно, и средний возраст первого брака молодых мужчин — до 28—29 лет. Разрыв в возрасте супругов сократился. Исключение составляли аристократы, дочери которых заключали первые браки по-прежнему в 19—20 лет с мужчинами 25—29-летнего возраста. Существовали, кроме того, локальные особенности: например, в Лимузене девушки выходили замуж относительно рано — до 21 года. Но общая тенденция повышения в XVI—XVIII вв. брачного возраста не вызывает никаких сомнений. Как и раньше, повышение брачного возраста было тесно связано с трудностью обустройства и хозяйственного обособления новой семьи. Вот, например, как магистрат Амьена характеризовал в 1573 г. брачные обычаи в городе: «Ежедневно можно видеть, как бедные люди умоляют священников обвенчать их детей — сыновей в 16—18 лет, дочерей в 13—14; через 4—5 лет эти молодые люди обзаводятся кучей детей, вымаливающих кусок хлеба; из-за этого и их родители вынуждены нищенствовать. Чтобы впредь не было ничего подобного, пусть все, особенно бедняки, не вступают в брак, пока не достигнут юноши 24— 25 лет, девушки 17—18 лет». Как видим, регламентация брачного возраста не всегда возникала спонтанно. Она могла и декретироваться «сверху», лишь затем укореняясь в сознании. Но в любом случае она — как и в предшествующие столетия — была неразрывно связана с регуляцией численности населения, со стремлением предотвратить его рост. Самим молодым людям, особенно из среды бедняков, эта регламентация браков несла немало жизненных осложнений. Хотя неженатыми до конца жизни оставалось не более 10% населения, доля холостых и незамужних среди молодежи до 25 лет составляла около 50% . Всем им приходилось либо надолго откладывать браки, не соответствовавшие матримониальной стратегии их родителей, либо вовсе отказываться от них. Свои сексуальные потребности они могли удовлетворять лишь во внебрачных связях. А так как внебрачные беременности по-прежнему считались постыдными (не случайно, они оставались крайне редкими, не превышая 1—2% от общего числа беременностей), неизбежно укоренялась та форма сексуального поведения, которая предполагала обособление соития от зачатия. Ставшее привычным в добрачный период разделение этих двух актов естественно сохранялось и в дальнейшем, в собственно супружеских отношениях. Тем самым подготавливалась база для внутрисемейного «планирования рождаемости». Нетрудно заметить, что и в этом отношении сексуальная практика XVI—XVIII вв. представляла до некоторой степени продолжение той, что зародилась еще в предшествующие два столетия, когда холостяки удовлетворяли свои сексуальные потребности в общении с конкубинами или проститутками. Преемственно связанным с прошлым было и самое понимание брака. В XVI—XVIII вв. он в еще большей мере, чем раньше, выступал в качестве полового союза по расчету. Не случайно, в назидательных сочинениях того времени с особенной прямотой подчеркивается, что жена не должна быть для мужа ни «любовницей», ни даже «другом», но лишь матерью его детей; сексуальные радости с браком несовместимы; любовь между мужем и женой — плод брака, а не его предпосылка; мезальянсы исключаются так же, как и разводы. Неудивительно, что на протяжении всего периода идет борьба против некоторых элементов церковного канона брака. Неудовлетворенные им молодые люди изыскивали самые разные способы обойти установленные правила, чтобы сочетаться браком по любви, пренебрегая расчетами родителей. Тайные браки превращаются чуть ли не в поветрие. Между тем церковь — при активной поддержке абсолютистского государства — продолжала ужесточать правила оформления брака, стремясь исключить тайные венчания. Возможность выбора брачной партии на основе личных склонностей все более затрудняется. Распространенность браков по расчету достигает апогея. Вместе с дальнейшим закреплением нерасторжимого моногамного брака закрепляется и понимание семьи как домохозяйственной ячейки, объединяющей супругов, их детей и холостых родичей. «Семья» (famille) в этом смысле сливается с понятиями домохозяйство, дом, очаг (menage). Фактически в этот момент завершается становление семьи в ее новоевропейском понимании. Но формы семьи не унифицируются. На трех четвертях территории Северной Франции полностью побеждает нуклеарная семья, включающая лишь родителей с неженатыми детьми. На Юге же продолжали преобладать более сложные структуры, включавшие, кроме самих родителей, семью женатого старшего сына (или замужней дочери), а также их неженатых детей.
Евгения: Среднее число выживших детей на семью было до середины XVIII в. довольно высоким, достигая в большинстве сельских районов 5—6, а в городах — даже 6—7 детей. Резкое повышение брачного возраста не сказалось, следовательно, на сокращении потомства. (Напомним, что во второй половине XV в. среднее число детей несколько уступало приведенным цифрам.) Это могло случиться лишь при условии уменьшения детской смертности. Характерно, что младенческая смертность (среди детей до одного года) была в то время сходной во всех социальных классах. (Бороться с болезнями младенческого возраста не умел никто.) Смертность же детей от года до 10 лет уменьшалась с повышением социального статуса родителей (не считая, однако, горожан, дети которых из-за менее благоприятной эпидемиологической обстановки умирали в целом чаще, чем в деревне). Вряд ли можно сомневаться, что это объяснялось различиями в выхаживании детей в разных классах. Улучшение такого выхаживания, особенно в более зажиточных семьях, подтверждается свидетельствами о расширении родительских забот, а также успехами педиатрии. Источники прямо говорят о горячей любви многих родителей к своим детям, любви, которая занимает все более заметное место в эмоциональной жизни семьи в целом. В XVI и особенно в XVIII в. средний возраст смерти по сравнению с предшествующими столетиями заметно повышается. (Речь идет, разумеется, лишь о «нормальных» годах.) Все это, конечно, не исключает ни сравнительно высокой общей смертности (даже в «нормальные» годы она превышала смертность в современной Франции примерно в 3,5—4 раза), ни тем более огромной смертности в периоды так называемых демографических кризисов XVI — XVIII вв. Такие кризисы, выражавшиеся прежде всего в катастрофическом росте смертности (в 4—5 и более раз по сравнению с «нормальными» годами), повторялись в эти столетия многократно. Одни из них были узкорегиональными, другие — общефранцузскими, третьи — всеевропейскими. Но даже если учитывать только наиболее массовые кризисы, за 220 лет — с 1564 г. до начала Великой французской революции — их было не менее 13—14. Систематически повторявшиеся в XVI—XVIII вв. демографические кризисы обусловливали заметные колебания в численности французского населения. Согласно принятым авторами «Истории французского населения» оценкам, население Франции (в современных границах) составляло в середине XVI в. 19—20 млн человек. В конце XVI в. его численность несколько сократилась. В начале и середине XVII в. она вновь увеличилась — до 20—21 млн человек. В начале 90-х годов XVII в. наступило новое сокращение (примерно на 10—15%). К 1700 г. французское население вновь возросло, достигнув 22 млн человек. В дальнейшем — в течение всего XVIII в.— этот рост почти не прерывался: в 1720 г.— 22,6 млн человек, в 1740 г.- 24,6 млн, в 1790 г.- 28,1 млн, в 1815 - 30 млн человек. Как видим, «маятниковая» динамика XVI—XVII вв. сменяется в XVIII в. стабильным ростом.
Snorri: Не подскажете, каким образом в прежние времена ели паштет и сыр? С хлебом - или отдельно?
полная версия страницы