Форум » История » Всё о де Гише » Ответить
Всё о де Гише
Орхидея: Тема для энтузиастов желающих побеседовать о этой личности, книжной и, конечно, исторической.
Armande: Констанс1, конечно не мешает. Но все же персонаж должен чем-то ''зацепить". Как любовь, своего рода. И недостатков иногда целая куча. Сердцу не прикажешь.
Armande:
Armande: Портрет просто так вылез - проводила опыты с системой. Это Гиш с гобелена " Осада Марсала 1663 г. "
Стелла: Armande , это не с гобелена? Словно текстура волокон.
Armande: Да, с гобелена.
Armande: Хотела про одного его весьма интересного друга написать. Там картинка нужна. Поэтому решила посмотреть, как они грузятся. Разрешение великовато получилось.
Nataly: Armande Так, может, его перезалить, а этот убрать? Смотрится совершенно невнятно:(
Armande: Ignace-Gaston Pardies ( Игнас-Гастон Парди ). Он не был ни аристократом, ни придворным, ни военным. Его отец был советником Парламента в По. Родился он там же ровно за 2 года до рождения Людовика 14 — 5 сентября 1636 года. Учился в Иезуитском коллеже Святого Духа в По, где и познакомился с де Гишем, который был младше его на год с небольшим. Их называли друзьями-соперниками. Но эту дружбу они пронесли через всю жизнь. Даже умерли в один год — Парди 21 апреля, а Гиш 29 ноября 1637 года. В 1652 Парди вступил в орден Иезуитов. В сфере его интересов были философия, математика ( в основном геометрия ), физика ( механика, оптика ). Не буду перечислять все его работы, это ни к чему, но их немало. Людей науки в то время было немного, и они общались друг с другом, спорили в переписке. Адресатами Парди были такие гении эпохи, как Ньютон ( переписка на латыни ) и Гюйгенс ( Гиш с ним был лично знаком по Голландии ). Обсуждали корпускулярно-волновую теорию света ( «технари», если есть, поймут) . Парди был против Нютона и за Гюйгенса. Правы, как потом выяснилось, были оба. Долгое время Парди преподавал на юге, в Бордо, например. В 1667 в Наварру из Голландии приехал Гиш. И на следующий год он подал прошение в Орден Иезуитов, чтобы Парди отпустили на все лето, ибо господин граф возжелал изучать математику. С математикой он и так был явно в ладах ( в его МЕМУАРАХ проскальзывают вполне толковые ссылки на нее ), а компанию умного человека он себе обеспечил, т. к. отказать губернатору и вице-королю никто не посмел. Судя по всему, время они провели в замечательно-приятных беседах. В провинции было спокойно, писем от короля Гишу с ЦУ в этот период почти нет. Гиш отзывался о своем друге, как о замечательном собеседнике, шла ли речь о науке или о более приземленных темах. Спустя некоторое время Парди уехал с Париж преподавать математику в Клермонском коллеже. А в сентябре 1671 ко двору возвращается Гиш. Они снова встречаются. Парди посвящает графу одну из своих работ — картезианский Discours de la connaissance des bêtes (1672). Тот в шутливом благодарственном ответе пишет, что у него теперь в руках есть инструмент для обращения в картезианство всех дам двора. И, как знак близкой дружбы и доверия, дает ему первому прочитать свою работу (memoires ), написанную по-гречески. А закончилось все плохо. На Пасху 1673 Парди, ухаживая за заключенными, заразился и умер в Париже 21 апреля. Гиш, получив 3 апреля назначение в армию Тюренна в Палатинате, скорее всего уже отбыл туда. А в конце декабря того же года его самого, уже в гробу, привез в Париж младший брат Антуан-Шарль де Грамон, граф де Лувиньи. В 1674 было издано , наверное, самое известное творение Парди ЗВЕЗДНЫЙ АТЛАС. Всем, кто дочитал до конца, СПАСИБО!!
Стелла: Дочитали. Какого, однако, друга, выбрал Дюма для Рауля.
Armande: О, да!
Констанс1: Armande , ну для Рауля романный де Гиш друг довольно относительный.Он пользуеться Раулем, пока тот ему полезен и ничего не требует взамен.А, когда приходит пора помочь Раулю по настоящему, он просто использует виконта как ширму для улаживания своих личых дел, а затем просто отходит в сторону. По роману он принадлежит к тем придворным, для которых высшая честь, есть служение прихотям короля. А вот реальный де Гиш, судя по тому что мы о нем знали ранее и еще больше узнали теперь, благодаря Вам, уважаемая Armande , явно был другого замеса и больше подходил в друзья романному де Бражелону.
Armande: Друзей у него было немало. Когда он некоторое время провел в Бастилии ( есть список людей, посещавших его там; этот список находился в шкатулке Фуке, изъятой у того при аресте 5. сент. 1661 ) в промежутке между 26.081660 и 05.09.1661, его посетили около 200 человек. У меня этот список есть. Там весь цвет двора обоих полов ( правда, его собственная жена где-то ближе к последней странице ). Но было много тех, кто его ненавидел. Особенно к концу жизни, когда изгнания следовали одно за другим. Король его не любил, а придворные тонко чувствовали настроение монарха, вращаясь, как флюгеры. Друзей не сдавал. Когда ему предложили ( Генриетта ) порвать с де Вардом ( которого на тот момент считал близким другом ), он сказал, что готов с ним драться, если ей будет угодно, но порвать с ним не может, потому как он его друг ( за что потом и получил ). А Бражелону, действительно, такой Гиш подошел бы больше.
LS: В художественной литературе известен еще один "граф де Гиш" - у Э.Ростана в "Сирано де Бержераке" есть такой неприятный герой. Судя по времени, в котором происходят события пьесы, этот граф де Гиш годится в отцы "нашему" де Гишу, да и упоминание близости к Ришелье хорошо ложится, на то, что исторический прототип "нашего" де Гиша был его крестником. Armande, что Вы думаете по этому поводу?
Armande: Де Гиш Ростана - это отец "нашего" Гиша - Антуан III де Грамон, маршал, носивший титул граф де Гиш до 16.08.1644 и ставший после этой даты ( смерти своего отца Антуана II ) герцогом де Грамоном ( он в " Десять лет спустя " и в "Двадцать... '' тоже есть ).
Armande: Он там - племянник Ришелье. Его женой и матерью Гиша была троюродная племянница Кардинала, Франсуаза Маргарита де Плесси-Шивре, дама весьма религиозная, добродетельная и образцовая мать. Ее портрет: А это портрет маршала де Грамона:
Стелла: А так ли плохо было сидеть в Бастилии, если гости к тебе толпой ходили и гулять во двор выводили и кормили, наверное, как 15- ливрового? Этак, Безмо не такие уж и глупости говорил. Это вам не концлагерь и не лесоповал. А еще королей- царей тиранами обзывали.
Armande: Очень удивилась, когда увидела этот список. Не тюрьма, а проходной двор! Небось еще вина и закуски с собой таскали для более веселого времяпрепровождения!
Рошешуар: Есть очень интересная книга С.Э. Цветкова "Узники Бастилии" , если кому интересно, можно почитать тут http://www.tinlib.ru/istorija/uzniki_bastilii/index.php Насколько я понимаю, в некоторые периоды узники сами оплачивали свое содержание в крепости, хоть зоопарк себе заводи, хоть перпетуум-мобиле, если средства позволяют.
Стелла: У Огюста Маке есть то ли семи, то ли восьмитомное исследование по тюрьмам Франции. Представляете, что он мог нарыть?
david: Стелла пишет: восьмитомное исследование по тюрьмам Франции И кроме того - история Бастилии. приезжай читать :)
Стелла: david , так приеду так или иначе, но Железная маска начинает вырисовываться.)))
Armande: Mémoires du comte de Guiche, concernant les Provinces-Unies des Pais-Bas, et servant de supplement et de confirmation à ceux d'Aubery du Maurier et du comte d'Estrades. (Мемуары графа де Гиша относительно Соединенных провинций Нидерландов …) Четырехдневное морское сражение ( 11-14 июня 1666 г ( по Григорианскому календарю )). Оно является частью 2-й Англо-Голландской войны. Многочисленные чисто военные детали в описании сражения мною опущены. Хотя, для кавалериста Гиша, описание очень вменяемое. Я привожу в переводе ту часть рассказа о сражении ( в основном первый день, наиболее драматичный для него ), которую автор посвятил себе, хотя своей персоне в МЕМУАРАХ Гиш уделяет очень мало места, а пишет в основном об интересных людях и событиях ( в Соединенных Провинциях, Испанских Нидерландах, соседних немецких княжествах ), о которых рассуждает, зачастую со своеобразным юмором, и которые анализирует весьма здраво. Рассказ о сражении гораздо длиннее (здесь в основном только первый день ) того, который я здесь отрывочно цитирую, и считается весьма надежным, как исторический источник. Не зря, через 3 года после выхода в печать МЕМУАРОВ в 1744, они были переведены на голландский. Другого перевода их с французского я не знаю, хотя были современные переиздания, а также попытка нового перевода на голландский ( у голландцев к Гишу неоднозначное отношение из-за его весьма активного участия во французском вторжении на их территорию в 1672 г.). В скобках — примечания, мои или современного голландского переводчика. Итак, слово Арману де Грамону, графу де Гишу. «Так мои желания были в этом направлении ( он опять хотел отправиться в Польшу), а мой несчастный случай - в другом, то есть в сторону моря. Таким образом, король решил иначе и дал моему отцу ( маршалу де Грамону ) понять, что моя поездка на море оказалась бы очень приятной для него, и любое другое намерение вызвало бы его неудовольствие. Я очень хорошо понимал, что воля короля была полностью противоположна моей собственной, и боялся, как бы жертва, на которую я должен был пойти не оказалась совершенно бесполезной, но у меня не было выбора, кроме как выполнять распоряжения Его Величества касательно меня. Я согласился с послом ( граф д'Эстрад ) и де Виттом ( Ян де Витт, правитель Соединенных Провинций в то время ), который очень любезно занимался мной. Он смотрел на меня как на друга и слугу дома Оранских, и указал, как мне действовать. Это казалось вполне разумным. Он выделил мне судно, на котором я разместился со своими людьми. Генеральные Штаты приказали капитану, который был единственным дворянином на флоте, делать то, о чем я хотел бы его попросить, а когда начнется битва, я получу возможность взойти на адмиральский борт. Принц Монако ( Луи Гримальди, князь Монако (1641-1701), был зятем Гиша через брак с его сестрой Катериной Шарлоттой, был небольшого роста и весьма упитанным ) , который из-за некоторых проблем при дворе находился в Голландии, и который никогда еще не был на войне, решил принять участие в деле. Поэтому мы отправились к Текселю ( остров у побережья Северной Голландии, база флота ), где флот был готов выйти под парусами. Мы взошли на борт с намерением, как и все иностранцы и волонтеры, а именно, смиренно и скромно пройти достойное обучение. С капитаном Treslong ( Otto Junker из Treslong, которого Гиш зовет Terlon. Корабль назывался Duivenvoorde и имел 46 орудий и 230 человек на борту) мы вскоре были в хороших отношениях, и, так как щедрость редка среди голландцев, то мы легко заручились дружбой офицеров и солдат. Флот отплыл из Текселя, но встречный ветер в течение нескольких дней не позволял следовать намеченному курсу. …........ …...Можно было бы посвятить время многочисленным политическим рассуждениям, однако это отдалит меня от моей истории. Флот стоял на своем курсе, когда прервалось затишье, длившееся с полудня на девятый день июня, до 7 или 8 часов вечера, когда поднялся сильный ветер, и после некоторых изменений он не утихал всю ночь, постоянно дуя с юго-запада. Ветер отклонял нас от нужного курса и гнал к побережью Северной Англии. В шесть часов утра, Де Рейтер ( Adriaenszoon Михел Де Рейтер (1607-1676), генерал-адмирал Голландии и Западной Фрисландии и Верховный Главнокомандующий флота республики. Был исключительно уважаем Гишем. Его корабль был «Семь провинций». Это было 80-типушечник и в общей сложности второй по величине корабль флота Республики, 475 человек на борту. ) бросил якорь. Наши шансы в борьбе с ним были сильно недооценены со стороны герцога Albemarle ( Джордж Монк, герцог Albemarle (1608-1670), адмирал эскадры Красный флаг и командующий английским флотом. Он выступал на командном судне «Royal Чарльз» ( 82 пушки и 700 человек)) ….... ….................. В девять часов с северо-запада вслед за нашими маленькими охранными судами проследовал английский флот. Возможно, что, близко к побережью они остановились для оценки ситуации и учета направления ветра в отношении нас. Но они увидев, что мы были гораздо ближе к ветру, чем они думали, повернули носы и пошли под всеми парусами прямо на нас.... ...........Когда их авангард выстроился перед нашими кораблями, английский адмирал дал пушечный выстрел, как знак для его передних кораблей, собравшихся в количестве тридцати или сорока штук, повернуть носы и двигаться по ветру к нам. Похоже, он считал, что этого было достаточно, чтобы заставить нас сражаться, и он поспешил к победе, которую он, конечно, не подкреплял никакими другими средствами. Мы не имели возможности поднять наши якоря и рубили канаты, сделав внезапное странное движение. Тромп ( Корнелис Тромп (1629-1691), генерал-адмирал Амстердама плавал на корабле «Hollandia».)восстановил наши ряды среди ветра и начал формировать одну линию, как можно больше защищаясь от него. Англичане не теряли преимущество и сделали то же самое. Они следовали той же линии, что и раньше, и начали стрелять, так что мы не оставались без ответа. Адмирал Де Рейтер следовал за Тромпом с частью своей эскадры. Тем не менее, из-за тяжелых погодных условий у меня не было возможности перейти на борт адмиральского корабля с борта корабля адмирала Treslong, где я размещался, ни на шлюпе или ни на галиоте, как это было решено. Наш корабль был не настолько быстр, и мы были еще довольно далеко от врага, который приближался. Treslong, видевший большой разрыв между нашим арьергардом и авангардом англичан, предложил мне плыть между двумя относительно далеко расположенными кораблями, и, таким образом, попытаться, когда они снова встанут к ветру бортом, добраться до нашего адмирала. Казалось, смелый план, но достаточно рискованный, с которым я в итоге согласился, и мы были готовы его исполнить. В то время, оказалось, что английский флот идет прямо на нас, Treslong хотел вернуться в строй адмирала. Но я видел, что английский флагман был близок и призвал его идти, что он сделал с радостью, и мы подошли к нему как можно ближе. Корабли, которые были с нами спрятались за нашей спиной, а не помогали нам, и стреляли в противника над нашими головами. Мы продолжали наш курс, и, получив пять или шесть кораблей по борту повернулись боком, но без особого ущерба. Английский адмиральский корабль подошел ближе, и мы могли бы дать по нему огонь с нашего борта из мушкетов и даже из пистолетов. Мы стояли к ветру, и он тоже, но потому, что мы были с подветренной стороны, наш борт был намного выше, чем у него, и наш нижней палубе батареи были свободны, в то время как мы были для него недостижимымы, что помешало нам быть расстрелянными на куски. Тем не менее, мы понесли большие потери, он дал по нам три выстрела под водой, разрушил все наши мачты и выстрелил в нас наконец огнем. Мы обнаружили чуть позже, когда моряки пошли осматривать судно, открыв кабину капитана увидели, что наше снаряжение горит , подожженное огнем противника настолько, что они не смогли войти. Оно было наполовину сожжено и сказали, что нет никакой надежды. Опасность была велика сама по себе; прошедшее время, и ветер сделали ее еще больше и, по правде сказать, меры предосторожности против таких случаях были далеки от исчерпывающих. Я сделал, что мог, для спасения себя и корабля, но шок был настолько велик, что каждый запаниковал, заботясь только о собственной сохранности.
Armande: Treslong, страдавший от радикулита, терпеливо демонстрировал все возможное, чтобы не обрашать на него внимание. Один из моих людей хотел захватить лодку, но это был продырявлен из выстрелами из ружья в пяти или шести местах. Поэтому я пошел к носу, как можно дальше от опасности, а также призвал капитанов кораблей, которые были с нами по соседству, дать нам шлюпы. В то время я был заметен и узнаваем, как дворянин, и тем самым, как могущий дать деньги за свое спасение, но они просто махали шляпами и кричали мне, что я должен сгореть ( Гиш знал голландский, так что ''добрые пожелания'' понимал ). С невероятной жестокостью они отказались даже дать то, что они могли бы дать без особых проблем нам в помощь. Хотя я знаю их по имени, я думаю, они не требуют упоминания в Гааге, потому что им и другим того же рода, были предъявлены обвинения Де Рейтером в Генеральных Штатах. Во всяком случае, один из наших лоцманов, не потерявший присутствия духа, увидел корабль, как оказалось, подошедший ближе к нам, чем другие. Он был прямо перед нами, и мы оказались в крайней точке на носу нашего корабля - и сделали решающий шаг ... Те, кто был неумел и несчастлив, нашел гибель, раздавленный между обоими кораблями. Я сам был в отчаянии и задумался, что выбрать - умереть, бросившись в море, или подождать и взлететь с кораблем на воздух. Я уже попрощался с принцем Монако, как я ожидал, навечно, и попытался успокоить в несчастье своих людей, сетовавших на злую судьбу. Мое внимание привлек один польский дворянин, который присоединился к нам в Гааге. Он кричал мне, что к нам приблизился корабль. Выйдя на палубу полубака, я увидел, что наш галеон был уже полон моряков, хотевших пробиться на другой корабль. Я перепрыгнул через их головы и бросился на этот корабль, на котором мне удалось схватиться за один из канатов. К сожалению, это был канат к которому крепился якорь. Нос нашего корабля поднялся, оставив висеть меня на тросе на левой руке, которой я держался, и удерживал меня, плотно прилегая к кораблю. Прочность каната позволяла мне не упасть, но он глубоко ранил меня, потому что вдавился почти полностью в мою руку. Кроме того, моя правая рука была зажата так, что я не мог ее использовать. В такой ситуации я думал, что моя рука сломается в любой момент. Положение моей головы позволяло мне увидеть, что наши мачты и палубы, которых коснулся вражский огонь, стали рушиться. Когда два корабля на волнах снова разошлись, мачты сломались полностью. Обломки рухнули в море, и потянули за собой многих, кто был готов спастись на корабле, на котором я застрял сейчас. После отхода обломков нашего корабля, подошли другие два , шедшие нам борт в борт. И я, тем самым, подвергался опасности быть раздавленным, но один из корабельных канатов зажал меня. Двое моих людей втащили меня с такой силой на борт, что я думал, что мои ноги сломаются. Потому что я сбросил свой жилет и камзол, принц Монако думал, что я прыгнул в море, и хотел сделать то же самое. Он уцепился за один из канатов покинутого нами корабля, но после первого столкновения, оказался на другом корабле. К счастью, он был встречен одним из наших дворян. Между тем, обломки нашего «старого» судна подошли к нам ближе и огонь уже перекинулся. Но, так как на борту было много людей, вопрос быстро урегулировался, и мы смогли потушить пожар в самом начале. Но возникла другая проблема. Сильно пострадали два иллюминатора нижней палубы, они были снесены, оставив много воды между палубами, которую мы должны были срочно откачать насосами и заделать пробоины. ........................ Если я отвлекся на себя, то это потому, что хотел описать то, что видел , и я бы солгал, если бы сказал, что сделал нечто иное, чем здесь написано..............................
Armande: ( Гиш находился после его рискованного бегства с Duivenvoorde на корабле «Маленькая Голландия», в составе эскадры Де Рейтера. «Маленькой Голландией командовал Эверт ван Гелдер, зять Де Рейтера ) Я, в любом случае, считался последним из матросов и никогда не смог бы получить разрешение пройти на палубу к капитану. Вместо этого меня отправили вниз помочь работать пушками вместе с пятью-шестью человеками. Когда капитан узнал, что мы благородные люди, он очень захотел оставить нас на борту, чтобы отправить на следующий день на борт адмирала, для чего я должен был подписать ему в знак признательности вексель на 200 дукатов. Это сделало впоследствии настоящий переполох в Голландии, и было установлено, что он должен был за это обвинен. Но я обязан был принять в расчет, что он был зятем Де Рейтера, а, [245], как иностранец, я должен был поддерживать хорошие отношения со всеми и не скандалить. Этот человек, хотя и мало цивилизованный, был очень храбр............... …... ….....................У меня не было больше оружия или достаточно сил. Я, к тому же, получил ранения ( повреждение левой руки и осколочная рана в плечо ), хотя и не опасные, но чувствовал себя не очень хорошо.......... …........ На второй день, в субботу 12 июня, мы снова собрались вместе. Я написал записку, по которой капитан мог получить свои деньги в Амстердаме. Он разрешил одному из галиотов подойти к нам и доствить к адмиралу ( де Рейтеру ), который принял нас со всем почтением. Принц Монако, упавший в воду, было ужасно простужен, так, что еле держался на ногах. Но в тот же день, когда болезнь отступила, он снова счел своим долгом наблюдать. Я предоставил себя на службу Де Рейтеру для исполнения его распоряжений и попытки заслужить его расположение. »
Стелла: Очень живо и зримо описывает. Прямо сценарий для боевика на море.
Armande: Да, у него очень бодрый стиль. Это характерно для всей книги. Обычно мемуары того времени гораздо заунывнее.
Nataly: Коллеги, пожалуйста, оформляйте посты с соответствии с правилами русского языка! Кнопка "править" активна в течении часа после публикации поста, пользуйтесь ей, пожалуйста!
Armande: Скоро 7 ноября, «красный день календаря», как говорится в одном детском стишке. Но здесь речь пойдет о другом событии, произошедшем в этот день, точнее даже, о его последствиях. 7 ноября 1659 года кардинал Мазарини ( от Франции ) и дон Луис де Наро ( от Испании ) подписали на Фазаньем острове (этот остров в настоящее время по полгода французский или испанский), находящемся на пограничной реке Бидасоа, знаменитый Пиренейский мир. Этот мир положил конец многолетним войнам между двумя королевствами. Договор включал в себя 124 пункта, подробно останавливаться на которых я не буду. Если вкратце, то в нем прописаны взаимные территориальные уступки, как на севере, так и в Каталонии ( граница между Францией и Испанией и по сей день проходит в том регионе согласно нему ); условия возвращения в Францию блудного сына — Великого Конде, сбежавшего к испанцам в 1652 и регулярно воевавшего на их стороне против исторической родины; а самое главное — заявление о династическом браке Людовика 14 и старшей дочери Филиппа 4 ( из выживших и легитимных, ибо у короля было под 30 бастардов обоих полов )инфанты Марии Терезии. За инфантой давали приданое в 500 000 золотых экю, в ответ она отказывалась от претензий на испанский трон за себя и свое потомство. Хитрый Мазарини, зная состояние, весьма плачевное к этому времени, финансов Испании и катастрофическую ситуацию в династическом плане у Филиппа, настоял на этом пункте, а гордые испанцы согласились, иначе им пришлось бы расписаться в собственной бедности. Наличие этого пункта, а также его предсказуемое неисполнение со стороны Испании, имело в будущем (и не один раз) очень серьезные последствия. В Мадрид был отправлен 27 сентября 1659 года Чрезвычайным послом маршал-герцог де Грамон ( не буду останавливаться здесь на этом, ибо посольство — отдельная тема ). Весной 1660 года Людовик 14 со всем Двором двинулся на юг к Пиренеям.
Armande: 19 мая в Байонну прибыл Чрезвычайный посол Испании граф Фуэнсалдана, где его в своей резиденции в Старом замке принимали, прекрасно знавшие испанский, маршал де Грамон и его наследник, граф де Гиш. Посол должен был сопровождать будущую королеву к месту венчания, а потом до Парижа. Старый замок в Байонне - резиденция Грамонов в течение двух столетий В это время на Фазаньем острове идут приготовления к встрече монархов. На острове возводятся симметричные павильоны, одна половина которых французская, а другая — испанская. Так располагались павильоны на Фазаньем острове и мосты. Каждая сторона оформляла свою часть, соревнуясь с другой в роскоши ( был даже принят некий документ, регламентировавший и ограничивавший желание соседей перещеголять друг друга ). В дело были брошены лучшие силы. Достаточно сказать, что оформлением испанской половины руководил сам Диего Веласкес! Собственно, я хотела остановиться на картине, посвященной, говоря современным языком, этой исторической встрече .
Armande: Ее автор — французский художник Шарль Лебрён ( Charles Le Brun ). Если хочется картинку лучшего качества, то тогда сюда: http://www.histoire-image.org/pleincadre/index.php?i=1260 Мне эта картина всегда была любопытна не только портретами исторических личностей, но и различиями французской и испанской моды. Как будто люди из разных эпох! На картине, кстати, видно различие в оформлении французской и испанской половин места встречи: и стен, и пола. В центре два короля: дядя-тесть Филипп 4 и племянник-зять Людовик 14. Здесь бросается в глаза рост Людовика. К вопросу, о том, что он был мелкий, и потому ввел в моду каблуки. Это не Египет с фараонами, художнику можно верить. К тому же есть и другие свидетельства о выдающемся королевском росте. Сначала про испанцев. За спиной Филиппа стоят дон Луис де Харо, подписавший Пиренейский мир, и миниатюрная счастливая невеста Мария Терезия без выражения на лице. А позади нее изображен великий Диего Веласкес. К слову, мероприятие тяжело сказалось на его здоровье. Он умер в Мадриде 6 августа того же года, то есть через два месяца. Остальные персонажи менее заметны ( в историческом плане ). Теперь французы. Тот, кто стоит прямо за Людовиком в розовых чулочках и в того же цвета оборчатых штанах — его брат Филипп, тогда еще Анжуйский, чуть ли не на голову ниже короля ростом. Надо сказать, братья оказались солидарны в пристрастии к розово-красным оттенкам. За Филиппом - Анна Австрийская ( ее тоже «передавали» во Францию на том же острове в 1615 г.) и Мазарини. Теперь следующий ряд. Начнем издали. Дама в черном — герцогиня де Ноай, придворная дама королевы-матери. А дальше самое интересное - «ястребы». По правую руку м-м де Ноай — величайший полководец Франции 17в. маршал Анри де Ла Тур д'Овернь, виконт де Тюренн, происходящий по матери из рода принцев Оранских, и, на тот момент являвшийся гугенотом. Филипп 4, встретившись с ним, пробормотал что-то о причиненных его особе огорчениях со стороны маршала ( естественно! ). Портрет его великолепен. Ближе к нам маршал-герцог Антуан III де Грамон, тоже вполне на себя похожий. Он здесь в качестве Чрезвычайного посла. А вот следующие два персонажа представляют для меня некоторую загадку. Во французском описании указано, что рядом с Грамоном стоит принц Арман де Конти, младший брат Конде. Но если присмотреться внимательно, то стоящие по обе стороны от расположенного спиной к нам блондина в сине-красном костюме персонажи удивительно похожи друг на друга. С одним из них беседует Тюренн, с другим - блондин. Получается, кто-то из них Конти, а кто-то Конде. Братья были очень похожи. К сожалению, по фигуре сказать, кто есть кто, невозможно ( Конти был горбат ), так как все тщательно укутаны в плащи. Хотя логика подсказывает, что вряд ли вчерашнего изменника родины поместили бы на передний план столь официозного полотна. Я склоняюсь к тому, что Конде стоит в тени и разговаривает с Тюренном. Несколько слов о блондине. По спине сложно сказать, кто это. Но опять же по косвенным признаком можно сказать, что это граф де Гиш. Про него известно, что он присутствовал на мероприятии, командуя отрядом Французской гвардии ( маршал де Грамон командовал ею вместе со старшим сыном, но здесь он присутствовал в другом качестве ). Он, единственный из французов не замотан в плащ, а имеет шпагу в доступном положении. Его правая рука ( знаменитая своей покалеченностью после ранения) находится на фоне Грамона ). У Мольера есть что-то про золотисто-русый парик или волосы Гиша. Наконец, автор картины был очень близок к канцлеру Сегье, на внучке которого Гиш был женат. Мог и расстараться. Но, это так, гипотезы.
полная версия страницы