Форум » Диссертации, догматические и умозрительные » Сравнение переводов "Виконта де Бражелона": советский и дореволюционный » Ответить
Сравнение переводов "Виконта де Бражелона": советский и дореволюционный
Евгения: Я перенесу в эту тему всё, что уже написано, и продолжу выкладывать отрывки.
Евгения: Глава 24 "Объяснения Арамиса". 1. - О, мне нравится, когда что-нибудь изумляет меня, - благожелательно ответил Портос, - не стесняйтесь со мною, пожалуйста. Я нечувствителен к душевным волнениям. Итак, не останавливайтесь ни перед чем, говорите! 2. - Я люблю удивляться, - ласково сказал Портос. - Итак, не щади меня, пожалуйста. Я не скоро начинаю волноваться; не бойся ничего; говори. Там же. 1. - ...Мое преступление, Портос, состояло в том, что я поступил как отъявленный эгоист. - Вот слово, которое мне по сердцу, - перебил его Портос, - и раз вы действовали исключительно в своих интересах, я никак не могу сердиться на вас. Ведь это вполне естественно! И с этими словами Портос пожал руку старого друга. Столкнувшись с таким бесхитростным душевным величием, Арамис почувствовал себя ничтожным пигмеем; второй уже раз приходилось ему отступать перед неодолимой мощью сердца, которое гораздо могущественнее, чем самый блестящий ум. Безмолвным и крепким пожатием ответил он своему верному другу. 2. - ...Мое преступление состоит в том, что я был эгоистом. - Вот это мне нравится, - ответил Портос, - и раз ты действовал исключительно ради себя одного, я нахожу немыслимым сердиться на тебя. Это так естественно! И после этого великолепного замечания Портос сердечно пожал руку друга. Арамис, рядом с таким наивным величием, нашел себя мелким. Вторично он был вынужден преклониться перед истинным превосходством сердца, более могучим, чем блеск ума. Он ответил только безмолвным и энергичным пожатием на великодушную ласку друга. Там же. 1. - Ну что ж, попрощаемся в таком случае, - вздохнул Арамис, - но, право же, Портос, вам было бы лучше уехать. - Нет, - лаконично заявил Портос. - Ваша воля, - проговорил Арамис, несколько обеспокоенный суровым тоном своего сотоварища. 2. - Тогда простимся, - сказал Арамис, - но, право же, Портос, тебе следовало бы уехать. - Нет, - лаконически сказал исполин. - Как угодно, - произнес Арамис, нервную обидчивость которого задел холодно суровый тон его товарища.
Amiga: - Ваша воля, - проговорил Арамис, несколько обеспокоенный суровым тоном своего сотоварища. Спасибо Портосу, Дюма и Евгении. Раньше не замечала этой ремарки.
Евгения: Глава 26 "Предки Портоса". 1. - В данную минуту я чувствую себя хорошо - это верно, но только что я пошатывался и колени у меня подгибались, и за короткое время это случилось со мною четыре раза. Не сказал бы, что это пугает меня, но - черт возьми! - это чрезвычайно досадно. Жизнь - приятная вещь. У меня есть деньги, есть прекрасные земли, есть любимые лошади, есть друзья, которых я очень люблю: д'Артаньян, Атос, Рауль и вы. Чудесный Портос даже не считал нужным скрывать, какое в точности место занимает Арамис в его сердце. 2. - Теперь, - сказал Портос, - я чувствую себя очень хорошо, но была минута, в которую я шатался, падал, и этот феномен, как ты выражаешься, повторился четыре раза. Не скажу, чтобы я испугался, но явление раздосадовало меня; жизнь - вещь приятная. У меня есть деньги, отличные имения, любимые лошади, есть и любимые друзья: д'Артаньян, Атос, Рауль и ты. Восхитительный Портос даже не потрудился скрыть от Арамиса, какое место отвел он ему среди друзей. Глава 27 "Сын Бикара". (Портос и Арамис захватили пленника). 1. - Это нетрудно! - воскликнул Портос. - Бикара, по прозвищу Кардинал... один из четырех явившихся воспрепятствовать нам в тот день, когда мы со шпагой в руке познакомились с д'Артаньяном. - Совершенно верно, господа. - Это был единственный, - улыбнулся Арамис, - кого мы не ранили. 2. - Черт возьми! Вспомнить недолго, - сказал Портос. - Бискарра по прозвищу "Кардинал"... Одни из четверых, которые вмешались в наши дела в тот день, когда у нас завязалась дружба с д'Артаньяном, со шпагой в руке. - Именно, господа. - Единственный, - быстро прибавил Арамис, - которого мы не ранили. Там же. 1. В окне, выходившем на главный двор, заполненный ожидающими приказаний солдатами и растерянными, умоляющими о помощи местными жителями, между двумя ярко горящими факелами показался бледный и подавленный Арамис. - Друзья мои, - начал д'Эрбле с мрачной торжественностью, отчетливо произнося каждое слово, - друзья, господин Фуке, ваш покровитель, ваш друг и отец, по приказу короля арестован и брошен в Бастилию. Продолжительный крик, исполненный ярости и угрозы, донесся до окна, перед которым стоял епископ, и этот крик вызвал в нем ответное чувство. 2. Бледный и побежденный Арамис показался между двумя факелами подле окна, выходившего на большой двор, наполненный солдатами, которые ждали приказаний, и жителями, молившими о помощи. - Мои друзья, - сказал им д'Эрбле серьезным и звонким голосом, - г. Фуке, ваш покровитель, ваш друг, ваш отец, арестован по приказу короля и брошен в Бастилию. Продолжительный вопль ярости и угрозы поднялся к окну, в котором стоял епископ, и обнял его, точно трепетный ток. Там же. 1. - Я ваннский епископ, господин де Бикара, а в наши дни епископа не расстреливают, как не вешают дворянина. 2. - Я ваннский епископ, г. де Бискарра, и нельзя гнать сквозь строй епископа, так же, как нельзя повесить дворянина. Там же. (Арамис объяснил Портосу, почему он отпустил Бикара). 1. - Согласен. Но разве необходимо, чтобы всему свету было известно о пещере Локмария? - Ах, вот вы о чем! Это верно; теперь понимаю. Значит, мы спасаемся в нашей пещере. - Если вы понимаете, - возбужденно проговорил Арамис, - в дорогу, друг Портос! Баркас ожидает нас, и мы еще не схвачены королем. 2. - Да, но разве необходимо, чтобы все в мире знали о гроте Локмариа? - Ах, правда, правда; понимаю. Мы убежим через подземелье? - Если тебе будет угодно! - весело ответил Арамис. - В путь, друг Портос. Наша лодка ждет, и король еще не захватил нас!
Евгения: Глава 28 "Пещера Локмария". (Рассвет последнего дня Портоса). 1. Заря окрашивала волны и расстилающуюся пред ними равнину в пурпур и перламутр; в полусвете виднелись кривые, чахлые, грустного вида ели, умудрившиеся вырасти на голых камнях, и большие стаи ворон, медленно размахивающих черными крыльями над тощими полями гречихи. До восхода солнца оставалось не более четверти часа. Проснувшиеся птички радостно щебетали, возвещая природе наступление дня. 2. Заря окрашивала волны и долину оттенками пурпура и янтаря; в полусумраке виднелись маленькие печальные елочки, кривившиеся под глыбами скал; длинные вереницы ворон касались своими черными крыльями тощих полей гречихи. Еще четверть часа и разольется полный свет; проснувшиеся птицы своим пением говорили об этом. Глава 29 "Пещера". 1. Несмотря на своего рода пророческий дар, который был замечательной чертой в характере Арамиса, события, как и все, что подвержено превратностям случая, развернулись иначе, чем предполагал ваннский епископ. 2. Несмотря на способность угадывать, составлявшую замечательную черту характера Арамиса, событие, следуя закону всего, что подвержено случайности, произошло не вполне согласно представлениям ваннского епископа. Там же. (Бикара, побывав в пещере, уговаривает товарищей не ходить туда). 1. Арамис и Портос насторожились, как люди, жизнь которых повисла на волоске. 2. Арамис и Портос прислушивались со вниманием людей, которые ставят на ставку жизнь против дыхания ветра. Глава 30 "Песнь Гомера". 1. Портос взялся обеими руками за лодку и принялся изо всех сил толкать ее вперед по проходу; бретонцы поспешно перекладывали катки. Так спустились они в третий грот и добрались до камня, преграждавшего выход. 2. Портос собрал все свои силы, взял лодку обеими руками и приподнял ее, а бретонцы быстро подкатили под ее киль круглые бревна. Все спустились в третье отделение пещеры; дошли до камня, запиравшего выход. Там же. 1. - Возобновлять бой было бы очень рискованно. - Еще бы, - подтвердил Портос, - ведь трудно предположить, чтобы одного из нас не убили, ну а если будет убит один, то и другой, конечно, покончит с собой. Портос произнес эти слова с тем безыскусственным героизмом, который проявлялся в нем всякий раз, когда к этому бывал подобающий повод. Арамис почувствовал себя так, точно его укололи в самое сердце. 2. - Снова биться, - сказал Арамис, - дело неверное. - Да, - согласился Портос, - потому что вряд ли из нас двоих не убьют одного; а, конечно, если бы один из нас был убит, другой сам пошел бы на смерть. Портос выговорил эти слова с той героической простотой, которая возвеличивала в нем все силы материи. Арамис почувствовал точно удар шпоры в сердце. Глава 31 "Смерть титана". 1. Арамис привел Портоса в третий, последний грот; здесь он показал ему запрятанный в углублении стены небольшой бочонок с порохом. 2. Арамис провел Портоса в предпоследнюю камеру подземелья и показал ему в углублении стены пороховой бочонок, который весил от шестидесяти до восьмидесяти фунтов.
Евгения: Глава 32 "Эпитафия Портосу". 1. Арамис, безмолвный, похолодевший, растерянный, как боязливый ребенок, дрожа поднялся с камня. Христианин не может ступить ногой на могилу. Но, найдя в себе силы встать на ноги, он не был в силах идти. Казалось, что вместе с Портосом умерло что-то и в нем. Бретонцы окружили его и, взяв на руки, отнесли в лодку. Положив его на скамейку возле руля, они налегли на весла, предпочитая не поднимать паруса из опасения, что он может их выдать. 2. Арамис молчаливый, оледеневший, дрожащий, как испуганный ребенок, с трепетом поднялся с камня. Христианин не попирает ногами могил. Но способный стоять, он не мог сделать ни шага. Казалось, будто какая-то частица мертвого Портоса попала на него. Бретонцы окружили его. Арамис отдался в их руки, и три моряка подняли его, отнесли в лодку. Поместив епископа на скамью подле руля, они налегли на весла, предпочитая грести, а не поднимать парус, который мог их выдать. Там же. 1. Причудлива участь этих вылитых из бронзы людей! Самый простодушный из них оказался соратником наиболее хитроумного; физическую силу вел за собой гибкий и изворотливый ум; и в решающее мгновение, когда лишь сила человеческих мышц могла спасти и тело и душу, камень, скала, грубая сила одолели мускулы и, навалившись на тело, изгнали из него душу. 2. Странная судьба этих стальных людей! Самый простой сердцем – был связан с наиболее хитрым и тонким; телесной силой руководил тонкий ум. И в последнее мгновение, когда только физическая мощь могла спасти дух и тело, камень, скала, низкая материальная тяжесть восторжествовала над могучей силой, упав на тело и выгнав из него душу. Там же. 1. Достойный Портос! Рожденный, чтобы оказывать помощь другим, всегда готовый к самопожертвованию ради спасения слабых, как если бы бог наделил его физической силой лишь для этого одного, он и умирая думал только о том, чтобы выполнить условия договора, который связал его с Арамисом, договора, преподнесенного ему Арамисом без его предварительного согласия, договора, о котором он узнал лишь затем, чтобы возложить на себя бремя страшной ответственности. 2. Достойный Портос! Рожденный для того, чтобы помогать другим людям, он всегда жертвовал собой ради слабых, точно Бог даровал ему силу только для этого употребления. Умирая, он думал, что только исполнил условия соглашения с Арамисом, соглашения, которое составил один Арамис, которое Портос узнал только, чтобы потребовать в нем страшного участия! Там же. 1. О благородный Портос, ревностный собиратель сокровищ, стоило ли отдавать столько сил в стремлении усладить и позолотить твою жизнь, чтобы угаснуть на пустынном берегу океана под немолчные крики птиц, с костями, раздробленными бесчувственным камнем? Нужно ли было, благородный Портос, копить столько золота, чтобы на твоем надгробии не было даже двустишия, сложенного нищим поэтом?! 2. О, благородный Портос, заботливый собиратель сокровищ, стоило ли так стремиться украшать свою жизнь, чтобы, наконец, на безлюдном берегу, под крики морских птиц, лечь с изломанными костями под холодный камень! Стоило ли, наконец, благородный Портос, собрать столько золота, чтобы на твоем монументе не осталось даже двустишия бедного поэта! Там же. 1. Арамис, все такой же бледный, такой же оцепеневший, такой же подавленный, смотрел, пока не угас последний луч солнца, на берег, исчезавший на горизонте. Ни одного слова не слетело с его уст, ни одного вздоха не вырвалось из его груди. Суеверные бретонцы с трепетом глядели на него. Это молчание не было молчанием человека, оно было молчанием статуи. 2. Арамис, по-прежнему бледный, по-прежнему оледенелый, с переполненным горестью сердцем смотрел на исчезавшее побережье, пока не потух последний луч света. Ни одно слово не сошло с его губ; ни один вздох не поднял его окостеневшей груди. Суеверные бретонцы смотрели на него со страхом. Это была тишина не человека, а статуи. Там же. 1. Арамис неприметно для окружающих вздрогнул. На одно мгновение взгляд его, остановившись на одной точке, хотел измерить, казалось, глубину океана, поверхность которого была освещена последними вспышками греческого огня. 2. Арамис незаметно вздрогнул. На мгновение его взгляд устремился в глубину океана с поверхностью, озаренной последним светом греческого огня, светом, который пробегал по откосам волн, играл на их гребнях, образуя на них точно украшения из перьев, и делал еще темнее, таинственнее и ужаснее бездны, прикрытые ими.
Евгения: Глава 33 "Дозор г-на де Жевра". (Д'Артаньян вернулся с Бель-Иля к королю). 1. Д'Артаньян не привык к сопротивлению такого рода, как то, с которым он только что встретился. Вот почему он прибыл в Нант в состоянии крайнего раздражения. Раздражение у этого могучего человека проявлялось в стремительном натиске, против которого до сих пор могли устоять лишь немногие, будь они королями или титанами. 2. Д'Артаньян не привык к сопротивлению вроде того, которое он встретил. Мушкетер вернулся в Нант в сильном раздражении. У этого сильного человека раздражение выражалось умением сильно нападать, и до сих пор немногие умели противиться ему в такие минуты, будь они королями или исполинами. Там же. (Король не принял капитана мушкетеров; гасконец размышляет о судьбе друзей). 1. "... Я не отчаиваюсь. У них есть и пушки и гарнизон. И все же, - продолжал д'Артаньян, покачав головой, - мне кажется, что для них было бы лучше, если б мне удалось пресечь эту борьбу. Если бы дело касалось лично меня, я не стал бы сносить ни презрительного отношения, ни измены со стороны короля; но ради друзей я готов вытерпеть и грубость, и оскорбление, и все что угодно. Не пойти ли к Кольберу? Вот человек, которого я должен держать в постоянном страхе. Ну что же, идем к Кольберу!" 2. "... Я в этом не отчаиваюсь. У них есть пушки и гарнизон. А между тем, все же было бы лучше остановить бой. Я лично для себя не подчинился бы ни надменности, ни предательству короля, но ради друзей - оскорбления, отказы - я должен вынести все. Что, если пойти к Кольберу? - продолжал он. - Нужно будет приучиться пугать его. Пойдем к г. Кольберу". Глава 34 "Король Людовик XIV". (Встреча д'Артаньяна с королем после возвращения). 1. - Не вам судить о моих повелениях. - Но мне судить о моей дружбе. 2. - Моя воля - не ваше дело! - Мое дело, моя дружба, государь. Там же. 1. - На одного дурного слугу, которого теряет ваше величество, найдется десяток, которые сегодня уже прошли успешно испытание верности, - сказал с горечью д'Артаньян. - Выслушайте меня, ваше величество: я не привык к такой службе. Я строптивый воин, когда от меня требуются злые дела. Затравить насмерть двух человек, о жизни которых просил господин Фуке, тот, кто спас ваше величество, на мой взгляд, - злое дело. 2. - Ваше величество теряет одного дурного слугу, - с горечью сказал мушкетер, - но в тот же день десятеро других прекрасно выдержали пробу. Выслушайте меня, государь, к такой службе я не привык. У меня мятежная шпага, когда вопрос идет о том, чтобы сделать зло. С моей стороны было бы дурно смертельно преследовать двух людей, жизни которых у вас просил г. Фуке, избавитель вашего величества. Там же. 1. ... Король - мой господин! Он хочет, чтобы я сочинял стишки, чтобы полировал атласными туфлями фигурный паркет, которым выложены его передние. Черт возьми! Это трудно, но я делал вещи и потруднее, я буду делать и это. Ради денег? Нет, у меня их достаточно. Ради честолюбивых помыслов? Но мои возможности весьма ограничены. Потому что я обожаю двор? Нисколько. Я остаюсь, потому что тридцать лет сряду привык приходить к королю за паролем и слышать из его уст: "Добрый вечер, господин д'Артаньян", привык слышать эти слова, произносимые с благосклонной улыбкой, которую я отнюдь не выпрашивал. Ну что ж? Теперь я буду эту улыбку выпрашивать. Довольны ли вы, ваше величество? 2. ... Король - мой господин; он желает, чтобы я писал стихи, чтобы я атласными туфлями полировал мозаичные полы его передних? Черт возьми! Трудновато, но я делал вещи и потруднее. И это сделаю. А почему? Из любви к деньгам? Деньги у меня есть. Из честолюбия? Моя карьера окончена. Из любви ко двору? Нет. Я останусь, потому что за тридцать лет привык являться спрашивать приказаний и слышать, как король мне говорит: "Добрый вечер, д'Артаньян", с улыбкой, которой я не выпрашивал. Теперь буду ее просить, как нищий. Довольны ли вы, государь?
Евгения: Глава 36 "Завещание Портоса". (Начало завещания). 1. "Милостью божией в настоящее время в моем владении состоят: 1. Поместье Пьерфон, а именно земли, леса, луговые угодья и воды, обнесенные исправной каменною оградой; 2. Поместье Брасье, а именно замок, леса и пахотные земли, разделенные между тремя фермами; 3. Небольшой участок Валлон; 4. Пятьдесят ферм в Турени, составляющие в сумме пятьсот арканов ..." 2. "В настоящее время милостью Божией я имею: 1) Именье Пьерфон, земли, леса, луга, воды, рощи; все окружено хорошими стенами. 2) Именье Брасье, замок, леса, обработанные поля, в трех фермах. 3) Маленькое имение Валлон, названное так, потому что лежит в долине (vallon)". Славный Портос! "4) Пятьдесят ферм в Турени, содержащих пятьсот десятин ..." Там же. 1. "Что касается движимого имущества, называемого так потому, что оно само не в состоянии двигаться, каковое разъяснение получено мною от моего ученого друга, епископа ваннского..." Д'Артаньян вздрогнул при упоминании этого имени. 2. "Что же касается до собственности "двигательной", названной так потому, что она сама не может двигаться, как мне это объяснял мой друг епископ Ванна..." Д'Артаньян вздрогнул, вспомнив это ужасное имя. Там же. 1. При этих словах раздался громкий стук. Шпага д'Артаньяна, соскользнув с перевязи, упала на каменный пол. Взгляды присутствовавших направились в эту сторону, и все увидели, как крупная сверкающая слеза скатилась с густых ресниц д'Артаньяна на его орлиный нос. 2. Тут послышался резкий шум. Это шпага д'Артаньяна, выскользнув из ножен, упала на гулкий пол. Все обернулись в его сторону; крупная слеза скатилась с густых ресниц д'Артаньяна на его орлиный нос, кость которого блестела, точно огнистый солнечный полукруг. Там же. 1. Продолжительный шепот пронесся по зале. "Я поручаю г-ну виконту де Бражелону отдать шевалье д'Артаньяну, капитану королевских мушкетеров, все, что вышеупомянутый шевалье д'Артаньян пожелает иметь из моего имущества. Я поручаю г-ну виконту де Бражелону выделить хорошую пенсию г-ну д'Эрбле, моему другу, если ему придется жить в изгнании за пределами Франции." 2. Продолжительный ропот пробежал по зале. Прокурор продолжал; его поддерживал пылающий взгляд д'Артаньяна, который, окинув глазами собрание, восстановил нарушенную тишину. "С поручением г. виконту де Бражелону отдать г-ну кавалеру д'Артаньяну, командиру мушкетеров короля, все, что упомянутый кавалер д'Артаньян пожелает взять себе из моего имущества. С поручением г. виконту де Бражелону выдавать хорошую пенсию г-ну кавалеру д'Эрбле, если бы ему пришлось жить в изгнании".
Евгения: Глава 37 "Старость Атоса". 1. Пока происходили эти события, разлучившие навсегда четырех мушкетеров, некогда связанных, как казалось, нерасторжимыми узами, Атос, оставшись после отъезда Рауля наедине с самим собой, начал платить дань той неудержимо наступающей смерти, которая называется тоской по любимым. Вернувшись к себе в Блуа и не имея возле себя Гримо, встречавшего его неизменной улыбкой, когда он входил в цветники, Атос чувствовал, как с каждым днем уходят его силы, которые так долго казались неистощимыми. 2. В то время, как эти события навсегда разлучили мушкетеров, которых в былое время связывали узы, казалось, неразрывные, Атос, оставшийся один после отъезда Рауля, начал платить дань той смерти заживо, которая называется разлукой с любимыми людьми. В своем доме, в Блуа, не видя даже Гримо, который ловил бы его бледную улыбку, когда он бродил по цветникам, Атос чувствовал, что мощь его организма, казавшегося так долго непоколебимым, уменьшается день ото дня. Там же. 1. Граф де Ла Фер, остававшийся, несмотря на свои шестьдесят два года, по-прежнему молодым, воин, сохранявший, несмотря на перенесенные лишения и невзгоды, - силы и бодрость, несмотря на несчастья, - ясность ума, несмотря на исковеркавших его жизнь миледи, Мазарини и Лавальер, - мягкую ясность души и юношеское тело, Атос в какую-нибудь неделю сделался стариком, как-то сразу утратив остатки своей задержавшейся молодости. Все еще красивый, но сгорбившийся, благородный, но вечно печальный, ослабевший, пошатывающийся и седой, он разыскивал для себя лужайки, где солнце светило сквозь густую листву аллей. Он оставил суровые привычки всей своей жизни, забыл о них после отъезда Рауля. Слуги, привыкшие видеть его во всякое время года встающим с зарей, удивлялись, когда в семь утра, в разгар лета, их господин продолжал оставаться в постели. 2. Граф де Ла Фер, молодой до шестьдесят второго года, воин, сохранявший силу, несмотря на утомление, кроткую ясность души и тела, несмотря на Миледи, Мазарини, несмотря на Лавальер, в восемь дней сделался стариком, потеряв опору своей поздней молодости. По-прежнему красивый, но согнувшийся, благородный, но печальный, кроткий и шатающийся под поседевшими волосами, он со времени своего одиночества выбирал для прогулок аллеи, сквозь листву которых пятнами пробивалось солнце. Без Рауля он бросил упорные физические упражнения. Слуги, привыкшие видеть, чтобы он во все времена года поднимался на рассвете, удивлялись, что часы летом били семь, а их господин все еще оставался в постели. Там же. 1. Наконец он пробуждался, вставал, спускался в свою любимую тенистую аллею, потом выходил на короткое время на солнце, как бы затем, чтобы провести минутку в тепле, разделяя его с отсутствующим сыном. 2. Наконец, его поднимали; он одевался, спускался в темную аллею, потом выходил на солнце, точно желая разделить со своим отсутствующим сыном зной. Там же. 1. Камердинер графа заметил, что он с каждым днем укорачивает свою прогулку, делая все меньше и меньше кругов до саду. Липовая аллея вскоре сделалась слишком длинною для него, хотя прежде он без конца ходил по ней взад и вперед. Вскоре и сто шагов стали для него утомительными. 2. Камердинер Атос замечал, что прогулка графа становится меньше день ото дня. Большая липовая аллея скоро сделалась слишком длинной для тех ног, которые, бывало, раз тысячу проходили по ней в один день. Замечалось, что граф с трудом доходил до ее середины, садился на дерновую скамейку на углу боковой аллеи и ждал там возвращения сил, вернее, наступления ночи. Скоро сто шагов стали доводить его до изнеможения. Там же. 1. В течение нескольких часов доктор настойчиво изучал это мучительное единоборство воли с какой-то высшею силой... 2. Доктор в течение многих часов наблюдал за этой болезненной борьбой воли с более могучей страстью.
Евгения: Там же. 1. Так прошла половина дня. Как человек смелый и твердый, доктор принял решение: он внезапно покинул свое убежище и, войдя в спальню Атоса, приблизился к постели больного. Атос, увидев его, не выразил ни малейшего удивления. - Граф, простите меня, - сказал доктор, - но я вынужден упрекнуть вас, вы должны выслушать меня. 2. Так прошла половина дня. Доктор храбро, как человек твердый, принял одно решение: он внезапно вышел из своего тайника и прямо направился к Атосу; граф до того мало удивился, что можно было подумать, будто он не понял смысла этого появления. - Извините, г. граф, - сказал врач, подходя к больному с распростертыми объятиями, - но мне хочется вас упрекнуть; вы должны выслушать меня. Там же. 1. - Но ведь я живу, доктор... О, будьте спокойны, - добавил Атос с грустной улыбкой, - я очень хорошо знаю, что Рауль жив, потому что пока он жив, жив и я. - Что вы говорите? - О, очень простую вещь. В настоящее время, доктор, я приостанавливаю в себе течение жизни. Бессмысленная, рассеянная, равнодушная жизнь, когда Рауля нет рядом со мной, была бы для меня непосильной задачей. Ведь вы не требуете от лампы, чтобы она загоралась сама собой, без поднесенного к ней огня; почему же в таком случае вы требуете, чтобы я жил в сутолоке и на виду? Я прозябаю, я готовлюсь, я ожидаю. Помните ли вы, доктор, солдат, равнодушно лежавших на берегу, солдат, которых мы с вами так часто видели в гаванях, где они ожидали отплытия? Наполовину на суше, наполовину на море, они с уложенными вещами, с напряженной душой пристально смотрели вперед и... ждали. Я умышленно повторяю все то же слово, потому что оно дает ясное представление о моем состоянии. Лежа, как эти солдаты, я прислушиваюсь ко всем долетающим до меня звукам, я хочу быть готовым к отплытию по первому зову. Кто призовет меня? Бог или сын? Мои вещи уложены, душа ко всему подготовлена, я ожидаю знака... Я ожидаю, доктор, а ожидаю! 2. - Но я живу, доктор. О, не беспокойтесь, - прибавил он с печальной улыбкой, - если Рауль останется в живых, вы будете знать это, потому что, пока жив он, продолжится и моя жизнь. - Что вы говорите? - Простые вещи. В данное мгновение, доктор, жизнь во мне приостановилась. Без Рауля жизнь, полная забвения, рассеянная, равнодушная – мне не по силам. Вы не требуете, чтобы лампа горела, если искра не зажгла ее; не требуйте же, чтобы я жил среди шума и света. Я прозябаю, я готовлюсь, я жду. Послушайте, доктор, вспомните тех солдат, которых мы с вами многократно видали в гаванях, перед посадкой на суда; они лежали, равнодушные, наполовину принадлежа одной стихии, наполовину другой; они не были ни подле той цели, к которой их должно было отнести море, ни там, где земля готовилась расстаться с ними; приготовив свои вещи, с напряженным вниманием и неподвижным взглядом они ждали. Уверяю вас: это слово вполне рисует картину моего теперешнего состояния. Лежа, как эти солдаты, стараясь уловить долетающие до меня звуки, я хочу быть готовым двинуться при первом же призыве. Кто позовет меня? Жизнь или смерть? Бог или Рауль? Мой багаж уложен, моя душа готова в путь; я жду сигнала… я жду, доктор, я жду! Там же. 1. Сон больного стал поверхностным и тревожным. Пребывая все время в грезах, он лишь на несколько часов впадал в более глубокое забытье. Этот краткий покой давал забвение только телу, но утомлял душу, ибо Атос, пока странствовал его дух, жил раздвоенной жизнью. Однажды ночью ему пригрезилось, будто Рауль одевается у себя в палатке, чтобы идти в поход, возглавляемый лично герцогом де Бофором. Юноша был печален, он медленно застегивал панцирь, медленно надевал шпагу. - Что с вами? - нежно спросил Рауля отец. - Меня огорчила гибель Портоса, нашего доброго друга, - ответил Рауль, - я страдаю при мысли о вашем горе, которое вы переживаете вдали от меня. 2. Он редко спал. Благодаря раздумью, Атос только забывался на несколько часов в потоке мыслей более смутных, неясных, которые другие люди назвали бы сновидением. Такой отдых давал его тему оцепенение и утомлял душу, потому что во время странствий мысли Атос жил двойной жизнью. Раз ему представилось, что Рауль одевается в своей палатке, чтобы участвовать в экспедиции, назначенной Бофором. Молодой человек был печален; он медленно застегнул латы; медленно надел шпагу. - Что с тобой? – нежно спросил его отец. - Меня печалит смерть Портоса, такого нашего доброго друга, - отвечал Рауль; - я страдаю здесь от горя, которое вы скоро испытаете там.
Евгения: Глава 38 "Видение Атоса". 1. По миновании обморока Атос, устыдившись слабости, которой он поддался, уступая призрачным грезам, оделся и велел седлать лошадь; он хотел съездить в Блуа и попытаться обеспечить более верные письменные сношения с Африкой, д'Артаньяном и Арамисом. 2. Когда Атос очнулся, ему стало почти стыдно своей слабости перед сверхъестественным явлением; он оделся и велел оседлать лошадь с твердым намерением отправиться в Блуа и установить более правильную переписку с Африкой или с д'Артаньяном, или с Арамисом. Там же. 1. - Сударь, вы будете, конечно, довольны, узнав, что сын доктора из Блуа уже выехал в город, чтобы привезти почту на целый час раньше, чем ее доставляет курьер. 2. - Г. граф с удовольствием узнает, что сын Блезуа уехал верхом, чтобы на час опередить блуасского курьера, - ответил камердинер. Там же. 1. Понемногу эта грозная лихорадка стала спадать и к полуночи совсем прекратилась. 2. Между тем, страшная лихорадка прекратилась. Она еще делала нападения на отяжелевшие конечности, но, когда часы пробили полночь, совсем исчезла. Там же. 1. В некотором отдалении, среди мастиковых деревьев и зарослей кактуса амфитеатром располагалось небольшое селение, полное дыма, шума и тревожной сумятицы. 2. За берегом, усеянным этими скалами, между фисташковыми деревьями и кактусами амфитеатром поднималось селение, его окутывал дым; из него несся неопределенный шум; в нем замечалось испуганное движение. Глава 39 "Ангел смерти". 1. На лице Гримо застыла печать скорби, ставшая для него привычной. Теперь он так же разучился улыбаться, как некогда - говорить. 2. На лице Гримо лежало выражение горя, уже постаревшего от мрачной привычной мысли. Казалось, его черты могли отражать только один оттенок чувств. Как прежде он привык не говорить, он привыкал теперь не улыбаться. Еще отрывок из этой главы (касающийся смерти Атоса) я уже приводила в самом начале этой темы.
Евгения: Глава 40 "Реляция" (в старом переводе "Отчет"). 1. Герцог де Бофор обращался к Атосу. Письмо, предназначавшееся человеку, было доставлено трупу. "Дорогой мой граф, - писал герцог своим размашистым почерком неумелого школьника, - великое несчастье омрачает нам великую радость. Король потерял одного из храбрейших солдат, я потерял друга, вы потеряли г-на де Бражелона. Он умер со славой, такою славой, что у меня не хватает сил оплакивать его так, как хотелось бы. Примите мои соболезнования, дорогой граф. Небо посылает нам испытания соразмерно величию нашей души. Это испытание непомерно, но оно не превышает вашего мужества. Ваш друг герцог де Бофор". К письму прилагалась реляция, написанная одним из секретарей герцога. Это был трогательный и правдивый рассказ о мрачном, оборвавшем две жизни событии. 2. Герцог Бофор отправил письмо Атосу. Письмо, предназначавшееся для человека, пришло к трупу. Бог переменил адрес. «Мой дорогой граф, - писал сам герцог своим размашистым почерком малограмотного школьника, - нас постигло великое несчастие посреди великой победы. Король потерял одного из самых храбрых воинов; я друга. Вы – де Бражелона. Он погиб славной смертью, такой славной, что я не имею силы оплакивать его так, как мне хотелось бы. Примите мои печальные поздравления, мой дорогой граф. Небо назначает нам испытания, сообразуясь с величием наших сердец. Это испытание бесконечно, но не превышает вашего мужества. Ваш добрый друг герцог де Бофор.» В конверте была реляция, написанная одним из секретарей герцога. Она заключала в себе трогательный и правдивый рассказ о мрачном эпизоде, который послужил заключением двух жизней. Там же. 1. - Вот видите, мой милый виконт, - я спас вашу жизнь. Передайте об этом впоследствии графу, чтобы он был благодарен мне за спасение сына. Виконт улыбнулся грустной улыбкой: - Вы правы, монсеньер, не будь вашего благоволения, меня бы убили, и я пал бы там, где пал этот бедный сержант, и успокоился бы навеки. 2. - Вы видите, виконт, я спас вам жизнь. Позже расскажите об этом графу де Ла Феру, чтобы, услышав все из ваших уст, он поблагодарил меня. Молодой офицер грустно улыбнулся и ответил: - Действительно, ваше высочество, без вашего доброжелательства я был бы убит там, где пал этот бедный сержант, и погрузился бы в великий отдых. Там же. 1. Он настолько потерял власть над собой, что герцог приказал ему остановиться. Он должен был слышать голос герцога де Бофора, поскольку, находясь рядом с виконтом, мы отчетливо разобрали слова его светлости. Однако он не остановился и продолжал скакать по направлению к вражеским укреплениям. Так как г-н де Бражелон был офицером в высшей степени дисциплинированным, это неповиновение монсеньеру удивило всех штабных офицеров, и г-н де Бофор еще настойчивей закричал: - Стойте, Бражелон, стойте! Куда вы мчитесь? Остановитесь! Я вам приказываю! Подражая жесту герцога, мы подняли руки. Мы ждали, что всадник повернет коня вспять, но г-н де Бражелон продолжал удаляться к заграждениям. - Остановитесь, Бражелон! - снова прокричал во весь голос герцог. Остановитесь, заклинаю вас вашим отцом! Услышав эти слова, г-н де Бражелон обернулся, его лицо выражало живое страдание, но он летел вперед; тогда мы подумали, что его понес конь. Догадавшись, что виконт уже не в силах сладить с конем, монсеньер крикнул: - Мушкетеры, стреляйте! Убейте под ним коня! Сто пистолей тому, кто убьет коня! Но как убить коня, не поразив всадника? Никто не решался. Наконец такой человек нашелся: из рядов вышел самый лучший стрелок во всем пикардийском полку, которого звали Люцерн. Он взял на мушку животное, выстрелил и, очевидно, попал в него, поскольку кровь обагрила белый круп лошади. Только вместо того, чтоб свалиться на месте, этот проклятый конь поскакал еще яростнее. Виконт приблизился к укреплению на расстояние выстрела из пистолета... 2. Виконт так разгорячился, что принц приказал ему остановиться. Вероятно, г. де Бражелон не слышал голоса его высочества, который долетел до нас, бывших близ виконта. Он не остановился и продолжал скакать к ложементам арабов. Г. де Бражелон всегда был очень покорным офицером, а потому его неповиновение приказам принца очень удивило всех. Герцог звал его с удвоенной настойчивостью. - Стойте, Бражелон! Куда вы! – повторял принц громко; - стойте во имя вашего отца! В это мгновение виконт обернулся; его лицо выражало величайшее страдание, но он не остановился. Мы решили, что его лошадь закусила удила. Когда г. герцог понял, что виконт не может совладать со своим конем, и увидел, что он выехал за линию первых гранатных пушек, его высочество закричал: - Мушкетеры, убейте его лошадь! Сто пистолей тому, кто уложит его коня! Но кто мог решиться выстрелить в лошадь, надеясь не задеть всадника? Никто не стрелял. Наконец, выступил один стрелок, лучший из пикардийцев, по имени Люцерн; он прицелился в животное, выстрелил и попал ему в круп; белая шерсть лошади покраснела от крови, но проклятый конь не упал, а вместо того только понесся с еще большим бешенством. Пикардийцы, видевшие, как молодой человек мчался навстречу смерти, кричали: «Бросайтесь вниз, г. виконт, бросайтесь на землю!» Вся армия горячо любила г. де Бражелона. Виконт был уже на расстоянии пистолетного выстрела от укреплений. Там же. 1. Только тогда можно было по-настоящему проявить заботу о г-не де Бражелоне, у которого насчитывалось восемь глубоких ран и который почти истек кровью. 2. В эту минуту явилась возможность подумать о г. де Бражелоне, который получил восемь ран навылет и потерял почти всю кровь. Там же. 1. Виконт услышал эти восторженные восклицания герцога, и был ли он в отчаянии от того, что, быть может, останется жив, или уж очень страдал от ран, но на лице его отразилась досада, которая заставила призадуматься одного из секретарей, в особенности когда он услышал то, что последует в нашем рассказе несколько ниже. 2. Виконт услышал его крик восторга и, отчаиваясь ли или страдая от ран, выразил на лице досаду; это заставило задуматься многих, особенно одного из секретарей герцога, который слышал то, что описано дальше.
Евгения: Глава 41 "Последняя песнь поэмы". (Д'Артаньян видит два гроба). 1. Капитан вздрогнул, увидев отца и сына, эти две улетевшие души, представленные на земле двумя печальными хладными телами. 2. Он задрожал при виде отца и сына, этих двух улетевших душ, представляемых на земле двумя ледяными трупами, не способными приблизиться друг к другу. Там же. 1. Атос избрал последним своим обиталищем место в ограде этой часовни, построенной им на границе его владений. Он велел доставить для нее камни, вывезенные в 1550 году из средневекового замка в Берри, где протекла его ранняя юность. Часовня, таким образом, как бы перенесенная и перестроенная, была окружена чащей тополей и смоковниц. 2. Атос выбрал для своего последнего жилища маленький двор в ограде за часовней, возведенной на границе его имения. Он велел привезти для постройки камни, изваянные в 1550 году для одного готического замка в Берри, служившего приютом его ранней юности. Таким образом, перестроенная часовня улыбалась под ветвями смоковниц и тополей. Там же. (Д'Артаньян встретил Луизу Лавальер на могиле Рауля). (Старый вариант намного правдоподобнее). 1. Этой ночью я за два часа проехала сорок лье; я летела сюда, чтобы повидать графа и молить его о прощении, - я не знала, что и он тоже умер, - я летела сюда, чтобы на могиле Рауля молить бога послать на меня все заслуженные мною несчастья, все, за исключением одного. 2. С двух часов ночи я проехала сорок лье, чтобы попросить прощения графа, думая, что он еще жив, и чтобы на могиле Рауля умолить Бога послать мне все несчастия, которых я заслуживаю... все, кроме одного. Там же. 1. - Умоляю вас, господин д'Артаньян, не осуждайте меня. 2. - Итак, прибавила Лавальер, - дорогой г. д'Артаньян, не уничтожайте меня сегодня, снова заклинаю вас. Там же. 1. С этими словами она снова - трепетная, с глубоким чувством - преклонила колени. 2. И она снова тихо и с любовью опустилась на колени. Там же. (Д'Артаньян остался один). 1. На мгновение он поник, взгляд его затуманился; он предавался раздумью; затем, выпрямившись, он обратился к себе самому: - Все же пока надо шагать вперед и вперед. Когда придет время, бог мне скажет об этом, как говорит всем другим. Концами пальцев он коснулся земли, уже влажной от вечерней росы, перекрестился и один, навеки один, направился по дороге в Париж. 2. С мгновение он стоял в нерешительности, глядя тусклым взглядом, потом, выпрямляясь, прибавил: - Ну, все же, идем. Когда наступит мой черед, Бог скажет мне об этом, как сказал другим. Он дотронулся рукой до земли, увлажненной вечерней росой, перекрестился, точно перед кропильницей церкви, и направился одинокий, одинокий навсегда, к Парижу.
Nataly: Евгения пишет: вывезенные в 1550 году из средневекового замка в Берри, Меня всегда интриговала эта дата. Кто вывез, зачем и что осталось за 100 лет от замка, где Атос должен был жить несколько лет. Гнетут душу подозрения, что 1650 год был бы уместнее:((((( изваянные в 1550 году для одного готического замка Еще не легче. Изваянные камни - это как? И какая готика, простите, в 1550 году?????? Как то все это загадочно:((
LS: Nataly Как говорит Евгения (Старый вариант намного правдоподобнее). :) Из старого перевода может вырасти история: В 1550 г. "изваяли" камни для замка, в котором Атос провел юность (~1615-1620). "Изваяли", но почему-то не употребили, ничего не построили. И они остались лежать до тех пор, пока Атос не перевез их в Блуа. Nataly пишет: Изваянные камни - это как? Камни вырезают, распиливают скальную породу на части. Кстати, вырезают, как вырезают скульптуру из мрамора, наверное, поэтому переводчик воспользовался глаголом "ваять". :)
Nataly: LS пишет: "Изваяли", но почему-то не употребили, ничего не построили. Я дико извиняюсь, но не могу придумать ни одной причины по которой готовые к употреблению камни лежали бы 100 лет без употребления. Это в Центральной Франции, не изобилующей как я понимаю горными выработками. И при чем тут "готический замок" и 1550 год? Я все время думала, что эти камни Атос вывез из уже разрушенного отцовского замка (почему он в нем и не жил- жить было в нем уже невозможно).
LS: Nataly пишет: камни Атос вывез из уже разрушенного отцовского замка *удивленно* Вы полагаете, что граф де Ла Фер-старший был мятежником? Кстати, мода на разрушения замков мятежной знати возникла во времна расцвета могущества Риешелье, а не в правление Генриха IV и регенство Марии Медичи, на которые пришлась юность Атоса
Nataly: LS пишет: *удивленно* Вы полагаете, что граф де Ла Фер-старший был мятежником? *пожимая плечами* нет, я полагаю, что старый замок мог разрушиться от времени. От естессных причин, так скать:))))
LS: Nataly Замок? За сто лет? Построенный на натуральном яичном белке?? Рассчитанный на наскоки осаждающих армий??? Сам собой?
Nataly: LS пишет: Замок? За сто лет? Понятие "готический" переводит вопрос о возрасте совсем в другие рамки:))))
LS: Готические замки в Анжу и Бретани до сих пор себя неплохо чувствуют. Ежели замок не взрывать специально, ничегошеньки ему не сделается. :) Значит, мы снова возврашаемся к вопросу: отчего мог рухнуть готический замок, остаток камней которого граф вывез к себе в блуаское имение. :)
Евгения: LS пишет: отчего мог рухнуть готический замок, остаток камней которого граф вывез к себе в блуасский замок. :) Так вот оттого и рухнул, что граф вывез к себе камни. :)) Из фундамента, надо полагать. :)) Вообще в оригинале стоит: "Il en avait fait venir les pierres, sculptées en 1550, d’un vieux manoir gothique situé dans le Berri, et qui avait abrité sa première jeunesse." Как сказал ПРОМТ, это значит: "Он привел камни, высеченные в 1550, старого готического небольшого замка, расположенного в Berri, и который укрыл свою первую молодежь." Час от часу не легче. Первый человек в провинции, родня Монморанси - проживал в небольшом замке?..
Евгения: Эпилог. 1. Офицер ошибался: за эти четыре года д'Артаньян состарился на добрых двенадцать лет. Возраст безжалостными когтями отметил уголки его глаз, лоб его лишился волос, а руки, прежде жилистые и смуглые, стали белеть, как если бы кровь в них начала уже стынуть. 2. Он ошибался; в течение четырех лет д'Артаньян постарел - на двадцать. В углах его глаз время провело своими когтями борозды; его лоб облысел; руки, прежде смуглые и нервные, стали белеть; казалось, кровь постепенно остывала в них. Там же. (Участники королевской охоты оказываются вблизи часовни). 1. Арамис, все еще ни о чем не догадываясь, прошел через узкую боковую дверь, которую ему отворил д'Артаньян, внутрь часовни. 2. Ничего не угадывая, Арамис дрожащими шагами вошел в часовню, через маленькую дверь, отворенную для него мушкетером. Там же. 1. И, никем не замеченные, они увидели бледное лицо Лавальер; забытая у себя в карете, она сначала грустно смотрела в окно; потом, поддавшись ревности, она вошла в часовню и, прислонившись к колонне, следила взглядом за находившимся внутри ограды и улыбавшимся королем, который сделал знак г-же де Монтеспан подойти ближе. 2. Сами не видные, они увидели бледное лицо Лавальер, которая, забытая в своей карете, молчала и грустно смотрела из окна, потом, увлеченная ревностью, вошла в часовню и там, опираясь на колонну, смотрела на улыбавшегося короля. Людовик знаком позвал к себе г-жу де Монтеспан, успокаивая ее движением руки, советуя ей не бояться. Там же. (Атенаис дарит королю веточку кипариса). 1. - Печальный подарок, - тихо сказал Арамис д'Артаньяну, - ведь этот кипарис растет на могиле. - Да, и это могила Рауля де Бражелона, - грустно произнес д'Артаньян, - Рауля, который спит под этим крестом рядом с Атосом. У них за спиной послышался стон, и они увидели, как какая-то женщина упала без чувств. Мадемуазель де Лавальер видела все и все слышала. - Бедная женщина, - пробормотал д'Артаньян и помог служанкам, поспешившим к своей госпоже, довести ее до кареты, где она осталась страдать в одиночестве. 2. - Но, - шепотом сказал Арамис д'Артаньяну, - это печальный подарок, потому что кипарис бросает тень на могилу. - Да, и это могила Рауля де Бражелона, - громко сказал д'Артаньян, - Рауля, спящего под крестом вместе с Атосом, своим отцом. Позади послышался стон. Они увидели, как Лавальер упала без чувств. Луиза видела все и все услыхала. - Бедная женщина, - прошептал мушкетер и помог служанкам Лавальер отнести ее в карету. - Теперь ее доля - страдать. Там же. (После обеда - разговор короля и Генриетты). 1. - А, так вы хотите политической дружбы? - Да, сестра моя, и тогда вместо объятий и пиршеств необходимо давать своему другу живых, хорошо обученных и снаряженных солдат; дарить ему военные корабли с пушками и провиантом. Но ведь бывает и так, что сундуки с королевской казною не имеют возможности оказывать дружеские услуги подобного рода. - Ах, вы правы... сундуки английского короля с некоторых пор поражают своим изумительным резонансом. 2. - А, вы думаете о дружбе политической? - Да, моя сестра, и тогда не объятиями и не пирами приходится угощать своего друга, а живыми и вооруженными солдатами; подносить ему вооруженные суда с пушками и со всеми припасами. И вследствие этого, казна не всегда охотно идет на такую дружбу. - Вы правы, - сказала принцесса, - шкатулка короля Англии с некоторых пор стала очень звонка. Там же. (Беседа Кольбера с Арамисом). 1. - Сударь, - сказал Кольбер Арамису, - пришло время, когда нам подобает внести полную ясность в отношения между нашими странами. Я помирил вас с королем, я не мог поступить иначе по отношению к такому выдающемуся человеку, как вы; но так как и вы проявляли порою дружеские чувства ко мне, то теперь и вам представляется случай доказать их искренность. Впрочем вы более француз, чем испанец. 2. - Герцог, - сказал он, - пришло мгновение, в которое мы должны сговориться с вами. Я помирил вас с королем, как и должен был поступить относительно такого человека, как вы. Вы несколько раз предлагали мне вашу дружбу; теперь представляется случай доказать ее; к тому же, вы больше француз, чем испанец.
Евгения: Смерть д'Артаньяна. 1. Д'Артаньян считал делом чести показать себя мастером в своем ремесле. Никогда не видали более удачно задуманных битв, более подготовленных и своевременно нанесенных ударов, более умелого использования ошибок, допущенных осажденными. За месяц армия д'Артаньяна взяла двенадцать крепостей. 2. Командир мушкетеров короля кокетничал своим знанием дела. Никто не умел так хорошо пользоваться всяким удобным случаем, наносить более верных ударов, с пользой подмечать ошибки осаждаемых. В один месяц армия д'Артаньяна взяла двенадцать маленьких крепостей. Там же. 1. Всадники увидели д'Артаньяна на открытом со всех сторон месте; он был в шляпе с золотым галуном, в мундире с расшитыми золотом обшлагами, со своей длинной тростью в руках. Он покусывал седой ус и время от времени левой рукой стряхивал с себя пыль, которая сыпалась на него, когда падавшие поблизости ядра взрывали землю. Под этим смертоносным огнем, среди нестерпимого воя и свиста офицеры неутомимо работали киркой и лопатой, тогда как солдаты возили тачки с землей и укладывали фашины. На глазах росли высокие насыпи, прикрывавшие собою траншеи. К трем часам все повреждения были исправлены. 2. Совершенно незащищенный стоял д'Артаньян в своей вышитой золотом шляпе, с длинной тростью и с большими золотыми украшениями. Он жевал белый ус и занимался только тем, что левой рукой сбрасывал пыль, которую бросали на него ядра, взрывавшие землю. Под этим ужасным огнем, наполнявшим воздух свистом, офицеры работали лопатой, солдаты катали тачки, громадные фашины, которые поднимались одна над другой, принесенные или притащенные группами в десять-двадцать человек, прикрывали фронт траншеи, снова выкопанной, благодаря бешеному усилию командира. Через три часа работы были восстановлены. Там же. 1. Затем, несколько успокоившись, он снова повернулся к посланному Кольбера; тот все так же стоял возле него с ларчиком наготове. 2. Потом, более спокойный, обернулся к ящику, который ему подавал посланный Кольбера. Он принадлежал ему; он его заслужил.
Евгения: Теперь вернемся ко второму тому романа (прошу прощения за непоследовательность). ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Глава 1 "Бесполезные усилия" (в старом переводе "Удары по воде"). На редкость урожайная глава. (Рауль у де Гиша). 1. - Сейчас поймешь. Я напрасно боролся со своим чувством; оно росло и постепенно захватывало меня целиком. Я вспомнил твои советы, призывал на помощь все свои силы; я хорошо понимал, на что я иду. Это гибель, я знаю. Но пусть! Я все-таки пойду вперед. - Безумец! Ведь первый же шаг погубит тебя. - Пусть будет что будет. - Однако ты рассчитываешь на успех, ты думаешь, что принцесса полюбит тебя! - Я не уверен, Рауль, но надеюсь, потому что без надежды жить невозможно. - Но допустим, ты добьешься счастья, ведь тогда ты уж наверняка погибнешь. - Умоляю тебя, Рауль, не спорь со мной, ты меня не переубедишь: я не хочу этого. Я так долго добивался, что уже не могу отступить, я так сильно страдал, что смерть показалась бы мне благодеянием. Я не только безумно влюблен, Рауль, меня терзает также неистовая ревность. Рауль сжал кулаки; можно было подумать, что его охватил гнев. - Ну, хорошо! - сказал он. 2. - Сейчас ты все поймешь. Я напрасно боролся с чувством, которое, зародившись во мне, росло и росло... Я призывал на помощь всю свою силу воли и разума; я хорошо понимал несчастье, на которое шел открыто; я измерил глубину этой пропасти, я знаю ее... Но так что же? Я все-таки пойду своей дорогой вперед. - Безумец! Ты, значит, хочешь своего близкого разорения и потом смерти, если пойдешь этим путем. - Пусть будет, что будет!.. - Гиш, послушай!.. - Все соображения исчерпаны, передумано все. Теперь слушай. - О, ты, вероятно, рассчитываешь на успех, думаешь, что она может полюбить тебя? - Рауль, я ни в чем не уверен, я только надеюсь, потому что надежда живет в человеке до самой его могилы. - Но я знаю, что если ты завладеешь этим счастьем, получив его от судьбы, ты погибнешь гораздо легче, чем без него. - Умоляю тебя, Рауль, не прерывай меня... Ты меня не переубедишь, потому что я тебе заранее говорю, что я этого не желаю... Я так долго в этом направлении действовал, что идти назад уже не могу, я так много страдал, что смерть была бы для меня благодеянием. Я не просто влюбленный до самозабвения человек, Рауль: я сжигаем неистовой ревностью. Рауль с такой силой хлопнул ладонями, что казалось, действительно, его охватило чувство гнева в этот момент. - Ладно, - сказал он. Там же. (Гиш просит Рауля передать вызов Бекингэму). 1. - Да, но, надеюсь, ты мне отдашь предпочтение. Послушай, вот что я попрошу тебя сказать герцогу... Это нетрудно... В один из ближайших дней: сегодня, завтра, послезавтра, - словом, когда ему будет угодно, я желал бы встретиться с ним в Венсенском лесу. - Герцог - иностранец. Да и особое его положение не позволяет ему принять вызов... Вспомни, что Венсенский лес расположен совсем недалеко от Бастилии. - Последствия касаются только меня. 2. - Да, но мне ты, я думаю, отдашь предпочтение. Послушай, вот что я попросил бы тебя сказать герцогу. Это не трудно... Вещь простая: в один из ближайших дней: сегодня, завтра, послезавтра или в день, за ним следующий, я желал бы встретиться с ним в Венсенском лесу. - Обсуди это хорошенько. - Я, кажется, уже заявил тебе, что всё мной давно уж обдумано. - Герцог иностранец, он занимает такой пост, который ему не позволит принять вызов, да кстати ведь и Венсенский лес как раз возле Бастилии. - Последствия мне ясны. Там же. 1. - ... Герцог предупредил меня, что хочет поговорить со мной. Он на карточной игре у короля... Пойдем туда. Я вызову его в галерею. Ты же держись в стороне. Мне достаточно будет двух слов. - Ну так идем! По дороге Рауль, который один только знал тайны обеих сторон, обдумывал, как бы устроить их примирение. Войдя в залитую светом галерею, где, точно звезды на небесном своде, двигались самые прославленные придворные красавицы, Рауль на мгновенье забыл о де Гише и загляделся на Луизу. Находясь среди своих подруг, она, точно зачарованная голубка, не сводила глаз с блестящей группы, окружавшей короля. В десяти шагах от принца герцог Бекингэм пленял французов и англичан своим величественным видом и роскошью наряда. 2. - ... Герцог меня предупредил, что хочет переговорить со мною. Он на празднествах у короля. Пойдем туда вместе. Я увлеку его на галерею. Ты же побудешь пока в стороне. Я ограничусь двумя словами. - Отлично. Я для приличия захвачу с собой де Варда. - Почему не Маникана? Де Вард... - Да, это правда. - Он ведь ничего не знает? - О, конечно, абсолютно ничего. А вы с ним по-прежнему на холодке? - Он тебе ничего не рассказывал? - Нет. - Я не люблю этого человека и, благодаря этой антипатии, я всегда с ним одинаково холоден. В настоящее время не более, чем когда-либо прежде. - Ну, так двинемся в путь. Все четверо стали спускаться с лестницы. Карета де Гиша, ожидавшая их у подъезда, повезла их в Пале-Рояль. Дорогой Рауль обременил задачей себя, единственного обладателя тайны обеих сторон, устроить их примирение. Он знал свое влияние на Букингама и тяготение к нему де Гиша и поэтому не считал свой план невыполнимым. Войдя в залитую огнями галерею, где двигались, подобно небесным светилам, в огненной атмосфере, самые прекрасные и самые известные при дворе женщины, Рауль на мгновение совершенно забыл о де Гише и стал смотреть на Луизу, которая сидела в кругу своих приятельниц, напоминая собой очаровательного голубя. Взор ее был прикован к свите короля, ослепительно блиставшей орденами, золотом и бриллиантами. Мужчины стояли вокруг сидевшего короля. Рауль увидел Букингама, стоявшего в десяти шагах от короля, среди небольшой группы французов и англичан, с восхищением смотревших на его величественную внешность и великолепную одежду.
Евгения: Там же. 1. И Рауль направился к д'Артаньяну. - Вас искал граф де Ла Фер, шевалье, - сказал он. - Я только что с ним говорил, - ответил д'Артаньян, рассеянно оглядываясь кругом. Вдруг взор его стал напряженным, как у орла, заметившего добычу. 2. Рауль подошел к д'Артаньяну. - Граф де Ла Фер искал вас, - сказал он. - Да, - ответил д'Артаньян, - я только что с ним говорил. - А я думал, что вы проведете с ним большую часть вечера. - Мы условились, где встретиться. Разговаривая с Раулем, д'Артаньян бросал рассеянные взоры направо и налево, словно ища кого-то в толпе или чего-то в галерее. Вдруг взгляд его стал суровым и напряженным, как у орла, замечающего добычу. Там же. (Рауль просит д'Артаньяна отвлечь беседой Фуке). 1. - Так ты думаешь, что мне удобнее подойти к нему, чем тебе? - Вы человек более значительный. - Да, это правда. Я капитан мушкетеров. Этот чин я получил так недавно, что постоянно забываю о нем. - Смотрите, он глядит на вас... если я не ошибаюсь. 2. - Так ты думаешь, что я имею больше права, чем ты?.. - Вы более заметный и значительный человек. - Да, это правда... Я капитан отряда мушкетеров. Этот чин мне уже давно, давно обещали, но наградили им очень недавно, вот поэтому я всегда и забываю свой сан. - Так вы мне окажете эту услугу? - Ах, черт возьми этого Фуке. - А вы что-нибудь имеете против него? - Нет, скорее он что-либо имеет против меня. Но все равно, рано или поздно... - Вот смотрите, он глядит на вас... Или это... Там же. 1. - Здравствуйте, господин д'Артаньян. Мы беседовали о Бель-Иле, - начал Фуке непринужденным тоном светского человека, которым многие не могут овладеть за всю жизнь. 2. - Здравствуйте, господин д'Артаньян. А мы беседуем о Бель-Иле, - сказал Фуке с этой неуловимой манерой светского человека и особенным взглядом, для приобретения которых нужно посвятить пол-жизни, а иным оказывается и этого недостаточно, так как, несмотря на многие годы изучения, они никогда не достигают таких результатов. Там же. 1. Сказав комплимент принцессе, Бекингэм снова двинулся к Раулю. Рауль пошел к нему навстречу. Де Гиш остался на месте и внимательно наблюдал. В тот момент, когда они должны были встретиться, к герцогу Бекингэму подошел принц. На его накрашенных губах играла очаровательная улыбка. 2. Сказав мимоходом любезность королеве, Букингам продолжал приближаться к Раулю. Рауль пошел ему навстречу. Де Гиш оставался на месте, следя за ними глазами. Встреча молодых людей состоялась на пространстве между играющими и галереей, где прогуливались взад и вперед, останавливаясь время от времени для беседы друг с другом, важные сановники. В момент, когда оба подходивших были уже почти лицом к лицу, к ним приблизился третий. Это был принц, подошедший к Букингаму. На его алых, напомаженных губах играла любезная чарующая улыбка. Там же. (Рауль услышал злословие де Варда). 1. - Милостивый государь, - обратился Рауль к де Варду, - вы все не можете отучиться от привычки оскорблять отсутствующих. Вчера вы задели господина д'Артаньяна, сегодня нападаете на герцога Бекингэма. - Милостивый государь, - отвечал де Вард, - вы отлично знаете, что иногда я оскорбляю и присутствующих. Де Вард почти касался плечом Рауля. Они обменивались ненавидящими взглядами. Вдруг около них раздался изысканно вежливый голос: - Мне послышалось, будто здесь назвали мое имя? Рауль и де Вард обернулись. Это был д'Артаньян; он с улыбкой положил руку на плечо де Варда. 2. - Милостивый государь, - сказал Рауль де Варду, - вы еще не бросили привычки оскорблять отсутствующих? Вчера вы оскорбили д'Артаньяна, сегодня - Букингама. - Милостивый государь, - отвечал де Вард, - вы знаете, что иногда я оскорбляю и присутствующих. Де Вард стоял близко около Рауля; их плечи касались одно другого, лица обоих были наклонены, словно для того, чтобы вспыхнуть одновременно от дыхания и гнева каждого из них. Чувствовалось, что один был на вершине своей ненависти, другой - истощал свое терпение. Вдруг они услышали около себя изысканно вежливый голос, говоривший: - Кажется, назвали мое имя. Они обернулись. Это был д'Артаньян, который с веселым, смеющимся взором, сложив губы сердечком, опустил руку на плечо де Варда. (И это еще не всё из первой главы...).
Евгения: Там же. (Встреча д'Артаньяна и де Варда). 1. - Милостивый государь, - продолжал д'Артаньян, - я давно ищу возможности поговорить с вами, но это случилось только сегодня. Правда, место не особенно удобное. Но, может быть, вы соблаговолите пройти ко мне? Это совсем близко. 2. - Милостивый государь, - продолжал д'Артаньян, - я уж давно ищу случая поговорить с вами, и вот только сегодня я его нашел. И мне очень не хотелось бы упускать такой добрый случай. Правда, что касается до места, я согласен, что оно выбрано дурно. Но не потрудитесь ли вы пройти ко мне? Это над лестницей, примыкающей к галерее. Там же. 1. - Нет, со мной господа Маникан и де Гиш, двое моих друзей. - Хорошо, - одобрил д'Артаньян. - Но двоих мало. Вы найдете еще кого-нибудь, не правда ли? - Конечно, - сказал молодой человек, не понимая, чего хочет д'Артаньян. - Сколько вам угодно. - Друзей? - Да, сударь. - Так запаситесь ими, пожалуйста. Подойдите и вы, Рауль. Приведите также господина де Гиша и герцога Бекингэма. - Боже мой, сударь, сколько шуму, - отвечал де Вард, принужденно улыбаясь. Капитан сделал знак, призывавший его к терпению, и направился в свою комнату, где сидел в ожидании граф де Ла Фер. 2. - Нет, со мной Маникан и де Гиш, двое моих друзей. - Хорошо, - сказал д'Артаньян, - но двух людей мало. Вы, может быть, найдете еще кого-нибудь? Не правда ли? - Конечно, - сказал молодой человек, не понимавший, к чему клонит д'Артаньян. - Мы найдем столько, сколько вы пожелаете. - Друзей? - Да, сударь. - Добрых друзей? - Без сомнения. - Ну так запаситесь ими, пожалуйста. А вы, Рауль, пойдите и приведите также г-на де Гиша и г-на Букингама. - О, Боже мой, сколько хлопот! - ответил де Вард, пытаясь улыбнуться. Капитан сделал рукой знак, призывая его к терпению. - Я совершенно спокоен. Итак, сударь, я жду вас, - сказал он. - Хорошо, ждите. - В таком случае, до свиданья. И он направился к себе. Комната д'Артаньяна не была пуста: здесь ждал его граф де Ла Фер, сидя в амбразуре окна. Там же. 1. Д'Артаньян стал кусать усы. - Милостивый государь, - сказал он, - я уже имел честь просить вас точнее формулировать обвинение, возводимое вами на меня. - Вслух? - Разумеется. - Даже если речь идет о постыдном поступке? - Непременно. 2. Д'Артаньян закусил ус. - Милостивый государь, - сказал он, - я уже имел честь просить вас точнее выразить обвинения, возводимые на меня. - Выразить их вслух? - Ну, конечно. - Итак, я начинаю. - Начните, милостивый государь, - сказал д'Артаньян, отвешивая поклон, - мы вас слушаем. - Итак, сударь, дело касается вины не по отношению меня, а по отношению моего отца. - Вы уже сказали это. - Да, но есть вещи, которых касаются с нерешительностью. - Даже если это так, я прошу вас, милостивый государь, победить это колебание. - В том даже случае, если дело идет о постыдном поступке? - Во всех случаях. Там же. (Граф де Ла Фер повествует де Варду о судьбе миледи). 1. - Итак, эта женщина, родом из Англии, вернулась в Англию, после того, как три раза устраивала заговоры против господина д'Артаньяна. По-вашему, она была права? Согласен, ведь господин д'Артаньян оскорбил ее. Но нехорошо то, что в Англии эта женщина соблазнила одного молодого человека, по имени Фелтон, находившегося на службе у лорда Винтера. Почему я никогда не обращала внимания на это "родом из Англии"?.. 2. - Итак, эта женщина, бывшая родом из Англии, вернулась снова туда, покушаясь три раза на жизнь д'Артаньяна. Это было вполне справедливо, не правда ли? Я полагаю так, потому что ведь д'Артаньян ее оскорбил. Но несправедливо то, что в Англии эта женщина соблазнила одного молодого человека, служившего при лорде Винтере и называвшегося Фельтоном. Там же. (После объяснения). 1. Д'Артаньян любезно поклонился придворным, согласившимся присутствовать при объяснении, и все разошлись, пожав ему руку. Никто даже не взглянул на де Варда. 2. Д'Артаньян поклонился любезно дворянам, согласившимся присутствовать при объяснении, и каждый, уходя, пожал ему руку. Ни одна рука не протянулась де Варду. Там же. (Де Вард и Бекингэм договариваются о поединке). 1. - Если вы меня убьете, - сказал герцог, - то вы, право, окажете мне, дорогой де Вард, большую услугу. - Сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вам удовольствие, герцог, - ответил де Вард. - Я ваш покорный слуга, господин де Вард. Завтра утром мой камердинер сообщит вам, в котором часу я уезжаю. 2. - Черт возьми, если вы меня убьете, любезнейший мой г. де Вард, вы этим окажете мне, уверяю вас, знатную услугу. - Я сделаю все, что могу, чтобы быть приятным для вас, герцог, - сказал де Вард. - Итак, решено: я вас увожу. - Я к вашим услугам. Черт побери! Мне для успокоения нужна опасность - смертельная опасность. - Я думаю, вы нашли то, что желали. Я ваш покорный слуга, г-н де Вард. Завтра утром мой камердинер скажет вам точный час отъезда.
Евгения: Глава 2 "Безмо де Монлезен". (Разговор Атоса и д'Артаньяна). 1. - Я знаю эту семейку, - ответил д'Артаньян, - мне пришлось немало повозиться с папенькой. Ну, доложу я вам, задал мне этот папенька работы, хотя мускулы у меня в то время были здоровые и уверенности в себе хоть отбавляй. Право, стоило поглядеть, как я с ним расправился. Ах, мой друг, нынче уж никто не делает таких выпадов; у меня рука ни минуты не оставалась в покое. Впрочем, вы видели меня, Атос, за работой. Шпага у меня была точно змея, извивалась во все стороны, чтобы ужалить побольнее. Ни один человек не мог бы устоять против такого натиска. А де Вард-отец долгонько помучил меня: помню, к концу схватки у меня сильно устала рука. 2. - Я знаю эту семейку, - возразил д'Артаньян; - я имел дело с папенькой. И, доложу вам, в то время у меня были здоровенные мускулы и какая-то дикая уверенность в себе самом; нужно вам сказать, и задал же этот папенька мне встрепку. Надо было видеть, однако же, как и я дрался. Ах, мой милый, нынче уже никто не делает подобных выпадов; у меня была такая рука, которая ни минуты не оставалась в покое, точно вся из ртути; да, впрочем, вы это знаете, Атос, вы сами видели, как я владею шпагой. Так вот: моя шпага не представляла собой простой полосы стали; это была какая-то змея, которая извивалась на все лады, чтобы удобнее поместить свою голову, или точнее - направить свое жало; я начинал с шести фут, доходил до трех, схватывался с неприятелем грудь с грудью, потом отскакивал на десять фут. Никакая человеческая сила не в состоянии была устоять против такого ярого натиска. А этот папенька де Вард, со свойственной его породе отвагой, задорной отвагой, помучил таки долго меня, и я помню, что к концу схватки у меня жестоко болели пальцы. Там же. (Слова Атоса). 1. - Только не я, я хочу вернуться в Блуа. Все эти фальшивые придворные манеры, эти интриги мне противны. Я вышел уже из возраста, когда миришься с этой пошлостью. Словом, в Париже, когда вас нет со мной, мне скучно. А так как вы не можете быть со мной постоянно, то я и решил уехать. 2. - Только не я, так как я хочу вернуться в Блуа. Все это подмалеванное придворное изящество, все эти интриги мне противны. Я вышел из того возраста, когда можно мириться со всею этою посредственностью. Я прочел в огромной Божьей книге слишком много прекрасного и высокого, чтобы после этого меня могли бы заинтересовать какие-то жалкие фразы, которыми перешептываются эти люди между собою, когда желают обмануть друг друга. Одним словом, в Париже и везде, где вас нет со мною, мне скучно; а так как я не могу иметь вас постоянно возле себя, то хочу вернуться в Блуа. Там же. 1. - Нет, дорогой мой, - с улыбкой отвечал Атос, - мое честолюбие простирается гораздо дальше, дружище. Быть министром, быть рабом? Полно! Разве я не выше всех этих министров? Помню, вы иногда называли меня великим Атосом. Если бы я был министром, бьюсь об заклад, вы этого не говорили бы. Нет, нет, я на это не пойду! - В таком случае прекратим этот разговор. И д'Артаньян крепко пожал руку Атосу. - Не беспокойтесь. Рауль может обойтись и без вас, - я в Париже. - Так я еду в Блуа. Сегодня вечером я с вами распрощаюсь, а завтра чуть свет уже буду скакать верхом. - Как же вы пойдете один в гостиницу? Почему вы не взяли с собой Гримо? - Гримо спит; он рано ложится. Мой старик быстро устает. Я берегу его. - Я дам вам мушкетера, который будет освещать дорогу факелом. Эй, кто-нибудь, сюда! На его зов явилось человек семь мушкетеров. - Не найдется ли среди вас охотников проводить графа де Ла Фер? - Я с удовольствием проводил бы, - отозвался ктото, - если бы мне не нужно было переговорить с господином д'Артаньяном. 2. - Ну, - сказал Атос, улыбаясь, - теперь уж д'Артаньян, возвысив меня до небес, сделав из меня какое-то божество, возводит меня на вершину Олимпа, а оттуда низвергает на землю. У меня честолюбие гораздо больших размеров, друг мой. Быть министром, быть рабом, подите вы! Разве я теперь не выше всех министров? Я - ничто! Помнится мне, что вы иногда называли меня великим Атосом. Однако, я сильно сомневаюсь в том, чтобы вы оставили за мною это прозвище, если бы я был министром. Нет, нет, я на это не пойду. - В таком случае не будем больше говорить об этом; отрекайтесь от всего, даже от братства! - Ах, дорогой друг, вы говорите мне пости жестокости. Д'Артаньян крепко пожал руку Атоса. - Нет, нет, не бойтесь отрицать все это. Рауль может обойтись и без вас; я в Париже. - Так я вернусь в Блуа. Сегодня же вечером мы с вами и распрощаемся; а завтра, чем свет, я уже буду скакать верхом. - Вы не можете вернуться один к себе в гостиницу; почему бы вам не взять с собою Гримо? - Друг мой, Гримо спит; он рано ложится спать. Бедный мой старичок очень скоро утомляется. Он приехал со мною вместе из Блуа, и я принудил его остаться дома; так как если бы ему понадобилось собраться с духом, чтобы опять переместиться за сорок миль отсюда - до Блуа, то он скорее умрет, чем пожалуется на это. Но я берегу своего Гримо. - Я сейчас дам вам какого-нибудь мушкетера, чтобы нести дорогой факел. Эй! Кто-нибудь, сюда! И д'Артаньян перегнулся через золоченые перила. На зов его явилось человек семь, восемь мушкетеров. - Не найдется ли среди вас охотника проводить господина графа де Ла Фера? - крикнул д'Артаньян. - Спасибо за вашу любезность, господа, - сказал Атос. - Мне неловко причинять такое беспокойство благородным дворянам. - Я пошел бы с удовольствием проводить графа, - отозвался кто-то, - если бы мне не было необходимо переговорить с господином д'Артаньяном.
Евгения: Там же. 1. Безмо поклонился. Атос ответил на поклон. - Это Безмо, дорогой мой, тот самый королевский гвардеец, с которым, помните, мы кутили когда-то во времена кардинала. - Как же, отлично помню, - сказал Атос, дружески прощаясь с ними. - Граф де Ла Фер, по прозвищу Атос, - шепнул д'Артаньян на ухо Безмо. - Да, да, обходительный человек, один из знаменитой четверки, - кивнул Безмо. - Именно. Но в чем же дело, дорогой Безмо? Кстати, король оставил мысль об аресте. - Тем хуже, - вздохнул Безмо. - Как, тем хуже? - со смехом воскликнул д'Артаньян. - Разумеется, - объяснил комендант Бастилии, - ведь заключенные - это мой доход. - А ведь правда! Я не смотрел на вещи с этой точки зрения. - Вот у вас, - продолжал Безмо, - завидное положение: вы капитан мушкетеров. - Недурное. Но вам, право, нечего завидовать мне: вы комендант Бастилии - первой тюрьмы во Франции. - Я это хорошо знаю, - печально промолвил Безмо. - Каким, однако, унылым голосом вы это сказали. Давайте поменяемся местами. Хотите? - Не огорчайте меня, господин д'Артаньян. Однако я желал бы поговорить с вами с глазу на глаз. - Тогда возьмите меня под руку, и пройдемся: луна так славно светит, вы мне поведаете ваши печали в дубовой аллее. Пошли! 2. Безмо поклонился. Атос отдал поклон. - Но вы, должно быть, знаете друг друга? - прибавил д'Артаньян. - Я смутно припоминаю господина Безмо, - сказал Атос. - Вы должны хорошо помнить Безмо, дорогой мой, того самого королевского гвардейца, вместе с которым мы так кучивали когда-то во времена кардинала. - Как же, как же... - сказал Атос и ласково простился с ними. - Граф де Ла Фер, у которого была военная кличка Атос, - шепнул д'Артаньян на ухо Безмо. - Да, да, человек с выдержкой, один из тех четырех молодцов, - сказал Безмо. - Именно. Но, послушайте, дорогой мой Безмо, не пора ли нам начать говорить о деле? - Пожалуйста! - Прежде всего относительно приказов; выяснилось, что приказов нет. Король оставил мысль об аресте известной личности. - Ах! Тем хуже! - сказал Безмо со вздохом. - Как, тем хуже? - воскликнул д'Артаньян, рассмеявшись. - Да разумеется, - возмутился комендант Бастилии, - ведь мои пленники - это мой личный доход. - А! Правда. Я упустил из виду этот факт. - Значит, приказов нет? И Безмо опять вздохнул. - Вот у вас, - продолжал он, - так завидное положение: капитан-лейтенант мушкетеров! - Разумеется, недурное. Но я не вижу, в чем вы можете позавидовать мне: вы комендант Бастилии, первенствующего во всей Франции замка. - Я это хорошо знаю, - печально промолвил Безмо. - О, каким унылым голосом вы это сказали, черт возьми! Желаете, давайте поменяемся доходами? - Не будем говорить о доходах, если вы не хотите, чтобы я окончательно расстроился. - Что это вы все оглядываетесь по сторонам, словно боитесь, что вас могут сейчас схватить, вы, страж арестованных? - Я озираюсь потому, что нас видят и слышат; по-моему, было бы надежнее вести эти разговоры где-нибудь в сторонке; сделайте милость, отойдем подальше. - Безмо! Безмо! Разве вы забыли, что мы знаем друг друга тридцать пять лет. Со мною вам нечего стесняться. Говорите прямо. Я ведь не глотаю живьем комендантов Бастилии. - Ну, слава Богу! - Пойдем тогда во двор, возьмемся под руку; луна так славно светит, пройдемся по дубовой аллее, и там, под деревьями, вы и расскажете мне все ваши печали. Идем.
Евгения: Там же. (Разговор д'Артаньяна с Безмо де Монлезеном). 1. - Вашими бы устами да мед пить, дорогой д'Артаньян. - Удивляете вы меня, Безмо! Вы прикидываетесь бог знает каким сиротой, а дайте-ка я подведу вас к зеркалу! Посмотрите, какой вы цветущий, упитанный да круглый, точно сыр голландский. Ведь вам уже годочков шестьдесят, а не дашь и пятидесяти. - Все это так... - Черт побери! Я-то знаю, что это так же верно, как и ваши пятьдесят тысяч ливров дохода, - добавил д'Артаньян. Низенький Безмо топнул ногой. - Постойте, - вскричал д'Артаньян, - я вам сейчас докажу: в Бастилии, я полагаю, вы сыты, помещение казенное; вы получаете шесть тысяч ливров жалованья. - Допустим. 2. - Вашими бы устами да мед пить, дорогой господин д'Артаньян! - Вы меня удивляете, Безмо; взгляните-ка на себя, милейший. Черт знает, каким вы представляетесь сокрушенным, а вот я подведу вас к зеркалу, так вы и увидите там, какой вы на самом-то деле, плотненький, здоровенький, жирный да круглый, что добрый сыр в масле; глаза у вас горят, как уголья, и, если бы только не эта скверная морщина, которую вы стараетесь сделать себе на лбу, то вам нельзя бы дать на вид и пятидесяти лет. А на самом-то деле вам есть уже десяточков шесть, не правда ли? - Да так-то так... - Черт возьми! Я-то прекрасно знаю, что это правда, как правда и доход в пятьдесят тысяч ливров. Безмо даже топнул ногою. - Стойте, стойте! - перебил его д'Артаньян, - я вам сейчас сделаю все выкладки; вы были капитаном гвардии господина Мазарини; это двенадцать тысяч в год; допустим, вы получали их в течение двенадцати лет; вот уж сто сорок тысяч ливров. - Двенадцать тысяч ливров! Да вы с ума сошли! - вскричал Безмо. - Старый скупердяй никогда не давал больше шести тысяч, а повинности по службе всегда доходили до шести с половиною тысяч. Да еще господин Кольбер, который урезывал у меня шесть тысяч, отваливал мне в награду за это пятьдесят пистолей, так что не будь у меня маленького клочка земли, который мне приносит двенадцать тысяч ливров, мне бы ни за что не выкрутиться. - Поставим крест на этой статье и перейдем к полсотне тысяч ливров дохода с Бастилии. Там, я полагаю, вы и сыты, и помещение казенное, да еще шесть тысяч ливров жалования. - Пусть будет так. Там же. 1. - В результате мне пришлось выдать семьдесят пять тысяч ливров Трамбле да столько же Лувьеру. - Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их руки? - Именно! 2. - В результате мне пришлось выдать на долю Трамблея семьдесят пять тысяч. - Недурно!.. А Лувьеру сколько? - Столько же. - Итак, сразу? - Нет, не сразу; это было бы невозможно. Король не хотел, или, вернее, господин Мазарини не хотел дать понять, что он отрешает от должности этих двух весельчаков - исчадие баррикады; и вот, он допустил, чтобы они поставили условием своей отставки львиные требования. - А какие именно? - Трепещите!.. Доходы за три года, в качестве могарыча. - Вот дьявольщина! Значит, полтораста тысяч ливров уплыли к ним в ручки? - Именно. Там же. 1. - Любопытная штука, - пробормотал д'Артаньян. - Теперь вы понимаете, почему я не весел? - И очень даже. - Вот я и явился к вам, господин д'Артаньян, потому что вы один можете вывести меня из затруднительного положения. 2. - Это любопытная штука, - пробормотал д'Артаньян. - Так теперь вы понимаете, что у меня может быть морщина на лбу? - И очень даже! - Так теперь вы понимаете, что, несмотря на то, что я кругленький, как сыр, и румяный, как яблоко, несмотря на мои глаза, напоминающие собою раскаленные уголья, несмотря на все это, я дошел до такого состояния, что боюсь, что у меня может не оказаться ни сыру, ни яблока покушать, а останутся одни только глаза, чтобы плакать. - Положение отчаянное. - И вот, я явился к вам, господин д'Артаньян, потому что вы один можете вывести меня из затруднительного положения. Там же. 1. - Я честный человек, дорогой господин д'Артаньян, и содержу своих заключенных, как царей. - Ей-богу, мне вас жаль... Послушайте, Безмо, можно положиться на ваше слово? 2. - Все оттого, что я честный человек, дорогой господин д'Артаньян, и что я кормлю своих пленников, как каких-нибудь державных властителей. - Черт возьми! Вот так попался; вам остается только хорошенько обкушаться вашими прекрасными обедами и лопнуть к завтрашнему полудню. - Жестокий человек, у него еще хватает духу смеяться! - Нет, право, вы меня огорчаете!.. Ну, послушайте-ка, Безмо, можно положиться на ваше честное слово?
Евгения: Глава 3 "Игра у короля". 1. Что касается Бекингэма, то он занимал ее очень мало; этот беглец, этот изгнанник уже превращался для нее в бледное воспоминание. Принцессе нравились улыбки, ухаживания, вздохи Бекингэма, пока он был здесь; но ведь он уезжает: с глаз долой - из сердца вон! Герцог не мог не заметить этой перемены; она очень больно задела его. Человек от природы деликатный, гордый и способный на глубокую привязанность, он проклинал тот день, когда его сердцем овладела эта страсть. Холодное равнодушие принцессы действовало на Бекингэма. Презирать ее он еще не мог, но уже способен был смирить порывы своего сердца. 2. Что же касается до Букингама, то он ее занимал довольно поверхностно; для нее этот беглец, этот изгнанник превратился уже из человеческого существа в какое-то воспоминание. Легкомысленные сердца все на один лад; отдаваясь всецело настоящему, они сразу порывают всякую связь с тем, что может ввести хоть малейший разлад в их сытое, обеспеченное, эгоистическое существование. Мадам очень нравились улыбки, ухаживания, вздохи, пока Букингам был тут; но издали проделывать все это решительно было ни к чему. Кто может знать, куда уносит вздохи тот ветер, который дует в ущельях и подгоняет тяжелые корабли? Герцог не мог не заметить этой перемены, и его сердце было смертельно ранено. Будучи по натуре нежным, гордым и способным к глубокой привязанности, он проклинал тот день, когда его сердцем овладела эта страсть. Взгляды, которые он кидал на Мадам, мало-по-малу, остыли от ледяного дуновения ее мысли. Он еще не был в состоянии презирать, но уже достаточно овладел собою, чтобы усмирить в себе мятежный голос сердца. Там же. 1. Глаза принцессы лучились. С ее алых губ лилось веселье, как назидательные речи из уст старца Нестора. В этот вечер Людовик XIV оценил в принцессе женщину. 2. Глаза принцессы метали молнии; с ее алых губок лились потоками веселые речи, подобно тому, как лились убедительные речи из уст старого грека Нестора. А вокруг королевы и короля все придворные, как очарованные, почувствовали, наконец, что можно было смеяться в присутствии самого великого в мире властителя, и что на них смотрели, как на людей самых вежливых и умных во всем свете. В этот вечер Мадам имела такой успех, что могла очаровать не только простых смертных, но и тех, которые должны бы были, по высокому своему положению, быть застрахованы от подобных головокружительных увлечений. И с этой минуты Людовик XIV смотрел на Мадам, как на интересную особу. Там же. 1. Женщины, от внимания которых ничто не ускользает, - и первая Монтале, - не преминули шепнуть своим приятельницам: - Король вздохнул. - Принцесса вздохнула. И это была правда. Принцесса вздохнула беззвучно, но сопроводила свой вздох таким выразительным взглядом красивых черных глаз, что лицо короля покрылось весьма заметным румянцем. 2. А женщины, - так как от их внимания вообще ничто не может ускользнуть, - вроде Монтале, например, - не преминули сообщить своим приятельницам: - Король вздохнул. - Мадам вздохнула. И это была истинная правда. Хотя Мадам вздохнула беззвучно, но она сопровождала свой вздох той мимикой, выразительность которой представляла гораздо большую опасность для спокойствия королевского сердца, чем самый громкий вздох. Мадам вздохнула, закрывая свои прекрасные черные очи, потом она снова открыла их и с неописуемой скорбью, светившеюся в них, устремила их прямо на короля, лицо которого тотчас же покрылось яркою краскою. Там же. (Фуке вернулся домой и зашел к Арамису). 1. - Ах, друг мой, - продолжал Фуке, - подумать только - сейчас, когда я проезжал по улице, прохожие кричали: "Вот едет богач Фуке!" Право, дорогой мой, от этого можно потерять голову. - Нет, монсеньер, не стоит, - флегматично проговорил Арамис, посыпая пескам только что написанную страницу. 2. - Ах! Друг мой, - продолжал Фуке, - подумать только, что сейчас, когда я проезжал по улице, люди кричали: "вот едет богач, господин Фуке!" Откровенно скажу вам, дорогой мой, можно окончательно лишиться рассудка! - Ну, нет, господин Фуке! Это, знаете ли, как говорят: шалишь, себе дороже! - проговорил флегматичным тоном Арамис, посыпая только что написанную страницу песком.
полная версия страницы