Форум » Диссертации, догматические и умозрительные » Символичность у Дюма-2 » Ответить
Символичность у Дюма-2
Орхидея: В этой теме хотелось бы поговорить о символичности в произведениях Дюма. В первую очередь в мушкетёрской трилогии. Где-то можно разглядеть аллегории, подозрительные совпадения, сюжетную деталь взявшуюся неспроста и т п.
Дженни: СУДАРЫНИ! ОРХИДЕЯ: Фраза, а, или точнее, дума Арамиса;.."Его СВЯТЫМ ОТЦОМ! - это и есть, в каком-то роде и мысленнный ответ, и мыслеречь прелата юному принцу. Иной раз, не сказанное вслух, воспринимается собеседником, именно, как - Ответ.. Хоть, и действительно, безмолвье можно трактовать совершенно, абсолютно по-разному. но здесь, и в данному случае, они оба словно прочли мысли друг друга. И в реальности - уже не в романе! - дано бывает иногда такое людям. Да. Теперь насчет тогдашней хирургии. И теория и практика могли существовать и вполне взаимосвязано тогда.Арамис мог не только присмотреться к аким либо и к хирургическим азам, но возможно, подобно Гримо, он также мог приобрести некие познания. в сей области медицины. И возможно, что ему когда либо случалось применить свои знания и на практике. Благо, к тому предрасполагало и само его время: внутренние и внешние войны, а иногда - междоусобицы,личные и политические, дуэли, а также еще и Фронда, и государственный революционный переворот, случившийся ы Англии, попускаемый пуританами во главе с милордом Оливером Кромвелем, и завершившейся кровью с эшафота короля Карла Первого, да мало ли что еще, каких знаменательных событий, выпили всю кровь с жил и вен Франции! Многие тогда, и волею неволею окунались, а некоторые даже с головой, во многие медицинские отрасли. Многим, и независимо от сословия - дворянин ты, буржуа, военный иль судейский, или же вовсе крестьянин- простолюдин, - пришлось, на живую, в прямую, столкнутся с ранами и с кровью. Глядишь, кое-кто из них и понаторел в странном и дивном лекарством искусстве. Вот и Арамис. думаю, не стал исключением и в этом плане. Притом что он - священник. Таки еще - иезуит. А из этой среды - среды военного духовенства, среди многочисленных духовно-рыцарских орденов - и надо отдать должное! - немало выходило медиков, талантливых и ярких. И отличных психологов к тому ж. А наш прелат - схватывает азы любого учения - буквально на лету. Да, и кстати..Еще одно любопытное медицинское наблюдение у Дюма..Касаемо Атоса: "Атос хотел прислонить голову раненного младшего Парри к своему колену, но заметил, что рана нанесена немного выше мозжечка"..Интереснейшая и, на самом деле, точнейшая и тончайшая деталь..Так точно это мог определить лишь специалист в нейрохирургии..Дюма нигде больше не говорит об этом..Но откуда-то же Атос мог же. и именно об этих нюансах, - что именно - "выше" и именно - "мозжечка" - о тонкостях об этих - знать?! И знать. похоже что, - наверняка. Друзья! У какого какие есть мысли. идеи и предположения и на сей счет? А все случившееся с близнецами по крОви, и рода королевского, - похоже, разбитые осколки и обломки Закулисья-Зазеркалья, где, до неузнаваемости, и до неописуемости искажен и перевернут мир. Где правота и Истина вообще лишь перевернуты вверх дном. И с обоих сторон все существующие, мыслимые ли границы, - не просто же - размыты. А лишь - стерты. Где все перемешалось в психике, и в психофизике, в сознании и подсознаньи, и вывернулось, живьем, как есть, "мехом" наизнанку. Да, все верно, ОРХИДЕЯ: "Ситуация - совершенно - иезуитская". И по существу - это произвол и преступления, распри и дрязги, интриги и козни, оговоры и наветы, расправы и месть, и свои и чужие счета, что оплачены с кровью, с лихвой, истерика, и ложь, и фальшь, все это - лихо, что сыпятся, и как горох, меж особами королевских и, что ни на есть, "голубых"аристократических кровей, чья нагота прикрыта лишь туманною завесой "интересов государства".. И Арамис, и как заправский Музыкант, сыграв на этих стрУнах, как драмы постановщик-режиссер, свою ведь предложил, и, как Актер, блестяще. тонко, и с изощренным ли, поистине иезуитским ли лукавством, коварно разыграл, завязку, фабулу, развитие сюжета. Финал вот только пьесы "драматурга" подкачал. На полдороге к завершенью оборвался.. И Арамис ошибся поневоле: от перемены мест слагаемых меняется порой - вся суть. Да еще как!.. И еще, ОРХИДЕЯ! Арамис, в случае удачного свершенья подмены близняшек-королей, рассчитывал - на папскую тиару. Хотя, возможно, сей высший и духовный сан отнюдь не помешает и должности вакантной и первого министра. За примером далеко и долго ходить не надо.. Отнюдь не безызвестный и великий в Истории. во Франции, - епископ бывший и люсонский, а именем - Арман-Жан дю Плесси, дюк де Ришелье, был не только герцогом-кардиналом своей страны, - "Красным Герцогом", как остро и метко прозвал его, и в свое время, насмешливый Арамис. - но и ее премьером. Так что несостоявшийся папа вполне мог слегка сместить, слегка "подвинуть" Фуке с поста высокого чиновника. Хоть и искренне был благодарен, и горячо и предан ведь ему. Да. Сплошной клубок непримиримых, властных, всех мыслимых-немыслимых противоречий - наш прелат! И в случае Людовика и Фуке, Филиппа и Арамиса все случившееся и произошедшее - это, скорее всего, уже и - ассиметрия. Словно оборотная ли сторона, одна из граней либо черт, в изломах безысходности, и обреченного навек, Исхода ли изгоя, и все того же, магического и мистического, волшебного и фантасмагорического пространства-тайны Закулисья-Зазеркалья.. И уже не как зазеркальное и закулисное, синхронное и синтезированное отражение друг друга - но как расколотые надвое, душевные обломки и осколки. И пронзительные и рваные, хрустальные кристаллики частей, забившихся в конвульсиях и корчах, агониях тоски, в смертельных спазмах, - немыслимо и склеить. И невозможно уж в мозаику, и цельную, цветастую, живую ли, в крови и плоти, - снова ли собрать.. А по поводу Ваших слов о Фуке, который, "не захотев стать соучастником одного преступления, становится соучастником другого, к слову, также совершенному в его доме.." знаете..ОРХИДЕЯ..Мне кажется, здесь, как наиболее яркая и точная, и словно б вещая и мудрая, и выполненная в трагических тонах, и живописнейшая иллюстрация, - три пословицы.. простые и народные..Всего лишь - три: И от сумы и от тюрьмы - не зарекайся".."Чему быть - того не миновать"..И - заключительным, и в музыке, аккордом: "Ведь от себя - не убежишь.." СПАСИБО, ДАМЫ!
Орхидея: Дженни пишет: Хоть, и действительно, безмолвье можно трактовать совершенно, абсолютно по-разному. но здесь, и в данному случае, они оба словно прочли мысли друг друга. И в реальности - уже не в романе! - дано бывает иногда такое людям. Да. Такое, разумеется, бывает. Но в данном случае на прочтенные мысли в тексте нет прямого указания, поэтому мы не может утверждать это наверняка. Последней репликой прозвучала просьба быть отцом, а потом диалог, я так понимаю, завершился взаимным поцелуем. Арамис мог не только присмотреться к аким либо и к хирургическим азам, но возможно, подобно Гримо, он также мог приобрести некие познания. в сей области медицины. И возможно, что ему когда либо случалось применить свои знания и на практике. Не спорю. Но у Гримо явно не было теории. Я не думаю, что он корпел над медицинскими трактатами. Тут всё из опыта и практики. Если постоянно оказывать помощь продырявленным господам, натренируешься.)) Арамису скорее впору сидеть с трактатами и реже оказывать помощь на практике, хотя делать это наверняка умел. И друзья его, успевшие повоевать ничуть не меньше, а то и больше, тоже знали, что делать с ранениями. Я лишь хочу сказать, что во всех этих случаях уровень не вполне профессиональный. Вот и Арамис, думаю, не стал исключением и в этом плане. Притом что он - священник. Таки еще - иезуит. А из этой среды - среды военного духовенства, среди многочисленных духовно-рыцарских орденов - и надо отдать должное! - немало выходило медиков, талантливых и ярких. И отличных психологов к тому ж. А наш прелат - схватывает азы любого учения - буквально на лету. Да нет, у нас отсутствует информация, чтобы Арамис когда-либо принадлежал к военному духовенству. Среди солдат он обычно мгновенно переставал чувствовать себя священником и сам превращался в воина. Сан и всё прилагающееся сразу побоку.) И к ордену он принадлежит исключительно монашескому, никак не к духовно-рыцарскому. Вы уж извините, что я к таким деталям прикапываюсь.) Да, и кстати..Еще одно любопытное медицинское наблюдение у Дюма..Касаемо Атоса: "Атос хотел прислонить голову раненного младшего Парри к своему колену, но заметил, что рана нанесена немного выше мозжечка"..Интереснейшая и, на самом деле, точнейшая и тончайшая деталь..Так точно это мог определить лишь специалист в нейрохирургии..Дюма нигде больше не говорит об этом..Но откуда-то же Атос мог же. и именно об этих нюансах, - что именно - "выше" и именно - "мозжечка" - о тонкостях об этих - знать?! И знать. похоже что, - наверняка. "Атос попробовал прислонить его голову к своему колену, но заметил, что рана нанесена немного выше мозжечка и череп раскроен. Кровь лилась ручьем." Действия на основе здравого смысла, не прислонять же к колену раной. В черепе буквально дырка. А в самом факте упоминания мозжечка не вижу ничего странного. Этот отдел мозга упоминается, кажется, ещё у Аристотеля и Галена. Мозжечок занимает не так мало места в голове, чтобы не понять ориентировочно, что выше, а что ниже. Он аккурат ниже затылочной доли. А если Атос, человек энциклопедической эрудиции, читал относительно свежие на тот момент работы Везалия, то должен был знать и о функциональной значимости мозжечка. У меня по роману вообще складывается впечатление, что нет таких вещей, которых Атос не знал бы. Короче, никакого анахронизма. И еще, ОРХИДЕЯ! Арамис, в случае удачного свершенья подмены близняшек-королей, рассчитывал - на папскую тиару. Хотя, возможно, сей высший и духовный сан отнюдь не помешает и должности вакантной и первого министра. Кардинальский сан не помешает, а вот папская тиара помешает.)) Став папой, Арамис стал бы главой суверенного государства, а соответственно не мог бы занимать должностей во Франции. Но в этом случае они были бы ему уже и не нужны.)
Дженни: ДОБРОЕ ВРЕМЯ СУТОК, ОРХИДЕЯ! Вот не знаю, завершился ли взаимным поцелуем, тот, в странном искусе, и Арамиса с принцем, диалог. Но, хотя в издании, такого у нас нет, нетрудно, в сущности, обрисовать, и образно и красочно представить и живописную, и чУдную картинку! И я бы завершила этот разговор словами Гамлета, и в его обращеньи к другу своему Горацио: "Дальше - ТИШИНА".. Но точки, думаю, еще ведь не поставлены над "и". И каждый волен выбирать, и как ему иль ей, опять подскажет, - СЕРДЦЕ.. Теперь - насчет Гримо. И вновь четверки обаятельной друзей. Ну да, уровень у них у всех - не то, чтобы совсем - профессиональный. Но главное, что у них у всех умения и опыт некий в медицине, познания азы, и все же - ЕСТЬ..А практика - лечить господ и слуг ли продырявленные шкуры, - она, со временем, похоже, возрастает. Как впрочем, и теория. Что, в свою очередь, в дальнейшем отражается, и волею-неволей ли, на деле. И тут уж уровень профессионализма в лекарском искусстве может повышаться. Хотя, конечно, и без глубоко специальных знаний - Ваша Правда! - тут - ой-ой-ой! - и как не обойтись! Не, Ваши "придирки", ОРХИДЕЯ, заманчивы, и увлекательны.И - справедливы, и - верны. Так что - "придирайтесь" вволю! Орден иезуитов, к которому впоследствии примкнул Арамис, был изначально все же - духовно-рыцарским Орденом. Возможно, со временем, этот Орден, отвергнув прежние устои, претерпел и в корне, в своем уставе изменения, подвергся реорганизации, и реконструкции и даже реставрации в Истории, монахам Ордена Игнасио Лойолы, отколовшегося и от капуцианства, и отрешившегося от францисканства, и воинские дисциплины были заведомо, отлично ведь знакомы. А вот то, что Арамис, переставая быть священником, трансформировался в воина. и наоборот, из воина стал священником, прелатом, ну и заодно - внештатным ли духовником Бастилии!, - так с этим я согласна, ОРХИДЕЯ! Сплошной клубок противоречий, что же тут поделаешь..Об чем тут говорить.. Хоть говорить приходится, на самом деле, - бесчисленно, и бесконечно ли, о многом.. Итак, согласно Карлсону, "продолжаем разговор"..: Теперь - в отношении раненого Парри и Атоса. Да, череп бедняги Парри был практически, и надвое, расколот, рассечен, раскроен. Да, кровь истекала и хлестала из этой жуткой раны - едва ли не фонтаном. (согласно ли Дюма - "ручьем") Да, веленье прежде всего и здравого смысла велело Атосу НЕ прислонять голову раненого, и к своему колену.А вот относительно области мозжечка..Да, Атос был глубоко и широко, на диво, энциклопедически ли образован..Но ЗНАТЬ! тончайшие нюансы, и в такой и специфической области, как нейрохирургия, помимо всего прочего, Атосу было многое, неотвратимо МНОГОЕ, Судьбой его, дано.. Кстати, ОРХИДЕЯ! Спасибо Вам душевное за сведенья, касаемых и этой области, во время Оно, медицины. А насчет, опять таки, и мозжечка..Да, думаю можно на месте сориентироваться, что - выше, а что - ниже..Но функции и нервов и сосудов, рефлексию и тканей-органов, и нервных окончаний головного мозга выяснить и выявить в попытке разговора с человеком, у которого, "собственно, только полголовы"..способен опытный лишь медик..И Атос, пробуя вновь завязать с ним диалог, возможно, нечто понял, в специфике и остро характерном плане нейрохирургии, про него..У Автора - я повторюсь - нигде не сказано и впрямь об этом..Но иногда лишь нечто чувствуешь и чуешь..И иногда - читаешь словно между строк.. Вы пишите, чуть дальше, ОРХИДЕЯ,: "..Арамис стал бы главой суверенного государства, и, соответственно, не мог занимать должностей во Франции.Но, в этом случае, они были бы ему уже и не нужны. Да, Вы прАвы. Ставши во главе испанского суверенитета, уже увенчанный, и папской гордою тиарой, Арамис, и за ненужностью уже, вполне мог бы отказаться от высших должностей в своей родной стране - и Сердцу милой и любезной, Франции.. Возможно.. И просто здесь припомнился один прелюбопытный и реальный случай. И на деле исторический ведь факт..В Италии духовный высший сан, и папский ли престол, в свое ли время принял некий Бальтазар Коссе..В далеком незабвенном прошлом - его занятие - пиратство. Став папой, и обретя и наконец, и в папской ли неслыханно-невиданной сокровищнице, порыскав вдоволь-вволюшку, по разным тайникам, взалкавши ли, несметные богатства, отыскав, при сем при том, и драгоценные, и самоцветы, и каменья, он не оставил то, к чему Душа его, и издавна, неистово и бешено, и с дикой страстью-властью ли стремилась, и лежала: каперство. И руки бывшего пирата по локоть ли закапаны, заляпаны вновь - кровью. Он был низложен, Бальтазар Коссе. И имя его навек исчезло с папских списков.И вымаранного, с замаранного кляксами, и с папской грамоты, и описью и конфискации награбленного, в прошлом ли сокровища-имущества, и с чистоты непредсказуемой, затейливо-узорчатой ли прописью исписанного, и в странном случае, вновь не сожженного, в анафеме церковной ли, листа..И имя папы и пирата - тогда среди чужих, своих, и попросту, - химера. И смерть его в Истории лишь за церковною, и в вечность прОклятой, оградой.. Странно, правда? И словно кануло, и все в небытие.. Но разве за светлым Гением и Моцарта, за скрипкою волшебной Паганини, еще и за Есениным, впридачу, в тоске осенней, смертной, алкоголя, когда бесцветно-белой, прозрачной бабочкою-молью, чья боль и мука выпьет и до дна, разъест, и рваной раной, и воспаленною отравою спиртного, и выест ли, по капле, мозг, чьи крылышки, и легкие и светлые, сгорают ли бессмыслицей-абсурдом, и яростно кипящем. и болящем, и солью моря ли нещадно лишь пьянящим, изгоем обреченного Исхода,и тайной-таинством, во взвеси невесомой лун и Солнц, и в бесконечности сгорающем огне, и, словно выхлестом-запоем, бесцельно-пьяно трачены виски, и Осень в отвратительно прекрасных, безумно желтых, и отталкивающих своим ли чУдным и чудесным обаяньем, и кровью Солнца однажды выпитых и вылитых, и вещей мудростью пронизанных, цветах, и в реквиема пламени-огне, с лихвой заворожЕнною, загадке, не приходил тот Черный Человек? Но ведь зачем-то разыгралась просинь. Зачем-то же случилась ли История давно. И истекает алостью, и Солнца кровью, Осень. И что-то Сердцу, знать, и таинством, дано. И сединой опаленА, сгорает снова проседь. И нити вновь лиловой ворожбы. Длиною в Жизнь, и лишнего не спросит, Цыганка-Фея, в тайнах ли Судьбы. И синью ли зашлась, и захлебнулась просинь. И мыслью, замыслом ли Бога, - высь. Дитя, и лунно-невесомой взвеси, - Осень. И дань Истории - длиною в Жизнь. Ну вот..моя попытка Вам ответа, ОРХИДЕЯ!
Констанс1: Дженни ,рискну поправить . Арамис Никогда не стоял во главе испанского суверенитета. Он краткое время представлял интересы Испанского Королевства во Франции в качестве Чрезвычайного Посла. Арамис был главой государства без территории , именуемого Орденом Иезуитов, Арамис, в качестве Генерала этого ордена и был главой государства без террритории.
Дженни: КОНСТАНС! ДОБРОЕ ВРЕМЯ ВАМ СУТОК! Здесь, я, наверное, просто забыла, упустила поставить частичку условного наклонения - "бы". Извините! Спасибо. что напомнили! Да, все верно: стоять во главе испанского суверенитета, Арамису, действительно, никогда не пришлось. Хоть честолюбивые помыслы и личные амбиции захлестывали у него, и через край. А ведь,еще и как Генерал тайного и крайне могущественного, да еще по тем-то временам, что приходились на стык расцвета французского абсолютизма (Луи Четырнадцатый) и начала, зародыша распада и краха монархии как государственного строя, монархии, как таковой (ярчайший и сильнейший пример тому - Людовик Шестнадцатый и его дражайшая супруга, королева из австрийского королевского дома, ее величество Мария-Антуанетта, чьи Жизни оборвались на ало-черном, лютом эшафоте, и последовавшие, вслед за ними, свержение, и санкюлотами, всего родовитого дворянства, и кровавый террор Французской Великой Революции) ордена иезуитов, - этого развитого и исторически, и политически, и экономически, и духовно, и военно, да как угодно, государства в государстве, - в случае - подчеркиваю. УДАЧИ! - заговора с подменой королевских близнецов, - Арамис, снедаемый и до мозга костей, пронизанный и своим и рваным, обожженно-обнаженным нервом, душевным одиночеством, так тщательно, и лишь до поры до времени, и так искусно скрываемого от всех, а заодно и горячечно-воспаленной лихорадкой честолюбия, вполне мог бы рассчитывать и на свою главенствующую роль в политической игре, внешней и тайной, закулисно-зазеркальной, суверенитета Испании, и на папскую тиару, в том числе. Мог бы.. Но История здесь сыграла против него. И самым роковым ли образом проклятья и закланья. И, как нельзя время и прошлое свое поворотить ли вспять, так и воспаленный здесь мозг Арамиса, раздираемый внутреннею мукой, и отравленный, чудовищно изувеченный и всем случившейся ли с ним, агонией, тоскливою и адской, после страшного и гибельного для него, для Портоса, и для принца, и в том числе. - для многих, для бесконечно многих, такого сокрушительного ли провала, после - что и говорить - безумно, фантастично гениального и изощренно-хитроумнейшего замысла, обернувшегося невыносимой болью и непоправимою кровищей, такого дикого и необъятного фиаско, вынужден принять, в безумной спешке сплошь охватившей, и с ног до головы его, свое решение - бегство с Портосом на Бель-Иль. И отдача уже изначально обреченного Филиппа его собственному горю-злосчастью. Навстречу его тайной и искалеченно-исковерканной, непримиримо-неотвратимой, как Рок или Бог, да в горячую алую кровь, да неумолимо, неуемно истерзанной доле.. Его уж заранее, невесть ли Кем, да уж выпетой ноте..Выпитой, вылитой словно вынос и выхлест кровины, его предначертанной, страшной недоле-неволе..Душевным ядом. внутренним огнем расплавленного мозга, и метко пущенной стрелой, разящей остро вновь Судьбе.. И что, невольно, остается после?.. И осталась лишь - Тайна.. Что алчно жаждет искупления-разгадки. И, как всепоглощающий и вездесущий Молох, вечно требует заклания жертвы. и - крОви. И остались лишь магии и мистики и ирреальных ли видений, как страсть и грех, как вечный неспокой и непокой, душистые, загадочно волшебные и белые цветы. Остается дерн, бархатистый и мягкий..Под которым мирно спят Атос и Рауль..И - бесконечно и бескрайне, и запредельно выпетое Небо. Где тайну звезд, и млечных ли туманов, и мшисто-бархатных болот, познает лишь - уставший.. Остается скала, что пропела Песнь Гомера добродушному и могучему титану.. Остаются слова прощания маршала Франции..Там, на после боя. Последнего уж для него.. Остается на острове Сен- Маргерит, сплошь заросшим шелковвисто-бархатистым и звездчатым мхом, а потом и в глухом и каменном мешке извечного "пугала" Бастилии, таинственный узник..Чье лицо навеки скрыто кованой железной маской.. И остается еще одинокий подагрик-старик..Блестящий дипломат, и изысканный посол Испании во Францию. Носящий блистательное и сиятельное имя герцога д Аламеда. И остается ли безысходно-обреченно, изгоем ли исхода, и криком воплем, смертельно раненной ли выпи, и в топи-омуте, и одури зелено-мщистого, русалочье манящего болота, и одиночеством горящего осеннего вина, и чьей-то ли чужой, своей, и чуждой, близкой, как в сокровенном - исповедь, янтарно ли горчащим послевкусием и осени, и пламени, и воспаленно, грешно,рвано ли пылающей, и неизбывно, страстно ли пьянящею виной, и небывало, необъятно, и сокровенно лишь зашедшаяся грусть, и вновь подавленная горечь. И потаенные рыданья ли в тиши при близком Свете яркой, хрупкой, и в тайне-сгустке ли и сплаве, и в призме отраженного, спрессованного Света, в преломленье прозрачном, лунно-невесомом, в свеченье огненной и маревом зажженной лунной взвеси, и в таинстве, как капля-кровь, и в алости и ярости безумием расплавленного воска, в неярко и неясно, гаснущем мерцании, и в кромке ли неброского огарка затепленной и тающей в ладони, оранжевой и тонкой, и странно гаснущей, и умиравшей, предчувствьем смерти ли, осенним, запоздалым одиночеством, в блуждении и в блуде ли лукавым, и в западню-ловушку, поневоле, случайно ли попавшим огоньком, и в чем-то недосказанном, невысказанном, неоспоримо вещем, вновь тихо, рьяно, ало, в невыносимо затаенном плаче, вновь сумасшедше тающей свечИ.. Какой разительный контраст! Не правда ли? "Слушай льющееся беззвучие..Слушай то, чем не давали тебе насладиться при Жизни, - Тишиной"..(М.Булгаков "Мастер и Маргарита") И остается - Память.. Остается - История. И еще - остается - Судьба.. Что воплощены и искрометным жизнелюбием, и дивно ли горящей, пронзающей вновь Душу, и с заразительной лишь силой, душевной энергетикой. И глубоко человеколюбивым и мудрым, искрящимся лукавой добротой, неистребимым и волшебным магнетизмом, влюбленным в Жизнь лишь, Гением Дюма.
Констанс1: Дженни , интересная точка зрения. Только смею напомнить-Арамис атеист ,реалист и жесткий прагматик, то.скорее всего все его провалы следствия его же неверных политических расчетов, непомерной самонадеянности и при всем уме и хитрости, непонимание человеческой психологии и неумение доверять, Даже друзьям, которых ему даровала судьба. Любил ли он друзей, безусловно да, дал бы себя за них в куски изрезать -и тут ответ положительный, а вот доверять им за 35 лет так и не научился. В своем провале в заговоре по подмене близнецов-виноват он сам и больше никто,в гибели Портоса тоже только его вина, в том, что за 4 года разлуки не передал Д Арту весточки, что жив, здоров-тоже его вина. Конечно друг был зол на него, ему тяжело было простить, но ведь их осталось только двое, и Д Арту наверняка было бы легче , если бы он знал, что где то в другой стране Арамис -жив, здоров.
Дженни: И ВНОВЬ - ВРЕМЯ ДОБРОЕ СУТОК ВАМ, КОНСТАНС! ТАКЖЕ КАК И СНОВА - ВАМ СПАСИБО ЗА ДОБРОЕ СЛОВО! Но здесь я с Вами, извините, кое в чем немножко не соглашусь..А наоборот,- чуток поспорю..Ладно? Вы говорите: "Арамис - атеист..".. Нет. в том, что этот один и сложнейших и противоречивейших героев Дюма, - реалист и прагматик, причем - до мозга костей, - да. И в этом я разделяю Ваше мнение. Понимаете, КОНСТАНС, Арамис, при всем своем сугубом и извечном скептицизме, все же - ВЕРИТ. Верит - в БОГА. Верит - в Божье провиденье, как и в Высшую Справедливость, так и в Высшее Милосердие Небес. Но и ему отнюдь не чужды сомнения. Как и все. глубоко человеческое, отнюдь не чуждо ему. И он - Любил. Любили - и его. И ему довелось изведать Дружбу. Да такую, порой, не сыщешь и вовек. Ему от природы было многое дано. Бесконечно многое. Но вот вся штука, все дело-то и в том, что он, после пережитого краха и разрыва, причем, внутреннего, душевного! - с Фуке, и после мук, ужасных мук, и кровавой боли, и "благословения"-анафемы в адрес последнего, , закапанной, заляпанной, запятнанной, и из ногтями ли мучительно, истерзанно разодранной груди, и алой и горячей струйкой, неистово и бешено сочившейся ли кровью, и после глубоко сокровенного, и исповедального вновь осознания неумолимой обреченности и неотвратимой безысходности, как и своей, так и Филиппа. так и первого министра, суперинтенданта финансов, он оказался как бы - на развилке, и на перепутье, на перекрестье своего и многотрудного, и многосложного, и своего ли крестного, - если быть искренней - пути. "Все мы - в тенетах и власти Рока".. Это сказал, и в свое время, некогда, король эльфов Финрод Феллагунд, отдавший некогда свою бессмертную Жизнь за жизнь и Любовь, а вместе с тем и Судьбу, - простого, смертного Человека. Как все Вы хорошо помните. друзья! И в Арамисе вскипела, внезапно, вдруг, и обнажилась ли закланьем та грань исповедальная, так сокровенная и запредельная и запредельная черта, то золотое сечение, когда Человек зависает, и крестом, распятьем ли раскинув руки, над пропастью над бездной, зиявшей и разверстой, и истекавшей, захлебнувшейся, и задохнувшейся, зашедшейся звериною нечеловечески смертельною тоской, и человечески нагой, и обожженно-алой кровью, словно жгучая ли рана..Две виселицы Жизни есть у Человека, образно ли говоря. Блаженство рая..Или агония-геенна, пекло-пепла багрвово-огненного ада..И Арамис, раздираемый и надвое обломками, осколками сознанья-подсознанья, не помня,и в искаженнье-исступленье оглашенно одержимом, и словно бесноватом, и, может, самого себя, забившись ли в агонии, он ставит свечку заодно и Небу ли, и черту. Неверие-безбожие и ВЕРА здесь словно бы опять - и предначертано. и неестественно, соседствуют и сосуществуют в нем. Но, мечась, безудержно, необузданно и страстно, и бешено-неистово, и неуемно-дико, и закусив ли, страстью, в проклятьи и жертвенном заклятьи, стальные удила, между двух и пламенеющих огней, это Человек, чей Дух силен и непреклонен, хотя изломан, и в надрыве и в разрыве, чья внутренняя сила исполнена и мощи, и порыва, и энергичной, и с молоком ли Матери, однажды вспОенной,решимости и раз и навсегда, в кровь, в гены, в хромосомы, когда-то впитанной, неукротимой и несокрушимой воли, гонимый и отверженный, и веря в черта, в Вельзевула, не отрекается от БОГА. И не было ли дано ему провиденья-предвиденья, и странного и страшного, и внутренним потоком подсознанья, нахлынувшего выпитого, Душой ли вылитого в кровь, расколотого надвое, и дивного предчувствия в тот час, когда внезапно ли, зайдется и сжимает, и петлей свистящего, насквозь пронизанного багровой синевой, и смертного, удушья, осиплый, склизский, хриплый, в конвульсиях и спазмах, и в корчах, и в воспаленно-рваной глотке, оскомину набивший ком. Когда не можешь улыбнуться своим друзьям..И, может быть, впервые..На прощанье..Когда всю кожу, и все тело вдруг пробивает леденящий, и болью ли душевной, и сокровенное-исповедальное, продравший ли озноб. Когда терзает, плавит, хлещет мозг, исполосовывает синими, багровыми и незажившими ли шрамами-рубцами, и отравляет ядом жаром кости, горячка-лихорадка. И оседает, бешенством серебрянной ли пены, и нехорошим привкусом ли соль, и запорошенных и сизо-сивым пеплом, и пеклом раскаленным Света, снега ли в ресницах. И опадает привкусом застывшим и послевкусием ли горечи, и поздней. терпкой и осенней, и в жажде алчной Искуса осевшей, враз на искусанных обметанных ли сыпью боли, звериным ли оскалом и вдруг ощеренных, губах..Когда тоска, и неземная, высасывает из своей жертвы горло и ключицы..Когда ломает, звериной словно ломкой-наркотой, исповедально, докрасна и распаленное, и добела ли раскаленное, до донышка до дна, свечой Любви зажженное, и словно ли бредово-прокаженное, и одержио-оглашенное, кроваво-бесноватое нутро..Когда изрезана, и вдоль и поперек, иссечена, и словно бы плетьми и хлесткими ударами бича, огульно и поруганно, насильем вспорота вновь - кожа. Когда по капле выпета и исповедь и нотой, так бесконечно-вечной, - "СОУЛ!" Когда так беспросветно, впивается в кровь мука, иль лунно-невесомым ведовством, аль ворожбой цыганским, колдовством, и непомерно-неизмерянным, немеряно, и непомерно, невыносимо Высшим Знаньем, вновь врывается, и в пониманье. и в сознанье, в восприятия, в голимый, обнаженно-обожженный, и несгибаемо и властный нерв, и словно отблеском иль отголоском, тончайше-хрупким оттенком-отзвуком, и откровенья ли проклятья, само пророчество Судьбы, о горькой доле и недоле, о лютой участи и тайне, волнующем и трепетном ли таинстве ли, Роке, об вечном одиночестве, непримиримой ли потери, в мучительной душевной ли раздвоенности так сокровенно близких, и горячо любимых вновь друзей..Кто знает..И, не иначе ли, как Янус сам, - Бог двойственности и алтер эго, второго дна,как Инь и Янь, мужское вновь и женское Начало, и Бог второго "Я" в самой ли сущности-природе Человека, в его самой ли изначальной сути, в его самом ли смысле-естестве, и не иначе в Душу заглянул. И, в чьей-то неизбывной ли вине, и не иначе, нечто, подгадал. И то, что в провале замысле и заговора в замене и подмене, и королевской крови, близнецов, Арамис, - ЗНАЕТ!, что виновен - САМ. Поверьте мне, КОНСТАНС! Да, с доверием к друзьям у него не получилось..И на протяжении всей долгой и поистине ведь бурлящей горящим и неисчерпаемым потоком Жизни. Это - ДА.. "Вот что вышло сейчас из нашей четверки: Вот передо мною человек, который готов отдать разрубить себя в куски и вместо меня. И этот же человек не хочет приоткрыть предо мною хоть капельку своей Души!..Вы не доверяете мне..Я не доверяю вам..Ну а Портос..Портос спит..славные осколки и обломки прошлого..Славные остатки былого.." - с горечью заключает д Артаньян в томе "Виконта де Бражелона".. В томе третьем.. И - прощальном..(Извините за невольную неточность в цитате, КОНСТАНС!) На что Арамис заключает друга в свои объятия (пока ведь не последние..И не прощальные - еще..Сцена - невыразима в своей неизреченной и невыносимой, и вместе с тем неисчерпаемой воистину, горячности, горестно и горечью невыплаканной Нежности, и страстности, и - боли..И в подноготной, в подоплеке, "в тенетах и во власти Неба ли и Рока. Во вездесущности и всепоглащающности, и в отчаянном и яростном единстве, в естественности ли изначалия, и в жажде Искуса - ЛЮБВИ. А Осень снова явит на пороге, Свой взбалмошно-янтарный ли наряд. И Кто-то - в думах страстных ли о Боге. Влюбленный бросит в Осень взгляд. И Кто-то, в плаче ли безмерно-сокровенном, Глядит на золотистый сыр Луны. А Кто-то, в откровенье вдохновенном, Рисует рябь седой молвы. И снова льет беззвездие-беззвучье, В невыносимой боли, Тишина. И льет, неизмеримое созвучье, Страсть, когда грехом она больна. Но есть иные земли и пределы. И Кто-то Сердцу что-то говорит. А Осень подглядит, тихонько и несмело, Как дождь в кленовый лист летит. И Кто-то чашу пьет невыпитого яда. Мутит осадок ли в глотке вина. Осел огонь живого звездопада. И чаша лун вновь выпита до дна. Но есть еще живое вдохновенье. Палитру красок Осень, разбросав, Почует Духа Неба Откровенье. И улетит, и что-то вновь - недосказав.. НЕ отзвучат седого альта стрУны. Хоть пир ли справит снова воронье. И молвят ли, загадкою нам, ЛУны. Уронит спор: "Мое иль не мое?!" И строчки вновь неровные листа. И Солнца луч мигнет украдкой. И ад и рай - по лезвию Креста. И Песнь вЕтрОв, заснувшая в тетрадке.. Срывает вновь листвы огонь, И в вальс и в вихри листопада, Роняя искры на лету в ладонь, Под музыку свечей затепленной лампады, И книгу БытиЯ читавший ветер. И Таинство Любви познавшая Душа. Шуршит огонь. Затепленные свЕчи. И вальс в луне горящего дождя. P.S. И вновь - созвучие живого альта. И Истина мелькнет, и робко, и несмело. И Дух Любви влюбленной в Осень альбы. И вновь дождей грибных шальная а-капелла.
Констанс1: Дженни , стихи хороши, особенно Поскриптум. А вот то объятие Арамиса с Д Артаньяном, когда епископ не просто обвел друга вокруг пальца, а заставил себе Поверить- вещь для Д Арта неслыханная, уж слишком хорошо он знал своего Арамиса, напоминают мне, Вы уж простите за сравнение, тем более я не христианка, поцелуй Иуды. Я в Израиле живу и в Иерусалиме стояла на том самом месте, где Иуда в виду стражников подошел к Своему Учителю и поцеловал его, я тогда так ярко это себе представила, иллюстрацию Предательства. Так вот в той сцене, о которой Вы пишите произошло практически то же.Друг обнял и обманул друга, который впервые за долгое время ему поверил. Поверил, понимаете?
Дженни: И ВНОВЬ - ВРЕМЕНИ ДОБРОГО ВАМ СУТОК, МИЛАЯ КОНСТАНС! И ВНОВЬ СПАСИБО И ОГРОМНОЕ ВАМ И ЗА ДУШЕВНОСТЬ, И СЕРДЕЧНОСТЬ! СПАСИБО - ОТ ВСЕГО СЕРДЦА! Вообще, Ваша аналогия-ассоциация поцелуя и объятий Арамиса с поцелуем Иуды - очень и очень своеобразна. И мне она, если честно, - по Душе. Сейчас попытаюсь пояснить, - почему: Есть самые разнообразные трактовки самого образа Иуды - и в теологии, и в Истории, и в христианской литературе, и в литературе художественной, и в сценической драматургии, и в литературе, также весьма далекой от канонов и догматов Христианства. Ибо диапазон ее поистине - велик. Мне близка та именно трактовка этого образа, такого сложнейшего и противоречивейшего, такого неоднозначного и многогранного, существа на удивление, на редкость необычного, и, на самом деле, интереснейшего, что заявлена была, и некогда, в свое лишь время, у Леонида Андреева, в его повести, так и носящей имя своего героя, - "Иуда Искариот". И в постановке рок-оперы "Иуда". То есть, Иуда там воплощен и показан, совсем не просто как наиболее ближайший к Христу ученик, и из алчности и жадности за тридцать серебренников - грошовую, в сущности, в древнейшей Палестине, плату! - предавший своего учителя. Совсем - НЕТ! И он мучим, и одержим, и, как бесноватый, оглашен, и издерган вопросами извечными и проклятыми, и всего сущего Начала из начал и Бытия. И он задается загадкой немыслимой и мыслимой, и двойственной и множественной, Учителя. И под маскою и ломаной, и в корчах-спазмах, и агонических конвульсиях, смертельных ли шута,и гаера-паяца, скрывается измученная и философскими раздумьями, и разрывной, на части, в лохмотья, на куски, разъедающей и отравляющей и все его существо, и плоть, и кровь. и сам лишь Дух, и до мозга костей, с лихвой пронизанную мукой, ни на кого вновь не похожую и странную, еще ведь небывалую Личность. Андреевский Иуда - человек душевныХ. внутренних терзаний и рефлексирующих сомнений, раздираемых психологических противоречий и необузданных страстей. Он - ранен. И ранен - насмерть. Этот вот Иуда. Его психика - искорежена. Исковеркана. Искалечена. И - чудовищно изуродована - при всем при том. И Судьбы и Жизни его несчастного народа, что под властью, и глубоко ненавистной, и римского ига, в то время, этому Иуде - отнюдь не безразличны.в его Учителе - небывалые, необыкновенные, незримые Сила и Мощь. И он, Иуда. это - понимает. Принимает. И - ЗНАЕТ. Глубоким Высшим знанием. И, видит, словно бы - , открывшимся ли "третьим" глазом - духовным и внутренним зрением. Личность тонкой и глубокой душевной организации, Человек разума и человек действия, натура,в самой сути своей широкая и сильная, он словно прозревает в Христе - ВЫСШЕЕ СУЩЕСТВО. Неподвластное земному и внешнему миру. И - НЕ ПОНИМАЕТ ЕГО. И силится разгадать. И бьется и рвется, на разрыв, в надрыв, в излом. и выхлест, в вынос, взрыв ли мозга, и беснуется, и одержимый, словно бесом, оглашенный, не в силах, ни понять, ни разгадать, эту вещую и вечную, и ТАЙНУ И ЗАГАДКУ. Это мудрое, всевластное и бесконечное, и всепоглощающее, и ДУХ, И ТАИНСТВО БОЖЕСТВЕННОЙ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ. И, идя в сговор с первосвященниками тогдашней Иудеи, - совсем не без ослепления идеей фикс, - навязчивой идеей, - идеей - так по человечески и близкой и понятной - видеть в Христе - не просто духовного УЧИТЕЛЯ, а прежде всего - ОСВОБОДИТЕЛЯ от римского вездесущего, навеки прОклятого, ига, и говоря, и заявляя свою мучительнейшую фразу: "Тридцать серебрянников - за ЧТО?! За - КРАСОТУ? ЗА - МУДРОСТЬ? ЗА - ЧИСТОТУ? И за - БЕЗГРЕШНОСТЬ? ЗА - СВЕТЛЫЙ ДУХ? И за - ЛЮБОВЬ?!, он обращается и раздвоенно взывает - К СОВЕСТИ! - врагов, смертельных ли, Христа. Само понятие греха - немыслимо в Христе для этого Иуды. Пришел МЕССИЯ. А народ его - по прежнему все пребывает в римском ненавистном рабстве. "Кто обманул, и верного Иуду?". КТО?! И поцелуй Иуды - боль. И -одиночество. И нескончаемая мука. И - грех. Раздвоенность, двоякость отречения. И двойственность предательства. Предание и своего Учителя - на поругание и муки, и на глумливое, в издевках и плевках, посмешище, на смерть, и лютую, позорную, - врагам. И здесь же - предательство и осознание - и самого себя. И вот теперь они - навеки вместе. Учитель. И предавший Его и себя, и поневоле, - ученик. И чашу яда, и боли и смерти, пьют и вместе, в предначетанье Высшем, разделяя роковую участь, и воспаленные и рваные, и чистые, и нечистые, и безгрешные, и грешные, и обожженно нежные уста. "И велика ТАЙНА Твоих прекрасных глаз. Но разве моя - меньше?!" И Арамис, целуя д Артаньяна, - обманул его. И поцелуй Арамиса, был по своему - поцелуем Иуды. Да. Но Иуды, на мой взгляд, все же, ближе, - андреевского. Быть может, Иуда Андреева - уже не как герой и персонаж в литературе, и мог быть, - как Человек, как Личность, - и именно таким, же, и в Истории. Кто знает? И вновь плывут в горящей взвеси, корабли. И смысл, и сути Бытия взволнуют снова кровь. Но высокА над теменем, багровым ли, земли, Крестом Любви распятая - ЛЮБОВЬ. P.S. А знаете, КОНСТАНС, у меня ведь в Жизни много друзей самых разнообразных, на самом деле, вероисповедований и конфессий. И это - ЗДОРОВО! - само по себе. И все эти люди - каждый по своему, - мне глубоко и внутренне- близки. А БОГ, ведь ОН - ОДИН. А ВЕРА - она для каждого - ведь кровно - сокровенна. И глубока и исповедальна. И многогранна и неоднозначна. А ВЕРА - она же ведь - в крови. И ИССУ БЕН МАРИАМ почитают и в мусульманстве. КАК БОЖЕСТВО, И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ. Как - ВОСКРЕСИТЕЛЯ МЕРТВЫХ. Как - ПРОРОКА. Почитают - и глубоко! - НЕ религию. НО - ОСНОВАТЕЛЯ. А атеизм - чисто как явление, не больше! - хоть, сам по себе, может вступить, здесь, и словно в некую конфронтацию, словно в некое противоборство, словно в некое противоречие со всем вышесказанным и вышеперечисленным, может восприниматься Человеком также свободно, естественно и легко. И - здесь - просто множественность, и все та же многогранность, все тоже многообразие и разнообразие диапазона и градации человеческого понимания и восприятия, психики и психологии, и где-то на микрогенном уровне сознания и подсознанья, уловленной, и тонко ли, лукаво ли подмеченном, и чудно ли и дивно ли замеченной, тончайшими рецепторами, сублимациями, а то ли, и иной ли раз, душевной саморегуляции, и психофизики, и мозга. Да ИЗВИНИТЕ, ЕСЛИ Я ВДРУГ, ВНЕЗАПНО, КОГО-ТО ЛИ, ЗАДЕЛА. ОБИДЕЛА, ИЛЬ РАНИЛА, НЕВОЛЬНО, НЕВЗНАЧАЙ, ДРУЗЬЯ! СПАСИБО! P.P.S. А в Арамисе играет словно частичка чертика-бесенка, когда он пускается во все тяжкие, хитроумно и загадочно-лукаво сплетая в узорчато-витиевато- замысловатый лабиринт, свои на редкость изощренные интриги! А вообще, сила обаяния и харизмы этого персонажа поистине - чудовищна ведь велика! Велики притягательность и мощь этого образа. Быть может, все дело, как весь и остро воспаленный, изюминка-секрет, как обнаженно-обоженный нерв, и рваный. и голимый, - в самой его Личности, что вызывает неумолимые и неотвратимые, неуемные и неугомонные, и вечные, бесчисленные споры меж собеседниками, и по сей день. Такие люди, как эта четверка, созданная,искрометным жизнелюбием и воистину, неповторимым гением Дюма, не исчезают ведь бесследно..Не растворяются как тень, и унесенные, и призраком-фантомом, и мороком и наваждением, и белой, сиво-сизой ли, и бледностью сумятицы во мгле, во мраке, в Песне Тьмы, в порталах серых, грешных, незримых и нездешних, в безмолвии-беззвучии, в безвременье-созвучии, в безлунном ли беззвездии, безлюдной ли ночИ..Такие люди, уходя, - остаются, а оставшись - уходят, - лишь пресытившись и насладившись - всем..Ибо нет уже и вкуса, и аппетита - ЖИТЬ.. Ибо они сами - неразрывная и вещая, и вечно неделимая часть, и неизмеримо и неизреченно, безмерно и неоспоримо, волшебно и невысказанно, в невыплаканной ли сокровенно и исповедально Нежности, немерянно связующие нити, и ими ли самими когда-то, созданной, Душою вспОенной Легенды. И даже, в безысходности и обреченности, неумолимой ли неотвратимости и Рока, и вещей, стойкой горечи, и участи, исхода ли Изгоя, не возникают, и на пустом ведь месте, и снова воплощаются на сцене, подсказанные Жизнью, преданья и сказанья. Как из небытия, из ничего, из пустоты, и немоты, из глухоты, по прихоти, по мановению, по воле, и росчерка и замысла легко летящего, и острого пера, не зарождается сама, и изначальная, в самом Истоке ли Начала ли Начал, в самих акцентах ли и смысловых нагрузках, и сущности и сути, и смысле предначальном БЫТИЯ, сама ИСТОРИЯ. Но за живое вновь захватывает Дух, и сотворяется - ЛЕГЕНДА. И еще, КОНСТАНС: если хотите, мы можем также поговорить и встретиться, - в привате. Вновь - СПАСИБО!
Стелла: А может, Иуда понимал, что несет новое учение его народу в будущем, провидел и изгнание, и Крестовые походы, и арабское нашествие, и все зверства, творимые именем Христа? И его предательство - это попытка задавить в зародыше эту хворь, уже овладевшую многими? Он восхищен учителем, его гениальностью, его человеколюбием, но понимает, что Иисус предает веру отцов. Весь фокус в том, с точки зрения какой религии трактовать образы. Я не простираю так далеко поцелуй Арамиса: д'Артаньян не собирался менять мир, это как раз было желанием епископа ваннского.
Констанс1: Стелла , прежде всего Иисус никогда не считал , что создает Новую Религию. Он был Учитель, Ребе и у него были ученики. И было свое видение иудаизма. Христианством его учение сделал и назвал его посмертный ученик Савл-римлянин.Апостол Павел в христианской традиции, Кстати, Иуда сам покарал себя за предательство Учителя- повесился на ближайшей смоковнице.Эта смоковница, которой более 2Х тыс лет до сих пор растет , живет и здраствует в Иерусалиме.Так что сам Иуда свой поступок считал Предательством-чистейшей воды и себя за него наказал соответственно -повесился. Религией христианство сделали римляне, казнившие Христа, ибо быстро поняли насколько она им выгодна, А первые ученики , ходившие за ребе Иисусом, считали его лишь создателем нового течения в иудаизме, коих тогда, как , впрочем и теперь было не счесть.Дженни , говоря об истории Иуды Искариота, я имела в виду притчу о предательстве в чистом виде, и о каре за него. У Дюма оч, много аллюзий из Нового и Ветхого Заветов. Вот история о том, как Луи 14, влюбивштсь в невесту Рауля Ла Вальер, посылает последнего в Англию, чтобы он навечно там остался, это тоже отсылка к Ветхому Завету. К истории царя Давида, Бат-Шевы(Вирсавии в христианской традиции) и ее муже и одновременно военначальнике Давида Урии, Какового Урию Давид послал в далекие края на верную смерть, чтобы овладеть его красавицей женой. И был жестоко покаран за Предательство. Всевышний не дал ему права построить себе Храм, это сделал его сын, мудрый Соломон. В каждой религии есть такая история-притча о Предательстве чистой воды и неизбежной каре настигающей Предавшего.
Стелла: Констанс1 , а разве понимание событий Иудой исключает самоубийство после предательства? Уже сама новая трактовка иудаизма, внушение ученикам, что он - сын Бога, не есть создание нового учения? Или Иисус был так наивен, что не понимал, к чему ведет реформирование? Но это даже не теология, это - психология, или искусство двусмысленности. Естественно, у Дюма, как у человека, пишущего об истории человечества, множество аллюзий с мифологией разных народов. Но тут я как раз не вижу ничего удивительного: в каждом мифе, в каждой легенде, в каждой притче - лежат человеческие отношения. Мне вот показалось интересным рассмотреть историю Иуды, как историю прозревшего будущее. Вне контекста Нового Завета.
Орхидея: Сравнение объяний Арамиса и д'Артаньяна с поцелуем Иуды, на мой взгляд, слишком сильно и малоточно. Отличий больше, чем сходства. Тем более, против гасконца Арамис ничего не предпринимал, скорее наоборот. Он только старательно дезинформировал помеху на пути к цели.
Констанс1: Орхидея ,я писала о том , что в Трилогии и не только, у Дюма много отсылок к Ветхому и Новому Заветам, где трактуется тема предательства и кары за него. Конечно, в истории Арамиса и Д Артаньяна другой масштаб. Но Арамис собирается уничтожить того, кого Д Артаньян дал приягу защищать. При этом Арамис видит, что Д Артаньян, не обманут, он поверил Д Эрбле. И это объятие именно и есть со стороны Д Артаньна выражение этой веры.Арамис,отвечая на объятие прекрасно знает ,что обманывает не обхитренного им а поверившего ему в кои то веки друга. Да, масштаб, может и другой. Но суть та же. .
Дженни: ДАМЫ! СТЕЛЛА! Мне близка Ваша точка зрения, что высказана Вами. Хотя есть и одно - "НО". Это провиденье и понимание будущего, было ему, - Иуде - и историческому, и андреевскому, и несомненно, властью Неба ли, дано. И поцелуй - символ отныне предательства, и обречение на смерть Христа, - быть может, здесь еще, не что иное, как безысходное и обреченное предчувствие, предвиденье Иуды о горькой участи, что постигнет Палестину..О будущих походов крестоносцев, нашествиях бесславных и кровавых..И все последующие, глумление и зверства, чудовищно немыслимые и изуверские ли пытки, неисчислимые, бесчисленные жертвы, что закланы и на потеху-поругание, и издевательское ли насилие, врагу. И множество великое вновь искалеченных ли Жизней. И исковерканность и безнадежность Судеб. И варварство и вандализм. И поругание и попирание, и грязными и грубыми ногами, святыней, реликвий и могил. Что есть, и сущности, и в смысле, и богохульство, и кощунство. А то и - святотатство. Да. И многое и многое еще..Как много крови, что творилось, и в искореженно раздвинутой улыбке, и с именем Христа на окровавленных и спекшихся губах! И все Учение, великое и Светлое, что заповедовал нам, и в свою бытность на земле, Христос, когда-то было истолковано, суеверно, мракобесно и ложно, и с фальшью, неправедно осмысленно, изувечено, а порой - извращено и искорежено, и понято превратно, - и беспредельно, до неузнаваемости, и в самой сути-сущности своей. И так и не понято и не принято, и кем-то, до конца. И многие сложили свои буйные головушки в нескончаемых битвах за Веру. И часто, в песках пожелтевших, забуревших от запекшийся, сорванной крови, палестинских древнейших пустынь, замирали, в полуоткрытых ли устах, вознесенные к Небу, и тихо, в откровении, и внутреннем, душевном, и в сокровенном ли нутре, и проливая свою лишь исповедь, украдкой совести, тайком, в причастье к смертной тайне, однажды не свершенные, молитвы.. А попытка "задушить, и в самом зародыше, эту хворь, уже овладевшую многими," была предпринята не только ведь Иудой..Первосвященники и древней Иудеи, фарисеи, и весь Синедрион..Не было ли и им еще дано, и Кем-то свыше, знать, предвидеть, и в какой-то мере, - будущее своей родной страны, земли?.. "Веришь ли ты, прокуратор, сам тому, что сейчас говоришь? Нет, не веришь! Не мир, не мир, принес нам обольститель народа в Ершалаим! И ты, всадник, прекрасно это понимаешь!Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание Веру, и защищу народ! Прислушайся, прокуратор! Каиафа смолк, и прокуратор услыхал опять, как бы шум моря, подкатывающегося к самым стенам сада Ирода Великого. Этот шум поднимался снизу к ногам, и в лицо прокуратору. А за спиною у него, там, за крыльями дворца, слышались тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, железное бряцанье, - тут прокуратор понял, что римская пехота уже выходит, согласно его приказу, стремясь на страшный для бунтовщиков и разбойников, предсмертный парад. - Ты слышишь, прокуратор? - тихо повторил первосвященник, - неужели ты скажешь мне, что все это, - тут первосвященник поднял обе руки, и темный капюшон свалился с головы Каифы, - вызвал жалкий разбойник Вар-раван?!" (М.Булгаков, Мастер и Маргарита") Что ж, по крайней мере, булгаковский первосвященник, и именем Каифа, как и исторический, о чем-то, может, быть, догадывался..И тоже все же что - знал.Не это ли знание - предвестие будущего, - заставило отправить на Крест, бродягу и - Пророка. Как знать? И по представлениям и вИденьям тогдашним, в сознаньи иудейского народа, МЕССИЯ - "ЦАРЬ, ОСВОБОДИТЕЛЬ," - должен быть, и вовсе - не таким. Он должен был предстать, и в колеснице золоченной, подобно воскрешенному. и милостью особой Яхве, вознесенному на Небо, и мудрому пророку ли Илие. в сверкающих одеждах, сияющий и грозный, в величии Божественном и Славе величайшей. А вместо этого..Является, и молодой вот Человек, и в домотканном, ли хитоне. Красивый. Ясный. Легкий на подъем. И родом - с Галилеи. С Назарета. И кто-то чувствует себя - обманутым. Едва ль - не преданным.. А парень тот свершает, целительства и врачевания ли, диво-чудеса. И ходит по воде, И бури волн ему подвластны. И мудрые и странные, для уха слушателя, да так и вовсе небывалые, и непривычные, и необычные, все сказывает речи..И кормит всех - пятью хлебами. Танцует, веселится Он на свадьбе. И приближает, возвышает до себя, блудниц, калек, калик ли перехожих, юродивых-блаженных, и грешных, блудных мытарей, и в общем, всех не счесть, не перечесть..И превращает воду Он и в сладкое вино. Толкует нечто новое и странное..И все же чтит - и Веру, заповеданную предками, и почитает все ж - Закон..И что ж за заповедь такая - НЕ УБИЙ?! И вроде все и так понятно, легко, естественно..А вот - поди ж ты.."Ударят по одной щеке - подставь другую!" Это - как?! Это, чтоб. значит, на ворога и римского, и зверя лютого, да не поднять меча?! Такое ведь немыслимо для них! Разброд в умах..Разброд..Порой - неразбериха в думах, в мыслях..Волнуется народ. Приветливо и искренне приветствует Учителя. А то и хмурит брови. А дальше..Раздвоено. расколото, и надвое сознанье. А дальше..Дальше..Ночь. Мольба к Отцу. Агония. И чашу яда и нечеловеческой тоски пьет в лунном звездопаде Гефсиманский сад. И поцелуй предательства и одиночества, и поцелуй предвиденья - Иуды. И виа Долоросса - виа Скорби.. И вот уж тень и страшного Креста маячит на Голгофе. Распятие. И гвозди, молотки в руках, и знавших свое дело, палачей. И тихий отзвук, отблеск слабый, в ласкающем рубцы луче, страдающем и лунном, и светлый блик в рассвета алой ране, и в дымке, кромке боли, багряно-золотистый отсвет полустона: ИЛИ, ИЛИ! Лама савахвани!" А дальше....дальше..Дальше - Тишина.. А дальше..Дальше - ВОСКРЕСЕНЬЕ.. Иуда восхищается и гениальностью, и поистине. и Божьим, внутренним ли Светом, что исходит, истекает и самого и сокровенного, и с Сердца своего Учителя.. Он признает его нравственное и высшее превосходство. Он принимает еГо человеколюбие, также легко и естественно, как вот оно - есть. Он силится понять его натуру. Но как же можно вот понять и для себя, и разгадать - НЕВЕРОЯТНОЕ? Принять и объять - НЕОБЪЯСНИМОЕ?! Пояснить - НЕВОЗМОЖНОЕ. и эта двойственность и множественность и Образа, и Облика, самой природы ли Христа, ставит его пытливого ученика не раз, в тупик. Помните, СТЕЛЛА, и детскую сказку ли фантазию, где герой должен пойти и туда. - не знаю - куда. И найти ТО, чего на Свете белом, Божьем, - вообче не может быть. Мы, конечно с Вами, отнюдь и не на сказочном и острове Буяне, что в бурном, буйном окияне, а всего лишь в древнем и священном Израиле. Но намек, и мудрой сказкой, и отнюдь не слабый, нам здесь дан. Иуда нашел ТОГО, КОГО, и на земле на этой, и попранной, растоптанной, затоптанной и грешной, не чаял уж увидеть. А увидев наконец, - не понял..НЕ узнал..Хотя и ждали и гадали, давно уж, в конец ли исстрадавшись, истерзавшись, иудеи, пришествии им некогда обещанного вновь пророком, и предреченного Мессии..И с ними приключилось и случилось, то странное, то поразительное, тот парадокс, мучительно терзающий и Душу раздирающий, что уж изведал ли Иуда: они ждали. И - увидели. А дождавшись и увидев, - не узнали.. Иуда понимает, что новое Учение не может не внести разброд, не вызвать взрыва, не может разнуздать живые и пытливые, горячие и своевольные, отмщенья жаждущие, алчные, на римское ли иго, захваченные буйными и буйными страстями, и болью-накипь горящие, болящие, и бесконечно вновь кипящие умы. Хотя Христос и чтит Закон, и НЕ! отдаст и ни за что, на поруганье и расправу - Веру, Его Ученье это - обоюдоострый меч. Меч - о двух и разъедающих, и остро ли разящих вновь концах. "НЕ мир, но меч! - сказал Учитель. И вновь исполнилось его, в веках, и суматошных и разящих, похлеще и почище и острия и лезвия, давно уж пресловутого ножа, в иных мирах, и в тонкой, запредельной, небесно-звездной параллели, заране предрешенное пророчество. И так оно, как все мы видим, и случилось.И так оно - произошло.. "НЕ мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим!" И весь этот и гул и странный шум, и сотворил и вызвал, отнюдь не жалкий разбойник Вар-раван! И поцелуй, и одиночества, и тайный, и предательский, и словно бы зарок-завет, словно клятвенный и жертвенный, и кровью алой зАкланный обет, и Небу отданный, Иуды, - попытка, может быть, предотвратить, остановить, хоть как-то повлиять и на кровищей, и в ало-черных сгустках, в конвульсиях и спазмах, корчах, и с сумасшедшей, озверевшей, изуверской силой, и всей неодолимой и неотвратимой массой, неумолимо и непереносимо, и вновь - безмерно ли обрушившееся в их головы и Души, и непреодолимо, с нечеловеческой тоской,в Сердца, и рассеченные, расколотые заживо и надвое, звериным воплем хлынувшее, нагое темное безумие и раскаленно-распалившееся, нутром ли, рваным ли осколком и обломком, когда-то, изначально, и через несколько столетий, вновь воспалившееся, пламя. "И поцелуем ли ЛЮБВИ мы предаем Тебя - на Крест." (Л.Андреев, "Иуда Искариот") Вот, в общем-то, и мой ответ Вам, СТЕЛЛА! КОНСТАНС! Если Вы имеете ввиду канонного, библейского, того, что заявлен нам, и Книгой Книг, самой Истории известного Иуду, то да - здесь предательство было - чистейшей воды предательством. как это ни парадоксально, и в муках крОви, прозвучит. И то, что он покарал и сам себя, сочтя свое повешенье и на дрожащей вечно, и бесконечно ли осине, - достойной ли расплатой за свершенное и злое, черное, знать, дело.. И все же что-то не дает мне здесь покоя..Вполне возможно, что и библейский вот Иуда, был вовсе неоднозначной и оригинальной, и на свой лишь лад, и многогранной Личностью. В разладе и конфликте вечном, в душевной ли раздвоенности, в борьбе неумолимой, противоречивой и духовной, и с самим собой. Ведь Леонид Андреев взял и облек и в плоть и кровь черты своего героя - отнюдь не с кондачка. И не с пустого также места, думается мне, взяты особенности и все различия, и все оттенки и нюансы его характера, и нрава. Его морали и позиций, и философии и рефлексирующих, и нервно, остро ли, раздумий, и действенных, трагически, поступков. И психология, и метафизика причин, толкнувших и на преступленье Человека, жившего тому уж более двух тысяч лет назад, но в Лету - реку ли забвения, не сгинувших, и в вечность канувших от нас,и объяснения, и пояснения, своя концепция и понимания того необратимого ли целования Христа в саду в ночном и Гефсиманском, рассматривается, и с авторского взгляда, и фигурирует уже и несколько иначе, чем это было проговорено в Каноне. Снабдив, и щедро и обильно, и своего ли персонажа, неугомонным непокоем-неспокоем. А заодно и наделив, ничуть не обделив, и - таинством. И - тайной. Что вновь непознана - доныне. "Велика тайна Твоих прекрасных глаз..Но разве моя - меньше?! "Венцом терновым мы коронуем Тебя. И кличет вновь на тризне воронье. Справляет Смерть свой бал. Любя, Ты вновь уйдешь, в свое Небытие. Крестом Любви мы распинает Тебя. Заляпано, запятнано, и кровью ли, жнивье. И Ветер, капли раны, Тьмою бередЯ, Пронзает, мукой Жизни, Сердце ли Твое. Рубец рассвета в кровь окрасит ли Тебя. Ну почему так плачет вновь нутро мое?! Ответит Ветер, Песню Тьмы упрямо затая. А Ты уходишь вновь, в свое ли Бытие.. И снова плачет верный ли, и вновь обманутый, и преданный, на чашу смерти ли, и на попранье, на поруганье ли, Иуда. Кто обманул Иуду? КТО?! Глотает глоткой исступленно и соль и горечь, Слезы. Грезы. Звезды осенней запоздалой тяжестью, и искусом Надежды, и искушенно так, опали вновь ладони. Осел, и в горле камнем, и сипло-хриплый, и склизско-мертвый ком. И поступью, и изуродованно, чудовищно тяжелой, идет Он по земле, в тени Креста кровавой. "Это надо - обдумать. Это надо - осмыслить." - шептали некогда лихорадочно-горячечные губы булгаковского Мастера. И тишина обступала со всех сторон, как выпитая, вылитая, и нотой "СОУЛ" и без фальши, уже однажды выпетая Вечность. И обвивала и словно бы душила, обвиваясь петлею, и сизой, и синевато-багровою, вкруг шеи. И уже, и обитые и хлещущими, свистящими плетьми и хлесткими бичами,мучительно и язвами Любви, ТОГО, РАСПЯТОГО, истерзанные плечи, и с ласкою, любовно обнимал, и гладил и ласкал, кроваво-алый луч рассвета.. А он безмолвно уходил, Иуда из городка ли Кариот. И плакала беззвучно и созвучно - Осень. И вот уж перед ним открылись и таинство и тайна, беззвездием безлунным, во взвеси и кипящей и лунной невесомостью горящей. и так неповторимо-бесконечно, особой Красотой, безмерно льющиеся, порталы серые Бессмертия-безвременья. Где плачет вновь когда то ли невысказанная, и все езе невыплаканная, и недосказанная и Кем-то словно несказАнная, Любовью вновь неизреченная ли Нежность. Где льется бесконечная нездешняя. и лишь живая, Божественно, живая, синева. Где пахнут и дурманят, и шелком-бархатом медовым ли своим, душистые, пьянящие, и незнакомые и неизвестные, и льдистые и белые, пленявшие своей неизмеримою, неведомой, таинственной загадкой, и смерти дивные, прекрасные, холодные и непомерно светлые цветы. И на губах его лишь стыла холодная и гордая, и в стойкой горечи, и в ранящей, и на весь мир, обиде, сменяясь постепенно равнодушным и безликим, и чУдным безразличием, болящая, соленой кровью, и истекавшая ли Духом, и властью, Песнью Тьмы, и пеклом-пеплом выпитого ада, как бледный призрак ли фантом, что растворяется в сводящих ли с ума, и в Песне-плаче, в Легенде-реквиеме вЕтра, в осколках-сплаве спрессованного сгустком нездешнего, незыблемого Света, незримо и невидимо, неслыханно-невидимо, столь необъятно отраженной в призме, в преломленье и ложного, блаженного, и чуть косящего огромными и бархатными, и конскими ли яблоками, прекрасных, гордых, острых ли зрачков, и необъятным пламенем, огнем и мощью необузданной, безудержной,без устали, упрямо ли объятых, прекрасного ночного Солнца, и сыпью солнечной, обсыпанных, и рябью лунно-звездчатой насквозь пронизанных, огнями Тьмы и Ночи, когда-то вспОенных огней, и обливающих, справляющих свой бал на мертвой крОви-тризне, и хриплого, застывшего и мертвого, осклизского, и пеною агонии звериной и нечеловеческой, в тоскливом ли безумии зашедшегося, и истекавшего отравой яда, нагого и сожженного, и в бешено растоптанной, неистово и дико ли, и варварски затоптанной, Душой, и неизбывно, отравленно, затравленно, и властью Рока ли, неумолимо и неотвратимо, и неуемно вновь поруганной тоске, и опьяненного, алчной жаждой крови, и обуянного ли Жизнь, воронья, и морок-наважденье захлебнувшихся и задохнувшихся, навек влюбленных в Осень ли, и карих ли. янтарных, и золотисто-огненных дождей, смешных и упоительно грибных, ничем не превзойденная усмешка. Свечами и зажженных и затепленных лампад глаза лишь ослепляла - Вечность. Он уходил, в свое, Небытие..Он уходил, в свою лишь, Правду. P.S. А версия о поцелуе Иуды, и в отношении Арамиса, что заявлена, чуть ранее, КОНСТАНС, глубока и оригинальна. И достойна самого настоящего и пристального внимания. И - вдохновения. На, мой. конечно ж, взгляд. Ибо эта История - не маска, в бархате и прорези которой невольно проступают, и истинные Лица-Лики. И обретают облик свой, и образ вновь, и нерв. и стать. И Дух, и плоть. И Жизнь, и страсть. Это - не маска. Но уже - аллегория. Засим - до встречи, вновь, друзья мои!
Стелла: Мне роль Иуды вообще представляется притянутой за уши. Зачем указывать на того, кто и так уже широко известен и узнан при въезде в Иерусалим всем народом? Ни Его ли приветствовали криками "Осанна" и пальмовыми ветвями? Зачем тогда этот поцелуй в полумраке, когда и римляне видели Учителя при входе в город? Разве что для того, чтобы показать глубину падения человеческой натуры и нужен был он Евангелистам: на этом фоне и они, предавшие Учителя до крика петуха, но покаявшиеся, выглядят куда приличнее? Но разговор Арамиса и д'Артаньяна мне не представляется предательством. Это уже не два Гаспара, состязающиеся в остроумии: это ищейка и лис. Ищейка напала на след и лис ищет обманный путь. Не там ли слова "Д'Артаньян почуял подкоп, надо поскорее поджечь порох."? Да, Арамису стыдно, но он зашел слишком далеко и он не привык отступать. И он себя утешает, что он сам все расскажет...потом... или вообще, не надо будет ничего делать, потому что гордость д'Артаньяна покроет все, что он поймет. Я атеист, поэтому не могу принимать на веру все, что изложено в Заветах. К тому же я не очень верю в людей. Так что прошу мою трактовку Писания воспринимать, как попытку въедливого читателя разобраться в непоследовательностях текста.
Орхидея: Стелла пишет: Но разговор Арамиса и д'Артаньяна мне не представляется предательством. Это уже не два Гаспара, состязающиеся в остроумии: это ищейка и лис. Ищейка напала на след и лис ищет обманный путь. Не там ли слова "Д'Артаньян почуял подкоп, надо поскорее поджечь порох."? Да, Арамису стыдно, но он зашел слишком далеко и он не привык отступать. И он себя утешает, что он сам все расскажет...потом... или вообще, не надо будет ничего делать, потому что гордость д'Артаньяна покроет все, что он поймет. Согласна с вами. А мысль: "Надо поскорее поджечь порох. Д'Артаньян почуял подкоп." - была ещё раньше, во время встречи в Фонтенбло. В тот момент они поняли, что у них диаметрально разные политические позиции, и что им придется стать противниками.
Стелла: Противниками они, по сути, были с самого начала. И в том и в другом живет лидер, д'Артаньян, в силу темперамента и деятельного характера, начинает будоражить компанию. Арамис - тихо пестует в себе это лидерское начало, к тому же Атос, со своим авторитетом - единственный, от кого он готов терпеть поучения. Через двадцать лет каждый из четверки приходит уже со своим багажом, но тут есть повод сцепиться: политика. А в Виконте - уже разные устремления. По сути: Арамис и д'Артаньян, по сравнению с Атосом и Портосом, остались ни с чем: у них, у обоих, нет ничего своего: ни дома, ни состояния. Есть только амбиции, и вот они, волею Дюма, приходят в противоречие друг с другом.
Дженни: СТЕЛЛА! Сама трактовка, и образа Иуды, здесь вовсе не притянута за уши. А вот это вот и по сей день - является, и ведь существенной, загадкой..Да, Христа встречало и приветствовало великое множество людей при входе его в Иерусалим. Да, ему под ноги, бросали радостно, приветливо, и пальмовые ветви. Кричали вновь приветственно " "ОСАННА!" Его видели и знали многие, и очень хорошо, в Лицо. А вот тот поцелуй Иуды в полумраке..Тут, наверное, несколько заявлено и вариантов-версий, и вновь, и вновь, - интерпретаций .. Одна из них, на мой вот взгляд:вероятно, люди из храмовой стражи и конвоя, что присланы были по приказу первосвященников старинной Иудеи, арестовать Христа, возможно, были пришлецами. Пришлыми из дальних, и очень отдаленных ли от Палестины, мест..Возможно, что они еще не видели Учителя-Мессию..Хотя, наверняка прознали, и лисьим нюхом, волчьим Духом, уже пронаблюдали, учуяли, хотя бы даже понаслышке, в познанье слухов вездесущей, всепроникающей и все ли поглощающей, и жадной, до сплетен и известий, иль сокровенно дружески, или враждебно, по отношению к Христу, уже настроенной молвы, усердно подогреваемой и настроением, отнюдь не радостным, а яростно разгневанных священников и фарисеев иерусалимских синагог, о том необычайном, небывалом, о том пришедшем с Назарета, странном Человеке.. А полутьма поможет, поневоле скрасть. и скрыть и затаить черты Его лица. Столь необыкновенно ясные и светлые, возвышенные и одухотворенные..Необычайно светлые. И смелые, красивые..Та тьма, где нет луны и звезд. поможет скрыть, от глаз людских, и близких, и чужих, сам факт, и беззаконного ареста. А кроме того, в толпе всегда есть люди, что сочувствовали движению\. динамике, и самого заветного Учения Христа. И преклонялись и пред Ним самим. Пред мощью обаяния, и чУдной ли харизмой Его Личности..Его человечности, что светилась в глуби его огромных и печальных, неповторимо и прекрасных глаз..И Его и таинства, и тайны, что бесконечной мудростью-Любовью, и завсегда светилась в Нем.. Нет, первосвященники и фарисей Храма - враги Христа, не были вовсе людьми, способными дать себя запугать. И само опасение, и случая восстания, друзей и близких, и родных, адептов и приверженцев Учителя, для них, и в самой сути, и в самом смысле, и в самой сущности своей, и снова было бы напрасно..Им просто незачем было опасаться их..Но вот арест Христа при Свете белом, Божьем дня,они таки могли - сорвать.. И То, что Вы говорите про обнажение падения и темной стороны всей человеческой натуры, СТЕЛЛА, как есть живьем и воплощенной, и в облике, и в образе Иуды, - все это тоже ведь, пожалуй, - верно.. И то, что в конце-концов, Христос и сам, по доброй воле, чтоб избежать кровопролития, свидетелей невольный. да и конвойной, храмовой ли стражи, отдастся в руки своих мучителей и палачей, враги Его, пожалуй, ведали. И - знали.. Почему и пустились. да во все тяжкИе.. Ибо здесь - власть Тьмы.. И Воля высшая, Небесного Отца.. И было нужно лишь одно, взаимно ли связующее, всех,друзей, врагов Христа, - звено. И эта роль, и этот жребий, однажды выпал на Иуду. В предвестии, в тенетах, и в ведовстве, и в колдовстве, в безумии Любви, однажды выплаканного Рока. И в чаше сгустка серебра и сплава, расплавленной и зазеркальной, и светальной, янтарно-золотистой, и легкой невесомостью, потока-накипи луны, и в призме преломленья-отраженья Света, в предначертании неотвратимом ли Небес. И обманул Иуду - КТО?! И в тайне таинства, и в чаше крОви Евхаристии, что поднята и выпита была, еще на тайной ли вечере, - Иуда вновь - и по одесную Христа. Вдвоем Они идут, в свое небытие..Под музыку кипящего, горящего, и лунно-невесомой взвесью, в расколотое надвое, и Сердце ли нагого, осенней болью пьяного, и рваного, бродяги-забияки, дурманом ноты "СОУЛ!", и Песнью Тьмы и Неба, однажды опоенного дождя..Они уходят и в свою, и в плаче Ветра выплаканную, Осень.. Останется - Песнь ВЕтра. Останется - СУДЬБА. Как знать.. Здесь, СТЕЛЛА, как Вы, видите, и психология, и психофизика, и метафизика еще впридачу.. Ну вот, моя попытка как-то пояснить, и объяснить, и в сущности необъяснимый, в Истории сей вопиющий, действительно здесь - странный, факт.. И снова Осень бросит затаенный, В заплаканную Нежность, вещий взгляд.. И дождь шуршит, и в Осень ли влюбленный, И светит вновь упрямый листопад. Пески задумчивы и вдумчивы пустыни. И Солнц ночных блаженный ли зрачок. И рана бездн, разверстая доныне, Вещает словно: "Обо всем - молчок.." И череп лыс, и зАкланной Голгофы. И тайна, неоконченных ли, фраз.. И смысл Любви, так выраженный в СЛОВЕ.. И таинство, и вновь прекрасных глаз. И чашу яда смерти пьет Создатель. ОбожженнЫ навек, и чистые уста. И суть вещей, и въедливый Читатель, Поймет, и вникнув в смысл. И это - неспроста. ЗапорошИт, и пепел, пекла, проседь. И травит мозг осенний алкоголь. Свое Небытие ты словно выплакала, Осень. В бесцветных крылышках, и бабочкою моль. И запах вЕтра, ясный и осенний. Морозной тронут чистотой, он - чист. Совьет венец, венчальный и последний, Кленовый, без ножа, и весь изрезан, лист. И светит вновь прощаньем просинь. ОргАн еще не раз заплачет в реквием. Но Вальс Любви, для Вас станцует Осень. И дождь сбирает капли в свой гарем. И сделано, и сказано, - немало. Судьба подводит словно свой итог. Игру в чет-нечет резко оборвала. Пьет рек живой, стремительный исток. А тайна глаз прекрасная - не меньше. Зияет Тьма, в разверстой ли кровИ. Рубец рассвета скупо, ало, брезжит. И Чашу пьет, и в Осени, Любви. Идут в небытие, всего лишь, - Двое. И лунной взвесью выпитая высь. Луна свечой кипит, и вдвое, втрое.. И недосказана, и тех Двоих, и Осени, и мысль. И таинство кипит, в цветах и Зазеркалья. И бал зеркал справляет воронье. И в мареве-заре, и алой, и светальной, Заплещет вновь живое Бытие. И кАжет ТАЙНОЕ, и в лУнах, проседь. Листва горит, приветливо шурша. И Бал Любви для Вас справляет Осень. Под альбу в Вас влюбленного дождя. А насчет и лиса Арамиса, и ищейки д Артаньяна ( мне по Душе, и точность ли, с лукавинкой живой и юмором, сравнений, и Ваша образность мышления, о СТЕЛЛА!) Да и верная и ловкая ищейка, чутьем и вещим, хитрым, на след и хищника, янтарно мудрого, лукавого, на след, и верный вновь напала. И плуту-лису хитроумному и рыжему, осеннему, ничего не остается, как обвести, гасконскую ищейку, и вкруг пальца, свести его и сбить, с однажды найденного, чертячье-бесноватым нюхом, охотничьим и загнанно-затравленным нутром, когда-то ли учуянного следа, обманным ходом ли, и точно ведь, и шахматно просчитанным путем, свернуть с тропы звериной, хищной, лисьей, чтоб избежать ловушки и капкана, чтоб не попасть и в хитроумием расставленные сети и силки, и словно для подранка, зияющей, разверстой западни, все это - верно, СТЕЛЛА! Но вся штука, и в том еще, что Арамис собирается покусится на святое для д Артаньяна - присягу. Его преподобие епископ ваннский, что по выражению того же самого гасконца, " не отличается собачьей преданностью, а вот насчет собачьего чутья - совсем другое дело!" в своем великом замысле и заговоре , совместно с наследным, кровным принцем, несчастным и еще совсем недавным, забытым узником и "пугала", и вечного, Бастилии, хочет свергнуть с царственного, королевского престола, низложить и запереть и каменный мешок, на место королевского злосчастного ли брата, а фактически подвергнуть того душевной пытке одиночества, а то и смерти ли естественной, что в климате и в запахе, и темном, склизском ли тюрьмы, и совершить и завершить - совсем нетрудно, заставить путь пройти, тропу зверино ли тернистую,и пленника, и узника, и испытать, уже на собственной ли шкуре, что испытал, и с воем время, в узилище ли жутком. единокровный ли близнец, так хладнокровно попранный в своих наследственных правах, восстановив несчастного, и в кровном ли, власть предержащими, уже отобранном наследстве, и ныне царствующего и - что уж там! - вполне законного монарха. А для друга прелата, гасконской ли. хитрющей, ищейки лиса, д Артаньяна, что словно из породы и созвездия, небесных и земных, и Гончих, Псов, воинская присяга королю - это не шутка. не звук пустой, ни эхо, да не в горах, - на ровном месте. Это - Долг. Священный долг. Дворянский высший кодекс Чести. И верный слову, и своей присяге, в разоблаченном ли, внезапностью, и словно кем-то предрешенной, сорвавшемся ли заговоре, он должен, слепо повинуясь и приказу слепого гнева зарвавшегося и зашедшегося, в безумьи, мертвом, сумасшедшим, расколотого сердца короля, он должен будет - иль убить, или доставить и на эшафот, всех заговорщиков ведь. ВСЕХ! А заговорщики - друзья ближайшие, и капитана королевских мушкетеров. И вот перед ним лицом к лицу, и неразрывная дилемма. Позволить - иль убить своих друзей. Иль изменить - и воинской присяге. И в том случае, как и в другом, это будет уже им трактоваться и как измена самому себе. В обоих случаях он станет проклинать себя. И самого себя считать он будет - прОклятым. Нелегкий выбор, да? Д Артаньян пытается спасти своих и беглецов изгнанников, навеки обреченных уж друзей. Уже - в Бретани. На Бель-Иле. И в окружении и верных, друг другу преданных, мятежникам ли королевским, рыбаков. А вот со стороны Арамиса как все это выглядит, а? Рассчитывая, Веря, и в безусловный успех своего гениального предприятия, прелат вовлек в него и беднягу, бедолагу Портоса. И по существу, подставил под удар, и себя, и в своем и горе ли злосчастии, по-прежнему несчастного и безысходно обреченного Филиппа, которого он - но не скажу, что без зазренья совести совсем! - бросает, в ему давно представленную, предназначеньем роковым еще и до конца не выпитую участь, да и Фуке он оставляет и на произвол Судьбы, когда бросает проклятие -заклание, "благословенье" и кровавой ли анафемы последнему в лицо...Чего уж тут сказать о д Артаньяне! Что это, как не, своего ли рода, переосмысление-трактовка, и поневоле, и в исступленье -забытьи, и одержимого и Духом-бесом, и чашей муки выпитого Рока, на грани ли безумного безбожия-неверия, и в гены, в кровь впитавшейся ли Веры, и одиночеством душевным предначертанного, забывшего удел своих друзей, и нынешних, и бывших, что это, как не предательство Иуды, - и д Артаньяна, - Арамисом?! А сцена примирения друзей и заключение, друг друга ли в объятия. Доверие и Вера непогрешимого и скептика извечного и д Артаньяна в Арамиса, - это НЕЧТО. И это лишь Душа. И это - Сердце. Для Арамиса обмануть д Артаньяна - это Честь. И сам прелат и глубоко раскается ведь в этом..Благородство. Дружба. Да. Но в обмане изощренном Арамиса, есть что-то, нечто нехорошее. И в этом нечто нехорошем, тоже предательства иудиного суть.. А в остальном, СТЕЛЛА, о чем Вы говорите в скрытом тексте, - все в порядке. Все хорошо. И просто здесь, чисто по-человечески, и я Вас понимаю. СПАСИБО ВСЕМ, ДРУЗЬЯ МОИ!
Орхидея: Стелла пишет: Противниками они, по сути, были с самого начала. По факту, да. В Фонтенбло они просто внесли ясность в свои отношения. А в Виконте - уже разные устремления. По сути: Арамис и д'Артаньян, по сравнению с Атосом и Портосом, остались ни с чем: у них, у обоих, нет ничего своего: ни дома, ни состояния. Есть только амбиции, и вот они, волею Дюма, приходят в противоречие друг с другом. Пожалуй, это апогей их конкуренции. Это уже не просто терки, это натуральнейшая дуэль двух умов, двух хитростей на протяжении всего романа. И даже тут они закончили в ничью. Да, для них немыслимо скрестить шпаги, они слишком хорошо помнят Королевскую плошадь. А этот урок сохранения отношений, несмотря на разницу взглядов и принадлежность к разным партиям, всей четверкой был отлично усвоен. Но выяснять, как всегда, кто ловчее, ничто не мешает. Они не устраняются из самой борьбы партий - для таких деятельных людей это было бы невозможно - но существует табу на действия, угрожающие непосредственно друг другу. Дженни, дружба у д'Артаньяна всегда стояла выше присяги. Конфликт между долгом и дружбой - его основной внутренний конфликт, это совершенно точно. Но что д'Артаньян устроил после приказа арестовать Атоса? Просто подготовил другу побег в Англию. А когда Атос отказался, отправился скандалить с королём и примерялся заколоться у него на глазах. Где-то капитан даже прямым текстом говорит, что выполнит любой приказ, даже неприятный и несправедливый, но если он направлен против его лучших друзей, тут уж извините. А друзьям, как назло, всем сразу приспичило испортить с Людовиком отношения. Неприятнейшее положение. И ради друзей д'Артаньян не раз шёл на откровенную измену. Вот ещё интересное наблюдение. Людовик отлично понимал, как пожелает действовать д'Артаньян, осаждая Бель-Иль. Друзей на виселицу он точно не притащит, а помочь им удрать - это с удовольствием. Отправить капитана с войском на Бель-Иль - это даже не проверка на верность, это такая суровая мера укрощения норова. Не будет друзей, не будет повода взбрыкивать. И д'Артаньян никак не сможет помешать этой рассправе при всей своей строптивости. Но стоило гасконцу признать себя побежденным и покориться, как Людовик сразу соглашается помиловать Портоса и Арамиса. Просто совпадение? Скорее расчёт.
Стелла: Но стоило гасконцу признать себя побежденным и покориться, как Людовик сразу соглашается помиловать Портоса и Арамиса. Просто совпадение? Скорее расчёт. Орхидея - вы правы. У Людовика расчет идет впереди чувств после отказа от Манчини. Король сделал выводы: там, где присутствует власть - не место сантиментам. Хотя, он играет этими чувствами, когда ему выгодно. Наверное, только тогда можно было его по-настоящему пронять, когда ему в лицо бросали правду. Как сделал это Атос. Как сделал это д'Артаньян. Тогда чуть приоткрывался запертый на все замки и все засовы государственник, и чуть проявлялся человек. Но не надолго! Наверное, потому и терпят поражение все четверо друзей с этой государственной машиной, что она не терпит искренности, правдивости, прямоты суждений и независимости. Отныне - это все привилегия только короля. И д'Артаньян, согласный полировать атласными туфлями паркет в королевских покоях - это тоже символ - символ поражения былой феодальной вольницы.
Констанс1: Стелла , или мне изменяет память, но д Артаньяна полирующего атласными туфлями дворцовый паркет, что то не припомню Он всегда или в походном наряде, с дороги перед королем предстает , или в форме Капитана мушкетеров. Орхидея , согласна с Вами самый основной конфликт Д Артаньяна в " Виконте"- кофликт между присягой-долгом и дружбой. Ну, а когда он остался один, его внутренний конфликт был исчерпан, ему некого было больше любить, так что остался только долг.Он ведь о том, что Арамис жив, все эти 4 года не знал, Значит, после сообщения о смерти Портоса вестей от него не получал. Вот он и графский титул принял, автор специально отмечает, что Д Арт не сделал бы этого будь жив Атос.И в Пиньероль поехал по королевскому приказу, и спокойно инспектировал там , как содержат Фуке и Железную маску. А мы знаем, что Фуке содержали сурово и по версии Дюма Филиппа тоже. Ведь уже нет Атоса ,чтобы сказать что все дворяне братья, нет Рауля, чтобы разбудить любовь и жалость, нет Портоса с его огромным чувством справедливости и любви к друзьям. Остается думать только о себе и своей мечте: Маршальском Жезле. А сие полностью во власти короля, ну и немного Кольбера. Ну что ж, можно спокойно исполнять все королевские приказы, ведь друзьям они уже никак не могут навредить.
Стелла: Констанс1 , в тексте этот момент, когда д'Артаньян говорит о себе, будущем, покорившемся королю, есть этот момент. Mais pourquoi dire tout cela ? Le roi est mon maître, il veut que je fasse des vers, il veut que je polisse, avec des souliers de satin, les mosaïques de ses antichambres ; mordioux ! c’est difficile, mais j’ai fait plus difficile que cela. Je le ferai. Pourquoi le ferai-je ? Parce que j’aime l’argent ? J’en ai. Parce que je suis ambitieux ? Ma carrière est bornée. Parce que j’aime la Cour ? Non. Je resterai, parce que j’ai l’habitude, depuis trente ans, d’aller prendre le mot d’ordre du roi, et de m’entendre dire : « Bonsoir, d’Artagnan », avec un sourire que je ne mendiais pas. Ce sourire, je le mendierai. Etes-vous content, Sire ? Вот он и графский титул принял, автор специально отмечает, что Д Арт не сделал бы этого будь жив Атос. А вот этого - я не припомню. - Et vous n’étiez qu’anspessades des tiercelets, reprit d’Artagnan avec enjouement. Il n’importe, mais c’était le bon temps, attendu que c’est toujours le bon temps quand on est jeune... Bonjour, monsieur le capitaine des levrettes ! - Vous me faites honneur, monsieur le comte, dit celui-ci. D’Artagnan ne répondit rien. Ce titre de comte ne l’avait pas frappé : d’Artagnan était devenu comte depuis quatre ans. Говорится, что д'Артаньян не удивился, что его назвали графом, так как принял этот титул четыре года назад. Атос и его смерть тут не при чем: капитан не получил Ла Фер.
Констанс1: Стелла .Д Арт не получал титул графа де Ла Фер.Почему то мне запомнтлось,что он вообще бы не принял графский титул, если бы Атос был жив. Наверное, я так решила, потому что он граф 4 года,столько сколько нету в живых Атоса. А Д Артаньян-граф под своим именем.
Стелла: Естественно, что он получил графское достоинство для поместья предков.
Дженни: ОРХИДЕЯ! СТЕЛЛА! Я согласна с Вами, что фраза Арамиса, равно как и заключенная в ней мысль, - "Пора скорее поджечь порох. д Артаньян почуял подвох" - несет в себе самой, все то же самое зернышко диаметрально противоположного и политического противостояния-противоборства. В том все - верно. Близкие и верные друзья, пусть не по крОви. но по Духу - братья, они - соперники и противники в своей политике-борьбе. Да, в д Артаньяне, наверно. еще сызмальства, изначально живет и присутствует лидерское начало. Что Арамис еще едва-едва пестует в себе. Как раз в силу различия темперамента обоих. А авторитет Атоса среди всех троих удивительно, на редкость высок. (Здесь я имею еще ввиду и Портоса, если что).. И в третьем томе "Виконта де Бражелона" - в - их конкуренции - и д Артаньяна с Арамисом, наступает невольно апогей. Апофеоз. И кульминация - высшая точка в развитии действия на Театре. Они скрестили свои шпаги. Но это уже чистейшей воды - иносказание. Ибо это была дуэль двух мировоззрений и мироощущений. Двух восприятий и двух темпераментов. Двух хитроумий и лукавств. Двух душевных противоположностей и двух, и политических ли кредо. И это была дуэль - вживую и вслепую. Дуэль - с завязанными глазами. Где ни один из противников-соперников, где ни один из дуэлянтов, бродяг и забияк, не был не только сколько-нибудь серьезно ране. Но даже - ничуть, вот ни на толику и ни на йоту, ни разу не задет. Где никто не получили ни малейшей царапины. А встреча на Королевской площади в Париже, и та одухотворенно ли возвышенная, и страстная сцена, что разыгралась когда-то на ней, была слишком еще свежа, и в памяти обоих. Словно никогда не заживающая рана. Что истекает, и капля за каплей, живою и алой, горячей и горящей, по-прежнему, кипучей кровью. Ибо года - совсем не властны над всеми этими людьми. Что, так или иначе, а неминуемо, неотвратимо, должны были все же, когда-либо столкнуться. И их пути, и их дороги должны были где-то, когда-то, - неумолимо, властно пересечься. В замысле, во власти, иль в тенетах Рока. Во власти, замысле, тенетах ли, Творца. Они точно, математически, просчитывают, живо и расчетливо ли выверяют, свои все шахматные ходы. И в лабиринте своих хитроумных и тончайших, лукаво изощренных, дипломатических, изрядно комбинациях, игроки, и ловкие и опытные, и до безрассудства, до необузданности отважные и смелые военные, умеющие, привыкшие вновь рисковать, не только собственною шкурой, а также - шкурою - чужой, и давая иной раз своему сопернику-противнику и шанс и фору - на сто очков вперед, они ловко и умудренно разыгрывают все свои партии. Причем каждый, в сокровенности, в исповедальности, и каждый раз, - свою. Но "шахматная"партия-дуэль, закончилась - вничью. Это Вы снова верно и точно подметили, и ловко ввернули, ОРХИДЕЯ! А внутренний конфликт меж долгом и дружбой в них изначально уже заложен. И в Д Артаньяне. И в Арамисе. Дружба для д Артаньяна действительно - ВСЕ. И, ради Атоса, он впрямую идет, и на прямой, и на живой, на разрыв с королем. Угрожая, во внутренним взрыве и Души, мозга, убить себя (И он бы сделал это, не задумываясь ни на долю, ни на полдоли секунды. ДА!) И устраивая своему опальному другу сначала - побег - изгнание - в Англию. А затем и - свободу из-под королевского ареста. Ради друзей он не просто готов свою лишь голову сложить. Он готов положить и за другИ своя, и до последней, и до прощальной капли крОви, - всего себя. Что и проИзошло, в конце концов, в финале. В завершении трилогии. И даже откровенная измена его здесь - не смутит. (смотря, конечно, ЧТО ИМЕННО, - считать и понимать, и воспринимать ли под изменой!..) Англия. Бретань. Бель-Иль-Сен-Амер, - могут кое-что об этом всем нам порассказать.. А друзьям его, слишком, чересчур занятыми своими собственными и личными проблемами, интригами, планами, заговорами и амбициями, и в голову не пришло, что они своего друга также подставляют под удар! И одному только Богу или Року, повсеместно, известно, чем все это лишь закончится, и наконец! Вот уж действительно, воистину, - ПРИСПИЧИЛО! И в этом Вы - вновь прАвы, ОРХИДЕЯ! Они там, понимаете ли, заваривают, ну уж очень уж КРУТУЮ! кашу! А д Артаньян - расхлебывай! Как-то это даже, и не очень-то по-мушкетерски..Да. Да, верно. Д Артаньян., и ни за что на Свете, ни за какие коврижки, не пошлет, и не потащит своих друзей опальных, да на виселицы, да на королевский эшафот. А вот помочь удрать - да лишь с большой Душой! И Людовик трезво и расчетливо провоцирует его, своего верного и испытанного в бесконечных переделках, капитана. Чтоб, значит, в попытке некой, усмирить и укротить лихой и бесшабашный, и необузданный, и необъезженный, свободно-вольный ли, и дерзкий вновь, гасконский норов. Нет друзей, как нет Любви..Нет друзей, как нет и страсти.. Нет друзей, как нет и Жизни. Нет друзей - как нет и Сердца. Нет друзей - как нет - Души. Нет друзей - как нет и крОви. Нет друзей - как нет и Бога.. Ан нет! Расчетец, и монарший, - НЕ УДАЛСЯ! И - НЕ ОПРАВДАЛСЯ! И с лихвой. Нехорошо, ваше величество! Ой, как НЕХОРОШО! Неблагородно. И - НЕБЛАГОДАРНО! - с вашей стороны! Бессмысленная попытка покорить и усмирить, склонить ли ниц, эту горячую гасконскую голову, уже тронутую мудрой сединой, как и лукавое и изощренное, и снова хитроумное, коварство замысла, разрушились. И провались - с треском. И со звоном. Как словно вечность в Лету утекла. И, словно сгустком ало-черной, воспаленной крОви, и Бесконечность, в Небо, в смерть ли, истекла. Как бьются, трескаются и жалобно звенят и тренькают, в своей прощальной песне, в осколках и обломках, и Закулисья-Зазеркалья, зеркала.. И строптивый д Артаньян взбрыкивает и взбрыкивает - вновь. И в помиловании Портоса и Арамиса в Бретани, на Бель-Иле, - здесь, все таки со стороны Людовика, холодный и пронзительный расчет. СТЕЛЛА! Монарх и вправду ведь играет страстями, чувствами, и эмоциями других. И расчетливый рассудок у него, почитай, что на целую голову, и своего Сердца, - впереди. Бывают у него свои, и сокровенные, и вновь исповедальные, моменты просветления. Не спорю. Но это - лишь мгновения..Когда Атос и д Артаньян ему в лицо, впрямую, на живую, и режет, без ножа, всю правду-матку. Все эти люди, доведенные своим отчаяньем до крайности, до пропасти, до бездны, слепой, и мертвой, и кровавой, нисколько не боясь, ни капли, за себя, что с ними будет, что после всего этого, может им грозить, ходят по краю-лезвию кинжала. по острию, стального, благородного, дамасского, и - обоюдоострого, - клинка. А к чему вообще приводит всякое столкновение всех подданных, и со своим монархом, - История сие ведь знает - слишком хорошо! И вот сбрасывается уже невольно так холодно ласкающий ли, лоснящийся, потертый, бархат, с прорезями маски. И, словно сбросив черную и обожженную ли шкуру, и как вторую кожу, отбросив в сторону ее, и как уже ненужную и бесполезную, изрядно ли поношенную, и вовсе уж, и бесполезнейшую вещь, сменив обличье, облик, образ, сверкая гневно, и метая молнии, широко открытыми, враз помутневшими, глазами,и словно опьянев от боли, и от душевной ало-жгучей крОви, нагой ли, остается, - Человек. Но все меняется. Едва лишь настает рассвет, как маска вновь надета на лицо. И воля собрана в кулак. Короля пришел в себя. И все начинается лишь сызнова. По кругу. И Верность Дружбе, и Любовь и Страсть, и преданность, и Честь, И искренность, и долг, все брошено внезапно под откос. Растоптано, раздавлено, поругано, и государственной, уже запущенной, махиной. А Сердце и Душа - да съедение и кровожадному ли Молоху. А Дух и Совесть, воля и свобода - глумливым надругательством, и слепо. и глухо, и мертво свистящими плетьми, бичами да побоями, - да на потеху и расправу хлесткой, лютой, и жерновам, и окровавленным, Судьбы. Все смелят-перемелят, в кровавое и зверское ли месиво, в тенетах Бога или Рока, и пустятся во все тяжкИе, да по наезженной, да по обкатанной, да по накатанной, и издавна наигранной ли колее, и заливаясь горько-стойким, и пьяным смехом, глумливым хохотом, шутов иль клоунов, иль гаеров-паяцев, над пораженьем вольности дворянской, как над самими, знать, собой, и лишь исходят-истекают, и вечно безысходной болью, на вечность-бесконечность обреченные, глухие и немые, слепые и кривые, эти жернова..И только плачут, плачут, плачут, мукой-кровью, смешные эти зеркала.. КОНСТАНС! Во всем том, о чем Вы говорите, есть своя лишь, горечь-безысходность Правды. Но все же внутренний конфликт Д Артаньяна, в его Душе, все же не исчерпан - до конца.. Хотя Атос и Рауль, и навсегда, ушли. И - в Небо. Вместе с Портосом. Что погребен навечно под стенами Локмарии. Что также вечно и бесконечно поют своей реквием и Песнь Гомера погибшему и добродушно-славному титану. Вспомните: КОНСТАНС: ведь д Артаньян, и в свое время, пытался предупредить Фуке и о его аресте. Пытаясь, как-то сгладить и королевскую вину. Еще о заговоре, и Арамиса и Филиппа, не зная толком - ничего. А много позже, уже в замке Пиньероль, куда был заключен и заточен бывший суперинтендант финансов (ибо эту высокую государственную должность, Людовик разумеется, поспешил снять с него, как поспешил избавиться, и от того человека, кого он называл, в бытность его еще - министром и премьером, в глаза и за глаза, под шепот ли льстивый, да шаркунов-придворных , конвоя и стражи, и знати, и свиты, словом, ведь, всего двора, просто - "Фуке, совершенно при этом, абсолютно игнорируя, причем и целиком и полностью, уважительное и любезное слово - "господин" ) капитан и королевских мушкетеров, обращаясь с ним и - теперь уже узником! - как и тогда, в зарешеченной карете, - вполне себе и доверительно и уважительно, пытался все же ведь облегчить его участь. Его горькую и стойкую, долю ли недолю.. Да и на острове Сен-Магерит, он с радостью восклицает: "Друзья мои! Кончилась моя ссылка! Слава Богу, я перестаю быть тюремщиком у юного принца! И это было уже его - последнее свидание. Прощание с друзьями. И фраза его вполне ведь справедлива: он - ДВОРЯНИН. А - не тюремщик. И здесь внутренний его конфликт, меж двух, а то и трех, огней, - в противоречиях военного: с долгом. Равно как - с Совестью. И - Честью. А вожделенная Мечта Его - Жезл, и Маршала Франции - неминуемо и неотвратимо, и неумолимо привлечет и приведет Его - к гибели. Чего Вы хотите? Ведь жребий - уже брошен. А выбор - уже сделан. И свечка зажжена уже старинной ли лампады. И теплится прощальным и последним огоньком. Игра и вновь в чет нечет. Иль рулетка. Да с Судьбою. Орел иль решка? Иль со щитом, иль на щите? Рок или БОГ?! А смерть уж косит свою окровавленную жатву да на поле брани. Мертвы, слепы, навек обожжены ее глазницы. И слепо щурится пугливая и нервная старуха. Ощерившись звериным ли, и хищным, беззубым ли оскалом. Мерцает и сияет, и зияет, и рвано-воспаленной и холодной,и жгуче рваной раной, - Небо. И вот уже непокой и неспокой, равно как и стойкая горечь и боли-обиды, изменчиво, глумливо, "сменяется и равнодушно-горделивым, безликим ли предвестьем, ощущением, холодного и вечного покоя"(М.Булгаков №Мастер и Маргарита" И зажженная, уже нездешними свечами, расцвеченная, и уже нездешними, прекрасными и мертвыми, безлико равнодушным, и бело-льдистыми цветами, и беззвучно льющимся ли серым, потоком лунно-невесомой взвеси, кипучим и горящим, безмолвием-безвременьем,и припорошенным ли сиво-сизым пеплом-пеклом, и распаленным и расплавленным, и раскаленным, буквально дочерна, и докрасна, и добела, и словно адским пламенем-огнем, и впавшая, как Детство, в Бесконечность, безумием беззвездия пылающая вечность, все это то, что надо лишь переосмыслить. И - осмыслить. И Песня Тьмы - как плач и Песня ВЕтра. Что вездесущая и всепоглощающая, как мудрость ли исконная, и вещего ли Времени. Познают таинство и тайну, и в Закулисье - Зазеркалья, и прячут вновь, и изнывая исповедально-сокровенным, рыдания глухие и немые, и словно вопль ли боли, сладкой муки, как наваждение и морок, как белый призрак-сгусток меняющего все свои и очертания и отражения расползавшегося и распыленного, янтарно-золотистыми, осенними пылинками-крупинка, и пьяно-рваного фантома ли тумана, глотают, разрывом и изломом остро воспаленных сгустков, черно-алых ли аорт, и скалят желтые гнилые зубы, и в Искусе ломают руки, и плачут вновь больные и нагие, упрямые, смертельно ли уставшие, и грешные, познавшие осколки страсти и в кровь разбившихся зеркал, и в опьянении-горении, светящихся дождей, в невольной ли вине, и обожженные огнем светальным, двойники. И пьют свою, и крОви, чашу. Как Осень пьет бокал вина. И терпкого и алого, и жгучего и сладкого. Хмельного и густого. И одиночеством душевным запоздалого. Багряного и алого, И золотистого ли янтарного. И вновь цыганской шалой ворожбой, и в чарах ведовских и колдовских, и поневоле завораживающего. И, в пламени пурпурного огня, и раной страсти ли пьянящего. И пьяно-красного. Как кровь. Отдающая солью и гневного, ревущего ли гневом сИвучей, и бело-пенного, жемчужного, кипящего прибоя. Что остывает, засыпая холодной серой, и луннозвездчатой ли стынью на искусанных, в молитве ли божбе, проклятии-заклятии, в кровавом ли жертвенном заклании, внезапностью закушенных, обметанных и золотистой, ягодной ли сыпью, листвой, светальной и горящей, и без ножа изрезанной, во мгле густой, обсыпанных, осыпанных,обсыпанных, касаются и смерти хладным льдистым поцелуем, что Жизнь уж не вдохнет, и в опоенное морозной хрупко-тонкой, узорчатой ли свежестью, дыханье, и запотеют вновь сверкающим и утренним морозцем уже ли на холодных, в злости, в гневе, или в невыплаканной, невсплаканной ли Нежности, угрозой Небу, уже прикушенных губах. И оседают, опадают звезды в ладони и в глаза и на ресницы. И тонут привкусом, и робким и несмелым, в осеннем послевкусии никем не знаемой, виной. И трачены осенним ли и пьяно-мертвым алкоголем, и сивой, сизой сединой припорошены, и пьяной мудростью, как пеплом пекла, припорошены, вискИ. Бесцветной бабочкою-молью, что крылышки и легкие, и белые свои, вновь бесконечно-вечно обжигает, в разлитых всплесках лавы и лавины вырвавшегося, и словно где-то изнутри, и из глуби, и из нутра, и мареве багряном и багровом, и синью ли расцвеченного и пламени, и в золотом сечении-сплетении, и хрупких ли ажурных, светальных паутинок, в витиевато ли замысловатых, узорах, и золотых, светящихся, горящих, и лунно-невесомых, смешных пылинок и дождинок, что каплями проложат ли невольные и тонкие, и след- дорожки, и на обветренной, и льдом ли наледи и накипи, внезапно вдруг, и снова обожженной ли щеке, и в отражении и сгустке, и сплаве-преломленье призм, и солнечного Света, упрямо бьющего в огромные горящие зрачки, вновь жжет, и, словно ядовитым жалом, впиваясь лишь во вспоротые вены, и рассекая надвое, в осколки и лохмотья, мельчайшие частицы и крупицы ткани, и иссекая синевато ли багровыми, и шрамами-рубцами, и словно бы лучами, ночными и блаженными и далеко у же нездешними, и кожу, неуловимо ли поет Песнь Света, расплавленное в кровавой мертвечине, серебро. И Черный Человек сыграет где-то реквием, и в "человеческом регистре" крика, стона, вопля, и захлебнувшегося и задохнувшегося, в звериной, в, нечеловеческой, безмерно, непомерно, и вновь ли непереносимо, ревущей зверем, смертно раненным, в кровИ, и до сих пор неизреченной, и до сих пор неизмеримой ли, и чашей яда ли растравленной, растоптанной, раздавленной, тоской поруганной, оргАна. И выпьет, выльет, отыграет, и ноту "СОУЛ, там, за мертвым, волглым, навек осклизским ли, зверинно ли ощеренным оврагом, и пальцами сухими, и кистью сильной и широкой, сыграет сагу, немеряно и льющейся кровищи, какой-то старый, мудрый органист. Взгляни и оглядись, вдохни морозный чистый воздух. И пойми: слетает в свой горящий день, лучащийся светальностью багрянца и румянца, искрящийся и золотящийся на Солнце, игривым мудрым лисом подмигнувший, и грусть улыбки ли, дождя звенящею, и золотисто-карею, смешной, задорною капелью, вновь смахнувший, лукавой мудростью, осенней ли, мелькнувший, в неведомую синь, в сиянием листвы, неповторимо лишь мерцающую просинь, в свою последнюю, прощально ли венчальную лишь, Осень, и вальсом ли Любви подхваченный, и жаждой страсти ли, и волшебством, и колдовством, и ведовством, и в рябь, в явь седой волны, и в Ночь безумия-веселья Бога Локи и, в сумасшедшей ли молве, в ночной блаженной, невидимой ли глазу, тишине, в пророчестве-предвестии,в безмолвии-беззвездии, в предначертанье ли беззвучия безвременья, и в сумерек таинственных, загадочных сумятице, и золотистом сыре ли, и в запределе-беспределе, и в необъятном Бытии-небытии, живой Седьмой Луны, и необъятно вновь светальностью лукавинки охваченный, плененьес Света Белого и Божьего, в волнении, неверии, безбожия, в огне ли лунном, в звездном пламени, в лавине-накипи, и в лаве, уже проснувшихся, и выпетых вулканов, и страстно ли захваченный, изрезан вновь, и в острие клинка, и в одиночестве душевном, последний и кленовый, лист. И Кто-то вывернут и выхлестан нутром-Душою наизнанку. И Кто-то внемлет, в отклике и в отсвете, и в бликах ли рубца, кроваво-алого и пьяно-рваного рассвета, что гладит лаской Божьею, предсмертной, и воспаленно-вспоротую кожу, и на призыв, хрустально и звеняще сокровенный, и молвит-молит в исповедь, в нагую, и дотла, по капле, заживо сожженные, и Красотою заповедной мира, и вновь ли вспОенные вены, живого и больного, расколотого, надвое ли, Сердца. И Кто-то вымолвит, и странные , старинные, и вещие, сказания, легенды, и предания. И Кто-то, альбой крОви Розы, вновь не заставит замолчат серебрянные струны, когда-то, и в припадке, и в лихорадке-плаче, в горячке-сумасшествии безумья, на землю мертвую и мокрую и волглую, и в Осени, осклизской и янтарной, и в капищах и игрищах, неистово и бешено, и ало-рваной мукой, ревниво ли хохочущих Богов, и бесновато, одержимо, оглашенно, и словно в вечность-бесконечность, с лихвой ли сброшенного альта.. И мертвый искус Смерти словно вопрошает немым, безгласным, во мгле густой, пустой и желтой, и в искушенье, в песне -плаче, отравленно-расплавленной, раздавленно- растоптанной, и зверем хищным, вновь беснующейся ли Тьмы: "Кто следующий? КТО?!" И, еще, КОНСТАНС: Хоть "нет уже Атоса, чтобы сказать, что "все дворяне - братья", хоть нет Рауля, чтобы разбудить Любовь и жалость, нет Портоса с его огромным чувством Справедливости и Любви к друзьям, " все же остается - ЖИЗНЬ. СПАСИБО!
Агата: Стелла пишет: Наверное, потому и терпят поражение все четверо друзей с этой государственной машиной, что она не терпит искренности, правдивости, прямоты суждений и независимости. Отныне - это все привилегия только короля. И д'Артаньян, согласный полировать атласными туфлями паркет в королевских покоях - это тоже символ - символ поражения былой феодальной вольницы. ППКС. Символична сцена святотатства монарха над могилой людей, проливавших кровь за него и его отца. В ней предельно ясно высказано отношение этого Небожителя к людишкам, пушечному мясу. Один, образно говоря, "плевок" на могилу и не надо никакого поясняющего текста. Гениально Дюма оперирует символами.
Стелла: Агата , вряд ли Луи знал, над чьей могилой растет кипарис, но где, в чьих былых владениях, проходит охота, он знать обязан был. А вот на это ему, воистину было наплевать!
Агата: Стелла пишет: Агата , вряд ли Луи знал, над чьей могилой растет кипарис Справедливо, вряд ли Луи было это известно. На мой взгляд, у этой сцены символическая смысловая нагрузка и никакой иной. Пренебрежение было заявлено, остальное лишь частности.
Орхидея: Не то чтобы пренебрежение было умышленным. Просто так совпало. А символический смысл ещё как есть. Новая молодая эпоха блистает и радуется жизни на могиле старой, и ей безразлично, на чьих костях она танцует. А д'Артаньяну и Арамису, которые пережили уход своего времени и смотрятся теперь как музейные антиквариаты, остаётся только печально наблюдать это ликование. Но и в этом ликовании есть горчинка - веточка кипариса, преподнесённая Людовику. Король пока силён и упивается жизнью, любовью, надеждами, но и у его эпохи будет свой закат, и тоже кто-то станцует на её костях.
полная версия страницы